Гермиона умолкла на полуслове, так и не закрыв рта.

Рон поперхнулся супом.

— Завтра? — переспросила Гермиона. — Ты серьезно, Гарри?

— Серьезно, — ответил он. — Мы уже месяц как толчемся у входа в Министерство, подготовиться лучше нам все равно не удастся. А чем дольше мы будем откладывать вылазку, тем дальше может уйти медальон. Не исключено, что Амбридж его уже выбросила, он же не открывается.

— Если только, — вставил Рон, — Амбридж все-таки не открыла медальон, и тогда он успел овладеть ею.

— Для нее это большой разницы не составит, она и так злее некуда, — пожал плечами Гарри.

Гермиона, ушедшая в свои мысли, прикусила губу.

— Все самое важное мы знаем, — продолжал, обращаясь к ней, Гарри. — Знаем о запрете трансгрессии в Министерство и из него. Знаем, что теперь только самым важным чинам разрешено устанавливать связь их домов с Министерством по Сети летучего пороха, — Рон слышал, как на это жаловались двое невыразимцев. И примерно знаем, где находится кабинет Амбридж, поскольку уже ты слышала, как тот бородатый говорил своему приятелю…

— «Мне нужно на первый уровень, Долорес вызывает», — мгновенно процитировала Гермиона.

— Точно, — сказал Гарри. — Кроме того, нам известно, что при входе используются какие-то странные монеты, жетоны, я не знаю, что они собой представляют, однако видел, как та колдунья занимала их у подруги…

— Так у нас же нет ни одного…

— Если все пойдет по плану, будут, — спокойно ответил Гарри.

— Не знаю, Гарри, не знаю… столько всего может пойти наперекосяк, мы до того полагаемся на случай…

— Так оно все и останется, даже если мы потратим на подготовку еще три месяца, — сказал Гарри. — Пора действовать.

Гарри ясно видел по лицам Рона и Гермионы, что они испуганы, он и сам ни в чем не был уверен и все же не сомневался — настало время привести их план в действие.

Предыдущие четыре недели они провели, облачаясь по очереди в мантию-невидимку и патрулируя парадный вход Министерства, который Рону — благодаря мистеру Уизли — был известен сызмальства. Они сопровождали шедших на работу сотрудников Министерства, подслушивали их разговоры и выяснили, кто из них приходит всегда в одно и то же время, да еще и в одиночку. Иногда им удавалось спереть из чьего-нибудь кейса номер «Ежедневного пророка». И постепенно они составили примерные карты здания Министерства и заметки, стопка которых лежала сейчас перед Гермионой.

— Ну хорошо, — медленно выговорил Рон, — допустим, мы пойдем на дело завтра… Думаю, для этого хватит меня и Гарри.

— Ой, не начинай, ради бога, — вздохнула Гермиона. — По-моему, мы с тобой обо всем договорились.

— Мотаться у входа под мантией — это одно, Гермиона, а сейчас речь совсем о другом. — И Рон пристукнул пальцем по номеру «Ежедневного пророка» десятидневной давности. — Ты состоишь в Списке «магловских выродков», не явившихся на собеседование.

— А ты, предположительно, помираешь в «Норе» от обсыпного лишая! Уж если кому идти и не следует, так это Гарри, его голову оценили в десять тысяч галеонов…

— Ладно, я останусь здесь, — сказал Гарри. — Как покончите с Волан-де-Мортом, дайте мне знать, идет?

Рон и Гермиона покатились со смеху, и тут шрам на лбу Гарри снова пронзил его голову болью. Рука Гарри рванулась ко лбу — он увидел, как сузились глаза Гермионы, и постарался представить это движение попыткой отбросить упавшие на глаза волосы.

— Ну хорошо, — говорил Рон, — если мы идем все трое, трансгрессировать нам придется поодиночке. Под одной мантией-невидимкой нам уже не поместиться.

Шрам Гарри продолжал наливаться болью. Он встал. И к нему тут же подскочил Кикимер.

— Хозяин не доел суп. Может быть, хозяин предпочитает вкусное тушеное мясо или торт с патокой, который хозяин так любит?

— Спасибо, Кикимер, мне просто нужно отлучиться на минуту… ээ… в ванную комнату.

Сознавая, что Гермиона не сводит с него подозрительного взгляда, Гарри торопливо поднялся по лестнице в вестибюль, потом на второй этаж, влетел в ванную и запер за собой дверь на задвижку. Покряхтывая от боли, он склонился над черной умывальной раковиной, над ее кранами в виде разинувших рот змей и закрыл глаза…

Он шел по сумеречной улице. По обеим сторонам от него поднимались высокие, словно пряничные, дома с деревянными фронтонами. Он подошел к одному из них, увидел, как его белая рука с длинными пальцами стучит в дверь. Его охватывало возбуждение…

Дверь растворилась, на пороге появилась смеющаяся женщина. Она взглянула в лицо Гарри, и ее веселость сменилась ужасом…

— Грегорович? — произнес он высоким, холодным голосом.

Женщина покачала головой, попыталась закрыть дверь, но белая рука твердо держала ее, не позволяя даже сдвинуть с места.

— Мне нужен Грегорович.

— Erwohnthiernicbtmehr! — тряхнув головой, крикнула женщина. — Он здесь не живет! Не живет! Я не знаю такого!

Оставив попытки закрыть дверь, она начала отступать в темную прихожую, и Гарри скользящей поступью последовал за ней, вытаскивая длинным пальцами палочку.

— Где он?

— Dasweipichnicht! Он съехал! Я ничего не знаю, не знаю!

