Я бы приехала тебя забрать, но во мне слишком много пива. Это касается Брэма.

Я не отвечаю на это, а как только вхожу в бар, она все видит по моему лицу, хоть я и не плакала. Я не совсем уверена, что чувствую. Кроме ужасного, кошмарного осознания того, что та ваша жизнь, которую вы начали любить, никогда не будет прежней.

Все стерто.

— О, милая, — говорит Стеф, слезая со стула и обнимая меня. — Ты вся дрожишь, что случилось?

Рядом с ней, с любопытством разглядывая меня, сидит Линден. Иногда он так похож на своего брата.

Внезапно меня омывает волна гнева.

Я указываю на него пальцем.

— Ты знал?

Линден в недоумении смотрит на меня.

— Что? Знал что? — Он смотрит на Стеф, ожидая от нее помощи, но она тоже ничего не понимает.

— Ты знал о Брэме?

Он прищуривается.

— Что насчет Брэма? Что он сделал?

— Ты знаешь, что у него есть чертов ребенок! — практически выплевываю я. Слова словно яд, вылетающий из моего рта, они будто могут меня отравить. — Он отец.

Глаза Линдена расширяются. Стеф, кажется, вот-вот потеряет голову.

— Так ты знал? — продолжаю я, злость все растет. — Я единственная была не в курсе?

— Подожди, подожди, — перебивает Стеф, выставляя вперед руку. — Ребенок? Отец? Ты снова беременна?

Я уставилась на нее.

— Нет! Я имею в виду, у Брэма есть ребенок, долбаный ребенок, от кого-то другого. Его зовут Мэтью. Он так на него похож. Я, черт возьми, просто встретила его в его квартире. Они с мамочкой навещали его или не знаю, какого хрена там делали. Что за хрень?

Линден медленно качает головой.

— Нет, это невозможно. Этого не может быть. Я бы знал. — Он смотрит на Стеф — Мы должны были знать.

— Должны были? — парирую я. — У кого-нибудь из вас вообще есть идеи о том, каково было прошлое Брэма?

— Его ребенок и мама ребенка были в его квартире? — повторяет Стеф, она шокирована. — Почему?

Я машу руками.

— Откуда мне знать? Я думала, может Линден знает.

— Нет, — категорично заявляет Линден. — Если бы все это время у Брэма был ребенок, я бы об этом знал. Ты уверена, что он был в курсе? Может он только узнал.

Мне хочется рухнуть на пол, но вместо этого удается опереться на стул. И только тут я замечаю, что мы трое единственные в баре, не считая Джеймса, который в углу разговаривает с Сандрой, другим барменом.

— Он знал. О, он отлично знал обо всем. Он упоминал ее раньше. Он говорил об этой девушке, Тейлор, единственной девушке, которую любил, девушке, с которой он совершил ужасную ошибку. Полагаю, он имел в виду Мэтью… — у меня болит сердце. — Или ошибкой было оставить ее. — Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох через нос. — Эти проклятые глупые носки.

— Ты про те с Несси? — спрашивает Линден.

Я киваю.

— Я понятия не имела, почему он их носил, он просто сказал, что они счастливые.

— Он сказал мне то же самое, когда я издевался над ним.

— Неужели он воспринял это в штыки?

— Да, типа того. Он иногда ведет себя подобным образом, когда вы на самом деле не ожидаете от него подобного.

Я нервно вздыхаю и сажусь на стул. Ноги не перестают дрожать. Я вся дрожу. Я настолько потрясена.

— В этом весь Брэм, не так ли? Делает то, что вы меньше всего от него ожидаете. Я видела такие же носки на Мэтью. Нет ни единого шанса, что это было простое совпадение. Он с самого начала знал о Мэтью. — В голове всплывают его слова. — Он сказал, что сделал с ними то же, что Фил сделал со мной и Авой.

— Какая сволочь, — говорит Стеф, положив руку мне на плечо. — Мне так жаль. Что ты теперь будешь делать?

Я пожимаю плечами.

— Я не знаю. Не знаю. Я просто сбежала. Не могла там находиться.

— Я не виню тебя, — говорит она, и к нам подходит Джеймс.

— Что происходит? — спрашивает он.

— Ничего, — говорит Стеф. — Но Николе надо шот виски и быстро.

— Сделай два, — говорит Линден. — Он выглядит немного контуженным. Предполагаю, это нелегко, узнать, что ты давно уже дядя и понятия об этом не имеешь.

— И Джеймс, — добавляю я. — Если ты все еще предлагаешь мне должность помощника менеджера, я хочу ее.

Он улыбается мне и наливает рюмку.

— Рад слышать. — Но я не улыбаюсь в ответ.

— Думаю, мы должны сказать поздравляю, — мягко говорит Стеф. — Но прямо сейчас это не кажется правильным. — Мне так жаль, Никола. — Она ищет мой взгляд и в ее глазах столько грусти. — Я знаю, как сильно ты в него влюблена.

