Мы поможем в написании ваших работ!



ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?

Американский взгляд на то, чем был СССР

Поиск

 

Стало почти привычным высказывать российские обиды в отношении Соединенных Штатов: отсутствие «плана Маршалла», постоянное движение Североатлантического Союза на восток, своевольный выход Вашингтона из Договора 1972 г. по ПРО и т.п. Гораздо меньше внимания в России уделяют характеру глубокого разочарования выходом бывшего Советского Союза из коммунизма, политическим и экономическим маразмом, заместившим прежнюю социальную и политическую систему на огромных постсоветских просторах. А ведь только ощутив глубину американского разочарования можно понять более жесткий, чем ожидалось беззаветными западниками, курс Вашингтона.

Антиисторичная по своей сути, американская политическая элита в общем и целом не склонна к историческому анализу. В этом смысле десятилетие крушения Советского Союза обычным для американцев образом не вызвало никакого желания оценить значимость этого крупнейшего события конца 20 века. Но американцев всегда остро интересует сегодняшняя реальность. И в этом плане американские специалисты по различным регионам бывшего Советского Союза приложили немалые усилия, они постарались объективно оценить прошедшее десятилетие.

Спустя пятнадцать лет многое становится яснее. Преобладающим в анализе американских постсоветологов является ныне то положение, что сила национализма, которой придавалось колоссальное значение, была в момент развала страны самой малозначащей величиной. Резонно задается вопрос, если глубоко сидящий в сознании своих носителей национализм был той силой, которая сокрушила могущественный Советский

Союз (как утверждали множество теоретиков), тогда чем объяснить, что после 1991 года национализм в пятнадцати новых государствах является столь слабым? Часть ответа заключается в том, что новообразованные государства тоже многонациональны; важно отметить также, что коммунистическая партия, скреплявшая единый СССР, дезинтегрировала, а республиканские компартии стали превосходным инструментом самосохранения местной элиты.

Кто пришел к власти?

По прошествии времени многие американские специалисты признают, что ни в одном из образовавшихся 15 независимых государств не было движения за полную независимость. Выпавшая абсолютно неожиданно феноменальная свобода собственного государственного устройства пала на неподготовленную почву, всем новым суверенным государственным организмам пришлось много — и не всегда удачно — импровизировать. Наибольшие трудности встретили те, кто никогда не имел своей государственности. Оснований для импровизации во всех новых странах было два: первое — националисты и второе — недоуменно озирающиеся на крах своего центра коммунисты. Первые дали идеи, вторые свою организацию.

Идеи. История никому (кроме, частично, Прибалтики) не давала пафоса самоопределения. Напротив, в Великой Отечественной войне миллионы граждан новорожденных государств сражались и гибли за единое общее государство — и это желание жить вместе было продемонстрировано на референдуме 27 марта 1991 года, когда три четверти страны высказались за единство большой общей страны. Поскольку шанс возник стремительно и неожиданно, националисты фактически во всех 15 спонтанных суверенах не смогли создать стройную, основывающуюся на национальных традициях (которые почти повсеместно отсутствовали) идеологию и — отмечают американцы — за неимением разделяемых массами идей, националисты 14 окружающих Россию стран стали строить свои идейные постулаты на антирусских настроениях — от относительно мягких упреков в Белоруссии до иррационального бешенства звиадистовв Грузии. Перейти на антирусский курс было непросто не только вследствие незрелости националистического порыва, но и вследствие того, что именно Москва принудила 14 новорожденных наций самоопределяться.

Организация. Проще всего было по-новому назвать прежние республиканские коммунистические партии и строить новый мир на уже испытанных организационных основаниях — замещая лишь прежнюю идеологию заимствованиями у своих националистических идеологов. Не везде это было возможно. Там, где национализм был теснейшим образом связан с автохтонными религиозными убеждениями, пролилась кровь. Особенно печален опыт удивительно мирного прежде Таджикистана — 75 тысяч убитых в гражданской войне 1990-х годов. Но на большой Украине, в Белоруссии и ряде других новых субъектов мировой политики переименованная организация сработала. Правда, не неся желанной стабильности. Союз националистов и экс-коммунистов не мог быть прочным по простой причине: националист Черновил не мог полюбить того, кто обеспечил ему 23 года заключения, — экс-коммуниста Кравчука.

