Не влезай. Я тебе это говорю. Эта книга — моя личная собственность, и единственный человек, которому разрешено ее читать — мой брат, Нейт пирсон».

Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления! Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения. Спасибо.

Автор: Мелани Харлоу

Название: «Только ты»

Серия: Только ты. Книга первая

Перевод:Eleanora (1 – 8 гл.), Виктория Горкушенко (9 гл. – эпилог)

Редактура: Sunshine

Обложка: Алина Семёнова

Вычитка: Виктория Горкушенко

Оформление: Виктория Горкушенко, Ленчик Кулажко

Переведено для группы: https://vk.com/stagedive

18+
(в книге присутствует нецензурная лексика и сцены сексуального характера)

Любое копирование без ссылки

на переводчика и группу ЗАПРЕЩЕНО!

Пожалуйста, уважайте чужой труд!

Нейт Пирсон до смешного великолепен в своем идеальном костюме, но увидев вереницу красивых женщин, которые покидают по утрам его квартиру — каждый раз новенькая — я не хочу стать одной из них. Когда дело касается отношений — я ищу что-то настоящее и со счастливым концом.

Он, как адвокат по бракоразводным процессам, любит напоминать мне, что такого не бывает.

А я, как планировщик свадеб, не согласна с ним.

Мы не можем прийти к согласию ни в одном вопросе. За исключением Джеймса Бонда. Единственный раз, когда мы поладили, выпал как раз на просмотр агента 007, и стоит отметить, он спас меня от одной катастрофы или от пяти. Поэтому, когда одна девушка из его гарема оставила малышку у дверей с запиской: «Я вернусь за ней», и он взмолился о помощи, я не смогла отказать.

Хотя зря.

Потому что, наблюдая за тем, как он ведёт себя с дочкой, я начинаю видеть иную сторону Нейта. От этой его стороны мое дыхание учащается, все мое тело жаждет его, а сердце хочет, чтобы он изменил своё мнение о любви и сказал, что для нас есть шанс.

Я не хочу быть очередной девушкой, которая по утру покидает его квартиру.

Я хочу быть той единственной, которую он попросит остаться.

Эмми

Это правда, что я склонна к катастрофам больше, чем обычный человек. Но даже я была удивлена пожару.

В смысле, не то чтобы у меня есть привычка поджигать предметы домашнего быта — целенаправленно или случайно. И, безусловно, у меня были другие варианты уничтожения этого приглашения. Например, спустить его в унитаз, измельчить, ну или многократно ударить его ледорубом. Отличные способы, и каждый хорош по-своему.

В конце концов, я потушила огонь чуть быстрее, чем рассчитывала.

Это случилось в пятницу.

Домой из офиса «Девин Ивентс» я приехала чуть раньше, чем обычно, так как прошлой ночью на корпоративном мероприятии работала допоздна. Я чаще занималась свадьбами, а вот моя напарница Коко управляла корпоративными мероприятиями и всеми доходами. Однако четвёртая беременность и трое сыновей, которые были младше шести лет, занимали ее время. Я была не против взять на себя несколько дополнительных проектов здесь и там, чтобы помочь ей. В любом случае в марте в Мичигане свадьбы были не так популярны.

Самое смешное это то, что, на самом деле, моя фамилия Девин — одна из составляющих названия бизнеса, а все потому, что моя кузина Миа Девин начала его десять лет назад, а затем через год или около того пригласила в компанию Коко — ее соседку по комнате в колледже. Миа предложила мне занять ее место, когда несколько лет назад она и ее муж переехали на север, чтобы открыть винный завод. Время было подходящее, ведь я только закончила свое обучение с дипломом бизнеса, но не хотела работать там, где застряла бы за столом.

Кстати, вы можете подумать, что человек, склонный к катастрофам, плохо подходит для работы с самым большим (и самым дорогим) днем ​​чьей-то жизни, но, почему-то, несчастье никогда не преследует меня на работе. Оно с удовольствием поджидает меня дома, дружелюбно встречая у двери.

Я взяла почту в вестибюле своего здания и, сортируя ее, поднималась на лифте до моего двадцать третьего этажа. Там были обычные счета, купоны, специальные предложения, призывы к пожертвованиям и дерьмо, адресованное парню, который жил в моей квартире до меня, но там, внизу стопки, было кое-что неожиданное — свадебное приглашение.

На мгновение я нахмурилась.

Знала ли я кого-то, кто женился, и кто не был моим клиентом?

Автоматически я посещала все эти свадьбы и обычно не получала официального приглашения, так как не считалась гостем.

Один взгляд на обратный адрес и моя челюсть упала.

Они не будут.

Они не могли.

Моя спина стала липкой от пота, а пульс застучал в голове. Когда двери открылись, я бросилась через них, и поспешила вниз по коридору на своих каблуках. Уже в квартире я захлопнула за собой дверь, бросила сумку и остальную почту на пол и разорвала красивый конверт.

Затем я замерла, не отводя от него взгляда.

Они сделали это. Они на самом деле сделали это.

Моя кровь закипала, пока я в неверии смотрела на толстую карточку цвета слоновой кости в моей руке, на черную надпись с просьбой о чести моего присутствия (что за шутка) на свадьбе моего бывшего бойфренда Ричарда «Мудака» и моей бывшей ассистентки Люси «Предательницы».

Конечно же, я знала, что они собираются пожениться. Прежде чем она прекратила работать на меня для того, чтобы «сосредоточиться на свадьбе», Люси постоянно светила своим огромным бриллиантом и жалким, но при этом самодовольным лицом. Я провела месяцы, притворяясь, что меня не беспокоило то, что я была брошена из-за моей молодой, более стройной, красивой помощницы.

Конечно, я понимаю.

Ты не можешь выбирать, кого любить.

Я не зла. Я счастлива за тебя. Честно.

Однако, это был обман. Конечно, я была зла — кто бы не был? Я встречалась с этой задницей почти год, и он никогда не упоминал о свадьбе, но сделал предложение Люси всего лишь через несколько недель! И она, работая на меня два года, знала, как я к нему отношусь. Мне хотелось кричать, откусывать их головы, бросать вещи, когда они сказали мне. Но я не хотела, чтобы они знали, что меня это ранило, поэтому я вызвала свое достоинство, улыбнулась, и сыграла роль Большого Человека, поздравив их.

А после я буквально стала большим человеком, так как вся ситуация заставила меня заедать свои проблемы на праздниках. Я, наверное, набрала килограмм пять между Хэллоуином и Новым годом, и позвольте мне сказать вам, что нигде — нигде в моих полутора метрах нельзя спрятать дополнительные пять килограмм. Я провела часы в тренажерном зале в этом году, пытаясь сбросить их, и теперь я ненавижу спортзал.

Все это их вина.

Я сунула приглашение обратно в конверт и начала метать его по всей комнате, как фрисби. Затем я скинула пальто, откопала телефон из сумки, и задумалась, кому из сестер должна позвонить в первую очередь, чтобы рассказать обо всем. Выбор пал на мою младшую сестру Марен, но только потому, что наша старшая сестра Стелла была терапевтом, и она попыталась бы проанализировать мой гнев, а не усмирить его. Марен — свободолюбивая натура — которая считает, что все происходит не без причины, и безглютеновые блины на вкус такие же, как и обычные — она могла также не разделить мое возмущение, но казалась лучшим вариантом для начала.

 — Алло?

 — Они пригласили меня, — сказала я.

 — Что?

 — Люси и Ричард! Они прислали мне гребаное свадебное приглашение! — я начала сильно размахивать своей свободной рукой.

 — Они не посмели, — вздохнула она.

 — Посмели.

 — Зачем им это делать? — у Марен был приглушенный голос, а это означало, что она, вероятно, все еще была в студии йоги, где работала.

 — Очевидно, чтобы похвастаться, — разбушевалась я. — Чтобы бросить мне в лицо тем, что я неудачница, а они — победители.

 — Эмми, да ладно. Ты не неудачница.

Я начала шагать взад и вперед перед большим окном с видом на центр Детройта. Обычно вид на городские огни, приходящие в сумерках, подбадривал меня, но не сегодня.

 — Тогда почему я не могу найти кого-то хорошего? Почему я продолжаю встречаться с задницами, которые меня разочаровывают? Почему мне никто не подходит?

Она понизила свой голос до шепота:

 — Слушай, давай поговорим об этом позже. Я была бы рада помочь тебе найти ответы на некоторые из этих вопросов, но сейчас нахожусь в студии, которая постепенно заполняется людьми. Эй, а почему бы тебе не прийти на занятие? Возможно, это поможет тебе найти мир и равновесие.

Я сморщила нос. Мне не хотелось мира и равновесия. Я хотела вина и сыра. Может, еще кекса.

 — Не могу, — солгала я. — Я должна работать сегодня вечером.

 — Хорошо. Может, завтра?

 — Может быть. Я позвоню тебе.

Я отключила вызов и на мгновение застыла, пытаясь найти приглашение, которое лежало на полу перед телевизором. Бросив свой телефон на кушетку, я подняла конверт и понесла его на кухню, держа подальше от себя большим и указательным пальцами, как будто это был гниющий овощ. Затем я положила его на стойку и выдернула пробку из бутылки «Мерло», которую открыла прошлой ночью. Поскольку никто не смотрел, я сделала несколько глотков прямо из бутылки.

 — Отвратительные ублюдки, — я кипела, а из моих ноздрей выходил пар. После нескольких глотков я поставила бутылку на стойку и вытащила карточку из конверта. У меня два выбора — я могу с сожалением отказаться или с удовольствием принять.

Если бы я была действительно Большим Человеком, я бы просто поставила крестик на линии и отправила обратно пригласительное. Это то, что сделала бы Стелла, но Стелла лучше контролирует свои эмоции, чем я. Она бы с легкостью стала Большим Человеком, потому что она присвоила себе все разумные и рациональные гены. Мне же достались дикие, неуравновешенные, что было здорово для энтузиазма и творчества, но это означало, что мои чувства время от времени превосходили меня.

Ладно, часто меня превосходили.

Лучше сказать — обычно.

Марен говорит, что это потому, что я не сосредоточена и испытываю недостаток во внутреннем гомеостазе (который, мне кажется, звучит, как какая-то инфекция, поэтому я очень рада, что у меня его нет). Если бы это случилось с Марен, она, возможно, рассердилась, но потом собралась бы с несколькими глубокими вдохами, повторила бы какое-то душевное одобрение о том, чтобы отпустить гнев, и бросила бы приглашение в мусорный бак. Но я не могла просто отпустить и забыть это, не без ответного шага.

Снова поднимая бутылку к губам, я рассматривала свои варианты. Я могла появиться на их глупой свадьбе, и закатить скандал, но это было бы слишком публично, а мне хотелось, чтобы мое безумство было скрыто, когда это возможно. Так что это было бесполезно. Но, может быть, я смогу отправить обратно пригласительное с небольшим сообщением от меня. Например, я могла бы зачеркнуть "с сожалением" и написать карандашом более точное слово, например, "с отвращением".

Я отложила бутылку, вытащила из ящика толстый черный маркер и сунула колпачок между зубами. Но вместо простого слова я решила добавить свой собственный ответ.

Вот. Так лучше.

Но этого недостаточно.

Возможно, этого было бы достаточно, если бы я не сказала ему, что люблю его. Если бы я не думала, что он может быть тем самым. Если бы я не призналась обо всем этом Люси, которая, вероятно, спала с ним в то время.

Нет, я не могла отправить это обратно. Не хочу, чтобы они думали, что каким-то образом сломали меня или разрушили мою веру в любовь. Возможно, они разрушили мою веру в человечество, но я все еще верила в любовь. Я все еще верила в родственные души. Все еще загадывала желания звездам, выдувала пух из одуванчиков, и каждое утро читала свой гороскоп, надеясь на романтику на горизонте.

Я просто не верила в себя.

Я имею в виду, я, должно быть, сделала что-то неправильное, чтобы быть одинокой в тридцать. И это свадебное приглашение было похоже на удар под дых, напоминание о том, что я была шуткой, гигантским указателем Вселенной, в котором говорилось: «ВЫ НЕ МОЖЕТЕ БЫТЬ СЧАСТЛИВОЙ».

Приглашение должно быть уничтожено.

Когда я открывала вторую бутылку вина, до меня дошло — огонь.

Огонь был ответом.

Это знак!

Я сожгу это приглашение, подожгу один маленький угол, и буду смотреть на то, как пламя съедает их красивую бумагу, их притязательные слова и их выбор из курицы или стейка. Я превращу их любовь в пепел, точно так же, как они сделали с моей гордостью. Тогда я действительно покончу с предательством и отпущу его. Восстану из пепла, как феникс, ликующий и сильный!

Я положила пригласительное обратно в конверт и снова открыла кухонный ящик. Мои руки дрожали, когда я вытащила зажигалку. Она загорелась с приятным щелчком. Я взяла приглашение в другую руку, моя нижняя губа была зажата между зубами. Затем я осторожно подожгла бумагу, сердце сильно билось, когда пламя подкралось к пальцам, намного быстрее, чем я ожидала. На самом деле оно горело так быстро, что испугало меня, и я уронила его.

Возможно, все было бы хорошо, если бы не тот факт, что на моем столе стоял пасхальный кролик, который оказался легковоспламеняющимся. Он был милым — по крайней мере, это было до того, как я его подожгла, — белый кролик, стоящий на задних лапках с большими гибкими ушами, искусственным мехом и соломенной корзинкой за спиной с цветными яйцами в ней, на которых было написано «СЧАСТЛИВОЙ ПАСХИ».

До того, как я успела понять, этот кролик превратился в горящий ад. Я запаниковала и отчаянно начала искать что-то, чем можно потушить огонь. Единственное, что было под рукой, это бутылка вина, но, к счастью, я, по крайней мере, имела здравый смысл не вылить содержимое бутылки на огонь.

Оглядываясь назад, я понимаю, что могла сделать что-нибудь еще. Направить насадку крана на пламя и утопить кролика. Накрыть кролика кухонным полотенцем. Или хотя бы вспомнить, что под раковиной стоял огнетушитель.

Но ничего из этого я не сделала.

Вместо этого я стояла там, размахивая руками и продолжая кричать, воображая заголовки: «ЗЛОБНАЯ СТАРАЯ ДЕВА ИЗ РЕВНОСТИ СЖИГАЕТ ДОТЛА ИСТОРИЧЕСКОЕ ЗДАНИЕ». Я задавалась вопросом, должна ли набрать 911 или выбежать в коридор и включить пожарную сигнализацию? Казалось, я могла бы спасти больше жизней, если бы вытащила всех из здания, поэтому я выбежала из кухни. Я была на полпути, когда вспомнила урок в детском саду — вы должны ползти, если ваш дом в огне, чтобы вы не дышали дымом! Я сразу же опустилась на колени, и продолжила двигаться.

Прямо в этот момент дверь в мою квартиру распахнулась, и вошел сосед. На нем был костюм и галстук, а его лицо выражало беспокойство.

 — Нейт! Помоги! — я посмотрела на него сквозь свои руки и колени.

 — Эмми, какого черта? Почему ты орешь?

 — Огонь! На кухне!

Он прошел мимо меня длинными, быстрыми шагами. Вскочив на ноги, я последовала за ним. Кролик все еще был охвачен огнем. Ничего не сказав, Нейт направился прямо к огнетушителю, который был под раковиной, и распылил на бедное существо большие облака белой пены. Когда огонь погас, мы вдвоем стояли рядом, глядя на беспорядок на стойке.

 — Иисус, Эмми. Что тебе сделал этот кролик?

Я прижала ладонь к груди. Мое сердце билось слишком быстро.

 — Кажется, у меня сердечный приступ.

 — У тебя нет сердечного приступа. Хочу ли я знать, как это произошло? — Нейт косо посмотрел на меня.

Закрыв глаза, я глубоко вдохнула и выдохнула:

 — Скорее всего, нет.

 — И все же мне любопытно, — Нейт безумно спокойный, как обычно, вернул огнетушитель в шкаф и закрыл дверь. — Огонь — это одно из тех бедствий, от которых я тебя еще не спасал. А их осталось не так много, — он выпрямился и прислонился к раковине, скрестив руки на груди. На его черном костюме не было ни соринки. Что было неуместно.

Я открыла рот, чтобы защитить себя, но не знала, как это сделать. Спасение показалось слишком сильным словом для того, как Нейт изредка помогал мне, но, признаю, что звонила ему всякий раз, когда видела большого паука в своей квартире или слышала странный шум ночью, или когда случайно запирала себя снаружи. И он всегда отвечал на звонки, даже если ему приходилось возвращаться домой с работы, чтобы спас… Кхм. Чтобы помочь мне. Я не была такой девушкой, которая нуждалась или хотела быть спасенной.

 — Это был несчастный случай, — сказала я, пытаясь отряхнуть пыль с моей юбки.

 — Я так и подумал. Ты немного сумасшедшая, но не настолько, — его улыбка расширилась, и он поднял голову. — И почему, скажи мне, ты ползала по полу?

Мое лицо стало горячим, но я подняла подбородок и защитила свои детсадовские знания о пожарной безопасности:

 — Вы должны ползать, когда ваш дом горит. Все это знают.

 — Я вижу, — он рассмеялся. — И куда же ты планировала ползти?

 — В коридор, чтобы включить пожарную тревогу, — сказала я, как будто это было очевидно. — Так что, я могла бы спасти всех, включая тебя, смею добавить.

Это заставило его рассмеяться еще сильнее, из-за чего я чувствовала себя еще меньше рядом с его 182 сантиметрами.

— Спасибо тебе за это. Могу ли я спросить, почему ты просто не воспользовалась огнетушителем?

