Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь FAQ Написать работу КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
Глава 9. Страх: парализующая эмоция.Содержание книги
Поиск на нашем сайте
Все пациенты, проходящие терапию, — это люди, переполненные страхом. Некоторые из них не осознают свой страх, другие отрицают его. Очень немногие по-настоящему воспринимают всю глубину владеющего ими страха. В предшествующих главах я подчеркивал, что пациентов пугают такие испытываемые ими эмоции, как любовь, гнев и печаль. В такой же, если не в большей, мере они боятся и своего страха. Хотя страх как таковой и не является угрожающей эмоцией, он представляет собой эмоцию парализующую. Особенно справедливо указанное утверждение, если речь идет об очень сильном страхе, иными словами — об ужасе. Когда живой организм испытывает ужас, он застывает и теряет способность двигаться. Если чувство ужаса не столь велико, его следствием явятся паника и стремление убежать, но паника представляет собой истерическую реакцию и, следовательно, является неэффективным способом справиться с опасностью. А вот когда ребенок испытывает страх перед родителями, которые могут вести себя иррационально или проявлять по отношению к нему насилие, то ему попросту некуда сбежать. Поэтому дети в подобной обстановке впадают в ужас. Они застывают, буквально коченеют от страха. Когда в дикой природе животное испытывает ужас перед хищником до такой степени, что теряет способность ускользнуть от него, то, как правило, оно окажется убитым. Если же ему все-таки удастся улизнуть и выйти из переделки невредимым, то владеющий им страх вскоре рассеется, и это животное вернется в норму. Для ребенка, который ощущает страх перед родителями, нет возможности удрать или как-то иначе скрыться. Поэтому он оказывается вынужденным делать что-либо с целью преодолеть состояние паралича. Это означает, что он должен отрицать и подавлять свой страх. Против чувства страха ребенок мобилизует свою волю. Чтобы выразить свою решимость, он напряжением соответствующих мышц стиснет челюсти, как бы говоря тем самым: «Я не стану бояться». В то же время он в какой-то степени диссоциируется, или, иначе говоря, изолируется, от своего тела и от реальной действительности и будет отвергать враждебность и угрозу, исходящие от родителей. Все эти меры направлены на обеспечение выживания, и хотя они и позволяют ребенку выкрутиться, а в конечном итоге — вырасти и избавиться от возможности нападения со стороны родителей, одновременно они становятся для такого подростка образом жизни, потому что оказываются структурно встроенными в его тело. Подобный ребенок живет в перманентном, никогда не уходящем состоянии страха — независимо от того, чувствует он сам это или нет. Хотя большинство пациентов не воспринимает истинную степень своего страха, вовсе не трудно не только ощутить, но даже увидеть его. Каждая хронически напряженная мышца пребывает в состоянии страха, но наиболее очевидным образом скрытый страх проявляется в стиснутых челюстях, в сильно приподнятых плечах, в широко распахнутых глазах, а также в общей зажатости, ригидности всего тела. О таких индивидах можно без всякой натяжки сказать, что они «напуганы до оцепенения». Если тело пациента характеризуется общим отсутствием витальности или жизненной силы, что находит свое выражение в бледной коже, вялых мускулах и тусклом взгляде, то такой человек «напуган до смерти». Когда мы говорим, что страх структурно встроен в тело, это вовсе не означает, что от этого чувства нельзя избавиться. Расслабление и избавление тела от ставшего для него привычным состояния страха требуют, чтобы данный пациент обрел осознанное понимание имеющихся у него страхов и телесных напряжении, а также требуют отыскания определенных средств разрядки существующего напряжения. В одной из предыдущих глав я указывал, что противоядием от страха служит гнев. Пациент должен при этом «завестись» — другими словами, разгневаться, — но не просто разгневаться, а зайти при этом настолько далеко, чтобы почувствовать себя чуточку безрассудным или немного потерявшим самоконтроль. В таком состоянии у человека возникает навязчивое предчувствие катастрофы и опасение перед полным безрассудством, страх типа «если я потеряю контроль над собой, то стану настоящим сумасшедшим». У каждого пациента имеется та или иная степень боязни сойти с ума, если он откажется от контроля над собой. В данной главе я подвергну рассмотрению указанную разновидность страха и разъясню, каким образом она преодолевается