Мы выяснили, что функции Стрибога совпадают с таковыми у Касьяна: Стрибог покровительствует ветрам и воздушной стихии - Повелитель ветров Касьян (1).

Касьян

Как известно, после христианизации Руси языческие боги в народной среде не были сразу преданы забвению, но постепенно, с течением времени, стали подменяться схожими по каким-либо характеристикам персонажами христианского культа. Так, народный культ Власия во многом наследует языческому культу Велеса/Волоса, культ Ильи Пророка — Перуна, Параскевы Пятницы — Макоши и т.д. Исследователи, обнаружив такого рода соответствия, стали широко использовать этнографические данные о соответствующих «святых» для реконструкции славянского язычества.

Есть ли у Стрибога христианские наследники в «народной религии» восточных славян (великороссов, белорусов, малороссов)? В целом эта тема на сегодняшний день малоисследованна, хотя именно этот подход может дать необходимые сведения для новых, более полных и обоснованных реконструкций образа Стрибога.

В статье «Стрибог» из Энциклопедии «Слово о полку Игореве» высказано такое мнение — «<...> образ святого Касьяна <...> по всей видимости, является христ. заместителем Стрибога» [12]. Такой же взгляд выражен в популярной книге «Матерь Лада» Д. Дудко [13].

 

Для этого есть веские основания. Для примера немного забегая вперед скажем, что Касьян, подобно Стрибогу, повелевает ветрами и обладает схожими «смертоносными» характеристиками.

Касьян, как персонаж народной религии, очень сильно отличается от своего христианского прототипа, св. Кассиана Римлянина, христианского аскета-подвижника, что позволяет уверенно предполагать языческие корни его образа. Так, «святой» Касьян порой выступает двойником дьявола: он — закованный в цепи пленник преисподней, где черти бьют его молотом и только в свой день (29.03) дают свободу; по другим версиям, Касьян сам сторожит и бьет молотом дьявола (и только в свой день отдыхает).

Для подтверждения гипотезы о наследовании Касьяном черт древнерусского Стрибога мы рассмотрим многогранный «народный» образ святого Касьяна в контексте славянских представлений о ветре и индоевропейских богов воздуха/ветра.

 

1. Повелитель ветров.

Считалось, что Касьяну подвластны ветры. По вологодской легенде, Касьян держит на двадцати цепях, за двадцатью замками все ветра. В его власти спустить ветер на землю и наслать на людей и скотину мор.

По другим легендам, Касьян заключен под землю или завален камнями за помощь дьяволу. Согласно верованиям, записанным на Полтавщине, Касьян — черное, покрытое шерстью существо; живет в темной пещере, лежит в яме, засыпанный землей [14].

Эти детали не удивительны и для мифологического образа Ветра. Скованный и плененный, но в свой день вырывающийся на свободу (29.03), Касьян имеет аналог в вологодской быличке, согласно которой двенадцать ветров прикованы цепями к скале посреди океана; срываясь с цепи, они попадают на землю. Индоевропейские представления о Ветре часто помещают его в различные пропасти, ямы и пещеры. Такова, например, греческая Эолова пещера — подземное жилище ветров. Южные славяне считали, что такие пещеры и пропасти стерегут летучие змеи, одноглазая ведьма или слепой старец, пытающиеся закрыть дыру, из которой выходит Ветер [15].

 

2. Уничтожитель.

Одна из характерных особенностей народного образа св. Касьяна — губительный взгляд.

Русские поговорки: «Касьян на скот взглянет, скот валится»; «Касьян на что ни взглянет — все вянет»; «Касьян на народ — народу тяжело»; «Касьян на траву — трава сохнет»; «Касьян на скот — скот дохнет». В некоторых местах ему приписываются тяжелые веки, ресницы достигают колен. Двадцать девятого февраля нечистая сила поднимает ему веки, Касьян оглядывает мир, и тогда болеют люди и животные, вянут растения, случается мор и неурожай.

Мотив слепоты присущ и «хозяинам ветра» в славянской и балтской традициях. Выше мы отмечали славянские поверия о слепом старце, пытающемся закрыть дыру, из которой выходит Ветер. В одном литовском тексте говорится, что ветер заткнут в бочонке, а бочонок заткнут затычкой, и этот бочонок сторожит слепой старик. И каждый раз ветер дует до тех пор, пока слепой старик затычку ищет [16].

Если обратиться к родственным традициям, то обнаружатся интересные параллели.