 — Не знаю. Я не могла думать, понятно? Я забыла, что он здесь.

 — Ах. Ну, в следующий раз, когда будешь играть со спичками, постарайся это запомнить.

 — Я не играла со спичками, — раздраженно сказала я. — Я пыталась кое-что сжечь, и по ошибке сожгла кролика.

 — Что же ты пыталась сжечь?

Я проигнорировала вопрос и полезла в верхний шкаф, где держала свои бокалы. Взяв два, я поставила их на островок, и потянулась за бутылкой вина на стойке рядом с Нейтом. Он не ушел с моего пути, и я подошла достаточно близко, чтобы почувствовать его запах.

Нейт всегда хорошо пах, даже если он только что вышел из спортзала. Это было совершенно несправедливо — если Вселенная дала человеку такую ​​хорошую внешность, какой она наделила Нейта Пирсона: выточенная челюсть, голубые глаза, словно у киноактера, который разбивал сердца, ослабевал силу воли и срывал трусики одним взглядом. Могла бы, по крайней мере, дать ему чрезмерные потовые железы или что-то в этом роде. Но нет. Что касается мужских качеств, он был примерно таким же образцом, как вы могли себе представить, по крайней мере, физически. Еще один пример того, как Вселенная любит некоторых людей больше, чем других.

Не то чтобы у меня было что-то против Нейта, кроме того факта, что он был адвокатом по разводам и думал, что это безумие, что люди тратят целое состояние на свои свадьбы, включая оплату за мою работу, в то время, как половина этих браков терпит неудачу. Не говоря о том, что мы все время спорили о таких вещах, как брак, любовь, родственные души, гадание по звездам. Собственно, мы почти всегда спорили. Но я никогда не была из тех, кто уклонялся от конфликта, и нам обоим нравился хороший аргумент.

Тем не менее, сегодня мне не хотелось спорить об этом. Нейт не понял бы мои чувства.

 — Ну? — напомнил он.

 — Давай просто скажем, что у меня был плохой день, — сказала я ему, наливая нам немного вина.

 — Не говори мне, что мать жениха отказывается носить бежевый.

 — Очень смешно, — я вручила ему его стакан. — У нас когда-нибудь будет такой разговор, где ты не смеешься над моей работой?

 — Сомневаюсь, — он сделал глоток. — Благодарю. Теперь ответь, что ты пыталась сжечь? И не вздумай солгать только потому, что ты в ужасе от этого, и ты знаешь, что я все равно узнаю правду.

Это правда. Этот человек мог уговорить и дерево.

Я сдалась.

 — Приглашение на свадьбу.

 — Только ты могла, — его губы растянулись в усмешке. Это то, что он всегда делал, когда я попадала в неприятности.

 — Это не просто приглашение на свадьбу, — защитилась я.

 — Продолжай.

 — Это приглашение на свадьбу Люси и Ричарда.

 Он резко вздохнул:

 — Люси «Предательница» и Ричард «Мудак» женятся?

 — Да! И у них была наглость пригласить меня! — чем больше я об этом думала, тем сильнее злилась. — Они на самом деле не хотят, чтобы я там была. Они сделали это, чтобы позлить меня. Чтобы утереть мне нос своей свадьбой.

 — Я вижу. И сжигание свадебного приглашения заставило тебя чувствовать себя лучше?

 — Не знаю. Я просто так зла, мне нужно выговориться. Разве ты никогда не злишься? — спросила я его, хотя знала ответ. Нейт всегда сохранял всю серьезность и хладнокровие. Вероятно, он даже не потел в сауне.

 — Не-а. Я никому не даю такой власти.

 — Знаю-знаю, — я закатила глаза. — Чувства — это плохо.

 — Я никогда этого не говорил.

 — У тебя их просто нет, — поддразнила я.

 — У меня есть чувства. Просто я с ними осторожен, не так, как некоторые знакомые мне люди, которые поддаются им по любому поводу, — он посмотрел на бокал.

 — Я не часто поддаюсь им, — сказала я в замешательстве.

 — Ты из тех типов людей «купите один, получите еще бесплатно», — он сделал глоток, наслаждаясь напитком.

 — Ну, а как я должна отключить их? Когда я что-то чувствую, я чувствую это глубоко, — я сделала паузу и еще раз отпила вина, а затем стала изучать свою обувь. — Моя сестра говорит, что я неуравновешенная, что мне не хватает внутреннего покоя. — Я посмотрела на него. — А ты что думаешь?

 — Обычно, я думаю, что все это ерунда, — он улыбнулся, когда посмотрел на обугленного кролика. — Но в твоем случае, думаю, это может быть правдой.

 — Ну, извини, что я не так совершенна, как ты, — ощетинилась я.

 — Никто не идеален. А тебе не приходило в голову, что приглашение было искренним? Возможно, они думали, что ты захочешь приехать.

 — Ты серьезно?

 — Ты сказала им, что тебя не интересуют их отношения, — он пожал плечами. — Сказала им, что ты счастлива за них.

 — Я солгала, Нейт! Не хотела, чтобы они видели, как мне плохо. Я сглупила.

 — Ты не сглупила, Эмми, — Нейт покачал головой. — Ты доверяла тем, кому не должна была. Так происходит все время. Ты видела мою машину? Мой плоский телевизор? Мою коллекцию наручных часов? Они все куплены на разочарование и сломленное доверие.

 — Это не помогает, — я нахмурилась. — Я чувствую себя дурой.

 — Итак, ты выучила урок. Не будь так доверчива в следующий раз. Не увлекайся.

 — Постараюсь, — но почему-то его совет не улучшил мое настроение.

Почему мне не следовало доверять тому, кто утверждал, что позаботится обо мне? Кто говорил, что любит меня? Кто дал мне все признаки, по крайней мере, внешние, что он был счастлив? Как я должна была знать, кому доверять, а кто разочарует меня?

Мои глаза наполнились слезами. Смущенная, я попыталась их стереть.

Нейт ущипнул меня за нос.

 — Эй. Не унывай! Это ночь пятницы. Давай повеселимся, мисс Катастрофа, — он допил вино и поставил бокал на стойку.

 — Никакого свидания сегодня? — удивилась я. Очень редко в выходной вечер Нейт не бывал в городе с прекрасной женщиной или с несколькими на его руке. Пару раз я видела, как на следующее утро они покидали его квартиру. У него был определенный тип: высокие шикарные брюнетки с длинными ногами и большой грудью. Я определенно не подходила к этому типу, и это было также хорошо. Я не хотела мужчину, который «осторожен» со своими чувствами. Мне нужен мужчина, который был бы великодушен с ними. И мне нравилось отличаться от этих девушек «на одну ночь». Наша дружба была особенной.

Он покачал головой:

— Первоначально я собирался поужинать с матерью, но она не чувствует себя достаточно хорошо.

 — Оу. Надеюсь, ничего серьезного.

 — Ничего. В любом случае, тебе повезло, это значит, что мой вечер свободен. Хочешь выйти? Или пойти и посмотреть фильм? Я даже посмотрю «Координаты Скайфол».

 Мы оба любили Бонда, но Нейт считал каждого актера Бонда, кроме Шона Коннери, личным оскорблением. Я же предпочитаю Дэниела Крейга.

 — Как благородно.

— Что я могу сказать? Я такой. И я не люблю тебя расстраивать. — Он схватил меня за голову и потряс ее. — Итак, давай сделаем что-то, чтобы вернуть улыбку на твое лицо. Лучше то, что не связано с огнем.

Я попыталась оттолкнуть его руки, но рассмеялась:

 — Это могло случиться с кем угодно.

 — Не-а. Только с тобой, — он направился к двери, и я поплелась за ним. — Пошли.

 — Хочешь сказать, что никогда по ошибке не устраивал пожар на кухне? Даже маленький?

Добравшись до двери, он распахнул ее и бросил через плечо усмешку:

 — Я устраиваю пожары в спальнях, мисс Катастрофа. И они совсем не маленькие.

Мой живот сжался, когда дверь закрылась за его спиной, и его слова проникли в меня.

Расслабься, дура. Он не флиртует с тобой — он хвастается.

Вернувшись на кухню, я достала бумажные полотенца и начала убирать беспорядок на стойке, пытаясь думать о чем-то другом, кроме Нейта в его спальне.

Но трепет в моем животе не прекращался.

Нейт

Я убедился, что дверь в квартиру Эмми заперлась за мной. Она еще не звонила мне, чтобы спасти ее от квартирного вора. Но нет смысла ждать беды. Эмми достаточно хорошо притягивала неудачу.

Все еще улыбаясь, вспоминая о ней, ползущей к двери, чтобы «спасти» меня, я зашел в свою квартиру. Как и у Эмми, она была уютная и просторная, много темного дерева и облицованного кирпича, а также почти целая стена из старомодных, многослойных окон, изогнутых сверху. Наши квартиры были зеркальными копиями друг друга, с кухней, над которой была спальня-лофт, и остальная часть жилого пространства с всякими трубами и балками, напоминающая об индустриальной истории здания. Но все равно наши квартиры были совершенно разными.

Моя была мужская, но обустроенная. Кожаная обивка, хромированная отделка, столы с крепкими ножками и стулья с жесткими краями и прямыми линиями. Это была не пещера подростка с гребаными футонами (традиционный японский матрас), бобовыми консервами и пластиковыми стаканами на кофейном столике. В тридцать пять я был сыт этим дерьмом. Это было крайне стильное место. Я украсил стены картинами, полы дорогими коврами, и мои гости, расслабившись на глубоких, удобных кушетках, могли насладиться хорошей выпивкой из настоящих стаканов на каменных подстаканниках.

Квартира Эмми тоже хороша, но ее стиль гораздо более женственный и изящный. Розовый бархатный диван. Изогнутые столы и стулья. Пушистые кремовые одеяла, подушки и ковры. Золотые акценты. Хрустальная люстра над столом. Я никогда не видел спальни, но думаю, она была в таком же стиле: большая кровать, покрытая пушистым одеялом и набитая розовыми подушками, в которых можно утонуть. Возможно, над ее кроватью тоже висит хрустальная люстра. Однажды я дразнил ее, что ее квартира выглядит так, как будто ее украшала Мария Антуанетта. Она ударила меня в плечо, но я знаю, втайне, она восприняла это как комплимент.

Заходя в лофт, я заметил свою кожаную сумку с ноутбуком и несколько файлов, прямо там, на полу, где я их бросил. Я только вернулся с работы, когда услышал крики Эмми, и тут же побежал к ней. Учитывая склонность девушки к чрезмерной реакции, я подумал, что, может быть, она нашла седые волосы или сломала ноготь. Однажды я услышал, как она кричала во все легкие, и материлась, отправившись к ней, я обнаружил, как она катается по коврику в гостиной, пытаясь застегнуть джинсы.

Но признаюсь, что был ужасно напуган, пока искал ключи от ее квартиры, и мчался сломя голову через холл. Эти крики казались реальными, и у меня было это тревожное чувство весь день, будто что-то пойдет не так. Я не суеверный человек, но даже я не мог проигнорировать инстинкты своего подсознания.

Эмми дала мне ключ от своей квартиры, потому что очень часто забывала ключи дома. У нее также был ключ от моей, но она пользовалась им всего раз, когда я путешествовал, а ей нужно было поливать мои растения.

Неужели так трудно проверить, есть ли у тебя ключи, прежде чем закрыть дверь?

Ослабляя галстук одной рукой, я поднялся по лестнице в спальню. Пока менял костюм на джинсы и светло-серый свитер, я подумал, что случилось, если бы я не был дома.

Она действительно смогла бы включить пожарную сигнализацию? Вероятно.

Я покачал головой, рассмеявшись, вешая брюки так, чтобы не осталось стрелок (я чертовски ненавижу стрелки).

Понюхал белую рубашку, которую ношу на работу, — пора постирать — и положил в корзину для белья. Стоя в ванной комнате напротив зеркала, я проверил, чтобы моя обычно аккуратная щетина не приблизилась к паршивой хипстерской территории, провел рукой по темным волосам и с удовольствием заметил, что с сегодняшнего утра новые седые волосы не появились. В последнее время, казалось, они появляются за ночь. Седина не беспокоила меня, так как я становился старше. У меня не было проблем со старением. У меня была квартира, машина, социальная жизнь, банковский счет. Но я был очень тщеславным, и мне нравилось хорошо выглядеть.

На кухне внизу я наполнил стакан дробленым льдом и дал ему остудиться на прилавке, затем налил себе немного бурбона. Я собирался спросить у Эмми, что она предпочитает, когда она написала мне.

Эмми: У тебя достаточно водки?

Я: Достаточно для чего?

Эмми: Для моего горя, ревности, толстой задницы, разбитого сердца и мстительной души.

Я: Возможно, не для твоей мстительной души. А для всего остального — да.

Эмми: Хорошо. Буду через двадцать минут.

Спустя минуту, не спрашивая ее, я решил заказать китайскую еду из «Петерборо». Она обожала крабовые рангуны из одного из наших любимых местных заведений. Но если бы я спросил ее, она, вероятно, стала бы жаловаться о своем весе, что было абсурдно. Она выглядела лучше со всеми этими изгибами, но я не мог сказать ей об этом.

Иногда я удивлялся, что, черт возьми, говорили или не говорили ей парни, с которыми она встречалась, что заставили ее стесняться своего тела, когда она была так уверена в других аспектах своей жизни: работа, стиль, семейные отношения, убеждения. Но затем я вспоминал, каких парней она выбирала — никого, кроме придурков и мудаков. Но ни один из них не был хуже, чем чертов Ричард «Мудак». А это о многом говорит. Все то время, когда она была с ним, я хотел предупредить, каким засранцем он может оказаться.

Я знаю миллионы парней таких, как он, — парни, которые лгут, изменяют и которым плевать на других. (Клянусь Богом, половина из них — юристы в этом городе, а их штаны всегда помяты). Но я никогда не говорил ни слова, потому что это не мое дело, и она не поверила бы мне. В последний раз, когда я пытался дать ей советы о парнях, наш разговор прошел примерно так:

Я: Что такого ты видишь в этом парне?

Она: Потенциал.

Я: Потенциал — это не сексуально.

Она: Отношения требуют времени и усилий. Речь идет не только о сексе. Ты не понимаешь, потому что не создан для отношений, поэтому ты не имеешь права давать советы о них. Тем более, если я об этом не просила.

Мне не нужно быть созданным для отношений, чтобы понять, каким ублюдком был Ричард. С самого начала это попахивало дерьмом. Удивительно то, что кто-то настолько умный и сексуальный, как Эмми, влюбился в парня вроде него.

Но что вы могли ожидать от женщины, которая думает, что Дэниел Крейг хорошо сыграл Джеймса Бонда?

После заказа еды я подошел с напитком к окну и, пока ждал ее прихода, смотрел на город. Я был удивлен тому, насколько мне нравилось проводить время с Эмми, учитывая, что наши отношения никогда не были сексуальными. А ведь секс — мой единственный способ общения с женщинами. Наша дружба весьма маловероятна. Я вообще не стремился к нуждающимся женщинам, предпочитая независимых, может быть, даже немного отчужденных или сдержанных, тех, кто ищет быстрое удовольствие, а не долгосрочную связь. Полную противоположность Эмми. Эта женщина без каких-либо ограничений. Я всегда дразнил ее тем, что она надела на свое сердце табличку с надписью «ПОЖАЛУЙСТА, ПОМОГИТЕ».

Но по ее убеждениям она не нуждалась в поддержке. Это своего рода мило — ведь она спорила бы со мной до последнего вдоха о том, что я ей не нужен. Мне нравилось ее высмеивать. Я относился к ней, как к младшей сестре лучшего друга.

Но какой бы милой и горячей не была эта сестра (и, возможно, бомбой в постели), вы не можете переспать с ней.

Даже если иногда думаете об этом.

Даже если вы иногда тайком смотрите на ее длинные ноги, когда она надевает ту короткую черную юбку. На ее задницу в обтягивающих джинсах. Или на этот случайный проблеск лямки ее бюстгальтера, когда рукав спадает с плеча.

Даже если вы стараетесь, действительно стараетесь не фантазировать о ней в душе. Или утром в одиночку в постели. Или не в одиночку ночью с женщиной. Все что вам нужно, это огненное вдохновение.

Огненное вдохновение. Бл*дь, это забавно.

И горячо.

Скривившись, я поправил свои джинсы, поскольку сейчас они стали слишком тесными.

Я закрыл глаза, и попытался подумать о чем-то не сексуальном. Например, о сегодняшнем инциденте. О телефонном звонке моей мамы. Об этом смешном, обугленном кролике. Это отвлекло секунд на пять. Затем я представил, как Эмми медленно ползет ко мне. На этот раз, ее глаза не панически широкие, а полуприкрытые и голодные.

О, бл*дь.

Мне стало жарко в своем свитере. Я не мог дышать. Мышцы живота сжались, когда вся кровь ринулась мне между ног. Я представил, как она смотрит на меня. Как руки скользят по моим бедрам. Как пальцы расстегивают ремень. Как язык увлажняет губы. Звук раскрывающейся молнии.

Мой член дернулся.

 — Этого не будет, приятель, — пробурчал я ему, сосредоточившись на церковных шпилях в большом арочном окне. — Даже через миллион лет. Эта девушка вне досягаемости. Она слишком легко влюбляется. Ты ведь все равно получаешь достаточно внимания.

Хотя в последнее время все внимание он получал только от меня. Небольшое затишье. Возможно, это была моя проблема.

Завтра ночью я что-то с этим сделаю.

Сегодня ночью это не обсуждается.

