Реакциями эмоциональной чумы

а) В сфере мышления

Мышление генитального характера ориентировано на объективные факты и процессы: он отличает существенное от второстепенного и пытается выявить и устранить иррациональные эмоциональные искажения. Это заложено в его природе, которая функциональна, а не механистична и не мистична. Суждение — есть результат мыслительного процесса: рациональное мышление принимает факты, аргументируя ими свою позицию, и учитывает факты, выступающие в качестве контраргументов.

Надо отметить, что невротический характер в своем мышлении тоже старается исходить из объективных процессов и фактов. Но, поскольку наряду с рациональным мышлением всегда имеет место сексуальный застой, образующий с ним сложное сочетание, невротический характер при этом будет ориентироваться еще и на стремление избежать неудовольствия. В таком случае мыслительный процесс, который может вызвать неудовольствие или противоречить системе взглядов, скажем, компульсивного невротика, будет развиваться так, что человек различными способами постарается избегать или станет размышлять таким образом, что рациональная цель станет недостижимой. К примеру, любой страстно желает мира. Однако поскольку процесс мышления происходит по большей части в невротических характерных структурах, а значит, одновременно имеет место страх свободы и страх ответственности (страх удовольствия), мир и свобода обсуждаются с формальной, а не содержательной точки зрения. Наиболее явные и самоочевидные жизненные факты, которые действительно представляют естественное основание мира и свободы, будто намеренно не замечаются; важные связи между различными фактами тоже упускаются из виду. Так, например, хорошо известные факты, свидетельствующие, что политика разрушительна, а человечество неблагополучно с психиатрической точки зрения, никак не увязываются со здравой необходимостью в оптимальном социальном самоуправляющем механизме. Таким образом, два наиболее хорошо известных и, в общем, весомых факта сосуществуют бок о бок и совершенно несвязанно друг с другом. Причина в следующем: соотнесение этих фактов неизбежно и незамедлительно породит призыв к практическому изменению повседневной жизни. Невротический характер может подтвердить идейную необходимость таких изменений, но практических перемен он боится: его характерный панцирь не позволяет изменить образ жизни, ставший уже привычным. В связи с этим он согласится с критикой иррациональности в обществе и науке, но практически ничего менять не станет: не внесет никаких изменений в соответствии со своей критикой, не возьмется за передел себя и общества, а также не станет создавать социальный центр необходимых реформ. Очень часто происходит так, что характер, выражающий согласие с идейной точкой зрения, на практике становится яростным оппонентом того, кто действительно пытается осуществить исполнение реформ. В этом случае пограничная линия между невротическим характером и зачумленным индивидом становится нечеткой и расплывчатой.

Подверженный эмоциональной чуме индивид не пассивен — он отличается от невротического характера активной социальной деятельностью, которая в той или иной степени служит разрушению жизни. Его мышление совершенно затуманено иррациональными концепциями и по сути дела детерминировано иррациональными эмоциями, правда, оно, как и у генитального характера, полностью созвучно его действиям (в отличие от невротического характера, мышление которого диссоциировано с действием). Однако при эмоциональной чуме выводы всегда готовы раньше самого процесса размышления: мышление не служит, как это бывает в сфере рационального, тому, чтобы сделать точное заключение, оно в данном случае, скорее, предназначено для того, чтобы подтвердить уже существующее иррациональное «мнение» и рационализировать его. Обычно это называется «предубеждением», но при этом упускается из виду, что такая предубежденность обладает весьма ощутимыми социальными последствиями и что это очень распространенное явление, которое часто встречается на практике и которое синонимично тому, что называется «инерцией и традицией». Подобное положение дел несоотносимо с рациональным мышлением, то есть совершенно нетерпимо при рациональном образе мыслей, который всегда стремится покончить с этим явлением. Эмоционально зачумленное мышление не приемлет аргументов, у него есть собственная техника в собственной сфере, оно обладает собственной «логикой» и по этой причине производит впечатление рациональности, хотя на самом деле вовсе не рационально.

