Вторичные ролевые категории.

Роль образуется из личного и коллективного поведения. Она состоит из двух частей: она — коллективный знаменатель и она же — индивидуальный диф­ференциал (96).

Я. Л. Морено

Психодраматические роли.

В целом человеческие роли не являются абсолютны­ми. Они проникают друг в друга, дополняют друг друга и друг друга сменяют. В сумме они составляют специфи­ческую личность человека. Психодраматические роли, равно как и консервированные роли, которые будут об­суждаться в дальнейшем, не образуют самостоятельных ролевых категорий. Однако именно они раскрывают че­ловека в его индивидуальном своеобразии. Все роли, в которых действует протагонист в психодраме, являются психодраматическими. Проигрывая их, он демонстриру­ет свое поведение в реальных жизненных ситуациях, в своем историческом существовании или в сценах, про­истекающих из его фантазии. Психодраматическое роле­вое поведение связано с актуальным моментом и по своей спонтанности и эмоциональности неповторимо. В психодраматических ролях воспроизводятся индивиду­альные различия коллективных ролей. Психические корреляты всех без исключения ролей — так называе­мые психические роли — особенно отчетливо проявля­ются в психодраме. Этим объясняется, почему термины «психическая роль» и «психодраматическая роль» порой употребляются как синонимы (96).

Индивидуальная дифференциация психодраматиче­ской роли становится возможной благодаря тому, что в психодраме проигрываются не просто роли «супруги, матери, отца, ребенка, врача и т.д.», а проигрываются роли совершенно определенной супруги, ни на кого не похожей матери, единственного в своем роде отца, конк­ретного ребенка, определенного врача, то есть в их не­повторимости, изменяющей заданную стереотипную ролевую схему. Индивидуальное своеобразие и судьба че­ловека — в достаточно прочных рамках его генетическо­го «оснащения» — в значительной степени определяются межчеловеческими констелляциями, обусловливающими его психодраматические роли и оказывающими решаю­щее влияние на его ролевое поведение. «Любая психо­драма показывает, что «роль» представляет собой межчеловеческий опыт и что для ее актуализации тре­буется, как правило, не менее двух человек» (96). Так, например, на социальном уровне роль учителя актуали­зируется только благодаря наличию учеников, роль от­ца — благодаря его детям. Совершенно аналогично меж­человеческие констелляции актуализируют психодрама­тические роли индивида. Подобные констелляции могут быть настолько мощными, что, на мой взгляд, следовало бы говорить прямо-таки о «констелляционном гнете». Под влиянием таких «констелляционных гнетов» возни­кает соответствующее специфическое ролевое поведение, связанное с самыми разными ролями. На психодрамати­ческой сцене, однако, человек обладает большим «про­стором» для проявления своей спонтанности, нежели в условиях с трудом изменяемых «констелляционных гне­тов» жизни. От спонтанности зависит, сохранит ли он вопреки всяким нажимам достаточную ролевую гиб­кость, сумеет ли он справиться благодаря новому поведе­нию с данной ситуацией или уступит под ее давлением. Для спонтанного изменения поведения в психодрамати­ческой роли предоставлена полная свобода.

Консервированные роли.

Конечным продуктом креатив­ного духовного

процесса являются культурные консервы (92).

Я. Л. Морено

Под консервированными ролями Морено понимает со­храненные благодаря вспомогательным техническим средствам, например в письменности, и репродуцируемые роли. Классическим примером является театральная роль. Она предоставляет исполнителю относительно мало свободы для изменения роли. Люди в ней изображаются в своей неповторимости, однако не сами по себе, а с точки зре­ния драматурга и интерпретации режиссера и исполнителя. Консервированные роли строго привязаны к тексту.

Они как угодно часто могут повторяться в полном со­ответствии с текстом одним и тем же исполнителем или новыми актерами.

Степень консервации театральной роли определяется степенью ритуализации исполнения. Культовый театр, с которым мы сталкиваемся, например, в «Драме литур­гии» (Гвардини), в японском «Ыо»-театре, полинезий­ском театре-святилище, с его расписанным вплоть до жес­тикуляции и мимики действием, почти полностью исклю­чает какую бы то ни было индивидуальную спонтан­ность. Чем большей степенью свободы для интерпретации и сценического решения роли обладает актер, тем больше он наполняет консервированные роли жизнью. Но даже в ролевых каркасах русского революционного театра или в заготовленных типах commedia dell' arte возможность спонтанной трактовки роли остается ограниченной — она не должна затрагивать установленного содержания. По­этому, по мнению Морено, креативная трактовка роли, основанная на экзистенциальном переживании индивида и на реалиях его жизни, в консервированных ролях теат­ра невозможна. Это маски, которые не образуют онтоло­гического единства с исполнителем. В лучшем случае они допускают варьирование заданными элементами в уста­новленных рамках. Игра детей, равно как и «игра» реаль­ных людей в жизни и в психодраме, напротив, являет со­бой спонтанный творческий акт.

Условность ролей

Выше нами было показано, каким образом Морено, основываясь на феномене роли, разработал новую, все­объемлющую прагматическую антропологию. Очевидной стала также и диалектика между ролью и спонтанно­стью. В мореновском труде содержится, однако, еще одна важная идея о диалектике между связанной с роля­ми личностью человека, его бытием, и независимым от ролей абсолютным «бытием как основой бытия собствен­ного». Если, с одной стороны, человек раскрывается и самоактуализируется в своих ролях, то, с другой сторо­ны, он и возник, и по-настоящему свободен только вне ролей — в своей космической трансценденции.

То, что подразумевает под этим Морено, станет по­нятным только из следующих глав. Тем не менее в за­ключительной части нашего обсуждения теории ролей следует упомянуть его представление об условности ро­лей. Оно отчетливо выражено в одном стихотворении из его раннего, анонимно изданного поэтического сборника «Завещание отца» (79):

Держись лишь одного того,

Что начертано в душе твоей. Держись лишь одного того,

Что я напел в душе твоей.

Будь верен лишь душе своей, Останься моим сыном.

И если кто-нибудь придет и спросит,

Какое твое имя,

Ты загляни на дно души своей

И громко отвечай:

В моей душе нет имени.

И если кто-нибудь придет и спросит,

Какого рода ты,

Ты загляни на дно души своей

И громко отвечай:

В моей душе нет рода.

И если кто-нибудь придет и спросит,

Какой ты веры,

Ты загляни на дно души своей

И громко отвечай:

В моей душе нет веры.

В моей душе отец, Лишь он один.

В моей душе нет имени, Нет рода в ней.

Нет веры в ней.

В моей душе отец,

Лишь он один, отец мой в ней

И я — его сын.