Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь FAQ Написать работу КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
Роман Свифта “Путешествия Гулливера”.Содержание книги Поиск на нашем сайте
http://www.chitaikin.ru/svift.htm можно послушать книгу! «Путешествия Гулливера» — произведение, написанное на стыке жанров: это и увлекательное, чисто романное повествование, роман-путешествие (отнюдь, впрочем, не»сентиментальное», которое в 1768 г. опишет Лоренс Стерн); это роман-памфлет и одновременно роман, носящий отчетливые черты антиутопии — жанра, который мы привыкли полагать принадлежащим исключительно литературе XX столетия; это роман со столь же отчетливо выраженными элементами фантастики, и буйство свифтовского воображения воистину не знает пределов. Будучи романом-антиутопией, это и роман в полном смысле утопический тоже, в особенности его последняя часть. И наконец, несомненно, следует обратить внимание на самое главное — это роман пророческий, ибо, читая и перечитывая его сегодня, прекрасно отдавая себе отчет в несомненной конкретности адресатов свифтовской беспощадной, едкой, убийственной сатиры, об этой конкретике задумываешься в последнюю очередь. Потому что все то, с чем сталкивается в процессе своих странствий его герой, его своеобразный Одиссей, все проявления человеческих, скажем так, странностей — тех, что вырастают в»странности», носящие характер и национальный, и наднациональный тоже, характер глобальный, — все это не только не умерло вместе с теми, против кого Свифт адресовал свой памфлет, не ушло в небытие, но, увы, поражает своей актуальностью. А стадо быть — поразительным пророческим даром автора, его умением уловить и воссоздать то, что принадлежит человеческой природе, а потому носит характер, так сказать, непреходящий. В книге Свифта четыре части: его герой совершает четыре путешествия, общая длительность которых во времени составляет шестнадцать лет и семь месяцев. Выезжая, точнее, отплывая, всякий раз из вполне конкретного, реально существующего на любой карте портового города, он неожиданно попадает в какие-то диковинные страны, знакомясь с теми нравами, образом жизни, житейским укладом, законами и традициями, что в ходу там, и рассказывая о своей стране, об Англии. И первой такой»остановкой» оказывается для свифтовского героя страна Лилипутия. Но сначала — два слова о самом герое. В Гулливере слились воедино и некоторые черты его создателя, его мысли, его представления, некий»автопортрет», однако мудрость свифтовского героя (или, точнее, его здравомыслие в том фантастически абсурдном мире, что описывает он всякий раз с неподражаемо серьезно-невозмутимой миной) сочетается с»простодушием» вольтеровского Гурона. Именно это простодушие, эта странная наивность и позволяет Гулливеру столь обостренно (то есть столь пытливо, столь точно) схватывать всякий раз, оказываясь в дикой и чужой стране, самое главное. В то же время и некоторая отстраненность всегда ощущается в самой интонации его повествования, спокойная, неспешная, несуетная ироничность. Словно он не о собственных»хождениях по мукам» рассказывает, а взирает на все происходящее как бы с временной дистанции, причем достаточно немалой. Одним словом, иной раз возникает такое чувство, будто это наш современник, некий неведомый нам гениальный писатель ведет свой рассказ. Смеясь над нами, над собой, над человеческой природой и человеческими нравами, каковые видятся ему неизменными. Свифт еще и потому является современным писателем, что написанный им роман кажется принадлежащим к литературе, которую именно в XX столетии, причем во второй его половине, назвали»литературой абсурда», а на самом деле ее истинные корни, ее начало — вот здесь, у Свифта, и подчас в этом смысле писатель, живший два с половиной века тому назад, может дать сто очков вперед современным классикам — именно как писатель, изощренно владеющий всеми приемами абсурдистского письма. Итак, первой»остановкой» оказывается для свифтовского героя страна Лилипутия, где живут очень маленькие люди. Уже в этой, первой части романа, равно как и во всех последующих, поражает умение автора передать, с психологической точки зрения абсолютно точно и достоверно, ощущение человека, находящегося среди людей (или существ), не похожих на него, передать его ощущение одиночества, заброшенности и