Святейшого митрополита ефессского, кир Марка евгеника, исповедание правой Веры, изложенное на соборе, бывшем с латинянами во флоренции.

1. По блогодати Божией, наставленный благочестивыми догматами и во всем последуя Святой и Кафолической Церкви, я верую и исповедую, что Бот Отец — единый безначальный и безвиновный, и — Источник и Вина Сына и Духа: ибо от Него рождается Сын и от Него исходит Дух; как ни Сын не участвует в исхождении (Св. Духа от Отца), так и Дух — не участвует в рождении (Сына от Отца); или иными словами, — Оба являются "Происхождениями" и то — совместными Друг с Другом, как учат богословы Отцы. Поэтому-то и говорится, что Дух Святый исходит "через Сына" —, то есть — "с Сыном", и как Сын (происходит от Отца), хотя и не образом рождения (γεννητώς), как — Тот; ο Сыне же не говорится, что Он рожден "через Духа", по причине того, что (уже само) имя Сына указывает на родственность определенного характера, дабы не подумали, что Он есть Сын Духа.О Духе говорится, что Он — "Дух Сына", по той причине, что Он свойственен Ему по естеству и через Него является и даруется людям; но Сын и не есть и не именуется "Сыном Духа", как говорит Григорий Нисский. Если же изречение "через Сына исходит" являет вину (бытия Св. Духа), как это говорят новые богословы, а не — то, что Он через Него просвещает и является и вообще вместе с Ним происходит и сопровождает Его, как говорит божественный Дамаскин, то все богословы по очереди не отнимали бы, столь подчеркнуто, от Сына Вину (бытия Св. Духа); один из них говорит: "Единый Источник (т. е. единственная Вина) преестественного Божества — Отец, и этим Он различается от Сына и Духа" 126); другой так говорит: "Единый нерожденный и единый Источник Божества — Отец" 127) — т.е. единая Вина, как и единый безвиновный; иной же говорит следующее: "Все, что имеет Отец, имеет и Сын, кроме свойства быть Виновником" 128); иной же так говорит: "И римляне не делают Сына Виною Духа" 129); а иной так богословствует: "Единый Виновник — Отец" 130); а в другом месте так говорит: "Сына же не именуем ни Виновником, ни Отцем" 131); в ином же месте он говорит следующее: "То, что соответствует Источнику, Вине, Родителю — только к Отцу должно относиться" 132); и ставя "через" в отношении Сына, этот тончайший богослов — Дамаскин, не исключил бы "от, из", если бы это было уместно; ибо в восьмой главе Богословских Суждений он так говорит: "Мы не говорим, что Дух происходит от Сына, но именуем — "Духом Сына" и исповедуем, что Он через Сына является и подается нам" 133); он же в тринадцатой главе говорит еще так: " (говорится) "Дух Сына" не в том смысле, что Дух происходит от Сына, но что через Него Дух исходит от Отца: ибо только Отец — Виновник " 134); в конце послания к Иордану он пишет следующее: "Дух воипостасный — Результат Исхождения и Изведения от Отца через Сына, но не — от Сына, ибо Дух, возвещающий Слово, есть Дух "уст Божиих" 135); в слове же на погребение божественной Плоти Господней он говорит так: "Дух Святый Бога и Отца, как от Него исходящий, Который, говорится, и — от Сына, как через Него являемый и подаемый твари, но не от Него имеющий бытие" 136). Очевидно, что предлог "через", там где он означает посредничество в отношении вины (μεοηείαν αιτιώδη) и ближайшую вину, как желают латиняне, имеет то же значение, что и предлоги "от, из", и может один заменять место другого в тождественном значении, как напр. — "Стяжах человека Богом" (δια τον θεοί) 137, το есть: — "от Бога" (έχ του θεού);или "муж через жену" (δια γυναικός) 138, τ. е. — "от жены" (εκ γυναικός). Поэтому, когда исключается предлог "от, из" (έχ), το — ясно, что вместе с этим исключается и понятие виновника. Итак, остается, что согласно понятию тонкого Богословия, в том смысле говорится, что "Дух Святый исходит от Отца через Сына", что, исходя от Отца через Сына, Он проявляется или познается, или просвещает или познается, как являющий (Христа). "Ибо Он имеет сей отличительный знак личного ипостасного свойства", говорит Василий Великий,- "познаваться после Сына и вместе с Сыном, и от Отца иметь бытие" 139). Этим он желает дать понять, что "через Сына" обозначает "с Сыном"; ибо и не иное какое личное свойство Духа Святого здесь приписывается по отношению к Сыну, как только то, что Он с Ним познается; и не иное какое — в отношении к Отцу, как только то, что Он от Него имеет бытие. Итак, если личное свойство, несомненно, должно отражать то, чего является личным свойством, то следовательно, Дух Святый не иное какое отношение имеет к Сыну, как только то, что Он с Ним познается; как по отношению к Отцу - что Он от Него имеет бытие. Итак, Дух Святый не от Сына исходит и не от Него имеет бытие: ибо что препятствовало бы тому, чтобы говорилось, что Дух Святый исходить через Сына, как это говорится: "вся" через Сына "быша"? — Но то, действительно, говорится и там предлог "через" стоит вместо предлога "от, из", но это отнюдь не говорится, и никто не найдет, чтобы где-нибудь говорилось, что Дух изходит через Сына, без того, чтобы упоминался Отец, но говорится: " ο т Отца ч е р е з Сына". Это же, отнюдь, не заключает необходимости, чтобы Сыну приписывалась Вина (Духа); посему-то выражение "от Сына" совершенно нигде не встречается, и ясно, что — недопустимо.