Среди характеристик индоиранского Вайу, как бога смерти, есть одна черта, которая сближает его с Касьяном. Это его смертоносный взгляд. Согласно пехлевийским текстам, «злой» Вайу уносит дыхание живых существ, их душу, которая есть дыхание: «Когда он касается человека рукой, это сон. Когда он бросает на него свою тень, это лихорадка. Когда же он видит его своим оком, то сокрушает его душу-дыхание». В Ригведе есть загадка, отгадкой которой является Ваю: «Кто его видел, от того он тут же прочь». Имеется ввиду, что от человека, на которого смотрит Ваю, отлетает его ваю, то есть дыхание-энергия, прана, понимаемые как душа [17].

 

Пьяница, княжий сын

Среди фольклорных характеристик Касьяна мы должны отметить такие как заносчивость (встречаются пояснения, что он «из панов, княжий сын»), склонность к пьянству (наказан за пьянство во время своего праздника), буйный характер [18]. Эти характеристики обнаруживаются преимущественно в этиологических легендах объясняющих аномально редкое празднование дня Касьяна – один раз в четыре года. Такое положение дел в народе обычно объясняется как наказание Касьяна Богом за его греховное поведение. Очевидно, что эти легенды должны быть позднего происхождения (как и сама идея «високосного года» на Руси), и использовать их для реконструкций славянкого язычества некорректно.

Как следствие, мы считаем разумным объяснять вышеописанные черты Касьяна не архаикой, а необходимостью мотивировать наказание Касьяна Богом в нравоучительной легенде.

 

Страж «Иного мира»

Касьян в народной вере рисуется как привратник, страж ада: «Говорят, будто он [Кассиан] приставлен на стражу ада, и Господь отпускает его на отдых на четвертый год; за его отсутствием сторожат ад двенадцать апостолов. По этому поверью, как видим, препод. Кассиан прямо помещается в пределах подземного царства и в народнов воззрении христианском заменяет тех страшных стражей подземного мира или ада, которые необходимо были там по религиозным представлениям всех языческих народов. Отдав в распоряжение св. ап. Петра ключи рая, народ, как видим, не мог оставить без святого стража и мрачной области ада, и приурочил это звание к имени препод. Кассиана» [19].

Сами идеи «Рая» и «Ада» с руководящей ролью «праведности» и «греха» имеют христианское происхождение и не могут рассматриваться как аутентичные для славянской мифологии. Поэтому мы должны рассмотреть образы «Рая» и «Ада» как вариации «Иного мира» в народной традиции.

В народной космологии «Рай» и «Ад» зачастую были слиты в единый «Иной мир». Это архаичное воззрение обнаруживается во многих жанрах фольклора. Л.Н. Виноградова пишет: «Наиболее архаические верования изображают рай и ад территориально не расчлененными. В апокрифических преданиях загробный мир расположен на земле за водным пространством, где соседствуют праведные и грешные души. Судя по мотивам духовных стихов и народным рассказам о посещениях души спящего человека того света, страна грешников отделена от страны праведников лишь пропастью, огненной рекой, глухой стеной, оградой и т. п. Сказочные герои, достигшие того света, тоже встречаются в одном мире как с Богом и святыми, так и с грешниками, терпящими наказание за грехи» [20].

По нашему мнению, до нас дошли и еще «более архаичные» воззрения - они почти исключают христианский «Ад» из космологии: «На вопрос, куда попадает душа человека после смерти, многие уверенно отвечали: "Непременно в рай. Сколько здесь не греши, а душа все равно Божья, ведь он вдунул ее в человека, так неужели же свою душу Бог захочет в ад сажать — только в царство небесное". Лишь души тех людей, которые не подчинились божьему замыслу и сами на себя руки наложили, будут работать на чертей: это самоубийцы, утопленники, опойцы (так называемые "заложные" покойники)» [21]. «Рай» по этому верованию довольно точно соответствует понятию языческого «Ирия». Что интересно, обычный дуализм «Рая» и «Ада» как двух статических пристанищ душ заменяется дуализмом статического «Рая» и хаотического «межмирового» пространства, где обитают неупокоенные души.

Мы посчитали необходимым это небольшое отступление, чтобы раскрыть понятие «Иного мира» (вынесенного в название главы), и, как следствие, его Привратника, Стража.

Идея разделения единого «Иного мира», условно говоря, на «Рай» и «Ад», возникла независимо от (и задолго до) христианства и была очень последовательно воплощена в иранском зороастризме. Это привело также и к разделению Вайу на два противоположных образа, доброго и злого Вайу.

