Пой, скачи, кружись, Параша!..»

Часть третья

 

 

Валы вздувалися горами,

Сливалось море с небесами,

Ревели ветры, гром гремел,

Зияла смерть, а N. N. цел!

В Вестминстере свернувшись в ком,[36]

Пред урной Попа[37] бьет челом;

В ладоши хлопает, на скачке,

Спокойно смотрит сквозь очков

На стычку Питта[38] с Шериданом[39],

На бой задорных петухов

Иль дога с яростным кабаном;

Я в Лондоне, друзья, и к вам

Уже объятья простираю —

Как всех увидеть вас желаю!

Сегодня на корабль отдам

Все, все мои приобретенья

В двух знаменитейших странах!

Я вне себя от восхищенья!

В каких явлюсь к вам сапогах!

Какие фраки! панталоны!

Всему новейшие фасоны!

Какой прекрасный выбор книг!

Считайте — я скажу вам вмиг:

Бюффон, Руссо, Мабли[40], Корнилий[41],

Гомер, Плутарх[42], Тацит, Виргилий,

Весь Шакеспир, весь Поп и Гюм[43];

Журналы Аддисона, Стиля[44]…

И всё Дидота, Баскервиля![45]

Европы целой собрал ум!

Ах, милые, с каким весельем

Все это будет разбирать!

А иногда я между дельем

Журнал мой стану вам читать:

Что видел, слышал за морями,

Как сладко жизнь моя текла,

И кончу тем, обнявшись с вами:

А родина… все нам мила!

 

1803

 

 

Ермак[46]

 

 

Какое зрелище пред очи

Представила ты, Древность, мне?

Под ризою угрюмой ночи,

При бледной в облаках луне

Я зрю Иртыш: крутит, сверкает,

Шумит и пеной подмывает

Высокий берег и крутой;

На нем два мужа изнуренны,

Как тени, в аде заключенны,

Сидят, склонясь на длань главой;

Единый млад, другой с брадой

Седою и до чресл висящей;

На каждом вижу я наряд,

Во ужас сердце приводящий!

С булатных шлемов их висят

Со всех сторон хвосты змеины,

И веют крылия совины;

Одежда из звериных кож;

Вся грудь обвешана ремнями,

Железом ржавым и кремнями;

На поясе широкий нож;

А при стопах их два тимпана

И два поверженны копья;

То два сибирские шамана,

И их словам внимаю я.

 

Старец

 

Шуми, Иртыш, реви ты с нами

И вторь плачевным голосам!

Навек отвержены богами!

О, горе нам!

 

Младый

 

О, горе нам!

О, страшная для нас невзгода!

 

Старец

 

О ты, которыя венец

Поддерживали три народа,[47]

Гремевши мира по конец,

О сильна, древняя держава!

О матерь нескольких племен!

Прошла твоя, исчезла слава!

Сибирь! и ты познала плен!

 

Младый

 

Твои народы расточенны,

Как вихрем возмятенный прах,

И сам Кучум,[48][49] гроза вселенны,

Твой царь, погиб в чужих песках!

 

Старец

 

Священные твои шаманы

Скитаются в глуши лесов.

На то ль судили вы, шайтаны,[50]

Достигнуть белых мне власов,

Чтоб я, столетний ваш служитель,

Стенал и в прахе, бывши зритель

Паденья тысяч ваших чад?

 

Младый

 

И от кого ж, о боги! пали?

 

Старец

 

От горсти русских!.. Мор и глад!

Почто Сибирь вы не пожрали?

Ах, лучше б трус, потоп иль гром

Всемощны на нее послали,

Чем быть попранной Ермаком!

 

Младый

 

Бичом и ужасом природы!..

Кляните вы его всяк час,

Сибирски горы, холмы, воды:

Он вечный мрак простер на вас!

 

Старец

 

Он шел, как столп, огнем палящий,

Как лютый мраз, все вкруг мертвящий!

Куда стрелу ни посылал —

Повсюду жизнь пред ней бледнела

И страшна смерть вослед летела.

 

Младый

 

И царский брат пред ним упал.

 

Старец

 

Я зрел с ним бой Мегмета-Кула,[51]

Сибирских стран богатыря:

Рассыпав стрелы все из тула

И вящим жаром возгоря,

Извлек он саблю смертоносну.

«Дай лучше смерть, чем жизнь поносну

Влачить мне в плене!» — он сказал

И вмиг на Ермака напал.

Ужасный вид! они сразились!

Их сабли молнией блестят,

Удары тяжкие творят,

И обе разом сокрушились.

Они в ручной вступили бой:

Грудь с грудью и рука с рукой;

От вопля их дубравы воют;

Они стопами землю роют;

Уже с них сыплет пот, как град;

Уже в них сердце страшно бьется,

И ребра обоих трещат:

То сей, то оный на бок гнется;

Крутятся, и — Ермак сломил!

«Ты мой теперь! — он возопил, —

И все отныне мне подвластно!»

 

Младый

 

Сбылось пророчество ужасно!

Пленил, попрал Сибирь Ермак!..

Но что? ужели стон сердечный

Гонимых будет…

 

Старец

 

Вечный! вечный!

Внемли, мой сын: вчера во мрак

Глухих лесов я углубился

И тамо с пламенной душой

Над жертвою богам молился.

Вдруг ветр восстал и поднял вой;

С деревьев листья полетели;

Столетни кедры заскрыпели,

И вихрь закланных серн унес!

Я пал и слышу глас с небес:

«Неукротим, ужасен Рача,[52]

Когда казнит вселенну он.

Сибирь, отвергша мой закон!

