Мы с муратом становимся единомышленниками

Сначала мы заезжаем в КСС, контрольно-спасательную службу, к Хуссейну.Доносящаяся из помещения отборная морская ругань звучит как музыка, значит,Олег уже здесь. Спускался он больше часа, используя наименее заснеженныеучастки, на мульдах натерпелся страху и кроет на чем свет стоит снегопад,лавины и камень, споткнувшись о который он ухитрился вывихнуть указательныйпалец. - У мальчика болит пальчик, - сочувствует Надя и легонько бьет ребромладони по распухшей конечности. Рев оскорбленного в лучших чувствах ишака -и на лице Олега изображается полное недоумение. Он растерянно смотрит напалец, двигает им со слабой улыбкой выздоравливающего, с грациейнеобученного медведя бросается на колено и целует Надину ручку. - Валшебница! - восторженно восклицает Хуссейн. - Гения! - Такого слова нет, - скромно возражает Надя. - Как нет? - возмущается Хуссейн. - Для мужчины есть, а для женщинынет? Хуссейн уводит всю компанию к Мариам пить кофе, а Олег докладываетобстановку на склонах. Олег - лавинщик божьей милостью, нюх у него собачий,и меня радует, что наши выводы совпадают в деталях. Мою деятельность онодобряет, только в двух вещах еще более категоричен: во-первых, из дома N23жильцов нужно изгнать всех до единого и, во-вторых, во что бы то ни сталовыловить и запереть в домах всех туристов. В окно мы видим, как с балкона второго этажа "Актау" на веревкеспускаются два туриста. - Петя Никитенко рассказывает, что Мурат велел закрывать на эти штучкиглаза, - жалуюсь я. - Всех не выловишь. - И нашим, и вашим, - кивает Олег. - На Мурата похоже. Я звоню домой. Убедившись, что ребенок жив и здоров, мама вкрадчивосообщает, что у нас гости (только гостей мне и не хватает! То-то же изтрубки доносится какое-то отдаленное кваканье) и что меня несколько разспрашивал Мурат. Я предлагаю маме спустить гостей с лестницы и сказатьМурату, что, если он не научит Юлию жарить яичницу, у него будет гастрит.Выдержав паузу, в течение которой я должен осознать свое легкомыслие ираскаяться, мама сухо роняет, что ждет нас к ужину, и вешает трубку. Звонить Мурату или не звонить? У него, конечно, сидит Петухов,чрезвычайно нужный и влиятельный человек из того мира, где услуга должнабыть оплачена услугой, - принцип, который Мурат свято соблюдает. Он, безсомнения, мечет икру и наверняка заберет у меня вездеход, а там лавинныезонды, лопаты, лыжи, факелы... Не иди навстречу неприятностям, они сами тебяразыщут. Наши возвращаются. Я пересчитываю их по головам, одной не хватает. - Ты предусмотрительно поступил, что не пошел с нами, - смеется Надя, -там скликают ополчение: "Все на борьбу с Уваровым!" - Нам на них... - Олег крякает, смотрит на Надю и, поправиввоображаемое пенсне и сложив губы трубочкой, интеллигентно заканчивает: -Пардон, начхать. Езжайте, чиф, маму нужно слушаться. - Где Гвоздь? - грозно спрашиваю я. - Вася, тебе было поручено неотходить от Гвоздя ни на шаг. - Он должен был нас нагнать, - оправдывается Вася, - знакомуювстретил... на одну минутку... Я отправляю Османа, Рому и Васю в спасательную экспедицию и приступаю кважному разговору с Хуссейном. Я знаю, что прямого приказа от МуратаХаджиева он не получил, но во имя нашей дружбы прошу мобилизовать всех своихабреков, моих ребят и дружинников, разбить их на группы и по возможностиочистить Кушкол от праздношатающихся. Самых отъявленных и несознательныхможно бить, Надя потом вылечит. И сегодня ночью в КСС пусть кто-нибудьдежурит у телефона, именно дежурит, а не спит на диване. - Тоже сказал - спит, я сам второй ночь в КСС ночую, - обижаетсяХуссейн. - Неужели дал Мариам отпуск? - удивляется Олег. - Про Шарля забыл? - Не забыл, - озабоченно говорит Хуссейн, - со мной Мариам. Отпуск дам,когда дед буду. - Правильно, - хвалит Олег, - в лавинную опасность ценности должны бытьпри себе. Чиф, несут Гвоздя, отчаливай спокойно.

