Помощник не в шутку, а всерьез

 

Никто нам не верит, что начиная с года малыши уже могут быть помощниками. Но в нашем дневнике записи "Алеша - помощник" начинаются с 5 мая 1960 года, когда сыну исполнилось одиннадцать месяцев.

У мамы дома очень много разных дел, Алеша это уже знает и не просится к маме на руки. Но почти всегда, занятый своим делом, он рядом с нею. Сегодня мама стирает, а Алеша тут как тут: тычет пальчиком в мокрое белье, долго пытается поднять с пола мыльную пену, разглядывает и даже тянет в рот кусок мыла...

- Вот мама и стирать кончила! Что мы с тобой будем делать? - И мама смотрит в ожидающие Алешины глазенки. - Будем заниматься очень интересным делом - чистить картошку. Где у нас картошка? А?

- Ы-ы! - говорит Алеша, подходя к ящику и доставая из него большую картофелину.

- Вот спасибо, Алешенька! Давай-ка ее маме, мама ее сейчас очистит - и в водичку бух! А ты уже еще достал? Мама и почистить не успела! И еще? Ну, совсем маму загнал!

И Алеша, сияющий, носится от ящика к столу и подает маме все новые и новые картофелины...

- Папа! Папа! - рассказывает мама вернувшемуся с работы папе. - Ты знаешь, что сегодня было?! Сегодня Алешик мне помогал. Правда-правда помогал - совсем по-настоящему!

Этот вечер казался нам немножечко праздничным. Как же: у нас появился помощник!

С тех пор мы стали давать Алеше настоящие поручения. Мама стирает, а Алеша подает ей мелкие вещи, мыло, наливает воду в тазик для полоскания. Папа копает - Алеша собирает камешки и носит их в кучу. Его можно послать за молотком или скамеечкой. А через месяц в дневнике появилась такая запись: "Первая производственная травма".

На этот раз даже никто и не просил Алешу, а он сам пришел к папе и стал помогать складывать стенку из кирпичей. Кирпичи были битые: половинки и четвертушки - лежали в двух шагах от стенки. Принесет папа стопочку кирпичей и складывает, а потом идет за второй. Алеша тоже сел на корточки и попробовал поднять целый кирпич, но тот не поддавался. Он даже хныкал иногда от неудачи, кряхтел, но не отступал. То над одним кирпичом попыхтит, то над другим, то одной, то двумя ручонками берется. Наконец одна четвертушка в руках, и Алеша молча протягивает ее папе.

- Молодец, Алешенька! Помощник ты мой! - радуется папа.

И Алеша поднимает и подает половинку за половинкой - и все это с серьезным, сосредоточенным видом. Ему теперь удается это делать значительно легче, чем в первый раз, а папа еще ласковее благодарит:

- Спасибо, труженик ты мой! - а сам удивляется: на сколько же может у малыша хватить терпения на такую однообразную работу? А Алеша подает и подает половинки, счет уже перевалил за двадцать, и трудно сказать, сколько бы это продолжалось, если бы не несчастье. Алеша решил взять кирпич побольше и... не удержал. Кирпич упал, придавив малышу пальчик. Горько заплакав, Алеша "ушел с работы" к маме на перевязку.

Бабушки дружно ахнули, увидев покрасневший припухший палец.

- Опять крайности, опять какие-то эксперименты, - отчитывает бабушка Дина маму, пока та делает холодный компресс Алешиному пальцу, - ведь там пыль, грязь, цемент! Ну, подумай сама: место ли там ребенку? И этой травмы можно было вполне избежать.

- Ничего, в следующий раз будет осторожней, - не соглашается мама. - Зато он так хорошо помогал папе. Правда, Алешенька? - И Алеша радостно улыбается: хорошо помогал!

Кроме массы мелких поручений, главным образом случайных, у Алеши к двум годам появляется уже много и постоянных обязанностей. Мама накрывает на стол, а Алеша тут как тут: лезет в шкаф за посудой. Сначала он носил только солонку, ложки, свою эмалированную кружку. Потом мама стала доверять ему масленку, сахарницу, чашки, тарелку с хлебом. И все это он доставляет к столу вполне благополучно, а там осторожно, иногда встав на цыпочки, ставит на край стола.

По утрам Алеша помогает убирать постели, складывает папину раскладушку (без всякой помощи!), относит маме подушки. Себя он в основном обслуживает сам: надевает и снимает штанишки, сандалии, носочки, вытирает за собой лужи любого происхождения и убирает игрушки: складывает в коробки кубики, собирает детали "Конструктора-механика".

Правда, иногда он может сказать: "Не буду!" - а потом пройдет полминуты, и он делает то, что надо. Бывает, приходится и напоминать о его обязанностях. Мы стараемся избегать этого, стремясь к тому, чтобы Алеша вспомнил их сам. И здесь опять начинается бесконечный спор с бабушками

- Ишь чего захотели! Чтобы двухлетний малыш помнил, что ему надо сделать! Вы требуете от Алешки невозможного!

