Глава 9 байка о Мане, сумоистке из рязани 


Мы поможем в написании ваших работ!



ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?

Глава 9 байка о Мане, сумоистке из рязани



Это сейчас ее называют Маней, Машкой, Махой. Это сейчас ее панибратски хлопают по плечу, а то и по тугой ягодице. Это сейчас ей предлагают остограммиться на равных, рассказывают в ее присутствии анекдотцы с душком, обсуждают других женщин, иногда в таком срамном контексте, что ей хочется зажать уши и сбежать за семь морей. Это сейчас ее называют товарищем, собутыльником, жилеткой для скупой мужской слезы, мировой теткой, бой-бабой. Это сейчас секс для нее – лишь переходное состояние от развеселого пивного веселья к богатырскому храпу уплывшего в гедонистическо-алкогольное забытье партнера. Наутро он не обнимет ее, не поцелует сонно в ухо, не приготовит ей оладьи с вареньем. Он проснется, шумно зевнет, удивленно на нее посмотрит и, загоготав, воскликнет: «Ну, мы и перебрали вчера, да, Мань?» И ей придется загоготать с ним в унисон. А ведь ей всего тридцать четыре. Иные в ее возрасте еще носят мини и весело барахтаются в паутине сладких в своем безумии случайных связей и роковых романов.

Иногда Мане хотелось любви.

Иногда ей хотелось выть от тоски и одиночества.

Например, пятничным вечером, когда в ожидании закипающего чайника она вдруг перехватывала в темном оконном стекле растерянный взгляд собственного размытого отражения. Или когда она читала журнал сплетен – увидит очередную примадонну в свадебном наряде, похожем на воздушное безе, и хочется порвать в клочья пахнущую типографской краской и чужим счастьем страничку.

Или весной – особенно остро она тосковала весной. Пахнущим сырой землей слякотным мартом, когда солнечные зайчики танцуют на крышах ламбаду, и ветер кажется обманчиво теплым, и студентки ходят без шапок, и так хочется быть легкомысленной, непредсказуемой, свободной, любимой! Так хочется носить розовое, завивать кудри, беспричинно улыбаться и строить глазки метрополитеновским попутчикам, назначать свидания по Интернету, читать Джейн Остин, пересмотреть все фильмы, в которых снимался Джонни Депп, гулять в парке у Екатерининского дворца. Снова стать ребенком, у которого вся жизнь впереди.

Глупо, наверное, быть ребенком, если твоя талия больше ста сантиметров в обхвате. Если у тебя сорок второй с половиной размер ноги и ты покупаешь мужские боты, которые потом пытаешься камуфлировать длинными юбками. Если к твоему круглому обветренному лицу не подходит ни одна женственная прическа. Если с тобой с удовольствием дружат, но никто не хочет тебя любить, никто в упор не видит в тебе женщину.

А ведь так было не всегда.

Когда она только приехала в Москву, она была Машенькой. Манюней, Марией, Марьюшкой, кареглазым румяным созданием, робким, мягким и плавным, словно сошедшим с кустодиевского полотна. Она была из тех женщин, кого полнота только украшает. К тому же полнота ее была не медузно-дряблой, как рождественский пудинг, а тугой, плотной, аппетитной, спортивной, наливной. Она не относилась к модному субтильному типажу. Но, как ни странно, нравилась большинству мужчин – в ее первый московский год Мане назначили столько свиданий, сколько у иных ее подруг не было за всю жизнь.

Маня приехала в Москву, чтобы стать звездой. В своем родном городе она была чемпионкой по метанию ядра – тренер давно сватал ее в российскую сборную. Ей не хватало резкости и уверенности в себе. «Москва – лучший дрессировщик, – сказал он ей на прощание. – Там хорошие залы и конкуренция острее. Расслабиться не получится. Я договорился с тренером московской сборной, на первое время он возьмет тебя под свое крыло, может быть, и оставит в команде… Поучишься, заведешь знакомства, выступишь на чемпионате… А там видно будет».

В родном городе она была звездочкой местного масштаба. А в Москве выяснилось, что ее спортивному таланту грош цена. Московские спортсменки были куда сильнее ее, Мани Ивановой. Во всех соревнованиях, на которые Маня осмеливалась подать заявку, она занимала почетное последнее место.

У московских метательниц ядра был нулевой коэффициент женственности. Их фигуры напоминали знаменитый монумент «баба с веслом». Огромные, литые, с прокачанными спинами и мощными руками, они, как правило, почти не красились и коротко стриглись. По сравнению с ними Маня смотрелась белой вороной. Она с детства любила ухаживать за собой – длинные холеные волосы заплетены в старомодную косу, глянцевый розовый лак на аккуратно подпиленных ногтях, золотой загар, прозрачная вуаль со вкусом подобранной косметики, платья, каблуки…

– Красивая ты баба, Маня, – сказал ей как-то раз тренер, который с самого начала положил на нее глаз, – даже жалко тебя.