Результаты. Истории не повернуть вспять, но, задаются вопросом прежние американские специалисты по СССР, стали ли 15 фрагментов жить лучше и полнокровнее, чем то, что было 15 лет назад сверхдержавой? Тут нужно сразу оговориться, что речь не идет о малой толике автохтонного населения, пробившегося в новую власть. Им, разумеется, не могут не нравиться их резиденции и кортежи.

За океаном отмечают, что после стремительной приватизации общественной собственности машина перемен потеряла макроориентиры и встретила проблемы, которые можно было предвидеть у государства, не решившего коренные вопросы: стабильное государственное устройство, вертикаль государственного подчинения, характер собственности на землю, управление сектором государственного капитализма, принципы налогообложения. За бортом внимания осталось главное — сохранение созданной предшествующими поколениями промышленности, каков путь технологического подъема, сохранение и развитие фундаментальной науки, политика в СНГ. Все затмила конъюнктура: бюджет, инфляция, конвертация валюты — кризисное реагирование, а не проведение подлинных реформ, до которых не дошли руки до такой степени, что само понятие «реформа» оказалось девальвированным. Реформами стали именовать банальные перемены курса, заурядные чиновничьи повороты, что и дискредитировало само понятие, отныне связанное с падением производства, крахом науки, хаосом в обществе.

Первое и главное: во всех новорожденных государствах произошло заметное всем цивилизационное падение. Для аме-

риканских специалистов очевиден обвал культуры — нет более национальных киностудий, немногочисленные театры живут за счет морально рискованной продукции, издательства в пятнадцать раз сократили выпуск книг, писательские и прочие творческие союзы развалились. Не теплится творческий огонь даже у наиболее национально ориентированных авторов, которых собственный национальный дом, казалось, должен был подстегнуть в творческом порыве. Писатели либо прокляли новорожденный НЭП, либо отправились в дальние веси. Чингиз Айтматов посольствует, а Василий Аксенов предпочел вашингтонский пригород. Наука частично уплыла за океан, частично опустилась. Миллионная Академия Наук — прежняя национальная гордость — превратилась в холодный остов прежнего живого тела. Не нужно мудрствовать лукаво: посмотрите, что читает ваш сосед в метро или в поезде, и вам все станет ясно. Самая читающая страна в мире стала интеллектуальной юдолью. Хорошее образование за хорошие деньги теперь можно получить лишь в дальних странах. Бывший советский профессор и учитель живут на грани черты бедности.

Второе. Повсеместное экономическое падение (см. цифры любой — отечественной или иностранной статистики) превратило жизнь трехсот миллионов в выживание. Несколько легче положение в Прибалтике и двух российских столицах, но и здесь невиданные прежде клошары портят картину даже гениям «потемкинских деревень». Рухнула индустрия, и чем развитее был регион (Прибалтика, Южная Украина, Урал), тем сильнее это падение. Не дымят трубы Поволжья, не плывут пароходы (если они плывут, то это, скорее всего, западные туристы).

Нетерпеливцы в странах СНГ открыли национальную экономику в целом, бросили слепца плыть к «тому берегу», заставили кровью и потом созданные заводы конкурировать с чемпионами, уже прошедшими капиталистический естественный отбор. В результате погубили половину индустрии и значительную часть сельского хозяйства, никак не способных противостоять мировым рекордсменам. Некогда основа первоначальной российской модернизации — текстильная промышленность — лежит в руинах. Да, она исчезла в других индустриальных странах, но только тогда, когда центр силы национальной экономики прочно переместился в другие конкурентоспособные отрасли. Может быть где-то «овцы и ели людей» на первоначальной стадии развития капитализма, но все же не так, как в Иванове или Комсомольске-на-Амуре 90-х годов. С джунглями трудно мириться, когда к этому вынуждают сложившиеся об-

стоятельства, но сознательно их создавать может только безответственность.

