Сценарная матрица Клуни (объяснения см. в тексте)

Рис. 19 В

Клуни жаловалась главным образом на то, что боится людей. Поскольку она не умела разговаривать с незнакомыми людьми, она предпочитала оставаться дома с детьми и не ходить на вечеринки. Оба ее родителя тоже были неловкими и тревожными в общении. Сценарная матрица (рис. 19 В) учитывает все эти факторы.

РР: говорит Родитель матери: «Будь хорошей девочкой» (наставление).

РеРе: говорит Ребенок матери: «Совершай нехорошие, неприличные поступки» (провокация).

ВВ: Взрослый матери показывает, как быть неловкой и бояться общества (образец).

РРе: Родитель матери ругает Клуни за плохое поведение (запрет).

РР: Родитель отца говорит: «Будь храброй» (наставление).

РеРе: Ребенок отца говорит: «Мы оба трусы» (соблазнение).

ВВ: Взрослый отца показывает, как быть трусом (образец).

РРе: Родитель отца ругает ее за трусливость (запрет).

Здесь сценарные директивы кажутся поровну распределенными между родителями. Оба родителя показывают дочери, как быть трусом, и оба заставляют ее испытывать чувство вины. Так что когда она боится, ее никто не поддерживает, а когда она испытывает угрызения совести, ей не к кому обратиться. Поэтому она чувствует себя одинокой. Но Ребенок ее матери импульсивен, и поэтому Клуни получает разрешение действовать импульсивно, например, раздеваться на вечеринке, потому что понимает: на самом деле мать считает такое поведение забавным. И когда оба Родителя на нее обрушиваются, Клуни страдает.

К. Знаете, я впервые понимаю, какое участие в этой картине принимает мой отец, хотя мы говорили об этом и раньше. Но только сейчас до меня дошло.

Кью. Мы многого добились за одну сессию.

К. Да, часть я поняла, а об остальном буду думать.

Кью. Да, возможно, к следующей неделе вы не все поймете, но не волнуйтесь: мы все повторим снова.

Я хочу сказать еще одно. Мы видим теперь, как действует ваш Ребенок и почему Родитель заставляет вас испытывать чувство вины. И вы сами можете видеть, что мать держит вас в положении Ребенка, и ваш муж тоже, потому что им обоим нужно, чтобы вы были такой. Таким образом вы всего лишь марионетка в их сценариях. Но я думаю, что пятьдесят процентов вины за такие отношения на вас. Вопрос в том, где здесь ваш Взрослый.

Войдя сегодня в кабинет, вы оставили дверь приоткрытой. Не совсем открытой, чтобы я закрыл, и не закрыли сами.

К. Но это ваша дверь.

Кью. Но это ваше интервью. Зачем мне дверь?

К. Чтобы тот, кто сидит в приемной, не подслушал меня.

Кью. Ну, а вы хотите, чтобы вас подслушали?

К. Хе-хе-хе. Может, и хочу.

Кью. Что ж, это ваша сессия, так что в некотором смысле и ваша дверь.

К. Да, но я на такое не решилась бы.

На это доктор Кью ничего не ответил. Он думал. Если бы она была уверена в себе, то либо закрыла бы за собой дверь, либо предоставила бы это ему. Но у нее полуВзрослый, поэтому она полуприкрыла дверь. На социальном уровне она не чувствовала себя достаточно леди, чтобы предоставить это ему, но боялась неловкого положения, если закроет сама, поэтому выработала компромисс. Как Хорошая Маленькая Девочка она сделала жест, а как почти женщина предоставила ему кончить дело. Но на психологическом уровне дело обстоит по-другому. Она стеснялась разговаривать в группе, но ее Ребенок хотел и надеялся, что ее «подслушают» через полуоткрытую дверь, особенно когда в приемной на самом деле никого не было. Это все подходило под игру «выставляться», но ею следовало заняться позже. На один день с нее хватит. Наконец доктор сказал:

Кью. Вот где появляется ваш Взрослый. Когда вы решаете, что делать: закрыть дверь или оставить ее открытой. Ну, до встречи на следующей неделе в то же время.