2. Что касается изречений Западных Отцев и Учителей, которыми приписывается Сыну Вина Духа, то я их и не знаю (ибо они и не были когда-либо переведены и не были одобрены Вселенскими Соборами) и не приемлю, замечая, что они — испорчены и имеют много вставок, как повсюду во многих иных книгах, так и в той, которая была представлена латинянами вчера и третьего дня — в книге Деяний Седьмого Вселенского Собора, в которой Символ Веры, находящийся в Соборном Определении, имел в себе прибавление (Filioque), которое когда читалось, какой стыд объял тех, знают присутствовавшие тогда. Но те (Западные Отцы) не писали ничего противного Вселенским Соборам и общим их догматам и, отнюдь, ничего не созвучного Восточным Учителям, и ничего — не соответствующего, ο чем свидетельствуют многие изречения их. Поэтому подобного рода опасные изречения об исхождении Святого Духа я отвергаю и, согласуясь со Святым Дамаскином, не говорю, что Дух происходит от Сына, хотя бы кто-нибудь иной и говорил это; и не говорю, что Сын — Виновник и Изводитель Духа, чтобы этим не ввести в Троицу Иного Виновника, и от этого разумелось бы наличие двух Виновников и двух Начал. Ибо здесь быть Виной не является свойством существа, так чтобы оно было общим и одним для Трех Лиц; и посему никак и никоим образом латиняне не избегнут двух начал до тех пор, пока будут утверждать, что Сын — Начало Духа; Начало — это личное свойство и им различаются Лица (между Собой).

3. Итак, во всем последуя Святым и Вселенским Седьми Соборам и просиявпшм на них богомудрым Отцам, я - "Верую во единого Бога Отца Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым. И во единого Господа Иисусa Христа Сына Божия, Единородного, Иже от Отца рожденного прежде всех век: Света от Света, Бога истинна от Бога истинна, рожденна, несотворенна, единосущна Отцу, Имже вся быша. Нас ради человек и нашего ради спасения сшедшого с небес, и воплотившегося от Духа Свята и Mapии Девы, и вочеловечшася. Распятого же за ны при Понтийстем Пилате, и страдавша, и погребенна. И воскресшого в третий день по Писанием. И возшедшого на небеса, и седяща одесную Отца, и паки грядущего со славою судити живым и мертвым, Егоже Царствию не будет конца. И в Духа Святого, Господа Животворящего, Иже от Отца исходящего, Иже со Отцем и Сыном спокланяема и сславима, глоголавшего пророки. Во едину Святую, Соборную и Апостольскую Церковь. Исповедую едино крещение во оставление грехов. Чаю воскресения мертвых. И жизни будущего века. Аминь".

4. Это священное учение и Символ Веры, возвещенный Первым и Вторым (Вселенскими) Соборами и санкционированный и подтвержденный прочими Соборами, — всей душею приемля и храня, я приемлю и целую с реченными Седмию Соборами и тот Собор, который был собран после них во время царствования Блогочестивого Царя Василия Ромейского и Святейшего Патриарха Фотия, и который был называем "Восьмым Вселенским", который в присутствии легатов Иоанна, блаженного папы Ветхого Рима, — Павла и Евгения епископов и Петра пресвитера и кардинала, санкционировал и подтвердил Седьмой Вселенский Собор и постановил сочислить его к бывшим прежде него Соборам, восстановил Святейшего Фотия на его престоле, а также осудил и анафематствовал, как это делали и прежде него Вселенские Соборы, тех, которые дерзают делать какое-нибудь новшеское прибавление или изъятие или вообще вносить какое-либо изменение в преждереченном Символе. "Если кто", говорит он, "помимо этого Священного Символ дерзнет иной писать или прибавлять или убавлять и дерзко отзываться об этом постановлении, да будет осужден и извержен из всего христианского общества" 140). Это же самое касательно оного прибавления в Символе говорит еще более широко и очевидно и папа Иоанн в послании к Святейшему Фотию. Этот Собор издал также каноны, которые находятся во всех сборниках канонов.