Ведь Эмми была одной из тех девушек, которые не могли найти различие между любовью и сексом. Я заметил это в первый раз, когда мы потусили вместе (она заперла себя снаружи, и я пригласил ее к себе, пока менеджер здания не смог принести ей запасной ключ). Секс был отличным способом расслабиться и для себя, и для кого-то другого. Но это не было эмоционально. Не для меня. Я убедился в этом.

На кухне я открыл морозильник и вытащил бутылку водки, которую держал там, и начал делать мартини для Эмми — три оливки и покрепче. Я внимательно перемешивал напиток, и к тому времени, когда она постучала, ее напиток был готов, а мое дыхание замедлилось, температура тела вернулась к норме, а со штанами стало все в порядке.

Видите? Все, что нужно, чтобы контролировать свои чувства, это небольшая дисциплина.

 — Но ведь во второй раз было лучше? — Эмми с надеждой посмотрела на меня со своего конца дивана, жуя последнюю оливку из мартини. Она была босая и сидела на своих согнутых ногах. Ее волосы были распущены, они ниспадали на ее плечи длинными светлыми волнами.

 — Ты имеешь в виду третий раз? — как только появились титры, я глотнул немного бурбона, надеясь, что это избавит меня от странного чувства, которое у меня было весь день. Я надеялся, что огонь на кухне Эмми избавит от него, но нет. — Я смотрел его раньше. И нет, это не так.

Она вытянула ногу и пнула меня ей. Конечно, пальцы на ее ногах были розовыми. Не мягко розовые, как бархатный диван, а глубокий яркий оттенок, больше похожий на малину.

 — Тебе просто не нравится Крейг, потому что он проявляет большую уязвимость, чем Коннери. Он более человечный. И ты знаешь, он лучше играет.

 — Ничего подобного. И мне не нужно видеть уязвимость в Бонде, потому что он не настоящий человек. Не то чтобы я считаю, что проявление уязвимости бывает только у реальных людей, по крайней мере, обычно. И точно не у мужчин.

Она издала отвратительный горловой звук и ткнула меня пальцами:

 — Нейт, настоящие мужчины могут быть уязвимы.

 — Но они не должны это показывать.

 — Почему нет?

 — Потому что это слабость, а слабость подрывает силу, власть и контроль, — я не мог перестать смотреть на ее пальцы.

Какого черта?

Она подавила вздох, сделав несколько глотков мартини:

 — Ну, я предпочитаю мужчин, которые не боятся иногда проявлять слабость. Вот что делает их реальными для меня.

 — Но Бонд — выдумка, Эмми. Выдумка, — я встал с дивана, взяв пустой стакан. Кроме того, мне нужно было увеличить расстояние между своим бедром и ее ногой. Она слишком близка к моему члену.

И почему я думал о том, чтобы положить пальчики ее ног себе в рот? У меня нет футфетиша. Должно быть, это алкоголь.

Я зашел на кухню и налил еще совсем немного бурбона, так как первым делом с утра я хотел побывать в тренажерном зале, а заниматься с похмельем не круто.

Эмми последовала за мной на кухню и продолжала спорить:

 — Он не выдумка. Выдумка — это мечта. Бонд — персонаж. Человеческий персонаж.

 — Хорошо, он персонаж — абсолютный альфа-самец. Нет ни жены, ни детей. Нет «дорогая, я дома». Он ест и пьет что хочет, когда хочет, водит крутую машину, спит с красивыми женщинами, убивает плохих людей. Никаких чувств.

Эмми закатила глаза, прежде чем закончила пить, и поставила пустой стакан в раковину. Остальная посуда уже была в посудомоечной машине, остатки убраны в холодильник.

 — Это то, к чему ты стремишься?

 — Почему бы и нет?

 — Потому что это холодная и грустная жизнь! — она начала резко жестикулировать. — Ты умрешь в одиночестве!

Я засмеялся. Мы каждый раз об этом спорили. Понятия не имею, почему она так одержима моими чувствами.

 — Мне никогда не одиноко и мне нравится мое личное время. Что же касается смерти, почему бы не умереть в одиночку? Я собираюсь избавить кучу людей от печали и сожаления.

 — Это уныло. Мне тебя жаль.

 — Конечно, тебе жаль.

 — Знаешь, даже альфа-самец иногда может испытывать чувства.

 — О?

 — Да. Ему не нужно все время быть твердым, как гранит, — она скрестила руки на груди, и прислонилась к стойке, подарив мне злобный взгляд.

Не думай о том, чтобы стать твердым. Не думай о том, чтобы стать твердым. Не думай о том, чтобы стать твердым.

Я прислонился к противоположной стойке и убедился, что мой стакан закрывает промежность.

 — Почему ты так одержима альфа-самцами? Ты никогда ими не интересовалась.

 — Что? Они меня привлекают.

 — Нет, не привлекают, — я хорошо знал ее тип. — Ты всегда говорила, что не хочешь, чтобы тебя спасали. Ты хочешь кого-то, кто мог бы проявить любовь и поговорить о чувствах. Тебе не нравятся высокомерные или парни, которые всегда должны побеждать. Тебе нравятся парни, которые ладят со всеми.

 — Что в этом плохого?

 — Ничего. Но это не альфа-самец.

 — Но посмотри на Бонда, — она жевала нижнюю губу. — Кто он такой, чтобы беспокоиться о безопасности? Почему его тянет убивать плохих парней? Должны быть люди, о которых он заботится больше, чем о себе, чтобы так часто драться.

 — Может быть, ему просто нравятся острые ощущения от погони.

 — Может быть, он более самоотверженный, чем ты думаешь.

 — Я готов поспорить.

Она тяжело вздохнула, и я знал, что разочаровал ее, закончив спор в ничью, вместо того чтобы выиграть или проиграть. В любую другую ночь, я бы продолжил спор, но со мной происходило что-то странное, что-то, что заставляло меня желать сократить расстояние между нами, опрокинуть ее на стойку, просунуть руки под ее мягкий белый свитер, посмотреть каково это, когда ее ноги обернуты вокруг моих бедер. Но нельзя.

Выпроводи ее, пока не сделал что-то глупое.

 — Эй, у тебя есть печенья с предсказаниями? Я их сразу не заметила, — она потянулась к маленькому целлофановому пакету.

 — Забыл о них.

 — Я могу взять одно?

 — Ты можешь взять два.

Она вытащила одно и открыла:

 — «Корабль в гавани безопасен, но корабли строят не для этого».

 — Очень глубоко.

Она проигнорировала меня и перешла к следующему:

 — «Тебе нужно разбивать свое сердце, пока оно не откроется». Хм. Я не хочу опасного корабля или разбитого сердца.

Я рассмеялся над грустным выражением ее лица.

 — Это не смешно, — сказала она, запихивая кусочки печенья в рот. — Это означает, что я обречена быть несчастной. И умру в кораблекрушении.

 — Это означает, что ты все принимаешь близко к сердцу, — я положил свой стакан в раковину. — Так, завтра рано утром мне нужно быть в спортзале.

 — Ухожу. Сколько сейчас времени? — она положила остатки печенья в рот и оттряхнула руки.

Я проверил цифровые часы на микроволновой печи.

 — Сейчас 11:11.

 — О! Загадай желание! — ее лицо засияло.

 — Что?

 — Сейчас 11:11, ты должен загадать желание, — она закрыла глаза на пару секунд, ее губы двигались, словно произнося молчаливую молитву. — Ты сделал это?

 — Нет, — я засмеялся.

 — Нейт! Поторопись! Загадай желание, — она взглянула на часы и взволнованно хлопнула в ладоши.

 — Я не хочу этого делать.

 — Сделай это ради меня. И делай это быстро, пока не стало 11:12.

На этот раз настала моя очередь закатывать глаза, но втайне я загадал, чтобы следующий парень, в которого она влюбится, полюбил ее так, как она заслуживала, и она была бы счастлива. Я не закрывал глаза и не шевелил губами, поэтому она понятия не имела, загадал я желание или нет.

 — Ты загадал? — она внимательно на меня посмотрела.

 — Да.

 — Ради меня?

 — Да.

 — Что ты загадал? — на секунду ее рот распахнулся.

 — Хорошая попытка, мисс Катастрофа, — я начал смеяться, пока выходил из кухни. — Даже я знаю, что нельзя произносить желания, если хочешь, чтобы они сбылись, — титры все еще шли по телевизору, и я взял пульт, чтобы его выключить.

 — О, теперь ты веришь в желания? — она села на диван и сняла свои пушистые тапочки.

Нет, — хотел я сказать ей. Я не верю, потому что давно узнал, что желания, молитвы и надежды ничего не значат. Никто их не слушает. Но я не сказал ей не только потому, что она смотрела на меня с моим любимым выражением лица, и я не мог ей сопротивляться, но и потому, что в тот самый момент я услышал шум в холле.

Странный и ужасный звук.

Затем я услышал это снова — безошибочный звук вопля ребенка.

Я посмотрел на Эмми.

 — Ты это слышала?

 — Да, — сказала она, натягивая тапочки. — Это ребенок?

 — Вряд ли. Чей этот ребенок? — мы с Эмми единственные, чьи квартиры выходят в этот холл.

 — Возможно, кто-то смотрит фильм на сильной громкости, — предположила она.

Но потом мы услышали это снова, и на этот раз это был не единичный крик, а жалобный вой, который не останавливался.

 — Нам лучше посмотреть, — встала она.

Я знал, что она права, но у меня было ужасное, болезненное чувство в животе. Эта тревога с раннего возраста превратилась в огромное болото чистого ужаса.

Эмми подошла к двери и открыла ее. Затем она ахнула.

 — Боже мой.

 — Что там? — парализованный страхом, я не двигался.

 — Иди сюда.

Неохотно я подошел к двери и посмотрел через плечо Эмми на кричащего ребенка, который, очевидно, был оставлен у моего порога.

 — Боже мой! Какого черта?

 — Тсс. Он может тебя слышать, — Эмми вышла в холл, и уставилась на малыша, который плакал и размахивал маленькими кулачками. Он был укрыт одеялами и лежал в каком-то автокресле с пластиковой основой и ручкой сверху. Рядом с ним стояла сумка, наполненная белыми, розовыми, а также пушистыми вещами.

Меня затошнило.

 — Боже, — Эмми опустилась на колени рядом с ребенком, и начала шептать утешительные слова. Она сняла с него шапочку и убрала с лица сумасшедшие темные пучки волос. — Это ребенок.

 — Я заметил, — я прислонился к дверной раме. — Но что он тут делает?

 — Не знаю, — сидя на коленях, Эмми посмотрела вниз по коридору, но вокруг никого не было. Поднявшись на ноги, она взяла ручку от сидения и, застонав, потянула его, хотя ребенок не выглядел так, будто бы мог весить больше, чем бутылка виски. Она снова уставилась на автокресло, нахмурившись, изучая ручку. Затем нажала на какой-то рычаг или кнопку, и сиденье отделилось от основания.

 — Ух. Ладно, возьми сумку с сидением и принеси его мне.

 — Зачем? — я все еще стоял там, держа руки на дверном косяке, как будто хотел заблокировать ей вход. Что, конечно, я и делал. Этот ребенок был предвестником зла. Я чувствовал это.

Эмми уставилась на меня, изо всех сил пытаясь двумя руками удержать люльку. Ребенок продолжал выть.

 — Что ты имеешь в виду? Этот малыш здесь не случайно. Мы не можем оставить его здесь.

 — Возможно, его просто забыли. Почему бы нам не оставить все, как есть?

 — Да ну тебя, Нейт, — Эмми закатила глаза. — Он тебя не укусит и не заразит или чего ты там боишься.

 — Мы даже не знаем, настоящий ли это ребенок. Возможно, это бомба. Он тикает?

Эмми уставилась на меня.

 — Ты совсем рехнулся? Это ребенок, а не бомба. Теперь убирайся с моего пути, чтобы я могла войти. Эта штука тяжелая.

Она подошла ко мне, и у меня не было выбора, кроме как отойти в сторону. Когда она вошла, я вышел в холл. Подойдя к лестнице, я осмотрелся.

 — Эй? — позвал я, и мой голос эхом отозвался в темноте. Там никого не было.

Почесав голову, я вернулся к своей двери, и взглянул на переполненную сумку и пластиковую подставку для сидения. Мое сердце сильно колотилось, в плохом смысле.

Не будь идиотом, Пирсон. Это просто ребенок. И это, вероятно, простое совпадение, что его оставили у твоей двери. Может быть, даже ошибка.

Но я все еще нервничал, когда брал сумку и подставку, чтобы перенести их внутрь.

Эмми выпустила малыша из кресла и держала его в своих руках, успокаивая качающими движениями.

 — Мы должны позвонить в полицию, — сказал я, пытаясь звучать авторитетно, пока ставил сумку и подставку на пол. — Нам нужно выяснить, кому принадлежит этот ребенок.

Эмми остановилась, и посмотрела на меня.

 — Держись, Нейт. Думаю, она твоя.

 — Моя? Это невозможно!

Она снова начала покачивать ребенка, сосредоточившись на его лице.

 — На сиденье есть письмо с твоим именем.

Я не хотел его видеть. Боже, помоги мне, я не хотел. Если бы это был какой-то другой день, возможно, я бы не был так напуган. Но весь день мое подсознание пыталось предупредить меня о чем-то.

Сглотнув, я подошел к сиденью и увидел белый конверт. Мое имя было написано на нем черными чернилами. Буквы курсивом. Женский почерк. Я нагнулся, и вытащил рукописное письмо.

«Дорогой Нейт,

Прости. Я должна была рассказать тебе о ней. Поверь мне, когда я скажу тебе, что для меня она стала такой же неожиданностью, как и для тебя. Я хотела ее отдать, но не смогла. Хотела оставить ее, но тоже не смогла. Мне просто нужен перерыв, ладно? Мне нужен воздух. Обещаю, я вернусь за ней. Она здорова и хорошо кушает, около 120 мл каждые три часа. Ее смесь и пара бутылочек в сумке для пеленок, там же несколько подгузников, салфетки, одежда и пара игрушек. Она может спать в своем автокресле, хотя она не очень хорошо спит.

Ей восемь недель.

Ее зовут Пейсли.

С уважением, Рейчел».

Я прочел письмо один, два, пять, десять, двадцать раз. Мне хотелось, чтобы это было ложью. Хотелось отрицать, что когда-либо знал Рейчел. Хотелось притвориться, что не помню, как мы провели сумасшедший уикенд в гостиничном номере в центре города, после того как вышли со скучного семинара по вопросам дохода от налогов.

Но я не мог.

Мое зрение помутнело.

У меня есть дочь.

Ей всего восемь недель.

Ее зовут Пейсли.

Я покачнулся.

Пейсли — это вообще имя?

Я думал, это галстук с узорами.

Я предпочитал в полоску.

Что-то не так с моими ногами.

 — Ну?

Я поднял глаза от письма, чтобы увидеть, как Эмми пристально смотрит на меня.

 — Это правда? Это твой ребенок?

 — Да, — сказал я скрипучим голосом. — Думаю, она моя.

А потом я упал в обморок.

Эмми

 — Боже! Нейт!

Его глаза закатились, и он упал вперед, навалившись грудью на автокресло. Я поспешила к нему.

 — Эй, Нейт. Вставай, — держа малышку одной рукой, я не слишком нежно ударила его по лицу.

Он застонал, и его глаза распахнулись.

 — Нейт, ты меня слышишь?

 — Ага, — он несколько раз моргнул, и попытался встать. — Что произошло?

 — Ты упал в обморок.

 — Нет, я этого не делал, — он выглядел расстроенным.

Я прикусила язык и взяла его за руку, помогая встать и дойти до дивана. Он плохо выглядел.

 — Садись сюда. Хочешь воды?

 — Нет. Да. Не знаю, — он почесал затылок, оставив красные отметины на шее. Его глаза все еще были широко открыты, и он сидел так, как я никогда раньше не видела. Ссутулившись, и словно разбитый. Он выглядел так, будто его переехал автобус.

 — Принесу тебе немного воды, — предложила я, направляясь на кухню. Малышка, наконец, успокоилась у меня на руках, вероятно, отвлекшись на шоу. Я достала стакан из верхнего шкафчика, бросила туда несколько кубиков льда и наполнила его водой из диспенсера в морозильной камере.

Часть меня просто не могла в это поверить. Нейт не казался парнем, с которым могло такое случиться. Он был слишком умным, слишком собранным, слишком удачливым. Другая часть, думает, что если заниматься сексом столько, сколько занимается Нейт, удача в какой-то момент закончится.

Я вновь взглянула на малышку. Эмоции на ее лице, казалось, отражали выражение лица Нейта — смесь путаницы, гнева и страха. Я искала сходство и думаю, что нашла его в форме больших серо-голубых глаз.

Святое дерьмо, может быть, она действительно его дочь.

В гостиной я передала ему воду и смотрела, как он одним глотком опустошил стакан. Затем он поставил его на пол рядом с ногами и, часто моргая, уставился на малышку, как если бы надеялся, что она исчезнет.

 — Ты в порядке? — как только я села на другой конец дивана, малышка начала суетиться. Поэтому я снова встала, чтобы покачать ее из стороны в сторону. Один из моих старых трюков няньки для успокоения суетливого ребенка.

 — Я в порядке, — ответил Нейт, но это было скорее шепотом. Он прочистил горло и снова попытался. — Я в порядке.

 — Ладно. Но тебе лучше не вставать. Иногда, после обморока…

 — Я не падал в обморок, — Нейт нахмурился. — Я споткнулся. Об это, — он указал на автокресло.

 Я снова замолчала.

 — Так о чем же письмо?

