Создание естественного дыхания.

Прежде чем я обрисую детали этой техники, потребуется вкратце изложить некоторые принципиально важные факты. Их знание объяснит нам смысл каждого отдельного технического шага, которые иначе сами по себе могут показаться бессмысленными.

Вегетотерапевтическое лечение мышечных положений совершенно определенным образом переплетается с работой над характерологическими позициями. Первое, следовательно, никоим образом не исключает вторую, или, иными словами, означает ту же работу в более глубоком слое биологического организма. Ведь в соответствии с нашими представлениями, основанными на анализе характера, характерологический и мышечный панцирь совершенно идентичны. Вегетотерапию можно было бы с полным основанием назвать анализом характера в сфере биопсихического функционирования.

Но есть и явление, контрастирующее с идентичностью характерологического и мышечного панцирей. Как характерологические позиции могут быть сняты с помощью ослабления мышечного панциря, так и, наоборот, мышечные позиции могут разрушиться благодаря ослаблению характерологического своеобразия. Специалист, испытавший силу мышечной вегетотерапии, чувствует искушение пожертвовать ради нее работой над ликвидацией характерологических окостенений. Но практика скоро покажет, что исключительность одной или другой формы работы недопустима. В одних случаях работы с пациентами будет с самого начала преобладать работа над мышечными позициями, в других — над поведением. Мы встречаем и третий тип больных, у которых попеременно проходит работа частично над мышечной, частично над характерологической сферой. Но значение и объем работы над мышечным панцирем увеличиваются в конце лечения. Она концентрируется на задаче снова вызвать функционирование рефлекса оргазма, данного от природы, но разрушенного у всех душевнобольных. Эта задача решается весьма различными способами.

В ходе усилий, цель которых — вызвать рефлекс оргазма, постигаются многочисленные детали. Именно они и позволяют сравнить правильное понимание естественного движения с неестественным, невротически-судорожным. Вегетативный импульс и вегетативное торможение того же импульса могут быть локализованы в одной и той же группе мышц. Например, в сгорбленном положении и соответствующем наклоне головы может заключаться как импульс, побуждающий ударить кого-либо, так и его торможение. Конфликт между влечением и отпором, о котором мы столь точно знаем в результате наблюдения над психической сферой, в точности отражается в физиологическом поведении. В других случаях импульс и торможение распределяются по разным группам мышц. Встречаются, например, больные, у который вегетативный импульс выражается в непроизвольных сокращениях мышц надчревной области. Но торможение этого вегетативного импульса следует искать в другом месте — например, оно вызывается судорожными сокращениями матки, которые можно ощутить в форме отдельных шарообразных желваков при тщательной пальпации подчревной области. Речь идет о вегетативно гипертоническом состоянии мускулатуры. Желвак исчезает в ходе формирования рефлекса оргазма. Иногда бывает также, что желвак формируется и снова исчезает во время одного и того же сеанса.

Упомянуть об этом было особенно важно, так как рефлекс оргазма в значительной степени вызывается благодаря усилению вегетативных торможений. Больной ведь ничего не знает о блокаде своих мышц. Он должен сначала почувствовать ее, прежде чем сможет обратить на нее внимание. Попытки усилить вегетативные импульсы перед ликвидацией торможений оказались бы бессмысленными.

Чтобы облегчить понимание проблемы, мы хотим воспользоваться следующим примером. Змея или червь демонстрируют волнообразное ритмическое движение, подчиняющее себе весь организм. Представим себе теперь, что некоторые сегменты тела парализованы или каким-либо образом зафиксированы, так что они не могут двигаться в ритме всего тела. Тогда и остальная часть тела не двигалась бы, как прежде; общий ритм был бы нарушен блокированием отдельных групп мышц. Следовательно, полнота телесной гармонии и подвижности зависит от единства, целостности и ненарушимости телесных импульсов. Человек, таз которого жестко зафиксирован, может быть сколь угодно подвижен, если говорить о других частях тела, но его позиция и движение заторможены. Рефлекс оргазма заключается как раз в том, что волна возбуждения и движения стекает от вегетативного центра через голову, шею, грудь, над- и под-чревную область до таза и далее до ног. Если эта волна сдерживается, замедляется или блокируется на каком-либо месте, то рефлекс «расщепляется». Наши больные обычно демонстрируют не одно, а многие такого рода блокады и торможения рефлекса оргазма в различных участках тела. Торможение регулярно проявляется в двух участках тела — в горле и в заднем проходе. Можно только предполагать, но не утверждать наверняка, что это связано с эмбриональной природой обоих отверстий. Как известно, конец пищевода и кишечника — два конечных отверстия кишечника первобытного животного.