5. Итак, согласно постановлению, как сего, так и до него бывших Соборов, полагая необходимым сохранить Священный Символ Веры ненарушенным — так, как он был издан — и приемля то, что они приняли, и отвергая то, что они отвергают, я никогда не прииму в общение дерзнувших прибавлять в Символ новшество относительно исхождения Святого Духа, до тех пор, пока они пребудут в таковом новшестве. "Ибо бывающий в общении с отлученными от общения", говорится, "и сам да будет отлучен" 141). И божественный Златоуст, толкуя слова (Апостола): "Аще кто вам блоговестит паче, еже приясте, анафема да будет" 142) — говорит так: "Он не сказал: если бы они возвестили вам нечто противное или совершенно извратили бы, но если и нечто малое блоговестили бы помимо того, что вы приняли, или, быть может, что-нибудь изменили, — анафема да будет". И там же он говорит: "Необходима — умеренность, дабы не оказалось преступить закон" 143). И Василий Великий в "Подвижнических Наставлениях" так говорит: "Отвергать нечто из написанного или вводить нечто из ненаписанного — явное отпадение от веры и знак дерзости; ибо Господь наш Иисус Христос говорит: "Овцы Моя гласа Моего слушают"; а перед этим Он говорит: "По чуждем же не идут, яко бежать от чуждого гласа" 144). И в "Послании к монашествующим" он так говорит: "Если некоторые претендуют, что исповедывают здравую веру, имеют же, тем не менее, общение с инакомыслящими, если и после увещания не перестанут так поступать, то надлежит иметь и их самих не только отлученными, но даже и братией не называть". И прежде него, Игнатий Богоносец в послании к божественному Поликарпу Смирнскому так говорит: "Всякий говорящий паче, еже установлено, хотя бы и был достойным по вере, хотя бы и постился, хотя бы и девство соблюдал, хотя бы и знамения творил, хотя бы и пророчествовал, пусть будет для тебя как волк в овечьей шкуре, действующий на погибель овец". Да и какая нужда много говорить?! — Все Учители Церкви, все Соборы и все Божественныя Писания увещевают нас бежать от инакомыслящих и отступить от общения с ними. Итак, неужели же, всех их презрев, я последую за теми, которые под личиной ложного примирения призывают заключить Унию с теми, которые нарушили священный и божественный Символ и вводят Сына, как второго Виновника Святого Духа? Ибо прочие из нелепостей, из которых и одной только было бы достаточно для того, чтобы разойтись с ними, я оставляю в настоящее время не упомянутыми. Да не приключится мне когда сего, — о, Утешителю Благий! — да не отступлю до такой степени от себя самого и от здравых суждений, но имея от Твоего учения и Тобою одухотворенных мужей, да приложусь к Отцам моим, вынося отсюда, если не иное что, так — Православие (την ενοέβειαν)!

 

ГЛАВА VII.

Смерть Константинопольского Патриарха Иосифа. Обсуждение вопроса примата Папы и вопроса о том, в какой момент происходит освящение Свв. Даров на Божественной Литургии. Трактат Св. Марка Ефесского об освящении Свв. Даров.

 

Из содержания предыдущей главы и приведенных творений св. Марка можно видеть, какой напряженный характер приняли события. Уже вопрос шел не о соединении Церквей, а о жизни или смерти Православной Церкви. С одной стороны, мы видим предательство, сознательное и ничем не могущее быть оправданным, предательство Православия, поддерживаемое крутым нажимом с внешней стороны, как со стороны латинян, так и Императора; а с другой стороны, - мы видим отчаянную борьбу, ведомую единицами, а лучше сказать, одним единственным - святителем Марком Ефесским, при проявлявшейся иногда поддержке со стороны некоторых единиц, - борьбу за сохранение Православия, за нерушимость Православной Веры и святейших ее догматов.

В этой главе нам надлежит продолжить наше изложение последующих событий.