– А что жалеть?

– Нет у тебя будущего, – без реверансов ответил он, – так и будешь занимать последние места. Посмотри на чемпионок. Они твердые, как скалы. Сильные, как сами черти. А ты мягкая, полная, плавная, – пользуясь случаем, он ущипнул ее за складку на талии, – женственная, красивая…

– Не надо, Николай Семенович, – Маня стряхнула его назойливую руку, – у меня такая конституция, такая уж уродилась. И мне все нравится, не вижу смысла мучить себя диетами…

– Смешная ты… Ты подумай, зачем тебе этот физкультурный институт? В сборную все равно не попадешь, только время потратишь, разочаруешься, обозлишься… Вернешься в свою Рязань лузершей…

– Зачем вы это все мне говорите? – разозлилась она.

– Хочу сделать тебе одно предложение.

– Брачное? – криво усмехнулась Маня.

– Профессиональное, – в тон ей ответил Николай Семенович.

– Вы же сказали, что я вам не подхожу.

– Для метания ядра не подходишь. Но ты девушка целеустремленная, спортивная… Понимаешь, здесь слишком большая конкуренция. Но есть такие виды спорта, которые только появились в России.

– Это какие же? – прищурилась она.

– Борьба сумо, например, – невозмутимо ответил он.

Сначала Маня решила, что он шутит, и с готовностью расхохоталась. Но лицо Николая Семеновича оставалось серьезным.

– Во-первых, борцом сумо может стать только мужчина, – ответила она, – во-вторых, это же… профанация какая-то.

– И ничего не профанация. Ты знаешь, что в Сибири уже есть команда сумоисток? В Подмосковье тоже собираются организовать клуб. Мне звонил тренер, они ищут людей. Ты – идеальная кандидатура, Маша. Правда, придется еще немного поправиться, но это не так трудно, – он усмехнулся в усы.

– Да вы с ума спятили?! – возмутилась она. – Я в спорте с двенадцати лет и никогда бы не подумала, что придется столкнуться с таким! Да еще и поправиться, чего придумали! Я и так восемьдесят килограммов вешу, это на грани фола!

– Не кипятилась бы ты, Маша, – он взял ее за плечи и встряхнул, легко, как пушинку, – сначала выслушай до конца. Все-таки Россия – не Япония, и сумо здесь – не национальный спорт, а скорее развлекательное шоу. Крупные красивые женщины – редкость, им нужны именно такие. Да, забыл сказать, это отлично оплачивается.

– Даже так?

– Если тебя возьмут, ты переселишься на тренировочную базу. Там отличные условия, всего полтора часа от Москвы на электричке. У тебя будет зарплата – полторы тысячи долларов в месяц. Шоу оплачиваются отдельно. Да, выступления подразумевают не только спортивные состязания, но и корпоративные вечеринки… Не надо морщиться, Маша. Наш народ падок на экзотику, а тут такое… За корпоративки платят больше всего, минимум пятьсот долларов за одно выступление.

– Сколько? – не поверила Маня.

– Решать, конечно, тебе, – улыбнулся Николай Семенович, – но на твоем месте я бы даже не раздумывал. Такой шанс выпадает всего раз в жизни.

Все оказалось проще и примитивнее, чем она могла представить. Она с блеском прошла отбор и через две недели вместе с шестью другими спортсменками уже жила на тренировочной базе близ Серпухова. Девушки подобрались разные, не у каждой было спортивное прошлое. Маня оказалась самой худой. Ее кормили по спецменю – обильно и калорийно. За полгода она набрала почти двадцать килограммов. В город Маня почти не выезжала – не было времени. Тренировались каждый день, по нескольку часов. На базе был свой косметолог и парикмахер – в контракте, который ее заставили подписать, было сказано, что спортсменки должны иметь «товарный» вид. Не прошло и недели, как она поняла – то, чем ее заставляют заниматься, имеет со спортом мало общего. Может быть, где-нибудь в Москве и была профессиональная команда сумоисток… Но там, под Серпуховом, тренировались не спортсменки, а шоу-девушки, которым предстояло развлекать состоятельных скучающих москвичей. Маня все поняла – но ничего не имела против. Она уже сдружилась с другими девушками, да и полученный аванс приятно грел ладони. Через пять месяцев ее поставили в первый бой. Какой-то банк отмечал пятилетие – на праздник пригласили известную мальчуковую поп-группу, клоунов, фокусников, стриптизерок и женщин-сумоисток (последние, к слову, сорвали больше всех аплодисментов). Никому было не важно, кто победит. Главное – шоу. Маня честно старалась, но противница была тяжелее ее почти на тридцать кило, у Мани не было никаких шансов, на пятой минуте боя ее бесцеремонно вытолкнули из круга. За бой она получила двести долларов.