Замысел свелся к тому, чтобы оставить национальных производителей на волю произвола. Время и порох были потрачены на манипуляции валютой — убиение прежних сбережений, поиски соотношения рубля с долларом, битвы с инфляцией, искусственного поддержания национальной валюты за счет разбазаривания национальных резервов. Некоторым банкам это помогло, национальной экономике — нет. Пресловутый монетаризм в российских условиях оказался абстрактным занятием. Хвост не вращает собакой. Экономика не может управляться валютными интервенциями.

Третье. Продолжительность жизни резко сократилась. Болеть не по карману 90 процентам населения. Уровень самоубийств превысил мыслимые пределы. Страна — победительница всех Олимпиад лицезреет финиш чужих спортсменов. Ей предлагают порадоваться за своих сыновей в НХЛ или в Голливуде. Потерявшие работу и попавшие в состояние анархии 20-30 процентов прежнего советского населения вовсе не принялись за поиски в стиле Била Гейтса, в сараях не выросли свои Эдисоны и Форды. Напротив: бывшие инженеры стали возделывателями огородов и путешественниками-челноками в Стамбул, Пекин, Варшаву. Деградировавшая в своей профессии армия коробейников насытила пустой отечественный рынок и умерла от перенасыщения. (Речь идет о четверти населения.) Постсоветское пространство, отмечают представители некогда влиятельной американской профессии — советологии — есть арена коллективного выживания и выброс в джунгли не конкуренции, а элементарного хаоса. Этот выброс не вызвал ничего, кроме стоической готовности погибнуть.

Четвертое. Пятнадцать лет назад «порабощенной советской империи» обещали свободное перемещение по этому свету. Кого же не зачарует такая степень свободы? Попробуйте-ка получить сегодня заграничную визу без официального приглашения! Даже прежде безвизово доступные Польша и Венгрия ощетинились визовыми заборами. Изолированная страна якобы получила свободу.

Возможен ли прогресс в суверенных условиях?

Прогресс и становление пятнадцати новых государств, возможно, был бы реален при реализации, как минимум, двух условий: правящая элита имеет план развития своей страны;

население готово пойти на жертвы, ожидая от реализации новых социально-экономических идей улучшения жизни и приобщения к мировому сообществу. Даже самые большие среди западных оптимистов указывают, что реализация минимального прогресса на суверенном пути идет в постсоветских странах с огромным трудом. Сказываются противоречия в элитных кругах и усталость обнищавшего (и во многом деморализованного) населения. Даже там, где, казалось, дело пойдет быстрее, — в государствах Прибалтики — элита занята вовсе не конструктивными задачами государственного строительства, а более заземленными или отдаленными: а) дележом земли и жилого фонда; б) упованиями на решение всех проблем при вступлении в Европейский Союз и НАТО. Остальным 12 странам, лишившимся рынка соседей и кооперации друг с другом, им не на кого уповать. С неизменной долей интереса смотрят они лишь на возможности прогресса России, предполагая, что ее прогресс оживит еле теплящийся СНГ и послужит локомотивом задержавшегося в мировом тупике поезда.

Пожалуй, впервые американские специалисты с определенностью говорят, что «послесоветское пространство для большинства обычных людей представляет собой один шаг вперед и два шага назад. Крушение советской империи ничем не напоминало заморскую колонизацию... Экономическая взаимозависимость была очень эффективной и крушение этой взаимозависимости означало фактическое уничтожение жизненно важных связей между поставщиками и потребителями, оказавшимися расположенными в иностранных государствах. И там, где Советский Союз распался, он был заменен... Советским Союзом, только с большим числом границ, таможенных постов, собирателей налогов, государственных инспекторов, то есть теми, кто за эти десять лет протянул вперед свои грязные руки. Эстония стоит отдельным ярким пятном (приближающимся по уровню к Словении — яркой звезде Восточной Европы). Но повсюду вокруг в бывшем Советском Союзе мы видим ужасающие контролирующие системы государств-паразитов, государств-пигмеев, государств, занимающихся рэкетом, во главе которых стоят организованные банды. Мы видим лагеря огромных масс беженцев, разгул теневой экономики. Приглашаем вас в «мусоростан»458.