А вот это действительно жалит. То, что я люблю его. То, что он не любит меня. И то, что это произошло. Любви одного не достаточно чтобы удержать двух людей вместе, теперь я это точно знаю.

Джеймс протягивает нам с Линденом виски, и я тут же проглатываю свое. Оно обжигает, но недостаточно. Я хочу, чтоб оно сожгло все то, что случилось вечером.

— Я буду еще один, — говорю я Джеймсу. Затем Линден и Стеф присоединяются к заказу.

Вдруг раздается стук в дверь бара, и все мы оборачиваемся, чтобы увидеть Брэма, стоящего за дверью. Он выглядит жалко.

— Не открывай, — шиплю я Джеймсу. — Скажи, что мы закрыты.

Джеймс смотрит на Линдена.

— Что происходит?

— Не о чем беспокоится, — говорит он и кивает на дверь. — Впусти его. Хочу сказать ему парочку слов.

— Черт, сегодня ведь не та ночь, которая никогда не заканчивается? — Спрашивает Джеймс. — Потому что, когда она все ж заканчивается, я в конечном итоге звоню в полицию.

Но Стеф уже на ногах, идет через бар. Она останавливается перед дверью, смотрит на Брэма через стекло, а затем отпирает дверь.

— Что тебе надо? — спрашивает она, чуть приоткрыв дверь.

— Мне нужно поговорить с Николой, — говорит он. Смотрит на меня. — Пожалуйста.

Линден трогает меня за руку.

— Иди, — говорит он. — Поговори с ним. После этого с ним побеседую я.

Разговор с Брэмом это последнее, чего я хочу. Ситуация все равно не станет лучше. Но его слова могут сделать все еще хуже. И независимо от того, что происходит, что сделано, то сделано, и я знаю, еще достаточно долго все будет ужасно.

— Ладно, Стеф, — говорю ей. Я подхожу к двери, и она неохотно отступает, все еще пристально глядя на Брэму.

— Помни, ты поклялся на мизинцах, — ворчит она, а затем отходит, чтобы присоединиться к Линдену в баре.

— Никола, — говорит Брэм. У него красные, полные беспокойства глаза, губы скривились от горечи. Он дерьмово выглядит, будто страдает, будто произошло что-то ужасное. Но это меня ни радует, нисколько. — Я должен объяснить. — Он смотрит в бар. — Давай поговорим внутри?

— Нет, — говорю я, протискиваясь через дверь. Я прилагаю огромное усилие, чтобы не налететь на него. Как странно, он для моего тела словно магнит, что-то от чего вы не можете остаться в стороне, и представить себе не можете, чтобы снова к этому прикоснуться.

Я думала, что оказавшись на улице смогу дышать, но эта странная влажная ночь и туман будто душат меня. Я засовываю руки в карманы джинс, они окоченели, и смотрю на землю.

— Что ж, ты меня нашел, — говорю я. — Теперь объясняй.

— Я бы рассказал тебе…

— Нет, — резко говорю я. — Просто забудь все эти «сделал бы, должен был». Ты этого не сделал, да? Ты этого не сделал, а теперь уже слишком поздно. Так что просто начни с самого начала. У тебя есть сын. — Какая ирония, что при других обстоятельствах это звучало бы прекрасно.

Он тяжело дышит.

— Да. Мэтью мой сын. Я встретил Тейлор семь лет назад. Я быстро влюбился в нее, и чертовски сильно.

— Как замечательно, — не могу не прокомментировать я.

— Пожалуйста, выслушай, — шепчет он, а затем откашливается. — Я влюбился в нее, потому что она была хорошей. Она хорошая женщина, я знаю, ты не хочешь это слышать, но это правда. Она принесла ощущение нормального в мою жизнь и наполнила ее целью. До нее этого не было. Тогда я был развалиной. Наркотики, вечеринки. Я катился вниз. Я принимал все, что мог, пил все, что видел. Я просирал деньги. Завел кучу врагов и купил пару друзей. Ты бы на меня даже не взглянула. Я был худшим отребьем, бродившим по улицам. — Он сглатывает. — Но Тейлор увидела что-то во мне, я не знаю что. И пока я бы влюблен в нее, я был лучше. Эта женщина заставила меня не чувствовать себя бесполезным куском дерьма, хотя, в тот момент именно таким я и был. Никола, я думал, что любовь победит все. Я ошибался. Потому что когда оказалось, что она беременна, мое первое желание, первая мысль была – бежать, мне нужно бежать. Я чувствовал, что должен убраться к чертям, оставить ее наедине с этой ответственностью.

Мои вены начинают пульсировать от ярости. Мы с Тейлор связаны больше, чем хотелось бы.

— Я не мог быть отцом. Я действительно был ничего не стоящим дерьмом. Я начал думать, что она была сумасшедшей дурочкой, раз поверила в меня. Я любил ее, правда, любил, но этого было недостаточно, чтобы заставить меня остаться. Этого было недостаточно, чтоб заставить меня не изменять.

