Глава 23. Огонь, любовь и яблоки.

Игорь Юрьевич Зиновьев выключил компьютер, отключил телефон и захлопнул ноутбук. Хватит делать вид, что все, как прежде! Надоело. Являться каждый день в офис и заставлять себя вникать во все эти дела становилось все сложнее. Его бизнес был давно отлажен и все работало, как часы. Все принадлежащие бизнесмену предприятия приносили стабильный доход, а недавно выстроенный коттедж поражал воображение друзей и врагов. Впрочем, первых у него не было, вместо них имелись деловые партнеры, О какой дружбе может идти речь там, где крутятся такие деньги? А со вторыми всегда помогал справляться генерал Гаврилов, не за «спасибо», конечно.
Даже сына удалось наконец-то заставить вести себя более-менее прилично, приобщить великовозрастного оболтуса к делу. Когда Гаврилов позвонил ему, бизнесмен только что рассорился со своей очередной пассией, а потому вернулся из поездки на Сейшелы раньше срока и был очень-очень зол. Генерал сообщил ему о закрытии дела о групповом изнасиловании, в котором фигурировал сын Зиновьева. Вникать в детали подобной мерзости Игорь Юрьевич не стал, сухо спросил Гаврилова:
— Сколько?
— Решай сам. Это наши дети, Игорь, ты знаешь, что с ними сделают, если мальчики попадут на зону. Закрывая это дело, я рискую не только погонами, но и головой, но поступить иначе — не могу, — сказал генерал.
— Я все понял, Геннадий, спасибо. Обижен не будешь, — бизнесмен повесил трубку, а когда вернулся домой, устроил сыну грандиозный разнос.
— Твои развлечения слишком дорого обходятся! Ты уже не мальчик и должен соображать, что вытворяешь! И не смей мне возражать! — грохнул он кулаком по столу, пресекая малейшие попытки сына спорить. — С завтрашнего дня — на работу! Будешь в моем офисе старшим менеджером, зря я, что ли, твоё обучении оплачивал? Отрабатывать пора! Да и времени не будет на подобные залеты. И не вешай мне лапшу, что девчонка тебя оклеветала, я не слепой и не тупой, не первый день знаю и тебя, и этого скота Коршунова. Вот так вот, Антон, разговор окончен!

К работе сын приступил, плевался, скулил, ныл, но делами занимался. К тому же Игорь Юрьевич изрядно поприжал Антона с деньгами. Но всё это потеряло всякое значение в тот момент, когда по непонятной причине оборвался лифт. На похоронах сына жена напилась вдрызг, впрочем, это было ее естественное состояние уже долгое время. Зиновьева была алкоголичкой. Лечилась неоднократно, но по выходу из клиник снова бралась за старое. На этот путь женщину толкнула СКУКА.
Алла просто не знала, чем себя занять. Муж в ее помощи и советах не нуждался, он привык все и всегда решать сам, а походы по салонам красоты и магазинам быстро наскучили женщине, Алла никогда не страдала особым пристрастием к тряпкам и косметике. Так же равнодушно и неуважительно относится к ней Антон, беря пример с отца. Оставаясь постоянно одна, она начала искать утешение в бутылке, и сама не заметила, как алкоголизм превратился в проблему... для окружающих. Сама Зиновьева не видела в этом ничего страшного — ну выпивает она в день несколько коктейлей разной степени крепости и что? А кто в этой стране не пьет?
С каждым годом, муж бывал дома все реже, у него появлялись и исчезали молоденькие красотки разной степени модельности, а она старела в одиночестве. Во время одной из долгих отлучек Игоря в «деловую поездку», Алла сблизилась с охранником — на какие глупости только не толкнет женщину лишняя пара коктейлей? Впрочем, о содеянном Алла не жалела — молодой любовник скрасил ее унылое существование.
Обо всем этом Зиновьев знал, но не вмешивался до поры до времени. Бизнесмен его уровня обязательно должен быть женат, ведь некоторые зарубежные партнеры излишне щепетильны в этом вопросе, а Алла, при желании, могла изобразить из себя настоящую светскую львицу, была далеко не глупа и очаровывала его партнеров своими остротами. Однажды супруга попыталась устроить ему скандал, потребовав разорвать отношения с очередной моделькой, но Игорь Юрьевич нарисовал перед Аллой четкие перспективы того, что ожидает женщину в случае развода: нищета, сама дешевая халупа и полное отсутствие элитного алкоголя. Ей ничего не светит, ведь все имущество оформлено либо на сына, либо на свекра со свекровью, а те только порадуются, что ее вышвырнули за порог.
Алла все поняла и больше о разводе не заикалась. Теперь каждый из них жил своей жизнью, двое абсолютно чужих друг другу людей. ОН менял любовниц и ворочал делами, она — спивалась и спала с охранником. Антон занимался ничего неделанием. И вот сына больше нет, смерть его была кошмарной, и Зиновьев до сих пор не мог с этим смириться, а жена тонула в алкоголе, имея теперь превосходный повод для этого. Младшая их дочь училась в Лондоне, приезжала на похороны брата и тут же вернулась к занятиям. Девушка куда уютнее чувствовала себя за границей, нежели в родном доме.