Добрый Вайу выступает в зороастризме как привратник Рая. Он стоит на пути, который должны были преодолеть души умерших, — у моста, что ведет в райскую обитель на священную гору Хара Березайти. Со священной горой Меру связывают Ваю и древнеиндийские тексты — около нее он облетает свои владения.

Его двойник, злой Вайу, отождествляемый с демоном смерти, напротив, причиняет душам вред.

В балтийской мифологии есть идентичное верование: рассказывается, что Бог некогда выгнал первых людей из Рая и поставил при вратах Рая двух стражей, чтобы люди не могли вернуться назад. У врат Рая стоят два великана. Одного зовут Ауштра, это заря, этот великан освещает дорогу праведникам, которые идут в Рай. А другой страж этого загробного мира — престрашный, большеголовый, толстогубый Веяс, который сдувает грешников, которые пытаются пройти в Рай, с очень узкого, как прутик, моста. И грешники падают в реку кипящей смолы [22]. Веяс — это и есть Ветер. Часто его отождествляют с балтийским богом ветра Вейопатисом. Это предание заметно христианизировано, но в общем индоевропейские, и балтославянские в частности, мифологемы хорошо сохранились.

Многочисленны и убедительны попытки ученых интерпретировать скандинавского Хеймдалля как бога атмосферы и ветра (например [23]). Кроме прочего, на это прямо указывает одно из его имен — «Vindhler», что значит «убежище ветра». Хеймдалль также является привратником «Иного мира» (Асгарда), встречающим души мертвых поднимающиеся по мосту Бифресту. Мост этот не прост - заключающийся в нем огонь (красный цвет радуги) жжет того, кому вход в Асгард закрыт.

В славянском фольклоре есть примеры спряжения мотива мифологического моста и существа, слепого из-за огромных нависших век (как у Касьяна). Такова сказка из собрания Афанасьева про Ивана Быковича. Ключевые действия проходят на Калиновом мосту через речку Смородинку, который уверенно интерпретируется как граница между нашим и Иным мирами. Иван Быкович убивает охраняющих мост змеев, и попадает к их отцу. «Позвал старик двенадцать воев и говорит им: "Возьмите вилы железные, поднимите мне веки черные"». В конце повествования старик предлагает Ивану Быковичу пройтись по «жердочке» над ямой: «У меня приготовлена яма глубокая, через яму лежит жердочка; кто по жердочке пройдет, тот за себя и царицу возьмет». Эта жердочка над ямой, видимо, является «уменьшенной копией» Калинового моста над рекой Смородиной, а «старик», как и его дети-Змеи, его Стражем.

 

Покровитель мертвых

Сложные представления о Касьяне, отразившиеся в фольклоре, поясняют сведения о дополнительных, кроме 29 февраля, поминовениях этого «святого» в русской календарной обрядности. Это три четверга: на масляной, пасхальной и семицкой неделях. Главенствующим элементом обрядности этих дней является поминовение покойников. Прикрепленность образа Касьяна к дням поминовения покойников указывает на сложившуюся в традиционном сознании связь этого «святого» с «Иным миром».

Особенно показательно поминовение Касьяна на семицкой неделе, тесно связанной с культом «заложных» покойников.

Между образом Касьяна и Ветра возникает еще одна связка — общеславянская ассоциация воздуха и ветра с душами мертвых. Считалось, что с ветром летают души больших грешников; сильный Ветер означает чью-то насильственную смерть. По польским и словацким поверьям, в завывающем ветре слышны стоны висельника. Белорусы полагают, что холодный ветер дует с той стороны, где утонул человек. Ветер в день поминовения умерших у кашубов означает плач души. По украинским верованиям, появление «ходячих» покойников сопровождается порывами ветра [24].

Здесь следует обратить внимание на возможную связь самого Стрибога с романо-славянскими стригами, чье имя ассоциируется с именем древнерусского Бога Ветра.

Чешск. striha, словац. stryga, пол. strzyga – «ведьма», хорв. strigon – «упырь» [25].

«В Кишиневском у., – пишет Д.К. Зеленин, – на Киперченской вотчине есть местность, называемая "Валя спынзу-рацикорь", т.е. долина повесившихся. Предание говорит, что там и теперь живут и действуют стригои, т.е. эти повешенные люди. В глухую ночь, из опасения этих стригоев, стараются обойти эту страшную местность. По некоторым известиям, румынские стригои оберегают клады на земле, т.е. имеют занятие, одинаковое с занятием русских заложных покойников» [26].

Название «стриги» было известно и на Русском Севере, в Костромской губернии.