У меня перехватывает дыхание.

— Ты, бл*дь, изменял своей беременной девушке?

Он смотрит на землю, плечи поникли.

— Я не горжусь этим. Но да, я делал это. Вот как я облажался. И сильно.

Мне становится нехорошо.

— Как ты мог быть такой свиньей? Боже, я вообще знаю тебя?

Он поднимает глаза, чтобы встретиться со мной взглядом, и в его глазах стыд.

— Это был другой я. Я говорил тебе, каким я был.

— Я не знала, что ты был настолько отвратителен. — Чувствую, как мои губы кривятся в отвращении.

— Да, я был таким, хорошо! — Кричит он. — Теперь ты понимаешь, почему люди никогда не дают мне шанса, почему они никогда не позволяют мне стать чем-то большим, чем я был? Я был ужасным гребаным мудаком, я делал ужасные вещи. Может быть, я не насиловал женщин или не грабил банки или не продавал наркоту, но я вел себя ужасно. Я ранил Тейлор настолько, что ничего уже не исправить и я с самого начала испортил отношения с Мэтью. Потому что к тому времени, как я поумнел, к тому времени, как взял себя в руки, было уже слишком поздно. Тейлор не хотела иметь со мной ничего общего.

— Умная женщина, — бормочу я.

— И Мэтью держался в стороне. Я все пытался и пытался вернуть их в свою жизнь, но она не позволила. Так что я делал то, что мог, каждый месяц отправлял им деньги. Я платил алименты и добавлял еще. Убедился, что у Тейлор и Мэтью была лучшая жизнь из возможных.

— Но ты никогда не был отцом.

— Я пытался, — снова говорит он. Когда он расстроен, его шотландский акцент становится более явным. — Но было уже слишком, слишком поздно. И я не виню в этом Тейлор. Все, что я мог делать, это отправлять деньги и подарки и надеяться, что таким образом смогу сделать ее жизнь хоть немного легче.

У меня появляются болезненные, странные ощущения в горле. Мозг хочет, чтоб я думала о чем-то ужасном, и я отталкиваю в сторону все, сосредоточившись на том, что умоляя, говорит Брэм.

Он продолжает, проводя рукой по волосам.

— Примерно за три месяца до того, как я приехал сюда, Тейлор и Мэтью переехали. Они жили в Джерси, и вдруг все, что я посылал, стало возвращаться к отправителю. Полагаю это облегчило мой переезд сюда. Но я никогда не переставал откладывать для них деньги, надеясь, что в один прекрасный день она снова свяжется со мной, и я смогу продолжать делать все правильно. Это сегодня и произошло. Она живет со своей тетей в Сан-Бернардино, она увидела меня в новостях.

— Так она просто хочет получить свои деньги?

— Если честно, я не знаю, чего она хочет. Но я не могу врать тебе и сказать, что я не рад, что она здесь. Быть рядом с тобой и Авой, это заставило меня понять, сколько всего я еще могу дать.

Боль возвращается.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, помогая тебе… — он затихает.

Я чувствую, как дрожит мой подбородок.

— Стой. Подожди. — Я делаю вдох. — Вот почему ты проводил с нами время? Вот почему ты так интересовался мной и ей, помогал нам всем, чем мог? Чтобы успокоить свою чертову совесть?

Он выглядит так, словно я ударила его по лицу.

— Нет, это не так.

— Именно так, — говорю я, чувствуя себя абсолютно униженной. — Я была просто объектом благотворительности. Мы с Авой обе. Тебе никогда не было до нас дела, ты просто хотел избавиться от своих грехов, просто хотел почувствовать себя лучше. Не удивительно, что ты никогда не любил меня! Об этом не было и речи!

В один сокрушительный момент все складывается вместе.

Мое сердце будто признали негодным.

— Нет! — кричит он, хватая меня за руку и притягивая к себе. В его глазах паника, такой дикий взгляд. — Все не так, нет! Никола. Я…я…ты…

— Видишь, ты даже не можешь сказать это! — кричу я ему в лицо. — Потому что ты не чувствуешь этого и никогда не будешь. Ты только хочешь любить меня, потому что думаешь, что так все будет проще.

— Нет, пожалуйста, ты для меня весь мир. Весь мой мир, — умоляет он.

Я вырываюсь из его хватки.

— Ну, видимо в твоем мире больше людей, чем я ожидала.

— Не делай этого, — говорит он. – Не уходи от меня, от нас. Нам так хорошо вместе, так чертовски хорошо.

Я выстреливаю в ответ.

— Все это было гребаной ложью! В этом не было ничего реального или хорошего! — Я направляюсь обратно в бар.

— Пожалуйста, — громче кричит он. — Там никогда не было лжи, была только правда. То, что у нас есть, это правда. Я не могу продолжать делать это без тебя. — Его лицо будто разрушается у меня на глазах. — Я думал, может ты смогла бы понять, — тихо добавляет он.

Я останавливаюсь у двери, горечь обжигает горло.