Но Нейт не ответил. Вместо этого он смотрел прямо перед собой, бормоча что-то типа «этого не может быть». Когда стало очевидно, что он мне ничего не скажет, я подошла к тому месту, где записка выпала из его руки, когда он «споткнулся», и подняла ее с пола, что было нелегко, держа на руках ребенка. Мне нужно было присесть с прямой спиной и взять эту записку. Я должна поблагодарить Марен за то, что все эти годы она таскала меня с собой на уроки балета.

Несколько раз я прочла это письмо, и с каждым разом мое сердце билось все чаще.

 — Святое дерьмо, Нейт. У тебя есть дочь.

Наконец он посмотрел на меня.

 — Я передумал. Мне не хорошо. Я умираю.

 — Ты не умираешь.

 — Умираю. Моя жизнь проносится перед глазами.

 — Ты не умираешь, — я еще раз взглянула на письмо. — Ты просто… папочка.

Он застонал и обнял свой живот.

 — Не говори этого слова.

 — Хорошо, не буду. Но я думаю, что это правда, — я положила письмо на стол рядом с дверью, прямо около его ключей. — Кто такая Рейчел?

Нейт вздохнул и на мгновение закрыл глаза.

 — Это женщина, которую я встретил в прошлом году на семинаре по налоговому праву.

 — Встретил?

 — С которой переспал, — он сжал губы.

 — На семинаре по налоговому праву?

 — Лекция была скучной, а у нее был номер в отеле.

Я кивнула, не обращая внимания на быстрый укол ревности. Тот самый, который я иногда ощущала, когда видела девушек, покидающих утром его квартиру. Сейчас это не имело смысла.

 — И это было… — я быстро посчитала, — … примерно одиннадцать месяцев назад?

Он медленно кивнул, не смотря мне в глаза.

 — И вы не были осторожны?

 — Конечно, я был осторожен, — усмехнулся он. — Я всегда осторожен.

 — Точно. Ну, прости мне мое замешательство, поскольку я, кажется, держу доказательство в своих руках.

На это Нейт спрыгнул с дивана, и стал шагать перед окном вперед и назад, дергая за волосы двумя руками.

 — Нет. Этого не может быть. Я предохранялся.

 — Нейт, каждый иногда отвлекается.

 — Может, ты и отвлекаешься, но я нет. Никогда. Ни разу. Я всегда предохраняюсь. Всегда, — он перестал ходить и посмотрел на меня своими красными остекленевшими глазами. Его волосы были в беспорядке. Мышцы на шее напряглись, когда он сглотнул. — Я надевал презерватив каждый раз. Я уверен, потому что всегда это делаю. Это мое правило.

 — Никакая форма контроля над рождаемостью не эффективна на сто процентов.

Он открыл рот, будто собирался спорить, но затем закрыл его.

 — Или ты думаешь, что она врет…

 — Я этого не говорил.

 — Она похожа на человека, который лжет? Я имею в виду, она тоже адвокат, верно? Она должна знать, что отцовство может быть юридически доказано или опровергнуто с помощью теста.

Он выдохнул, и его плечи опустились.

 — Я знаю. Ты права. Оно… Она… — он бросил взгляд на малышку на моих руках. — Она моя. Я просто… не могу поверить, что это происходит.

Моя жалость ничем ему не поможет. Многие ребята такие, как Нейт, особенно юристы, вероятно, будут кричать, чтобы получить тест на отцовство прямо, черт возьми, сейчас! Ему не нужен был кто-то, кто бы ругал его, стыдился или осуждал. Ему нужен был друг. Ему нужен был голос разума. Ему нужна была уверенность.

И, честно говоря, мне нужно было видеть, как он поднимается и становится мужчиной. Это не могло быть невозможным.

 — Что я буду делать? — застонал он, снова опустившись на диван и положив голову на руки.

 — Ты будешь заботиться о ней до тех пор, пока ее мать не вернется, — твердо сказала я, усаживаясь рядом.

 — И когда она вернется?

 — Не уверена. Она не написала. Но могу предположить, что ее не будет больше одного дня или около того.

 — Знаю, что я мудак, Эмми, но я не хочу ребенка. Ни на день, ни около того.

Я продолжала его убеждать.

 — То, что ты хочешь, не имеет значения. Она здесь.

 — Я самый неподходящий человек во Вселенной на роль родителя, — он посмотрел на свою дочь.

 — Но почему? У тебя есть деньги, хорошая работа, квартира.

 — Это материальный достаток, а не воспитание детей. Я никогда не хотел детей. Я ничего не знаю о том, как заботиться о них, особенно о девочке. И ребенок? Забудь об этом, — он внезапно встал, сжал кулаки по бокам, и уставился на меня. — Ты должна взять ее.

Я покачала головой, и тоже поднялась.

 — Нет, Нейт. Я не могу ее взять. Она твоя дочь.

 — Боже, это такой кошмар, — он дернул себя за волосы и снова начал шагать. — О чем, черт возьми, думала Рейчел? Почему она не сказала мне? Я мог бы… мог бы…

 — Мог бы что? — спросила я. — Что бы ты ей сказал сделать?

 — Я не знаю, — признался он.

 — Может быть, она боялась твоей реакции. Может быть, она не хотела тебе говорить, потому что думала, что ты не справишься с этим достойно.

 — Я бы хорошо с этим справился! — закричал он. — Я был бы готов к этому безумию!

 — Ладно-ладно, — Пейсли начала хныкать. — Потише. Послушай, давай сосредоточимся на том, чтобы двигаться дальше. У тебя есть контактная информация Рейчел? Номер сотового телефона или адрес электронной почты?

 — Нет, — он покачал головой.

 — Ты знаешь, в какой фирме она работает?

 — Нет.

 — Она останавливалась в гостинице. Так она живет в этом штате?

 — Я так не думаю. Она, вероятно, из Каламазу или Баттл Крика. Где-то между ними.

 — Как насчет фамилии? — я над ним открыто издевалась, и не была удивлена, когда он снова покачал головой. — Иисус, Нейт. — Я переложила Пейсли на другую руку и пыталась его не осуждать. — Ты считаешь всех моих бывших придурками, но, по крайней мере, я знаю их фамилии и как с ними связаться.

 — Это потому, что ты как маленькая девочка живешь в мире фантазий, — съязвил он в ответ. — Ты думаешь, что каждый парень, с которым ты занималась сексом, будет твоим будущим мужем. Ты думаешь, что оргазм является эквивалентом обручального кольца. Некоторые из нас проявляют немного большую сдержанность, потому что мы взрослые и понимаем, что иногда трах — это просто трах.

Мои ноздри раздулись. Я больше его не жалела. На самом деле, мне казалось, что он меня ударил.

 — Вау, — сказала я моргая. — Ты считаешь меня незрелой?

 — Да, — огрызнулся он, хотя выглядел чуть менее уверенным в себе.

 — Я незрелая, и все же ты отказываешься смотреть на последствия своей зрелой взрослой деятельности, — я скопировала его низкий голос. — Ну, угадай что? Иногда трах — это не просто трах. И если бы ты действительно был альфа-самцом, которым притворяешься, то взял бы на себя ответственность за это, как взрослый человек, а не развалился бы, как глупый мальчик, которого я вижу перед собой. Но опять же, может быть, ты такой же, как все остальные и говорят о тебе. Мне стыдно за то, что я думала иначе, — с этими словами я сунула ребенка ему в руки, убедилась, что он правильно держит ее и направилась к двери. — Удачи, приятель, — бросила я через плечо. — Тебе она понадобится.

Я вошла в свою квартиру и с силой захлопнула дверь. Затем, стоя там, я скрестила руки на груди и размышляла о том, что оставлять эту малышку наедине с Нейтом сродни жестокому обращению с детьми или, по крайней мере, пренебрежению.

С ней все будет в порядке? Знает ли он, как ее кормить? Переодеть ее? Уложить спать? Оставит ли он ее в пожарной части, потому что видел это однажды в кино? Бьюсь об заклад, он даже не покажет им письмо. Он скажет, что нашел ее где-то. Мудак.

Закрыв глаза, я медленно вдохнула и выдохнула. Мое разочарование в Нейте ничем ему не поможет. Было бы почти смешно, если бы не был вовлечен ребенок. Нейт всегда ругал меня за то, что, я слишком доверяла парням или считала, что парень был чем-то большим, чем он есть на самом деле, заставив меня поверить, что он придерживался более высокого стандарта, но это Нейт обидел меня. Я даже не знаю почему. Он всегда предполагал, что не станет хорошим отцом, но почему-то мне казалось, он лучше, чем думает. Он один из тех парней, который решает все проблемы. Парень, которого вы зовете на помощь, потому что он никогда не откажет. Джентльмен. Герой. Настоящий мужчина.

Может быть, я должна радоваться, что он такой же, как и все остальные. В любом случае, он не был чем-то большим для меня.

Но почему мне так хреново?

В мою дверь постучали. Я медленно подошла к ней.

 — Да? — спросила я осторожно и услышала, как ребенок хнычет по другую сторону.

 — Мне жаль. Пожалуйста, Эмми, открой дверь.

Это было бы слишком быстро.

 — За что ты извиняешься?

 — За то, что я сказал.

 — Тебе просто нужна моя помощь с ребенком.

 — Нет! В смысле, да, мне нужна твоя помощь, но мне действительно очень жаль. Я был зол на себя и выплеснул весь свой гнев на тебя.

Хах. Надеюсь, ему реально жаль.

Я приоткрыла дверь.

На его лице было раскаяние.

 — Прости. Я был… в шоке, — он выпрямился, выпятив грудь. — Но я мужчина. Я должен, черт возьми, справиться с этим сам. Я, бл*дь, мужчина.

 — О, правда?

 — Да, — его плечи немного опустились. — Я просто… мне нужна твоя помощь для начала. Ты вернешься?

Я обдумывала это. Часть меня по-прежнему была расстроена тем, что он сказал, и я никогда не могла быстро прощать (Марен говорит, что это то, над чем мне нужно работать), но он много раз мне помогал, и я ему должна за это.

 — Хорошо, — согласилась я.

 — Слава Богу, — выдохнул он с облегчением.

В его квартире я подняла с пола сумку для пеленок и положила ее на журнальный столик.

 — Поищи несколько бутылочек и смесь.

 — Смесь для чего?

 — Детская смесь. Это то, что ты кладешь в бутылку. То, что она ест. Это порошок, который ты смешиваешь с водой.

Он покачал головой.

 — Откуда ты все это знаешь?

 — Я подрабатывала няней во время летних каникул, когда училась в колледже. Это были хорошие и быстрые деньги. На этой работе ты много узнаешь. Так что, давай начнем. Найди бутылочку, — я взяла ребенка на руки. — И малышку, вероятно, надо переодеть.

Весь цвет, во всяком случае, тот, что остался, исчез с его лица.

 — Ты имеешь в виду… поменять подгузник?

 — Да. Посмотри в сумке, есть ли там запасные подгузники и пеленку?

Он посмотрел на меня глазами «испуганного оленя на дороге в свете фар», но сделал то, о чем я попросила. Нейт достал подгузники, коробку с салфетками, соску, на всякий случай (на нее он посмотрел так, как будто никогда прежде не видел), и большую банку со смесью, которую долго искал на дне сумки. Он также вытащил слюнявчик, пару пижам и плюшевого медведя, прежде чем, наконец, достать фланелевую пеленку в розово-белую полоску.

 — Это она?

 — Разверни ее на диване, — сказала я.

 — На диване? — он был явно шокирован. — Эмми, это очень хороший диван.

 — Боже, Нейт. Диван — это последнее, что тебя должно беспокоить.

Он с трудом сглотнул, все мышцы на шее напряглись.

 — Точно, — он развернул пеленку, накрыв кожаную подушку, затем встал и ушел с дороги, как будто ожидал, что я сяду и сделаю это.

 — Не-а. Ты поменяешь подгузник, — сказала я ему и повернула Пейсли в его сторону.

 — Я?! — по выражению его лица можно подумать, что я попросила его покормить ее грудью. — Я не могу.

 — Да, ты можешь, чертов кобель. Возьми и положи ее на пеленку.

Нейт, сжав губы и дыша через нос, подошел к ней. Под ее руками его ладони накрыли мои. Они были теплыми и крепкими. Убедившись, что он держит ее, я опустила руки. На мгновение он уставился на ребенка, и она вернула ему взгляд, не издавая ни звука и не двигаясь. Когда малышка стала дрыгать ногами, Нейт быстро сел и осторожно положил ее на спину.

 — Я сделал это, — он выдохнул с облегчением.

 — Отличная работа, — сказала я ему, опустившись на колени, чтобы убедиться, что она не упадет с дивана. — Но ты должен держать ее потому, что она может упасть.

Он с тревогой посмотрел на меня и положил ладонь на ее живот. Его рука казалось такой огромной рядом с ней.

 — Так?

 — Да. Теперь сними с ее ног пижаму.

 — И как же мне это сделать, раз уж я держу ее живот?

 — Это можно сделать и двумя руками, Нейт. Смотри ей в глаза, — он явно нервничал, так что я коснулась его запястья. — Эй. У тебя получится.

Мы обычно не касались друг друга, только, когда шутили или спорили. Возможно, из-за этого Нейт уставился на мои пальцы на своей коже.

 — Ладно.

С моим наставлением ему удалось снять с нее пижаму и выбросить влажный подгузник. Я показала ему, как закатать его в шарик. Затем поручила ему взять одной рукой ее лодыжки, медленно их поднять и подложить под нее подгузник. Он прикусил губы и сильно сосредоточился.

 — Иисус, ее ножки такие маленькие. А ее лодыжки по диаметру такие же, как мои пальцы. Ты уверена, что я не делаю ей больно?

 — Ага.

 — Она выглядит так, будто ей не нравится.

 — Ни один ребенок не любит, когда его подгузники меняют. Но мокрые им нравятся еще меньше, так что продолжай. Все нормально, не считая того, что тебе нужно было открыть его прежде, чем класть под нее. И ты положил подгузник ниже, чем нужно. Убедись, что липучки снизу.

Его глаза встретились с моими.

 — Я не имею понятия, о чем, черт возьми, ты говоришь.

 — Ты поймешь, — я улыбнулась.

Он вздохнул в отчаянии, но вытащил подгузник, открыл его, и, проверяя липучки, положил под нее одной рукой, все еще держа ее лодыжки другой. Затем он посмотрел на меня:

 — Вот так?

 — Да. Отлично. Остальное легко. Отпусти ее ноги, потяни верхнюю часть, отогни липучки и соедини клейкую часть с передней.

Он все сделал, но когда закончил, подгузник оказался слишком свободным. Я подошла и затянула липучки.

 — Нужно убедиться, что ей достаточно удобно, иначе будет утечка. Теперь надень на нее пижаму и застегни ее.

Ему потребовалось некоторое время, главным образом потому, что он был так осторожен с ней, и Пейсли сильно вертелась, но ему удалось. К тому времени, когда ее пижама снова была на ней, он вспотел.

 — Черт. Здесь жарко, да?

 — Не очень.

 — Мне чертовски жарко. Присмотри за ней, ладно? Мне нужно снять свитер.

 — Хорошо, — в то время как я следила за Пейсли на диване, Нейт снял свитер и отбросил его в сторону. На нем осталась белая майка, которая обтягивала его мускулистые руки и грудь. На некоторое время я позволила себе посмотреть на него, а затем переключила внимание на малышку.

 — Время покормить тебя, да? — я подняла ее. — Звучит неплохо.

Нейту же я сказала:

 — Возьми одну из этих бутылочек и банку со смесью. Я покажу тебе, как ее кормить.

 — Хорошо, — он посмотрел на меня со своего места. — Спасибо тебе. За то, что ты здесь. Не знаю, что бы я делал, если бы ты не вернулась.

 — Все хорошо. Ты много раз вытаскивал меня из передряг.

 — Это больше, чем передряга, Эмми. Я был полным ублюдком по отношению к тебе, — он встал и подошел ближе. — Мне жаль. Я не имел в виду то, о чем говорил.

О Боже.

Я чувствовала его запах, а сочетание запаха мужчины и ребенка творит такое с телом женщины моего возраста. Вещи, которые заставляют кровь бурлить, сердце биться быстрее, а яичники посылать сигналы другим частям женской анатомии. Частям, которые твердеют и напрягаются. Частям, которые трепещут и ух-х! Частям, которые распухают и пульсируют. На мгновение мне захотелось, чтобы он прикоснулся ко мне. Поцеловал меня. Хотел меня.

Я сошла с ума?

Пейсли начала плакать. Я сделала шаг назад, направляясь на кухню.

 — Пошли. Она голодная.

Нейту потребовалось гораздо больше времени для того, чтобы подготовить бутылку, и она плакала все время, пока он отмерял порошок и смешивал его с водой. Но я хотела, чтобы он сделал это сам.

 — Не так туго, — предупредила я его, когда он закрывал крышку. — Иначе она не сможет оттуда пить.

Он сразу ее ослабил.

 — Только не слишком свободно, а то вся смесь потечет.

Когда он передал мне бутылку, я покачала головой.

 — Сначала ты должен ее согреть. Нет-нет-нет, — сказала я ему, когда он открыл дверцу микроволновки. Нагрей воду в кастрюле и положи туда бутылку.

 — И как я узнаю, когда она нагреется? — Нейт тупо посмотрел на меня.

Я пожала плечами.

 — Ты поймешь. Попробуй подержать тридцать секунд, затем встряхни ее и дай попробовать малышке.

Нейт сделал так, как я попросила, но после этого протянул ее мне.

 — Я не знаю как, — сказал он.

Я взяла бутылку и попросила его пойти за мной в гостиную, где села на диван.