Стоит вспомнить ведийского бога ветра Рудру, один из эпитетов которого, «Бхутешвара», значит «Господин упырей».

 

Разрушитель мира

В этой главе мы попытаемся реконструировать часть славянской эсхатологии.

Ученые различают индивидуальную эсхатологию (учение о загробной жизни единичной человеческой души) и всемирную эсхатологию (учение о конце света). Напомним читателю о существовании базового для мифологического сознания соответствия между макрокосмом и микрокосмом — в рамках эсхатологии это правило тоже действует.

Выше (в главах 2,4,5) мы показали, что для бога Ветра свойственны функции бога смерти.

«Индивидуальная эсхатология» на основе вышеизложенного такова — смерть человека от взгляда Бога, встреча у моста на «тот свет» и/или у врат «Иного мира» с самим Богом.

Бог Ветра таким образом завершает жизненный цикл человека, подготавливает его к новому рождению через разрушение старого.

Завершающее положение в цикле является характеризующим и для Касьяна.

В календарной системе последний день февраля предстает одним из основных дней ранне-весеннего периода — демонического и хтонического.

Мотив выпускания Касьяна на волю в определенное время (29.02) сближает эту легенду с другой, относящейся ко времени Святок, согласно которой Бог забывает в Рождество закрыть врата ада, и нечистая сила на весь святочный период выходит на землю. Типологическая близость этих легенд не случайна: и Святки, и Касьянов день, по традиционным представлениям, отмечены признаками хаотичности, стихийности, опасности как периоды перехода от старого к новому (независимо от отказа празднования Нового года в марте, конец февраля в крестьянском быту продолжал осмысляться как граница между временами года - зимой и весной) [27].

Время перехода от зимы к весны, от старого года к новому осмыслялось еще как время хаоса, предшествовавшего «снованию света», сотворению Мира. По логике именно в это время разрушался старый Мир, чтобы дать место новому Миру. Кем разрушался? Вероятно, что Касьяном/Дьяволом, который в это время оглядывал своим смертоносным взглядом «весь свет».

Особый уничтожающий взгляд с закрывающими глаза ресницами/веками, типичный для «святого» Касьяна, по мнению Д.В. Громова, является характерной чертой персонажей славянской эсхатологии: «Другой эсхатологической чертой фольклорного Боняка являются упоминающиеся во многих текстах специфические глаза: их взгляд смертоносен, глаза закрыты тяжелыми веками <...> На Западной Украине сохранились эсхатологические легенды, в которых основным разрушающим персонажем является "виеподобное существо", обладающее убивающим взглядом (что видно из его имени Гаргон). Хотя в легендах заметно немалое христианское влияние, но в целом они, несомненно, являются параллелью скандинавскому мифу о Рагнарёке и авестийским эсхатологическим мифам» [28].

Памятуя о связи Касьяна с мифологией Ветра приведем следующее чрезвычайно важное для нас предание: «В высшей степени интересно украинское предание, утверждающее, что старый Ветер сидит с закованными устами: "що тепер Витри je — то молодь шастаецця; старий же тильки иноди в щилинки помиж губив дмуха — и отто бури бувають. Як би ему губи роскувать и вин дмухонув на ввесь рот — все б поздував на свити, горы з долинами поривняв, кинець свитови був би... Одже колись таки ему роскуюцця губи!" Предание это примыкает к мифу о грозном владыке демонов, который сидит окованный цепями и будет освобожден только при конце мира» [29].

Здесь прямо говорится о том что разрушение Вселенной — дело Ветра. Комментарий А.Н. Афанасьева справедливо увязывает предание с мифами о закованном владыке демонов - именно таким и является Касьян.

Противопоставление «молодых» ветров и «старого» Ветра заставляет вспомнить «Слово о полку Игореве» с его противопоставлением молодых «Стрибожих внуков» и самого Стрибога.

Эсхатологические мотивы присутствуют и в «Слове о полку Игореве». Мифология «Слова» строится вокруг идеи «солярности», в частности идеи солнечного затмения. Именно затмение определяет судьбу Игоря — поражение в битве и последующее спасение. Небесное определяет судьбу земного: поражение Солнца в небе (его затмение) определяет неудачу похода Игоря.

Его поражение рисуется с подобной образностью затмения Солнца: в день второго боя русичей с половцами «черные тучи» (половцы), идущие «с моря», хотят затмить, «прикрыти четыре солнца» (четырех русских князей, участвовавших в походе). «На р?ц? на Каял? тьма св?тъ покрыла» - говорит автор о кульминации земного «затмения».