— Единственное, что я понимаю, так это каково быть на ее месте, и каково быть объектом благотворительности. С меня этого понимания достаточно. — Открываю дверь, останавливаюсь, понимая, что собираюсь сделать самую трудную, самую болезненную вещь.

Но правильную.

— Мне очень жаль, Брэм. — Горячие слезы собираются в уголках глаз, и я пытаюсь совладать с голосом. — Это разобьет Аве сердце. Но мы завтра съедем. Таким образом, мы больше не будем участвовать в твоей благотворительности.

Не оглядываясь назад, я делаю шаг внутрь бара и закрываю дверь

 

Глава 19

 

НИКОЛА

 

Ава плачет не переставая.

Надо было солгать. Сказать ей, что мы просто ненадолго уедем. Надо было сказать, что мы обязательно увидим Брэма снова.

Но я не могла. Ложь мешала мне сказать, даже подумать о том, что со временем разрушит ее.

Для нас обоих было лучше разрушить все одним махом.

После того, как я вернулась домой из Lion, мое сердце истекало кровью – никому не нужное, хрупкое, такое беззащитное. Вида моей квартиры – подачка Брэма – было достаточно, чтоб меня затошнило, и я сразу же начала паковать вещи.

Громко включив музыку, я паковала их всю ночь. Я не отвечала на телефон или стук в дверь. Если Брэм что-то и кричал мне, я его не слышала. Если он воссоединился с женщиной и его сыном – его сыном – я об этом не зала. Я словно заведенная продолжала и продолжала, пока рассвет не озарил город, и моя квартира не была упакована в каждую свободную коробку, чемодан или мешок для мусора, который у меня был.

Там была куча мешков для мусора.

Чего я действительно хотела, так это найти новое место, пока Авы не было дома. Я была в бреду. Не знаю, почему думала, что у меня получится. Почему я думала, что моя мама просто привезет ее в ее новую жизнь. И она никогда снова не увидит наше старое место.

Я все упаковала, но идти мне было некуда, у меня даже не было машины.

Я позвонила маме. Объяснила, что произошло.

Я сделала это без слез. Думала, я храбрая.

Мама приехала, и в ту же минуту, как я увидела лицо Авы, я поняла, что не такая уж и храбрая.

Я так запуталась.

Она в замешательстве оглядела квартиру. Она не хотела ничего понимать, и не важно, что я пыталась все объяснить. У меня не было правильного ответа на вопрос что происходит.

Я не хочу во всем винить Брэма. Не хочу, чтоб она ненавидела его. Даже если я начинаю верить, что сама его ненавижу.

Ава не ненавидит. В ней нет ненависти. Она просто ломается, словно фарфоровая кукла.

А что еще хуже, вдобавок ко всем эмоциям, которые она чувствует – дискомфорт и боль от потери вещей, которые она любила – у нее кружится голова.

Ей больно.

Ее тошнит, уровень сахара в крови очень низкий.

Несмотря на то, что мама рядом, я еще никогда не чувствовала себя такой одинокой, пытаясь накормить ее нужной пищей, влить воду и вколоть инсулин, стабилизировать ее. Я знала, что Брэм рядом. Я слышала его, но я никогда бы снова не попросила его о помощи.

К счастью, когда мы уже собирались отвезти ее в больницу, она пришла в себя.

А затем пришли слезы.

Они текли не переставая.

Я в доме матери, сижу на диване, подобрав под себя ноги и потягивая чай. С виду все идеально, но внутри меня все бушует.

Ава сидит рядом со мной, всхлипывая, вытирая нос рукой.

Я могу только держать ее. Только сказать, что все будет хорошо, даже если сама в это не верю. Это настолько тщетно и бесполезно, но я все равно продолжаю твердить эту бессмыслицу.

Кайла предложила нам свою квартиру. Как и мама. Но так как у меня есть работа – и меня даже повысили – я собираюсь остаться в городе у Кайлы. Нам с Авой будет тесно в квартире Кайлы, но это лишь временно, и думаю, Кайле нужна помощь с растущей арендной платой. Линден и Стеф предложили пожить у них, но прямо сейчас я не могу смотреть на Линдена. Он слишком напоминает своего брата. Он предложил отвезти мою мебель из квартиры в хранилище, пока мы не найдем себе жилье. Щедрый поступок, и этим он тоже очень напоминает своего брата.

Ава ерзает в моих руках и смотрит на меня своими большими влажными глазами. В них столько надежды, что мне снова хочется плакать. Я молюсь, чтоб эта надежда не ввела ее в заблуждение.

Она потеряла Брэма, который фактически стал для нее папой, хочу я этого или нет.

Я потеряла свое сердце.

Я любила Брэма.

Любила его.

Его улыбку, его шутки, его великодушие. Его губы, глаза, подбородок. Его образ мыслей, добродушие, юмор. Его непринужденность, его рост, его тело. Его амбиции. Его самоотдачу.

Он смотрел на меня так, словно я была магией.