внутренней несвободы, скованность именно тем, что вокруг — все другие и все другое. В том подробном, неспешном тоне, с каким Гулливер повествует обо всех нелепостях, несуразностях, с какими он сталкивается, попав в страну Лилипутию, сказывается удивительный, изысканно-потаенный юмор. Поначалу эти странные, невероятно маленькие по размеру люди (соответственно столь же миниатюрно и все, что их окружает) встречают Человека Гору (так называют они Гулливера) достаточно приветливо: ему предоставляют жилье, принимаются специальные законы, которые как-то упорядочивают его общение с местными жителями, с тем чтобы оно протекало равно гармонично и безопасно для обеих сторон, обеспечивают его питанием, что непросто, ибо рацион незваного гостя в сравнении с их собственным грандиозен (он равен рациону 1728 лилипутов!). С ним приветливо беседует сам император, после оказанной Гулливером ему и всему его государству помощи (тот пешком выходит в пролив, отделяющий Лилипутию от соседнего и враждебного государства Блефуску, и приволакивает на веревке весь блефусканский флот), ему жалуют титул нардака, самый высокий титул в государстве. Гулливера знакомят с обычаями страны: чего, к примеру, стоят упражнения канатных плясунов, служащие способом получить освободившуюся должность при дворе (уж не отсюда ли позаимствовал изобретательнейший Том Стоппард идею своей пьесы»Прыгуны», или, иначе,»Акробаты»?). Описание»церемониального марша»... между ног Гулливера (еще одно»развлечение»), обряд присяги, которую он приносит на верность государству Лилипутия; ее текст, в котором особое внимание обращает на себя первая часть, где перечисляются титулы»могущественнейшего императора, отрады и ужаса вселенной», — все это неподражаемо! Особенно если учесть несоразмерность этого лилипута — и всех тех эпитетов, которые сопровождают его имя. Далее Гулливера посвящают в политическую систему страны: оказывается, в Лилипутии существуют две»враждующие партии, известные под названием Тремексенов и Слемексенов», отличающиеся друг от друга лишь тем, что сторонники одной являются приверженцами... низких каблуков, а другой — высоких, причем между ними происходят на этой, несомненно весьма значимой, почве»жесточайшие раздоры»:»утверждают, что высокие каблуки всего более согласуются с... древним государственным укладом» Лилипутии, однако император»постановил, чтобы в правительственных учреждениях... употреблялись только низкие каблуки...». Ну чем не реформы Петра Великого, споры относительно воздействия которых на дальнейший»русский путь» не стихают и по сей день! Еще более существенные обстоятельства вызвали к жизни»ожесточеннейшую войну», которую ведут между собой»две великие империи» — Лилипутия и Блефуску: с какой стороны разбивать яйца — с тупого конца или же совсем наоборот, с острого. Ну, разумеется, Свифт ведет речь о современной ему Англии, разделенной на сторонников тори и вигов — но их противостояние кануло в Лету, став принадлежностью истории, а вот замечательная аллегория-иносказание, придуманная Свифтом, жива. Ибо дело не в вигах и тори: как бы ни назывались конкретные партии в конкретной стране в конкретную историческую эпоху — свифтовская аллегория оказывается»на все времена». И дело не в аллюзиях — писателем угадан принцип, на котором от века все строилось, строится и строиться будет. Хотя, впрочем, свифтовские аллегории конечно же относились к той стране и той эпохе, в какие он жил и политическую изнанку которых имел возможность познать на собственном опыте»из первых рук». И потому за Лилипутией и Блефуску, которую император Лилипутии после совершенного Гулливером увода кораблей блефусканцев»задумал... обратить в собственную провинцию и управлять ею через своего наместника», без большого труда прочитываются отношения Англии и Ирландии, также отнюдь не отошедшие в область преданий, по сей день мучительные и губительные для обеих стран. Надо сказать, что не только описанные Свифтом ситуации, человеческие слабости и государственные устои поражают своим сегодняшним звучанием, но даже и многие чисто текстуальные пассажи. Цитировать их можно бесконечно. Ну, к примеру:»Язык блефусканцев настолько же отличается от языка лилипутов, насколько разнятся между собою языки двух европейских народов. При этом каждая из наций гордится древностью, красотой и выразительностью