Вернувшись на базу, Маня навалилась на макароны с сыром и свиные котлетки. За три месяца ей удалось набрать еще десять кило. Каждому килограмму она радовалась, как золотой медали. Наверное, со стороны это смотрелось абсурдно – толстуха с красивым ухоженным лицом радостно скачет у зеркала, увидев, как стрелочка напольных весов преодолела роковую отметку «100».

Теперь ее приглашали постоянно – иногда у Мани было по пять показательных боев в неделю. Однажды тренер отозвал ее в уголок:

– Есть разговор. Ты не обязана соглашаться, если тебя это коробит, но не предложить я не мог, сама понимаешь.

Он еще не сказал, в чем дело, но Маня почему-то сразу все поняла. Наверное, еще полгода назад за такое предложение она отвесила бы нахалу тяжелую оплеуху. Сейчас же, пожав плечами, спокойно сказала:

– Не думаю, что я для этого подхожу. Я слишком брезглива.

Для Мани не было секретом, что некоторые девушки зарабатывают свои доллары не только во время шоу. Среди топ-менеджеров компаний, перед которыми они выступали, находилось немало любителей экзотики, готовых выкладывать круглые суммы за экстремальную любовь. Все сумоистки были красотками с правильными чертами лица, гладкой кожей, роскошными волосами, ухоженными пальчиками и красивым нижним бельем. На базе Маня познакомилась с девушкой, Анжелой, в результате какого-то сложного гормонального нарушения она весила сто пятьдесят килограммов в девятнадцать лет. За полтора года работы в «спорте» Анжела накопила на «однушку» в центре, на Цветном бульваре. Другая девушка, Юлия, носила соболиную шубу, разъезжала на «BMW Z3» и по пять раз в год отдыхала на Мальдивах.

В конце концов Манина наивная категоричность была опровергнута особыми обстоятельствами.

Ее первым клиентом стал мужчина, с которым Маня отправилась бы на край света, причем совершенно бесплатно, если бы он только ее позвал. Он на все сто процентов соответствовал ее эстетическому идеалу – похожий на викинга высокий блондин с холодными серыми глазами и великолепным чувством юмора. Он дожидался ее возле гримерной, а когда она вышла, с чисто умытым лицом, в джинсах, со спортивной сумкой на плече, удержал ее за локоть. Он был тоньше Мани раза в два, но все равно рядом с ним она почему-то почувствовала себя маленькой девочкой. Они о чем-то светски поболтали. Очарованная, она была готова оставить свой номер телефона, когда он вдруг заговорил о тарифах… Маня была обижена, разочарована, и в то же время у нее так давно не было мужчины, а он ей так понравился… Она улыбнулась и молча кивнула. В ту ночь она заработала больше, чем за целый месяц еженедельных боев.

С тех пор в ней что-то надломилось. Как будто она уже переступила некую черту, за которой притворяться паинькой не было смысла. Когда следующий мужчина подкатил к ней с соответствующим предложением, она только загадочно улыбнулась и красиво повела располневшим плечом.

Манина райская жизнь продолжалась два с половиной года. Она тренировалась, ела от души, выступала, спала с мужчинами, которые ее выбирали, с удовольствием тратила деньги, не задумывалась о будущем…

Однажды тренер пригласил ее в свой кабинет.

– Я вот о чем хотел поговорить, Марья Федоровна, – без улыбки начал он, и Манино сердце сжалось от дурного предчувствия. – Сколько вы весите?

У него в руках была Манина медицинская карта. Он прекрасно знал, сколько она весила, данные обновлялись каждую неделю. Сто двадцать пять килограммов. Многовато для того, чтобы уютно чувствовать себя в современном мире, но идеально для сумо.

– Сто двадцать пять, – он сам ответил на свой вопрос. – Марья Федоровна, мы вместе уже больше двух лет. Я к вам привык, мы неплохо поработали вместе. Но боюсь, что дальше наши пути разойдутся.

– Что это значит? – нахмурилась она.

– Это значит, что вам на пятки наступают новенькие. Команде нужны свежие лица. Я решил пожертвовать четырьмя, вами в том числе. И потом, сто двадцать пять, это, простите, уже перебор.

– Но вы сами твердили, что мне надо поправиться! – возмутилась Маня.

– Для спорта – надо. Для… остального, – он интеллигентно кашлянул, – вовсе не обязательно. Между нами, сейчас вы выглядите совсем не так, как два с половиной года назад. Вами интересуются меньше.

– Я могла бы похудеть. У меня получится.

– Вот когда похудеете, тогда и приходите, – ласково улыбнулся тренер.

Маня сняла квартирку в Мытищах и села на строгую диету. Она была отнюдь не первой женщиной в мире, выяснившей, что набрать вес куда проще, чем его сбросить. Круглосуточные танталовы муки, а за месяц уходит жалких пять килограммов, которые при ее комплекции не значат ровным счетов ничего.