Я начинала в это верить.

Мы вместе, это была магия.

И я до сих пор люблю его.

После всего этого, как я могу не любить?

Как мне перестать чувствовать это?

Но эта любовь разрушает меня.

Секунда за секундой.

Кирпичик за кирпичиком.

 

Глава 20

 

БРЭМ

 

Шесть недель спустя

 

— Знаешь, не думаю, что говорила тебе, как мне жаль.

Я слышу голос Тейлор, сидящей через стол, но на самом деле не слышу ее. Мы сидим в кафе в торговом центре в Сан-Бернардино, играет песня, но так тихо. Мне не дает покоя то, что я могу распознать ритм, но не могу услышать текст.

— Брэм? — тихо говорит она, и я, наконец, смотрю на нее.

— Хмм?

— Мне жаль, как все произошло с Николой, — говорит она, и это имя для меня словно удар в сердце. — Я не должна была вот так появляться у тебя. Я не думала, что…

— Ты не думала, что в моей жизни есть кто-то важный, — заканчиваю я с отсутствующим видом. Кручу часы вокруг запястья и уныло пожимаю плечами. — Я не виню тебя. И пожалуйста, не надо извиняться. Уверен, я сам напросился. Знаешь, карма та еще сука.

Она кивает.

— Я знаю. Но это было так давно, и…я действительно не имела права появляться вот так.

Я вздыхаю. Да, она говорит подобное, но знаю, она считает, что ее можно оправдать, и вероятно она права. Когда кто-то так сильно облажался, его долгу не будет конца – нет ничего, что можно сделать неуместного по отношению к такому человеку.

Как бы там ни было, я не виню Тейлор. Она смотрела новости, и вдруг там появляюсь я, отец ее ребенка, которого она так сильно пыталась забыть. Она не говорит мне этого, но уверен, она хотела забросать телевизор камнями, возможно, разбить его. Я знаю, она кричала и проклинала его.

А потом материнский инстинкт взял верх, она запихнула Мэтью в машину и поехала в Сан-Франциско. Чтобы увидеть мужчину, которого, как она делала вид, никогда не существовало.

Я знаю, она пришла за деньгами, хоть и утверждает обратное. Она сказала, что взглянула на меня по-новому. Я был успешным, амбициозным и теперь делал добрые дела. Я был противоположностью того человека, которого она ненавидела. Доказал, что могу управлять своей жизнью и улучшить не только свою собственную жизнь, но и жизнь других людей.

Возможно это правда. Но в данный момент я не вижу особой разницы. В моем доме все еще живут те же жильцы, те, кто не может позволить себе жить в другом месте, те, которые нуждаются во мне. У меня есть они, кроме двух…наиболее важных из всех.

Никола была верна своему слову и съехала на следующий же день. Я пытался остановиться ее. Я перепробовал все. Ничего не помогало. Никогда не видел ее такой упрямой, настолько жестокой. Хоть я и знаю, что заслужил подобное, это все равно ранит. Она защищала Аву больше, чем себя и когда я посмотрел на эту маленькую девчушку, плачущую в коридоре, я.…В тот день я потерял и ее.

В тот день я столько всего потерял.

И эти потери по-прежнему со мной. Это чувство растет, оно не ослабевает. Каждое утро я просыпаюсь в пустой кровати, и словно еще один чертов черный кирпич цементируется в моей груди. Никола не имеет ни малейшего представления, что она для меня значила – что она до сих пор для меня значит – и что ранит сильнее всего, так это то, что она никогда не увидит мою боль.

Я потерял магию, которая была в моей жизни.

— Ты хороший человек, Брэм, — говорит Тейлор.

Я издаю сухой смешок и поднимаю бровь.

— Ты уверена, что тебе не плеснули алкоголя в кофе?

Она улыбается.

— Теперь ты хороший человек. А может ты и тогда был таким, где-то в глубине души. Конечно, я так и считала. Знаешь, Брэм, я была безумно влюблена в тебя. Безумно. Вот почему так больно

Я киваю.

— Как я уже сказал, карма. Я делаю паузу. — Ты же знаешь, я тоже любил тебя.

Она качает головой.

— Нет. Это была не любовь, Брэм. Ты не…ты не вел себя так, будто кого-то любишь. Я не сомневаюсь, ты думал, что то, что ты чувствуешь, это любовь, но когда ты любишь, ты не разбрасываешься этим. Ты не отказываешься от нее. Не убегаешь, даже если это тебя пугает. И если ты делаешь все это, тогда это не любовь.

Я жую губу.

— Не думаю, что все так просто.

— Все именно просто. Люди сложны. Любовь проста.

— Что ж, — говорю я, мне трудно спорить об этом. Я потягиваю чай, он уже остыл. — Как бы там ни было, то, что я чувствовал к тебе, я думал, это была любовь. И я достаточно долго верил в это.

— До тех пор, пока не встретил ее.

Я смотрю ей в глаза и не могу не поморщиться.