X x x

- Выпроводила гостей? - раздеваясь, первым делом спрашиваю я. Мама делает страшные глаза и, взяв нас с Надей за руки, с улыбкойвводит в комнату. - Знакомьтесь: Максим, Надя, Алексей Игоревич, Вадим Сергеич. Мы пожимаем руки, раскланиваемся и любезно говорим друг другу, что намочень приятно. Академика я узнаю сразу, хотя вместо линялого тренировочногокостюма на нем джинсы и мохнатый, похожий на содранную с шимпанзе шкурусвитер, а Вадим Сергеич, щеголь в отличнейшей кожаной куртке (Осману такаяобошлась в двух баранов), и есть, должно быть, тот самый композитор, авторшлягеров о любви и дружбе. Гости не из тех, которые стакан водки огурцомзакусывают, и мама пожертвовала последней сотней пельменей из морозильника.В свою очередь гости притащили бутылку шампанского и невероятных размеровкоробку конфет. Сейчас меня будут обрабатывать, это и без очков видно.Композитор с ловкостью первоклассного официанта откупоривает бутылку, ловкоразливает шампанское по фужерам - он вообще ловок, элегантен и смотрится какактер. "К аплодисментам привык, - думаю я, - позер, дамский угодник". Он мнене нравится - чем-то неуловимо похож на Петухова, а эту породу людей,привыкших получать от жизни больше, чем они заслуживают, я не люблю. - Спасибо, не пью. - Я прикрываю рукой фужер. - Вы?! - Композитор чарующе улыбается. - Простите, не верю. - Увы. Еще в детстве, будучи неокрепшим ребенком, я услышал по радио,что алкоголь вреден. Это произвело на меня сильнейшее впечатление. Мама,подтверди. Мама подтверждает. - Он еще и не курит, - добавляет Надя. - И чрезмерно для своеговозраста скромен в отношении женщин, я бы даже сказала - пуглив. - Жаль, что вы такое совершенство, - весело говорит академик. - Мы, какпринято на Руси, надеялись вас подпоить, чтобы вы под пьяную лавочкуснисходительно отнеслись к нашей просьбе. - Знаю, вы спешите по делам и хотите, чтобы я помог вам попасть влавину. Их на пути к Караколу всего девять: одна уже сошла, а остальные ждутвашего появления. - Вот видите, все-таки ждут! - подхватывает композитор. Мурат Хаджиевичзаверил нас, что если вы возьметесь... Он очень лестно отзывался о вас,Максим Васильевич. - Да, мы большие друзья, - говорю я. - Не припомните, как именноотзывался? Или при женщинах неудобно? - Пожалуй, не очень, - соглашается академик и заразительно смеется,припоминая, видимо, лестные отзывы. - Но если как следуетподредактировать... Мама сжимает губы. - Мой сын не нуждается... В чем именно я не нуждаюсь, сказать маме мешает телефонный звонок. - Да, пришел, - сухо говорит она. И мне шепотом: "Легок на помине". -Максим, пройди в свою комнату. - Пр-рохвосты! - радостно встречает меня скучающий Жулик. - К черту!Там-там-там! - Ты куда пропал? - негодует Мурат. - Заткни пасть своему попугаю!Слушай внимательно: если не хочешь, чтобы я забрал у тебя вездеход, отнесисьвнимательно к просьбе товарища Петухова, ты понял? - Считай, что отнесся, я уже пригласил его вместе с мадамой - это не я,это Абдул так ее называет - на чашку чая. - Можешь со своей чашкой чая... - Хорошо, мама сварит им кофе. - Павтаряю, если нэ хочешь (ага, уже злится), чтобы я забралвэздеход... - Петухов у тебя? - Да. - Тогда пошли его к черту, он же ремонтирует только "Жигули", а у тебя"Волга". Молчание. Мурат подбирает нужные слова, присутствие Петухова егосковывает. И в эти несколько секунд меня озаряет блестящая идея. Онанастолько гениальна, что не стоит тратить времени на ее обдумывание. - Мурат, - говорю я, - раз ты так любишь Петухова, предлагаю честнуюсделку, баш на баш: я вывожу эту парочку из Кушкола, да еще, если желаешь,академика с композитором, а ты немедленно - слышишь? - немедленно вприказном порядке эвакуируешь всех до единого жильцов из дома двадцать три,скажем, в школу. И не торгуйся, не то я передумаю. Я с трепетом жду ответа и тщетно пытаюсь дотянуться до халата, потомучто Жулик разошелся и, мерзавец, сыплет непристойностями, как бы Мурат непринял их на свой счет. - Оторви голову своему попугаю! Согласен. - Немедленно? - Да. - Честное слово? - Да, чтоб тебя разорвало! - Пусть Петухов разогревает "Волгу" и ждет. Я торопливо звоню Хуссейну. Ребята, к счастью, еще в КСС, без них мойплан полетел бы вверх тормашками. Мне прежде всего нужен Осман. Я дваждыповторяю ему инструкцию, убеждаюсь в том, что понят правильно, и иду вгостиную. Здесь стоит хохот, а пунцовая от пережитого ужаса мама лепечет,что прежний хозяин Жулика - грубый и неотесанный мужлан... Я извиняюсь, мненекогда. - Вам обязательно нужно выехать из Кушкола? - обращаюсь я ккомпозитору. - Непременно! - Он даже привстает и кланяется. - Авторский концерт...Приглашены Эдита Пьеха, Кобзон, Лещенко... Непременно! - А вам? - Честно говоря, расхотелось, - весело признается академик. - Одинколлега математик блестяще доказал при помощи уравнений, что на заседанияхнаш творческий потенциал представляет собой величину, поразительно близкую кнулю! Пожалуй, останусь и взгляну на ваши лавины, если они и в самом делепойдут. - Хорошо. Тогда, Вадим Сергеич, поспешим, нам еще нужно выручить вашивещи.