Это интервью было кульминацией многолетней работы. Когда Клуни впервые обратилась к доктору Кью, он очень мало знал о сценариях. Теперь он знал гораздо больше и очень интересовался этой темой. Клуни тоже знала больше и готова была выздороветь — с некоторой помощью мужа, психолога-любителя, но проницательного сценарного аналитика. Сессии с Клуни обычно бывали трудными и малопродуктивными. Она обычно была унылой, много жаловалась, требовала от доктора уверений, задавала вопросы, на которые невозможно ответить, раздражалась, когда он не отвечал, и играла в «Да, но…», если он пытался ответить. На этот раз она была оживлена, восприимчива и полна мыслей. Сидя в кресле, она не обвисла, как обычно, а наклонилась вперед, как и доктор. Говорили они оба быстро и оживленно. Ее Ребенок перестал жаловаться и стонать и готовился к выздоровлению, поэтому Взрослый мог свободно слушать и думать. Клуни готова была посмотреть на своего отца, вместо того чтобы видеть отца в докторе Кью. Это освободило ее и позволило прислушаться к собственному Взрослому, а не слушать критикующего Родителя. Она трансформировалась из пациента с «деревянным мозгом» в реальную личность с некоторыми проблемами (такими, как «проявление себя»), которые еще предстояло решить. Всю свою жизнь она провела в сценарии, но на этой неделе впервые «выскочила» из него.

Теперь она была готова к тому, чтобы рассмотреть телесный аспект своего сценария, в котором важную роль играли ее ягодицы. Через ее стыдливого Ребенка они контролировали то, как она сидит, как ходит, чего боится, чего хочет и как Ребенок в других людях реагирует на нее. Уровень был — Ребенок в ее Ребенке, то, что многие психологи называют «подсознательным». Оставалось, следовательно, докопаться до давно забытых транзакций с ее родителями, на которых сфокусировались ее страхи, желания и внимание к другим частям своего тела. И это нужно было делать под тщательным присмотром Взрослого и под терапевтическим контролем, чтобы Клуни могла справиться со смущающими и опасными чувствами, которые обычно связаны с краснеющими ягодицами.

Б. Виктор

Когда Виктор впервые обратился к терапевту, он участвовал в играх со своим боссом, стареющим великаном, который играл в «Вот ты и попался». Виктор отвечал ему играми «Посмотрите, как я старался», «Начинаю сначала» и «Пни меня». Когда Виктор собирался поступить на новую работу, его жена сказала подруге:

— Он хочет попробовать и посмотреть, получится ли.

— Я не собираюсь пробовать, — сказал Виктор. — Я сделаю.

— Так ты наконец отказался от бесконечных проб! — сказала подруга.

— Что ж, теперь у вас есть разрешение добиться успеха, — сказал доктор Кью, когда Виктор пересказал ему этот разговор.

— Я получил разрешение не на успех, — возразил Виктор. — Я получил разрешение перестать пытаться.

— А как оно действует? — спросил доктор Кью.

— Моя мать часто говорила: «Пытайся, а если не получится, все равно ты прав». Теперь, изучив марсианский, я понимаю, что мой Ребенок переводил это в следующее: «Не добивайся успеха, лучше вернуться домой, к маме». Мне нужно освобождение от того, чтобы пытаться. Я уже большой мальчик. Не можете ли вы назвать мне имена специалистов в Нью-Йорке?

Что-то заставило доктора Кью колебаться, но поскольку обычно врач дает уезжающему пациенту фамилии других специалистов, чтобы тот мог к ним обратиться, он взял справочник и назвал Виктору имена двух врачей на востоке.

— Вы не направите им мою карту или ваши записи? На этот раз доктор Кью прислушался к своей интуиции и ответил:

— Только если они меня об этом попросят.

— Почему?

— Ну, теперь вы выздоровели и должны обо всем этом забыть. Если что-нибудь не так, вы сами сможете рассказать им о себе.

Теперь он знал, что здесь не так. Виктор освободился от своего великана, а заодно и от доктора Кью, но в сознании своего Ребенка он уже находился под защитой двух психиатров с востока, то есть уже в какой-то степени отказался от своей с таким трудом обретенной самостоятельности.

— Вот что я вам скажу. Сожгите листок с двумя фамилиями.

— Но я их все равно помню, так что могу и оставить у себя в бумажнике.

— Сожгите.

— Ритуал, — сказал Виктор.

— Совершенно верно. Это ваш Взрослый говорит вашему Ребенку: можешь принести их в жертву и действовать самостоятельно.

Виктор посмотрел на него, и доктор понял, о чем он думает («Я постараюсь»).

— Сожгите, — повторил он.

Виктор улыбнулся. Сессия кончилась. Они встали и обменялись рукопожатием, и это был конец лечения Виктора.