Строгий авторитарный педагог, к примеру, отмечает, вроде бы логично и корректно, что дети бывают непослушными. В этом узком контексте подобное заключение кажется вполне справедливым. Но если рациональное мышление объясняет это непослушание тем иррациональным образом мыслей, который приносит свои социальные плоды, проникая в образование, то сталкивается с неприятием подобных выводов, и это именно та точка, в которой иррациональный характер зачумленного мышления становится очевидным.

Еще один пример: навязанное моралью сексуальное вытеснение порождает вторичные влечения, вторичные влечения делают необходимым моральное подавление. Само по себе каждое заключение здесь логично. Если теперь предложить кому-то, отстаивающему необходимость вытеснения, устранить вторичные влечения путем высвобождения естественного удовлетворения, то придется прорываться в систему мышления зачумленного индивида, поскольку реакции последнего по обыкновению будут непонимающими или некорректными, в этом случае можно натолкнуться на иррациональные аргументы, молчание или даже ненависть. Для такого человека эмоционально важно, чтобы вытеснение, как и вторичное влечение, продолжало существовать. Каким бы парадоксом это ни казалось, причина проста: он боится естественных импульсов. Его страх — это иррациональная движущая сила, лежащая в основании всей мыслительной системы, которая сама по себе может быть и логичной, но это тот же самый страх, который направляет человека к опасным действиям, если кто-то всерьез угрожает его социальной системе.

б) В сфере действий

Мотив, цель и действие генитального характера гармоничны; мотивы и цели имеют рациональную, то есть социальную направленность. Основываясь на своей преимущественно биологической природе, мотивы и цели направлены на улучшение условий жизни и условий жизни других людей: это то, что мы называем «социальными достижениями».

При невротическом характере способность к деятельности регулярно снижается, потому что мотивы лишены аффекта или противоречивы. Поскольку иррациональность невротического характера, как правило, прочно вытеснена, он вынужден постоянно бороться с ней. Именно эта борьба уменьшает его способность действовать. Он страшится дать себе свободу при любой активности, потому что никогда не уверен в том, что не прорвутся садистские или другие патологические импульсы. Как правило, он страдает, если понимает, что сдерживает свое витальное функционирование, но при этом, однако, не испытывает зависти к здоровым индивидам. Его позиция такова: «Мне не везет в жизни, но мои дети будут жить лучше». Эта позиция делает его «стерильным» зрителем, симпатизирующим и не препятствующим прогрессу.

Индивид, зараженный эмоциональной чумой, смотрит на вещи иначе. Мотив его действия всегда вымышлен, он никогда не бывает актуальным, независимо оттого, сознается или не сознается актуальный мотив. Цель тоже не идентична реальной цели. Предполагаемой целью германского фашизма, к примеру, было «сохранение миролюбивой германской нации», а реальной — основанной на характерной структуре — была империалистическая война, покорение мира и ничего кроме этого. Основная характеристика охваченного чумой индивида состоит в том, что он серьезно и честно верит предполагаемой цели и мотиву. Мне бы хотелось подчеркнуть, что невозможно понять характерную структуру пораженного чумой индивида, если не отнестись серьезно к следующим фактам: зачумленный индивид действует под влиянием структурной компульсии; независимо от того, насколько благородны его побуждения, он не может выбрать никакой другой образ действий, кроме обусловленного эмоциональной чумой; этот образ действий столь же присущ ему, сколь присуща генитальному характеру потребность в любви и истине; пораженный чумой человек, защищенный субъективной убежденностью, не понимает что его действия приносят вред, и не страдает от этого. Мужчина может добиваться опеки над ребенком, потому что ненавидит жену, которая, скажем, неверна ему. При этом он честно верит в то, что действует «в интересах ребенка», а скорректировать свою позицию неспособен, даже если ребенок страдает без матери и даже если он от этого болеет. Пораженный чумой отец будет тщательно вырабатывать всевозможные рационализации, чтобы сохранить уверенность, что он, забирая ребенка от матери, действует «исключительно для его блага». Такой отец не может понять, что реальный мотив его действий — садистское наказание матери. Зачумленный человек, в противоположность невротическому характеру, постоянно испытывает сильнейшую зависть и смертельную ненависть ко всему здоровому. Старая дева с невротическим характером живет уединенно и не вмешивается в любовную жизнь других девушек. Зачумленная старая дева относится к счастливой любви других представительниц своего пола нетерпимо, скажем, если она работает воспитателем в школе, то будет делать все, что в ее силах, чтобы лишить девушек способности переживать счастье любви. Это относится к любым жизненным ситуациям. Пораженный чумой характер при любых обстоятельствах и любыми способами будет стараться так изменить окружающих людей, чтобы ни в коем случае не был задет его образ мыслей и жизни. Он воспринимает все, что противоречит его образу жизни, как провокацию и постоянно борется с этим. Такая позиция особенно заметна у аскетов, которая выражается следующим образом: «Другие не могут быть счастливее меня, они должны страдать так же». Эта исходная позиция в каждом случае так хорошо закамуфлирована идеологией или жизненной теорией, которая сама по себе кажется логичной, что необходим большой опыт, чтобы обнаружить и раскрыть ее. Надо сказать, что европейское образование — от начала столетия и до наших дней — следовало этому принципу.