Она боролась почти год. Потратила почти все свои сбережения. Ходила к массажистам, делала специальные рассасывающие жир уколы, пила тайские пилюли, купила беговую дорожку и резиновый костюм для «потения». Она даже записалась на липосакцию, но пожилая докторша только сочувственно покачала головой – липосакция, мол, настолько полным дамам не рекомендуется.

В конце концов она смирилась, сдалась. Да и вряд ли у нее был шанс вернуться в команду.

Маня устроилась продавщицей в бакалейный магазин.

Урожденная оптимистка, она не считала себя обиженной или несчастной. В конце концов у нее были воспоминания, в ее активах было роскошное прошлое. Почему-то особенно часто вспоминала она не тренировки, не бои, не длинную вереницу покупавших ее мужчин, а того светловолосого викинга с холодными серыми глазами, который первым заплатил за ее любовь.

Но иногда ей становилось тоскливо. Одинокими вечерами, когда она смотрела на собственное отражение в темном кухонном стекле. Воскресными днями, когда она понимала, что ей, в общем-то, нечем заняться и некуда пойти. И весной – особенно она почему-то тосковала весной…

 

Московские ночи пахнут остывающим асфальтом и теплым сквозняком, горячим хлебом и бензином, коллекционными духами и сигаретным дымом, шоколадом и вишневым вином, потом и фруктовым бальзамом для губ, сладким кальянным дымком и теплыми августовскими сквозняками. Московские ночи гремят децибелами дискотек, фонтанируют спермой, ревут моторами гоночных кабриолетов, отстукивают ритм шпильками нарядных туфель, разноголосо смеются, горько плачут от разочарования, пьяно поют караоке, с бьющимся на счет ча-ча-ча сердцем томятся в ожидании первых поцелуев. Ночью Москва бесстыже стряхивает чадру благопристойности. Все, кому шальные эти ночи не по зубам, спешат запереться в собственных квартирах, остальные же, к которым всегда относилась и я, без раздумий пускаются во все тяжкие.

Я медленно брела по Якиманке в сторону Большого Каменного моста и пыталась наслаждаться спокойной теплой темнотой – одной из последних августовских ночей, когда можно гулять в шлепках на босу ногу и в косынке на влажных волосах, притворяясь, что осени не существует. В последнее время такие безмятежные вечера выпадали мне нечасто. Признаться, чувствовала я себя все хуже и хуже. Я предпочла бы остаться дома, рухнуть в плюшевые объятия старенького пролежанного дивана, напиться порошков от гастрита и весь вечер смотреть «Comedy Club». С другой стороны, выглядела я как никогда хорошо – удалось сбросить еще шесть килограммов. Под тонкой голубоватой кожей трогательно обозначился скелет – ключицы выступали, как у балерины, тазовые косточки выглядывали из-под джинсов, между бедер появилась зияющая щель, как у подиумных див. Впервые за долгое время я сама себе нравилась. Жаль было прятать в четырех стенах с таким трудом приобретенное совершенство. Мне хотелось нести красоту с гордо поднятой головой, хотелось читать о ней в восхищенных взглядах встречных прохожих. Плевать на слабость, анемию, желудочные колики. Я была чертовски хороша и, должно быть, впервые в жизни этим гордилась.

Раньше мне необязательно было заранее планировать ночь – в моем мобильном всегда находились три-четыре эсэмэски с приглашениями на вечеринки. Но в последнее время я ни с кем, кроме Нинон и эпизодических любовников вроде Михаила, не общалась. Старые друзья привыкли, что я вечно вне зоны доступа, и тормошить меня перестали. Новые так и не появились. Нинон коротала ночи за налаживанием личной жизни – а именно энергично спаривалась с самыми породистыми московскими самцами в надежде на удачное окольцовывание. Гениальный Громович терпеть не мог прожигание жизни в его разухабистых разновидностях, ему бы залечь с хорошей книгой на диване, в качестве озорного штриха распить бутылочку калифорнийского розового вина, в крайнем случае – сходить в кино на премьеру или в «Пушкинъ» на блины с икрой. И друзья у него такие же – правильные, умные, скучные.

В тот вечер что-то на меня нашло – я поняла, что нет смысла откладывать жизнь на потом. Мне двадцать девять лет, и я как никогда хороша собой, и весь последний год я и так провела в бесплодных поисках гармонии. Пора хватать молодость за шелковый хвост – чокнувшись шампанским с собственным зеркальным отражением, легкомысленно дернуть в ночь. На мне были одолженные у Нинон джинсовые шорты – после моих экспериментов с диетами я стала влезать в ее одежду. Белая мужская рубашка, узлом завязанная на впалом животе, туфли на соломенной танкетке, по четыре золотых браслета на каждой щиколотке. Я даже не поленилась потратить полчаса на макияж, и теперь лицо мое было ухоженным и свежим.