1О-го июня 1439 г. греческие представители узнали о смерти церковного главы их - Константинопольского Патриарха Иосифа. Патриарх был уже весьма престарелым и больным, как и большинство других греческих иерархов на Соборе. Мы можем здесь вспомнить, как в своем слове папе Евгению св. Марк говорил папе: "Он (Христос-Бог) побудил тебя, первенствующего среди священнослужителей Его, пригласить нас сюда, и подвиг благочестивейшего нашего Царя послушать тебя, а также сотворил нашего пастыря и Патриарха забыть старость и долговременное недомогание..." 1). Немного далее он говорит и это: "Возведи окрест очи твои и виждь старцев, достопочтенных и священных, уже весьма нуждающихся в одре и покое, вставших из своих пределов и притекших к твоему совершенству; собравшихся только по надежде на Бога и по любви к вам" 2). В истории Собора многократно упоминается о болезни Патриарха, который не мог присутствовать на тех или иных собраниях по болезни. Упоминается и о том, что над ним было совершено соборование. И все же смерть его была несколько неожиданным ударом для греков. Он был найден мертвым в своей комнате. На его столе лежало некое духовное завещание, последнее выражение своего мнения: "Extrerma sententia". Этот документ гласит: "Иосиф, по милости Божией, Архиепископ Константинополя, Новаго Рима, и Патриарх Вселенский. Придя к концу моей жизни, и уже на границе того, чтобы заплатить дог, общий всему человечеству, я желаю, по благодати Божией, открыто выразить в письменном виде для моих чад ту веру, которую я исповедую и под которой подписываюсь. Итак: все то, что признает и учит Католическая и Апостольская Церковь Господа нашего Иисуса Христа, находящаяся в Ветхом Риме, и я также признаю и торжественно подтверждаю, что я соглашаюсь со всем. В равной мере, я признаю Святого Отца Отцев, Высшаго Понтифия и Представителя Господа нашего Иисуса Христа, Папу Ветхого Рима. Также я признаю чистилище. В силу сказанного я подписываюсь. 9-го июня 1439 года, второго индикта" 3). Несмотря на попытки некоторых римокатолических богословов 4) доказать подлинность этого документа, однако, есть столько данных, говорящих о его подложности, что нельзя не видеть того, что этот документ является делом подделки, и то, сделанной даже не греками, из числа сторонников Унии, а именно латинянами.

Прежде всего об "Extrema sententia" совершенно не упоминает Сиропул, который враждебно относился к Патриарху Иосифу за его податливость сторонникам Унии и неустойчивость в делах веры; Сиропул упоминает даже мелочи и не скрывает подозрения, говорящие против Патриарха, и если бы "Extrema sententia" действительно существовала, он вряд ли бы не упомянул об этом. Не упоминает о таковом документе и св. Марк Ефесский. Георгий Амирутский и Георгий Гемист Плифон, оспаривая впоследствии характер Вселенского Собора, приписывавшийся Собору во Флоренции, ссылаясь на тот факт, что Патриарх не мог подписать Унии, не могли бы так говорить, если бы на лицо была его "Extrema sententia", о которой, следовательно, они и не знали; иными словами, которой и не было, так как, находясь на Флорентийском Соборе и занимая достаточно высокий пост (что относится особенно к Гемисту Плифону), они не могли бы быть в неведении о существовании такого важного документа, если бы он существовал в то время. Указав на последний факт, Frommann 5) приводит и еще два основания в подтверждение подложности сего документа: "Это писание настолько латинизировано и до такой степени мало соответствует мнению, высказанному Патриархом несколько дней перед тем, что его ложная подлинность очевидна". Затем, в "Extrema sententia" как дата смерти приводится 9-е июня 1439 г., между тем, согласно истории Дорофея Мителенского, Патриарх умер 1О-го июня.

Мы должны к сему присовокупить и тот факт, что в оффициальных источниках об Унии и декретах - этот документ и не упоминается. О нем не упоминают и не ссылаются на него ни латиняне, ни греческие сторонники Унии - хотя этот документ был бы весьма большой подпорой для них, если бы он, действительно, существовал. Кроме того, подобного рода "Extrema sententia" Патриарха прекрасно могла бы послужить вместо подписи его под Актом Унии и, нет сомнения, что она была бы присовокуплена к Акту Унии на греческом языке, под которым имеются подписи Императора и прочих греческих представителей. Но этого нет. Это - одна сторона дела. Другая - самый текст. Достаточно прочесть самый текст, чтобы видеть в нем грубую подделку: невозможно и абсурд допустить, чтобы патриарх Иосиф, который, как помним, с такой осторожностью относился к чести своего сана, считая его не меньшим сана папы, вдруг, стал бы называть папу "Отцом Отцев и Представителем Христа". Затем, совершенно ни с того, ни с сего, как бы наспех, прибавлено, что Патриарх признает чистилище. Несомненно, что этот документ является более поздним произведением весьма неумелой подделки.