Так почему он до сих пор сидит здесь? Зачем ему все это? Игорь Юрьевич вдруг понял, что заниматься делами ему хочется меньше всего, какой во всем этом смысл? Почему бы и самому не напиться? В стельку, в дрова, до поросячьего визга, чтобы забыть, как умер его сын и наследник, обо всем забыть... Зиновьев покинул кабинет, бросив секретарше, что сегодня уже не вернется, спустился на подземный паркинг и вскоре его авто стремительно мчалось в сторону коттеджа.
Бизнесмен не заметил, что за его роскошным автомобилем следовал другой, за рулем которого сидела черноволосая девушка в легком летнем сарафане, а рядом с ней парень-азиат. Третьего пассажира могли видеть только эти двое, для остальных больше в машине не было никого.

Зиновьев открыл дверь и первым, кого бизнесмен увидел — была собственная пьяная в хлам супруга. Алла сидела в кресле, стоящем в холле, глаза женщины были мутными, а взгляд устремлен в глубину бокала с остатками коктейля, который она держала в руке. Услышав шаги, Алла подняла голову, с трудом пытаясь сфокусировать взгляд на внезапно вернувшемся муже.
— И-и-и-горь, — язык заплетался, и каждое слово давалось с трудом. — Т-ты уже при-и-и-шел? Уже вечер, что ли?
— Снова, — как же он сейчас её ненавидел, такую вот: пьяную и растрепанную. — Сколько же можно пить, Алла? — бизнесмен шагнул к супруге, намереваясь отнять у нее остатки коктейля, но та на удивление ловко выплеснула напиток себе в рот и тут же выронила стакан. Тот разбился, оставив на лакированном полу кучку стекла.
— У-у-п-с, — она криво усмехнулась — Это в-в-все из-за тебя... Жалко стт-т-аканчик... И ты на меня не ори! — голос женщины взлетел до визга. — У меня сын умер, как тут не пить? Я мать, между прочим!
— Вспомнила? — презрительно хмыкнул мужчина. — Не прикрывайся смертью сына! Завтра же ляжешь снова в клинику! Меня достало твое пьянство, хватит уже!
— А п-п-ошел ты! Сам ложись в свою гребаную клинику! Как же мне это осточертело, и ты в первую очередь! — она поднялась и пьяно пошатываясь, прошла к бару, в который кто-то поставил несколько бутылок, нагло проигнорировав его указания относительно спиртного. И сейчас Алла взяла одну из них и пыталась ее открыть, но Игорь Юрьевич молча вырвал вино из рук супруги, швырнул в стену и прошипел:
— Прекращай, тебе проспаться пора! — он грубо схватил жену за руку и потащил за собой на второй этаж. Женщина пыталась вырваться, но ей это не удалось.
Зиновьев втолкнул Аллу в её комнату с такой силой, что жена потеряла равновесие и упала прямо на свою кровать. Пока она поднималась, бизнесмен захлопнул дверь и запер её на ключ. В спальне жены имелась ее личная ванная, так что заключение в комнате ей не повредит. А вот если Алла продолжит пить, то добром это точно не кончится. Когда супруга была пьяной, ему больше всего хотелось ударить её. Не просто толкнуть, а по-настоящему ударить, чтобы она в конце концов заткнулась... Но... Позволить себе понять руку на женщину он не мог, а потому просто запирал пьяную жену в спальне и выпускал только на следующее утро.

Положив ключ в карман, Игорь Юрьевич прошел в свой кабинет, водрузил на стол бутылку коньяка, которую держал как раз для таких вот случаев и налил полный бокал. В конце концов, он тоже человек и пора уже хоть как-то сбросить невероятное напряжение, охватившее его в день смерти Антона. Возможно, Алла не так уж и не права, пытаясь найти на дне бокала успокоение?
Бутылка почти опустела, а Зиновьев достал из пачки неизвестно какую по счету сигарету и щелкнул зажигалкой. Глубоко затянулся, чувствуя, как голова становится невероятно тяжелой, а глаза попросту закрываются. Все навалилось на него разом: потеря сына, алкоголизм жены, бесконечные дела и хлопоты... Сколько же можно? Единственное, чего он на самом деле хочет — уснуть...
Глаза бизнесмена закрылись, сигарета выпала из разжавшихся пальцев на ковер, дорогой и красивый, который начал потихоньку тлеть... В этот вечер прислуги дома не было, Алла отпустила всех, чтобы не мозолили ей глаза и не раздражали, а потому сейчас в коттедже их было всего трое: он, она и набирающий с каждой минутой силу огонь.