X x x

На Кушкол опускаются сумерки, и я с тревогой думаю о том, что Осману нетак-то просто будет выполнить свою миссию. Конечно, Олег и Гвоздь егоподстрахуют, но все равно не просто. Я мысленно воссоздаю их маршрут,манипулирую вариантами и не могу придумать, как они сумеют миновать здоровыйперегиб, где скопилась уйма снега. Но я бы его прошел, значит, должен пройтии Олег. Из всех моих бездельников он единственный, кому я доверяю в деле каксамому себе. А Мурат, что бы я о нем ни говорил, слово держать умеет - у дома 23 двегрузовые машины, толпа людей. Подъезжать туда нет смысла, могут растерзать.Представляю, как там сейчас склоняется мое доброе имя. Я жалею, что посадил композитора к себе, лучше бы он ехал с Петуховым.Как и все обожающие себя знаменитости, он искренне уверен, что оказываетвысокую честь рядовому собеседнику, возвышает его своим общением. Ему и вголову не приходит, что рядовой собеседник от всей души желает емупровалиться ко всем чертям. - Вы, по словам Анны Федоровны, предпочитаете бардов. - Снисходительнаяулыбка. - Это простительно, дань моде, я тоже под настроение слушаю их небез интереса, хотя порою меня коробит от их непрофессионализма. В наш векузкой специализации... Я сжимаю челюсти, чтобы не нахамить. Куда там Высоцкому и Окуджаве доего шлягеров!.. -...сочинить хорошую мелодию без высшего образования... Эх, бугор бы покруче, чтоб ты язык прикусил, мечтаю я, в кювет, что ли,нырнуть? Подумать только, что "Молитва Франсуа Вийона" и "Оставьте ненужныеспоры" состоят из тех же самых нот, что и его "Я обую босоножки, ты на стуких прибежишь!" Твое счастье, что рядом нет Олега и Гвоздя, они бы живо теберазъяснили, какое ты... - Но если у Булата иной раз прослеживается мелодия... - Вы его знаете? - не выдерживаю я. - Да, конечно. - А он вас? Я все-таки нахамил, и Вадим Сергеич надулся. Ну и черт с ним, ехать намосталось всего ничего. Успел ли Осман с ребятами? В крайнем случае потянувремя, не грех эту братию хорошенько напугать. У шлагбаума мы выходим. Абдул еще не сменился, он в курсе дела изаговорщически мне подмигивает. - Палучили разрэшение - пажалуста, мы не бюрократы. - Он поднимаетшлагбаум. - Да абайдут вас лавыны! Я сооружаю озабоченное лицо. - Ну, решились? Поездка вам предстоит далеко не безопасная, рекомендуюсерьезно подумать. В темноте и ангел покажется сатаной, а дорога впереди пустынна, тусклыйсвет редких фонарей лишь подчеркивает ее пугающую крутизну, да еще мрачныетени нависших скал... - Нам? А разве вы не с нами? - упавшим голосом спрашивает Петухов. - Мыбыли уверены, что вы на вездеходе поедете впереди. Мне смешно, вспоминается чеховский дедушка, которому давали рыбу, иесли он оставался жив, ела вся семья. Вадим Сергеич тоже думал, что я поедувпереди, а мадама и не мыслила себе ничего другого. - Вы такой храбрый! - льстиво говорит она и делает глазки. - Пустьмужчины едут на "Волге", а я с вами, хотите? Я вежливо уклоняюсь от гонорара, мадама меня не волнует. Вот будь на ееместе Катюша или Юлия... Впрочем, и тогда бы я сто раз подумал, прежде чемлезть в такую авантюру. - К сожалению, мама отпустила меня всего на полчаса, она сердится, еслия прихожу домой позже девяти. Мадама не сводит с меня многообещающего взгляда. - К тому же я страдаю куриной слепотой, - добавляю я. - Абдул можетподтвердить. - Курыной, - подтверждает Абдул. - Птица такая, табака делают. Вадим Сергеич мнется, к таким приключениям он не привык, Петухов тожезаметно скис, но зато мадама тверда и непреклонна. Видимо, она обожает мужаи очень хочет завтра в Краснодаре услышать его голос. - Чего ж мы ждем? - с вызовом говорит она. - Поехали! Вадим Сергеич вяло вытаскивает из вездехода свой чемодан и плетется к"Волге", как на