своего языка. И наш император, пользуясь преимуществами своего положения, созданного захватом неприятельского флота, обязал посольство блефусканцев представить верительные грамоты и вести переговоры на лилипутском языке». Ассоциации — Свифтом явно незапланированные (впрочем, как знать?) — возникают сами собой... Хотя там, где Гулливер переходит к изложению основ законодательства Лилипутии, мы слышим уже голос Свифта — утописта и идеалиста; эти лилипутские законы, ставящие нравственность превыше умственных достоинств; законы, полагающие доносительство и мошенничество преступлениями много более тяжелыми, нежели воровство, и многие иные явно милы автору романа. Равно как и закон, полагающий неблагодарность уголовным преступлением; в этом последнем особенно сказались утопичные мечтания Свифта, хорошо знавшего цену неблагодарности — и в личном, и в государственном масштабе. Однако не все советники императора разделяют его восторги относительно Человека Горы, многим возвышение (в смысле переносном и буквальном) совсем не по нраву. Обвинительный акт, который эти люди организуют, обращает все оказанные Гулливером благодеяния в преступления.»Враги» требуют смерти, причем способы предлатаются один страшнее другого. И лишь главный секретарь по тайным делам Рельдресель, известный как»истинный друг» Гулливера, оказывается истинно гуманным: его предложение сводится к тому, что достаточно Гулливеру выколоть оба глаза;»такая мера, удовлетворив в некоторой степени правосудие, в то же время приведет в восхищение весь мир, который будет приветствовать столько же кротость монарха, сколько благородство и великодушие лиц, имеющих честь быть его советниками». В действительности же (государственные интересы как-никак превыше всего!)»потеря глаз не нанесет никакого ущерба физической силе Гулливера, благодаря которой он еще сможет быть полезен его величеству». Сарказм Свифта неподражаем — но гипербола, преувеличение, иносказание абсолютно при этом соотносятся с реальностью. Такой»фантастический реализм» начала XVIII века... Или вот еще образчик свифтовских провидений:»У лилипутов существует обычай, заведенный нынешним императором и его министрами (очень непохожий... на то, что практиковалось в прежние времена): если в угоду мстительности монарха или злобе фаворита суд приговаривает кого-либо к жестокому наказанию, то император произносит в заседании государственного совета речь, изображающую его великое милосердие и доброту как качества всем известные и всеми признанные. Речь немедленно оглашается по всей империи; и ничто так не устрашает народ, как эти панегирики императорскому милосердию; ибо установлено, что чем они пространнее и велеречивее, тем бесчеловечнее было наказание и невиннее жертва». Все верно, только при чем тут Лилипутия? — спросит любой читатель. И в самом деле — при чем?.. После бегства в Блефуску (где история повторяется с удручающей одинаковостью, то есть все рады Человеку Горе, но и не менее рады от него поскорее избавиться) Гулливер на выстроенной им лодке отплывает и... случайно встретив английское купеческое судно, благополучно возвращается в родные пенаты. С собой он привозит миниатюрных овечек, каковые через несколько лет расплодились настолько, что, как говорит Гулливер,»я надеюсь, что они принесут значительную пользу суконной промышленности» (несомненная»отсылка» Свифта к собственным»Письмам суконщика» — его памфлету, вышедшему в свет в 17 Л г.). Вторым странным государством, куда попадает неугомонный Гулливер, оказывается Бробдингнег — государство великанов, где уже Гулливер оказывается своеобразным лилипутом. Всякий раз свифтовский герой словно попадает в иную реальность, словно в некое»зазеркалье», причем переход этот происходит в считанные дни и часы: реальность и ирреальность расположены совсем рядом, надо только захотеть... Гулливер и местное население, в сравнении с предыдущим сюжетом, словно меняются ролями, и обращение местных жителей с Гулливером на этот раз в точности соответствует тому, как вел себя сам Гулливер с лилипутами, во всех подробностях и деталях, которые так мастерски, можно сказать, любовно описывает, даже выписывает Свифт. На примере своего героя он демонстрирует потрясающее свойство человеческой натуры: умение приспособиться (в лучшем,»робинзоновском» смысле слова) к любым обстоятельствам, к любой