В. Джен и Билл

Джен и Билл обратились к доктору Кью с просьбой о групповой терапии. Они примерно с год посещали транзакционные аналитические группы (или «группы ТА», как они их называли) под руководством нескольких различных терапевтов, работавших вместе, а также участвовали в нескольких «марафонах». Оба они испытывали благодарность к этим опытам, которые сблизили их и имели другие благотворные последствия. Было очевидно, что после трех лет брака они влюблены друг в друга и очень любят своих двух малышей.

— Как давно вы не посещали группу? — спросил доктор Кью.

Билл посмотрел на Джен. Она улыбнулась ему и ответила:

— Перестали посещать примерно год назад.

— Почему же хотите начать снова?

— Многое можно усовершенствовать, — сказал Билл. — Большую часть времени я чувствую себя хорошо, но хотел бы так себя чувствовать постоянно.

— Нелегкое дело, — сказал доктор Кью.

— Ну, я могу уточнить, — продолжал Билл. — Моя работа — я продаю редкие книги, — по существу, заключается в общении с людьми. До посещения ТА я никогда не подумал бы, что смогу быть продавцом, но сейчас я продавец, и хороший продавец к тому же. Но я был бы еще лучшим продавцом, если бы мой Взрослый сохранял контроль и в ситуациях стресса. Например, я считаю, что заслуживаю повышения зарплаты. Теперь я зарабатываю восемьсот долларов в месяц — столько я никогда еще не зарабатывал, и впервые мы смогли купить то, что нам всегда хотелось, а не жить от получки до получки.

Но на небольшом предприятии нелегко попросить прибавки. У нас всего два или три работника, и мне кажется, босс не согласится на прибавку. Однако я хорошо владею делом, я работаю эффективно и заслуживаю прибавки. Ничего подобного два года назад я бы и не подумал сказать, но теперь я в это верю. Проблема в том, чтобы мяч оставался у Взрослого, чтобы Ребенок не перехватил его в критическую минуту и не начал свою игру. Мне нужно также знать, на что настроен босс, потому что он ведет свою игру. Так что я либо спрошу его о прибавке таким образом, чтобы ее не получить, и тогда рассержусь, а это опасно и не нужно, либо пробьюсь сквозь его игры и заставлю его сесть со мной и посчитать, чего я стою. Для этого дела мне нужна помощь.

Я считаю, что на самом деле мне нужна дополнительная работа над моим сценарием. Отец мой был алкоголиком, а мать мирилась с этим, поэтому у меня всегда был сценарий Неудачника. Поэтому я иногда срываюсь и хочу, чтобы это прекратилось. Мне нужно более глубокое понимание моего сценария и несколько хороших разрешений. Достаточно ли для нашего контракта?

— Не уверен, — ответил доктор Кью. — Может, есть еще что-то особое?

— Я по-прежнему многовато пью для того, чтобы работать лучше, — сказал Билл.

— А как насчет антиалкогольного контракта для начала? — предложил доктор Кью. — Это поможет разобраться в вашем сценарии и распрямить вашего Взрослого.

— Неплохо для начала, — сказал Билл.

— А вам что нужно, Джен?

— Я хочу, чтобы мой Ребенок стал свободнее и был способен на творчество. Я лаборантка и по-прежнему работаю неполный день. Но после посещения группы доктора X. я начала писать, и у меня неплохо получается. Я просто хочу делать это лучше. У меня такая инструкция от ведьмы-матери, что мой Ребенок все еще испуган, и это мешает мне. К тому же меня должны регулярно хвалить, чтобы я была счастлива, и я могла бы без этого обойтись.

— Расскажите мне сон, — попросил доктор Кью.

— У меня бывали ужасные кошмары. Понимаете, в детстве я провела несколько лет в Лондоне, когда город бомбили, и нам часто приходилось убегать в бомбоубежища. За все это время отца я видела только раз, когда он приезжал в отпуск. Но у меня бывают и прекрасные цветные сны, в которых я парю и летаю.

— Доктор X. как будто проделал с вами обоими отличную работу, — сказал доктор Кью. — Почему вы хотите заниматься в моей группе?

— Он действительно для нас много сделал, — согласился Билл. — Но к концу того периода мы как будто поднялись на плато, и мы считаем, что у вас могут быть для нас свежие идеи. Мы ведь еще далеки от совершенства. Начинали оба как Лягушки, и теперь Джен, несомненно, Принцесса, а я, как мне кажется, учусь быть Принцем.