— До. До нее.

— А теперь ты знаешь. То, что ты чувствовал ко мне, и что чувствуешь к ней, это не одно и то же.

Не могу не заметить, что она говорит в настоящем времени.

Она понимающе улыбается.

— Нет смысла делать вид, что ты все еще не безумно влюблен в нее, Брэм.

— Ну, — начинаю я, не уверенный в том, стоит ли говорить ей что до этого момента и не понимал, что влюблен в Николу.

Но она права.

Потому что я люблю ее. Это было так просто понять. Я ожидал чего-то более сложного, чем оно было на самом деле. Но, правда в том, что мое сердце уже принадлежало ей.

Понимания этого достаточно, чтобы сбить меня со стула.

Подумать только, когда она сказала мне, что любит меня, я мог бы ответить ей тем же. Я мог сказать хоть что-то, вместо того, что сделал. Мне не надо было разбивать ей сердце до того, как я снова сломал его.

— Послушай, — говорит мне Тейлор. — Когда я увидела тебя в новостях, я не собиралась портить тебе жизнь. Я не хотела, чтоб ты говорил мне, что все еще любишь меня, потому что знаю, мы оба двинулись дальше. И ты был более чем великодушен, уделяя нам время весь прошлый месяц. Нельзя было выбрать лучшее время со мной, мотающейся между работой и Мэтью, действительно нуждающимся в отце, который мог бы быть ему примером. Все что я хотела, это чтоб он узнал тебя и чтоб ты узнал его, так и случилось. Теперь он знает что за мужчина скрывается за этими носками. — Она улыбается сама себе и вертит в руках чашку кофе. — Последнее, чего я хочу, так это разрушить то, что у тебя было. Если ты все еще любишь ее, тебе надо идти за ней. Ты должен ей все рассказать, должен бороться за нее.

Я пытаюсь проглотить свою боль.

— Немного поздновато для этого.

Она удивленно моргает.

— Никогда не бывает слишком поздно, — непреклонно говорит она. — Что я говорила о любви? Она проста. Она просто так не уйдет. Если она была влюблена в тебя раньше, и, судя по душевной боли на лице этой бедной девочки, она любила сильно, значит, она и сейчас все еще любит тебя. Пожалуйста, поверь мне, я ведь была там. Гнев не стирает любовь. Боль не стирает любовь. Слезы не стирают любовь. Только время. Много, очень много времени. — Она указывает на меня пальцем. — И поверь мне, для вас обоих прошло очень мало времени. Прошло чуть больше месяца. Она собирается любить тебя дольше этого срока. Я ненавижу это признавать, но если бы три года назад ты появился перед моей дверью и предпринял еще одну попытку завоевать меня, это бы сработало.

— И наши жизни были бы совершенно другими, — замечаю я, откидываясь на спинку стула. Громкость песни растет, и я узнаю Garbage «Хитрость заключается в том, чтобы продолжать дышать». Думаю, Ширли Мэнсон права во многих вещах.

— Другими, да, — говорит Тейлор. — Но знаешь, я ни о чем не жалею.

Я резко смотрю на нее.

— Ты о чем?

— Я говорю, что ни о чем не жалею. Я не верю в сожаления. Не хочу так жить. Что бы ни случилось, что бы не произошло, это делает из нас тех, кем мы стали, и приводит туда, где мы и должны быть.

Девиз Николы. Это слишком.

Тейлор тянется вперед и трогает мою руку.

— Мы никогда не должны были быть вместе, Брэм. И Мэтью до недавнего времени не должен был знать своего отца. Потому что мы были в порядке, он и я. Мы команда. Благодаря тебе и твоим деньгам, он ни в чем не нуждался. И это сделал меня сильнее. Это заставило меня понять чего я хочу. Конечно, никто не просит о том, чтоб стать матерью-одиночкой, но ведь это не конец света. Это просто жизнь. Просто так сложилась жизнь и надо двигаться дальше.

— А любовь?

Она кокетливо улыбается.

— Знаешь, есть один мужчина. Ирвинг. Он военный, так что я его не так уж часто и вижу, ну и мы в действительности только друзья. Но ему нравится Мэтью, а Мэтью нравится он. И я знаю, это любовь. Маленькая любовь на пути к большой любви. Просто я еще не нашла смелости сказать ему об этом. Но когда он вернется, я обязательно скажу ему.

Я улыбаюсь.

— Это замечательно. Рад за вас.

Она танцует в кресле свой маленький танец и краснеет, напоминая мне Николу.

— Так что видишь, у меня еще есть надежда. И у тебя еще есть надежда, Брэм.

Я глотаю ее слова словно кислород. В последнее время надежда кажется очень опасным словом.

— Что ж, — говорит она, отодвигая кофе. — Мне пора домой.

Я знаю, это прощание. После того, как Тейлор и Мэтью появились у меня на пороге, я удостоверился, чтоб они оставались в городе столько, сколько хотели. Неделю назад они вернулись в Сан-Бернардино, и я поехал посмотреть, где живет Мэтью.