Мы более подробно остановились на этом вопросе с той целью, чтобы несколько обелить память патриарха Иосифа. Современные историки причисляют его к числу скрытых противников Унии 6). Один из них так говорит: "Патриарх Иосиф во имя государственных интересов (икономии) желал Унии, уговаривал непокорных, но все время боролся со своим искренним православием, и эта борьба свела его в могилу, избавившую его от подписи под Соборным Актом" 7). Действительно, если мы просмотрим сохранившиеся исторические источники, мы не видим, чтобы Патриарх проявлял особое рвение к Унии. На открытии Собора он и не присутствовал вообще, избегал присутствовать и на друтих собраниях. Правда, он увещевал некоторых иерархов (особенно св. Марка Ефесского) пойти на соглашение с латинянами, но когда особенно ревностные сторонники Унии просили Патриарха наложить на св. Марка прещение за его непокорность делу Унии или хотя бы предать его суду Синода, Патриарх решительно отказался это сделать. При обсуждении вопроса, бывшего в Ферраре о том, нужно ли грекам переезжать во Флоренцию и продолжать дальнейшие переговоры с латинянами, он не проявлял своей воли ни в том, ни в другом отношении. Когда обсуждался вопрос о соглашении касательно "Filioque", то, как мы видели, он готов был принять латинский догмат, но скорее условно, а не фактически, ибо он говорил, что не допустимо вносить в православный Символ Веры какое-либо прибавление. Св. Марк Ефесский так говорит о последнем; говоря о сторонниках Унии из сроды греков, он пишет: "К ним причислился и Патриарх, будучи обольщен уже и сам, несчастный, жаждущий как можно скорее отбыть оттуда, хотя судьба гнала его к смерти" 8). У Патриарха мы видим две черты: слабохарактерность и лояльность к воле Императора, желавшего Унию ради политеческих интересов, и с другой стороны - желание не нанести ущерба Православию и достоинству Правславной Церкви, которой он был главенствующим Патриархом. И хотя, конечно, он не был духовным главой делегации и не проявлял в сущности никакой активности, как по причине болезненности и старости, так и известного несочувствия ко всему делу Унии, однако, смерть его, несомненно, была уроном для дела Унии; ибо в Акте Унии, этом плачевном для Православия документе, нет ни одной подписи, принадлежащей патриарху Православной Церкви, а тем более - знаменательно отсутствие подписи Константинопольского Патриарха.

Со смертью Патриарха, как говорит Сиропул, Император остался один в управлении Православной Церковью, и все дальнейшее всецело взял в свои руки.

После торжественных похорон Патриарха, похороненного в храме Санта Mapия Новелла во Флоренции, греки известили Папу, что желают как можно скорее закончить дело Унии, так как они не могут долго оставаться без Патриарха. Папа вызвал к себе трех митрополитов: Никейского, Киевского и Мителенского и просил их, поскольку греки и латиняне ныне находятся в согласии в догматическом вопросе, именно - в вопросе "Filioque", придти к соглашению и по другим пунктам. На это митрополиты ответили, что они не уполномочены дать оффициальный ответ, но личное их мнение таково: "У нас с времен Отцев употребляется квасный хлеб для Евхаристии, а у вас - безквасный хлеб, но оба обычая в равной мере хороши. Чистилище не является вопросом, который явился причиной раскола, и, следовательно, можно будет обсудить сей вопрос уже после заключения Унии. После заключения Унии, папа сохранит свой примат настолько, насколько это явится законным ему это приписывать. В нашем Символе мы не сделаем прибавления, но мы согласимся на то, чтобы в ваших церквах вы его сохранили. Мы признаем также, что принужденные необходимостью, по причине ересей, вы чрез это прибавление объяснили более наглядным способом, то, что заключается в Символе Веры, не, собственно говоря, прибавлением, но только благочестивым разъяснением, введенным в Символ. Два Символа (ваш и наш) - хороши и имеют тот же смысл. Наконец, мы допускаем, что освящение Свв. Даров происходит чрез произношение слов Господа нашего, хотя затем мы и молим Духа Святаго, чтобы хлеб и вино стали Телом и Кровию Христа" 9).