План был таков: поймать такси до центра, не спеша пройтись по своим любимым маршрутам, выпить парочку лимонных «Маргарит» в каком-нибудь симпатичном баре, где будет приглушенный розовый цвет, голубоглазый бармен с татуировками на обнаженных плечах и мачо-завсегдатаи, закусывающие отменный виски дымом дорогих сигар. Возможно, кто-нибудь из них станет моим новым любовником. А может быть, я продолжу свой путь в гордом одиночестве, и в моей хмельной голове русалки будут напевать шансон, и я окажусь в дымном ночном клубе и буду танцевать до упаду, до самого утра. Вся прелесть московских ночей в их непредсказуемости – никогда не знаешь, с кем столкнет тебя судьба. Если ты открыта новым впечатлениям и готова впустить в сердце новых людей, то можно смело рассчитывать на головокружительное приключение.

Того мужчину я заметила не сразу.

То есть нет, не совсем так. Мой лениво блуждающий взгляд выхватил из пространства его силуэт. Но я почему-то решила, что это не живой человек, а скульптура. Хотя откуда взяться статуе на Каменном мосту?

Он стоял на парапете. Руки в карманах, взгляд устремлен в пространство перед собой, носки ботинок заступили за гранитный парапет и висят над неспешно убегающей куда-то грязной рекой. А лицо перекошено отчаянием, губы решительно сжаты и глаза уже не видят этот мир, вбирают в себя пахнущую плесенью и ладаном тишину мира иного. Еще секунда – и он бы прыгнул вниз, я поняла это по выражению его лица.

– Вы сошли с ума! – Я метнулась к нему и в три прыжка оказалась у парапета.

Мужчина испуганно вздрогнул, качнулся вперед и потерял бы равновесие, если бы я не успела ухватить его за полу пиджака. Не знаю, откуда во мне силы взялись. Но одним мощным рывком я потянула его на себя, и он повалился на асфальт, точно куль с мукой. Он поднял на меня голову, и у меня появилась возможность рассмотреть его ближе. Был он немолод и ничем не примечателен – с таким человеком можно годами бок о бок работать в одном офисе, а потом, случайно встретив на улице, не узнать. Бледное, чуть удлиненное лицо, редкие русые волосы с обильной проседью, тусклая кожа человека, который большую часть времени проводит в мертвенном свете офисных ламп, капризный изгиб верхней губы – такой рот бывает у тех, кто привык чувствовать себя несправедливо обиженным. Подбородок неровно зарос седой щетиной, светлые ресницы испуганно дрожат. Одет он был бедно и старомодно – дешевый синтетический костюм с засаленными локтями и пузырями на коленях, какой-то затасканный серый свитер в катышках…

– Ну и зачем вы это сделали? – А вот голос у него оказался неожиданно низким, мужественным.

– Я… Машинально, – честно ответила я, – не привыкла, чтобы при мне пытались свести счеты с жизнью. И еще я всегда считала, что такой метод борьбы с неприятностями называется слабость.

– Да что вы знаете о моих неприятностях? – Он неловко поднялся с асфальта и одернул пиджак. – Я только собрался и… Эх!

Махнув на меня рукой, он быстро пошел по мосту – такой несчастный, сгорбленный, нервный. Не знаю, зачем я решила последовать за ним. Наверное, хотела убедиться, что он не собирается бросаться под машину – раз уж мне на сегодня выпала роль его ангела-хранителя.

Неудавшийся самоубийца оказался высоким – хотя про мужчин его типа говорят скорее не «высокий», а «длинный». Казалось, он чувствовал себя в собственном теле некомфортно, как в плохо сидящем костюме. Путался в длинных конечностях, сутулился, неловко размахивал руками. Однако шаги его были широкими, и мне пришлось потрудиться, чтобы его догнать.

– Постойте! Эй, вы!

Он резко остановился.

– Ну что вам еще от меня надо? Благодарности? Да пропадите вы пропадом!

Я успокоила пляшущее дыхание. Мне не было обидно – разве можно всерьез обидеться на человека, который похож на кинематографического Дон Кихота, торжественного, печального и немного нелепого?

– Можно мне с вами? – улыбнулась я.

– Куда? – опешил «Дон Кихот».

– Погулять. У меня тоже черная полоса. Мне кажется, близость чужой беды подействует на нас обоих как успокоительное.

Он неуверенно пожал плечами. Я уже понимала, что он не откажет. Мы медленно побрели в сторону Парка культуры – его плечи были уныло сгорблены, руки безвольно висели вдоль длинного туловища, я же, семеня рядом, пыталсь заглянуть в его лицо.

– Меня зовут Петр. Петя.

– Вера.