в биоэнергетическом анализе. Частенько можно услышать, как один из родителей вопит на ребенка: «Ты сводишь меня с ума». Подобное заявление говорит о том, что родитель чувствует себя дошедшим, как говорится, до точки, что он не в состоянии больше вытерпеть то, чем занимается ребенок, и что стресс стал для него уже невыносимым. Однако на основании своей многолетней работы с пациентами могу ответственно заявить, что если в доме, в семье кого-то и сводят с ума, то только ребенка. Вместе с тем у меня нет сомнений, что в нашей сверхактивной культуре стресс, связанный с воспитанием ребенка, может оказаться всесокрушающим, особенно для тех родителей, кто и без того испытывает чрезмерный стресс из-за своих собственных эмоциональных и супружеских конфликтов. Но у кого их нет? И тем не менее, хотя стресс, особенно если он достаточно силен и воздействует непрерывно, и может довести человека до нервного срыва, напрямую подобное развитие событий почти никогда не угрожает родителям. Причина заключается в том, что у родителя всегда имеется та или иная возможность дать выход своему стрессу. Он может, в частности, вдоволь наорать на своего ребенка или даже избить его. У ребенка такая возможность отсутствует. Ему приходится противостоять унижению или злоупотреблению, хотя многие дети пытаются сбежать от них. Чтобы все-таки вытерпеть невыносимый, нестерпимый стресс, ребенок должен стать бесчувственным и диссоциироваться, то есть отъединиться от собственного тела. Физически дети укрываются в своих комнатах или других укромных местечках, а психически — в своем воображении. Такой уход ведет к расщеплению личности как единого целого и безусловно представляет собой шизофреническую реакцию. Указанное расщепление может явиться сравнительно небольшой трещиной личности или же ее полным разломом — в зависимости от присущей данному ребенку внутренней прочности и от того, насколько серьезен и длителен воздействующий стресс. Оба эти фактора носят количественный характер и варьируются в каждом конкретном случае. Вопрос в том, сможет ли ребенок вынести давление и сохраниться как личность или же он сломается, развалившись на нестыкующиеся части. Ребенок постарше, скажем, в возрасте от трех до пяти лет, может обладать уже достаточно развитым и прочным эго, чтобы противиться стрессу и не сломаться. Сопротивление принимает у него форму ригидности или зажатости, что позволяет сохранить ощущение цельности и идентичности. Позднее указанная ригидность становится психологической составляющей того механизма выживания, который присущ данному человеку. Перспектива отказа от подобной ригидности рождает в нем сильный страх. Для того чтобы сломить дух индивида, его разум или же его тело, издавна используется пытка — в той или иной ее форме. Она вовсе не обязательно должна быть связана с причинением чисто физического ущерба. Скажем, одним из наиболее эффективных способов пытки является лишение сна. Тем самым разум лишается возможности восстановиться после воздействия различных неприятных внешних раздражителей, требующего непрерывного расходования энергии. Раньше или позже такой человек «слетает с катушек», и его разум просто отключается от невыносимой реальности. У шизоидных индивидов, подвергаемых воздействию чрезмерного стресса и лишаемых при этом возможности заснуть, неизбежно произойдет нервный срыв. Решающим фактором оказывается в этом случае постоянное раздражение, которое человек не в состоянии уменьшить и от которого он не в силах уйти. Другим, притом классическим примером может послужить древний китайский метод пытки, когда человека сперва закапывают в землю так, что оттуда торчит одна лишь голова, а потом на эту голову — иногда еще и специально выбритую — начинают беспрестанно капать водой. В конечном итоге подобное раздражение становится слишком сильным, а поскольку уклониться от него невозможно, то оно делается невыносимым и нестерпимым. В этот момент злосчастная жертва начинает визжать в попытке хоть как-то разрядить чрезмерное возбуждение, а если и это не приносит облегчения, человек попросту теряет рассудок. Механизм самоконтроля выходит у него из строя, а разум теряет представление о реальной действительности. Ребенок гораздо более взрослого человека уязвим перед лицом разного рода пыток, которые могут сломить если не его тело, то разум. У него нет возможности уйти, улизнуть, укрыться. Физическое унижение и злоупотребление представляет собой один из способов, позволяющих сломить ребенка, и все мы отлично знаем, что подобное явление широко