Джен улыбнулась, услышав его слова, прекрасной улыбкой, которая, конечно, принадлежит Принцессе. Но военный невроз все еще беспокоил ее. Она больше не пугалась, когда слышала громкие звуки, но они мешали ей думать. Так что в ее случае согласились на контракт с целью лечения остатков страхов. Это еще больше освободило бы ее творческого Ребенка, что и было ее главной целью, а также позволило ей легче себя чувствовать с детьми, а им — с нею. Доктор Кью не сомневался, что доктор X. согласился бы с таким курсом, поэтому решил получить психиатрическую и общую историю болезни обоих, прежде чем направлять в свою группу.

Их истории болезней иллюстрируют удобство транзакционного анализа. Джен, Билл и все их терапевты говорят на одном языке, так что пара могла переходить от одного терапевта к другому, не замедляя темпа улучшения. Хотя доктор Кью был им обоим незнаком, они без труда объяснили ему, чего добились и на что надеются в будущем. Она знали также, какие трудности их ждут, и могли объяснить это на простом языке, понятном всем троим.

Когда они начали занятия в группе, то смогли это объяснить и остальным пациентам, и эти пациенты понимали, о чем они говорят. А слушая остальных, Джен и Билл поняли, насколько далеко зашел каждый и куда направляется. Это произошло на первой же встрече. После этого они были готовы к более личным транзакциям с другими пациентами, которые вскоре сумели отыскать следы алкоголика Родителя отца Билла и ведьмы-матери Джен и другие очень важные обстоятельства. Все это стало возможно, потому что все они говорили на одном простом языке, и когда один из них употреблял слово, все воспринимали его в одном и том же значении. А самые важные слова — это основные слова английского языка, которые понятны любому малышу по его собственному опыту: родитель, взрослый, ребенок, игры, разрешение и сценарий. (Дети, которые не понимают слово «сценарий», легко понимают выражение: «Что вы собираетесь сделать со своей жизнью».)

ЧАСТЬ ПЯТАЯ: НАУЧНЫЙ ПОДХОД К СЦЕНАРНОЙ ТЕОРИИ

 

Глава Двадцать Первая
ВОЗРАЖЕНИЯ ПРОТИВ ТЕОРИИ СЦЕНАРИЕВ

Многие возражают против теории сценариев, каждый со своей точки зрения. Чем убедительнее удастся ответить на эти возражения, тем вернее будет заключение о ценности теории сценариев.

А. Возражения спиритуалистов

Некоторые интуитивно чувствуют, что теория сценариев не может быть истинной, потому что она противоречит сути человека как существа со свободной волей. Такая мысль вызывает в них нечто вроде отвращения, так как сводит человека на уровень механизма, лишенного жизненной силы, как это в большинстве случаев делает и теория условных рефлексов. Эти же люди, и по тем же гуманитарным причинам, с недоверием относятся к теории психоанализа, которая в крайних своих проявлениях превращает человека в замкнутую энергетическую кибернетическую систему с немногими ограниченными каналами входа и выхода, не оставляя места для его божественного. Это духовные наследники тех, кто испытывал такие же чувства относительно дарвиновской теории естественного отбора, которая, по их мнению, сводила жизненные процессы к механике и не оставляла места для творчества матери-природы. А эти люди, в свою очередь, наследники тех, кто считал Галилея невыносимо дерзким. Тем не менее такие возражения, восходящие к бескорыстной заботе о достоинстве человека, заслуживают тщательного рассмотрения. Ответ — или, если хотите, извинение — таково:

1. Структурный анализ не претендует ответить на все вопросы относительно человеческого поведения. Он делает некоторые предположения относительно наблюдаемого поведения человека и его внутреннего мира, и эти предположения подтверждаются. Структурный анализ, по крайней мере формально, не имеет дела с сущностью человека, с его Я. Он сознательно утверждает, что этот вопрос не входит в его компетенцию, конструирует некий свободный катексис, в котором восседает Я, предоставляя его рассмотрение философам, метафизикам, теологам и поэтам. Он ни в коей мере не пытается посягнуть на эту тщательно очерченную сферу и ожидает того же в ответ от тех, кто занимается сутью человеческого Я. У него нет желания вторгаться в башню из слоновой кости, в собор, на сцену или в зал суда, но, с другой стороны, он не ожидает, что его потащат туда против воли.