в) В сфере сексуальности

По своей сути сексуальная жизнь генитального характера определяется базовыми естественными законами биологической энергии. Для генитального характера радость очевидного счастья в любви к другим само собой разумеющийся факт, как и полное равнодушие к извращениям и отвращение к порнографии. Генитальный характер легко определить по легкому установлению контакта с здоровыми детьми. Согласно его структуре, совершенно нормален тот факт, что интересы детей и подростков в значительной степени носят сексуальный характер, и это основано на биологических фактах. Это отношение спонтанно, независимо от того, понимает ли это сам человек. В современной социальной жизни существующие авторитарные институты, остерегаясь именно таких отцов и матерей — живут ли они при поддержке благоприятного окружения, или нет — выставляют как преступников и обращаются с ними соответствующим образом, в то время как они заслуживают как раз противоположного — максимальной социальной защиты. Они формируют в обществе центры, из которых когда-нибудь выйдут рационально действующие воспитатели и врачи. Основу их жизнедеятельности составляет сопутствующее им счастье в любви. Уже сегодня родителям, которые хотели бы позволить детям жить в полном соответствии со здоровыми естественными законами, угрожает опасность попасть под влияние аскетов и потерять своих детей.

Невротический характер живет в сексуальном отчуждении или скрыто вовлекается в перверсивные действия. Его оргастическая импотенция сопровождается страстным стремлением к счастливой любви. Сталкиваясь с сексуальной проблемой, он реагирует на нее не ненавистью, а скорее — тревогой. Его панцирь направлен только на собственную сексуальность, а не на сексуальность других людей. Его стремление к оргазму часто заключено внутри культурных и религиозных идеалов, мало гармонирующих со здоровым обществом. Обычно он активен в кругах или группах, не оказывающих заметного социального влияния. Многие подобные группы имеют несомненную культурную ценность, но не могут внести своего вклада в проблему массовой психической гигиены, потому что массы придерживаются гораздо более определенного отношения к вопросу естественной любовной жизни, нежели эти сообщества.

Описанная выше базовая установка сексуально ущербного невротического характера при определенных условиях может в любой момент принять форму эмоциональной чумы. Обычно происходит следующее: вторичное влечение, которое сдерживается с помощью культурных и религиозных идеалов, прорывается. Сексуальность пораженного чумой индивида всегда тесно связана с садизмом и порнографией из-за сосуществования сексуальной похотливости (благодаря неспособности получить сексуальное удовлетворение) и садистской морали. Такова данность структуры этого типа. Он не может изменить ее, даже если обладает пониманием и знаниями, и не способен ни на что, кроме порнографической похоти и одновременно садистского морализаторства.