распространено. Однако словесное либо эмоциональное воздействие такой же нацеленности даже еще более популярно. Многие дети подвергаются непрестанной критике, что в конце концов приводит к тому, что их дух оказывается сломленным. Все, что они делают, делается плохо, и ничто из сделанного ими не находит родительского одобрения и поддержки. Ребенок чувствует враждебность родителя — глубокую враждебность, которую он не в состоянии ни избежать, ни понять. Эстер может послужить хорошим примером такого рода пытки. Мне не довелось встретить когда-либо человека, который в общении вел бы себя лучше, чем она, был бы более вежлив и внимателен по отношению к другим. Но ее жизнь была самой настоящей катастрофой. Ничего из того, что она делала, не доставляло ей никакого удовлетворения. Она потерпела неудачу в своей профессиональной карьере, равно как и в двух браках. И эти жизненные фиаско никак не были связаны с отсутствием стараний с ее стороны. Она упорно стремилась делать хорошие или, по крайней мере, правильные вещи, но результата не было. Никакие действия Эстер не приносили ей любви, в которой она столь отчаянно нуждалась. Ребенком она всячески пыталась понравиться своей матери, завоевать ее любовь — но безрезультатно. Мать по отношению к ней была полна критицизма и с порога отвергала все, что бы она ни делала. Эстер рассказала об инциденте, который был типичен для их взаимоотношений. Когда ей было восемь лет, мать поставила ее в угол и прочла целую лекцию по поводу ее плохого поведения. Это был далеко не первый случай, когда Эстер получала выволочку за какой-то совершенно невинный поступок, и девочка, не выдержав, нахмурила брови и бросила на мать недовольный взгляд. Это привело родительницу в бешенство, и она гневно воскликнула: «Нечего строить рожи, когда я с тобой разговариваю!» От подобного холодного недружелюбия со стороны матери девочка, и без того испытывавшая перед ней страх, буквально одеревенела. Такая способность закоченевать была присуща Эстер и в то время, когда я впервые увидел ее — зрелую женщину, которая находилась в депрессии из-за неспособности реализовать свои надежды и чаяния. Немилосердный гнев против матери был заперт внутри ее жесткой, несгибаемой телесной оболочки, скрываясь за сухой внешностью и будучи неведом ей самой. Однако, подавив в себе гнев, она вместе с ним отсекла и свою естественную агрессивность, оставив для себя единственную надежду — если она будет хорошей, это принесет ей любовь, в которой она столь отчаянно и безысходно нуждалась. Однако этого, увы, не произошло, потому что любовь, как мы знаем, нельзя заработать хорошим поведением. Зато из-за отсечения естественной агрессивности она потеряла и страсть. Когда ее второе супружество близилось к краху, Эстер ощутила внутреннюю ярость. В одной из участившихся домашних стычек она набросилась на мужа в бешеной злости, после чего ее мучило чувство сильной вины. Непосредственным толчком к этой вспышке гнева против супруга была его неизменная пассивность, однако по своей сути этот всплеск ярости был всего лишь переносом на другого человека того гнева, который она ощущала против своего отца, явным образом обещавшего любить ее, но не защитившего против матери. В давнишнем, восходящем к детству конфликте между матерью и дочерью он принял материнскую сторону. Предательство со стороны отца едва не довело Эстер до бешенства, до форменного безумия, но при отсутствии поддержки извне ее ярость была обречена оказаться подавленной. Тело ее стало жестким, словно кусок дерева. По мере продвижения терапевтического процесса Эстер начинала мало-помалу распознавать свою проблему. Она описывала себя как «шизофреника под контролем». В конечном итоге то, что она говорила, означало примерно следующее: если бы она не держала свои чувства под контролем, то лишилась бы рассудка и обезумела от гнева до такой степени, что потеряла контроль над собой и убила кого-нибудь. Некоторые люди действительно теряют самоконтроль и на самом деле убивают других людей или самих себя. Это может произойти в том случае, если эго данного индивида диссоциируется от его тела со всеми его чувствами, причем само по себе эго оказывается слишком слабым, чтобы сдержать подавленный и сжатый в пружину гнев. Дело обстоит так, словно этот человек шагал неизвестно куда и нес в руке или за пазухой гранату с выдернутой чекой, о наличии которой сам он не имел ни малейшего представления. Дав таким людям возможность осознать подавленную в себе смертоносную ярость, мы тем самым снижаем опасность ее внезапного