Но каков мифологический смысл затмения?

Считалось, что некое демоническое существо (змей, волк и др.) пытается поглотить Солнце — это и есть затмение. И что когда ему удастся это сделать (съесть Солнце) — тогда и наступит «светопреставление» (вспомним скандинавский Рагнарек во время которого волк наконец догонит и поглотит солнце).

Таким образом, мы приходим к выводу, что силы, участвующие в солнечном затмении, есть силы эсхатологические (космического порядка). В «земном» затмении «Слова» со стороны Солнца выходят «внуки Даждьбоговы», русские князья («четыре солнца»), с обратной стороны – «Стрибожьи внуки», веющие стрелами и двигаемые тем же ветром «черные тучи» половцев.

«Косвенным доказательством противопоставленности солнечного Даждьбога (посылающего блага) и Стрибога (несущего смерть, уничтожение) могут служить чеш. поверья, указ. Срезневским, о постоянной борьбе солнца со всемогущей ведьмой Стрегой / Стригой (вероятно, это жен. ипостась Стрибога), несущей смерть и мор» [30].

Из чего мы вправе заключить, что отношения между Даждьбогом и Стрибогом были отчасти антогонистичны, особенно в плане эсхатологии.

Разрушающие функции свойственны и индийскому Ваю. В своей грозной ипостаси образ Ваю связывается с эсхатологией как всесокрушающий ветер конца юги. В «Шримад-Бхагаватам» говорится: «Восседающий на лотосе Господь Брахма так и не смог до конца постичь ни творение, ни лотос, ни себя самого. В конце юги задул ветер опустошения, вздымая огромные круговые волны и раскачивая лотос».

Таким образом, «Всемирная эсхатология» вырисовывается следующим образом: Стрибог (Ветер, Касьян) в конце мирового цикла разрушает мир, возможно сокрушает/затемняет Солнце-Даждьбога. В календарном цикле этому мифическому событию соответствует последний день года. Старый цикл закончен - начинается новый.

 

В итоге

Мы выяснили, что функции и мифологический облик Касьяна совпадают с таковыми в славянской мифологии Ветра, у богов Ветра/Воздуха родственных традиций (индийский Ваю, иранский Вайю, скандинавский Хеймдалль, балтский Веяс).

Таким образом, вы вправе заключить, что «народно-христианский» Касьян является прямым наследником древнерусского языческого Стрибога, и его образ (как и различные индоевропейские параллели) может и должен быть использован для реконструкции образа Стрибога.

Кратко суммируя все вышесказанное, мы можем предложить следующую реконструкцию:

Стрибог повелевает ветрами.

Касьян

Как известно, после христианизации Руси языческие боги в народной среде не были сразу преданы забвению, но постепенно, с течением времени, стали подменяться схожими по каким-либо характеристикам персонажами христианского культа. Так, народный культ Власия во многом наследует языческому культу Велеса/Волоса, культ Ильи Пророка — Перуна, Параскевы Пятницы — Макоши и т.д. Исследователи, обнаружив такого рода соответствия, стали широко использовать этнографические данные о соответствующих «святых» для реконструкции славянского язычества.

Есть ли у Стрибога христианские наследники в «народной религии» восточных славян (великороссов, белорусов, малороссов)? В целом эта тема на сегодняшний день малоисследованна, хотя именно этот подход может дать необходимые сведения для новых, более полных и обоснованных реконструкций образа Стрибога.

В статье «Стрибог» из Энциклопедии «Слово о полку Игореве» высказано такое мнение — «<...> образ святого Касьяна <...> по всей видимости, является христ. заместителем Стрибога» [12]. Такой же взгляд выражен в популярной книге «Матерь Лада» Д. Дудко [13].

 

Для этого есть веские основания. Для примера немного забегая вперед скажем, что Касьян, подобно Стрибогу, повелевает ветрами и обладает схожими «смертоносными» характеристиками.

Касьян, как персонаж народной религии, очень сильно отличается от своего христианского прототипа, св. Кассиана Римлянина, христианского аскета-подвижника, что позволяет уверенно предполагать языческие корни его образа. Так, «святой» Касьян порой выступает двойником дьявола: он — закованный в цепи пленник преисподней, где черти бьют его молотом и только в свой день (29.03) дают свободу; по другим версиям, Касьян сам сторожит и бьет молотом дьявола (и только в свой день отдыхает).

