III. От науки советской — к науке российской

1. Какой характер приобрела юридическая наука в России
после Октябрьского переворота? Русская передовая юридичес-
кая мысль, основанная на идеях либерализма и занявшая, как
уже упоминалось, одно из ведущих мест в мире, после Октяб-
ря продолжала в какой-то мере развиваться или хотя бы
поддерживать свое существование в некоторых университе-
тах (а еще более в эмиграции).

В рамках же официальной идеологии безусловно доминиру-
ющее значение приобрела советская юридическая наука, т.е.
ортодоксальная юридическая наука леворадикальной, комму-
нистической ориентации, именуемая марксистской, а позже
марксистско-ленинской.

О ряде черт ортодоксальной марксистской правовой науки
того времени уже говорилось в связи с характеристикой под-

Глава первая

 

ходов к праву. А сейчас настало время дать ей более широкую
характеристику и прежде всего сказать главное: советские
правоведы радикальной, левокоммунистической ориентации
рассматривали право как чуждый социализму элемент, явля-
ющийся сугубо буржуазным и потому требующий как можно
более скорой его замены организационно-техническими и нрав-
ственными («неправовыми») регуляторами.

Вот несколько высказываний советских юристов того вре-
мени на этот счет:

«Нормы ГК, проникаясь элементами плановости, деформи-
руются, приближаясь к нормам административно-техническим».

«Осуществление грандиозного пятилетнего хозяйственного
плана будет способствовать дальнейшему перерастанию ры-
ночных связей в связи организационные, перерастанию пра-
вовых норм в административно-техническое регулирование».

«В действительности, это расширение сферы администра-
тивно-хозяйственного права означает все большее превраще-
ние его в неправо».

Суждения подобного рода напрямую связывались с задача-
ми «строительства социализма». Высказывалось, например,
такое мнение: «Плановое регулирование в отличие от регули-
рования посредством правил закона дает большую возмож-
ность вести народное хозяйство по пути строительства социа-
лизма.. По мере продвижения по пути к социализму правовое
регулирование приобретает все более подчиненный, служеб-
ный по отношению планов народного хозяйства характер».

Аналогичные мысли содержались в работах Е Б. Пашукани-
са, одного из видных советских правоведов. Право связыва-
лось им преимущественно со стихийно-рыночными, меновыми
товарными отношениями. В его работах настойчиво проводи-
лась «революционная» идея о том, что будущее общество долж-
но избавиться одновременно и от товарного производства, и от
права, которые, по мнению автора, могут быть только буржу-
азными.

Совсем недавно некоторые из нас, правоведов, объясняли
эти и им подобные высказывания тем, что молодая марксистс-
ко-ленинская наука как-то недооценила право, и произошло
это в силу исторических обстоятельств и особенностей рево-
люции

Меж;: у тем дело обстоит иначе. Есть, конечно, исторические
корт правового нигилизма в России. В любой революции не-

III От науки советской — к науке российской

$ ^

избежно попрание режима законности. Но главное все же в
другом, то, что мы деликатно называли недооценкой права (и
что по сути дела было его отрицанием), — вполне закономер-
ное явление с точки зрения господствовавших после Октября
идеологических установок военно-коммунистической доктри-
ны В ее контексте оправдано лишь «революционное» право-
сознание, законы и юридические нормы, являющиеся орудием
диктатуры, всесильного пролетарского государства