Почему не сработала пожарная сигнализация так никто понять и не смог. Пуленепробиваемые стекла превратили спальню Аллы в роскошно обставленную западню. Но свое несчастье, женщина не была настолько пьяной, чтобы провалиться в глубокий и бесчувственный сон, а потому ей пришлось на своей шкуре ощутить, что чувствовала легендарная Жанна д’Арк...
Вскоре соседи заметили дым и вызвали пожарных, спасать было уже некого - когда бригада добралась на место происшествия, коттедж уже полыхал вовсю. Огнеборцы, спешащие на вызов, не обратили никакого внимания на движущийся навстречу автомобиль, за рулем которого сидела побледневшая черноволосая девушка.

Самым сложным для Ольги было дождаться того момента, когда бушующее пламя наберет силу. Все это время она просидела, вцепившись в руль побелевшими от напряжения пальцами. Лайт увидел, как по подбородку девушки потекла кровь из прокушенной губы, но не решился протянуть руку и вытереть кровавый след. Сейчас она видела перед собой не охваченный пламенем коттедж, а этот самый дворец в ТОТ вечер.
Последний её демон — это дом. Именно сюда они тогда привезли ее, здесь небо стало цвета крови, а жизнь раскололась на две части ДО и ПОСЛЕ. Здесь Ольга прошла через самое страшное для каждой женщины, здесь часть её умерла. Как и Лайт, она стала другой, изменилась, вот только совсем не в лучшую сторону.
Когда коттедж появился перед ними, девушка невольно ударила по тормозам и машина резко остановилась. Сердце застучало часто-часто, а на лбу выступил холодный пот, Ольга вздрогнула, когда рука Ягами легла на её обнаженное плечо.
— Это всего лишь дом, который скоро сгорит, Ольга.
— Я знаю, — внезапно голосом сказала она и облизнула пересохшие губы. — Это просто дом.
— Может, я сяду за руль? — предложил он, видя, как она побледнела и вцепилась в баранку.
— Нет, всё нормально, — Ольга глубоко вздохнула. — Подъехать ближе?
— Немного, чтобы всё было хорошо видно, — Лайт сжал её плечо. — Я рядом, не забывай об этом.
Она молча кивнула и снова завела двигатель. Потом она вписала их имена перед расписанным Лайтом сценарием и, не отрываясь, смотрела, как воплощается в реальность то, что родилось в богатом воображении Киры.

Сейчас они возвращались домой, но она так и не смогла полностью овладеть собой, а потому по рассеянности свернула в противоположную от нужной сторону. В реальность девушку вернула опустившаяся на плечо холодная рука синигами и его восхищенно требовательный возглас.
— Стоп!
Машинально подчинившись приказу-просьбе, Ольга вопросительно обернулась к Рюку, но бог смерти почему-то утратил дар речи и молча протянул руку, указывая на... раскинувшийся по обе стороны от дороги яблоневый сад. Деревья были усыпаны налившимися плодами разного цвета и размера, и синигами взирал на это божественное зрелище горящими от восторга глазами.
— Вы тоже это видите? — тихо, почти шепотом, спросил Рюк. — Или я просто так сильно успел соскучиться по яблокам, пока ваш костерчик разгорался, и вижу то, чего на самом деле нет?
— С тобой все в порядке, Рюк, — девушка невольно улыбнулась, глядя на выражение лица синигами. — Это фруктовый сад.
— Вот как? — задумчиво протянул бог смерти, — ну тогда вот что. Там, чуть дальше, посадочка есть, — он указал рукой на расположенную неподалеку густую лесопосадку. — Вот там меня и подождете, а я скоро! — синигами прошел сквозь дверцу автомобиля и, размахивая крыльями, с невероятной скоростью помчался к саду.
— Не думаю, что он скоро вернется, — усмехнулся Лайт, наблюдая, как бог смерти влетает в сад. — Поехали к посадке, не стоять же на солнце. Тем более, ждать мы его будем долго. Столько яблок сразу — истинный рай для Рюка!

Девушка послушно тронулась с места и через пару минут остановила автомобиль в густой тени деревьев. С дороги их машину видно не было — лесопосадка оказалась старой и заросшей, кусты надежно скрывали их от посторонних глаз. Двигатель затих, и Ольга наконец-то отпустила руль, откинулась на сиденье и закрыла глаза.
— Это было непросто, Лайт, — тихо обронила она. — Возвращаться в прошлое всегда тяжело, особенно в такое.
— Я знаю, — он осторожно коснулся кончиками пальцев ее подбородка, где уже успела засохнуть кровь. — Сложно было не заметить.
— Знаешь, не так давно я мечтала, что когда-нибудь такой дом будет и у меня... Как на картинках в глянцевых журналах Светланы. Просто хоть раз побывать в таком до одури хотелось... Побывала... — так же грустно продолжила девушка.
— Дома больше нет, Ольга, — его рука сжала ее пальцы. — Вместе с ним сгорели и воспоминания. Отпусти их. Их место там, среди обгоревших стен и остывающего пепла.