2. Сценарная теория не утверждает, что все поведение человека определяется сценарием. Она оставляет как можно больше места для самостоятельности, и, по сути, самостоятельность — ее идеал. Она только подчеркивает, что относительно мало людей достигают этой самостоятельности полностью, и то только в особых случаях. Цель этой теории — как можно шире распространить эту ценную способность, и она предлагает для этого свой метод. Но при этом первое требование — отделить кажущееся от подлинного, и в этом вся трудность. Теория прямо называет цепь цепью, и те, кто любит сидеть на цепи или не замечает ее, не должны считать это оскорблением.

Б. Возражения философов

Эти возражения одновременно трансцедентальны и экзистенциальны. Сценарный анализ считает императивы родительскими приказами, а цель существования многих — в исполнении этих приказов. Если философ говорит: «Я мыслю, следовательно, существую», сценарный аналитик спрашивает: «Да, но откуда ты знаешь, о чем мыслить?» Философ отвечает: «Да, но я говорю не об этом». Поскольку оба начинают с «да, но», кажется, что они ни к чему не придут. Но это недоразумение, которое легко разрешить.

3. Сценарный аналитик имеет дело только с наблюдаемыми феноменами и не вторгается на территорию трансценденталистов. По существу, он говорит: «Если вы перестанете мыслить так, как приказали вам родители, и начнете мыслить по-своему, вы будете мыслить лучше». Если философ возразит, что он и так мыслит по-своему, сценарный аналитик может ему ответить, что это в определенном смысле иллюзия, и, более того, именно эту иллюзию он должен преодолеть. Философу это может не понравиться, но сценарный аналитик будет продолжать придерживаться того, что ему известно. Таким образом, как и в предыдущем разделе, с возражающими с духовной точки зрения, возникает конфликт между тем, что не нравится философу, но что знает сценарный аналитик, и здесь следует остановиться, пока философ не будет готов рассматривать проблему более серьезно.

4. Когда сценарный аналитик говорит: «Цель существования большинства людей — исполнение родительских директив», экзистенциалист возражает: «Но это не цель в том смысле, в каком я использую это слово». На что сценарный аналитик отвечает: «Если найдете более подходящее слово, дайте мне знать». Он имеет в виду, что индивидуум не может даже думать о другой цели, пока соглашается следовать родительским директивам. А предлагает он самостоятельность. Тогда экзистенциалист говорит: «Да, но моя проблема в том, что делать с самостоятельностью, когда обретаешь ее». Сценарный аналитик отвечает: «Я знаю об этом не больше вас. Но знаю одно: некоторые люди не так несчастны, как большинство, потому что у них в жизни более широкий выбор».

В. Возражения рационалистов

Рациональное возражение таково: «Вы сами утверждаете, что функция Взрослого — принимать рациональные решения и что у каждого есть свой Взрослый, способный их принимать. Но как же вы можете в таким случае утверждать, что решение уже принято Ребенком?»

Хорошее возражение. Но существует иерархия решений, и высший уровень — это решение следовать или не следовать сценарию, и пока это решение не принято, все остальные не в силах изменить конечную судьбу индивидуума. Иерархия эта такова. 1. Следовать или не следовать сценарию. 2. Если следовать сценарию, то какому? Если не следовать, то что делать взамен? 3. «Перманентные» решения: вступать в брак или нет, иметь детей или нет, совершить ли самоубийство, убить ли кого-нибудь, сойти ли с ума, уйти с работы или быть уволенным, добиться ли успеха. 4. «Инструментальные» решения: на какой девушке жениться, сколько детей иметь, как совершить самоубийство и т. д. 5. «Темпоральные» (временн ы е) решения: когда жениться, когда иметь детей, когда совершить самоубийство и т. д. 6. Решения, связанные с затратами: сколько денег давать жене, в какую школу отправлять детей и т. д. 7. «Срочные» (сиюминутные) решения: отправиться ли на вечеринку или остаться дома и заняться сексом, поколотить сына или только отругать его, пойти в гости сегодня или завтра и т. д. Каждый уровень в этой иерархии подчинен всем вышестоящим, и каждый низший уровень более тривиален по сравнению с высшими. Но все уровни вносят свой вклад непосредственно в финал и предназначены для того, чтобы финал осуществился как можно эффективнее независимо от того, диктуется ли он директивами сценария или избран независимо. Таким образом, пока не принято решение первого уровня, все остальные решения «рациональны» в экзистенциальном смысле, но, в сущности, рациональными не являются.

«Но не существует никакого сценария», — возражает рациональный противник.

Поскольку противник рационалист, он говорит это не просто потому, что не принимает сценарной теории, и мы постараемся ему ответить. Тут у нас есть возможность предъявить серьезные доказательства. Вначале мы спросим, внимательно ли он прочел эту книгу, а потом предъявим наши доказательства, которые могут убедить его, а могут и не убедить.