Голгофу. - Подождите, - говорю я, - прошу внимательно выслушать инструкцию. - Расскажи им, как спасаца, если в лавыну пападут, - советует Абдул. -Мала ли что. Я тяну резину, долго и нудно рассказываю, советую, пугаю и судовольствием отмечаю, что Вадим Сергеич вытирает со лба пот, а Петуховнервно закуривает. - Вы все это излагали на лекции, - обрывает меня мадама. Я могуопоздать на самолет! Абдул толкает меня в бок: в небе рассыпается ракета. - Что ж, счастливого пути, - сердечно прощаюсь я. - Рад был с вамипознакомиться... Назад! Грохот, треск, шипение - и в свете фар отчетливо видно, как на шоссеобрушивается огромная масса снега.

X x x

Алексей Игоревич, к которому я начинаю испытывать безотчетное доверие,приходит от моего рассказа в восторг. Он заразительно хохочет и совсем непо-академически бьет себя по ляжкам. - Ай да Макиавелли, воистину - цель оправдывает средства! Как жаль, чтоя не поехал, исключительно интересно было бы взглянуть на их лица! Впрочем,- догадывается он, - в тот момент и я бы выглядел не лучше, хотя что другое,а взрыв я бы все-таки распознал. - Но ведь это обман! - протестует мама. - В твоем воспитании, Максим,увы, есть пробелы. Признайся, что ты поступил дурно. Я изображаю раскаяние, в которое мама явно не верит, она качает головойи строго смотрит на Надю, которая тщетно пытается сделать серьезное лицо.Что же касается меня, то угрызений совести я решительно не чувствую: лучшеобидеть троих простаков на несколько дней, чем на всю жизнь самого себя.Кстати говоря, "золотая лавина" вполне могла не выдержать звуковой волны отдвигателя, она находилась в слишком напряженном состоянии, недаром на неехватило стограммовой аммонитной шашки. И опять же цель оправдывает средства- жильцов из 23-го все-таки эвакуировали! Ну а Петухов, мадама и ВадимСергеич теперь до конца жизни будут рассказывать восхищенным слушателям, какони из-за своей безумной храбрости чуть не попали в лавину и чудом спаслисьот неминуемой гибели. Значит, все довольны, я всем угодил - самому себе,троим чудесно спасенным, Мурату, который отныне чист перед Петуховым, и,быть может, жильцам 23-го, которые уже звонили из школы и просили Надюпередать мне самые добрые пожелания, вроде "пусть скорее сломает себе шею" итому подобное. А телефон не перестает звонить, я вздрагиваю от каждого звонка -видимо, здорово напряжены не только лавины, но и мои нервишки. Звонят сугрозами анонимные ослы; звонит с докладом Олег: одна семья, дальниеродственники Мурата, с его молчаливого согласия, отказалась выезжать изабаррикадировалась; навязывает "встречу у фонтана" Анатолий - барбосыбродят нестреноженные и мечтают взять у меня интервью по личным вопросам(отчетливо слышно хихиканье Катюши); наконец, звонит Мурат, он без трударазгадал мой фокус с "золотой лавиной" и, сверх ожидания, веселится по этомуповоду. Спохватившись, он осыпает меня упреками, жалуется, что на него жмутсо всех сторон, и всерьез предупреждает, что если через сутки мой прогноз неподтвердится, лавинную опасность он отменит. Что же, буду готовиться кбанкротству, мне, как банкиру, которому завтра нечем оплачивать векселя,остается уповать на чудо; только, в отличие от банкира, я не собираюсьстреляться. Мама, обладающая непостижимой способностью угадывать по глазамсостояние ребенка, сочувственно на меня смотрит, но ни о чем не спрашивает -о делах в присутствии посторонних я не говорю. Алексею Игоревичу у нас,кажется, хорошо, уходить не собирается, к тому же ему явно нравится Надя, онеопределенном статусе которой он догадывается. У них нашлось несколькообщих знакомых - оказывается, академики иногда тоже ломают руки и ноги. Япытаюсь возбудить в себе чувство, похожее на ревность, но у меня неполучается, и я думаю о том, как было бы хорошо, если бы Надя оказалась моейсестрой, я бы любил ее, как "сорок тысяч братьев любить не могут". Но если яне ошибаюсь и у Алексея Игоревича при виде Нади блестят глаза, то ухаживаетон за ней, как полный лопух: начинает рассказывать о проделках своих внуков.