— Ты прав, — она открыла глаза, повернулась к Ягами и попыталась улыбнуться. — Давай тему сменим, что ли? — девушка достала из сумочки, лежащей между сиденьями, влажную салфетку и, глядя в зеркальце, стерла кровавый след с подбородка. — Так лучше? — вопросительно глянула на Киру.
— Намного, а то ты на вампира похожа была, из голливудских ужастиков, — Лайт улыбнулся, предлагая и ей перевести все в шутку.
— Такая же кровожадная? — сузив глаза, спросила она.
— Нет, такая же красивая, — он провел ладонью по её щеке, — сексуальная, чарующая, опасная...
— Лайт, — она перехватила его руку, плавно опускающуюся по шее к обтянутой сарафаном груди. — Что ты делаешь? Рюк в любую минуту может вернуться, да и вдруг кто-то увидит...
— Кто? — вопросительно изогнул бровь Ягами. — С дороги нас не видно, стекла тонированы, а насчет Рюка — ближайший час мы его вряд ли увидим. Столько яблок не каждый день встречаются. Лучший способ избавиться от мрачных мыслей и тягостных воспоминаний — заняться чем-то приятным, и я даже знаю, чем.... Иди сюда, — он поманил Ольгу к себе, и та отстегнула ремень безопасности и осторожно перебралась к нему на колени, обвила шею Киры руками, заглянула в глаза.
— А ты уверен, что это поможет?
— Полностью, — Лайт обнял её и осторожно поцеловал, слегка касаясь губ, поддразнивая и разжигая в ней огонек желания.
Не отрываясь от губ девушки, Ягами опустил вниз лиф ее сарафана, благо отсутствие бретелей упрощало дело. Она подалась к нему, наслаждаясь прикосновением осторожных, умелых рук и поспешно расстегнула его рубашку. Желание, порожденное отчаянием, стремлением забыться, становилось все сильнее. Тонкое белье позволяло в полной мере ощущать, что и Лайт возбужден ничуть не меньше. Его руки проникли под прикрывающий бедра девушки сарафан, пробежались по их внутренней стороне, забрались под шелковую ткань трусиков, заставив ее застонать и самой отыскать его губы, скользнуть ладонями по плечам и груди парня, прижаться к нему всем телом, вбирая его запах, дыхание, стук сердца.
— Лайт, — выдохнула Ольга, касаясь кончиком языка его шеи, заставляя Киру вздрагивать, — я хочу тебя, — её руки расправляются с молнией на его брюках и через секунду тела сливаются, а с губ девушки срывается громкий стон.
— Я сделаю все, чтобы ты забыла о прошлом, — прошептал Лайт, двигаясь в её теле, заполняя её всю, и чувствуя, как идеально они подходят друг другу. Ему так хорошо было сейчас, что и он не мог сдерживать то и дело вырывающиеся из груди стоны. Её распущенные волосы щекотали его обнаженную грудь и живот, делая удовольствие еще острее...
— Не спеши, — он заставил её замедлить движения. — Я хочу продлить удовольствие, но если ты не остановишься, я не смогу долго сдерживаться, — он застонал, снова погружаясь в ее тело. — Так слишком хорошо, Ольга...
— Да, — выдохнула она, уже плохо осознавая, где они сейчас находятся, да и неважно это было. Так они еще никогда не занимались любовью, так глубоко он в нее еще не проникал и как же сложно послушаться его совета... Нет, невозможно...
Сдавленный стон сорвался с полуоткрытых губ, тело выгнулось, ногти снова впились в его плечи. Он сам застонал глухо, зарывшись лицом в ее волосы и до боли сжимая зубы на ее шее — слишком уж острым было удовольствие на этот раз, невероятно сильным.
— Ты меня не послушалась, — сказал он, тяжело переводя дыхание и любуясь следом от своих зубов на ее шее, — но я не обижаюсь. Только вот вампир здесь я, оказывается.
— Почему? — спросила она, не поднимая головы с его плеча, к которому припала в самый острый момент. — Ты о чем?
— Да так, — он провел рукой по ее шее, отодвигая в сторону волосы, — в первый раз укусил девушку. Мда... — на щеках Ягами вспыхнул румянец, — прости...
— За что? — она поцеловала его в шею. — Всё было здорово.
— Слишком здорово. Это все из-за отсутствия Рюка, — он улыбнулся. — Мы ведь постоянно помним, что зловредный синигами трескает яблоки в соседней комнате, вот и сдерживаем сами себя, — Лайт поцеловал ее в краешек губ. — А сейчас Рюка нет, и мы забыли о контроле. Сегодня ты впервые сказала, что хочешь меня — чертовски приятно было это слышать...
— Вырвалось, — девушка улыбнулась. — Никогда не думала, что скажу парню подобное.