Для подтверждения гипотезы о наследовании Касьяном черт древнерусского Стрибога мы рассмотрим многогранный «народный» образ святого Касьяна в контексте славянских представлений о ветре и индоевропейских богов воздуха/ветра.

 

1. Повелитель ветров.

Считалось, что Касьяну подвластны ветры. По вологодской легенде, Касьян держит на двадцати цепях, за двадцатью замками все ветра. В его власти спустить ветер на землю и наслать на людей и скотину мор.

По другим легендам, Касьян заключен под землю или завален камнями за помощь дьяволу. Согласно верованиям, записанным на Полтавщине, Касьян — черное, покрытое шерстью существо; живет в темной пещере, лежит в яме, засыпанный землей [14].

Эти детали не удивительны и для мифологического образа Ветра. Скованный и плененный, но в свой день вырывающийся на свободу (29.03), Касьян имеет аналог в вологодской быличке, согласно которой двенадцать ветров прикованы цепями к скале посреди океана; срываясь с цепи, они попадают на землю. Индоевропейские представления о Ветре часто помещают его в различные пропасти, ямы и пещеры. Такова, например, греческая Эолова пещера — подземное жилище ветров. Южные славяне считали, что такие пещеры и пропасти стерегут летучие змеи, одноглазая ведьма или слепой старец, пытающиеся закрыть дыру, из которой выходит Ветер [15].

 

2. Уничтожитель.

Одна из характерных особенностей народного образа св. Касьяна — губительный взгляд.

Русские поговорки: «Касьян на скот взглянет, скот валится»; «Касьян на что ни взглянет — все вянет»; «Касьян на народ — народу тяжело»; «Касьян на траву — трава сохнет»; «Касьян на скот — скот дохнет». В некоторых местах ему приписываются тяжелые веки, ресницы достигают колен. Двадцать девятого февраля нечистая сила поднимает ему веки, Касьян оглядывает мир, и тогда болеют люди и животные, вянут растения, случается мор и неурожай.

Мотив слепоты присущ и «хозяинам ветра» в славянской и балтской традициях. Выше мы отмечали славянские поверия о слепом старце, пытающемся закрыть дыру, из которой выходит Ветер. В одном литовском тексте говорится, что ветер заткнут в бочонке, а бочонок заткнут затычкой, и этот бочонок сторожит слепой старик. И каждый раз ветер дует до тех пор, пока слепой старик затычку ищет [16].

Если обратиться к родственным традициям, то обнаружатся интересные параллели.

Среди характеристик индоиранского Вайу, как бога смерти, есть одна черта, которая сближает его с Касьяном. Это его смертоносный взгляд. Согласно пехлевийским текстам, «злой» Вайу уносит дыхание живых существ, их душу, которая есть дыхание: «Когда он касается человека рукой, это сон. Когда он бросает на него свою тень, это лихорадка. Когда же он видит его своим оком, то сокрушает его душу-дыхание». В Ригведе есть загадка, отгадкой которой является Ваю: «Кто его видел, от того он тут же прочь». Имеется ввиду, что от человека, на которого смотрит Ваю, отлетает его ваю, то есть дыхание-энергия, прана, понимаемые как душа [17].

 

Пьяница, княжий сын

Среди фольклорных характеристик Касьяна мы должны отметить такие как заносчивость (встречаются пояснения, что он «из панов, княжий сын»), склонность к пьянству (наказан за пьянство во время своего праздника), буйный характер [18]. Эти характеристики обнаруживаются преимущественно в этиологических легендах объясняющих аномально редкое празднование дня Касьяна – один раз в четыре года. Такое положение дел в народе обычно объясняется как наказание Касьяна Богом за его греховное поведение. Очевидно, что эти легенды должны быть позднего происхождения (как и сама идея «високосного года» на Руси), и использовать их для реконструкций славянкого язычества некорректно.

Как следствие, мы считаем разумным объяснять вышеописанные черты Касьяна не архаикой, а необходимостью мотивировать наказание Касьяна Богом в нравоучительной легенде.

 

Страж «Иного мира»

Касьян в народной вере рисуется как привратник, страж ада: «Говорят, будто он [Кассиан] приставлен на стражу ада, и Господь отпускает его на отдых на четвертый год; за его отсутствием сторожат ад двенадцать апостолов. По этому поверью, как видим, препод. Кассиан прямо помещается в пределах подземного царства и в народнов воззрении христианском заменяет тех страшных стражей подземного мира или ада, которые необходимо были там по религиозным представлениям всех языческих народов. Отдав в распоряжение св. ап. Петра ключи рая, народ, как видим, не мог оставить без святого стража и мрачной области ада, и приурочил это звание к имени препод. Кассиана» [19].