 — Эй, посмотри, есть ли в сумке слюнявчик. Ты знаешь, что это?

 — Вроде бы, — он копался в сумке до тех пор, пока не нашел его, и в то время, как я держала Пейсли, застегнул слюнявчик на ее шее. При этом тыльная часть его руки случайно прижалась к моей груди. — Извини, — сказал он, и его щеки слегка покраснели.

 — Все в порядке. А теперь сядь.

Однако мой глупый сосок до сих пор покалывало.

Он поколебался, но, в конце концов, опустился на диван, и я положила ребенка на мускулистые руки. Это был первый раз, когда он держал ее таким образом, и она казалась такой маленькой на его груди. Я задавалась вопросом, чувствовал ли он какой-либо импульс отцовской привязанности, или он все еще слишком ошеломлен, чтобы что-то ощущать.

 — Положи ее голову на левый локоть, чтобы ты мог покормить ее правой рукой, — посоветовала я. Когда он ее устроил, я вручила ему бутылку. — Сначала осторожно наклони ее, на случай если поток в соске будет слишком быстрым.

— Есть такая вещь, как быстрый поток соска? — он с любопытством посмотрел на меня.

 — Только у резинового. Не радуйся.

Впервые с тех пор, как мы нашли Пейсли в холле, он действительно улыбнулся. Однако это продолжалось недолго, потому что он сильно нервничал, что кормил ее. Но она жадно всасывала бутылку и издавала милые звуки.

 — Так правильно? Я делаю это правильно? — спросил он.

 — Ты отлично справляешься. Мы дадим ей выпить пару десятков миллилитров, а потом сможешь дать ей отрыгнуть.

 — Господи.

 — Ты будешь в порядке, — усмехнулась я.

И он был в порядке… вроде как.

Ему удалось ровно положить ее на свое колено и похлопать ее по спинке, чтобы вызвать отрыжку, как я показала. Он понял, как нужно держать ее на груди, головой на одно плечо при этом бродя по комнате, похлопывая ее по спинке. Он даже, передвигаясь, немножко поговорил с ней.

 — Извини, Пейсли, я не очень хорош в этом. Может, я исправлюсь.

Когда она, наконец, выпустила довольно неплохую отрыжку, он в шоке посмотрел на меня.

 — Это она?

 — Ага, — я кивнула со своего конца дивана. — Хочешь посмотреть, возьмет ли она вторую порцию смеси?

 — Ладно.

Но она не захотела, и Нейт расстроился.

 — Она не ест это. Почему она не ест? Что я делаю не так?

 — Ничего, — сказала я. — Младенцы не всегда выпивают всю бутылку.

Он отложил бутылочку и на мгновение посмотрел на нее. Ее глаза были открыты и следили за его.

 — Ты думаешь, она милая?

 — Она красавица.

 — Ее волосы смешные. Как у старика.

 — Они отрастут, — я засмеялась.

 — Не думаю, что когда-либо держал ребенка. Если я это и делал, то давно, — он говорил тихо и Пейсли, казалось, была в восторге от его голоса.

 — Кажется, ты ей нравишься.

 — Я всем нравлюсь.

Я ударила его в плечо и наблюдала, как они были поглощены друг другом: и у отца, и у дочери глаза широко открыты и изумлены. Это было так мило, что мое горло начало сжиматься. Я чувствовала, что между ними установилась связь, и была уверена, что Нейт полюбит ее.

Внезапно лицо Пейсли покраснело, и она слегка хрюкнула.

 — Что она делает? Почему ее лицо такого цвета? — возмутился Нейт. — Она задыхается?

Я улыбнулась.

 — Она в порядке.

 — Но что с… — он перестал говорить и принюхался. — Гребаный Иисус, что это за запах?

 — Это детская какашка, — сказала я, смеясь.

 — Этого не может быть. Нет, — он вздохнул, и его красивые черты исказились. — Боже мой, это так ужасно. Как может что-то такое крошечное сделать такое отвратительное зловоние? Мы должны поменять подгузник, — он встал и огляделся. — Где сумка?

 — Ты не хочешь этого делать, Нейт. Поверь мне. Она не закончила.

Он ошеломленно посмотрел на меня.

 — Как долго это будет продолжаться?

 — Может быть, несколько минут, — я пожала плечами.

 — Боже мой! — его глаза закрылись. — Не думаю, что смогу это выдержать.

 — Если хочешь, можешь посадить ее в автокресло, — протянула я. — Или я могу ее подержать.

 — Нет, — он расправил плечи и снова сел. — Нет, я смогу.

 — Из тебя вышел хороший альфа-самец.

Он слегка толкнул меня ногой.

 — Благодарю.

Но его уверенность была разрушена, когда он пошел менять грязный подгузник. Он, вероятно, использовал пятьдесят салфеток, и она все еще не была чистой. Он испачкал ее пижаму, и она все время кричала. Наконец, я взяла на себя ответственность, но даже когда она была чистой и сухой, в свежей пижаме и носочках, она не успокаивалась.

Я попробовала походить и покачать ее, пока Нейт складывал ее одежду в стиральную машину, запечатывал влажные и грязные подгузники в пластиковые мешки и выбрасывал их в мусорные ящики в подвале. Она все еще не успокоилась к тому времени, когда он вернулся, поэтому мы выключили весь свет и попробовали соску (она отказалась), еще одну бутылку (черт возьми, она этого не хотела), пылесос (старый трюк с парочкой детей, с которыми я сидела, но с Пейсли это не сработало), я даже качала ее в автокресле, но ничего не помогало. Ничего.

Часики тикали.

 — Боже мой, что с ней? Почему бы ей не заснуть? — спросил Нейт, взяв у меня Пейсли и положив ее на плечо. — Сейчас три часа ночи. Даже альфа-самцу нужен сон.

 — По-моему, у нее колики.

 — Что это, черт возьми?

 — Когда ребенок часами напролет кричит без причины, обычно ночью.

 — И что ты с этим делаешь?

 — Ничего.

 — Нет, не может быть. Должно же быть решение.

Боже, он был таким парнем, думая, что каждая проблема имеет решение.

 — Иногда помогает какое-то движение. Хотела бы, чтобы у нас была коляска, — сказала я сквозь вопль. Я тоже была измотана, но мне не хотелось оставлять его одного.

Наши глаза встретились в темноте.

 — У меня есть тележка. Это поможет?

 — Давай попробуем. Но сначала посмотрим, поест ли она.

Нейт держал ее, пока я готовила бутылочку, затем я накормила ее, а он в это время очистил барную тележку в стиле арт-деко, убрав ведерко для льда, бокалы, подставки и другие барные атрибутики. Мы поместили ее автокресло на тележку, привязали, и я толкнула ее. Для этого потребовалось некоторое время, но нам удалось покатать ее вокруг гостиной, кухонного островка и обойти диван. В конце концов, это сработало.

 — Боже мой, — прошептал Нейт. — Это чудо. Она спит.

 — Пока, во всяком случае, — я знала по опыту, что восьминедельный ребенок не спит долго. Приглушив зевок, я сказала:

 — Не снимай ее с сидения, хорошо? Ты можешь отнести ее в свою комнату или поспать на диване.

 — Подожди, ты уходишь? — в его голосе была слышна паника.

 — Мне нужно поспать, Нейт. Я очень устала.

 — Я понимаю, но… не уходи, — прошептал он. — Я все еще нуждаюсь в тебе. Пожалуйста.

Я почти спала на ногах, но эти слова что-то сделали со мной. Обычно было наоборот — это он мне нужен. Но как бы мне не было жалко Нейта, мне нравился обмен ролями.

Какой еще мужчина нуждался во мне, только если он не планировал свою свадьбу?

 — Ладно, — согласилась я. — Но нам нужно поспать, пока спит она. — Я уже готовилась к тому, чтобы спать на диване, поэтому была удивлена его следующими словами.

 — Поднимайся наверх.

Это было смешно, но мое сердце стало стучать немного быстрее.

Не выдумывай то, чего нет, Эмми. Он не хочет оставаться наедине с ребенком. Это не имеет никакого отношения к тебе и к нему.

 — Хорошо. Принеси автокресло. Только аккуратно.

Вы бы подумали, что сиденье сделано из надувного стекла, ведь он был таким заботливым, неся его по лестнице. Раньше я никогда не была в спальне Нейта, но она была схожей с моей спальной зоной. Раздвижной шкаф, главная ванная комната с другой стороны. Я была слегка удивлена тем, что декор был настолько нормальным, никаких зеркал на потолке или секс штучек. Просто белое постельное белье, кирпичные стены, кровать и тумбочка.

 — Ты можешь воспользоваться ванной комнатой, — мягко сказал он, поставив сиденье на полу рядом с кроватью королевского размера и включив прикроватную лампу. — Во втором ящике есть запасные зубные щетки.

 — Спасибо.

Я прошла мимо его шкафа (он пах, как Нейт) в ванную и тихо закрыла за собой дверь. Я включила свет, давая своим глазам привыкнуть, так как мы несколько часов сидели в темноте, и нахмурилась, глядя на них — налитые кровью и измазанные тушью. После того, как воспользовалась туалетом и помыла руки, я нашла новую запасную зубную щетку (отказываясь думать о том, зачем ему столько) и почистила зубы. Обычно мне было бы любопытно узнать, что еще я найду в его ванной, но я слишком устала, чтобы даже заглядывать в его шкафчики.

Когда я вышла, Нейт стоял у кровати, протягивая что-то свернутое и белое.

 — Ты можешь спать в этом, если хочешь.

 — Хорошо, спасибо, — я заметила, что он сменил джинсы на черные пижамные штаны, но футболка все еще была на нем.

Пока он был в ванной, я выскользнула из джинсов и свитера и быстро натянула хлопковую футболку, которую он дал мне, оставаясь в лифчике. Футболка была большая и удобная, но понюхав воротник, я расстроилась из-за того, что от нее пахло стиральным порошком, а не Нейтом.

Не будь такой странной. Просто ложись спать.

Похоже, Нейт спал с левой стороны кровати, поэтому я быстро положила одеяло справа, легла и натянула его до подбородка.

Через мгновение дверь в ванную открылась. Нейт вошел в комнату, подошел к другой стороне кровати, передвигая Пейсли ближе к ней. Он снял наручные часы и выключил лампу, но затем остановился.

 — Ты бы предпочла, чтобы я спал внизу?

 — Нет, — сказала я. Затем не удержалась от шутки. — Несмотря на твою репутацию, не думаю, что ты попытаешься что-то сделать.

 — В этом конкретном случае ты права, — он забрался в постель. — Никому не говори.

 — Твой секрет в безопасности со мной.

Когда мы оба лежали под одеялом, Нейт на спине, я на своей стороне, повернувшись к нему, он прошептал:

 — До сих пор не могу в это поверить.

 — Я тоже. Это слишком много.

 — Это то, что она сказала, — прошептал он через мгновение.

Несмотря на мое истощение, я хихикнула. Он мог быть отцом, но он все еще был парнем.

 — Прости. Не смог удержаться, — он замолчал на минуту, и я почти заснула, прежде чем он снова заговорил. — Эмми.

 — Да?

 — Мне страшно.

Я открыла глаза. Он все еще лежал на спине, обнимая руками одеяло. Автоматически я положила свою руку на его бицепс.

 — Понимаю.

 — Спасибо, что осталась, — он посмотрел на меня.

 — Всегда пожалуйста.

Я так и уснула, оставив руку на нем.

Нейт

Мое тело умоляло мой мозг заткнуться, но даже с закрытыми глазами, когда мышцы расслабились, а в комнате было темно и тихо, мысли не затихали.

У меня есть дочь.

Моя жизнь никогда не будет прежней.

Когда шок отступил, и наступила реальность, я все больше и больше впадал в панику.

Что, если Рейчел не вернется? Что я буду делать? Альфа-мужественность в сторону. Как я собирался быть человеком, которым я был, человеком, которым я любил быть, будучи отцом этого ребенка? Возможно ли это? А как насчет моей работы? Спортзала? Моей социальной жизни? Путешествий? У меня были планы, черт побери. Цели. Огромный список. Я хотел бежать с быками, покорить Килиманджаро и прыгать с парашютом в Дубае. Ничего из этого я не смогу сделать с ребенком, привязанным к себе.

И я понятия не имею, как быть отцом.

Я подумал о своем собственном отце, который скончался три года назад из-за проблем с сердцем, но который оставил свою семью так давно, что я даже не осознал его потерю. Но я не винил его ни за то, что он был далеко, ни за то, что он стал причиной маминого срыва. Это была еще одна потеря. Именно эта потеря превратила нас в алкоголичку, страдающую агорафобией и ипохондрией и в адвоката по разводам с железной клеткой вокруг его сердца. Я давно понимал, что любовь — это то, чего нужно опасаться. Избегать. И при необходимости уничтожать.

В противном случае это уничтожит тебя.

Проблема заключалась не в самой любви. Проблема заключалась в том, чтобы позволить себе заботиться о ком-то настолько сильно, что их потеря сильно порежет вас, до костей, настолько глубоко, что вы потеряете часть себя. И эта часть является вашим доверием к Богу, вашей верой во Вселенную, вашей убежденностью в том, что если вы желаете достаточно сильно, много молитесь и любите слишком яростно, то это спасет жизнь. Это спасет вашу семью. Это спасет вас.

Так что вы должны быть бдительными, если хотите защитить себя. И я был. Я ожесточил свое сердце до такой степени, что ничто и никто не мог добраться до меня. Я никогда не влюблялся. Никогда не испытывал соблазна жениться. И я никогда не планировал быть отцом. Знаю, что некоторые парни думают, что распространение их семени — это акт мужественности, но, черт возьми. Что касается меня, мое семя останется в хранилище, где оно и должно быть. Возможно, после этого я сделаю вазэктомию; то есть, если ребенок навсегда не испортит мою сексуальную жизнь.

Я посмотрел на Эмми.

Ее дыхание было глубоким и медленным. Она повернулась в другую сторону, но ее длинные волосы тянулись к моей подушке. Они пахли так чертовски хорошо — пирожным или чем-то вроде этого. Время от времени она бормотала что-то, что я не мог разобрать, но это почти заставило меня улыбнуться. Даже во сне (ставлю на это десять баксов) она спорила со мной. Слава богу, она согласилась остаться здесь. Я никогда так сильно не хотел, чтобы женщина ночевала у меня и при этом не занималась со мной сексом.

Невероятно, что мы с Рейчел год назад во время нашего марафона и поглощения виски создали жизнь. Часть меня до сих пор не могла в это поверить.

Каковы были шансы? Разве презервативы не на девяносто девять процентов эффективны? Может презерватив был испорчен? Или у меня суперсперма, которая проникает сквозь латекс.

На мгновение, я даже почувствовал гордость за своих пловцов, но затем вспомнил результат этих действий.

Кстати, она давно не издавала ни малейшего звука.

Мое сердце начало сильно биться, и я сразу же пошел проверить, дышит ли она. Малышка была в полном порядке, но что-то во мне не могло поверить в то, что я еще ничего не испортил.

Как, черт возьми, люди это делают? Ты должен просто заснуть и довериться тому, что проснешься, если твоему ребенку что-то понадобится? А что, если ты из тех, кто крепко спит? Я не из тех. Не особо. Но что, если бы я был? И как ей может быть удобно, связанной в этой штуке?

Я бы развязал ее, если бы не боялся, что она каким-то образом упадет. До сих пор воспитание казалось мне не чем иным, кроме беспокойства, паники, сомнений и вины.

Почему, черт возьми, люди выбирают это? Я, конечно, нет. И я никогда не хотел этого.

Но, как сказала Эмми, это не имеет значения.

 — Все в порядке? — прошептала Эмми позади меня.

Я повернулся, чтобы увидеть, как она приподнялась на локте.

 — Да. Просто проверял ее.

Она снова опустила голову, и повернулась ко мне.

 — Какой хороший папа.

Я тоже повернулся к ней, набив подушку под голову.

 — Я, черт побери, не имею понятия, как быть хорошим папой.

 — Сейчас тебе не нужны все ответы, Нейт. Дай себе немного времени.

 — Что, если Рейчел не вернется?

 — Тогда ты найдешь ее. А тем временем… — она ​​протянула руку и взяла мою… — Ты не один. Хорошо?

 — Хорошо, — я сжал ее руку. — Спасибо.

Она закрыла глаза и снова заснула. Я подумал о том, как мне повезло, что она была моей подругой. Как мирно она выглядела во сне. Как хороша была. Как она положила свою ладонь в мою, и та идеально вписалась. Я спал со многими женщинами, но тогда никогда не думал о том, чтобы держать чью-то руку. На самом деле, если бы одна из них потянулась за моей рукой, я бы, скорее всего, оттолкнул ее.

Сегодня ночью мне, что странно, было комфортно.

В какой-то момент я, должно быть, заснул, потому что через пару часов меня разбудил мой телефон, вибрирующий на тумбочке. Я повернулся, и посмотрел на экран.

Неизвестный номер: Это Рейчел. Как она?

Я мгновенно встал с постели и на полпути вниз по лестнице перезвонил на тот же номер. После двух гудков она ответила.

 — Нейт?

 — Да, — сказал я, пытаясь говорить тихо и щурясь из-за утреннего солнечного света, льющегося из окна.

 — С ней все хорошо?

 — Она в порядке, и ты бы знала это, если бы не бросила ее у меня на пороге, — я начал расхаживать по гостиной. — О чем, черт возьми, ты думала?

 — Я думала о том, что настала твоя очередь, — сказала она, начав рыдать. — Так что не злись на меня. Долгое время мне приходилось справляться с этим в одиночестве. Думаешь, это было легко?