— Не вздумай начинать стыдиться, — он шутливо шлепнул ее по бедру, не больно, слегка касаясь. — Так и должно быть: никаких запретов, никаких рамок, ты можешь говорить и делать все, чего в данный момент хочется.
— Хорошо, — Ольга осторожно коснулась простреленного плеча. — Всё еще болит?
— Почти нет, — он пошевелил рукой, — видишь все уже нормально. Да и пора ему зажить, запястье и бок давно уже не беспокоят.
— Те раны были поверхностные, — девушка очертила круг около шрама на боку Лайта. — А плечо — навылет.
— Главное, что все это уже зажило, Ольга, а позволять еще раз стрелять в себя не собираюсь никому. Это было больно, — он невольно вздрогнул, вспомнив, как разрывала его тело боль. Тогда он застонал: «Как больно, кто-нибудь...» Но хватит этих воспоминаний, таких неуместных сейчас, когда их тела продолжают оставаться одним целым, а ее голова лежит на его плече. Он неоднократно повторял Ольге, что прошлое должно остаться в прошлом, так пора уже и самому последовать собственному совету.

Рюк был счастлив. Беспредельно, безумно, невероятно счастлив. Яблоки. Они были повсюду, они блестели, манили, благоухали... Зеленые, красные, желтые, круглые, овальные, сплюснутые с боков... Их десятки сотни, тысячи и все они смотрят на него и зовут синигами к себе. Глаза разбегались, а руки дрожали от переполнявшего нетерпения. С какого же из них начать? С вот этого круглого и красного или с вон того — слегка вытянутого и зеленого? Синигами переводил взгляд с яблока на яблоко, а потом сорвал сначала одно, потом второе и стал откусывать поочередно от каждого фрукта.
— Слышь, Санёк, глянь-ка вон туда, — один из сторожей этого сада тронул напарника за плечо, отрывая того от очень ответственного занятия — наполнения водкой двух граненых стаканов. — Я походу, больше не пью.
— Какого хрена под руку толкать, Леха? Тебя чё, развезло уже? — недовольно отозвался сторож.
— Сам посмотри, — в голосе Лехи звучал панический страх и Александр повернулся посмотреть, что же так испугало бывшего десантника. «И пусть только это будет какая-то хрень, башку сверну!» — родилась в голове сторожа мысль и тут же скончалась, стоило ему бросить взгляд в указанном направлении.
С деревьев исчезали яблоки. Сами по себе. Молниеносно испарялись со сверхъестественной скоростью, Создавалось впечатление, будто кто-то невидимый идет по саду и аннигилирует фрукты, перебрасывает их в какой-то параллельный мир.
— Это что за херь? — Александр невольно схватил напарника за плечо. — Куда яблоки деваются?
— Хер его знает, Сань. Слушай, а если эта херня к нам прикоснется мы тоже того... исчезнем? — глаза Алексея стали огромными, а зубы отбивали дробь.
— Не знаю, откуда оно вообще взялось? — почти шепотом спросил Саня.
— Подойди и спроси у него, — дрожащим голосом ответил напарник. Они оба стояли словно прикованные к месту и не могли отвести глаз от продолжающих исчезать яблок.
Рюк услышал испуганные голоса и отвлекся на секунду от уничтожения фруктов. На него смотрели, не видя, естественно, самого синигами, двое мужчин, на испитых лицах которых был написан панический ужас. Бог смерти знал, что они видят только исчезающие плоды и это его невероятно забавляло. А почему бы немного не пошалить? Когда еще выпадет такая возможность?
Исчезновение плодов продолжалось, невидимый яблоневый плодожер бесшумно и неотвратимо приближался. Каждому из мужчин было слышно, как стучат их сердца, и с каждой минутой все сильнее хотелось сорваться с места, забежать в сторожку и закрыться на все замки. Однако пока никто не решался сделать первый шаг, показать свой страх, нет ужас, напарнику. Неизвестно сколько бы они так простояли, но вдруг из ниоткуда прилетел пущенный чьей-то невидимой рукой огрызок и угодил прямо в лоб Александру. Второй огрызок через секунду впечатался в лоб Алексея. Этого нервы сторожей уже не выдержали: отталкивая друг друга, они помчались к сторожке, буквально влетели в нее и с треском захлопнули дверь, мгновенно задвинув засов.
— Ск-у-у-у-чно, — обиженно протянул Рюк, видя, что мужчины скрылись в маленьком дощатом домике. — А я только начал веселиться, — синигами разочарованно вздохнул, но тут же перевел взгляд на яблоки. Их оставалось еще так много, а он больше не мог съесть ни одного. Но уйти отсюда с пустыми руками? Это выше его сил! Вот если бы можно было взять сад с собой.... Стоп! — Рюк хлопнул себя ладонью по лбу. — Вот же оно!