- А почему он не должен помнить своих обязанностей? Почему сам не должен помогать нам? В жизни всякое есть. Одно - хочу делаю, а хочу нет, а другое - хочу или не хочу, а делать все равно надо. Почему Алеша не должен знать об этом? Да и помощь эта ему не в тягость, а в радость.

Но бабушкам кажется, что Алеша чуть ли не весь день только и делает, что выполняет свои "обязанности". А малыш об этом не думает. С утра до вечера он в бурной деятельности и уже многое делает без напоминаний и без требований папы и мамы.

Вот садимся мы обедать, а мама как будто между прочим спрашивает:

- А кто мне скамеечку принесет? (У нее на руках Антоша).

И Алеша, ни слова не говоря, мигом слезает со своего высокого стула, бежит в кухню и приносит маме скамеечку. Как тут не радоваться папе с мамой?

Упустил на пол игрушку Антоша, а Алеша подскочил тут же, поднял ее и дает в руки братишке. А его об этом никто не просил.

Приехал папа с работы, садится на диван переодеваться, а Алеша уже несет ему тапочки.

Ходить с папой за водой для Алеши большое удовольствие. Однажды Алеша не мог найти свое маленькое ведро и папа ушел один.

- Не мог уж подождать ребенка, довел до слез, - бросила ему вслед бабушка Саша. Она-то в таких случаях всегда ждет Алешу сколько угодно.

Алеша, конечно, поплакал, но отыскал свое ведерко и ждал с ним папу дома.

- Идём, вадёй... месте, - первое, что он сказал папе, возвратившемуся с полными ведрами.

- Нет, Алешенька, за водой теперь пойдем только завтра. - И чтобы скрасить огорчение, папа предложил найти место, где всегда будет стоять Алешино ведро. Теперь Алеша бежит за ведром к этому месту, а если его там нет, то отыскивает быстро, так как помнит, где оставил его. Стоит папе сказать: "Идем за водой!" - Алеша сразу наготове и с ведерком. Папа ведь не станет ждать, как бабушка, и уйдет один. Приходится Алеше быть начеку. Зато потом с какой гордостью отвечает Алеша на мамин вопрос:

- Кто ж это воды в умывальник налил?

- Аеся, - и расплывается в улыбке.

А вот запись в дневнике:

"Сегодня папа принес, как обычно, сразу четыре ведра воды. Два он уже поставил на скамейку в кухне, а за второй парой пошел в коридор. Несет вторую пару, а Алеша бежит впереди. Влетел в кухню и прямо к скамейке. Схватил со скамейки кастрюлю и поставил ее на пол, а сам ладошкой хлопает по пустому месту: ставь, мол, папа, сюда ведро!

А две бабушки и мама, бывшие в это время на кухне, не догадались освободить место для ведра.

- Какой догадливый мой Алешенька! Помощник мой! - Папа очень доволен".

А через несколько дней еще запись:

"Вынесла мама маленького Антошу на холодную террасу спать, а сама ушла в кухню готовить обед. Вдруг прибегает к ней Алеша и говорит немного встревоженно:

- Тоник... пацить... тиаси! - и бегом в комнату. Мама скорее за Алешей, а тот уже у двери на террасу, поднимается на цыпочки, чтобы посмотреть через стекло. А на террасе Антоша проснулся и плачет на морозе горько-горько! Хорошо, что Алеша услышал и сказал маме.

- Умница ты моя, - не удержалась мама и, прежде чем схватить Антоника, расцеловала Алешу в обе щеки. Алеша, довольный, улыбается и приподнимается на носочек одной ножки от удовольствия"..

А однажды Алешина внимательность спасла нас от крупных неприятностей.

Как-то сидит папа и печатает на машинке. Мама еще на работе, Алеша занят своими делами, а Антоник гулькает в кроватке. Вдруг: топ, топ, топ...

Алеша бежит к папе и, немного испуганный, пытается влезть к нему на колени.

- Папа... дим... маськую... идём!

Папа берет Алешу на руки и, еще ничего не понимая, идет в мастерскую. Там что-то странное. В воздухе не то пар, не то дым и пахнет горелой резиной.

- Где, Алеша, дым?

Мальчик показывает пальцем под верстак. Папа опять ничего не понимает, идет в кухню к бабушке Саше. Но у нее ничего не горит, в печку она ничего не бросала. А Алеша соскочил с рук и опять в мастерскую. Папа за ним. И вдруг как забулькает под верстаком, куда показывал Алеша, как повалит оттуда пар! Все стало ясно. Мы перегрели водогрейный котел, и вода закипела. Явление неприятное, особенно если его не сразу заметить.