Предположим, сценария не существует. В таком случае: а) люди не слышат внутренние голоса, указывающие, что им делать, или если и слышат их, всегда действуют самостоятельно (то есть не жалуются на них и не сопротивляются им); б) люди, которые слышат множество голосов, которые говорят, что им делать (например, те, кто воспитывался у нескольких приемных родителей), так же уверены в себе, как и те, кто воспитывался в одной постоянной семье; в) люди, которые принимают наркотики, слишком много пьют или испражняются на пол, как некоторые разновидности хиппи, не чувствуют, что какая-то не поддающаяся контролю сила толкает их навстречу судьбе, а действуют как самостоятельные личности. Или, напротив, эти «внутренние силы» непреодолимы и не могут быть изменены психологическими методами.

Если все эти гипотезы или хотя бы некоторые из них верны, тогда сценариев не существует. Но клиническая практика свидетельствует, что все эти гипотезы неверны, следовательно, сценарий существует.

Г. Возражения доктринеров

Доктринеров можно разделить на два разряда: доктринеры религиозные и доктринеры от психоанализа. С религиозной точки зрения, вопрос о сценарии — это нечто вроде «предопределенности» или же, напротив, свободы воли. На эти вопросы у всех свои взгляды: у пресвитерианцев и иудеев, католиков и магометан. Их разногласия в том виде, в каком их обычно формулируют, выходят за пределы научного рассмотрения.

Возражения психоаналитиков кажутся иезуитскими. Как теория, сценарный анализ неотделим от психоанализа, он является развитием психоанализа, и поэтому некоторыми противниками теории сценариев рассматривается в сущности не как язычество, а как ересь в пределах самой доктрины. Так, монофизитская ересь^[67] является всего лишь развитием римской католической доктрины, но она тревожила церковь гораздо сильнее язычества: ведь наказанием за язычество было обращение, а за ересь — обезглавливание.

Чтобы обсудить возражения, выдвигаемые некоторыми психоаналитиками (обычно в споре с врачом, который хочет заняться сценарным анализом в психоаналитически ориентированной клинике или больнице), необходимо установить значение слова «антианалитический».

Сценарные аналитики полностью разделяют взгляды Фрейда и только пытаются несколько развить их в свете современного опыта. Разница между ортодоксальной точкой зрения и взглядами сценарных аналитиков — в расстановке акцентов. В сущности, сценарные аналитики — «лучшие» фрейдисты, чем ортодоксальные психоаналитики. Например, автор настоящих строк не только повторил и подтвердил множество наблюдений Фрейда, но и верит в его теорию инстинкта смерти и в универсальность навязчивых повторений. За это его называют «антифрейдистом». Он также считает, что короткими фразами можно точнее, убедительнее и умнее выразить то, что мы знаем о человеческом сознании, чем длинными тирадами, и что фрейдистская терминология используется для цели, от которой отрекся бы сам Фрейд, а именно — навести тень на ясный день. За это его называют «антианалитиком»: не за какие-то дела, а просто за высказанную мысль. Сценарные аналитики верят в бессознательное, но подчеркивают сознательное, когда имеют дело с конкретным пациентом, который не подходит ортодоксальным психоаналитикам, по собственным словам Фрейда. Далее, сценарные аналитики не утверждают, что то, чем они занимаются, есть психоанализ, поскольку это не так. (Большинство терапевтов, занимающихся психоаналитической теорией, которая не является психоанализом, пытаются следовать правилам, изложенным психоаналитиками, что, разумеется, неправильно и препятствует лечению.) Следовательно, сценарных аналитиков можно было бы назвать «парафрейдистами», но нельзя справедливо называть антианалитиками, и тем более антифрейдистами.

Другое возражение доктринеров против сценарной теории заключается в том, что ничто не ново: это адлеровская теория стилей жизни, одетая в модное платье, или усовершенствованная версия архетипов Янга и т. д. Дело в том, что факты всегда существовали и их видели многие проницательные исследователи, и неважно, включила ли сценарная теория их мысли или они включили ее в свои построения. Фрейду потребовалось семьдесят девять страниц (в моем издании), чтобы подвести итоги наблюдениям своих предшественников в теории сна, причем многие из этих предшественников высказывали «психоаналитические» положения; Дарвину потребовалось всего девять, но и он процитировал множество «эволюционных» высказываний, сделанных его предшественниками. Но высказывания и наблюдения, сколь бы ни были точны и многочисленны, не составляют теорию. Ядро сценарной теории составляет структурный анализ. Без теории состояний Я, особенно без положений о Родителе, Взрослом и Ребенке, может существовать бесконечное количество очень уместных и проницательных наблюдений и высказываний, но не будет сценарной теории. Чтобы быть достойной своего названия, теория в любой отрасли науки должна основываться на структурных элементах, а без них она распадется, как карточный домик, может быть, красивый, но неспособный выдержать ничего, кроме собственного веса.