 — Я не знаю, как это было, потому что ты мне никогда не рассказывала. Я бы тебе помог.

 — Бред. Ты ясно дал понять, что все, что тебе нужно — это секс. Ты бы просто бросил мне деньги и ушел. Не иначе.

 — Ты не знаешь, что бы я сделал! Ты ничего не знаешь обо мне.

На самом деле, она права.

Я вообще удивлен, что дал ей свой номер.

 — Я знаю твой тип. Большой транжира, большой болтун, большой член. Но помимо денег, секса и хорошего времяпровождения для вас ничего не важно.

 — Это неправда, — сказал я, задаваясь вопросом, была ли она права, а также было ли неправильно чувствовать себя лучше из-за того, что она сказала, что у меня большой член.

 — Тогда докажи это. Будь ей отцом на одну неделю.

Мое сердце тяжело забилось.

 — На одну неделю? Я не могу.

 — Почему нет?

 — Потому что у меня есть работа и планы на жизнь, — я посмотрел в другую сторону и увидел, как Эмми спускается вниз по лестнице, скрестив руки на груди. Она все еще была в моей футболке, ноги голые, а ее волосы длинный запутанный беспорядок. Но солнечный свет прекрасно осветил ее, почти ангельское, лицо. Мне стало жарко, глаза закрылись, и в голове я услышал ее слова: «может быть, ты такой же, как все».

Бл*дь. Я не был похож на тот мусор, с которым она встречалась. Не был.

 — Ну, угадай что? — продолжила Рейчел. — В твоей жизни теперь есть ребенок. Одна неделя, Нейт. Это все, о чем я прошу. Если ты захочешь уйти после этого, отлично. Я возьму на себя полную ответственность, так как именно я решила не говорить тебе о ней с самого начала. Но если ты не справишься с этим…

 — Я смогу, — вдруг заверил я, глядя на Эмми, и слыша ее голос у себя в голове. Так что можешь наслаждаться отдыхом и вернуться через неделю. Хотя знаешь что? Вернись через две недели.

На это глаза Эмми выпучились.

 — Две недели? — Рейчел громко засмеялась. — Ты не сможешь. Спорим, ты не выдержишь и одной ночи.

 — А вообще давай на месяц.

 Рот Эмми раскрылся от удивления. Она прикрыла его одной рукой.

 — Что? — вскрикнула Рейчел.

 — Ты слышала меня. Оставь ее на месяц.

 — Ты сошел с ума.

 — Нет. Я взрослый человек, несущий ответственность за свои действия.

Эмми опустила руку, и улыбнулась.

 — Позвони мне, если захочешь узнать, как она. Я сам с ней справлюсь. Пока, Рейчел.

Я закончил разговор, надеясь, что не упаду в обморок. На всякий случай, я зашел на кухню, и двумя руками схватился за островок. Сделал несколько глубоких вдохов.

Эмми последовала за мной.

 — Итак, — сказала она, скрестив руки на груди. — Месяц.

Я пытался успокоиться и собраться, глядя на нее и прислонившись к стойке. Мое тело сгорбилось под неудобным углом в сорок пять градусов.

 — Я в любом случае думал о том, чтобы взять отпуск.

 — О? — удивилась она. Я был трудоголиком, и она знала это.

 — Да. И я думаю… думаю, это может быть полезно для меня. Ну, знаешь, не быть таким эгоистом, — пот выступил у меня на лбу.

 — Конечно, — она кивнула.

 — И это только на месяц. Месяц не так уж и долго, — когда я сказал это, мне стало интересно, месяц означает четыре недели или 31 день. И считался ли вчерашний день?

Пейсли начала плакать, и мы оба посмотрели в сторону лестницы.

— Она, наверное, голодная, — сказала Эмми.

 — Уже? — было только семь. И мы кормили ее в три.

 — Малыши ее возраста часто едят. Каждые несколько часов.

 — Серьезно?

 — Нам нужно достать тебе несколько детских книжек, — она уныло усмехнулась. — И тебе, вероятно, нужны детские вещи: коляска, кроватка, может быть, качели или, по крайней мере, нормальное кресло.

Про себя я стонал, представляя мой удивительный, мужественный чердак-спальню с детской мебелью.

 — В самом деле? Даже если это всего на месяц?

Эмми подняла голову.

 — Это не только месяц, Нейт. Даже если бы Рейчел вернулась за ней сегодня, ты все еще ее отец. На всю жизнь.

В ее глазах было что-то свирепое, что-то, из-за чего я не осмелился не согласиться с ней. Или, может быть, она ждала, что я начну с ней спорить и доказывать, что она не права. Я не хотел, чтобы она плохо думала обо мне, даже если это правда.

Собрав всю храбрость, я оттолкнулся от стойки, и встал прямо.

 — Я пойду за ней. Уверен, у тебя есть дела, — гордясь собой, я вышел из кухни, и поднялся наверх.

 — Доброе утро, — сказал я сердитой малышке в автокресле рядом с моей кроватью. Не то чтобы я винил ее. Кто бы хотел так спать? Я поднял его за ручку кресла, и спустился вниз. — Не волнуйся, Пейсли, я собираюсь сегодня купить тебе что-то получше для сна, — хотя я понятия не имел, где продается это детское дерьмо. Возможно, Эмми знает.

Когда я спустился, она все еще была на кухне.

 — Нужна помощь? — спросила она, а я поставил автокресло на остров и начал мыть руки.

 — Не-а. Все в порядке, — вытерев руки, я взял одну из пластиковых бутылок, которую Эмми вымыла прошлой ночью и оставила на бумажном полотенце, чтобы дать высохнуть. — Ты должна чувствовать себя особенной, Пейсли. Я не только отказываюсь от утренней тренировки из-за тебя, но и готовлю завтрак, прежде чем сделать кофе, — я надеялся, что звучал расслабленно и уверено, что было полной противоположностью того, как я себя чувствовал. — Хорошо. Так, что дальше? Два стакана этого вонючего порошка? — я снял колпачок с банки со смесью.

 — Ну, кажется, у тебя получается, — сказала Эмми нерешительно. — Пойду переоденусь.

— Хорошо, — весело ответил я. Она вышла из кухни, и я выдохнул, чувствуя боль в груди. Делать вид, что я знал, что делать было утомительно. — Затем нужно добавить 120 миллилитров воды.

Но когда я подошел к раковине, то вспомнил, что сначала я должен был налить воды, так как смесь еще не растворилась. Я любил делать все точно до мелочей, поэтому насыпал ее обратно в банку.

 — Я ошибся, Пейсли. К сожалению, ошибаться я буду много, — я взглянул на нее, и рассмеялся от того, как она с большим интересом на меня смотрела. Пока я разговаривал с ней, она даже не суетилась. — Никому не говори.

Во второй раз я сделал все правильно, и даже налил теплой воды, чтобы пропустить следующий шаг (согреть бутылку). Поздравляя себя за свою сообразительность, пошел в гостиную и положил бутылку на журнальный столик рядом с автокреслом. Я поднял малышку и почувствовал, что пора поменять подгузник.

 — Ты воняешь, — сказал я ей. — Не так плохо, как вчера вечером, но это не приятный запах. Я думал, младенцы хорошо пахнут, — готовить бутылочку мне было гораздо легче, чем менять подгузники, но я попытался. Я держал Пейсли на своей груди одной рукой, а другой постелил на диване пеленку. Прежде чем положить ее, я достал один подгузник из сумки.

Осталось только два. Надо ехать за покупками.

Я менял ей подгузник и составлял список покупок. Ей вроде нравился мой голос, поэтому я разговаривал с ней.

 — Нам, на всякий случай, надо купить подгузники, смесь и несколько бутылочек. Также нужна коляска и то, в чем ты будешь спать, — сказал я, поменяв старый подгузник на новый. — И еще что-то, типа стульчика, на котором ты можешь сидеть, вместо этого кресла. Кстати говоря, мне нужно понять, как посадить тебя в мою машину. Ух, давай разберемся.

Я застегнул ее пижаму и поднял ее, удерживая перед собой и поворачивая ее так и сяк.

 — Ну, ты все еще дышишь, так что это хороший знак.

Придерживая ее одной рукой, я взял со стойки бутылочку и накормил ее. Она, наверное, съела бы побольше, но я вспомнил, что Эмми сказала, что нужно дать ей половину. Отложив бутылку в сторону, я сел на колени и приподнял ее на одной руке, как показала мне Эмми вчера вечером. Другой я потер ее спину, и мне осталось подождать около тридцати секунд, чтобы она дала мне приличную отрыжку.

 — Посмотри на себя, — раздался голос Эмми со стороны лестницы. Я обернулся, и увидел, как она спускалась, снова одетая в джинсы и свитер.

Я положил Пейсли на сгиб локтя и, опираясь на одно колено, дал ей остальную часть бутылки.

 — Неплохо, правда? — я попытался сделать вид, что легко справляюсь с этим.

 — Совсем неплохо, — она подошла и села рядом с нами, наклонилась, чтобы убрать волосы со лба Пейсли. — Твой папочка хорошо о тебе заботится?

Мой желудок сжался.

Папочка.

Я прочистил горло.

 — Мне нужно сделать покупки для нее. Ты знаешь где?

 — Возможно, «Target», или, может быть, «Babies«R»Us».

 — Есть место под названием «Babies»R»Us»? — спросил я недоверчиво.

 — Да, — она хихикнула. — Ты хочешь, чтобы я пошла с тобой?

Конечно, да.

На самом деле я хотел дать ей свою кредитную карту, чтобы она сама все купила.

 — Только если у тебя есть время.

 — Сегодня вечером у меня свадьба, поэтому мне нужно поработать, но я смогу помочь тебе сегодняшним утром, — она вздохнула и упала на мой диван. — Хотя мне определенно нужен сон.

 — Сон звучит потрясающе, — я отложил пустую бутылку и опустил Пейсли, чтобы снова дать ей отрыгнуть.

 — Спи тогда, когда она это делает. Говорю тебе, это единственные разы, когда ты сможешь спать, — она встала на ноги. — Я, наверное, пойду домой. Тебе что-то нужно, пока я не ушла?

Я хотел, чтобы она осталась подольше.

Что я буду делать с малышкой? Что, если она начнет кричать, а я не смогу ее успокоить?

 — Нет, не думаю.

Она, кажется, почувствовала мой страх, потому что похлопала меня по плечу.

 — У тебя все получится, Нейт. Ты прекрасно справляешься, все отлично.

Я глубоко вдохнул и выдохнул.

 — Спасибо. Думаю, я все еще переполнен адреналином.

Эмми кивнула.

 — Ты расскажешь кому-нибудь? Семье? Коллегам?

Мысль о том, чтобы рассказать маме ужасала меня. Это была женщина, которая боялась оставить дом и купить продукты, ведь у нее могла начаться паническая атака в «Kroger» (сеть супермаркетов). Она носила перчатки абсолютно в любом месте, потому что ужасно боялась бактерий. Ее врач был на быстром наборе, чтобы ничего не случилось, будь она в общественном месте.

К счастью, у нее был давний сосед, который часто виделся с ней, добрый самаритянин, который следил за тем, чтобы в доме была еда, который вез ее куда угодно, и который звонил мне в случае опасности, чтобы я поговорил с мамой, оценив ситуацию и ее психическое состояние. Мне иногда приходилось ехать три часа в Гранд-Рапидс и вытаскивать ее из дома. Обычно она переставала принимать таблетки из-за какого-то иррационального страха, что кто-то в аптеке пытался отравить ее. Как только я убеждал ее в обратном, она снова принимала их, и в течение нескольких дней ее настроение улучшалось. Я старался быть терпеливым к ней, напоминал себе, что она не всегда была такой, что когда-то она была счастливой, хорошо выглядящей женщиной с красивым домом, крепким браком, большим количеством денег в банке и двумя здоровыми сыновьями. Должно быть, она думала, что все это будет длиться вечно. Разве мы все так не думаем?

Пейсли еще не отрыгнула, поэтому я встал и положил ее на одно плечо.

 — Я пока об этом не думал. Мой мозг немного перегружен. Наверное, мне все равно придется рассказать им, но пока, только ты знаешь, — я нахмурился. — Хотя, если сегодня мы увидим кого-нибудь, пока совершаем покупки, у нас должно быть хорошее объяснение, почему мы с тобой внезапно завели ребенка.

Она засмеялась.

 — Мы что-нибудь придумаем. Скоро увидимся.

Как только она исчезла, я понял, что должен был пойти в туалет, пока она была здесь. Что теперь я должен делать? Я не мог просто оставить Пейсли. Моя квартира была полна твердых поверхностей и острых предметов, родительского кошмара. Но я также не мог взять ее в ванную. Это казалось неправильным. В конце концов, я привязал ее в автокресле и оставил в своем шкафу прямо у двери ванной. Но я чувствовал себя виноватым, она плакала все это время, хотя я был там меньше минуты. Я открыл дверь, как только мои руки были чистыми, и снова поднял ее.

 — Я все еще здесь, — сказал я ей. — Видишь? Я все еще здесь.

Она перестала плакать, и я изумился, как быстро ребенок может привязываться к кому-то. Как легко они доверяли. Вчера в это время она никогда не видела меня, никогда не слышала моего голоса, даже не знала, что я существую. Теперь я мог успокоить ее, просто держа ее и разговаривая с ней. Это было вроде мило, но и страшно, как ад. Я не был уверен, что достоин такого доверия, и я, конечно, не чувствовал, что заслужил это. Но, возможно, я смогу сделать это для нее. В первый раз подавляющее желание защитить ее поразило меня, и я разозлился на Рейчел, не только из-за того, что она солгала мне или винила во всем меня, но и из-за того, что покинула нашего ребенка. Я все больше осознавал каждую минуту того, что малышка, должно быть, переживала, пытаясь найти знакомого родителя. Не было никакого оправдания оставлять Пейсли, как сделала это она.

 — Пейсли, — бормотал я, спускаясь с ней вниз. — Это, вроде как, милое имя. Интересно, какое твое второе имя. И дала она тебе мою фамилию или свою? Это как-то неправильно, что я не знаю полного имени своего собственного ребенка, не так ли? И, может быть, я должен перестать говорить, черт возьми.

Внизу, я разложил пеленку на коврике, положил туда ее плюшевого медведя и лег рядом с ней. Она счастливо лежала на спине и шевелилась, издавая миленькие звуки и пуская слюни, пока я зевал, и пытался не спать.

Боже мой, будет ли каждая ночь такая же, как прошлая?

Я бы не выжил. Никто не смог бы.

Она снова заплакала, и я поднял ее, пытаясь пружиниться на ногах, как делала Эмми прошлой ночью. Она все еще не успокаивалась, поэтому я попробовал спеть ей песню. Я был не лучшим певцом в мире, но к тому времени, когда я пробрался через несколько рождественских мелодий, которые были единственными, где я знал все слова, она заснула.

Я с тоской посмотрел на диван.

Может быть, я лягу на несколько минут. Закрою глаза. Это все, что мне нужно. Несколько минут, закрыв глаза. Но смогу ли я сделать это, не разбудив ее?

Внезапно я подумал, как я тысячу раз просто плюхался на кушетку, не представляя, насколько это было легко. Это определенно не было вариантом. Вместо этого я медленно принял сидячее положение, и мои мышцы ног напряглись. Затем я осторожно повернулся под звуки своих пижамных штанов, которые скрежетали по коже. Наконец, я откинулся назад, передвигаясь со скоростью около пары сантиметров каждые десять секунд, так что мой пресс практически кричал, когда я закончил. Но я это сделал. Мне удалось лечь на диван, не разбудив ребенка.

Я осторожно положил Пейсли на свой живот, а ее голову на грудь. Я держал одну руку на ее спине, другую на ее попке, одну свою ногу я свесил на пол, на всякий случай (понятия не имею на какой, но это казалось хорошей идеей) и закрыл глаза.

Боже, это потрясающе.

 — Нейт, — чья-то рука на моем плече. — Нейт.

Я открыл глаза и увидел Эмми, стоящую рядом с диваном. Но я был в замешательстве, потому что она пошла домой, одетая в джинсы и свитер, а теперь снова была здесь, но в моей футболке. Свет был странным. Какое-то золотое свечение, казалось, сияло сзади нее, как это было на лестнице сегодня утром, но это было невозможно, потому что за ней не было окон. Я пытался говорить, но не мог. Она улыбнулась, и приложила палец к губам.

 — Тс-с-с.

Затем, не предупредив, она скинула футболку и стояла там с голой грудью. Мой член дернулся. Мой рот наполнился слюной. Мои руки дрожали от необходимости прикоснуться к ее коже. Но я не мог двигаться — я был парализован. Все, что я мог делать, это смотреть на нее и стонать от страстного желания, как подросток с «Плейбоем».

 — Нейт. Нейт. Проснись, — рука снова была у меня на плече и на этот раз настойчиво трясла меня. Я открыл глаза, правда, на этот раз мне потребовалось мгновение, чтобы туман прояснился. Я приподнялся на локтях, и посмотрел на Эмми, которая стояла там, увы, полностью одетая, держа Пейсли на руках и с любопытством глядя на меня.

 — Ты в порядке?

 — Да, — мой голос был скрипучий, поэтому я прочистил горло.

Она улыбнулась.

 — Ты, должно быть, видел хороший сон.

 — В самом деле? С чего ты взяла? — я так быстро вскочил и сел, что голова закружилась.

 — Ты стонал и извивался, — она посмотрела на Пейсли и потерлась с ней носом — поцелуй эскимоса. — Да, мой орешек?

Вся сцена без футболки вернулась ко мне в мгновение ока, и кожа стала горячей под одеждой. Ну, под пижамой, так как я еще не оделся.