Хотя в этих словах и так уже находился, можно сказать, отказ от всего того, за что так пламенно и столь долгое время боролся св. Марк Ефесский, хотя греки и сделали большую уступку в ущерб православному учению, однако, и это не удовлетворило Ватикан, который требовал того, что называется "безусловная капитуляция" со стороны Православной Церкви. Выслушав ответ митрополитов, Папа потребовал оффициального (хотя и ответ митрополитов, в сущности, был оффициальным) и более, точного (т. е. более латинизированного) ответа греков.

13-го июня Император собрал у себя всех греков для обсуждения пунктов, поставленных Папой, но греки не могли выработать оффициального ответа и не хотели безоговорочно принимать все латинские пункты.

На следующий день Император, его брат Димитрий и несколько митрополитов явились к Папе и заявили, что греки не могут придти к соглашению с латинянами по вопросу чистилища. В ответ на это, Папа им направил прежний доклад латинян о чистилище (и который, кстати, так блестяще был опровергнут трудами св. Марка Ефесского в свое время в Ферраре). После сего Папа представил грекам хартулу (Chartula), которая заключала пункты, которые грекам надлежало принять, если они желают Унии с Римом. В то же самое время он уполномочил фра Иоанна Рагусского и Торквемаду выступить перед греками с пояснительными речами. "Chartula" заключала два предмета: примат папы и литургический вопрос, т.е. выяснение вопроса об освящении Свв. Даров и надо ли употреблять квасный или безквасный хлеб для Евхаристической Жертвы.

Говоря о примате папы, Хартула заключала в себе следующие слова которые должны были быть внесенными в Соборное определение (Акт) Унии: "Item similiter diffinimus sanctam Sedem apostolicam et Romanum pontificem successorem (esse beati) Petri et vicarium Jesu Christi, totius Ecclesiae caput, omnium christianorum Patrem et magistrum, et in universum orbem terrarum tenere primatum, atque eidem Sedi et Romano pontifici in beato principe apostolorum pascendi, couvocandi, regendi et gubernandi universalem Ecclesiam plenam potestatem esse traditam" 1О) (т. е. "Затем также мы определяем, что Святой Апостолический престол и Римский Понтифий является Наследником Блаженнаго Петра и Викарием Иисуса Христа, Главой всей Церкви, Отцем и Учителем всех христиан, и имеет примат на всем земном шаре, и этому Престолу и Римскому Понтифию, в лице Блаженнаго Князя Апостолов, передана полная власть пасти, созывать (Соборы), царствовать и управлять всей Церковью").

Относительно Евхаристии "Хартула" заключала следующие пункты: 1. нет различия, на чем совершается Евхаристия - на квасном или безквасном хлебе, 2. пресуществление Святых Даров происходит исключительно в тот момент, когда священник произносит евхаристические слова Спасителя. В своей речи Торквемада, однако, подчеркнул, что безквасный хлеб лучше соответствует Евхаристии и что только слова Спасителя имеют освящательную силу для Св. Даров.

Заседание закончилось речью Папы, который обвинил греков в том, что они освящают Св. Дары не словами Спасителя, а иными словами, и призвал греков принять "Хартулу" так, как она есть. "Чтобы заключить Унию", закончил свою речь Папа, - "необходимо определить 4 пункта: об исхождении Духа Святаго, о безквасном и квасном хлебе, о примате Римского Понтифия и о вопросе чистилища. Нет сомнения, можно было бы воздержаться от того, чтобы говорить в более специальных терминах о прибавлении "Filioque", и ограничиться определением догмата, но поскольку в течение дебатов, вы часто объявляли, что Римская Церковь была отлучена по причине этого прибавления, надобно (в Акте Унии) упомянуть и этот вопрос и сказать, что это прибавление в с е г д а было законным. Поэтому соблаговолите, братие, принять эту "Хартулу", которая уже была передана епископам Киевскому, Никейскому и Мителенскому" 11).

Папа расчитывал, что греки примут эту "Хартулу" безоговорочно, но даже, именно, сам Император, настолько был оскорблен этим небывалым унижением Православной Церкви в терминологии примата папы, требованием признания за прошлое время законности "Filioque" и неуважительным отзывом о православной Литургии, что желал немедленно прервать все переговоры с Папой и обратился к нему с просьбой принять меры к отъезду греков. Но Папа, уже хорошо узнавший, что этим вспышкам негодования и решительности Императора не надо придавать большого значения, заявил, что сначала надо заключить Унию, а тогда уже уезжать, тем более, что меры к отъезду греков из Флоренции он уже предпринял. После сего Папа уклонился от личного участия в переговорах, поручив их вести кардиналу Цезарини, вероятно, как опытному дипломату.