Американские специалисты просят быть верно понятыми. Трущобы и развалины можно увидеть повсюду в мире, но не везде причиной образования этих трущоб называют «рефор-

мы», не везде ужасающие жизненные условия соседствуют с полным отсутствием либеральных реальных реформ. Что характерно для текущего этапа — это признание того, что «причиной этого жалкого положения является восприятие как идола национального самоопределения, которое продолжает крушить благополучие по всему свету»459. Самое поразительное для наблюдателя то, что в то время, как интеграционные образования типа Европейского Союза пытаются преодолеть государственные барьеры — для увеличения благосостояния, — новые постсоветские государства возводят их с неумолимой силой.

Утверждать, что Россия не поддается реформированию, значит, отрицать очевидное. Петр Великий ровно триста лет назад начал процесс, в результате которого никто не сомневается в русском гении, в способности России адаптировать любую реальность и достичь вершин в любом из человеческих проявлений. За три века развития Россия единственной из государств Земли никогда не была колонией Запада. Триста лет назад она успешно начала совмещать вестернизацию с модернизацией. Именно тогда, триста лет назад, она создала адекватную своим историческим нуждам военную систему, позволившую ей впоследствии преодолеть Карла XII, Наполеона и Гитлера. Двести лет назад родился Пушкин, после которого умственная жизнь России лишилась вторичности и провинциальности. Сто лет назад начался рекордный экономический подъем России из патриархального состояния на высший технический уровень. В столь актуальной сегодня сфере финансов Россия всегда блистала первоклассными талантами: Канкрин, Бунге, Ройтерн, Вышеградский, Витте, Коковцов. Благодаря им была смягчена боль ударов крымского и дальневосточного поражений, обеспечен индустриальный подъем начиная с 1892 г.

Но все успешные реформаторы России отличались тем, что осознавали особенности своей страны. Две главные: коллективизм и огромные, трудно связываемые между собой пространства. Отсюда роль государства, исключительно важная во всех развитых странах, но критически необходимая в случае российского варианта реформ. Страна, никогда в своей истории не знавшая самоуправления, нуждалась и нуждается в консолидирующей силе. Здесь не место развернутому историческому анализу, но исключительно важно подчеркнуть, что народы в своем развитии действуют так, как направляют их история и география, как диктует обобщенный итог их общественного

развития, их выработанная веками общественная этика. Восточноевропейский набор традиций, обычаев, эмоционального опыта близок западному в той мере, в какой история заставила эти два региона взаимодействовать. Он отдален от Запада в той мере, в какой история Запада была принципиально иной, отличной от истории Восточной Европы. Пренебрежение этим отличием, обращение со своим народом как с некоей абстракцией создало предпосылки неудачи.

Запад, на протяжении более пятнадцати лет не желая открывать глаза на подлинные проблемы родившихся в 1991 году стран, обещает лояльность только в обмен на продолжение движения, начатого в 1991 году в направлении, которое объективно привело к отказу от наследия индустриализации в пользу животворного хаоса, раскрепощения экономического индивида. (Любопытно, какого мнения был бы о русских Запад, если бы Россия предложила ему перемены, в результате которых он терял бы половину валового национального продукта, десятилетие в средней продолжительности жизни, две трети жизненного уровня, а приобретал бы многомиллионную безработицу, анархическую деградацию общества, деквалификацию миллионов специалистов, спустившихся на социальное дно?) Так ли хороша дорога, ухабы и пропасти которой начинают вызывать ненависть даже у взращенного в любви к западной культуре народа, ненависть в отношении хладнокровных педантов, ставящих правила удобной для себя игры важнее гуманитарной катастрофы целого народа. Если, налегая на сугубо метафоричное понятие «реформы», Запад вольно или невольно требует от нашей страны платы, граничащей с деградацией общества и гибелью экономики, то итогом для нас может быть тупик непонимания западных целей.

Россия

Пожалуй, самым влиятельным анализом ситуации в России является исследование йельского профессора Доминика Ливена460. Он исходит из той безусловной для него аксиомы, что самая большая опасность заключается в полном крахе России. Ливен твердо и определенно утверждает, что Советский Союз не был империей. Созданный в 1922 году СССР был своего рода «империей наций», что означает прежде всего то, что многие нации получили свои государства, названные республиками. По его мнению, ни одна империя не могла бы быть трансформирована в столь стабильную федерацию. Он не отрицает, что

меньшинство часто использовало власть для себя, в этом плане номенклатура ничем не отличалась от правящих классов других империй. И все же эта империя не сводилась к функции обслуживания метрополии.