 — О чем ты мечтал? — спросила она меня.

 — Не помню, — притворился я идиотом. — Ты только что пришла?

 — Около десяти минут назад. Пейсли начала хныкать, но ты крепко спал, поэтому я подняла ее и поменяла подгузник. Если захочешь, я приготовлю бутылочку, пока ты принимаешь душ. Прошло около четырех часов с тех пор, как она поела.

 — Правда?

Она засмеялась.

 — Да. У вас, ребята, был трехчасовой сон. Завидую. Мой был всего около часа.

Эмми направилась к кухне с Пейсли на руках, поэтому я встал, и быстро направился к лестнице, надеясь, что она не заметит моей эрекции. Я подошел к своей спальне, разделся, и зашел в душ, чувствуя себя все хуже и хуже из-за сна, который у меня только что был. Но я не мог перестать думать об этом. Я стоял под струями воды, позволяя им биться по лицу и груди в течение пяти минут, переживая тот волшебный момент из сна, когда Эмми снимала футболку.

Разве я когда-либо хотел так сильно прикоснуться к кому-то в реальной жизни? Разве я был так расстроен из-за того, что не мог? Разве я когда-либо чувствовал себя настолько виноватым в том, что хотел узнать, как кто-то ощущается под моими пальцами? Моими губами? Моим языком?

Я обернулся и прижался к противоположной стене, позволив воде стекать вниз по моему телу. Я не привык чувствовать себя виноватым из-за желания чего-либо: денег, статуса, успеха, женщин. Даже из-за фантазий об Эмми, которые я видел много раз, не подумав дважды.

Так почему же я себя плохо чувствую? Что изменилось? Это потому, что она помогала мне? Потому, что сейчас я отец, а отцы не должны так поступать? Потому что я вдруг осознал, что не знаю, кто я такой, как должен думать и что делать с этими странными чувствами, которые грозили нарушить равновесие моей жизни?

Остановись. Жалеют только слабаки. Да, твой мир другой, но ты по-прежнему ты. Возможно, этого отцовства не было в сценарии, который ты написал для своей жизни, но ты по-прежнему контролируешь свои действия.

Контроль. Вот оно. Мне нужен был контроль.

Я выпрямился, и взял свой твердый член в руку, решив расслабиться, даже на пять украденных минут в душе. Я специально представлял Эмми, как она выглядела вчера вечером, потягивая мартини на моем диване, откидываясь на стойку в моей кухне, как она спала рядом со мной в моей постели. С закрытыми глазами я представлял, как утром она спускается вниз по лестнице, одетая в футболку, ее ноги голые и волосы в беспорядке.

Но она не останавливается на достигнутом. Она подходит к дивану, на котором я лежу (я спал там, потому что я джентльмен, хотя в этой фантазии нет ребенка, поэтому я не уверен почему, но это моя фантазия, черт возьми, и я говорю, что да как, а еще, я голый), и на этот раз, когда она снимает футболку, то растягивается надо мной, оседлав мои бедра своими, вбирает меня внутрь и раскачивает свое тело. Она снова и снова произносит мое имя, снова и снова длинные волосы мечутся по моей груди, ее глаза закрыты, как у меня, так как она нас обоих подводит к безумию, и постепенно мое имя становится все громче, громче и громче, ее бедра движутся все быстрее, и быстрее, и быстрее до тех пор, пока…

 — Бл*дь… — оргазм внезапно и яростно прошиб меня, и я застонал. Моя рука резко дернула мой член.

Через несколько минут я выпрямился, и почувствовал себя намного лучше.

Все будет хорошо.

Эмми

 — Ты уверена, что все это нужно? — Нейт подозрительно посмотрел на две полные детского снаряжения тележки, которые мы собрали за два часа в «Babies«R»Us» и покачал головой. — У нас только один ребенок. Как одному ребенку может понадобиться столько вещей?

 — Здесь не много вещей. Только самое необходимое, — я толкнула тележку, в которой перевозила Пейсли и несколько небольших вещей, в то время как Нейт сзади вез тележку, полную больших товаров. Он выбрал многофункциональную кроватку, качели, коляску, столик для переодевания и видеомониторную систему. В моей тележке были соски, смеси, подгузники, салфетки, крем от сыпи, комбинезончики и маленькие тапочки, детский шампунь, чистящее средство, средство для мытья посуды, стерилизатор бутылочек, ткань для отрыжек, полотенца, несколько книг об уходе за детьми и слинг.

 — Что это? — спросил Нейт, когда я положила слинг в тележку. — Рюкзак?

 — Это слинг, — объяснила я. — Чтобы ты мог держать ее, не используя руки.

Он вытащил его из корзины и положил обратно на полку.

 — Ни за что. Я не буду носить так своего ребенка. Это переходит границы.

Я снова взяла его и положила обратно.

 — Просто сделай это. Если ты не хочешь его использовать, то, пожалуйста, но ты очень быстро устанешь от того, что будешь все время ее держать. Тем более не везде можно брать коляску.

Он заворчал, но оставил его в тележке. То, на чем он настаивал, это маленькая щетка для ее волос.

 — Они выглядят глупо. Все время торчат, — сказал он, нахмурившись на дочь. — Думаю, что смогу исправить это.

Пейсли, пока мы шопились, вела себя хорошо, суетилась только один или два раза, но ей, казалось, нравилось ехать в тележке, и она уснула. Что касается Нейта, он очень хорошо держался, подумала я. Цвет его лица был здоровым, у него исчез этот широко раскрытый взгляд «не могу поверить, что это происходит», и похоже, по крайней мере, внешне, будто он принял новую реальность. Однако на кассе был момент паники, когда он смотрел, как сканируют туалетные принадлежности.

 — У меня даже нет ванны, — сказал он, его голос дрожал. — Что мне делать?

 — Кухонная раковина, — ответила пожилая женщина. — В моей семье мы всегда так делали, — она пожала плечами.

 — Раковина. Точно, — в этот момент Нейт немного побледнел. Он посмотрел на меня с отчаянием в глазах. — Ты… Можешь мне помочь в первый раз?

Я посмотрела на свой телефон. Был второй час, и мне действительно нужно было проверить невесту. Церемония заканчивается в пять, но в четыре по плану была фотосъёмка, и я должна была быть там.

 — Может быть, — сказала я ему. — Давай закончим здесь и посмотрим, во сколько мы вернемся.

Он кивнул, передавая свою кредитную карточку, и даже не моргнул за все время, пока вещи сканировались. Было ли это из-за того, что мы опустошили его карманы, или он просто был отвлечен ужасающей мыслью о том, чтобы самостоятельно искупать Пейсли в кухонной раковине, я понятия не имела.

Вернувшись в его квартиру, я переодела и накормила Пейсли, а он в это время распаковал сумки и собрал качели и кроватку. Они выглядели совершенно инородными в его гостиной.

 — Должна сказать, я никогда не видела такого, — сказала я с усмешкой. — Нейт Пирсон собирает детскую мебель.

Он поморщился:

 — Я тоже.

 — Думаю, она готова ко сну, — сказала я, глядя на Пейсли на руках. — И мне нужно идти. Хочешь испытать качели?

 — Разве мы не собирались ее искупать? — в выражении его лица была видна паника.

 — У меня действительно нет времени, Нейт. Прости. Мне нужно работать, — но в тот момент мне хотелось бросить работу, и остаться здесь с ним на всю ночь.

 — О. Ладно.

 — Все будет хорошо, я уверена. Ты так ласков с ней, и дети на самом деле довольно крепкие. Просто наполни раковину теплой водой, держи ее одной рукой и используй другую, чтобы помыть ее.

 — А что с волосами?

 — Используй чашку. Держи ее за спинку, наклони к внутренней части руки, налей воду на ее волосы и потом ополосни. Если ты нальешь немного воды на глаза, это не повредит. И Нейт?

Он посмотрел на меня так, словно боялся услышать, что будет дальше.

 — Да?

 — Тебе действительно нужно хорошо ее вымыть. Все… укромные уголки. Знаешь, что я имею в виду? — я внимательно на него посмотрела. — Это очень важно для девочки, чтобы не было заражения.

Нейт сильно побледнел, но кивнул.

 — Ты в порядке? Может быть, тебе стоит сесть, — на мгновение я испугалась, что он снова упадет в обморок.

Он глубоко вздохнул.

 — Я в порядке. Ты можешь идти.

Он выглядел не очень хорошо, но я не могла больше оставаться. Я подошла и положила сонную Пейсли ему на руки.

 — Проверю тебя сегодня вечером, хорошо?

 — Хорошо.

 — Я действительно горжусь тобой, — я сжала его плечо. — Многие парни не делали бы этого.

 — Правда? — спросил он тихо, глядя на ребенка на руках. — Прямо сейчас я жалею, что не похож на многих парней.

 — Ну, ты не такой, — я положила руку с его плеча на спину и погладила ее, пытаясь игнорировать то, как мое сердце оживилось из-за ощущения его твердых, теплых мышц. — Но знаешь что? Это нормально, признаться в этом.

Он посмотрел на меня, и моя рука расслабилась.

 — Спасибо, — сказал он.

Поцелуй меня, — подумала я. И, прежде чем сделать что-то глупое, я убрала руку, ободряюще улыбнулась, и ушла оттуда.

Сопротивляться Нейту Пирсону, красивому плейбою — было одно.

Сопротивляться Нейту Пирсону, красивому одинокому папочке — совсем другое.

Не уверена, что справилась с этой задачей.

Я пошла домой, и переоделась в рабочую одежду, в юбку и кардиган, которые обычно ношу на свадебных вечеринках. Собрав волосы в низкий пучок, я освежила свой макияж, сохраняя его тонкость и мягкость. Моя работа заключалась в том, чтобы смешаться с фоном, а не выделяться. Когда я была готова, то подумала о Нейте и Пейсли, и мне пришлось остановить себя от стука в его дверь, чтобы проверить их, прежде чем я зайду в лифт.

Не могу поверить, что он предложил оставить ее на целый месяц. Месяц. Что на него нашло?

Я все думала об этом, когда направлялась к «Ford Piquette Plant», где проводилась свадьба.

Неужели Рейчел намекнула, что он не справится с этим? Она ожидала, что он попытается заплатить ей, а не поддержать ее?

Нейт почти ничего не говорил об их разговоре по пути в «Babies«R»Us» но даже из его тридцатисекундного объяснения, я приблизительно знала, о чем он был. Нейт чувствовал себя оскорбленным, поэтому пошел в наступление, сделал возмутительное предложение, которое он, вероятно, думал, она никогда не примет, — я представила, как он таким же способом работает в разбирательстве по разводам.

Или здесь было что-то большее?

Знаю, что это звучит странно, но то, как он смотрел на меня, все время, пока разговаривал с ней, заставляло меня чувствовать, что его слова могут иметь отношение ко мне или, по крайней мере, к тому, что я сказала накануне.

Он выпендривался? Неужели его заботило то, что я думаю о нем?

Может быть, я слишком зацикливаюсь на этом. Может быть, он был просто горячим парнем с большим эго, который не терпел, чтобы кто-то, особенно женщина, одержал над ним верх. И, возможно, все эти мимолетные романтические чувства с моей стороны не более, чем глупый биологический ответ на мужчину с ребенком. В конце концов, у меня не было этих желаний в его сторону, прежде чем появилась Пейсли. Не очень много, во всяком случае. И я винила во всем хорошую генетику. Кого бы не привлекли это лицо и это тело? Конечно, еще его чувство юмора, его мозг, его надежность, щедрость и его умение смешивать идеальный грязный мартини, но все это были хорошие дружеские качества. И это то, кем мы были — друзьями.

Вот почему его волнует то, что ты думаешь, глупая. Потому что вы друзья. Он знает, что ты была честна с ним прошлой ночью, потому что между вами никогда не было никакой ерунды. Ни секса, затмевающего рассудок. Ни ревности. Ни у кого из нас не было причин укорять другого.

А вчера мы это сделали, не так ли? Как бы мы ни любили препираться, вчера вечером была наша первая настоящая ссора, первые личные оскорбления, первые обидные "удары". Но мы справились с этим.

Это правда, вы это сделали. Итак, когда ты собираешься разобраться с тем, что он сказал о тебе?

Я нахмурилась, когда просигналила и свернула на улицу Вудворд Авеню. Со вчерашнего вечера я старалась не обращать внимания на голос в моей голове, требующий, чтобы я поближе рассмотрела то, что он сказал обо мне. Мне действительно не хотелось этого делать, в основном потому, что это было правдой. Я действительно была склонна влюбляться в каждого, с кем спала, и хотела, чтобы каждый любовник был единственным. Иначе зачем бы я была с ним?

У моих сестер разные мнения по этому поводу. Рассудительная Стелла думала, что я специально выбирала неправильных парней, что-то связанное с дерьмом о моем подсознательном «я», которое боится, что любовь, которую я хочу, на самом деле не существует. Она думала, что это, вероятно, связано с разводом наших родителей, но я постоянно напоминала ей, что их раскол был дружественным, и никто не обвинял отца в том, что он ушел, и меньше всего его обвиняла мама. Ради всего святого, теперь он был женат на мужчине, на замечательном парне по имени Роберто, которого мы все обожали — даже наша мать. Свободная духом Марен думала, что я слишком стараюсь, слишком быстро двигаюсь. Она всегда говорила, что мне нужно найти время, сосредоточиться на себе и на достижении гармонии в своем теле и разуме. Иногда я пыталась делать то, что она говорила, но это никогда не срабатывало. Меня иногда пугал внутренний механизм моего разума, и мне никогда не нравилось близко изучать его.

Я припарковалась рядом со старой фабрикой, взяла вещи и в последний раз проверила свое отражение в зеркале заднего вида. Тогда я не смогла удержаться от того, чтобы вытащить свой телефон из сумки и отправить сообщение Нейту.

Я: Как дела? Все в порядке?

Я ждала минуту, он не ответил, а у меня не было времени. Моя профессиональная репутация очень важна для меня. Кинув телефон обратно в сумку, я вышла из машины, заперла ее и поспешила в здание сквозь холодный, мартовский ветер.

Но когда было пять часов вечера, и церемония должна была вот-вот начаться, а он все еще не ответил на мое сообщение, я начала волноваться. Что было глупо, не так ли? Он бы позвонил или отправил сообщение, если бы что-то было не так. Тем не менее, я нервничала, достаточно, чтобы мельком отправить еще одно.

Я: С вами все в порядке?

Ничего.

Заиграла музыка, и у меня не было выбора, кроме как положить свой телефон в карман, и сконцентрироваться на том, чтобы все прошло гладко, радуя, как можно больше людей. Максимально успокаивающе я отвечала на все вопросы, гарантируя, что все, начиная с музыки и времени (чертовое время) и заканчивая едой, напитками, фотографиями, тостом, первым танцем, разрезанием торта пройдет точно так же, как представляла невеста. Это была довольно большая громкая свадьба, и фотографии с мероприятия обязательно попадут на глянцевые страницы местной прессы. Поскольку Коко здесь не было, я работала сама и ощущала на своих плечах вес репутации нашего бизнеса. Поэтому до поздней ночи у меня не было возможности даже взглянуть на свой телефон.

Когда я посмотрела, то ахнула. У меня было 42 сообщения. Все от Нейта. В основном это были вопросы:

Почему она не ест?

Она должна спать на спине, да?

Когда ее надо помыть? Я должен подождать, когда она испачкается?

Как часто надо менять подгузники?

Безопасно оставлять ее в качелях, если мне нужно в туалет?

Почему она не перестает плакать?

Почему ее какашки такого цвета?

Бл*дь, мне нужно подстригать ее ногти?

Почему ей не нравится спать так, как это нравится мне?

Некоторые его сообщения были обычными разочарованиями:

Она не спит.

Она не хочет допить бутылочку.

Она не отрыгивает.

Она ненавидит меня.

Ее стошнило на мой носок.

Я не могу это делать. Помоги мне.

ПОМ-МОГИ-И-ИМН-НЕ-Е-Е.

Потом, должно быть, она заснула, и он начал читать свои новые книги, потому его сообщения были полны вещей, которые он изучал:

Ты знала, что у малышей бывают прыщи?

Ты знала, что можешь предсказать, насколько высок будет ребенок?

Ты знала, что она должна набирать 250 грамм в неделю?

Ты знала, что большинство детей рождаются во вторник?

Знала ли ты, что можно определить, является ли твой ребенок Далай-ламой (Дала́й-ла́ма XIV — духовный лидер последователей тибетского буддизма) или нет, если у него большие уши, глаза, длинные брови, изогнутые на концах, полоски на ногах и знак в форме раковины на ладони с одной стороны? (Примечание: не думаю, что Пейсли — Далай-лама).

Затем были довольно положительные сообщения:

Беру свои слова о слинге обратно.

Думаю, она только что улыбнулась мне.

Ей определенно нравится мое пение (возможно только ей единственной).

Она допила бутылку!

Она уже пытается перевернуться, думаю, она может быть гением.

Она спит!

Я собиралась ответить ему, когда услышала, как мать невесты назвала мое имя. Вздохнув, я положила свой телефон в карман пиджака, и вернулась к работе. В целом, звучало так, будто Нейт и Пейсли в порядке.

Проверю их, когда вернусь домой.

Время, когда я ушла с мероприятия, приближалось к полуночи, и мой телефон сдох. Я не зарядила его вчера вечером у Нейта, и была такой уставшей этим утром, что забыла подключить его. Подойдя к двери Нейта, я услышала плач Пейсли. Вздрогнув, я постучала.