То, что происходило в саду дальше, едва не сделало обоих сторожей соседями по палате одного лечебного учреждения закрытого типа. Сначала стакан с налитой водкой поднялся в воздух, а потом хряпнулся об стену. Словно кому-то не понравился запах или вид содержимого. Следом отправился второй стакан и бутылка. Потом в воздух поднялся один из пустых мешков, лежащих около сторожки, и быстро устремился в сторону деревьев. Мешок перемещался от дерева к дереву, постепенно наполняясь, но КТО его наполнял? Сколько они простояли, невольно вцепившись друг в друга, сторожа не знали. Но наконец-то мешок, забитый под завязку, медленно поплыл к выходу из сада, кое-как перевалился через ограду и исчез из виду с другой стороны дороги.
— Это разбило нашу водку, — выдавил из себя Александр.
— Ага, — Алексей сглотнул. — Знаешь, будь я один, решил бы, что белка..
— Точно, но мы оба это видели. Знаешь что, Лех, я больше не пью. Нах, не хочу в дурку загреметь!
— Верно говоришь, — согласно кивнул напарник.
Их жены так никогда и не узнали, что благодарить за полное излечение мужей от алкоголизма они должны бога смерти, теряющего рассудок при виде яблок.

— Ой, Лайт, Рюк возвращается! — Ольга заметила приближающегося синигами. — Он что-то тащит и не летит...
Она быстро правила сарафан и поспешно скользнула на свое место. Щеки девушки покрыл румянец смущения, она глянула в зеркальце, ужаснулась собственному растрепанно-счастливому виду и попыталась кое-как пригладить волосы. Ягами хмыкнул, застегнул молнию на брюках, а возиться с пуговицами на рубашке не стал — все равно не успеет их все застегнуть, да и не девица он, чтобы синигами стесняться. К тому же, Рюк находился уже совсем рядом с машиной, он не летел, подняться в воздух богу смерти мешал большой мешок, забитый под завязку. Ни лице синигами было написано такое счастье, что сомневаться в содержимом мешка не приходилось.
— Похоже, наш бессмертный друг решил прихватить с собой добрую часть сада, — Лайт улыбнулся, а потом расхохотался в голос, наблюдая, как материализовавшийся в машине синигами пытается протащить в салон мешок, не отрывая дверей авто. Но, даже находясь в руках бога, сам мешок божественной силой не обладал, а потому не желал следовать в автомобиль за своим хозяином..
— Очень смешно, — пробурчал Рюк. — Лучше дверь открой!
— Рюк, — Лайт поморщился. — Мне кажется, нужно яблоки в багажник отправить. Там им место.
— Что?! — негодующе воскликнул синигами. — Мои яблоки в багажник? Им ТАМ место? Лайт, ты что, совсем того? — Рюк красноречиво покрутил пальцем у виска. — Это ТЕБЕ там место, а яблоки будут рядом со мной. Лучше открой эту чертову дверь!
Ягами послушно протянул руку и открыл дверцу. Синигами втащил мешок в машину, осторожно устроил его на заднем сиденье и сам откинулся рядом с совершенно счастливым видом. Но молчал Рюк недолго. Скользнул пристальным взглядом по взлохмаченному Лайту в полностью расстегнутой рубашке, повернулся в сторону покрасневшей девушки и ехидно спросил.
— Лайт, у вас что, кондиционер сломался?
— С чего ты это взял? — Кира отбросил упавшую на глаза челку.
— Так чего ты разделся, растрепанный весь и мокрый? Вроде не жарко? Или жарко? — синигами хихикнул.
— Слушай, а тебе какое дело? — нотки предостережения зазвучали в голосе Киры.
— Да никакие, за тебя беспокоюсь, плохо без кондиционера... ты же всего лишь человек, это мне все равно, — с видом оскорбленной добродетели произнес синигами.
— С кондиционером все в порядке, ясно! Ты готов ехать? — спросил Лайт.
— Конечно готов, — Рюк любовно погладил мешок, от которого одуряюще пахло яблоками. — Чего стоим? Кого ждем?
— Поехали домой, Ольга, — Ягами улыбнулся девушке, погладил ее по плечу, легонько сжал кисть.
Она молча кивнула и завела двигатель. Найти в себе силы посмотреть на синигами Ольга так и не смогла, но пережитое недавно удовольствие стоило испытываемой сейчас неловкости. Если цена за него — пылающие щеки, она готова её заплатить.

Глава 24. Финальный отсчет.

Голос диктора был полон такой глубокой, искренней печали, что у телезрителя невольно сжималось сердце. «И снова наш город понес невосполнимую утрату. На этой неделе смерть уже шестой раз посетила нас, обрывая жизни самых выдающихся граждан. Не так давно мы провожали в последний путь четырёх молодых людей, а теперь прощаемся с теми, кто подарил им жизнь.
Сегодня страшный пожар вырвал из наших рядов Игоря Юрьевича Зиновьева и его супругу Аллу Васильевну. Вот во что превратил огонь прекрасный коттедж, — на экране возникли обгорелые стены, лопнувшие стекла — видеоряд был подобран со знанием дела. — К огромному сожалению, пожарные подоспели слишком поздно, спасти чету Зиновьевых не удалось.