самопроизвольного взрыва, который будет иметь в буквальном смысле убийственные последствия. Признание факта существования собственных чувств укрепляет эго и способствует сознательному контролю над разными импульсами и побуждениями. Человек должен ощутить свое чувство и сжиться, даже подружиться с ним. Когда я был маленьким мальчиком, ко мне подбежала большущая псина и я очень сильно испугался. Чтобы помочь мне преодолеть этот страх, мама купила набитую чем-то здоровенную игрушечную собаку, которую я всячески ласкал и голубил. Это немного помогло, но все равно я никогда не смог полностью избавиться от страха перед псами, пока не завел себе собственного четвероногого любимца. Помочь нашим пациентам обучиться тому, как можно безболезненно и безбоязненно жить в относительном мире с обуревающим их гневом, является одной из главных целей проводимой с ними терапии. В той или иной степени все пациенты являются «шизофрениками под контролем». Все они опасаются потерять самоконтроль и сойти с ума, поскольку в детстве уже бывали доведены почти до безумия. Гэри выглядел тихим, спокойным мужчиной с мягким голосом и слабо выраженными, сдержанными эмоциями. Как и Эстер, о которой рассказывалось выше, он обладал весьма рациональным умом, управлявшим всеми его поступками, и в этом смысле напоминал компьютер. Да он и на самом деле был по специальности компьютерщиком. Но трудно предполагать наличие радости у компьютера или у того, кто функционирует по его подобию. В течение целого ряда лет Гэри подвергался психоанализу у различных докторов, но никакого улучшения в его эмоциональной жизни не наступило. Работая с его телом для углубления дыхания и добиваясь от него плача, я смог сделать так, что он почувствовал в себе больше живости. Однако ему было необходимо мобилизовать скопившуюся за долгие годы агрессию, а также разрядить свой до чрезвычайности подавленный гнев. Чтобы это произошло, ему надо было отказаться от жесткого бессознательного самоконтроля. Когда я смог заставить Гэри изо всех сил пинать кровать и вопить при этом: «Я не в силах этого вынести!» — указанное упражнение позволило ему совершить прорыв к такому интегральному ощущению собственного Я, которого он не испытывал со времен раннего детства. История его жизни выглядела внешне совсем несложной. Вот как он сам рассказывал ее: «Моя мать привыкла сильно стукать меня всякий раз, когда я огорчал ее. Она была малость не в себе и заводилась с пол-оборота. Помню, всякий раз, когда я жаловался на что-то, она вместо ответа или выражения сочувствия налетала и ударяла меня. Но я не мог перестать жаловаться, и это доводило ее до белого каления. Протестовать же я вообще не имел права. Если мне случалось расплакаться или сказать что-то против нее самой или ее действий, мать только избивала меня еще свирепее. Хорошо помню, как кровь бросалась мне в лицо и я с ужасом думал, что не выдержу и взорвусь. Она действительно сводила меня с ума. Знаю, она по-своему любила меня, но я был не в состоянии относиться к ней по-доброму. Это была несчастная женщина, а я не мог сделать ее счастливой. Из-за нее я доходил до безумия». Гэри не сошел с ума. Он сделал другое: отсек свои чувства, диссоциировавшись от собственного тела и весь уйдя в голову. Его способ обороны отличался от того, который выбрала Эстер, ставшая в целях самоконтроля несгибаемо жесткой. Гэри же сделался в большей мере безжизненным, так что в нем попросту не было чувств, которые надо было контролировать. Гэри никогда и никого не смог бы убить. Единственное, что он действительно совершил в указанном смысле — это частично умертвил самого себя. Его ярость могла бы выйти на поверхность, лишь если бы он ожил настолько, чтобы ощутить и прочувствовать собственную боль. И такой выход на поверхность в самом деле произошел, когда — с моей поддержкой — Гэри почувствовал себя настолько уверенно, что смог позволить себе немного сойти с ума. Дыхательные упражнения, плач, пинки и пронзительные вопли были неотъемлемой частью нашей терапевтической работы почти во время каждого сеанса. Чтобы обрести собственный голос, он должен был, что называется, заткнуть голос своей матери, который и сейчас продолжал в нем жить и указывать, что он должен делать, чего именно ей в данный момент хочется, как ему себя вести и т. п. Сдавливая скрученное махровое полотенце так, словно это была настоящая человеческая шея, он визгливо орал на нее: «Заткнись! И перестань жаловаться, иначе я убью тебя!» Кроме того, он лупил кровать кулаками, чтобы расколошматить образ своей злобной