Папа бегом в кухню, закрыл поддувало в топке и с ведром холодной воды на чердак. А там из бачка пар бьет струей, шумит кипящая вода в трубе, брызжет кипятком. Еле справился папа с разбушевавшимся котлом. К счастью, Алеша заметил вовремя, и все обошлось благополучно.

Кто после этого станет сомневаться, что Алеша у нас помощник не в шутку, а всерьез?!

 

В бабушкином "раю"

 

Приезжает к нам иногда на целое воскресенье и третья бабушка - бабушка Оля со своей взрослой дочкой Лелей. Обе души не чают в Алеше, привозят ему из Москвы игрушки, лакомства. Бабушка Саша частенько бывает у них в гостях и, конечно, рассказывает о "несчастной" жизни нашего Алеши.

Они входят к нам в дом и первым делом спрашивают:

- А где Алеша?

У них в глазах такая неподдельная тревога за него, так жадно они его обнимают, целуют, нянчат, что у нас не хватает мужества остановить их. Мы только понимающе переглядываемся и не можем раскрыть рта. Скрепя сердце мы смотрим, как на Алешу обрушивается целый поток любви и нежности, игрушек, лакомств, как этот поток буквально валит Алешу с ног. А если в первые минуты Алеша еще пробует сопротивляться - сползает с рук, куда-то бежит, что-то рассказывает или показывает гостям, пытается что-то делать сам, то к концу дня Алешу трудно узнать. И ничего особенного бабушка и тетя как будто не делают. У них только одно стремление - сделать Алеше как можно больше приятного. Они и стараются.

- Хочешь идти гулять? - спрашивают у малыша. Если Алеша отвечает утвердительно, его одевают, обувают и ведут или несут во двор.

- На улицу пойдем? Взять тебя на ручки? Хочешь конфетку? Сорвать тебе цветочек? - и так все время. Алеша только "решает", а бабушки и тети исполняют. Он быстро входят в роль повелителя, потому что все его желания немедленно выполняются, перечить ему никто и подумать не смеет, а развлекать берутся все три бабушки и тетя Леля в придачу.

Для Алеши наступает, наконец, "счастливое детство". Вечером, когда все садятся за стол, Алеша в центре внимания. Да и как может быть иначе, если вокруг восемь любящих взрослых? Алеше первому несут высокий стул, его первого усаживают. Все бабушки наперебой угощают его.

- Рыбки хочешь?

- Консервов дать тебе?

- Еще сырку дать?

Но Алеша уже приметил коробку с тортом и поэтому есть ничего не стал. Пожевав немножко сыру, он командует:

- Тойтика дать Аичке! - и Леля тут же режет ему кусок на дольки, а бабушка Саша спешит в кухню и несет первую и единственную пока на столе чашку чая. Алеша уплетает торт, запивая чаем, но даже в таком блаженном состоянии замечает, как проливает чай на стол. Он готов захныкать и уже приподнимается, чтобы идти за тряпкой, но бабушка Саша мгновенно вытирает около него лужу, а остальные бабушки усердно утешают его, даже не дав ему всхлипнуть.

Разве можно сравнить эти счастливые минуты с "тяжелой жизнью" у отца с матерью, где Алеше пришлось бы вылезать из-за стола, идти в кухню за тряпкой, вытирать лужу и относить тряпку на место?

Алеша снова весел, а мы с грустью наблюдаем, как неудержимые потоки бабушкиной любви безжалостно смывают наши и Алешины достижения. А ведь они стоили немалого времени и больших усилий. Воистину правы мудрые китайцы, говоря: "Чтобы стать трудолюбивым, надо три года, а чтобы облениться, достаточно и трех дней".

Насытившись тортом, Алеша начинает шалить. Он кривит губы и коверкает слова. Это всех смешит, только нам видеть это грустно.

- Бабка, бадяпка! - кричит бабушке Саше Алеша, и кричит нехорошо, как будто ругается. Но бабушку это приводит в восторг. Она смеется, говорит:

- Ах ты, разбойник этакий! - и, сделав двумя пальцами "козу", "бодает" Алешу. Он, конечно, радуется произведенному эффекту и кричит еще громче и еще неприятнее.

Это почему-то всех веселит пуще прежнего, а мы с горечью думаем о том, что сделали непростительную глупость, бросив на целый день сынишку в это море неразумной любви. Что-то будет завтра?

 

Приходится расхлебывать

 

Наступает утро, Алеша открывает глаза и сладко потягивается. Папа, как всегда, дает ему штанишки и говорит:

- Одевайся! Будем убирать кровати.

Но Алеша ведет себя необычно. Он лениво и медленно всовывает одну ножонку в штанишки, а второй никак не может попасть куда надо. Да у него и настроения нет попадать. Он дрыгает ногой, почти не глядя на штанишки, и хнычет:

- Никак! Папа, адень таниски!