Напомним, что совсем недавно так же внезапно оборвались жизни господина и госпожи Толстых, генерала Геннадия Гаврилова и его супруги. Складывается впечатление, что над городом нависло чье-то проклятие, и кто-то жестокий и бездушный хладнокровно лишает нас тех, кем город гордился, кто не покладая рук, трудился для нашего всеобщего блага. Никакой связи между погибшими не было, кроме того, что их дети были дружны и часто проводили время в одной компании. Ведется следствие, по...»
Экран внезапно погас, потому что Лайт щелкнул пультом, выключая телевизор — слушать дальше эту белиберду не хотелось.
— Ищите, — по губам Киры скользнула холодная, полная презрения улыбка. — Ловите сами себя за хвост. Ваша полиция мало чем отличается от токийской, Ольга, — те точно так же безуспешно пытались поймать Киру. Правда, последние пять лет я ловил себя сам. Единственный, кто мог бы разобраться во всем этом, отыскать истинную причину всех смертей — белобрысый крысеныш Ниа, но его, к счастью, здесь нет. К тому же, мы были очень осторожны и почти не повторялись. Даже если бы Ниа и захотел — не смог бы доказать твою вину, хотя бы просто потому, что не сумел бы тебя найти, — он поцеловал девушку, которую все это время держал в объятиях, в шею. — На этот раз все будет по-нашему, Ольга, я умею делать выводы из своих ошибок.
— Я просто хочу, чтобы вся эта история поскорее закончилась, — она закрыла глаз, опуская голову на его плечо. — Я устала, Лунный свет...
— Я знаю, — он нежно погладил её по щеке. — Тетрадь смерти это не только власть над жизнями других, это еще и очень нелегкая ноша. Я рассказывал, что сделала со мной Тетрадь в прошлый раз, кем я стал и как умер. Ещё раз такое не повторится. Осталось последнее — отправить на тот свет Коршунова старшего и его драгоценную супругу, а потом все закончится. Интересно, Рюк сможет утащить в свой мир те яблоки?
— Он их слопает, Лайт, нечего будет забирать, — девушка улыбнулась, но тут же снова стала серьезной. — У тебя есть идеи, как покончить с Коршуновыми? — она невольно вздрогнула, произнося вслух эту фамилию. Именно с покойного Сергея Коршунова все и началось в тот злополучный вечер, его родителями все и должно закончиться.
— Кое-что вырисовывается, — Ягами крепче прижал Ольгу к себе, прекрасно понимая, что она сейчас чувствует. — Выброси их из головы, лучше чай мне принеси, хорошо?
— Как скажешь, — она встала и послушно отправилась на кухню, исполнить просьбу Лайта. По пути девушка бросила взгляд на балкон. Рюк находился там — раскладывал яблоки по коробкам, любуясь их красотой, вдыхая божественный аромат и удивляясь, почему их количество неуклонно сокращается? Он же только попробовал вот это и еще, пожалуй, во-о-о-н то...
Лайт раскрыл Тетрадь, взял ручку и задумался, глядя на пустую, пока что, страницу. Какую же смерть выбрать для многоуважаемого вице-мэра? Внезапным озарением вспыхнуло воспоминание о папке компромата с компьютера Гаврилова-младшего. Там была информация не только о генерале, но и кое-какие сведения о родителях своих дружков. Те самые факты, которые обычно тщательно скрывают от общественности. Ну не положено обывателям знать, что жена богатейшего бизнесмена Зиновьева — алкоголичка, что у Георгия Толстых были брат и сестра, трагически погибшие в раннем детстве, а его мать не совсем здорова психически. В каждой семье есть свои скелеты в шкафу и обо всем этом покойный Эдуард знал. Была среди этих файлов информация и о семье Коршуновых.

Федор Владимирович Коршунов достал из встроенного бара бутылку и наполнил стакан благоухающим французским коньяком. То была уже третья порция за сегодня, но своего обычного действия алкоголь на мужчину не оказывал. Голова была трезвой, а страх никуда не исчезал. Страх? Нет, ужас, всепоглощающий, панический, пробирающий до костей. Ощущение приближающегося несчастья не покидало Коршунова ни на минуту.
Этот страх родился в нем после смерти ресторатора Толстых и его супруги. Если самоубийство Гаврилова еще можно было пояснить логически — генерал сам себя загнал в тупик, и единственным выходом было пустить себе пулю в висок. Его стерва-жена, которую Коршунов всегда ненавидел, загнулась от сердечного приступа, что тоже было неудивительно, учитывая, что проблемы с сердцем у женщины были уже давно. Это можно пояснить естественными причинами. А вот последние смерти Толстых не лезли ни в какие ворота! Ни у кого из них не было заболеваний сердечно-сосудистой системы, а проблемы с психикой возникли у Марии только после смерти Георгия, но оба они умерли в один и тот же день и от сердечных приступов. И ни хрена это не естественные смерти! Дальше — сгорели Зиновьевы, оба. Почему не сработала сигнализация? Как такое вообще могло произойти, ведь систему устанавливали профессионалы и проверяли не один раз!