Что подчеркивают сами американцы, огромные части населения разных возрастов и убеждений от Киргизии до Белоруссии, признавая абсурдность многих феноменов советской жизни, все же видят в ней много светлого по сравнению с «фальшивыми обещаниями и отвратительной реальностью их собственных наций-государств»461. В их прежней истории не было этнических чисток, было гораздо больше домов отдыха, чем зон военного отчуждения.

Все это играет на руку России, которая достаточно смело может полагаться на центробежную тенденцию. Одной только волею многовековой инерции Россия становится фокусирующим центром экономической интеграции и даже транснационального демократического сообщества в Евразии. Трудно заставить забыть население постсоветских республик широкое распространение высшего образования — сколько бы новых колледжей ни создавали здесь новые профитиры. Не просто элитам новых государств смириться с тем, что их лучшие умы предпочитают эмиграцию.

Если президенту Путину не удастся на основе своей огромной (пока) популярности осуществить замысленное после 11 сентября 2001 года — союз с Западом на основе восстановления российской промышленности, науки и жертвенности населения, если Москва и Петербург останутся островами «среднего класса» в нищей стране, если преобразования завершатся пиром плутократии, то прежний социалистический мир просто выстроится в хвосте третьего мира, со все более нехорошей завистью взирая на процветающий «золотой» миллиард» соседнего Запада.

Элита США неоднозначно подходит к выработке американской политики в отношении России. Разгорелась дискуссия, в значительной мере разогретая сентябрьскими событиями.

1. Противники сближения с Россией выдвинули свои аргументы. Как отмечает американский специалист М. Уокер, «решительный поворот России в сторону Запада оживляет концепцию сэра Халфорда Макиндера о Евразии и Мировом острове... Помимо прочего, в то время когда американцы так чувствительны к исламским страхам относительно «столкновения цивилизаций», новый стратегический союз Россия, Северная Аме-

рика и Европа мог бы показаться угрожающим для многих. Мусульман пришлось бы разубеждать в том, что христианский мир объединился не против них. Африканцы и азиаты увидели бы «союз белых». Китай усмотрел бы блокирующую их силу. Ислам, Китай и Африка могли бы увидеть в этом союз богатых против бедных. «Глобальная война с расовым оттенком могла бы быть самым трагическим последствием 11 сентября, хотя, возможно, именно на это рассчитывали сентябрьские самоубийцы»462.

Противники сближения с Россией указывают, что принятие ее в НАТО означало бы выдачу гарантии нерушимости сибирских границ России против потенциальных китайской и исламской угроз. «Послать американские войска — а также британские, французские и германские — умирать на берегах Амура ради сохранности Сибири — это было бы поразительным вызовом Западу»461. Сближаясь с Западом, Россия мыслит в терминах Евразии, что означает для Запада выход на новые многотысячекилометровые границы по Центральной Азии с огромным исламским населением на юге и растущим китайским экономическим гигантом на востоке.

Против России в Америке «играют» три образа-, страна дефолта 1998 года; страна растущего авторитаризма сомнительного демократа Путина; страна, где свободная пресса в агонии, а война в Чечне уродует моральный облик нации. Если при Клинтоне министерство финансов излучало в отношении Москвы своего рода симпатию, то при президенте Буше министр финансов П. О'Нил намерен развивать мировую торговлю, а не потворствовать экзотическим режимам. Важно то, что американский бизнес не нашел своей ниши в российской экономике. Многонациональные корпорации уже имеют болезненный опыт ведения дел в России. Инвесторы несколько благожелательнее, но они тоже не имеют особого интереса к укреплению двусторонних отношений. Негативно сказывается на этих отношениях спад американской экономики, падение доходов, резко возросшая безработица, заставляющая американское правительство защищать свой рынок И «простой факт жизни заключается в том, что Вашингтон не может заставить американские компании инвестировать в России»464.