class=WordSection40>

class=WordSection41>

class=WordSection42>

class=WordSection43> это ее апологетическая, точнее, апологетически-восторженная направленность. С середины 30-х годов в юридической науке, как и в иных сферах официозного обществоведения, возобладала линия на то, чтобы «не видеть», а еще лучше оправдывать пороки существующей обществен- ной системы, более того, безудержно восхвалять, изображать в виде самых лучших в мире действующие юридические по- рядки, нормы и принципы, восторгаться ими. Добавление определений «социалистическое» и «советское» к понятиям «право», «законность», «правоотношение», «нор- ма» и другим призвано было возводить соответствующие ка- тегории на самый высокий ценностный уровень. Потому-то и выражения «новый, особый, высший исторический тип», «луч- шее в мире», «принципиально отличное от буржуазного» при- обрели значение непререкаемых и обязательных характерис- тик, сопровождающих обсуждения любых правовых явлений. Апологетическая направленность правовой науки, видимо, стала наиболее показательным проявлением более широкой черты всей общественной жизни в условиях сталинщины, на- ходящейся в одном ряду с беспощадным террором. Это гиган- тская фальсификация действительности. Последняя коснулась всех сторон жизни. Но именно право, закон, законность при- званы были придать особый цивилизованный шарм, респекта- бельность реалиям того времени, закамуфлировать страшную повседневность. Этому способствовало и то обстоятельство, что и само право было втянуто в систему фальсификаций и, став ширмой сталинской диктатуры, содержало немало внешне привлекательных, но бездействующих положений. Достаточно вспомнить хотя бы, как размашисто и ярко была размалевана демократическими красивостями Конституция 1936 г., как в печати то и дело мелькали слова «законность», «закон». Даже расправы над недавними сподвижниками проходили публич- но, на глазах всего мира, в «открытых» процессах. И скольких умных, проницательных людей это обмануло, заставило ве- рить в безупречность «демократизма» и «законности» тогдаш- них порядков! 4. Необходимо отметить ту специфическую сторону разви- тия советской общественной науки (в какой-то мере сохранив-

Глава первая

 

шуюся до настоящего времени), которую можно назвать ци-
татным камуфляжем. Он связан с догматизмом ортодоксаль-
ной официозной науки, с тем, что в силу требования такой
ортодоксальности, приобретшей характер светской религиоз-
ности, каждое научное положение должно было быть подкреп-
лено ссылками на «классиков» марксизма-ленинизма (до
1953 г. — лучше всего прямо на «гениальные высказывания»
Сталина), на партийные документы. Потом, во время хрущев-
ской оттепели, ссылки на Сталина исчезли, но зато приобрели,
в сущности, равную с «классиками» значимость положения из
докладов, речей, статей руководителей партии и государства
(впрочем, до той поры, пока они сохраняли лидирующее поло-
жение).

Официальные партийные и государственные органы зорко
следили за «цитатной обоснованностью» выдвигаемых в науке
положений, за тем, чтобы ни одно научное произведение в об-
ществоведении не появлялось без соблюдения указанного жест-
кого требования.

Вот почему авторам, стремящимся обосновывать те или иные
положения, приходилось выискивать хотя бы обрывки выска-
зываний, сочетания слов и т.д. из «классиков» или из партий-
ных документов для того, чтобы надеяться на опубликование
своих произведений. Да и научные споры по той же причине
порой превращались в «перестрелку цитатами» и оттого при-
обретали идеологизированную жесткость, непримиримость,
когда коллегу, придерживающегося иных взглядов, можно было
теоретически уничтожить одной лишь ссылкой на то, что эти
взгляды «противоречат марксизму-ленинизму».

Цитатный камуфляж свойствен и работам тех правоведов,
которые стремились возвысить право и обосновать его цен-
ность. С этой целью выискивались отдельные фразы, мимохо-
дом сделанные высказывания из публицистических работ, пи-
сем и служебных записок В.И. Ленина, из ранних работ К. Мар-
кса и Ф. Энгельса (хотя «поздние» К.Маркс, Ф.Энгельс, В.И. Ле-
нин не очень-то жаловали право. В частности, известно, что
Ленин до 1921—1922 гг. разделял враждебное, ортодоксально-
коммунистическое отношение к праву, его судьбе, был иници-
атором террора и расправ, прямо декретировал негативное
отношение к частному праву).

Сами по себе научные положения, освобожденные от цитат-
ного камуфляжа, надо думать, нередко сохраняют свое значе-