Распад СССР и крах социалистической системы

 

Перестройка была «революцией сверху», что характерно для социально–пассивного общества. Многих до сих пор мучает вопрос: была перестройка необходима или нет? Была она вызвана объективными причинами или это была чья–то воля, может быть, злая, может быть, добрая (оценка, конечно, зависит от точки зрения)? И в принципе, если бы не эта воля, остро и резко проявленная, то Советский Союз существовал бы и дальше, двигаясь по траектории застоя. И никаких грандиозных перемен в мире, никаких перестановок политических сил, никаких эпохальных изменений не произошло бы. Внимательный анализ истории советского государства и, прежде всего, советской экономики, показывает, что перестройка была абсолютно неизбежна. Она была необходима, предопределена. Другое дело, она могла быть немного раньше или немного позже, могла состояться в более осторожном или, может быть, в более смелом варианте. Она могла быть организована более четко и разумно или еще хуже, чем произошло в реальности.

Для всех лет перестройки очень характерна экономическая бессмыслица.

Сначала Горбачев провозгласил политику ускорения. Сейчас об этом мало кто вспоминает, но в 1986 г. не было более часто употребляемого слова, чем «ускорение». Огромное количество политэкономов, теоретиков «научного коммунизма» и пр. «интерпретировали» концепцию ускорения, но все заключения не давали результата.

Это было типичное для советской власти использование лозунга, совершенно не нагруженного смыслом.

И только в 1991 г., т. е. в год распада СССР, в год отставки Горбачева у властных структур Советского Союза появилась возможность зацепиться за что-то смутно напоминающее экономическую концепцию. Это была программа Явлинского «500дней». Первоначально у Явлинского было «400 дней», и предлагалась эта программа сначала Абалкину, который был вице-премьером по реформе в правительстве Рыжкова, потом сам Явлинский стал вице-премьером в республиканском правительстве, но никак не получалось эту программу пристроить. А весной 1991 г. на Президентском совете у Горбачева было принято решение попробовать начать осуществление этой программы, превратить ее в экономическую программу горбачевской перестройки. И тогда вместе с группой Явлинского этим занялись разные другие люди, среди них был академик Шаталин, член Президентского совета, вот тут-то программа и превратилась в «500 дней», обросла материалом, сильно увеличилась в объеме и т. д. Но все равно она оставалась чем-то похожим на некое расписание, «приспособленное» для радикального преобразования экономики и социального устройства гигантской страны. Это, конечно, на самом деле, в принципе, никак не могло быть использовано на практике. Так что перестройка как началась, так и кончилась без экономической программы.

Существенные экономические меры при Горбачеве выразились в двух законах. Они не были компонентами целостной экономической программы (по причине хотя бы ее отсутствия), они были, скорее, решениями политического характера, но имевшими прямой экономический смысл и очень большие экономические последствия. Это «Закон о кооперации» и «Закон о государственном предприятии».

«Закон о кооперации» в принципе создавал основу для развития мелкого и даже среднего бизнеса в Советском Союзе. Правда, в качестве владельцев предприятия выступал кооператив, а не частное лицо (или группа частных лиц), но для вопросов о том, что такое кооператив в аспекте владения принадлежащей ему собственностью, кто является членом кооператива, а кто – наемным работником и т. д., была оставлена столь широкая зона неопределенности, что вполне можно было фактически владеть индивидуальной частной собственностью, а называться кооперативом.

Это был первый огромный камень, брошенный в советскую экономическую систему, колоссальный шаг к формальному присвоению государственной собственности теми, кто ею фактически распоряжался, к уходу государства от управления экономикой.

Безусловно, это был резкий скачок в сторону спада, потому что поддерживать производство на прежнем уровне становилось все менее и менее возможно, все менее и менее выгодно тем, кто этим производством командовал. Интерес заключался уже не в выполнении плана по «валу» – валовой продукции предприятия и другим показателям, как всегда было при советской власти. Не это стало интересно. Стало интересно делать то, что продается за «живые» деньги или обменивается по бартеру, причем так, чтобы можно было воспользоваться доходом. Это, несомненно, шаг к рынку, но, не столько к цивилизованному, сколько к «дикому».

Именно в последние два года перестройки, а не после старта радикальной экономической реформы, началось формирование тех хозяйственных структур, которые (иногда после различных преобразований) и сейчас составляют значительную часть крупного бизнеса в России. Однако наряду с «ветеранами» в легальный бизнес устремились и совсем новые люди, как правило, очень молодые, наделенные несомненными талантами бизнесменов, сумевшие во многих случаях сориентироваться в новой обстановке гораздо быстрее, чем чиновники и хозяйственники из старой элиты.

Едва ли не самым распространенным каналом, по которому чуть ли не с нуля врывались в бизнес, стали НТТМ – структуры, занимавшиеся организацией научно–технического творчества молодежи. Это поле активно захватили прежде всего комсомольские лидеры, но, конечно, не только лидеры прежних идеологических структур.