Это — ядро характерной структуры эмоциональной чумы. Она порождает безудержную ненависть, направленную на любой процесс, провоцирующий оргастическое влечение, а вместе с ним и оргастическую тревогу. Требование аскетизма направлено не только на себя самого, но садистским образом на естественную любовь других людей. Пораженные чумой индивиды в достаточной мере склонны формировать социальные круги, которые становятся центрами общественного мнения, характеризуемого активной нетерпимостью в вопросах естественной любовной жизни. Такие центры есть везде, они хорошо известны. Под маской «культуры» и «морали» они неумолимо преследуют всякое проявление естественной любви. За время своего существования они развили гораздо более «совершенную», чем ранее, технику осуждения.

Клинические исследования не оставляют сомнений в том, что эти круги пораженных чумой индивидов, занимающихся болтовней о сексе и клеветой, представляют собой своеобразную разновидность сексуального удовлетворения. Это способ получить сексуальное удовольствие, исключив естественное генитальное функционирование. В этих кругах вовсе не редкость гомосексуализм, сексуальные связи с животными и другие перверсии. Садистское осуждение направлено на естественную сексуальность других людей, особенно яростно оно обрушивается на детей и подростков. В то же самое время оно будто не замечает извращенной сексуальной активности. Кажется, что эти люди сидят в секретном суде и выносят приговор естественной сексуальности других, имея на своей совести множество человеческих жизней.

г) В работе

Генитальный характер активно развивает рабочий процесс. Внимание по сути дела непосредственно направлено на процесс работы, которая в итоге не требует специальных усилий, поскольку результат спонтанно возникает из процесса, а получаемый продукт является основной характеристикой биологического удовольствия, которое вызывает работа. Эти факты и выводы — предмет острой критики всех современных методов детского воспитания, при которых активность ребенка определяется ожиданием заранее заданного результата работы. Ожидание определенного продукта и ригидная детерминированность рабочего процесса душит собственное воображение ребенка, то есть его продуктивность. Биологическое удовольствие от работы сопряжено со способностью испытывать энтузиазм. Компульсивная мораль не терпит подлинного энтузиазма, она «выносит» только мистический экстаз. Ребенок, который должен построить заданный дом из заданных кубиков заданным способом, не может реализовать собственного воображения, и поэтому не испытает энтузиазма. Нетрудно понять, что эта основная черта авторитарного воспитания существует из-за тревоги, которую у взрослых вызывает удовольствие, она всегда лишает ребенка возможности получить радость от своего занятия. Генитальный характер руководит работой других людей на собственном примере, а не диктует, каким должен быть готовый продукт и какие методы надо использовать для его получения. Это подразумевает вегетативную подвижность и способность освободить себя, дать себе волю.

Невротический характер в той или иной мере ограничен в работе. Его биологическая энергия тратится на защиту от извращенных фантазий. Невротическая ущербность в работе связана с неверным распределением биологической энергии, поэтому работа невротического типа характеризуется автоматизмом, механистичностью и лишена радости. Поскольку невротический характер не способен на подлинный энтузиазм, он оценивает детскую воодушевленность как нечто «неприличное и неправильное», считая, что работу других так же определяет компульсивно-невротическая манера.

Пораженный чумой индивид ненавидит работу, он относится к ней как к тяжкой ноше, избегает любой ответственности и особенно сторонится работы, при которой необходимо терпение и настойчивость. Он может мечтать написать важную книгу, создать выдающееся художественное полотно, работать на ферме, но поскольку работать он не способен, то сторонится поэтапного органического развития, свойственного любому рабочему процессу. У таких людей есть склонность к деятельности идеолога, мистика или политика, другими словами, они с удовольствием вовлекаются в то занятие, которое не требует терпения и органического развития. Индивид подобного рода при тех или иных условиях жизни в равной степени может стать как неработающим бездельником, так и диктатором. Он имеет готовую картину жизни, сотканную из невротических фантазий. Сам он работать не способен, но желает заставить работать других, производя соответствующую его патогенной картине жизни продукцию. То, что американцы подразумевают под негативным смыслом слова «босс», и является продуктом подобной констелляции. Генитальный характер, который руководит коллективным рабочим процессом, спонтанно становится примером: он работает больше других. Пораженный чумой индивид, напротив, всегда стремится работать меньше, чем другие. И чем меньше его способность работать, тем меньше уверенность в себе и тем больше он стремится наставлять других, как надо работать.