Император бросался из крайности в крайность. От проявленной им решительности бросить дальнейшие переговоры и с честью вернуться в Константинополь не осталось и следа, - и теперь, по уговорам кардинала Цезарини и, особенно, сторонников Унии из среды греческих иерархов, он решил принять пункты "Хартулы" и немедленно заключить Унию. Но был один иерарх, знаменитый и святой, иерарх, которого Император очень уважал, как и его покойный отец - император Мануил, иерарх, который решительно был против Унии, один единственный, но глас которого в это страшное время был "гласом вопиющего в пустыни"; этот иерарх был св. Марк Ефесский. Этот иерарх был один в своей борьбе, как он с печалью замечает: "Я видел, что они лихорадочно стремятся к заключению Унии, и что те, которые были со мною раньше, теперь находятся с ними" 12). Он не мог удержать срывающейся лавины.

17-го июня Император собрал у себя в частных покоях трех представителей Восточных Патриархов и 1О епископов, стоявших за Унию, с целью убедить св. Марка Ефесского к принятию Унии. Но несмотря на все попытки и увещания, св. Марк остался непреклонным в своем убеждении и решительно отказался принять латинские догматы 13). После сего имя св. Марка не встречается в историях Флорентийского Собора. Но мы встретимся с этим благословенным именем в тот день, когда будет подписываться Уния, или лучше сказать - капитуляция Православной Церкви.

События шли быстро. И 18-го июня, т.е. на следующий день после бесплодных попыток переубедить Св. Марка Ефеского, греки собрались у Папы, который обратился к ним через своего представителя с речыо касательно привилегий папы и по поводу освящения Св. Даров. Император уклонился от присутствия на этом собрании.

Историк Флорентийского Собора Андрей де Санта Кроче сохранил нам более подробную картину последних переговоров. Согласно ему, накануне речи Папы два кардинала отправились к Императору, который через Виссариона Никейского предложил им несколько вопросов и выразил некоторые сомнения относительно содержащегося в "Хартуле". Затем последовал диспут между Виссарионом Никейским и Иоаином Рагусским, который продолжался и на следующий день. После вступительной речи кардинала Цезарини, Иоанн Рагусский начал диспут с чтения нескольких древних посланий пап, которые были почтены Соборами и исполнены наивысших похвал папам; особенно он остановился на Четвертом Вселенском Соборе. На это Виссарион ответил, что указанные примеры являются только выражением известной любезности по отношению к папам, но отнюдь не указывают на особыя привилегии Римского престола. Но пусть докладчик укажет, - говорил Виссарион, - на особыя привилегии, которые давались папам в древней Церкви Вселенской Церковью, пусть будут указаны древние каноны, подтверждающие привилегии Римского престола. Виссарион прекрасно знал, что ничего такого не было. Но Иоанн Рагусский на это ответил, что послания пап важнее канонов и определений, вынесенных Вселенскими Соборами. Затем Виссарион спросил: выражение "Хартулы", что папа является "Отцем и Учителем и Наставником христиан" - является ли только выражением чести, или же - ссылкой на особые привилегии, как, впрочем, это можно заключить из того выражения, что папа называется "Caput Ecclesise" (Глава Церкви). Латинский оратор прямо ответил на это, что эти выражения не только первенство чести, но и "primatus jurisdictionis" - "non solum denotat reverentiam, sed potestatem quamdam cujusdam obedientie", при этом он сослался на слова Христа апостолу Петру: "Паси овцы Моя" и "Дам тебе ключи" и т. д. Далее он присовокупил, что эта "potestas spiritualis jurisdictionis" распространяется в равной мере и на мирян и на клириков. Административно примат папы обозначает, что епископы, неправильно преследуемые императором, могут аппелировать к папе, и такого рода алпеляция не является ущемлением прав императора, ибо императорская власть выражается "в делах гражданских и временных", а власть папы - "в делах церковных и духовных". Затем, император спросил через Виссариона: входит ли во власть папы "convocare Ecclesiam", т. е. собирать Вселенские Соборы, на что был дан ответ, что власть созывать Вселенские Соборы является властью или привилегией исключительно принадлежащей папе, и что император может созывать Соборы только имея на это согласие папы. Затем, оратор прибавил, говоря, что Христос дал Своей Церкви наилучшее устроение - именно, единоначалие; однако, Римская Церковь не имеет поползновения на права и привилегии других Церквей. - Последняя фраза была весьма дипломатична. Но Виссарион спросил от лица Императора: является ли власть Папы аналогичной с властью митрополита в его области или Патриарха в его патриархате? На это Иоанн Рагусский ответил (сведя на нет вышесказанную им дипломатическую оговорку, что Папа не имеет поползновения на права и привилегии других Церквей): "Нет. Ибо власть Митрополита или Патриарха ограничивается территорией, которыми они управляют, в то время как Наследник Петра habet immediatam potestatem in omnes, sed ita habet, ut cum ordine haec omnia fiant" (т. е. "имеет непосредственную власть над всеми, но имеет ее таким образом, что бы все это было согласно порядку"). Далее он заявил что все епископы являются только викариями Папы, поскольку Петр поставил во многих странах патриархов, митрополитов и епископов, не будучи в силах все делать сам". Затем, он прочел текст из Псевдо-Исидора (т. е. сборника, содержащего подложные документы о привилегиях Пап в древности, сборника давно уже отверженного самой Римо-Католической Церковью) и сослался на "Donatio Constantini", хотя уже было доказано Laurent Valla и Nicolas de Cusa, что этот документ подложен. Закончил он свою речь словами: "Шестой канон Никейского Собора сказал, что Римская Церковь всегда имела примат (власти)". Греки на это ответили, что Никейский Собор никогда не выносил подобного канона 14).