У Коршунова, как у матерого, испещренного шрамами волка, с каждой секундой обострялось чувство, что вокруг него сжимается невидимое кольцо.
Сначала погибли их дети, мужчину до сих пор пробирала дрожь, стоило ему вспомнить, как умер Сергей, а потом пришла очередь родителей... Если бы он верил во всю эту, модную нынче мистическую белиберду, то принял бы версию чьего-то проклятия. Потому что найти иное объяснение этому мору, прокатившемуся по городу, невозможно.
Сейчас в живых оставались только они с женой, но как долго он еще будет встречать рассвет? Какой день станет для него последним? Чувство опасности усиливалось с каждой секундой, но враг продолжал оставаться невидимым, неосязаемым, но от этого не менее безжалостным и страшным.
И как всегда с ним случалось — страх превратился в ярость, кулаки невольно сжались, вены вспухли и запульсировали на висках. Он плеснул еще коньяка в стакан, зная, что опьянение все равно не наступит, так расслабиться не удастся. Что ж, значит, будем успокаиваться по-другому...

Екатерина Сергеевна Коршунова сидела в кресле, держа в руках старую фотографию. Этому фото было уже двадцать пять лет. На нем она, молоденькая, стройная, в белоснежном платье и длинной фате, счастливо улыбается в объектив, стоя рядом с таким же молодым, улыбающимся Федором. День их свадьбы. Как она тогда была наивна, верила каждому слову своего избранника, активиста городской комсомольской организации. И среди всех многочисленных девушек, окружавших восходящую звезду политического Олимпа, он выбрал её — скромную старшую вожатую одной из городских школ.
Они познакомились на одном из мероприятий, проводимых горкомом комсомола. После официальной части состоялся банкет, на котором они оказались рядом за столом. Потом Федор проводил её домой и так закрутился с бешеной скоростью их бурный роман.
Он сделал ей предложение после трех недель знакомства, стал её мужем и единственным мужчиной в жизни Екатерины. Девушке казалось, что она вытащила счастливый билет: муж стремительно делал карьеру, поднимаясь по политической лестнице, материальных проблем молодая семья не знала, ведь партия всегда заботилась о своих верных сынах. Катерина быстро забеременела и родила Сереженьку, Федор был невероятно горд наследником, вот только к супруге почему-то резко охладел.
А потом сказка стала стремительно превращаться в кошмар. Первый раз муж ударил Катю, когда вернулся поздно вечером, почти ночью, с очередного заседания, закончившегося, как уже повелось, длительным застольем. Позвонить ей и предупредить, что задержится, Федор даже не подумал, а когда Катерина высказала ему свои претензии, повысив голос, потребовал, чтобы женщина не лезла к нему со своими упреками. Она не послушалась, и через минуту хлесткий удар по щеке заставил Катю схватиться за лицо и отшатнуться от мужа, смотрящего на нее полными злобы и ярости глазами.
— Никогда не смей меня пилить! Твое дело — сидеть дома и воспитывать сына, поняла? В мои дела соваться не советую! — его крик разбудил не так давно уснувшего сына и ребенок заплакал. Она хотела пойти к малышу, но муж схватил женщину за плечи и встряхнул грубо раз и другой. — Ты все поняла? Всё?
— Отпусти меня, Федя, — в голосе Катерины смешались страх и мольба. — Сереженька плачет, — сдержать слезы, текущие по лицу, она даже не пыталась.
Руки Коршунова разжались, он оттолкнул Катерину от себя, женщина с трудом устояла на ногах и поспешила в детскую, глотая слезы и давая себе слово завтра же уйти от мужа.
Она говорила подобное не раз и не два. Каждое следующее утро начиналось с его пылких извинений и клятвенных заверений, что больше он НИКОГДА так не поступит, ни в коем случае не поднимет на нее руку. Екатерина простила Федора в тот, самый первый раз, прощала и во все последующие. Замазывала синяки тональным кремом, надевала огромные солнцезащитные очки, не выходила из дома неделями, поясняла врачу перелом руки и ребер тем, что споткнулась и упала с лестницы.
Любовь ли это была? Нет. Безысходность, безволие, страх. Её родители погибли в автокатастрофе, братьев и сестер у Катерины не было, а собственную квартиру она потеряла сразу после свадьбы. Тогда они обменяли его двухкомнатную и ее однушку на трехкомнатную с доплатой, и Федор был ответственным квартиросъемщиком. Идти ей было некуда, образования, кроме среднего, Екатерина не получила и ни имела никакой профессии. Ей не хватало силы воли разом все оборвать, уйти, начать жизнь с нуля. Да и у Сереженьки обязательно должен быть отец и все возможны