Сначала разыскиваются и разъясняются отдельные участки торможения рефлекса оргазма, а затем тело само ищет путь, который предписывает ему ход вегетативного возбуждения. Вызывает крайнее удивление «логичность», с которой тело собирает воедино компоненты рефлекса. Если, например, снимается жесткость затылка и пациенту разъясняется смысл судорожного сокращения горла или подбородка, то почти регулярно на груди или плечах возникает какой-то импульс. По прошествии небольшого времени его удерживает на этом же месте соответствующее торможение. При ликвидации вновь появившегося торможения заметным становится импульс на животе — до тех пор, пока и он не натолкнется на торможение. Таким образом, можно убедиться в том, что ослабление вегетативной подвижности таза невозможно до ликвидации функций торможения, располагающихся выше.

Нельзя, однако, слишком схематически воспринимать данное описание. Конечно, каждое ослабление торможения делает возможным некоторый вегетативный импульс, движущийся «дальше вниз». Но точно так же судорога горла может быть снята зачастую лишь в том случае, если вегетативные импульсы уже прорвались. При внезапном проявлении новых вегетативных импульсов с несомненностью дают себя знать скрытые до сих пор торможения. В ряде случаев тяжелые судороги горла выявлялись не ранее, чем заявляло о себе вегетативное возбуждение таза. Более сильная возбудимость мобилизует остаток имеющихся механизмов блокирования.

В данной связи особенно важны заменяющие движения, Очень часто вегетативный импульс инсценируется там, где имеется лишь заученное, наполовину произвольное движение. Основной вегетативный импульс вызывается только в том случае, если заменяющее движение идентифицировано и устранено. Например, очень многие больные страдают от длительного напряжения мускулатуры челюсти, придающего нижней половине ихлиц «злое выражение». При попытке сдвинуть подбородок книзу замечается сильное сопротивление, жесткость. Если предложить больному попеременно открывать и закрывать рот, он начнет выполнять это движение только после некоторого колебания и с явным напряжением. Но надо позволить пережить такое искусственное открывание и закрывание рта, прежде чем удастся убедить больного в том, что у него заторможена подвижность подбородка.

Таким образом, произвольные движения групп мышц могут функционировать как форма отпора непроизвольным. Точно так же непроизвольные мышечные действия могут проявляться как защита от других, столь же непроизвольных. Таково, например, ритмическое движение мускулатуры губ («тик»), представляющее собой защиту от пристального взгляда. Произвольные мышечные действия также вполне могут находиться в русле непроизвольных, и, следовательно, сознательное подражание движению таза может вызвать вегетативное движение таза.

Основной принцип высвобождения рефлекса оргазма заключается в следующем:

1. Отыскание торможений и участков расщепления, препятствующих проявлению рефлекса оргазма как единого целого.

2. Усиление непроизвольных механизмов торможения и импульсивных движений — как, например, вращения таза — способных высвободить заторможенный общий вегетативный импульс.

Важнейшим средством высвобождения рефлекса оргазма является техника дыхания, которая стала мне ясна сама собой в процессе работы. Нет ни одного невротика, который мог бы глубоко и равномерно выдыхать. В сознании этих больных угнездились результаты всех мыслимых манипуляций, препятствующие глубокому выдоху. Эти люди выдыхают прерывисто или слишком быстро возвращаются от выдоха к вдоху. Некоторые больные следующим образом описывают испытываемое при этом торможение: «Похоже, будто морская волна наталкивается на каменную глыбу. Дальше не идет».