Сами идеи «Рая» и «Ада» с руководящей ролью «праведности» и «греха» имеют христианское происхождение и не могут рассматриваться как аутентичные для славянской мифологии. Поэтому мы должны рассмотреть образы «Рая» и «Ада» как вариации «Иного мира» в народной традиции.

В народной космологии «Рай» и «Ад» зачастую были слиты в единый «Иной мир». Это архаичное воззрение обнаруживается во многих жанрах фольклора. Л.Н. Виноградова пишет: «Наиболее архаические верования изображают рай и ад территориально не расчлененными. В апокрифических преданиях загробный мир расположен на земле за водным пространством, где соседствуют праведные и грешные души. Судя по мотивам духовных стихов и народным рассказам о посещениях души спящего человека того света, страна грешников отделена от страны праведников лишь пропастью, огненной рекой, глухой стеной, оградой и т. п. Сказочные герои, достигшие того света, тоже встречаются в одном мире как с Богом и святыми, так и с грешниками, терпящими наказание за грехи» [20].

По нашему мнению, до нас дошли и еще «более архаичные» воззрения - они почти исключают христианский «Ад» из космологии: «На вопрос, куда попадает душа человека после смерти, многие уверенно отвечали: "Непременно в рай. Сколько здесь не греши, а душа все равно Божья, ведь он вдунул ее в человека, так неужели же свою душу Бог захочет в ад сажать — только в царство небесное". Лишь души тех людей, которые не подчинились божьему замыслу и сами на себя руки наложили, будут работать на чертей: это самоубийцы, утопленники, опойцы (так называемые "заложные" покойники)» [21]. «Рай» по этому верованию довольно точно соответствует понятию языческого «Ирия». Что интересно, обычный дуализм «Рая» и «Ада» как двух статических пристанищ душ заменяется дуализмом статического «Рая» и хаотического «межмирового» пространства, где обитают неупокоенные души.

Мы посчитали необходимым это небольшое отступление, чтобы раскрыть понятие «Иного мира» (вынесенного в название главы), и, как следствие, его Привратника, Стража.

Идея разделения единого «Иного мира», условно говоря, на «Рай» и «Ад», возникла независимо от (и задолго до) христианства и была очень последовательно воплощена в иранском зороастризме. Это привело также и к разделению Вайу на два противоположных образа, доброго и злого Вайу.

Добрый Вайу выступает в зороастризме как привратник Рая. Он стоит на пути, который должны были преодолеть души умерших, — у моста, что ведет в райскую обитель на священную гору Хара Березайти. Со священной горой Меру связывают Ваю и древнеиндийские тексты — около нее он облетает свои владения.

Его двойник, злой Вайу, отождествляемый с демоном смерти, напротив, причиняет душам вред.

В балтийской мифологии есть идентичное верование: рассказывается, что Бог некогда выгнал первых людей из Рая и поставил при вратах Рая двух стражей, чтобы люди не могли вернуться назад. У врат Рая стоят два великана. Одного зовут Ауштра, это заря, этот великан освещает дорогу праведникам, которые идут в Рай. А другой страж этого загробного мира — престрашный, большеголовый, толстогубый Веяс, который сдувает грешников, которые пытаются пройти в Рай, с очень узкого, как прутик, моста. И грешники падают в реку кипящей смолы [22]. Веяс — это и есть Ветер. Часто его отождествляют с балтийским богом ветра Вейопатисом. Это предание заметно христианизировано, но в общем индоевропейские, и балтославянские в частности, мифологемы хорошо сохранились.

Многочисленны и убедительны попытки ученых интерпретировать скандинавского Хеймдалля как бога атмосферы и ветра (например [23]). Кроме прочего, на это прямо указывает одно из его имен — «Vindhler», что значит «убежище ветра». Хеймдалль также является привратником «Иного мира» (Асгарда), встречающим души мертвых поднимающиеся по мосту Бифресту. Мост этот не прост - заключающийся в нем огонь (красный цвет радуги) жжет того, кому вход в Асгард закрыт.