матери. Медленно и постепенно Гэри избавлялся от боязни того, что если он на самом деле вскипит, то уже не остановится и дойдет до настоящего сумасшествия. Да, теперь у него действительно случались приступы безумия, но это было не более чем безумие гнева, а не безумие душевной болезни. В обоих случаях контроль со стороны эго пропадает, но в первом из них это происходит из-за капитуляции перед собственным телом или перед своим Я, в то время как во втором случае пропадает само Я. Любая форма чрезмерного стимулирования или перевозбуждения ребенка может привести к психическому заболеванию, если подобное воздействие тянется достаточно долго. Одной из таких форм является сексуальная стимуляция, осуществляемая то ли через физический контакт, то ли путем обольщающего, совращающего поведения. У ребенка нет возможности разрядить соответствующее возбуждение, которое в результате начинает воздействовать как стабильный раздражитель, прочно угнездившийся в теле. В главе 8 я подверг рассмотрению клинический случай Люсиль, рассказывавшей, что она ощущает во влагалище постоянное возбуждение, которое никак не может разрядить. По мере продвижения нашей терапии Люсиль стала осознавать, что в ее личности присутствует какая-то доля «безуминки». Она чувствовала смущение и одновременно ощущала собственное отличие от других людей, причину чего мы можем проследить в воздействии со стороны отца, который, с одной стороны, сам был чрезмерно озабочен сексуальными проблемами, а с другой, порицал в других людях всякое выражение сексуальных чувств или интересов. Мать Люсиль вела себя на публике как щепетильная жеманница, что не мешало ей искать тайные сексуальные удовольствия и находить их. Все это являло собой пример достаточно типичной ситуации — двойственной и противоречивой, когда ребенок получает две совершенно противоположные установки: одна из них характеризует сексуальность как нечто возбуждающее и восхитительное, другая — как столь же скверное и грязное. Вдобавок оба родителя проявляли открытый интерес к ее сексуальности; в частности, отец частенько и совсем не безучастно притрагивался к ее ягодицам. Одного этого было достаточно, чтобы доводить бедную девочку едва ли не до безумия, но ей, благодаря исключительно сильному телесному зажиму, удавалось сохранить определенную цельность личности и психическое здоровье. Макс, случай которого рассматривался в предыдущей главе, был доведен почти до сумасшествия своей матерью, старавшейся, по его словам, «во всем взнуздать и оседлать меня». В нем, правда, не развилась телесная ригидность, характерная для Эстер или Люсиль. Вместо того чтобы добиваться контроля над владевшим им возбуждением через посредство ригидности тела, он давал этому возбуждению выход в почти принудительной сексуальности и во вспышках дикой ярости. Однако указанное поведение не оказывало влияния на уменьшение глубинного возбуждения и связанного с ним разочарования, от которого он сильно страдал. Это разочарование брало свое начало в сильных напряжениях, существовавших в его теле и размыкавших энергетические связи между головой и телом, с одной стороны, и между тазом и туловищем, с другой. Когда я смотрю на тела своих пациентов, то в тех напряжениях, которые их сковывают и ограничивают, вижу владеющую ими боль. Их сжатые губы, выпяченные подбородки, вздыбленные плечи, одеревеневшие шеи, раздутые грудные клетки, втянутые животы, неподвижные тазы, грузные ноги и узкие стопы являются верными признаками страха перед капитуляцией и болезненного, безрадостного бытия. Как правило, мои пациенты не жалуются на боль, хотя некоторые из них и могут испытывать эпизодические болевые ощущения в разных частях тела, скажем, в пояснично-крестцовом отделе спины. На что они жалуются — так это на эмоциональный дискомфорт, который как раз зачастую и приводит их к терапевту, но поначалу почти все они предполагают, что это чисто психологическое явление. Большинство людей боятся физической боли. Они реагируют на нее так же, как делали это в раннем детстве. Они стремятся как-то уйти от нее. Эго ребенка не может совладать с болью в такой же мере, как это может сделать эго взрослого человека. Если боль не уходит, дети уходят от нее сами, иными словами, они отделяются от собственного тела, диссоциируются от него и отступают в голову, где боль просто не существует. Подобное отступление происходит в тот момент, когда оказывается, что они не в состоянии противостоять боли, поселившейся в теле. Отступая из тела в голову, дети находят силы терпеть болезненную