Я остановился в местном отеле, но теперь пришло время мне лететь обратно в Сан-Франциско. Сегодня из Эдинбурга прилетает мой кузен, а это значит, что я на какое-то время смогу отвлечься. Мне это катастрофически необходимо.

— Ты уверен, что доедешь до аэропорта на такси? — спрашивает она. — Я могу тебя отвезти.

Я похлопываю по чемодану рядом со мной.

— Я в порядке, иди, спасай Мэтью от тети. — Я поднимаюсь со стула, и хотя моим первым порывом было пожать ей руку, в конечном итоге, я обнимаю ее. — Спасибо, что простила меня.

Она обнимает меня в ответ, слегка похлопывая по спине.

— Спасибо за то, что тебя было так легко простить, — говорит она. — Ты всегда такой очаровательный. — Мы отстраняемся, она кладет руки по обе стороны от моего лица, и пристально смотри на меня. — Я живу без извинений. Ты тоже должен. Иди и убедись, что тебе не за что извиняться.

— Так и сделаю, — заверяю ее я. Когда она идет к двери, я кричу. — И скажи мелкому, что в следующий раз Dodgers играют с Giants, и я позвоню ему, позлорадствую.

Она закатывает глаза и продолжает идти. Вообще-то я не особо интересуюсь бейсболом, но Мэтью одержим LA Dodgers и я стараюсь общаться с ним на все темы, на которые только могу. Безусловно, совсем не просто стать кем-то значимым в жизни Мэтью, ведь до этого я был чем-то далеким. Мы оба учимся этому, и он и я. Мы еще не особо наладили отношения, и сомневаюсь, что когда-нибудь доберемся до уровня, где он начнет называть меня папой. Но ведь точно этого никто не скажет. Безусловно, я буду работать над этим столько, сколько смогу.

Тейлор ясно дала понять, что у них есть своя жизнь, и хоть она и хочет, чтоб я был ее частью, я должен иметь и свою собственную.

Если бы только в ней, в этой жизни, была Никола.

Я выдыхаю, кирпичи в моей груди сдвигаются, но никогда не двигаются. Я заканчиваю пить чай, беру чемодан и направляюсь домой.

 

***

 

Следующие несколько дней пролетают как один, вместо того, чтобы, как обычно, тянуться болезненно и медленно. Сердце все еще болит, будто уже миллион лет, и каждый вздох чувствуется как последний. Но наличие кузена, которого вы уже давно не видели, живущего теперь с вами, заставляет ход часов замедлиться. Я бы поселил его в бывшей квартире Николы и Авы, но не могу. Это будет значить, что я двинулся дальше. Она пуста, там никто не живет, и я хочу, чтоб она такой и осталась. Вдруг они захотят вернуться.

Сказать, что я брежу, значит, ничего не сказать.

Стоит ли говорить, что Лаклан МакГрегор идеальный сосед. Человек действительно раскрывается, лишь когда пьян, в остальное время он необычайно серьезен и редко улыбается. И это хорошо, потому что давайте посмотрит правде в глаза, сейчас я не смогу иметь дело с еще одной драмой. Но я из тех, кто любит шутить, чтобы расположить людей к себе, а с Лаком у меня такое чувство, что я разговариваю со стеной. Не помогает и то, что он отчасти напоминает меня.

Дома в Эдинбурге Лак играет в регби, он крайний нападающий в главной команде города, но недавний разрыв ахиллесовой пяты на какое-то время вывел его из игры. Я знал, что Лак был довольно загружен, не только спортом, а потому что он очень умный. Уже много лет он занимается инвестициями. Если кто и способен разбить стереотип, что игроки в регби тупые ублюдки, что ж, это Лак.

Хотя мы периодически и переписываемся в FB, комментируем фото или что-то еще (ой, ты тупая обезьяна, ты выиграл еще одну игру – несмотря на то, что он умный, я не хочу, чтоб он думал, что я об этом знаю) наши отношения никогда не выходили за рамки этого. Сами понимаете, как это бывает с кузенами, особенно когда вы из семьи, где все лажают.

Однако после новостей с моей физиономией, а затем и статьи в San Francisco Chronicle, в которой люди вроде как боролись за мое финансирование, весь мой жилищный проект для людей с низким уровнем дохода застопорился. У меня есть деньги, я выплачиваю ипотеку из своих сбережений, и у меня нет никакого дохода. Если все так будет и дальше, я потеряю свой проект, свою мечту и окажусь в дыре. После того, как я потерял Николу и Аву, я не позволю этому случиться.

Так что я проглотил свою чертову гордость и позвонил ему. Это не просто, просить о помощи кузена, который намного успешней, чем я, и на три года моложе. Но я это сделал. Потому что, бл*дь, я не собираюсь снова проигрывать.