– Вера, зачем вам, молодой девушке, все это надо? Вы нарядно одеты, собирались весело время провести. Зачем вам вешать на себя мои идиотские проблемы?

– Видимо, не такие уж они идиотские, раз вы собирались прыгнуть с моста. Кстати, Москва-река в этом месте достаточно глубока. Скорее всего вы бы не разбились, просто испачкали бы костюм.

– Вот такой уж я неудачник, – криво усмехнулся он, – наверное, надо было вообще остаться дома и спокойно наглотаться таблеток.

– Как это инфантильно, – протянула я. – А что у вас случилось, Петя? Кто-то умер?

– Не в прямом смысле, – после паузы ответил он. – Я расстался с женой.

– Всего-то? – я не удержалась от удивленного хохотка. – Это же Москва! Здесь каждый день регистрируются тысячи разводов. Такое время, такой город.

– Это моя пятая жена.

Я посмотрела на него со смесью удивления и уважения. На рокового мужчину, хладнокровного пожирателя романтично настроенных сердец парень явно не тянул. Но, видимо, в нем было что-то, пока скрытое от моего восприятия, – раз целых пять женщин послушно последовали за ним в ЗАГС.

– Пятая, – со вздохом повторил он, – и со всеми одна и та же история.

– Изменяют? – догадалась я.

– Если бы… – протянул загадочный Петр, – впрочем, Вера, вам это совершенно неинтересно. Кстати, я дозрел до того, чтобы сказать вам спасибо. Ну а теперь предлагаю распрощаться. Еще работает метро, поеду домой.

– Пить таблетки? – усмехнулась я. Странно, но незнакомый долговязый Дон Кихот – многоженец заинтересовал меня до такой степени, что я готова была отшвырнуть прочь свои размытые планы ради его сомнительной компании. – Знаете что, Петр. А поехали ко мне, пить коньяк! – я произнесла это и сама испугалась своей решительности.

Не буду врать, за двадцать девять лет жизни мне не раз доводилось приглашать домой едва знакомых мужчин. Однако обычно причиной такой безбашенности была неконтролируемая страсть. А вовсе не желание разобраться в чужих суицидальных мотивах. Вера Алексеева, знатный, блин, психотерапевт.

– Коньяк? – в его водянистых глазах мелькнула заинтересованность. – Ну а с чего вы приглашаете меня, незнакомого мужика, пить с вами коньяк? Не боитесь?

– Нет, – честно ответила я, – сама не знаю почему. Наверное, у меня хорошая интуиция.

– А вы не из… этих… – осторожно спросил он, и длинное его лицо на мгновенье перекосила гримаса настороженной брезгливости, – которые подсыпают в спиртное клофелин и…

– И – что? – насмешливо переспросила я. – Грабят, насилуют, а потом годами хранят в морозильнике отрезанные уши? Расслабьтесь, Петя. Пойдемте ловить такси.

 

И вот мы сидели напротив друг друга – он в кресле, свесив длинные руки между коленей, я на диване, вжавшись в спинку и с любопытством наблюдая за своим странным гостем. Золотисто-медовый коньяк был разлит по пузатым бокалам, аккуратными дольками нарезан лайм.

– Сам не знаю, что на меня нашло. Приехать в гости, к незнакомой девчонке… – в сотый, наверное, раз сказал Петр.

– Чувствуйте себя как дома, – дежурно ответила я. – Думаете, мне легко? Но я-то ладно, я всегда вляпываюсь в подобные истории.

– Но все равно спасибо. Если бы не вы, я бы… Я…

– Не будем об этом, – перебила я, заметив, как его глаза наполняются сыростью. – Петя, вы меня, если честно, удивили. Не каждый мужчина решится свести счеты с жизнью, расставшись с пятой по счету женой. Наверное, вы ее очень любили?

– Да, – вяло подтвердил он, – любил. Но наши отношения зашли в тупик. Это так сложно объяснить… Но мне вообще с женщинами не очень-то везет. Все всегда происходит по одной и той же схеме. Как будто… Как будто я проклят.

– И… как же это происходит? – пригубив терпкий коньяк, решилась спросить я.

– Сначала все идеально, – пожал плечами Петр. – Я влюбляюсь, у нас головокружительный роман, постепенно переходящий в законные отношения. Я ведь не ловелас какой-нибудь, всегда мечтал о крепкой семье. Может быть, я, конечно, эгоист. Но я всегда считал, что гармоничные сексуальные отношения – это очень важно… Если нет секса, брака тоже нет! Вы не согласны?

– Абсолютно. Никогда не верила в любовь без секса.

– Ну вот видите. Вера, а вы мужчин какого типа предпочитаете? Если не секрет? Кто вас возбуждает?

– Куда это вы клоните? – нахмурилась я и на всякий случай быстро сказала: – Высоких и худых не люблю.