ситуацию, поскольку она больше не ранит их. Они становятся оцепеневшими и онемевшими. В норме здоровые взрослые люди в обстоятельствах, связанных с болью, не отступают из тела и не отъединяются от него. Эго у них достаточно сильно, для того чтобы не сломаться, если только ситуация не становится экстремальной, как это бывает в случае настоящих пыток на средневековый лад. Если взрослый, возмужалый человек от болезненных переживаний ломается или расщепляется — иными словами, диссоциируется от собственного тела, как это сделала Мадлен, — то это происходит потому, что из-за болезненных переживаний в детстве или даже в младенчестве связь между эго и телом оказалась у него ослабленной. Возвращение в собственное тело представляет собой болезненный процесс, но, повторно переживая старую боль, человек восстанавливает связь со своей былой живостью и теми чувствами, которые он подавил в себе, дабы выжить. Перестав быть ребенком, зависимым и беспомощным, он получает возможность признать факт наличия в себе всяких чувств и выразить их в рамках той гарантированной безопасности, которую дает терапевтическая ситуация. Однако даже в этой ситуации пациенты бывают на первых порах слишком напуганы, чтобы отказаться от того контроля со стороны эго, который обеспечил им выживание. Хотя капитуляция перед собственным телом включает в себя отказ от контроля над чувствами со стороны эго, она не сопровождается потерей контроля над поступками или поведением. Однако самоконтроль может быть утрачен, если испытываемые чувства очень сильны, а эго, напротив, слишком слабо. Когда мыслящий разум человека оказывается сокрушенным из-за сильного возбуждения, с которым он не в силах справиться, то такой индивид может потерять способность контролировать собственное поведение. Теперь он отдан на милость своих чувств и страстей, что способно привести к опасным и разрушительным поступкам. В числе подобных чувств может быть беспощадная ярость или кровосмесительная похоть. Всякий человек, который станет на деле реализовать подобные побуждения, считается обезумевшим или душевнобольным и вполне может очутиться в психиатрической больнице. Однако страх перед психическим заболеванием — это нечто гораздо большее, чем просто боязнь совершить какой-то отвратительный или предосудительный поступок. Сюда примешивается еще и страх потерять свое Я. Вспомним реку, которая разлилась и вышла из берегов настолько, что в огромной массе воды было невозможно выделить собственно реку. В такой обстановке река утрачивает свою идентичность; то же самое случается с человеком, которого захлестнули и затопили чрезмерные чувства. Утрата идентичности является одним из симптомов душевной болезни. Все мы знаем, что душевнобольной может полагать себя Христом, Наполеоном или еще какой-нибудь знаменитостью. Однако потеря идентичности вовсе не обязательно должна заходить настолько далеко. Когда у человека случается настоящий нервный срыв, он путается насчет того, кто он такой, где находится или чем занимается. Вместе с тем трудно считать кого-то психически больным, если он осознает свою идентичность и ориентируется в реалиях времени и пространства. Утрата границ собственной личности сопряжена с потерей чувства реальности и в конечном итоге с утратой осознания своего подлинного Я. Подобное переживание само по себе чрезвычайно пугает. Человек оказывается дезориентированным и деперсонализированным. В этом последнем состоянии он не осознает собственного тела, но зато после того, как наступила деперсонализация, страх исчезает. Диссоциация или отделение разума от тела, представляющее собой то самое расщепление личности, которое свойственно шизофрении, отсекает всякое восприятие чувств. Страх перед душевной болезнью привязан как раз к указанному процессу диссоциации, а не к уже свершившемуся диссоциированному состоянию — точно так же, как страх смерти на самом деле представляет собой страх перед умиранием. В состоянии смерти страх, понятное дело, отсутствует. Если же возвратиться к сфере наших интересов, то здесь страх внушает процесс потери контроля со стороны эго, а не его результат. Тем не менее именно этого-то процесса мы как раз и жаждем в глубочайших недрах своего естества, поскольку в утрате контроля со стороны эго скрывается основная предпосылка возможности испытать радость. Многие религиозные ритуалы включают в свой состав такие обычаи и действия, которые порождают у индивида состояние непреодолимого возбуждения, заставляющего его переступать границы своего Я. В церемонии ву-ду, свидетелем которой