Особенно негативно относится к России американское разведывательное сообщество и министерство обороны. Эти ведомства ставят своей главной целью остановить поток неконтролируемого американцами русского экспортного оружия. Их главная задача — остановить распространение российских тех-

нологий в сфере оружия массового поражения. Их цель номер один на этом пути — изолировать Иран и, соответственно, оказать воздействие на российскую сторону.

Государственный секретарь Кондолиза Райс прежде всего заинтересована в приостановлении распространения российского влияния на страны СНГ. Ее очевидным образом интересует ослабление зависимости стран СНГ от российских энергоносителей и транспортных коридоров. Так, в июне 2001 г. она довольно неожиданно навестила Киев, как только улучшение российско-украинских отношений стало ощутимым. В этом Райс нашла убежденного союзника в министре обороны Доналде Рамсфелде. Для обоих сближение Вашингтона с Москвой не представляется приоритетным. Оба полагают, что интересам США не соответствует «излишняя» степень сближения Америки с проходящей трудный участок пути своего развития Россией. Рамсфелд в настоящий момент «отвечает» за то, чтобы двери НАТО оставались для России закрытыми (на этой почве у Рамсфелда были столкновения с Пауэллом).

Своего рода сигналом «поставить Россию на место» послужила статья генерала и аналитика ЦРУ У. Одома, опубликованная в осеннем номере американского журнала «Нэшнл интерест» за 2001 г. Одом призвал «не создавать искусственных препятствий» и не церемониться с обессилевшей Россией, которой еще многие десятилетия предстоит выбираться из пропасти, в которую она сама себя бросила465. Бушу не стоит повторять Клинтона и толкать Россию в сторону прогресса. Это не великая страна, это даже не серьезно действующий фактор на мировой арене. И не следует бояться ее ржавого стратегического арсенала.

Своего рода апофеозом давления разведывательно-военного сообщества на формирование официального курса страны является изменение военно-стратегической доктрины США, произошедшее в начале 2002 г. Прежний государственный секретарь Колин Пауэлл мог сколько угодно утверждать, что «доктрина не носит оперативного характера», а выражает, мол, только направление осмысления мировых угроз. В реальной жизни сменившая документ 1994 г. новая доктрина, выдвинутая Пентагоном в 2002 г., весьма отчетливо определяет место и знак России в американском стратегическом планировании.

2. Другая часть американского политического спектра, теряя позиции, стремится все же доказать, что в мире будущего игнорирование России принесет Америке только потери.

Признанным сторонником укрепления отношений с Россией и двустороннего партнерства выступал прежний государственный секретарь Колин Пауэлл. Коалиция ему представляется более перспективной схемой американской внешней политики, чем одиночное плавание. Он нашел весьма стойкого союзника в лице министра торговли Д. Эванса, установившего устойчивые отношения с российским министром экономического развития Г. Грефом.

Идея союзнических отношений с Россией получила значительное развитие в академическом сообществе. Выражая противоположную одомовской точку зрения, профессор из Беркли М. Малиа подчеркнул, что глобальные потрясения 11 сентября «снова вернули Россию в игру и сделали ее нашим союзником». Малиа отказывается считать поворот президента Путина «очередной потемкинской деревней»466. Это серьезный поворот петербуржца, и залогом стабильности здесь являются тесные связи российского президента с Блэром и Шредером.

Для бывшего посла США в СССР Дж Мэтлока критерий важности России заключается в способности Москвы укреплять или ослаблять безопасность Соединенных Штатов. «По этому критерию Россия может скорее помочь, чем навредить Соединенным Штатам, а в текущие дни мы нуждаемся во всей возможной помощи»467. Мэтлок отмечает «исключительное по значимости географическое положение России, что делает ее бесценной в отражении прямых угроз американской безопасности. Размышления типа «великая» или «невеликая» бессмысленны. Америка попросту «нуждается в сотрудничестве с Россией для обеспечения своих фундаментальных интересов»468. Отталкивать Россию в посуровевшем для Америки мире — просто безответственно. Одом изображает не реальную Россию, а карикатуру на нее. Россия найдет в себе силы преодолеть период слабости.