– Я на себя и не намекал, – обиделся Петр. – Между прочим, вы тоже совершенно не в моем вкусе. И все-таки… вы не ответили.

– Ну… Наверное, я больше люблю брюнетов. Латиноамериканский брутальный тип. Смуглая кожа, четкие бицепсы, иронический прищур. Кубики на животе, сильные пальцы и белые зубы. Но это так условно… Мой муж был блондином. И вообще, я замечаю внешность только в первые часы общения, потом она теряет смысл. Жаль, что современные мужчины не такие, им Наоми Кэмпбелл подавай.

– Наверное, я некорректно поставил вопрос, – нахмурился Петр. – Вот скажите, смогли бы вы каждую ночь ложиться в постель с толстяком? Который весит двести кило? Или, наоборот, со скелетообразным молодцем героиново-рокерского типажа?

– Не знаю, – задумалась я. – Вряд ли. Экстремальные варианты – не для меня.

– А теперь представьте, что вы вышли замуж за своего брутального брюнета латиноамериканского типа и все у вас замечательно, бурный секс, любовь, планы… И вдруг у него что-то в голове переключается. Он находит, что недостаточно хорош. Сначала комплексует и ноет, а потом берется за дело и изменяет свою внешность. Например, худеет до сорока килограммов или, наоборот, запивает пончики пивом и жиреет, как рождественский гусь. И через какое-то время становится совершенно другим человеком, новые знакомые не узнают его на свадебных фотографиях.

– Странное вы что-то говорите…

– И вас он больше не возбуждает, и вы уговариваете его хоть что-то с собою сделать, хотя бы найти компромиссный вариант, но он сам смотрит на вас как на больную. Он-то новым обликом стопроцентно доволен.

– Вы хотите сказать, что…

– Я люблю пампушек, – выдохнул Петр. – У меня отец кавказец, может быть, гены сыграли роль… Ну не могу я вожделенно смотреть на современных девчонок, которые доводят себя до состояния скелетов, ну не могу! Вот вы, Вера, приятная девушка, но какая же тощая! Впрочем, может быть, у вас такая конституция, но есть миллионы дур, которые расстаются со своей сексуальностью добровольно, да еще и деньги бешеные за это отваливают.

– Вы находите меня тощей? Правда? – горделиво приосанилась я.

– Если бы вы видели мою первую жену! – проигнорировав мой вопрос, воскликнул Петр. – Она была похожа на Мерилин Монро. Блондиночка, фигурка, как гитара, все на улице шеи сворачивали. Я когда ее впервые увидел, просто онемел, глазам своим поверить не мог. Думал, что такие женщины только в кино встречаются. И душа у нее была золотая, и характер покладистый, и чувство юмора отменное. Мы были знакомы всего месяц, а я уже подарил ей колечко. И первые полгода супружеской жизни были такими счастливыми… – он вздохнул.

– А потом?

– А потом наступило лето, – скривился Петр. – Мы отправились в Кемер. И там моя Юленька застеснялась своих телес. Я сначала даже не замечал, что ей неуютно. Просто она все время ходила в длинном платье, даже на пляж. Снимала одежку в самый последний момент. Отказывалась гулять со мною вдоль моря. Наконец я спросил, в чем дело, и тогда моя любимая призналась, что находит себя толстухой! Я не сразу ей поверил. Это звучало так абсурдно, ведь объективно она была самой красивой девушкой в нашем отеле. Я, идиот, еще над ней смеялся. А потом мы вернулись в Москву, и Юлька, сцепив зубы, принялась худеть. И тоже я не сразу опомнился. А потом… Бедняжка превратилась в банальную анемичную деву с выпирающими ключицами и костистым тазом. Очарование Мерилин Монро куда-то ушло. Я ее по-прежнему любил, и жалел, и пытался подсовывать в ее обезжиренные йогурты расплавленное сливочное масло! А она однажды заметила и устроила такой скандал… Короче, мы расстались. И через какое-то время я встретил Анюту. Анюта – чудо. Классическая еврейская красавица с узенькими плечами, осиной талией и крутыми бедрами. Я влюбился и, как порядочный мужчина, сделал предложение… И снова – сначала словно попал в рай, а потом… У Анюты появилась подружка, манекенщица. Мне сразу эта девка не понравилась – какая-то прокуренная, прожженная, взгляд, словно сканер, молодая еще, но такая злющая! Но Анюта почему-то была ослеплена. Эта Лидка ее на тусовки за собою таскала, с кем-то знакомила. Нарядятся и уйдут на всю ночь. Я не патриархален. Считаю, что мужчина должен быть в паре главным, но и у жены есть право на маленькие слабости. Если Анюте нравилось все выходные по клубам дрыгаться, пускай. Она была такая счастливая, оживленная, наряжалась. Лидка ее познакомила со своими подругами, модельками. Моя дурочка в той компании была, естественно, самой упитанной, и эти стервы ее дразнили. Она раньше ни о чем таком не задумывалась, была собою полностью довольна, а тут критически на себя посмотрела…

– И решила, что у нее толстый зад, – закончила я за него. – Как мне это знакомо.