Представленная выше дифференциация, конечно, очень схематична. В реальной жизни каждый генитальный характер тоже содержит в себе характерно-невротические проблемы, случаются у него и чумные реакции, а каждый пораженный чумой индивид внутри себя содержит возможности генитального характера. Оргонно-терапевтический опыт не оставляет сомнений, что люди, охваченные эмоциональной чумой и подпадающие под психиатрическое определение «морального идиотизма», не только излечимы в принципе, но даже вполне могут развить экстраординарные способности, причем это относится и к интеллекту, и к работе, и к сексуальности. Итак, понятие «эмоциональная чума» не содержит и намека на осуждение. За 30 лет биопсихиатрической работы я убедился, что подверженность заражению эмоциональной чуме — признак избытка биологической энергии. Именно это интенсивное давление биологической энергии заставляет человека стать жертвой чумы, если из-за мускульной ригидности и характерного панциря он не может развиваться естественным образом. Пораженный чумой индивид является продуктом авторитарного компульсивного воспитания и образования, но поскольку его способности, которые сами по себе значительно превышают способности тихого и сдавшегося невротического характера, остаются нераскрытыми, он бунтует против Него. Однако этот бунт социально бесцелен и не может привести ни к каким рациональным переменам, направленным на улучшение жизни социума, — этим он отличается от генитального характера, хотя и не сдается, как невротический.

Генитальный характер преодолевает свои чумные реакции двумя способами. Первый. Основываясь на сути своей рациональной характерной структуры, он переживает свои чумные реакции как чуждые и лишенные смысла. Второй. Укореняется в рациональных процессах до такой степени, что немедленно ощущает угрожающие его жизненному процессу опасности, которые могут возникнуть из-за иррациональных тенденций. Это позволяет ему контролировать себя рациональным способом. Пораженный чумой индивид, напротив, получает так много вторичного, садистского удовольствия от своего поведения, что не принимает никакой коррекции. Действия здорового индивида вытекают непосредственно из резервуара биологической энергии, как и действия зачумленного человека. Но в последнем случае при каждом действии энергия вынуждена пробиваться сквозь характерологический и мышечный панцирь, и в результате самые лучшие мотивы оборачиваются антисоциальными и иррациональными действиями. Проходя сквозь характерный панцирь, действия меняют свою функцию. Импульс начинается с рационального намерения, но скованность панцирем делает естественное и органическое развитие импульса невозможным. Пораженный чумой индивид переживает это как нестерпимое торможение: ведь для того, чтобы как-то выразить себя, импульс должен сначала пробить панцирь, но во время этого процесса теряется исходное намерение и рациональная цель. Результат действия содержит очень малую долю исходного рационального намерения и отражает лишь деструктив-ность, которая была мобилизована для прорыва сквозь панцирь. Жестокость пораженных чумой людей соответствует неосуществленному прорыву мышечного и характерного панциря. Разрушение панциря невозможно, потому что чумные действия никогда не обеспечивают оргастической разрядки энергии и не сопровождаются рациональной уверенностью в себе. Таким образом можно понять многие противоречия в структуре пораженного чумой индивидуума. Такой человек может стремиться к любви и может найти женщину, которую, по его разумению, он будет любить, но как только он убеждается в своей неспособности любить, тут же доводит себя до садистского безумия против себя самого или против любимой женщины, безумия, которое нередко кончается убийством.