Профессор Дж Хаф из университета Дьюка подвергает суровой критике картину, на которой российские генералы «не имеют чувства национальной гордости, профессионализма и заботятся только о личном обогащении». Картина в реальности несколько иная. США «покупают российских лидеров, чтобы те восприняли буквально все — экспансию НАТО, американское влияние в Сербии и Узбекистане, помощь в Афганистане, модификацию ПРО и прочее. Американцев не стоит упрекать за то, что они обращаются с Россией как с великой державой — это просто незначительная плата за привилегию воздействовать на национальные российские интересы»469. Не все помнят, что

между провозглашением США свободной страной и избранием на пост президента Дж. Вашингтона прошло много времени — гораздо больше, чем провели в состоянии хаоса русские.

Известный английский русолог — англичанин Дж Хоскинг (Лондонский университет) называет позицию Одома не иначе как высокомерной. Беда России — в буквальном следовании назидательным советам МВФ. И она стала укрепляться, когда после дефолта 1998 г. перестала смотреть в рот западным партнерам. Трудно переоценить потенциал России. «Ее ресурсы обильны и они еще недостаточно мобилизованы. Россия обладает высококвалифицированной рабочей силой, ее научная и техническая база позволяет решать буквально любые задачи. Это и случится в будущем»470. Списывать со счетов такую державу просто недальновидно.

Как отмечает историк Дж. Л. Геддис, «американская политика стала излишне настойчивой, самососредоточенной, нечувствительной к интересам других»471. Не забудем отметить, что окончание Россией «холодной войны» сберегло Соединенным Штатам, по западным оценкам, 1,3 трлн. долл.472. Теперь, вместо того, чтобы сражаться посредством союзников друг против друга во Вьетнаме и Анголе, американские и российские вооруженные силы сотрудничают друг с другом в Боснии и Косово. В прошедшее десятилетие американская помощь России концентрировалась в области ядерного разоружения, экономических реформ и гуманитарных проектов. Россия получила за последнее десятилетие XX в. 5,45 млрд. долл. в виде помощи. Основная направленность этих средств — сокращение бывшего ядерного потенциала СССР. (И почти ничего не сделано в сфере сближения двух народов. В Америке учатся лишь 5,3 тысячи российских студентов — сравните со 100 тысячами китайцев — и лишь небольшая доля этих студентов поддерживается американским правительством. Международные обмены между двумя странами увяли). Все дело сводится к уменьшению российского стратегического потенциала, уменьшению его примерно на пять тысяч единиц.

Профессор Колумбийского университета Роберт Легвольд уверен, что Россия восстановит, по крайней мере, часть своего могущества. Сейчас Москва спасает единство российского государства, укрепляет государственный механизм, увеличивает базу своей поддержки. Главное: Россия попросту нужна Америке, оказавшейся в сложном положении. Разве может мало значить союзник, в руках которого 45 процентов мирового ядерного оружия? Последнее все больше привлекает к себе внима-

ние. Значительный отклик получило мнение председателя комитета по международным делам американского сената Байдена. Сенатор видит в качестве самой большой проблемы будущего распространение оружия массового поражения, а самым большим «распространителем» — современную Россию. В этом плане для Соединенных Штатов и для Запада в целом нет более важной задачи, чем установление рабочих отношений с Москвой. Именно здесь будет решаться американское будущее, и высокомерное пренебрежение в данном случае неизбежно обратится против самих американцев.

Итак, развернулась борьба. Сторонники воспользоваться новой дружественностью России указывают, что «возникающее партнерство между Соединенными Штатами и Россией является самым значительным геополитическим перегруппированием со времен Второй мировой войны»473. Но это перегруппирование встретило жесткое внутреннее противодействие в США и в России. В США сторонниками новых союзных отношений с Россией выступил государственный департамент и министерство торговли. Но основная масса американских потенциальных инвесторов колеблется. В то же время министр обороны Д. Рамсфелд и государственный секретарь К. Райс открыто выразили скептицизм относительно новоявленного союза с Россией.