жизненной ситуации, самой фантастической, самой невероятной — свойство, какового лишены все те мифологические, выдуманные существа, гостем которых оказывается Гулливер. И еще одно постигает Гулливер, познавая свой фантастический мир: относительность всех наших представлений о нем. Для свифтовского героя характерно умение принимать»предлагаемые обстоятельства», та самая»терпимость», за которую ратовал несколькими десятилетиями раньше другой великий просветитель — Вольтер. В этой стране, где Гулливер оказывается даже больше (или, точнее, меньше) чем просто карлик, он претерпевает множество приключений, попадая в итоге снова к королевскому двору, становясь любимым собеседником самого короля. В одной из бесед с его величеством Гулливер рассказывает ему о своей стране — эти рассказы будут повторяться не раз на страницах романа, и всякий раз собеседники Гулливера снова и снова будут поражаться тому, о чем он будет им повествовать, представляя законы и нравы собственной страны как нечто вполне привычное и нормальное. А для неискушенных его собеседников (Свифт блистательно изображает эту их»простодушную наивность непонимания»!) все рассказы Гулливера покажутся беспредельным абсурдом, бредом, подчас — просто выдумкой, враньем. В конце разговора Гулливер (или Свифт) подвел некоторую черту:»Мой краткий исторический очерк нашей страны за последнее столетие поверг короля в крайнее изумление. Он объявил, что, по его мнению, эта история есть не что иное, как куча заговоров, смут, убийств, избиений, революций и высылок, являющихся худшим результатом жадности, партийности, лицемерия, вероломства, жестокости, бешенства, безумия, ненависти, зависти, сластолюбия, злобы и честолюбия». Блеск! Еще больший сарказм звучит в словах самого Гулливера:»...мне пришлось спокойно и терпеливо выслушивать это оскорбительное третирование моего благородного и горячо любимого отечества... Но нельзя быть слишком требовательным к королю, который совершенно отрезан от остального мира и вследствие этого находится в полном неведении нравов и обычаев других народов. Такое неведение всегда порождает известную узость мысли и множество предрассудков, которых мы, подобно другим просвещенным европейцам, совершенно чужды». И в самом деле — чужды, совершенно чужды! Издевка Свифта настолько очевидна, иносказание настолько прозрачно, а наши сегодняшние по этому поводу естественно возникающие мысли настолько понятны, что тут не стоит даже труда их комментировать. Столь же замечательно»наивное» суждение короля по поводу политики: бедный король, оказывается, не знал ее основного и основополагающего принципа:»все дозволено» — вследствие своей»чрезмерной ненужной щепетильности». Плохой политик! И все же Гулливер, находясь в обществе столь просвещенного монарха, не мог не ощущать всей унизительности своего положения — лилипута среди великанов — и своей, в конечном итоге, несвободы. И он вновь рвется домой, к своим родным, в свою, столь несправедливо и несовершенно устроенную страну. А попав домой, долго не может адаптироваться: вое кажется... слишком маленьким. Привык! В части третьей книги Гулливер попадает сначала на летающий остров Лапуту. И вновь все, что наблюдает и описывает он, — верх абсурда, при этом авторская интонация Гулливера — Свифта по-прежнему невозмутимо-многозначительная, исполнена неприкрытой иронии и сарказма. И вновь все узнаваемо: как мелочи чисто житейского свойства, типа присущего лапутянам»пристрастия к новостям и политике», так и вечно живущий в их умах страх, вследствие которого»лалутяне постоянно находятся в такой тревоге, что не могут ни спокойно спать в своих кроватях, ни наслаждаться обыкновенными удовольствиями и радостями жизни». Зримое воплощение абсурда как основы жизни на острове — хлопальщики, назначение которых — заставить слушателей (собеседников) сосредоточить свое внимание на том, о чем им в данный момент повествуют. Но и иносказания более масштабного свойства присутствуют в этой части книги Свифта: касающиеся правителей и власти, и того, как воздействовать на»непокорных подданных», и многого другого. А когда Гулливер с острова спустится на»континент» и попадет в его столицу город Лагадо, он будет потрясен сочетанием беспредельного разорения и нищеты, которые бросятся в глаза повсюду, и своеобразных оазисов порядка и процветания: оказывается, оазисы эти — все, что осталось от прошлой, нормальной жизни. А потом появились некие»прожектеры», которые, побывав на острове (то есть, по-нашему, за границей) и»возвратившись на землю... прониклись презрением ко всем... учреждениям и начали составлять проекты пересоздания науки, искусства, законов, языка и техники на новый лад». Сначала Академия прожектеров возникла в столице, а затем и во всех сколько-нибудь значительных городах страны. Описание визита Гулливера в Академию, его бесед с учеными мужами не знает себе равных по степени сарказма, сочетающегося с презрением, — презрением в первую очередь в отношении тех, кто так позволяет себя дурачить и водить за нос... А лингвистические усовершенствования! А школа политических прожектеров! Утомившись от всех этих чудес, Гулливер решил отплыть в Англию, однако на его пути домой оказался почему-то сначала остров Глаббдобдриб, а затем королевство Лаггнегг. Надо сказать, что по мере продвижения Гулливера из одной диковинной страны в другую фантазия Свифта становится все более бурной, а его презрительная ядовитость — все более беспощадной. Именно так описывает он нравы при дворе короля Лаггнегга. А в четвертой, заключительной части романа Гулливер попадает в страну гуигнгнмов. Гуигнгнмы — это кони, но именно в них наконец находит Гулливер вполне человеческие черты — то есть те черты, каковые хотелось бы, наверное, Свифту наблюдать у людей. А в услужении у гуигнгнмов живут злобные и мерзкие существа — еху, как две капли воды похожие на человека, только лишенные покрова цивильности (и в переносном, и в прямом смысле), а потому представляющиеся отвратительными созданиями, настоящими дикарями рядом с благовоспитанными, высоконравственными, добропорядочными конями-гуигнгнмами, где живы и честь, и благородство, и достоинство, и скромность, и привычка к воздержанию... В очередной раз рассказывает Гулливер о своей стране, об ее обычаях, нравах, политическом устройстве, традициях — ив очередной раз, точнее, более чем когда бы то ни было рассказ его встречает со стороны его слушателя-собеседника сначала недоверие, потом — недоумение, потом — возмущение: как можно жить столь несообразно законам природы? Столь противоестественно человеческой природе — вот пафос непонимания со стороны коня-гуигнгнма. Устройство их сообщества — это тот вариант утопии, какой позволил себе в финале своего романа-памфлета Свифт: старый, изверившийся в человеческой природе писатель с неожиданной наивностью чуть ли не воспевает примитивные радости, возврат к природе — что-то весьма напоминающее вольтеровского»Простодушного». Но Свифт не был»простодушным», и оттого его утопия выглядит утопично даже и для него самого. И это проявляется прежде всего в том, что именно эти симпатичные и добропорядочные гуигнгнмы изгоняют из своего»стада» затесавшегося в него»чужака» — Гулливера. Ибо он слишком похож на еху, и им дела нет до того, что сходство у Гулливера с этими существами только в строении тела и ни в чем более. Нет, решают они, коль скоро он — еху, то и жить ему должно рядом с еху, а не среди»приличных людей», то бишь коней. утопия не получилась, и Гулливер напрасно мечтал остаток дней своих провести среди этих симпатичных ему добрых зверей. Идея терпимости оказывается чуждой даже и им. И потому генеральное собрание гуигнгнмов, в описании Свифта напоминающее ученостью своей ну чуть ли ни платоновскую Академию, принимает»увещание» — изгнать Гулливера, как принадлежащего к породе еху. И герой наш завершает свои странствия, в очередной раз возвратясь домой,»удаляясь в свой садик в Редрифе наслаждаться размышлениями, осуществлять на практике превосходные уроки добродетели...». Творчество Филдинга. Творчество Филдинга Филдинг, Фильдинг (Fielding) Генри (22 апреля 1707, Шарпем-Парк, близ Гластонбери, Сомерсетшнр, – 8 октябрь 1754, Лиссабон), английский писатель. Крупнейший представитель литературы англ. Просвещения. Комедии «Пасквин» (1736), «Исторический календарь за 1736» (1737); аллегорический очерк нравов «Путешествие в загробный мир и прочее» (1743); сатирический роман «Джонатан Уайльд» (1743), «комические эпопеи в прозе» – «Джозеф Эндрюс» (1742) и «История Тома Джонса, найденыша» (1749), самое известное сочинение Филдинга, в котором оптимистическое мировоззрение писателя позволило реализовать концепцию положительного