Итак, грекам было прямо заявлено, что они должны признать не только первенство чести Папы, что никогда не оспаривала Православная Церковь, но и - "primatus jurisdictionis". Православная Церковь должна была бы во всем покориться Папе и признать его "Викарием Христа" и "Главой Церкви" (не только в административном значении этого слова, но и в таинственном, догматическом, всеобъемлющем), высшим Наставником и Учителем и Пастырем всей Церкви, и признать за Папой право, как ему угодно, вмешиваться в дела Православной Церкви. Иными словами, Православная Церковь должна была отказаться от своей екклисиологии, от своей правды, от своей священной "Соборности", и попрать слова Символа Веры: "Верую... во едину, святую, кафолическую и апостольскую Церковь"; даже более, она должна была отказаться от истинной Главы Церкви - Господа Христа [как говорит Апостол: "Христос - Глава Церкви" 15), и "Все покорил под ноги Его, и поставил Его выше всего, главою Церкви" 16), и "Он есть прежде всего, и все Им стоит. И Он есть глава тела Церкви" 17), Который обещал быть с верными "до скончания века" 18)], и признать человека, хотя бы это и был первенствующий Патриарх, главой Церкви, заместителем Христа, действующим вместо Христа. Сама постановка вопроса в таком свете не могла не казаться ревнителям Православия ужасной и кощунственной угрозой святой екклисиологии Святой Соборной Православной Церкви. Затем, Императору Византийскому надлежало отказаться от исконного своего права созывать Вселенские Соборы и свести себя на послушное орудие в руках Папы, в то время как управление Восточными епископами было бы всецело в руках Папы. Полное изъятие православного Императора из участия в церковно-административной жизни, несомненно, являлось ударом по "симфонии" между Церковью и Государством. Пусть эта симфония" оставалась только идеальным начертанием Юстинианова законодательства, пусть она редко или никогда не достигла совершенства, однако она всегда жила как идеал в среде Православной Церкви и ей искони придавалось столь большое значение. Таким образом, латиняне открыто, совершенно игнорируя традиции Православной Церкви и психологию православного народа, рушили устои Православной Церкви и ее традиции.

После речи Иоанна Рагусского выступил с речью Иоанн де Торквемада по вопросу об освящении Свв. Даров. Император просил изъять из "Хартулы" выражение, что освящение Свв. Даров происходит исключительно произношением священником слов Спасителя. Но Торквемада возразил, говоря, что это выражение, будучи необходимым, не может быть изъятым. Исидор Киевский заявил: "Мы и сегодня имеем тот служебник святаго Василия Великого и святого Иоанна Златоустого, который мы имели до Раскола, и никогда латиняне не ставили нам это в укор". Далее он присовокупил то суждение, которое кажется соответствуюшим и мысли св. Марка Ефесского, выраженной им в сочинении об освящении Свв. Даров, именно: - "Мы веруем, что слова Спасителя являются "effectrix" (совершатель, освятитель) Божественных Даров; они являются, так сказать, семенем, которое, собственно говоря, есть "effectrix" Плода; но как к семени должна быть присовокуплена и иная вещь, чтобы оно принесло плод, так и к словам освящения (Евхаристическим словам Спасителя) должна быть присовокуплена последующая за сим молитва (эпиклезис), чтобы в действительности совершить Священный Плод" 19).

На этом собрание закончилось.