Основная характеристика зачумленного человека состоит в противоречии между сильной жаждой жизни и неспособностью реализовать это соответствующим образом из-за собственного панциря. Внимательное наблюдение позволяет обнаружить, что политический иррационализм в Европе характеризуется как раз таким противоречием: самые лучшие намерения и компульсивная логика привели к деструктивным результатам.

Теперь давайте попытаемся проиллюстрировать описанные нами отличия с помощью жизненных примеров.

В качестве первого примера возьмем борьбу за родительские права при разводах. Мы разберем каждую из трех возможных поведенческих реакций: рациональную, свойственную невротическому характеру и чумную реакцию.

а) Рациональная реакция

Отец и мать борются за дальнейшее здоровое развитие ребенка, используя рациональные основания и рациональные способы. Они могут согласовать принципы, на которых будет строиться судебное разбирательство, а могут разойтись во мнениях. В любом случае в интересах ребенка они постараются избегать применения тайных методов: они будут говорить с ним честно и позволят ему самому принимать решение; не станут оказывать на него давление, преследуя при этом свои корыстные интересы, а будут руководствоваться лишь потребностями ребенка. Если кто-то из партнеров по браку алкоголик или психотик, другой обязательно даст ребенку это понять, используя подходящие для этого способы, доведет до его сознания, что это — несчастье, с которым придется мириться. При этом используется основной мотив — не навредить ребенку. Позиция определяется отказом от личных интересов.

б) Характерно-невротическая реакция

Борьба за родительские права окружена всяческими неуместными соображениями, такими, например, как страх перед общественным мнением. Он детерминирован не столько участием к ребенку, сколько адаптацией к тому, кто и что по этому поводу подумает и скажет. Характерно-невротические родители приспосабливаются к существующему взгляду на вещи. В обществе принято, что ребенок при любых обстоятельствах должен быть с матерью или что надо обратиться к какому-то авторитету, например, пойти б суд. Если один из партнеров алкоголик или сумасшедший, налицо стремление сокрыть или умолчать этот факт, в результате чего и ребенок, и второй партнер по браку страдают и запугиваются, но развода усиленно стремятся избежать. Мотив такого поведения снабжен девизом: «Давайте не будем бросаться в глаза». Позиция определяется покорностью.

в) Эмоционально-зачумленная реакция

В этом случае налицо претензия на соблюдение интересов ребенка, но по результатам становится видно, что данный мотив остается не реализованным. Настоящий мотив — отомстить партнеру, лишив его или ее удовольствия от совместной жизни с ребенком. Поэтому при борьбе за родительские права используется техника клеветы на партнера, независимо от того, болен он или здоров. Пожелания ребенка не принимаются во внимание, так же как и его предпочтения в любви к одному из родителей. Чтобы оторвать его от этого родителя, ему говорят, что тот алкоголик или сумасшедший, совершенно не заботясь о правдивости этих заявлений. В итоге ребенку наносят вред. Мотив в этом случае — деструктивная месть партнеру и доминирование над ребенком, но не любовь к нему.

Возможны бесконечные вариации на тему этого примера, но основные его характеристики типичны и имеют определенный социальный смысл. Рациональная юрисдикция, формируя свое мнение, должна в первую очередь рассматривать данные особенности. Можно уверенно предположить, что число разводов будет расти, и только очень опытный психиатр и педагог сможет определить степень вреда, причиненного подобными чумными реакциями при разводе.

Давайте рассмотрим другой пример, когда эмоциональная чума свирепствует в полную силу, — измена (неверность).

а) Рациональная реакция:

В случае угрожающей или актуальной измены партнера здоровый человек реагирует одним из трех способов:

1) фактически порывает с партнером; 2) относится к этому с пониманием и пытается вернуть партнера; 3) относится к этому терпимо, если новые взаимоотношения не очень серьезны и носят временный характер.

В этой ситуации здоровый человек не использует бегство в невроз, он не оказывает давления и проявляет злость только в том случае, если произошедшее непорядочно.