Ощущение этого торможения гнездится в надчревной области или в середине живота. При глубоком выдохе в животе появляются ощущения удовольствия или страха. Задача блокады дыхания в том и состоит, чтобы избежать их. Для подготовки и проявления рефлекса оргазма у своих пациентов я предлагаю им сначала вдохнуть и «почувствовать душевный подъем» в этом состоянии. Если больных призывают глубоко дышать, они обычно искусственно задерживают дыхание или «выталкивают» выдох. Это произвольное поведение служит только тому, чтобы воспрепятствовать естественному вегетативному ритму дыхания. Он оказывается «разоблаченным» как торможение, и больного побуждают «дышать обычно», то есть не делать дыхательных упражнений, чего ему хотелось бы. После 5—10 вдохов дыхание, как правило, углубляется и начинают проявляться первые признаки торможения. При окончании естественного глубокого выдоха голова сама собой подается вперед. Больные же не могут позволить голове естественным образом двинуться вперед. Они вытягивают ее вперед, чтобы не откинуться назад, или делают резкое движение в сторону — во всяком случае, нечто другое, чем то, что предписывается естественным движением.

Плечи при глубоком выдохе расслабляются и мягко подаются вперед. Наши больные удерживают плечи именно в конце выдоха, высоко поднимают их, короче говоря, совершают различные движения плечами, чтобы не допустить спонтанного вегетативного движения.

Другое средство высвобождения рефлекса оргазма — легкое надавливание на надчревную область. Я помещаю пальцы обеих рук примерно на середину расстояния между пупком и канавкой грудного хряща, прошу глубоко вдохнуть и затем так же глубоко выдохнуть. Во время выдоха я постепенно и плавно вдавливаю надчревную область. При этом у разных больных обнаруживаются весьма различные реакции. У некоторых наблюдается тяжелое ощущение давления в солнечном сплетении, у других обнаруживается встречное движение посредством опустошения крестца. Речь идет о тех же больных, которые при половом акте подавляют всякое оргастическое возбуждение с помощью втягивания таза и опустошения крестца. Есть больные, у которых после надавливания на надчревную область в течение некоторого времени констатируются волнообразные сокращения в животе. Благодаря этому может быть случайно высвобожден рефлекс оргазма. Как правило, после глубокого выдоха размягчается прежде твердая брюшная стенка. Она легче вдавливается. Пациенты говорят, что «чувствуют себя лучше», но это можно воспринять всерьез только с определенной оговоркой. В моей практике укоренилась формулировка, которую больные спонтанно понимают. Я приглашаю их всецело «последовать за мной». Поза тех, кто следует, точно такая же, как и тех, кто отдается: голова скользит назад, плечи двигаются вперед и вверх, середина живота втягивается, таз выдвигается и ноги раздвигаются сами собой. Глубокий выдох приносит с собой позу (сексуальной) готовности отдаться. Таким образом, торможение оргазма у людей, не способных отдаться, объясняется задержкой дыхания в тот момент, когда возбуждение достигает кульминации.

Многие больные держат крестец пустым, так что таз уходит назад, а живот выпячивается. Если подложить руку под середину I крестца и попросить больного придавить ее, то почувствуется сопротивление: готовность следовать выражает в положении тела то же, что и готовность отдаться при половом акте или в Состоянии сексуального возбуждения. Если, например, больной «схватил» позицию готовности отдаться и принял ее, то создана первая предпосылка для пробуждения рефлекса оргазма. Легкое открывание рта содействует формированию позиции, свойственной готовности отдаться. В ходе этой работы возникают многочисленные новые торможения, например, многие пациенты сводят брови, судорожно вытягивают ноги и т. д. Таким образом, нельзя сперва «вполне корректно» устранить торможения, чтобы затем вновь обрести рефлекс оргазма. Напротив, в процессе нового объединения расщепленных элементов оргастической ритмики всего тела сначала выявляются все мышечные действия и торможения, которые на протяжении предшествующей жизни пациента препятствовали развитию его сексуальной функции и вегетативной подвижности.

Только в ходе этой работы проявляются способы, которые пациенты применяли в детстве, чтобы совладать со своими инстинктивными побуждениями и «страхами в животе». Сколь героически они в свое время подавляли в себе «дьявола» — сексуальное удовольствие, столь же бессмысленно смело защищаются они теперь от достигнутой способности к обретению этого удовольствия. Я называю только некоторые часто встречающиеся формы, в которых проявляется действие телесного механизма вытеснения. Если возбуждения, возникающие в животе во время формирования рефлекса оргазма, оказываются слишком сильными, то некоторые пациенты устремляют пристальный и пустой взгляд в угол или за окно. Если разбираться в этом поведении, то пациенты вспомнят, что они осознанно практиковали такие действия, когда им приходилось учиться обуздывать свою ярость в отношении родителей, братьев и сестер или учителей. Длительная задержка дыхания, а также удержание в неподвижности головы и плеч считались героическими проявлениями самообладания. «Стиснуть зубы» становилось моральным требованием. В данном случае словарный состав языка непосредственно отражает телесный процесс самообладания. Определенные фразы, которые обыкновенно можно услышать в процессе традиционного воспитания, в точности представляют то, что мы описываем как формирование мышечного панциря.