- Алеша! Штанишки ты ведь надеваешь быстро и хорошо. Сам одевайся! - спокойно говорит папа.

- Не буду-уу! - уже сквозь слезы тянет Алеша и поднимает рев. Разве не обидно: вчера целый день выполнялось любое его требование и любая просьба, одевались и снимались не только штанишки, но и носки, ботинки, рубашки! А теперь пожалуйте - надо одеваться самому! И непонятно и обидно. Он так привык командовать, так вошел в новую роль, что теперь, естественно, будет отстаивать такое удобное для него право "повелителя".

А нам теперь придется отвоевывать у Алеши "равноправие". Из-за штанов - первый и потому самый важный "бой". Нам его надо обязательно выиграть. Дальше будет легче: Алеша станет после первого "поражения" "сдавать позиции". Папа один убирает кровати, сам складывает раскладушку и уносит ее в мастерскую. Увидев это, Алешик совсем заходится в плаче и кричит все требовательнее и капризнее.

У папы с мамой горько на душе, но они и виду не подают. Тогда Алеша выходит в коридор, шлепается на пол и, держа в одной руке трусики, заливается пуще прежнего. Он, по-видимому, рассчитывает на поддержку бабушек. К счастью, дома только бабушка Дина, да и та в кухне. А в кухне мама готовит завтрак и не позволит ей броситься на выручку.

Алеша, не получив в коридоре поддержки, готов "капитулировать". Захватив штаны, он медленно бредет в кухню. И вдруг видит здесь... бабушку! Он к ней, как утопающий к соломинке.

- Ну, ну, в чем дело? Что такое? - говорит бабушка и помогает ему (это Алеше-то, который на любой стул или скамейку взбирается с необычайной быстротой и легкостью!) влезть на стул у окна. - Ну, ну, ты перестань плакать, тогда я с тобой буду разговаривать... - И, не дожидаясь, пока он остановится, продолжает: - А ну-ка, где тут курочки? Как они? Ко-ко-ко! А где коровка? Мму-у-у? А что там дядя делает? Во-он там!

Беседа у окна продолжается довольно долго. Бабушка проводит психологическую "обработку" внука, а брошенные Алешей штаны сиротливо лежат на полу. Мы нервничаем: "сражение" было почти выиграно, а теперь опять надо начинать все сначала.

Наконец, бабушка решила, что уже отвлекла Алешу от источника раздражения и теперь он наденет штанишки. Но не тут-то было. Стоило ей только произнести слово "штанишки", как Алеша снова заревел с новой силой, сполз со стула и опять шлеп на пол! "Сражение" вновь разгорелось вовсю.

Видя свою неудачу, бабушка поднимает с пола штанишки и подходит к Алеше с намерением надеть их. Тут уж папа не выдерживает:

- Дайте Алеше самому надеть штанишки! - останавливает он бабушку.

Бабушка отступает и отдает трусы Алеше. Но тот сердито бросает их на пол и ревет еще громче.

Мы садимся завтракать. Кусок нам буквально не лезет в горло. Бабушке тоже, она берет книжку, смотрит в нее и молчит.

Проходит еще несколько томительных минут. Теперь уже никто не обращает внимания на плачущего Алешу. Он понемногу стихает, потом поднимается с пола и идет к папе. Идет он медленно и чуть подвывая, но штанишки держит в руке.

- Папа, вити носик! - просит он уже мирным тоном. Папа берет платок и ласково вытирает носик и мокрые от слез щеки. Как папе хочется схватить Алешу на руки, обнять, поцеловать милые заплаканные глазенки, но папа этого не делает.

- Влезай сюда! - ласково приглашает он Алешу на его обычное место. Алеша влезает, кряхтя и посапывая носиком.

- Теперь Алеша наденет штанишки и будет с нами завтракать, - спокойно говорит папа, а сам настороженно ждет: вдруг начнется все сначала?

Но Алеша прямо на наших глазах становится самим собой. Он садится на свое место, расправляет штанишки и ловко всовывает одну ногу, потом, чуть сдвинув трусики в сторону, - вторую и, привстав, натягивает их до пояса. Движения его снова быстры, ловки, точны. Куда девалось его "никак"! Он снова все может и все умеет.

Только за чаем снова дают себя знать следы вчерашнего "блаженства":

- Насип сипоцьку цяй! Памисяй езицькой! Падюй! - не просит, а почти командует Алеша. А ведь всегда он сам сыпал песок в чай, сам мешал ложечкой и сам дул на чай. Мы молча переглядываемся.

- А ты возьми ложечку и помешай сам! Мама уже насыпала песку в чай, - как можно спокойнее говорит ему папа. Алеша тянется за ложкой и начинает медленно мешать чай.