– Вот именно. Начались диеты, какие-то уколы красоты. Лидка научила ее – чтобы похудеть, надо после еды два пальца в рот. Ну как я мог остаться с нервной издерганной бабой, от которой еще и все время несет блевотиной?!

– И вы развелись.

– Совершенно верно. Но тогда я еще не задумывался о закономерности, плохой карме, повторяющейся истории… Я был молод и настроен вполне оптимистично. Прошло время, и я встретил Олюшку. Олюшка работала медсестрой. А я сломал ногу. Она так трогательно за мною ухаживала. Тихая, улыбчивая, добрая. Русская красавица – толстая коса до пояса, пятый размер груди, приятная глазу полнота. Я еще не успел выписаться из больницы, когда понял, что именно этой женщине суждено стать моей женой. Я был настроен, что проживу с ней всю жизнь…

– А Оленька решила похудеть? – ухмыльнулась я.

– Когда мы поженились, она уволилась из больницы. Я хорошо зарабатываю, зачем нам медсестринские гроши? Может быть, надо было сохранить ей работу, тогда бы не случилось ничего… Но Оля осела дома, вела хозяйство, подружилась с соседками. А соседки у нас – мымры, все на диетах. Только об этом и говорят. Я однажды подслушал их разговор, так у меня волосы от страха зашевелились. Одна раз в неделю ставит двадцатилитровую клизму с какими-то порошками. Другая ест только мясо – у нее кожа серая, и пахнет изо рта, зато жопа плоская, и эта дура довольна! Не прошло и трех месяцев, как они запудрили моей Оленьке мозги. На этот раз я все заметил сразу. Прекрасно помню тот день. Я вернулся домой с работы, открыл холодильник и увидел его, – он выдержал трагическую паузу, – творог. Чертов обезжиренный творог. Оленька никогда не ела обезжиренный творог, наоборот, молочные продукты мы покупали на рынке, домашние… Я взял баночку с творогом в руки, и у меня опустилось сердце. Я понял, что уже ничего нельзя изменить, что мой брак снова летит в тартарары. Может быть, со стороны вам покажется, что я псих… Но не могу я жить с нервными тощими селедками, не могу! Я люблю женщин красивых, плавных, сытых, довольных собой… В тот вечер Оленька накормила меня своим фирменным борщом. А сама – я видел – ела, давясь, безвкусный творог… Потом она слегка похудела, не катастрофически… Я просил ее, в ногах валялся, шубу в пол подарил, обещал свозить в Мексику. Весь мир к ее ногам, лишь бы с ума не сходила. Но она уже была отравлена комплексом неполноценности. Вы знаете, Верочка, это ведь почти неизлечимо.

– Уж я-то знаю, – вздохнула я.

– После Оленьки была Варвара. А потом Надюша. С Надюшей я расстался сегодня утром. Просто собрал вещи в чемодан, оставил записку на кухонном столе и ушел, пока она спала… Весь день слонялся по городу, сам не свой…

– А вечером решили броситься с моста.

Петр грустно кивнул. Как ни странно, его трагедия более не казалась мне театром абсурда. Я перебралась на подлокотник его кресла и погладила его по голове. Он с готовностью приник к моей груди – в этом порыве не было ни капли эротизма, скорее он нуждался в материнской поддержке. Ему необходимо было почувствовать, что он не один.

– Ну ладно вам, ладно, – я гладила его волосы. – Все еще наладится. Вы встретите женщину, которая будет любить себя такой, какая она есть. Которую не переубедят ни соседки, ни подруги-манекенщицы, – я говорила это и самой себе не верила. Если такие женщины есть, то уж не в этом безумном городе, помешанном на перфекционизме.

– Не могу же я заточить ее в хрустальной башне, – невесело усмехнулся Петр, – запретить ей читать журналы и смотреть кино. Отвадить всех ее безумных подруг… Все они были потрясающими женщинами, все пять моих бывших жен. Такими разными, красивыми… И с чего они взяли, что лучше быть как все? Почему все считают, что торчащие ребра – это красиво? Что отсутствие зада украшает девушку? Почему они предпочли из уникальных экземпляров превратиться в банальных штампованных кукол?! Не понимаю… Вера, я так разнервничался. Наверное, я вас шокировал.

– Немного, – улыбнулась я. – Просто в последнее время мне все больше попадались мужчины, не считающие пышечек за женщин. Никогда не задумывалась об обратном полюсе этой ситуации.



Поделиться:


Последнее изменение этой страницы: 2016-09-20; просмотров: 276; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы!

infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 34.226.141.207 (0.186 с.)