В славянском фольклоре есть примеры спряжения мотива мифологического моста и существа, слепого из-за огромных нависших век (как у Касьяна). Такова сказка из собрания Афанасьева про Ивана Быковича. Ключевые действия проходят на Калиновом мосту через речку Смородинку, который уверенно интерпретируется как граница между нашим и Иным мирами. Иван Быкович убивает охраняющих мост змеев, и попадает к их отцу. «Позвал старик двенадцать воев и говорит им: "Возьмите вилы железные, поднимите мне веки черные"». В конце повествования старик предлагает Ивану Быковичу пройтись по «жердочке» над ямой: «У меня приготовлена яма глубокая, через яму лежит жердочка; кто по жердочке пройдет, тот за себя и царицу возьмет». Эта жердочка над ямой, видимо, является «уменьшенной копией» Калинового моста над рекой Смородиной, а «старик», как и его дети-Змеи, его Стражем.

 

Покровитель мертвых

Сложные представления о Касьяне, отразившиеся в фольклоре, поясняют сведения о дополнительных, кроме 29 февраля, поминовениях этого «святого» в русской календарной обрядности. Это три четверга: на масляной, пасхальной и семицкой неделях. Главенствующим элементом обрядности этих дней является поминовение покойников. Прикрепленность образа Касьяна к дням поминовения покойников указывает на сложившуюся в традиционном сознании связь этого «святого» с «Иным миром».

Особенно показательно поминовение Касьяна на семицкой неделе, тесно связанной с культом «заложных» покойников.

Между образом Касьяна и Ветра возникает еще одна связка — общеславянская ассоциация воздуха и ветра с душами мертвых. Считалось, что с ветром летают души больших грешников; сильный Ветер означает чью-то насильственную смерть. По польским и словацким поверьям, в завывающем ветре слышны стоны висельника. Белорусы полагают, что холодный ветер дует с той стороны, где утонул человек. Ветер в день поминовения умерших у кашубов означает плач души. По украинским верованиям, появление «ходячих» покойников сопровождается порывами ветра [24].

Здесь следует обратить внимание на возможную связь самого Стрибога с романо-славянскими стригами, чье имя ассоциируется с именем древнерусского Бога Ветра.

Чешск. striha, словац. stryga, пол. strzyga – «ведьма», хорв. strigon – «упырь» [25].

«В Кишиневском у., – пишет Д.К. Зеленин, – на Киперченской вотчине есть местность, называемая "Валя спынзу-рацикорь", т.е. долина повесившихся. Предание говорит, что там и теперь живут и действуют стригои, т.е. эти повешенные люди. В глухую ночь, из опасения этих стригоев, стараются обойти эту страшную местность. По некоторым известиям, румынские стригои оберегают клады на земле, т.е. имеют занятие, одинаковое с занятием русских заложных покойников» [26].

Название «стриги» было известно и на Русском Севере, в Костромской губернии.

Стоит вспомнить ведийского бога ветра Рудру, один из эпитетов которого, «Бхутешвара», значит «Господин упырей».

 

Разрушитель мира

В этой главе мы попытаемся реконструировать часть славянской эсхатологии.

Ученые различают индивидуальную эсхатологию (учение о загробной жизни единичной человеческой души) и всемирную эсхатологию (учение о конце света). Напомним читателю о существовании базового для мифологического сознания соответствия между макрокосмом и микрокосмом — в рамках эсхатологии это правило тоже действует.

Выше (в главах 2,4,5) мы показали, что для бога Ветра свойственны функции бога смерти.

«Индивидуальная эсхатология» на основе вышеизложенного такова — смерть человека от взгляда Бога, встреча у моста на «тот свет» и/или у врат «Иного мира» с самим Богом.

Бог Ветра таким образом завершает жизненный цикл человека, подготавливает его к новому рождению через разрушение старого.

Завершающее положение в цикле является характеризующим и для Касьяна.

В календарной системе последний день февраля предстает одним из основных дней ранне-весеннего периода — демонического и хтонического.

Мотив выпускания Касьяна на волю в определенное время (29.02) сближает эту легенду с другой, относящейся ко времени Святок, согласно которой Бог забывает в Рождество закрыть врата ада, и нечистая сила на весь святочный период выходит на землю. Типологическая близость этих легенд не случайна: и Святки, и Касьянов день, по традиционным представлениям, отмечены признаками хаотичности, стихийности, опасности как периоды перехода от старого к новому (независимо от отказа празднования Нового года в марте, конец февраля в крестьянском быту продолжал осмысляться как граница между временами года - зимой и весной) [27].

Время перехода от зимы к весны, от старого года к новому осмыслялось еще как время хаоса, предшествовавшего «снованию света», сотворению Мира. По логике именно в это время разрушался старый Мир, чтобы дать место новому Миру. Кем разрушался? Вероятно, что Касьяном/Дьяволом, который в это время оглядывал своим смертоносным взглядом «весь свет».