Гарри поднял палочку. Женщина закричала. В прихожую выбежали двое детей. Женщина попыталась заслонить их руками. Вспышка зеленого света…

— Гарри! ГАРРИ!

Он открыл глаза, осел на пол. Гермиона снова заколотила в дверь.

— Гарри, открой!

Гарри понимал — он кричал что-то. Он встал, отпер дверь, Гермиона тут же влетела в нее, едва не упав, и подозрительно оглядела ванную. За ней вошел Рон, нервно потыкал в углы холодной ванной комнаты палочкой.

— Что ты здесь делал? — строго спросила Гермиона.

— А как по-твоему, что? — с вялой бравадой поинтересовался Гарри.

— Ты так орал, точно тебе башку отрывают, — сообщил Рон.

— А, ну да… наверное, я задремал или…

— Гарри, пожалуйста, не делай из нас идиотов, — сказала Гермиона и с силой вздохнула. — Мы же знаем, что у тебя опять заболел шрам, ты побелел как полотно.

Гарри присел на край ванны.

— Ну хорошо. Я только что видел, как Волан-де-Морт убивает женщину. Сейчас он, наверное, уже убил всю ее семью. Без всякой нужды. Это как с Седриком, они просто подвернулись ему под руку…

— Ты же должен был прекратить это, Гарри! — воскликнула Гермиона, и голос ее гулко отразился от стен ванной комнаты. — Дамблдор хотел, чтобы ты прибегал к окклюменции. Он считал эту связь опасной — ею может воспользоваться Волан-де-Морт! Какой смысл смотреть, как он убивает и пытает людей, если ты не можешь помочь им?

— Так я узнаю, что он делает, — ответил Гарри.

— Значит, ты даже не пытаешься отключиться от него?

— Я не могу, Гермиона. Ты же знаешь, с окклюменцией я не в ладах, мне так и не удалось по-настоящему освоить ее.

— Да ты и не старался никогда! — запальчиво сказала она. — Я не понимаю, Гарри, тебе, что же, нравится эта особая связь, отношения — не знаю что?..

Она примолкла, увидев взгляд, которым он смерил ее, вставая.

— Нравится? — негромко спросил он. — А тебе бы это понравилось?

— Мне… нет… Прости, Гарри, я не хотела…

— Я ненавижу и эту связь, и то, что ему удается вторгаться в меня, что я начинаю видеть его, когда он становится особенно опасным. И тем не менее я собираюсь использовать все это.

— Дамблдор…

— Забудь о Дамблдоре. Выбираю я и никто больше. А я хочу понять, зачем ему понадобился Грегорович.

— Кто?

— Заграничный мастер, изготовитель волшебных палочек, — ответил Гарри. — Это он сделал палочку Крама, и Крам считает его лучшим из всех.

— Но ты же говорил, что Волан-де-Морт держит где-то у себя Олливандера, — сказал Рон. — Если у него уже есть один мастер, зачем ему второй?

— Возможно, он разделяет мнение Крама, считает, что Грегорович лучше. Или думает, что Грегорович сумеет объяснить ему, что сделала моя палочка, когда он гнался за мной. Олливандер этого сказать не смог.

Гарри взглянул в пыльное потрескавшееся зеркало и увидел, как Рон и Гермиона обменялись за его спиной многозначительными взглядами.

— Гарри, ты все время твердишь о том, что сделала твоя палочка, — произнесла Гермиона, — но ведь это сделал ты! Почему ты так упорно отказываешься признать силу, которой обладаешь?

— Потому что понимаю: никакой силы у меня нет! И у Волан-де-Морта тоже, Гермиона! Мы с ним оба знаем, что произошло!

Они гневно глядели друг на друга. Гарри понимал, что не убедил Гермиону, что она подыскивает возражения — и против того, что он говорит о своей палочке, и против его решения допустить Волан-де-Морта в свое сознание. К облегчению Гарри, в их спор вмешался Рон.

— Брось, — сказал он Гермионе. — Это его дело. Но если мы решили отправиться завтра в Министерство, так надо еще раз пройтись по всему плану.

Гермиона без всякой охоты — и Гарри, и Рон видели это — отказалась от дальнейших препирательств, хоть Гарри и понимал, что она снова примется за него при первой же возможности. Пока же они вернулись в подвальную кухню, где Кикимер уже выставил для них на стол и тушеное мясо, и пирог с патокой.

Спать они легли поздно ночью — после того как провели несколько часов, снова и снова обсуждая все подробности своего плана, пока не выучили его наизусть и не смогли слово в слово пересказать друг другу. Гарри, который спал теперь в комнате Сириуса, еще минут десять лежал, глядя при свете палочки на старую фотографию отца, Сириуса, Люпина и Петтигрю и шепотом повторяя себе весь план. Однако, погасив палочку, он снова начал думать не о блевальных батончиках, Оборотном зелье и темно-синих мантиях хозяйственного персонала, но о мастере Грегоровиче и о том, долго ли еще удастся ему прятаться от Волан-де-Морта.

— Выглядишь — хуже некуда, — сообщил в виде приветствия Рон, пришедший, чтобы разбудить Гарри.

— Это ненадолго, — зевнув, ответил тот. Гермиону они нашли внизу, на кухне. Она с несколько маниакальным выражением, которое у Гарри ассоциировалось с пересдачей экзамена, сидела над поданными ей Кикимером кофе и горячими булочками.

— Мантии, — произнесла она, поприветствовав Рона и Гарри нервным кивком, и снова начала рыться в своей бисерной сумочке. — Оборотное зелье… мантия-невидимка… отвлекающие обманки… возьмите на всякий случай по паре штук… блевальные батончики, кровопролитные конфеты, Удлинители ушей…