Поначалу казалось, что даже в умах самых больших противников России происходят большие перемены. Как пишут сами американцы, «Буш и его команда должны теперь воздержаться от чтения лекций Путину о превосходстве политической системы Америки и, вместо этого, сконцентрировать свои усилия на том, чтобы показать преимущества интеграции с Западом... Буш должен возглавить усилия, упрощающие эту интеграцию. Хорошим стартом было бы членство России во Всемирной торговой организации. Действуя еще смелее, Буш должен был бы определить конкретные этапы вступления России в НАТО»474. В условиях процветающего «черного рынка» в сфере расщепляющихся материалов выброс туда российского урана и плутония несложен.

Россия уже никак не может строить свою внешнюю политику на шатком основании полузабытого Содружества Независимых Государств, и когда российская элита рассуждает о некоей реконкисте, о некоем восстановлении имперских основ, она уже сама все меньше верит в это.

Американские специалисты полагают, что следует поощрять Россию и Украину в их стремлении интегрироваться в

структуры Европейского Союза. В который их все равно не примут. Не существует никаких признаков, утверждают американцы, что оба славянских государства способны на радикальные структурные реформы. Пусть цель манит Москву и Киев, а пока она их манит, американские компании займутся нефтью и другими природными богатствами. Американские эксперты по России приветствуют ее желание войти во Всемирную торговую организацию. Это вхождение может дать позитивные результаты, но, скорее всего оно разорит последние острова индустриализации. Американцы могут словесно призывать Россию к примирению с Японией, но втайне они испытывают удовлетворение от того, что два тихоокеанских гиганта создали между собой непреодолимое пространство. Что подлинно интересует Америку в России — все, что касается Каспийского моря. Здесь лежит единственный путь спасения, если кто-то вроде Усамы бен Ладена захватит власть в Эр-Рияде. Проблема энергетических поставок имеет большое будущее.

Самый большой рычаг Америки в отношениях с Россией — предоставление ей части своего самого богатого в мире рынка (как это было сделано в отношении коммунистического Китая). Только эта долговременная стратегия может обеспечить перемены, которые благотворны как для России, так и США. Проблема расширения НАТО, видимо, потеряет свое значение в будущем, а подлинно важной проблемой между Вашингтоном и Москвой будет проблема распространения оружия массового уничтожения. В данном случае слова не играют большой роли — лежит ли впереди партнерство или дружба. Здесь затронуты самые чувствительные жизненные интересы. Итак, подведем баланс: первое, ни одна страна в мире, кроме России не может заменить Саудовскую Аравию в процессе насыщения энергией; второе, ни одна страна, кроме России, не имеет потенциала вооружить страны-изгои средствами массового поражения, то есть стать крушителем статус-кво одновременно в Европе, Центральной Азии и на Дальнем Востоке.

Россия осуществила больше структурных реформ, чем ее соседи. Но ее стабильность нарушает чеченская война и зло коррупции. У России до сих пор нет банковской системы, у нее отсталая военная система и нерешенный земельный вопрос. В свете этого американские эксперты приходят к выводу, что несмотря на общие трудности России удалось все же получить больше, чем другим от крушения Советского Союза — вывод, разделяемый далеко не всеми в Москве.

Центральная Азия

Во все пять центральноазиатских республик независимость пришла как природный катаклизм. Центральноазиатские элиты не мечтали об увеличении своей региональной власти и, будь на то их воля, до сих пор продолжали бы быть клиентами Москвы. Если бы это зависело от них, они бы спасли Советский Союз. Но вытолкнутым из Союза, им пришлось находить новый модус вивенди. Они нашли очень советские методы закрепления своей власти — плебисцитарная диктатура и руководимая государством система ограбления населения. Пожалуй, ни один из американских специалистов не сказал об экономической системе этих стран ни одного хорошего слова. Даже если некоторые впечатлительные наблюдатели и видели некоторые признаки «демократизаций» и рыночной «реформы», в реальной жизни только небольшая сельскохозяйственная Киргизия произвела некоторую либерализацию своего рынка и системы, чтобы уже на следующий день убедиться в опасности уменьшения государственных полномочий, чтобы горько убедиться, что встречи с вооруженными исламистами грозят крушением режима без м



Поделиться:


Последнее изменение этой страницы: 2016-09-18; просмотров: 224; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы!

infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 3.133.126.241 (0.014 с.)