героя, не чуждого человеческим слабостям. Нарастание социального пессимизма в романе «Амелия» (1751), «Дневнике путешествия в Лиссабон» (опубликован 1755). Принадлежал к старинному аристократическому роду. Учился в Итонском колледже (1719–1727), на филологическом факультете Лейденского университета (Голландия), в 1737–1740 – в юридической школе в Темпле (Лондон). С 1748 мировой судья в Вестминстере. Творческий путь начал как поэт (сатирическая поэма «Маскарад», 1728, изд. под псевдонимом Гулливер) и драматург. Разнообразная в жанровом отношении (фарсы, комедии нравов, «балладные оперы» в духе Дж. Гея, политические комедии) драматургия Филдинга отмечена единой сатирической направленностью и всегда острозлободневна: «Щеголь из Темпля» (1730), «Политик из кофейни, или Судья в своей собственной ловушке» (1730), «Трагедия трагедий, или Жизнь и смерть Мальчика-с-пальчик» (1731) и др. Объекты сатиры Филдинга – продажность, падение нравов в общественной и частной жизни. Близкий в разоблачительном пафосе Дж. Свифту, Филдинг, однако, не столь радикален в выводах и часто прибегает к условно-благополучным развязкам. Многим обязанная классицизму, Мольеру, драматургическая техника Филдинга в значительной степени рационалистична: смысловые имена, контрастные пары героев и т. п. Неприкрытая критика правительства Р. Уолпола в политических комедиях «Дон Кихот в Англии» (1734), «Пасквин. Комедия-сатира на современность» (1736) и «Исторический календарь за 1736 год» (1737) послужила причиной принятия в 1737 закона о театральной цензуре, положившего конец деятельности Филдинга-драматурга. Первый роман Филдинга – «История жизни покойного Джонатана Уайльда Великого» (1743) еще тесно примыкает к его комедиям: обилие диалогов и сценических ситуаций, соединение гротеска с реалистичным изображением, актуальный политический подтекст и четкая дидактическая установка. Новаторскими в искусстве прозы стали его романы-эпопеи («комический эпос в прозе», по определению Филдинга) – «История приключений Джозефа Эндруса и его друга Абраама Адамса» (1742) и «История Тома Джонса, найденыша» (1749). В первом из них, задуманном как пародия на самодовольную в своей ограниченности пуританскую мораль «Памелы» С. Ричардсона (Филдинг также предполагаемый автор пародии о Шамеле Эндрус), Филдинг, отойдя от первоначального замысла, в форме плутовского романа дал широкую панораму жизни англ. провинции 18 в. Главный герой книги в основном фигура служебная: достижение Филдинга-реалиста, продолжателя традиций Сервантеса, – образ пастора Адамса, непрактичного, но вполне земного «чудака». В «Томе Джонсе» концепция положительного героя углубляется: подготавливая безусловную победу доброго начала в характере Тома, писатель оставляет за героем возможность заблуждаться и даже совершать заведомо неблаговидные поступки. «... Удивительный знаток быта страны и крайне остроумный писатель» (Горький), Филдинг пополнил свою сатирическую кунсткамеру колоритными образами самодуров-помещиков, ханжей-священников, аморальных аристократов. Особое место в романах занимают пространные авторские суждения (в форме обращений к читателю), в которых развернута просветительская программа реалистического искусства. Роман «Амелия» (1752) свидетельствовал о растущем социальном пессимизме Ф.; некоторые мотивы сочинений Ф. предвещали литературу сентиментализма. В творческое наследие Ф. органически входит его публицистика. Издавал ряд журналов. ФИЛДИНГ ГЕНРИ (1707–1754) Генри Филдинг происходил из обедневшего дворянского рода. Получил очень хорошее гуманитарное образование в аристократической школе, где особое внимание уделялось изучению классической литературы. Однако Лейденский университет в Голландии ему пришлось оставить из-за финансовых трудностей. Выбрав "между наемным писакой и наемным кучером" драматургию, Филдинг оказался в театре, где за 10 лет создал более 25 комедий и фарсов. Работа в театре вывела его из нищеты, принесла славу, но и множество врагов... Уже тогда в пьесах молодого автора просматривались и легко узнавались яркие типажи английского общества. Начала звучать политическая сатира, которая привела к закрытию театра, где шли пьесы Филдинга.
|
||||
Последнее изменение этой страницы: 2016-12-26; просмотров: 525; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 3.22.27.41 (0.012 с.) |