Сценарная теория обладает теми же преимуществами перед своими предшественниками, как арабская цифровая система перед римской, и по той же самой причине: с такими элементами легче работать. Представьте себе римского строителя, который должен закупить для стройки материалы — MCMLXVIII строительных блоков по LXXXVIII оболов за каждый. Современный строитель, используя более простые обозначения цифр, быстрее произведет подсчеты, а сэкономленное время использует для обдумывания архитектуры, — без излишних усилий, которые неизбежны у римского строителя.

На практике большинство возражений исходят из того, что Фрейд называл «характерным для людей науки нежеланием узнавать новое». В наши дни это не так часто проявляется, как в его время, когда он писал о восприятии своей теории сна: «Естественно, наименьшее внимание на нее обратили так называемые „исследователи сна“… Единственный мой ответ критикам: прочтите мою книгу снова. Может, следует также попросить, чтобы они прочли ее целиком». Усовершенствование психоанализа «антианалитично» в той же степени, в какой усовершенствование самолетов есть поругание братьев Райт.

Д. Эмпирические возражения

Из соображений краткости мы рассмотрим здесь только самое распространенное эмпирическое возражение против сценарной теории: «Если судьба человека предопределена родительским программированием, почему дети одних и тех же родителей бывают такими разными?»

Во-первых, дети одних родителей далеко не всегда вырастают разными. В некоторых семьях так бывает, в других — нет. Есть множество случаев, когда все братья и сестры добиваются одинакового успеха, становятся алкоголиками, становятся шизофрениками или кончают самоубийством. Такой исход часто приписывают наследственности. Но в тех случаях, когда братья и сестры вырастают разными, генетики оказываются в затруднительном положении: в таком случае они — весьма неубедительно — прибегают к фальсифицированному менделизму, который напоминает бормотание. Самодетерминисты оказываются в противоположной позиции: они яростно поддерживают случаи, когда братья вырастают разными, но бормочут что-то невнятное в противном случае. Сценарная теория легко объясняет и то и другое.

Главную роль здесь играет сценарий родителей, производным которого является сценарий потомков. Дети вырастают разными по той же причине, по какой Золушка стала не такой, как ее сестры. Сценарий мачехи требовал сценария Неудачниц для дочерей и сценария Победительницы для падчерицы. В других хорошо известных сказочных сюжетах умные старшие братья в конечном счете оказываются глупыми, а глупый младший — самым умным (как с самого начала знала их мать, поскольку сама все это организовала). С другой стороны, братья Гракхи в древнем Риме были в равной степени талантливы и преданы интересам народа и оба кончили одинаково — убийством; в то время как пять, или десять, или пятнадцать, или двадцать (в зависимости от того, кто считал) детей Ниобеи пришли к одному концу в результате ее (Ниобеи) сценария «Гордость и падение». Сценарий матери может призвать ее вырастить десять полицейских («Добейся славы!») или десять грабителей («Держи их!»), или пять полицейских и пять грабителей («Подеритесь друг с другом!»), и проницательной матери десяти сыновей нетрудно осознать эти перспективы.

Е. Возражения, связанные с психологией развития

Эти возражения против сценарной теории сконцентрированы на детском психосексуальном кризисе и на кризисе личности в подростковом возрасте.

5. Относительно первого сценарный анализ не отрицает инстинктивных влечений и не закрывает глаза на ранние травмы. Наоборот, он их учитывает. Он предлагает развивающуюся сценарную матрицу, которая позволяет осуществить сексуальные фантазии, каково бы ни было их происхождение. Он утверждает, что сексуальные фантазии и инстинктивные стремления могут развиваться свободно, но могут и сдерживаться, искажаться или сублимироваться, но в конечном счете они служат высшему принципу, который управляет укрощением, усилением или направлением их развития в соответствии с потребностями сценария. Это то, что Фрейд называл влечением судьбы. На этом уровне сценарная директива гласит: «Поступай, как хочешь, если при этом собираешь достаточно купонов, окупающих развязку». Следовательно, сценарная теория не бихевиоризм. Она не утверждает, что все или почти все, что совершают люди, есть результат условных рефлексов. Она только требует, чтобы человек следовал предписаниям в определенные критические моменты; в остальном же он свободен поступать, как диктует его фантазия.