мне довелось быть много лет назад на Гаити, это состояние достигалось ритмичными танцами под безостановочный рокот пары барабанов. Молодой человек, плясавший под такую музыку примерно на протяжении двух часов, дошел в конце до состояния транса, в котором он уже больше не осуществлял полного контроля над собственным телом. Мне и самому пришлось испытать подобное тотальное возбуждение, которое завело меня туда, где мое чувство реальности претерпело изменения. Помню, маленьким мальчиком я был настолько возбужден огнями, музыкой и всей разносторонней и многокрасочной деятельностью увеселительного парка, что все окружающее показалось мне воплощением какого-то сказочного мира. Позже мне припоминается смех, напавший на меня во время какой-то детской игры, настолько сильный, что я был не в состоянии осмыслить, происходит все это во сне или наяву. А однажды я испытал оргазм такой неописуемой интенсивности, что почувствовал себя словно не на этом свете. Замечу, что ни в одном из этих эпизодов я не был напуган. То, что со мною случалось, не могло бы произойти, если бы я одновременно испытывал страх, и все эти происшествия на самом деле представляли собой необычайно приятные переживания, которые доставляли мне радость, доходящую до экстаза. Существует колоссальная разница между безумием как всеобъемлющей страстью (тем, что именуется безумной или божественной страстью) и безумием как психическим расстройством. В первом случае возбуждение носит приятный характер и доставляет удовольствие, позволяющее эго расширять сферу своего охвата вплоть до того, что оно в конечном итоге трансцендирует, иначе говоря, переступает свои пределы. Однако даже в этот момент трансценденция такого рода не чужда эго, поскольку она естественна и позитивна с точки зрения жизни. Она представляет собой капитуляцию перед более глубинной жизнью Я, перед той жизнью, которая функционирует на бессознательном и подсознательном уровнях. Дети не боятся потерять контроль со стороны эго. На самом деле они даже любят такое состояние. Они способны вертеться волчком, пока у них совсем не закружится голова и они не свалятся на землю, хохоча от восторга. Однако если ребятня в такого рода действиях позволяет себе отказаться от контроля эго, то это совершенно свободный акт, совершаемый безо всякого нажима. Для совсем маленьких детей отсутствие контроля со стороны эго абсолютно естественно. Младенец никогда не располагает таким контролем и не знает о его существовании; подобно любому зверенышу, он функционирует в терминах чувств, а вовсе не сознательного мышления. По мере того как ребенок подрастает и его эго развивается, он превращается в осознающего себя индивида, который обдумывает свои поступки. Налагая на свои действия сознательный контроль, человек получает возможность адаптировать, приспосабливать свое поведение к реализации таких целей, которые более существенны или отдаленны по сравнению с удовлетворением каких-то сиюминутных потребностей. Но в том случае, когда мы действуем в соответствии с нашими мыслями и идеями, мы перестаем быть спонтанными, что влечет за собой устранение всякой радости и снижение удовольствия, которое могло бы доставить совершаемое действие. Однако, поскольку все это делается сознательно ради достижения какого-то более сильного удовольствия в будущем, такой режим реагирования следует признать здоровым и естественным. Невротической моделью поведения он становится лишь тогда, когда контроль носит бессознательный и непроизвольный характер, причем от него нельзя отказаться. От сознательного контроля можно отказаться, когда это разумно и целесообразно. А вот отступиться от бессознательного или подсознательного контроля человек не в состоянии, поскольку он либо не осознает наличия этого контроля, либо не осознает его механизма и динамики. Такому бессознательному контролю подвержены многие люди, которым оказывается очень трудно выразить свои чувства или отстаивать свои желания. У них наблюдается тенденция к пассивности, и они склонны делать то, что им велено. Даже когда они совершают намеренное усилие сказать «нет», их голос слаб, а в возражениях отсутствует убежденность. Возможности их самоутверждения сильно затрудняются наблюдающимися в теле хроническими мускульными напряжениями, которые сжимают им гортань и сдавливают голос, а также мышечной напряженностью в грудной клетке, которая снижает объем воздуха, проходящего через голосовые связки. Можно сказать, что таких людей все время сдерживает какая-то непонятная им сила и что они воспринимают себя