У нас, наконец, отлегло от сердца: первый и самый тяжелый "бой" выдержан. Но это не все. Еще дня два или три мы будем расплачиваться за воскресный бабушкин "рай", еще будут слезы у Алеши и трепка нервов папе с мамой, но самое тяжелое уже позади.

Как же быть? ломаем голову. Спрятать Алешу от бабушек невозможно, а результаты их любвеобильного воспитания для всех нас троих очень тяжелы.

Винить бабушек тоже нельзя. Они очень любят внуков. Но любят иначе, чем мы. Получается, что воюют между собой две разные любви, но "сражения" от этого не становятся менее жестокими. Мама даже плачет иногда. А бабушка все поучает ее:

- Времена спартанского воспитания прошли, а у вас Алеше никакой свободы, все время он должен сдерживать свои желания. Кончится все тем, что он вас невзлюбит. - Бабушка Дина говорит все это устало-назидательным тоном, каким обращаются учителя к непокорному ученику.

Мама слушает, а потом говорит папе:

- В этих словах какая-то чудовищно нелепая и обидная несправедливость! А доказать невозможно.

- И не надо доказывать, пожалуй. Время это сделает лучше нас.

 

Послесловие

 

С тех пор как была написана книга, прошел целый год.

В жизни таких малышей, как Алеша и Антоник, это срок немалый, и многое за это время изменилось.

В том, что сыновья подросли, нашей заслуги нет, а вот в другом, пожалуй, есть.

В своем развитии они значительно обогнали сверстников. И чем дальше, тем это становится заметнее. Алеша легко и свободно бегает, причем так быстро, что маме трудно за ним угнаться. И пробежать целый километр ему ровно ничего не стоит. Еще в середине апреля, когда он первый раз выскочил во двор в одних трусиках не на минутку-другую, как зимой, а на целых полчаса, ему доставило большое удовольствие обежать двор и не раз или два, а раз десять-двенадцать. Папа даже вынес секундомер и определил, что Алеша пробегает 100 метров за 42 секунды. И все это без напряжения, легко. Мама пробежит за ним вдогонку пятьдесят метров и уже запыхается, а ему хоть бы что!

Алеша хорошо прыгает, и не только на месте, как зайчик, а может перепрыгнуть не разбегаясь через барьерчик в ящик с песком, спрыгивает на пол со стульев, с лесенки, с турника, т. е. с такой высоты, что бабушка ахает и неизменно пророчит: "Ноги он себе обязательно переломает!" Но ее предсказания по-прежнему не сбываются. А Антоник, хотя и говорит только с десяток слов, во всем пытается копировать брата. Подтягивается Алеша на кольцах (теперь у нас в комнате есть и кольца, и лесенка, и два турника) - Антоник тут как тут. Он, конечно, не может еще подтягиваться на руках до подбородка, но повисеть на кольцах, покачаться и поднять ножонки к самим кольцам он в состоянии.

Начнет Алеша прыгать со стула на пол - и Антоник влезает на стул. Но Алеша спрыгивает и старается прыгнуть как можно дальше, а Антоник посмотрит вниз, оценит высоту, подумает: "Страшновато" - и, ложась на живот, сползает, как обычно, вниз. И после этого начинает спрыгивать, а вернее "сшагивать" на пол с маленького чемоданчика, лежащего на полу. Ребятишки хорошо знают свои силенки и не станут делать непосильного. Наверное, поэтому за целый год не было ни одного серьезного ушиба или ранки, а маленькие царапины в счет не идут. У нас нет боязни, что мальчики залезут куда не следует или упадут и сильно ушибутся.

Но ребятишки хорошо развиты не только физически. В два года восемь месяцев Алеша прочел первое слово, а теперь одолевает целые фразы, надписи на банках, коробках, автомашинах, заголовки в газетах и названия книг. Пишет он только печатными буквами, изображая некоторые еще неправильно, но делает это с большим увлечением. Он знает часовую и минутную стрелки на часах, и когда мама попросит его: "Пойди, Алеша, посмотри, который час!" - он, возвращаясь, сообщает: "Часов десять, а минут две". Это значит, что уже десять минут одиннадцатого. И папа с мамой понимают его.

Считает Алеша до двадцати и считать тоже любит: пересчитывает вагоны поездов, проходящих мимо нашего дома, считает, сколько надо взять конфеток, чтобы угостить всех, и т. п. И всему этому он учится играя. Буквы Алеша запомнил потому, что они были на кубиках, на картинках разрезной азбуки в красивом цветном букваре, а папа с мамой иногда спрашивали:

- А где тут буква "о"?

И, конечно, хвалили Алешу за успехи.