6. Правда, что некоторые подростки полностью отказываются от своих сценариев и обретают независимость от них. Другие, однако, только восстают (следуя родительскому предписанию восстать), таким образом исполняя свой сценарий в стиле трагедии «Свидание в Самарии»: чем дальше они уходят, как им кажется, от родительского программирования, тем точнее ему следуют. Некоторые отказываются от сценария на время, но потом в отчаянии сдаются. «Рассеивание личности» этого периода, в сущности, только «плохой» сценарий. С точки зрения Эриксона, это борьба с матерью, в которой она терпит поражение. Но сценарные аналитики занимают противоположную позицию: это борьба вместе с матерью, в которой мать побеждает. Сын становится бездельником не вопреки ей, но благодаря ей, потому что не может получить разрешение ослушаться ее директив. Терапия в данном случае направлена не на то, чтобы вернуть его матери и сделать хорошим мальчиком, а на развод с матерью, чтобы он получил разрешение поступать правильно.

Ж. Клинические возражения

Наиболее распространенное клиническое возражение против сценарной теории таково: пациента нельзя излечить в психоаналитическом смысле путем обращения только к сознанию. Это верно. Но:

7. Бессознательное стало модным и потому сильно переоценивается. Большая часть того, что в наши дни называют бессознательным, на самом деле таковым не является. Это не бессознательное, а подсознательное. Пациент, однако, «угождает» терапевту, который ищет бессознательное, и подсовывает подсознательный материал с подложной этикеткой. Это легко установить, спросив пациента: «Это действительно бессознательное или смутно сознаваемое?» Подлинно бессознательный материал (например, первичный страх кастрации или первичный Эдипов комплекс) не смутно сознаваем, а полностью бессознателен. Поэтому сценарный аналитик, имеющий дело с сознательным материалом, связан с гораздо более обширной областью души, чем полагает большинство. Во всяком случае, никто не запрещает сценарному аналитику иметь дело с бессознательным материалом (например, с первичным страхом кастрации или первичным Эдиповым комплексом), если он для этого достаточно подготовлен. И он так и поступит, конечно, потому что именно этот опыт образует базовый протокол сценария.

8. Многие считают, что существует нечто вроде закона, который предоставляет психоаналитику неотъемлемое право определять метод лечения. Это не так. Даже если бы такой закон существовал, сами психоаналитики оказались бы в трудном положении, потому что их заключения (которые почти всегда синонимичны прекращению лечения) не высказаны четко и не приняты единогласно даже среди них самих. Их критерии можно свести к прагматическому утверждению, которое применимо и к другим, непсихоаналитическим методам лечения: «Пациент излечен, когда у него исчезают симптомы болезни и когда он может полноценно работать и любить». Сценарные аналитики добиваются того же самого не реже психоаналитиков.

В заключение следует отметить, что существуют два типа людей, возражающих против сценарной теории. Во-первых, теоретики и клиницисты, с которыми можно вежливо пообщаться на их территории, какой бы она ни была, и которые с таким же уважением относятся к сценарным аналитикам, как и те к ним, то есть читают литературу друг друга с относительным вниманием и объективностью. Во-вторых, люди, занимающие административный пост. Они могут препятствовать интеллектуальному и профессиональному развитию молодых клиницистов, особенно начинающих психиатров, запрещая им использовать в своей работе сценарный анализ. Некоторые из них просто малообразованные, раздражительные и беспричинно предубежденные люди, и о них сказать нечего. Но существуют и высокообразованные, благожелательные и непредубежденные администраторы, которые поступают так же. В основном это хорошо подготовленные психоаналитики. Им можно заметить, что сам Фрейд жил в тисках собственного сценария и открыто признавал это. Его героями были военные, он страстно восхищался Бонапартом. Его метафоры часто заимствованы с полей битв, как и частично его словарь. Его лозунг приведен в эпиграфе к его книге о снах. В моем издании он звучит так: «Flectere si nequeo Superos, Acheronta movebo», что можно примерно перевести как «Если я не смогу покорить Небеса, я вознесу Ад», что он и сделал. Его «загадочная» и «навязчивая» мысль, что он обязательно умрет