К моему удивлению, Лаклану было скучно сидеть на скамейке, и, несмотря на то, что он должен вернуться в спорт к началу нового сезона, он сказал, что, по крайней мере, на большую часть лета останется здесь. Хоть я и рассказал ему заранее о своей идее, теперь, когда он здесь, мы объединили усилия и вместе пытаемся придумать лучший способ двигаться дальше. Если все пойдет хорошо, и если он сможет найти спонсора, он говорит, что будет готов присоединиться ко мне, создать некоммерческую организацию и сдвинуть дело с мертвой точки.

— Жюстин! — неожиданно вскрикиваю я, щелкая пальцами.

Лак отрывается от пива, он выглядит усталым от нашего монотонного мозгового штурма.

— Что?

Я хватаю пиво со столешницы на кухне и сажусь напротив него в гостиной.

— Жюстин женщина, с которой я однажды ходил в оперу.

— Опера. — Хмыкает он, едва улыбаясь. Я рад, что он улыбнулся мне.

— Да, опера. Она родом из богатой семьи. Очень богатой. На самом деле, нас свел отец. Он по-прежнему считает, что деньги должны быть во главе всего, и из того, что я слышал, у ее семьи много денег и много власти. Она великолепная девчонка, и ты вроде как не слишком уродлив, так что может, угостишь ее ужином и посмотришь, сможем ли мы получить от нее какие-то инвестиции.

Он обдумывает мои слова.

— Какая власть, и какие деньги?

Я пожимаю плечами и делаю глоток пива

— Понятия не имею. Я не спрашивал.

— А, понятно. Был слишком занят, трахая ее.

— Вообще-то нет, — замечаю я, и у меня сжимается сердце. — Нет, я был не заинтересован в ней.

— Она великолепна, у нее есть деньги, и ты не был заинтересован? — спрашивает он. — Что заставляет тебя думать, что я буду?

— Потому что, — говорю ему, громко выдыхая. — Тогда я был с Николой.

— Ах, — говорит он, уже слишком много зная о ней. Если честно, я не могу заткнуться и перестать говорить о ней. Возможно поэтому он всегда выглядит так, будто готов убить себя.

— На самом деле, — продолжаю я, — в то время мы не встречались, но…но это было тогда, когда она стала забираться мне под кожу, ну ты понимаешь. Все время, пока я был с Жюстин, я думал о Николе. Оглядываясь назад, я понимаю, что уже тогда пропал. Просто в то время был слишком упрям, чтобы это увидеть.

— А сейчас у тебя какие оправдания?

— Что?

— Ты не перестаешь болтать об этой чертовой цыпочке. Если ты не говоришь о здании, ты говоришь о ней, и мне очень жаль, но по моему профессиональному мнению, тебе надо или забыть о ней или поднять свою упрямую задницу и пойти что-нибудь с этим сделать. Перестань быть таким слюнтяем.

— Твоему профессиональному мнению? — повторяю я

Он смотрит на меня.

— Эй, я играю в регби, не так ли? И если не учитывать некоторые из этих шрамов, — он трогает парочку бледных следов на щеке. — Я в это не плох. А это значит, что я получаю больше кисок, чем вероятно ты.

Старый я поспорил бы с этим, но меряться членами с моим кузеном не кажется мне правильным.

Не сейчас, во всяком случае.

Я вернусь к этому позже.

— И, — добавляет он, — вместе с кисками приходят проблемы. Иди поскорей разберись со своим дерьмом или я начну использовать твою голову как мяч для регби. Мне нужна чертова практика.

Я хмурюсь.

— Такой грубиян. — Но я не связываюсь с ним. Может мы и одного роста, может быть у меня столько же мышц, сколько и у него, но он выглядит так, будто ему наплевать, если ему подпортят физиономию, а вот мне на мою не наплевать.

Единственное, что удерживает меня от того, чтобы сделать то, что предложил он, что предложила Тейлор, все та же старая история. Моя чертова гордость. Мой чертов страх.

Что если я приду к Николе, и она отвернется от меня? Может она не хочет меня видеть. Может она не хочет снова довериться мне. Сейчас мне терять нечего, у меня внутри осталась лишь тупая, глубокая боль, словно мне удалили какой-то жизненно важный орган. Меня окружает неизвестность и эта опасная надежда. И я могу скулить и стонать как маленькая девочка, до тех пор, пока что-нибудь с этим не сделаю. Я могу только предположить, что возможно в один прекрасный день, когда-нибудь, все получится.

Но я не хочу слушать свой девиз. Не в этот раз. Я не оставлю все на волю случая, надеясь, что все получится.

Никола достойна гораздо большего, чем случайность.

Мне нужно, чтоб у меня не было никаких сожалений.

 

Глава 21

 

НИКОЛА

 

Знаете ту часть фильма, где героя смешивают с грязью, или выгоняют из команды, или его похищает криминальный синдикат, и надежда потеряна. И все же вы знаете, неважно откуда, так или иначе героя ждет счастливый финал. И пока он подвергается пыткам, или весь город ополчается против него или от него уходит жена, вы сочувствуе<