Дети сначала отвергают типичные увещевания, среди которых «мужчина должен владеть собой», «большой мальчик не плачет», «возьми себя в руки», «не распускайся», «ты не должен показывать свой страх», «надо стиснуть зубы», «переноси все это с улыбкой», «выше голову», затем против воли принимают их и начинают им следовать. Эти заповеди ослабляют характерологическую основу ребенка, губят его дух, разрушают в нем жизнь, превращая в хорошо воспитанную куклу.

Мать рассказала мне о своей 11-летней дочери, которая до 5 лет воспитывалась при строгом запрете онанизма. Девочке было примерно 9 лет, когда она посмотрела детский спектакль, где действовал волшебник с искусственно удлиненными и неодинаковыми пальцами. Уже тогда ее возбуждал вид указательного пальца чрезмерной величины, и стоило с тех пор возникнуть представлениям о страхе, как появлялся и волшебник.

«Знаешь, — говорила девочка матери, — если я пугаюсь, это всегда начинается с живота (при этом она скрючилась, как от боли). Тогда я не могу пошевелиться, просто ничем не могу шевельнуть. Могу играть только с маленькой штучкой внизу (девочка имела в виду клитор), и ее я тяну и дергаю туда-сюда, как бешеная. Волшебник говорит: «Тебе нельзя двигаться, ты можешь двигать только то, что там, внизу». Если страх все усиливается, я хочу включить свет. Но каждое резкое движение вызывает новый страх. Только если я двигаюсь очень осторожно, становится лучше. Если же наконец я включила свет и достаточно наигралась с тем, что внизу, я все больше успокаиваюсь, и наконец все проходит. Волшебник — он вроде няни, которая всегда говорит. «Тебе нельзя двигаться, лежи тихо» (делает строгое лицо). Если я просто клала руки под одеяло, она приходила и вынимала их».

Так как девочка почти весь день держала руку на половых органах, мать спросила, почему она это делает. Мать не знала, что дочка так часто предается своему занятию, и описала в разговоре со мной ее различные ощущения. «Иногда я только получаю удовольствие от игры, и тогда мне не надо ни тянуть, ни дергать. Но когда я застываю от страха, то приходится изо всей силы тереть и дергать внизу. Теперь, когда все ушли и нет никого, с кем я могу все обсудить, страх постоянно усиливается и приходится все время что-то делать внизу». Несколько позже она добавила: «Когда приходит страх, я становлюсь очень упрямой. Тогда мне хочется бороться против чего-то, но я не знаю, против чего. Только не подумай, что я хочу бороться против волшебника (по словам матери, его она вообще не упоминала), уж слишком я его боюсь. Хочется бороться против чего-то, чего я не знаю». Этот ребенок дает хорошее описание ощущений, испытываемых в животе, и способа, которым он, с помощью воображаемого волшебника, пытается контролировать их.

Пусть другой пример покажет значение дыхания для деятельности аппарата ганглий живота. У одного пациента в ходе продолжительного повторного выдоха проявилась сильная чувствительностъ тазовой области. Он привык реагировать на это сдерживанием дыхания. Даже при самом легком прикосновении бедру или подчревной области он рефлекторно содрогался. Когда же я просил его сделать несколько глубоких выдохов, ой не реагировал на прикосновение. При новой задержке дыхания быстро восстанавливалась возбудимость тазовой области. Это могло повторяться сколь угодно часто, и такая клиническая деталь свидетельствовала о многом. Благодаря глубокому вдоху накапливается биологическая энергия центров вегетативного возбуждения, в результате чего усиливается рефлексоподобная реакция. После повторного выдоха ликвидируется застой, а с ним и боязливая возбудимость. Таким образом, барьер в глубине выдоха создает противоречие: он возникает из потребности заглушить приятное возбуждение центрального вегетативного аппарата, но именно этим и порождает возросшую готовность к страху и рефлекторную возбудимость. Тем самым становится понятной еще одна деталь превращения подавленной сексуальности в страх. Так же обстоит дело и с клиническим наблюдением, согласно которому при восстановлении способности испытывать удовольствие мы сначала наталкиваемся на физиологические рефлексы страха. Страх, являясь отрицанием полового возбуждения, в энергетическом отношении идентичен ему. Так называемая «нервная возбудимость» есть не что иное, как серия коротких замыканий в процессе отвода электрических зарядов ткани, вызванных существованием барьера на пути оргастической разрядки энергии. Отсюда ощущение «наэлектризованности».