Пребудь вовек, стоная, плача,

Рабыней белого царя!

Да светлая тебя заря

И черна ночь в цепях застанет;

А слава грозна Ермака

И чад его вовек не вянет

И будет под луной громка!» —

Умолкнул глас, и гром трикратно

Протек по бурным небесам…

Увы! погибли невозвратно!

О, горе нам!

 

Младый

 

О, горе нам!

 

Потом, с глубоким сердца вздохом,

Восстав с камней, обросших мохом,

И сняв орудия с земли,

Они вдоль брега потекли

И вскоре скрылися в тумане.

 

Мир праху твоему, Ермак!

Да увенчают россияне

Из злата вылитый твой зрак,

Из ребр Сибири источенна

Твоим булатным копием!

Но что я рек, о тень забвенна!

Что рек в усердии моем?

Где обелиск твой? Мы не знаем,

Где даже прах твой был зарыт.

Увы! он вепрем попираем

Или остяк по нем бежит

За ланью быстрой и рогатой,

Прицелясь к ней стрелой пернатой.

Но будь утешен ты, герой!

Парящий стихотворства гений

Всяк день с Авророю златой,

В часы божественных явлений,

Над прахом плавает твоим

И сладку песнь гласит над ним:

 

«Великий! Где б ты ни родился,

Хотя бы в варварских веках

Твой подвиг жизни совершился;

Хотя б исчез твой самый прах;

Хотя б сыны твои, потомки,

Забыв деянья предка громки.

Скитались в дебрях и лесах

И жили с алчными вояками, —

Но ты, великий человек,

Пойдешь в ряду с полубогами

Из рода в род, из века в век;

И славы луч твоей затмится,

Когда померкнет солнца свет,

Со треском небо развалится

И время на косу падет!»

 

1794

 

 

ПОСЛАНИЯ

 

К Г. Р. Державину[53]

 

 

Бард безымянный! тебя ль не узнаю?

Орлий издавна знаком мне полет.

Я не в отчизне, в Москве обитаю,

В жилище сует.

 

Тщетно поэту искать вдохновений

Тамо, где враны глушат соловьев;

Тщетно в дубравах здесь бродит мой гений

Близ светлых ручьев.

 

Тамо встречает на каждом он шаге

Рдяных сатиров и вакховых жриц,[54]

Скачущих с воплем и плеском в отваге

Вкруг древних гробниц.

 

Гул их эвое[55] несется вдоль рощи,

Гонит пернатых скрываться в кустах;

Даже далече наводит средь нощи

На путника страх.

 

О песнопевец! один ты способен

Петь и под шумом сердитых валов,

Как и при ниве, — себе лишь подобен —

Языком богов!

 

1805

 

 

ПЕСНИ

 

«Стонет сизый голубочек…»

 

 

Стонет сизый голубочек,

Стонет он и день и ночь;

Миленький его дружочек

Отлетел надолго прочь.

 

Он уж боле не воркует

И пшенички не клюет;

Все тоскует, все тоскует

И тихонько слезы льет.

 

С нежной ветки на другую

Перепархивает он

И подружку дорогую

Ждет к себе со всех сторон.

 

Ждет ее… увы! но тщетно,

Знать, судил ему так рок!

Сохнет, сохнет неприметно

Страстный, верный голубок.

 

Он ко травке прилегает,

Носик в перья завернул;

Уж не стонет, не вздыхает;

Голубок… навек уснул!

 

Вдруг голубка прилетела,

Приуныв, издалека,

Над своим любезным села,

Будит, будит голубка;

 

Плачет, стонет, сердцем ноя,

Ходит милого вокруг —

Но… увы! прелестна Хлоя!

Не проснется милый друг!

 

1792

 

«Видел славный я дворец…»

 

 

Видел славный я дворец

Нашей матушки царицы;

Видел я ее венец

И златые колесницы.

 

«Всё прекрасно!» — я сказал

И в шалаш мой путь направил:

Там меня мой ангел ждал,

Там я Лизоньку оставил.

 

Лиза, рай всех чувств моих!

Мы не знатны, не велики;

Но в объятиях твоих

Меньше ль счастлив я владыки?

 

Царь один веселий час

Миллионом покупает;

А природа их для нас

Вечно даром расточает.

 

Пусть певцы не будут плесть

Мне похвал кудрявым складом:

Ах! сравню ли я их лесть

Милой Лизы с нежным взглядом?

 

Эрмитаж мой — огород,

Скипетр — посох, а Лизета —

Моя слава, мой народ

И всего блаженство света!

 

1794

 

 

 

Пой, скачи, кружись, Параша!

Руки в боки подпирай!

Мчись в веселии, жизнь наша!

Ай, ай, ай, жги![56] припевай.

 

Мил, любезен василечек —

Рви, доколе он цветет;

Солнце зайдет, и цветочек…

Ах! увянет, опадет!

 

Пой, скачи, кружись, Параша!

Руки в боки подпирай!

Мчись в веселии, жизнь наша!

Ай, ай, ай, жги! припевай.

 

Соловей не умолкает,

Свищет с утра до утра;

Другу милому, он знает,

Петь одна в году пора.

 

Пой, скачи, кружись, Параша!

Руки в боки подпирай!

Мчись в веселии, жизнь наша!

Ай, ай, ай, жги! припевай.

 

Кто, быв молод, не смеялся,

Не плясал и не певал,

Тот ничем не наслаждался;

В жизни не жил, а дышал.

 

Пой, скачи, кружись, Параша!

Руки в боки подпирай!

Мчись в веселии, жизнь наша!

Ай, ай, ай, жги! припевай.

 

1795