До сих пор я что-то не замечал, чтобы подобные приемы производили на молодуюженщину неотразимое впечатление. - Самому младшему, Андрейке, всего два месяца, а он уже вовсюпользуется техникой, - хвастает он. - Алексей, мой сын и тезка, одержимидеей выращивать Андрейку на свежем воздухе, днем и ночью коляска набалконе, а в коляске микрофон, и когда Андрей Алексеевич хотят перекуситьили совсем наоборот, его вопли разносятся через колонки по всей квартире.Музыка, Вадиму Сергеичу такую и за сто лет не написать! Мама даже извелась от нетерпения - так ей хочется поведать, какимсмышленым был я во младенчестве. - Когда Максиму было всего два годика, - ухватившись за паузу, начинаетона, - ой, что я говорю, полтора! Он... -...обыграл в шахматы Ботвинника, - подсказываю я. - Алексей Игоревич,простите за нескромный вопрос, вы очень дружны с Вадимом Сергеичем? -...он был таким же невоспитанным, как и сейчас, - сухо констатируетмама. - Он собрал все тапочки в коридоре, а мы жили в большой коммунальнойквартире, и утопил их в ванной! - Гм... я бы так категорически наши отношения не определил, - снекоторым смущением говорит Алексей Игоревич. Просто случай сделал нассоседями по номеру. К тому же, честно признаюсь, к музыке довольноравнодушен, в особенности к эстрадной ее разновидности, и когда ВадимСергеич не без гордости сообщил, что сочинил тридцать две песни, я про себяподумал, что лучше бы он посадил тридцать два дерева и породил столько жедетей! Алексей Игоревич смеется, и мы вместе с ним. Он грузный, веселый идобродушный, в нем есть что-то детское - черточка, которая делает взрослыхлюдей на редкость симпатичными. - А Вертинский? - с легкой обидой спрашивает мама. - К нему-то,надеюсь, вы равнодушия не испытываете? - Да, конечно, - торопливо соглашается Алексей Игоревич. Я о нем многослышал. - О нем? - У мамы вытягивается лицо. - Вы хотели сказать - его?Вертинский не зависит от вкусов, он - лучший из лучших! Я сейчас поставлювам пластинку, и вы... Алексей Игоревич без всякого энтузиазма смотрит, как мама хлопочет упроигрывателя. - Если вы сейчас же не расхвалите Вертинского, - вполголоса говоритНадя, - пельменями в этом доме вас больше кормить не будут. Мама у меня максималистка, она раз и навсегда определила для себявершины: лучший роман - "Мастер и Маргарита", лучшее стихотворение - "Врагисожгли родную хату", лучшая невестка - Надя, лучшим сыном мог бы статьМаксим, если бы упорно работал над устранением своих недостатков. - Замечательно, - вслушиваясь, неуверенно бормочет Алексей Игоревич. -Хотя, честно говоря, я думал, что Вертинский мужчина. - Максим, подай очки, я стала совсем слепая, - жалуется мама. - Вот жеон! А Русланову мы поставим потом, Алексей Игоревич, ее тоже нельзя сравнитьс некоторыми современными кривляками, которые чуть ли не нагишом пляшут умикрофона. И тут до нас доносится отдаленный рокот, будто мимо пролетаетреактивный самолет. Мы точно знаем, что никакого самолета здесь нет и быть не может. Мама замирает у проигрывателя с пластинкой в руках. Мы бросаемся к окну. В километре слева поднимается снежное облако. - Третья пошла, - догадывается Олег, и я мгновенно вспоминаю, что вдоме N23 забаррикадировалась одна семья. - Надя, собирайся, - говорю я. - Извините, Алексей Игоревич, дела. С этой минуты мы с Муратом становимся единомышленниками. Если бы этопроизошло на несколько часов раньше... Монти Отуотер совершенно прав: люди - более сложная проблема, чемлавины.