б) Характерно-невротическая реакция

Здесь измена переживается либо с мазохистской реакцией, либо панцирь препятствует ее пониманию. Налицо сильный страх разлуки. Очень часто происходит бегство в невротическое расстройство, в алкоголизм или истерические приступы, а порой — в покорное подчинение.

в) Эмоционально-зачумленная реакция

Измена, как правило, не является результатом влюбленности в другого человека, а мотивируется усталостью партнера или желанием отомстить. Обманутый партнер предпринимает различные попытки удержать «изменника» в семье: закатывает истерики, старается установить свое доминирование путем самых отвратительных сцен и даже начинает следить за ним, прибегая к помощи детектива. Часто происходит уход в алкоголизм, чтобы способствовать ужесточению партнера. Мотив здесь — не любовь к партнеру, а жажда силы и власти.

Трагедии ревности составляют большой сектор деятельности эмоциональной чумы. На сегодняшний день нет ни медицинских, ни социальных, ни юридических способов, которые могли бы оказать влияние на эту обширную и безрассудную сферу жизненной реальности.

Теперь давайте суммируем основные проявления и типичные модели реакций эмоциональной чумы. Эти реакции мы назовем «специфическим чумным реагированием».

Специфически чумное реагирование похоже на использование приема сексуальной, то есть моральной клеветы. Оно функционирует подобно механизму проекции при мании преследования: в данном случае извращенный импульс ошибочно истолковывается как угроза извне. То же относится и к ощущениям, возникающим при протекании оргономической плазмы: то, что для здорового человека является частью жизнерадостного ощущения, для шизофреника из-за его характерного панциря оборачивается идеей мистической машины, которую некий враг якобы использует для разрушения его тела при помощи потока электричества. Такие механизмы мании хорошо изучены психиатрией, но ее ошибка заключается в ограничении таких механизмов проекциями психотических пациентов; при этом упускается из виду, что те же самые механизмы проекции часто проявляются в социальной жизни как специфическое чумное реагирование якобы нормальных людей. Их-то мы и рассмотрим ниже.

Биопсихический механизм таков: компульсивный морализм в воспитании, образовании и жизни порождает сексуальную похотливость, которая не имеет ничего общего с естественной потребностью в любви и представляет собой настоящий вторичный импульс, такой, каким является, скажем, садизм или мазохизм. Поскольку более не существует живости естественного переживания удовольствия, это место занимают похотливость и болтовня о сексе как вторичное компульсивное влечение. Так же, как шизофреник проецирует свое оргонное течение и извращенные импульсы на других людей, воспринимая их как исходящую от них угрозу, зачумленный индивидуум проецирует собственную похотливость и извращенность на окружающих. Но в противоположность психотическому индивиду он воспринимает свои импульсы, проецируемые на других людей, не как мазохист и не как угрозу. Он, скорее, использует сплетни и клевету в манере садиста, приписывая другим то, что не осмеливается узнать про самого себя. Это правда естественной генитальности, так же как и вторичного, извращенного импульса. Образ жизни генитально здорового индивида напоминает пораженному чумой о его собственной генитальной слабости и, таким образом, угрожает его невротическому равновесию. Все, что он может сделать в связи с этим напоминанием, — подлить грязи в естественную генитальность ближнего, следуя принципу «виноград-то зелен!». Поскольку он не способен полностью скрыть свою похотливость за этическим морализмом, то жертвует ее для своей болтовни. В каждом случае такого вида чумной реакции можно совершенно точно обнаружить те характеристики, которые приписываются здоровому индивиду, против которых пораженный чумой тщетно борется внутри себя или с которыми, с нечистой совестью, он уживается.

Теперь проиллюстрируем специфическое чумное реагирование несколькими примерами из жизни.