Правда, нас снова пугают: "Раннее развитие опасно!" Но мы недавно получили письмо из Киева от матери Алеши Толпыго. У этого Алеши настолько блестящие математические способности, что его перевели сразу из VII класса в X. И он, оказывается, свободно читал уже в четыре года. "Если малыш сам быстро развивается и к этому его никто не принуждает, пусть идет вперед, не тормозите его", - писала нам мама Алеши. Ее тоже пугали в свое время "опасностями раннего развития".

В общем этот год был годом больших успехов для малышей и годом радости для нас. Малыши не только здоровы, сильны, ловки, самостоятельны для своего возраста, но и быстро развиваются умственно, и нападки на нас, даже со стороны самых яростных "противников" наших взглядов, становятся все слабее. С нами уже во многом соглашается бабушка Дина, а кое в чем начинает поступать так, как мы, и только бабушка Саша по-прежнему осуждает нас. Но мы надеемся, что через год-два не только она, но и многие другие наши "противники" станут нашими единомышленниками.

 

Часть 2

Так мы жили

Наша семья

 

В каждой семье есть свои особенности, обычаи, традиции, свой уклад жизни. И у нас он свой.

Это обнаруживается прямо с порога: в тесноватой прихожей целая стена занята одной обувью. Немудрено: у нас трое взрослых, семеро детей.

Направо большая светлая комната, но что тут творится! Верстаки и инструменты всех размеров; лаки, краски, химические реактивы, моторы, машины, проволока, фанера, уйма разных железок, деревяшек. На стенах свободного места нет, да же с потолка свешиваются какие-то, разумеется, очень нужной вещи. Иногда не выдерживаешь, в сердцах скажешь своим "мастерам": "Дождетесь - половину выкинем на свалку, ведь скоро пройти невозможно будет!" Но, поостынув, рассмеешься: дело житейское - на то, в конце концов, и мастерская.

Кухня, она же столовая, соединена большим проемом с соседней комнатой, В которой много книг, магнитофон, радиола, полки с рукоделием, стол, заваленный рукописями и письмами. Здесь у нас что-то вроде кают-компании. При "камбузе" она находится потому, что здесь чаще всего бывает мама. Здесь решаются сообща все семейные проблемы и засиживаемся допоздна с разговорами, которые никак нельзя отложить на завтра.

А в нашей спортивной комнате надо быть осторожнее: с каната из-под потолка кто-нибудь может спрыгнуть, а на кольцах можно раскачиваться от стены до стены, а на матраце кувыркаться сколько хочешь. Два турника, лесенка, гири, обручи, мешочки с галькой, целый угол деревянных кирпичей и несколько полок с куклами, игрушечными зверятами, конструкторами, играми. А над дверью из каркаса старой раскладушки сделано "гнездышко", куда набиваются не только наши "птенцы", но и соседские. Полстены внизу - коричневый линолеум, а по нему мелом - рожицы, солнышко, цветы и разные каляки-закаляки - все, что подскажут желание и фантазия.

В "кунацкой" - так мы называем гостиную (от кавказского "кунак" - друг" - телевизор, пианино, круглый стол, низкие кресла, полки с книгами. Ничего необычного, кажется, здесь нет. Но поролоновые подушки с кресел могут перекочевать вместе со стульями в "спортивную" в качестве строительного материала для "дворцов", "космических кораблей" и прочих сооружений. Тут же собраны наши "развивающие игры" - предмет особых папиных забот. Они находятся здесь, потому что наши многочисленные гости очень интересуются ими: срисовывают, копируют, осваивают их методику, а потом увлекаются и просто начинают тут же играть со своими малышами.

Спальни у нас наверху, в трех маленьких комнатках мансарды. Тут же полки для белья, шкаф, столик для швейной машины, где, конечно, всегда лежит что-то недошитое, недочиненное, недоглаженное...

Из "спортивной" дверь в комнату дедушки - единственную комнату, неприкосновенную для ребят. Только самая младшая, шестилетняя Любаша, там частый гость - она дедушкина любимица. А остальные кто где: кто сидит, уткнувшись в книгу, кто делает что-то в мастерской, кто домывает посуду в кухне, кто пытается освоить новое упражнение на кольцах. Бывает, в игре собираются все вместе - тогда дом ходит ходуном от топота, смеха, шума и крика: ничего не поделаешь - бывают и конфликты, которые не всегда удается разрешить мирным путем.

Но если вместе сядем у телевизора, получается маленький зрительный зал с "партером", "амфитеатром" и даже "ложей" - это кто-нибудь из малышей устраивается к папе или маме на колени. В доме тишина. И как хорошо смотрится и переживается вместе!

 

Предсказания не сбываются

 

Было время, когда нас пугали: дети ваши "из болезней не будут вылезать", и "руки-ноги они обязательно себе переломают", и "в школе им будет трудно учиться", и "вырастут они недисциплинированными", и "на шею вам скоро сядут" и т. д. и т п., и все из-за того, что слишком уж странными, непривычными казались многим наши методы воспитания, наш образ жизни.