Падение производства, которое наступило фактически не с 1992, а, по крайней мере, с 1990 г., было запрограммировано всей хозяйственной структурой, всеми ее перекосами, а законы о кооперации и о государственной предприятии оказались чем–то вроде выстрела, после которого сорвалась лавина, которую в принципе невозможно было ни предотвратить, ни удержать, ни даже существенно ослабить.

Но эти законы не только дали стартовый сигнал, но ускорили падение. «Закон о кооперации» очень хорошо помогал воровать и устраивать свои дела вокруг государственных предприятий – около них тут же возникли группы всевозможных кооперативов, которые, собственно говоря, и служили теми каналами, которые позволяли продукцию, номинально принадлежавшую государству, превращать в частно-присваиваемую прибыль почти законным, а то и вообще законным путем. Сращивание крупных предприятий, кооперативов, НТТМ и пр. шло полным ходом; это открывало путь к дальнейшей (уже в 1993–1994 гг.) приватизации через "дробление" (с использованием в качестве вывески демонополизации), но отнюдь не способствовало решению производственных проблем на благо общества.

Обвал, который начался в 1990 г., повлек колоссальную накачку экономики пустыми деньгами. Мотив для накачки пустыми деньгами – это необходимость повышения заработной платы у всех, кто оказался причастен к переводу прибыли, возникающей в результате работы государственных предприятий, в частные каналы присвоения. Этих каналов стало очень много, через них происходила накачка, и государство в этих условиях не могло не запускать печатный станок.

Уровень жизни стал резко падать для тех, кто не имел отношение к этим каналам – именно они приняли, как водится, удары раскручивавшейся инфляционной спирали (на первых порах – в скрытых формах). Естественно, были опустошены прилавки, что привело к социально–экономическому, а затем и политическому кризису 1991 г. Уже в январе 1991 г. в магазинах уже почти ничего не было. Введение всеобщей карточной системы непрерывно маячило на экономическом горизонте, а всевозможные частичные формы карточного распределения практиковались чрезвычайно широко.

Социально–экономический и политический кризис 1991 г. был концом перестройки. Стало ясно, что дальше так двигаться нельзя. Во–первых, как всегда в периоды тяжелых кризисов, резко обострились взаимоотношения между центром и элементами системы, в данном случае союзными республиками, которые вспомнили слова «суверенитет», «независимость» и т. п. У них проявились уверенность, что при большей самостоятельности они большего добьются, а националистические силы были всегда и везде, никогда и нигде не умирали. Во–вторых, стало понятно, что половинчатые, недоразвитые отношения собственности, которые сформировалась после введения законов о кооперации и о государственном предприятии – это сугубо переходная форма, нужно куда–то двигаться от нее: вперед или назад.

Попытка пойти назад и была августовским путчем ГКЧП. В случае победы путч, безусловно, не привел бы к простому откату в старую систему (это и в принципе было уже невозможно), поскольку все его участники располагались совсем близко к широкому и вольному пользованию государственной собственностью. Цели путча, скорее всего, состояли в том, чтобы, во–первых, опираясь на остатки силовых структур, не допустить распада Союза, во–вторых, отсечь паразитные кооперативные организации, примкнувшие к государственным предприятиям, для того чтобы по возможности вернуть государство в управление промышленностью.

Ясно, что в случае успеха путча результатом ни в коем случае не могла быть устойчивая система. У такой системы были две альтернативы. Первая – дальше откатываться назад, вторая – сдача всего, чего путчистам удалось бы добиться, и возвращение к тому моменту, откуда путч начался, со всеми теми же последствиями.

Так что экономическая предопределенность событий конца 1991 г. очевидна. Неотвратимой была радикальная экономическая реформа, которая стала возможной с образование самостоятельного государства – Российской Федерации.

Выводы

1) Политика военного коммунизма предполагала следующие меры а) централизованное распределение ресурсов и продукции: б) продразверстку: в) национализацию предприятий и централизацию управления; в) введение всеобщей трудовой повинности;

2) Меры новой экономической политики: а) замена продразверстки продналогом; б) допуск частного капитала в торговлю и денежную сферу; в) создание концессий с частным капиталом; в) осуществление денежной реформы 1922–1924 гг. г) изменение принципов управления народным хозяйством.

3) Основные задачи довоенных пятилеток: а) проведение индустриализации; б) проведение коллективизации; в) повышение производительности труда и развитие соцсоревнования; г)обеспечение народного хозяйства квалифицированными кадрами.

4) Суть денежной реформы 1947 г. – ликвидация дефицита госбюджета, сокращение денежной массы и ликвидация карточной системы.

5) Экономическая идея реформы Косыгина А.Н. состояла в переводе предприятий на хозяйственный расчет: самоокупаемость, самофинансирование и рентабельность и освоение достижений НТР.

6) Перестройка была полностью не подготовлена, и конечным ее результатом стал распад СССР.