выполняющими разного рода задачи по своему собственному поручению. Как правило, такой человек осознает свое состояние, но бессилен расслабиться, поскольку не понимает, почему он закрепощен, и не ощущает в себе напряжений, образующих собой эту закрепощенность. Тщательная терапия позволяет справиться с данной проблемой, как это показывает следующий клинический случай. Виктор, мужчина лет тридцати пяти, обратился ко мне с желанием пройти курс терапии, потому что он страдал от ощущения глубокого разочарования своей жизнью. Невзирая на развитый, острый ум, изрядную компетентность в избранной им сфере деятельности и упорный труд, Виктор вовсе не преуспевал в том деле, которым занимался. Точно такое же отсутствие успеха характеризовало и его отношения с женщинами. Разглядывая его тело, я смог обнаружить сильные напряжения в челюстях, плечах, а также в районе таза. Последняя разновидность напряжений свидетельствовала о том, что он страдает от изрядного беспокойства в связи с потенциальной угрозой кастрации. Виктор хорошо осознавал, насколько он напряжен, но не понимал причину этого явления и чувствовал себя беспомощным что-то сделать со своей зажатостью. Помимо вышеупомянутых напряжений, наиболее заметной особенностью индивидуальности этого пациента являлся голос. Его звучание было тихим, пришибленным и лишенным всякого резонанса. Оно было лишь чуть громче нормального шепота. Если Виктор пытался закричать, это требовало от него больших усилий, и он сразу же начинал хрипеть. В других отношениях никакой особой пришибленности в нем не замечалось. Внешне он выглядел человеком энергичным и сильным — в такой же мере, как и владевшие им напряжения. Скажем, напряжение в челюстях было у Виктора настолько интенсивным, что он даже страдал от небольшого звона в ушах. Это напряжение служило выражением его решительности; вообще, все, чем он занимался, делалось им с большой решительностью. Столь упорно стараясь и работая, Виктор получал от жизни мало удовольствия и совсем никакой радости. Он был обречен стараться — не будучи в силах отказаться, не будучи в силах капитулировать. Чтобы понять проблему Виктора, нужно было знать то, что ему довелось пережить ребенком, поскольку именно эти переживания сформировали его личность. Виктор был самым младшим из троих детей, и именно на нем как на меньшеньком мать сконцентрировала свои чувства. Он был и ее малыш, и ее мужчина, и тот человек, который все время должен был служить ей. Виктор вспоминал, что никогда не мог ни о чем попросить. В результате он не обладал правом голоса по поводу собственной жизни. К сожалению, сложилось так, что отец Виктора тоже был мужчиной пассивным, роль которого сводилась к тому, чтобы доставлять жене все необходимое для счастья, выполняя любые ее пожелания и капризы. Мать Виктора вовсе не была сильной женщиной. Она считала себя маленькой принцессой, для которой надлежало делать все, что она возжаждет, и Виктор был выбран и удостоен того, чтобы служить ей. Указанная ситуация продолжала иметь место до тех пор, пока — уже в процессе терапии — Виктор обрел наконец мужество покончить со всем этим и начать отстаивать собственную независимость. Он пытался делать такое и раньше, но мать не обращала ни малейшего внимания на его отказ от несения службы, и ему всегда приходилось сдаваться. Она просто не слушала, что говорит ей по этому поводу сын. В один прекрасный день, когда она потребовала, чтобы тот отвез ее на машине в аэропорт, и отказалась принять слово «нет» в качестве ответа, Виктор совершенно вышел из себя и потянулся рукой к ее горлу. Это был с его стороны всецело спонтанный жест без всякого сознательного намерения причинить матери даже самый минимальный вред, но та напугалась до такой степени, что отступила и отказалась от своего желания. Когда он изложил у меня в кабинете указанный инцидент, я сразу увидел всю важность данного жеста. Бессознательно он действовал в этот миг против нее именно так, как она всегда поступала с ним. Когда он был маленьким ребенком, его все время душили, и, хотя это носило не физический, а психологический характер, результат был точно такой же. Дело обстояло так, как будто на горле Виктора все время покоилась сильная рука, которая заставляла его молчать. Как мы видели в главе 5, чтобы освободиться от последствий какого-то действия против себя, человек должен выполнить его в противоположном направ
|
||||
Последнее изменение этой страницы: 2016-09-18; просмотров: 150; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 3.145.78.12 (0.023 с.) |