Зачем все эти спортснаряды и таблицы в комнате? Зачем читать в три года? Зачем босиком по снегу? Зачем все эти фокусы? Вы искалечите детям жизнь!

Шли годы, дети подрастали один за другим, а страшные прогнозы не сбывались. Болели они редко, простуды им вовсе были не страшны, а инфекционные болезни они переносили легко, чаще всего без лечебных процедур и лекарств. Годам к трем они становились крепкими, сильными и ловкими, даже сбитого носа мы у них не видели, а вывихов или переломов ни у кого из них не было ни разу за все 18 прошедших лет.

И в школе им учиться совсем не трудно: за домашними заданиями не засиживаются, а учатся в основном на "четыре" и "пять". Школу кончают раньше срока на год-два-три ("перескакивая" через классы), и никаких хлопот не доставляют нам с поступлением в средние или высшие учебные заведения: ни особых условий, ни протекций, ни репетиторов, как и должно быть.

От работы не бегут: старший уже в 14 лет летом работал почтальоном, а в 16 лет был принят на должность техника в лабораторию и проработал два года, получив перед поступлением в институт четвертый разряд регулировщика радиоэлектронной аппаратуры. И чем старше становятся наши ребята, тем чаще мы слышим похвалы в их адрес: "Хорошие у вас помощники растут". Да, косые взгляды сменяются теперь доброжелательными улыбками, а недоумение и раздражение - интересом, письма, гости, встречи, лекции - и уйма самых разных вопросов и просьб:

- Расскажите, как и чем вы занимаетесь с детьми... Покажите свои игры, учебные пособия, мастерскую, спортивные снаряды... Напишите о том, как вы обращаетесь с новорожденным... Пожалуйста, о закаливании!.. И о своих ошибках не забудьте, чтобы их не повторить нам...

И среди других обязательный вопрос:

- А откуда вы все это взяли? Как не побоялись воспитывать детей так необычно?

 

Как мы начинали

 

Иногда считают, что мы все обдумали заранее, наметили, так сказать, план действий, а потом уж стали его осуществлять в жизни. Ну и наделали бы мы беды, если бы так случилось - мало ли ломается ребячьих судеб из-за тщеславных замыслов их родителей и педантичного проведения их в жизнь. Да, многое в нашей жизни сложилось иначе, чем у других, и все это не само собой, а по нашей доброй воле (и тоже, конечно, не без тайных надежд на это самое-самое... - кто из родителей этим не переболел?!), но никаких заранее намеченных планов у нас и быть не могло по той простой причине, что мы оба о дошкольном детстве представление имели довольно примитивное, а о младенческом возрасте вообще ничего почти не знали.

Мы, конечно, могли обложиться учебниками, популярными брошюрами, учеными трудами и, проштудировав их, отобрать, наметить... и т. д. Но тогда, к счастью, это оказалось нам не под силу: загруженность работой, неблагоустроенное жилье, бытовые заботы отнимали все время. Мы добрались до книг всерьез лишь тогда, когда у нас было уже двое сыновей, четыре или пять исписанных толстых тетрадей с результатами наблюдений за ними и уйма самых житейских, а не теоретических проблем.

Признаемся и еще в одном нашем "грехе": мы сами по себе люди не очень организованные и к планам тяготения не испытываем. И в данном случае это оказалось полезным: нам не понадобилось подгонять жизнь под свои намерения и установки. Так мы убереглись от одной крайности в воспитательном деле - излишне жесткого руководства этим сложным и тонким процессом. А другая крайность - равнодушие - нам не грозила: мы оба задолго до знакомства друг с другом увлекались проблемами воспитания. Мы и встретились-то (вот судьба!) на совещании, посвященном "Программе воспитательной работы в школе". Случай усадил нас рядом, но разговорились мы уже не случайно: оба жили учениками, школой и ее многочисленными бедами, оба мечтали о преобразованиях в школьном деле, много думали об этом. Мы начинали свою семейную жизнь единомышленниками - это и послужило основой для всего, что было дальше. Конечно, впрямую школьные проблемы с заботами о новорожденном не связывались. Это лишь потом мы обнаружили между ними самую тесную связь, а тогда и не догадывались об этом, зато твердо знали, что в школу дети уже приходят очень разные по уровню развития и от этого зависит их дальнейшая школьная жизнь. Значит, много надо сделать до школы, но не с пеленок же начинать!