У одного моего пациента характерологическое сопротивление на протяжении длительного времени выражалось в многоречивости. Рот при этом ощущался как «чужой», «мертвый», «не принадлежащий» человеку. Больной вновь и вновь проводил рукой по рту, будто желая убедиться в том, что он еще существует. При этом удовольствие от болтовни, от рассказывания разных историй оказалось попыткой преодолеть ощущение «мертвого рта». После устранения защитной функции рот начал спонтанно принимать младенческое положение сосания, которое сменялось жестким, злым выражением. Голова при этом резко наклонялась вправо. Однажды я почувствовал импульсивное желание взять пациента за шею, как бы убеждаясь, что там все в порядке. К моему величайшему удивлению, больной сразу же принял позу повешенного: голова безвольно свесилась в сторону, высунулся язык, а открытый рот оставался неподвижным. И это произошло не смотря на то, что я лишь прикоснулся к шее. Отсюда вел прямой путь к детскому страху пациента — боязни быть повешенным за совершенный проступок (онанизм).

Этот рефлекс возникал только в том случае, если одновременно задерживалось дыхание и предпринималась попытка избежать глубокого выдоха. Рефлексоподобная реакция исчезла, когда пациент начал постепенно преодолевать страх перед выдохом. Тем самым невротически заторможенная дыхательная деятельность становится центральным моментом невротического механизма вообще, причем в двойном смысле. Она блокирует вегетативную деятельность организма и создает в результате этого источник энергии симптомов и невротических фантазий всякого рода. Язык является одним из самых излюбленных средств для подавления возбуждения органов. Этим объясняется и невротическое навязчивое стремление говорить. В таких случаях я заставляю подавлять речь до тех пор, пока не наступит успокоение.

Другой больной страдал «очень плохим ощущением самого себя». Он чувствовал себя «свиньей». Его невроз в значительной мере заключался в неудачных попытках преодолеть это чувство с помощью назойливости. Патологическое поведение больного постоянно вызывало брань в его адрес, усиливая слабость самоощущения, и утверждало человека в такой позиции. Он начинал ломать голову над тем, что же такое говорят о нем люди, почему они так плохо относятся к нему, как он мог бы стать лучше и т. д. При этом пациент ощущал давление в груди, которое становилось тем сильнее, чем усерднее он старался преодолеть плохое самоощущение, заставляя себя размышлять. Прошло много времени, прежде чем мы вскрыли связь между принудительными раздумьями и «давлением в груди». Всему этому предшествовало телесное ощущение, которое он никогда не осознавал: «В груди начинает что-то двигаться, затем «стреляет» в голове, я ощущаю, что моя голова вот-вот лопнет. Вокруг глаз что-то вроде тумана. Я больше не могу думать и не способен ощущать то, что происходит вокруг меня. Я чувствую опасность утонуть, потерять себя и все, что вокруг меня». Такие состояния возникали всякий раз, если возбуждение не достигало половых органов и отводилось «вверх». Здесь находится физиологическая основа того, что психоаналитики понимают под «перемещением наверх». Вследствие этого невротического состояния возникали фантазии на тему гениальности, мечты о будущем могуществе и т. д. Они были тем более гротескными, чем менее совместимыми оказывались с реальными возможностями и результатами.

Существуют люди, ошибочно полагающие, что они никогда не испытывали известного грызущего ощущения и чувства тоски в надчревной области. Это большей частью жесткие, холодные, неотесанные натуры.

У меня было два пациента, сформировавших в себе патологическое принуждение к еде для того, чтобы подавить ощущения в животе. При возникновении ощущения страха или депрессии предпринимались все усилия, чтобы туго набить живот. Некоторые женщины (у мужчин я до сих пор не встречал подобного) после полового акта, не принесшего удовлетворения, должны, по выражению такой пациентки, «что-нибудь затолкать в брюхо». У других возникает ощущение, что «в кишках сидит что-то не желающее выходить».