Существует тип «интеллектуалов», всегда рассуждающих о «культурных ценностях». Такие люди обращаются к классике вовсе не потому, что понимают и переживают те серьезные проблемы, о которых говорит, скажем, Гете или Ницше. При этом они циничны, а себя считают людьми современными и либеральными, не связанными условностями. Они неспособны на серьезные переживания и рассматривают сексуальную любовь как некую игру, по поводу которой можно отпустить остроумную шутку с намеком на то, сколько раз кто-то сыграл в «игру» прошлой ночью и т. д. Внимательный слушатель, которому известны и глубокие людские страдания, вызванные сексуальными проблемами, и та деструктивная роль, которую играет отсутствие серьезности в отношении секса, узнает похотливость, порожденную сексуальным голодом в результате оргастической импотенции.

Такие «культурные» индивиды склонны считать сексуальную экономику, которая несмотря ни на какие препятствия серьезно борется с эмоциональной чумой, поражающей людские массы, продуктом поврежденного ума. Они продолжают рассуждать о «культурных ценностях», которые необходимо отстаивать, но приходят в ярость, когда кто-то переводит их разглагольствования в массовую социальную практику. Представитель данного слоя встречался с женщиной, которая собиралась обучаться у меня. В разговоре они коснулись предмета моей работы, и он «предостерег» ее, заявив, что не пожелал бы своему злейшему врагу иметь со мной дела, поскольку, по его словам, я — «директор публичного дома без лицензии», но тут же постарался оправдаться, сказав, что я — отличный клиницист. Эта клевета, свойственная всякой специфически чумной реакции, конечно же, не достигла цели. Женщина все равно пришла ко мне изучать сексуально-экономическую педагогику и вскоре поняла, что мы называем эмоциональной чумой.

В таких ситуациях трудно оставаться объективным и корректным. Чтобы не запачкаться, нельзя, поддавшись вполне понятному импульсу, позволить себе поколотить такого человека. Совсем игнорировать такие происшествия — значит делать как раз то, на что пораженный чумой индивид делает ставку, чтобы продолжать свое социальное «вредительство». Правда, есть еще возможность приспособиться к клевете. Это, однако, должно подразумевать борьбу с эмоциональной чумой немедицинскими способами, то есть опустившись на один уровень с ней. Кто-то решится пустить все на самотек, надеясь, что какой-нибудь зачумленный индивид угодит в ту же ловушку и что среди ему подобных найдется некий «ученый историк», который напишет о «тайном содержателе публичного дома». Произошедшее важно, потому что эмоциональная чума опять и опять преуспевает, подрывая подобными слухами честность и прогрессивные достижения. Социальная борьба с ней совершенно необходима, поскольку она действует более деструктивно, чем тысячи единиц стрелкового оружия. Чтобы понять это, достаточно прочитать книгу Ланге[§§§§§§§§§] о том, как в семнадцатом столетии пострадал от клеветы пионер-естествоиспытатель де ля Меттри. Он не только понял важнейшие связи между перцепцией и физиологическими стимулами, но и точно описал связь между проблемой «душа — тело» и биологическим сексуальным процессом. Для обывателей, число которых намного превышало количество честных и добросовестных исследователей, это было слишком. Они начали говорить, что де ля Меттри смог создать свои концепции только потому, что был «развратником». До нас дошли слухи, что он умер, объевшись пирогом, как типичный сластолюбец, хотя с медицинской точки зрения это просто нонсенс. Вот типичный пример чумных слухов, которые, принятые человеческими организмами, неспособными к удовольствию, дошли до потомков, осквернив доброе имя человека без каких бы то ни было оснований для этого. Несложно заметить, какую катастрофическую роль играют подобные чумные реакции в социальной жизни. Мне бы хотелось привести еще один пример защитного механизма эмоциональной чумы, проявляющегося в форме клеветы, который, пожалуй, еще более очевиден. Приехав в Норвегию, я неожиданно услышал сплетню о себе самом. Ходили слухи, что у меня шизофрения и что я провел некоторое время в сумасшедшем доме. Когда я в 1939 году приехал в США, то обнаружил, что эта сплетня докатилась и сюда, выйдя за пределы своей страны и даже за пределы Европы, где были знакомы с моей работой лучше. Скоро стало ясно, что сплетня порождена тем же европейским источником, человеком, который тоже приехал в Америку**.