Когда родился наш первенец, мы просто радовались ему и любили каждую свободную минутку быть с ним: играть, разговаривать, смотреть на него и удивляться всему. Он чихнул! Он нахмурился! Он улыбнулся! Кому из родителей не знакомо это ощущение чуда, имя которому Мой Ребенок! Но вскоре к этой родительской радости прибавилось любопытство. Почему он плачет по-разному? Почему он напружинивается, когда берешь его прохладными руками? Почему он сопротивляется надеванию чепчиков? И т. д. и т. п. А сынишка рос, и вопросов этих все прибавлялось. Мы стали записывать свои наблюдения, и одновременно предоставляли малышу все больше свободы действий, дали ему возможность самому определять, например, сколько ему есть, когда спать, как долго гулять, - словом, во многом доверились природе. И наблюдали, и записывали все, что казалось нам наиболее интересным а потом сопоставляли записанное с тем, что к тому времени удалось уже прочитать, И обнаруживали интереснейшие вещи: малыш, оказывается, мог гораздо больше, чем об этом было написано в популярной литературе. Это поразило нас и вызвало еще больший интерес к сынишке. А когда родился еще сын, мы с самого начала пробовали обращаться с ним так, как научил нас его старший братик: давали ему пальцы, чтобы он мог уцепиться за них своими крошечными пальчиками, и в первую же неделю он мог висеть на них несколько секунд. С первого месяца стали его держать над горшочком, избавили его от всяких платков и чепчиков и разрешили ему лежать голеньким сколько захочет...

 

Споры, ссоры

 

Первыми, кто был возмущен таким "варварским" отношением к ребенку, были, конечно, наши бабушки, которые тогда жили вместе с нами и просто видеть спокойно не могли голого младенца. Но мы не уступали их натиску. Малыши были веселы, спокойны, энергичны, не болели, легче переносили диатез, и мы настаивали на своем. А на нас уже косо стали посматривать соседи. Прохожие на улицах, когда мы шли с непривычно легко одетыми малышами, осуждающе бросали нам в спину:

- Сами-то в шубах, а детей заморозить хотите?

Пришлось нам подравниваться под малышей, мы стали одеваться тоже полегче, но реплик от этого не убавилось:

- Смотри-ка, ребенок едва поспевает, бежит за ним, а он хоть бы шаг поубавил.

- Ушки, ушки-то ему прикройте - застудите!

- Что же ты, мать, ему головку-то не прикроешь - напечет ведь.

Мы же твердо придерживались правила: считаться только с самочувствием малыша и в своих действиях исходить прежде всего из него. Вот здесь мы и допустили первую серьезную ошибку: внимательно наблюдая за детьми, мы не всегда обращали внимание на самочувствие окружающих и, конечно, были за это наказаны градом новых замечаний, наставлений, упреков.

А ребятишки тем временем росли. Кто-то из знакомых подарил полуторагодовалому Алеше кубики с буквами. Ну буквы-то ему еще ни к чему, подумали мы, но кубиков у сына не отобрали. И были немало удивлены, когда обнаружили месяца через три, что Алеша-то наш уже узнает с десяток букв. К двум годам он уже знал чуть ли не весь алфавит, а в два года восемь месяцев прочитал первое слово. Для самого Алеши это было как будто так и надо, а для нас это стало целым открытием: так вот уже когда человек может читать! А как же в остальном? Так начались наши пробы не только с обучением грамоте, но и в физическом развитии малышей, в овладении различными движениями и даже в укреплении их здоровья. Пробы эти были чаще всего чисто интуитивными попытками разобраться, что малыш уже может. Мы ведь не знали, что ему по силам, что уже можно, а чего нельзя, и пробовали осторожно, играя. Никакого давления, никакого обязательного урока, но и не сдерживали, если ему самому хочется. Удалось что-то малышу - мы рады, не получилось - значит, пока отложим.

Мы жили тогда в небольшом щитовом домике, сами его оборудовали, сами топили печи, ходили к колонке за водой и делали массу других хозяйственных дел. А дети были рядом. Вот Алеша видит, что папа забивает гвозди, и требует себе молоток. Мама подметает пол - он тянется к щетке или венику. И вот тут-то мы, кажется, сделали еще один правильный шаг к дальнейшим нашим педагогическим открытиям: впустили детей в мир взрослых хлопот и занятий, постарались дать им большой простор для собственной их деятельности.

Мы не только обзавелись маленькими молотками, пилами, топориком, веничком и многими другими инструментами, но и дали возможность малышам самостоятельно постигать свойства вещей и явлений. Даже опасные вещи (спички, булавки, иголки, ножницы и т. п.) мы не прятали, а знакомили детей с ними. Малыши рано узнали, что утюг горячий, иголка острая, спички могут обжечь, а нож порезать пальчик. Сначала нами руководило лишь желание, чтобы занятый делом малыш не лез на руки, не приставал, не мешал работать, но при этом сам был бы осторожен - ведь следить за детьми, не спуская глаз, нам было совершенно некогда, мы оба работали. И только значительно позже мы поняли, какие бо