Нейт открыл дверь, его волосы были в беспорядке, ноги босые, выражение лица отчаянное, его дочь сидела в слинге на его груди. Его рубашка исчезла, и он был только в футболке и джинсах.

 — О, слава Богу, — сказал он. — Думал, ты умерла, а ты нужна мне.

 — Тебе было все равно, что я умерла? — мое сердце начало биться немного быстрее при виде его, носящего этот слинг, но я пожала плечами и проигнорировала это, когда входила в его квартиру.

 — Не все равно, клянусь. И я собирался скорбеть по тебе как можно дольше.

Я положила куртку на хромированное кожаное кресло, и потянулась к Пейсли, вытаскивая ее из слинга.

 — Привет. Как твои дела?

 — Понятия не имею, почему она не перестаёт плакать, — Нейт потер лицо руками. — Это похоже на прошлую ночь. Вечером она вела себя относительно прекрасно, довольно прилично вздремнула в качелях, но потом, похоже, в десять часов кто-то щелкнул выключателем, и она превратилась в дьявола.

Смеясь, я сняла туфли на каблуках и оставила их возле стула с курткой.

 — Когда она в последний раз кушала?

 — Не знаю. Все время пытался ее накормить, но думаю, это была ошибка, ведь вместо полной порции она принимала только половину. Она никогда не была голодна, чтобы выпить целую бутылку, — Нейт бросил слинг, плюхнулся на диван, и закрыл руками глаза. — Я продолжаю читать о расписаниях, но как это возможно?

 — График — отличная идея, но уже поздно для этого, — я уместила Пейсли в своих руках и крепко сжала ее. — Ты попробовал пустышку?

 — Я все пробовал.

 — Ты ее купал?

Он убрал руку с головы и посмотрел на меня виноватым взглядом.

 — Нет. Я слишком нервничал.

 — Почему бы нам не сделать это вместе? — предложила я. — Теплая ванна может быть приятной и расслабляющей, и тогда мы сможем ее накормить, а потом, возможно, уложить спать. Кажется, сейчас подходящее время для сна.

 — Я попробую, — он встал, похрустев суставами. — Что мне сделать, чтобы помочь?

 — Твоя раковина чистая? — спросила я.

 — Думаю, там есть пара полуфабрикатов и бутылочек, — он пошел на кухню. — Я все помою.

 — Эй, сначала не мог бы ты прихватить ту футболку, в которой я спала прошлой ночью? Не хочу, чтобы моя блузка промокла, — я взглянула на лавандовый шелк. — Или я могла бы сбегать домой, и переодеться.

Нейт повернулся.

 — Нет. Не уходи. Я пойду возьму футболку.

Он побежал по лестнице, пока я шла, держа Пейсли, оглядывая квартиру, удивляясь большими переменами.

У одной стены были столик для переодевания, качели и кроватка. Слинг валялся на полу. На кофейном столике рядом с чашечкой кофе и маленькой белой коробкой лежали полупустая бутылочка и полотенца.

Ириски?

С любопытством, я открыла крышку и обнаружила что-то, покрытое шоколадом.

Нейт не был тем, кто ест сладости.

 — Что это, Пейсли? Твой папочка врет о диете?

Я полезла в коробку, достала что-то, покрытое шоколадом, и откусила.

Шоколадные чипсы? Боже, что это такое?

Нейт спустился по лестнице с футболкой в руках.

 — Ну вот. Хочешь, чтобы я подержал ее, пока ты переодеваешься?

Я доела шоколадный чипс и с тоской посмотрела на коробку.

 — Хочу, чтобы ты взял это и спрятал от меня. Я даже не могу поверить, что ты их ел.

 — Я тоже. Они были подарком от клиента, я засунул их в кладовку и забыл о них. Но сегодня днем по какой-то причине ​​я умирал, как хотел сладкое.

 — Поздравляю. Ты становишься человеком, — я протянула ему малышку, которая все еще рыдала. — Почему бы тебе не посадить ее в качели или что-то еще, пока ты занимаешься раковиной? Я скоро вернусь.

Я захватила с собой в ванную на первом этаже футболку и надела ее, желая, чтобы у меня были джинсы, или даже лучше спортивные штаны, но была только моя рабочая юбка. Бросив блузку на стул рядом со своей курткой, я достала Пейсли из качелей и вместе с ней пошла на кухню. Когда Нейт закончил чистку раковины, я поручила ему взять пару полотенец, мочалку, чашку и детский шампунь, пока сама наполняла раковину теплой водой. Вместе мы раздели ее, поместили в воду и смогли вымыть ее шампунем и ополоснуть водой, стараясь не намочить ее глаза и нашу одежду. Собственно, ей, казалось, нравилась ванна, она плескалась, издавая приятные звуки. Я показала Нейту, как тщательно вымыть и прополоскать ее волосы. Он обратил пристальное внимание на меня, когда я спросила, хочет ли он, сделать это сам, и когда она была чистой, он завернул ее в полотенце и отнес в другую комнату, чтобы высушить.

Это какое-то сумасшествие. Неужели это тот самый парень, который потерял сознание от мысли, что у него есть дочь?

Я вымыла раковину, вытерла всю воду, которую мы пролили, и приготовила смесь. Когда мне довелось взглянуть на часы, было 1:11 ночи, поэтому я пожелала, чтобы Пейсли быстро заснула, вместо того чтобы удерживать нас до трех утра. Когда я вошла в гостиную, малышка была сухая и одетая, Нейт держал ее на груди, прижавшись губами к ее макушке. Мой живот сжался. Вид его с ней определенно меня цеплял.

 — Она хорошо пахнет, — сказал он. — И кажется спокойнее.

 — Отлично. Вот бутылочка, — я протянула ее ему, стараясь не прикасаться к нему пальцами.

Он кормил ее, пока медленно ходил по комнате, напевая что-то, что звучало, как «Белое Рождество». Я села на диван, поджав ноги, моя щека прижалась к руке. Наблюдая за ним, меня беспокоило то, как я не могла оторвать глаз от его задницы в этих джинсах.

Перестань. Ребенок ничего не меняет. Он по-прежнему человек, который не верит в «долго и счастливо».

 — Боже мой, — прошептал Нейт. — Думаю, у меня получилось. Она уснула.

 — Отличная работа, Бинг Кросби (прим. пер. — американский певец и актер). Где она будет спать сегодня вечером?

 — Я установил колыбель наверху в своей комнате. Мне уложить ее туда?

 — Конечно, почему бы и нет?

Он кивнул.

 — Пойдем со мной. Ей лучше, когда ты рядом. Мне лучше, когда ты рядом.

 — Дело не во мне, — сказала я ему, встав с дивана, хотя втайне была довольна, что он сказал это. — Я загадала желание в 1:11, чтобы она быстро заснула.

Поднявшись по лестнице, он взглянул на меня через плечо.

 — Ты имеешь в виду, что это была не моя потрясающая рождественская песня?

Я подавила хихиканье.

 — Возможно, это и то, и другое.

На вершине лестницы я обогнала его, чтобы выключить свет в спальне. С таким же медленным, осторожным движением, которое он использовал, неся сидение на верхний этаж вчера вечером, он наклонился над кроваткой и осторожно положил в нее спящего ребенка. В течение десяти секунд никто из нас не двигался.

Она не проснулась.

Прошло еще десять секунд.

Она все еще не проснулась.

Нейт схватил меня за руку, вызвав бешеный стук в моей груди, который, как я думала, мог разбудить ребенка. Мы обменялись торжествующими взглядами в безмолвной темноте, и Нейт держа мою руку в своей, вел меня вниз по лестнице. Внизу он отпустил ее.

 — Боже, тишина похожа на чертово чудо, — шепотом сказал он, подходя к монитору на журнальном столике и включая его. — Неудивительно, что я никогда не хотел детей. Это изнурительно, я не очень хорош в этом, и моя квартира в беспорядке.

 — Прекрати, — сказала я ему, стараясь собрать все бутылки, разбросанные по гостиной. — Ты хорошо справляешься, и у тебя получается все лучше и лучше. Ей очень повезло, что у нее такой папа.

 — Ладно, из нас получается хорошая команда.

 — Точно, — я наклонилась, чтобы взять с пола тряпку. — Несмотря на то, что вчера была наша первая ссора.

Он потер шею.

 — Да? Но мы справились.

 — Это обязательно происходит, когда два человека чувствуют, что могут быть действительно честными друг с другом. Думаю, что это знак крепкой дружбы.

Он больше ничего не сказал, схватил свою кружку с кофе, пакет с чипсами и последовал за мной на кухню. Там было темно, поэтому я включила свет над раковиной и стала мыть бутылки.

 — Тебе не обязательно это делать, — сказал он мне. — Ты работала весь день и половину ночи. Ты, должно быть, устала. Иди домой и поспи.

Я устала. И, учитывая мою растущую симпатию к нему, поздний час и приглушенный свет на кухне, я решила, что было бы лучше, если бы я ушла.

 — Ты уверен?

 — Уверен. Ты сделала более чем достаточно. — Он подошел, чтобы положить свою кружку в раковину, обернулся и прислонился к ней. — Думаешь, что я ненормальный, да?

 — Почему я должна так думать? — я выключила воду и вытерла руки.

Он пожал плечами.

 — Сказать, что я буду с ней в течение месяца, было своего рода идиотским решением.

 — Ты сомневаешься?

 — Черт, да.

Я посмотрела на него.

 — Но я мужчина, который выполняет обещания. Когда я что-то говорю, я это и имею в виду.

Я заговорила прежде, чем успела подумать.

 — Так вчера вечером ты имел в виду то, что сказал? Обо мне?

Он скорчил гримасу, закрыв глаза.

 — Я сожалею об этом. Я не должен был говорить этого.

 — Но ты ведь так думаешь, да? Что я маленькая девочка, живущая в мире фантазий?

 — Нет, — он положил руку на мое плечо. — Я думаю, ты всего лишь оптимист. Думаю, ты видишь то хорошее в людях, которое они даже сами не видят. Ты меняешь их, особенно меня.

 — Тебя? — я слегка рассмеялась. — Тебя не нужно менять.

 — Нужно, черт возьми. Думаешь, что я смог бы справиться со всей этой отцовской ерундой, если бы тебя здесь не было? Или если бы ты ответила: «Катись к черту, мудак. Удачи».

Я покачала головой, прядь волос выпала из моего пучка.

 — Я бы никогда этого не сделала.

 — Знаю, — он заправил прядь за ухо и провел рукой по моей шее. Его взгляд упал на мои губы. — Но я бы заслужил это.

Я затаила дыхание. Все, казалось, происходило в замедленном темпе. Его лоб прижался к моему. Затем наши носы соприкоснулись. Наши глаза закрылись. Прошла вечность, его губы были на расстоянии шепота от моих. Любой из нас мог бы инициировать поцелуй. Легкое движение моего подбородка. Легкое опускание его головы. Вопрос — будем мы или не будем? — висел между нами, даже когда его сомкнутые губы коснулись моих.

Я не желала ничего, кроме как обхватить его за шею и прижать свое тело к его, но мои запястья для равновесия держат край раковины. Внезапно он заговорил, его дыхание стало теплым.

 — У тебя был когда-нибудь сон, в котором ты отчаянно хочешь двигаться, но не можешь, будто парализована?

 — Да, — прошептала я.

 — Думаю, я в этом сне прямо сейчас.

 — Я тоже, — и потом я почувствовала это, мягкое давление на затылке, наклон моей головы к его.

Это было все, в чем я нуждалась. Наши рты крепко соединились, наши губы раскрылись, и я прижалась к его телу под правильным углом, закидывая руки на его шею. Мои руки гладили его спину, в то время как его язык исследовал мой рот, он прижал меня к раковине, его бедра врезались в мои. Он целовал с пылом и страстью, что меня удивило, рот путешествовал вниз по моей шее, пальцы прошлись по моим волосам, вытянув шпильки, и освободив их, его тело излучало тепло, а мое с жадностью впитывало его. Я хотела быть ближе к нему, желала почувствовать его кожа к коже. Я встала на цыпочки, прижавшись к нему, моя спина выгнулась, соответствуя его телу.

Он чувствовался большим, сильным и нежным, как я и хотела, чтобы он чувствовался. Я даже не была уверена, в чем именно хотела быть уверенной... В своей привлекательности? Нашей химии? В том, что между нами происходит что-то новое и необычное? Он прошелся губами по другой стороне горла, нежно по краю подбородка, даря поцелуи, которые согревали мою кровь. Когда его рот снова прижался к моему, поцелуи становились горячее и настойчивее. Он нагнулся, и поднял подол моей юбки до талии, и я немедленно подпрыгнула, обернув ноги вокруг него. Его руки переместились под мою задницу, и он понес меня так в гостиную, не отрывая свои губы от моих. Когда мы добрались до дивана, он опустился на него на колени, уложил меня на спину, снял футболку, и растянулся сверху.

Мои руки быстро добрались до горячей кожи, до твердых мышц. Грудь, руки, спина — я не могла насытиться. Его рука проникла под футболку, в которой я была, и я выгнула спину, чтобы он мог забраться под нее, и расстегнуть лифчик, а затем тихо застонала от ощущения его ладони на моей груди. Двигаясь вниз, он потянул футболку и лифчик через голову, снова целуя. Его губы, язык, зубы — мои соски застыли и умоляли, чтобы их начали лизать, сосать, дразнить и пытать.

Что мы делаем? Что мы делаем? Что мы делаем?

Я проигнорировала голос в моей голове, соединила руки у Нейта за спиной и притянула его, чтобы снова поцеловать. Мне было все равно, что мы делаем. Это было слишком хорошо, чтобы остановиться.

Нейт

Моя совесть не молчала. Она говорила со мной, когда мы стояли у раковины.

Не прикасайся к ней, — говорила она.

Не целуй ее, — предупреждала она.

Не подпускай ее слишком близко.

И я пытался, клянусь Богом, я пытался послушать. Я боролся с этим. Говорил себе «нет» по многим веским причинам.

Она была моим другом. Моей соседкой. Кем-то, о ком я действительно заботился. Она была хорошим, щедрым человеком, который помогал мне. Кроме того, она доверяла мне. Доверие не было чем-то, что я легкомысленно принимал или предлагал, если кто-то не заслуживал того.

Но я не мог сопротивляться.

Один поцелуй, — говорил я себе, в то время как мои губы приближались к ее губам. — Один поцелуй, чтобы понять, на что это похоже. Один поцелуй, чтобы усмирить тягу к ней. Один поцелуй, чтобы показать ей, как много значит для меня то, что она здесь, что она заботится и верит в меня. В любом случае, слова — это не мое, и я всегда могу передать свою благодарность поцелуем, не так ли?

И она хотела, чтобы я поцеловал ее. Я знал это. Видел, как она затаила дыхание и замерла.

Ничего не случится из-за одного поцелуя, верно? Позже мы вместе посмеёмся над этим.

Один поцелуй. Затем мы остановимся.

Само собой, все произошло иначе.

Спустя пять минут после того, как я впервые коснулся своими губами ее, мы оказались лежа на диване, и я пытался переиграть свой утренний сон и дать ему лучшее завершение. Понятно, что я переоценил свою силу воли и недооценил ее влияние на меня, от запаха ее волос и вкуса ее кожи, до ощущения ее груди напротив моей. Ее грудь, небольшая, но идеально полненькая, вместе со сладкими, малиновыми сосками, сводила меня с ума. Ее парфюм пах как лето.

Держу пари, на вкус она тоже похожа на лето. Как те клубники прямо с лозы, которые я любил собирать в детстве. Самая сладкая, самая сочная, самая вкусная клубника в мире.

Я хотел ее вкус на своем языке, прямо, бл*дь, сейчас.

Через три секунды я спустился вниз по ее телу, задрал ее юбку и отодвинул нижнее белье. В первый раз она застонала вслух, затем хлопнула обеими руками по своему рту. Чем больше она пыталась молчать, тем труднее я делал эту задачу. Я сжал руки на внешней стороне бедер, фиксируя ее ноги, чтобы она не смогла уйти от моего рта. Встав на колени, я приподнял ее тело ближе к себе, чтобы мог наблюдать за ней, пока доводил ее до безумия. Ее глаза смотрели на меня, дикие и умоляющие, а руки заглушали ее крики. Я использовал каждую уловку, которую знал: длинные, ленивые штрихи с помощью середины языка; быстрые, легкие вибрации по ее клитору кончиком; круги, которые заставляли ее глаза закатываться от удовольствия; быстрые, жесткие щелчки, когда я втягивал ее в рот; мои долгие низкие стоны, со ртом прижатым к ее киске. В мгновение ока она стала дергаться подо мной, сжимать ноги у меня на шее, а голову крутить из стороны в сторону.

И она не молчала.

Она не была спокойной.

Ее крики заполнили комнату, отскочили от стен, встряхнули пол. И я полюбил каждую чертову секунду. Я чувствовал себя на миллион долларов. Возможно, я не знаю, как быть отцом, но, черт возьми, я знал, как заставить женщину кончить.

И я только начал.

Я позволил ей опустить свои ноги, и потянулся за поясом.

— Боже мой! — глаза Эмми слегка приоткрылись. Она тяжело дышала. — Что это…

Пронзительный вопль прервал ее.

Нет.

Эмми взглянула на монитор. Я посмотрел в сторону лестницы.

Казалось, нас окружает ирония.

О нет.

Мы в неверии посмотрели друг на друга.

— Может быть, она снова заснет, — сказал я, мои руки лежали на моей ширинке.

Может быть.

Но плач продолжался, и чары разрушились.

Что, черт возьми, мы наделали?

Когда мы посмотрели друг на друга, то поняли, что мы собирались сделать. Что мы сделали.

— Эм, — начала Эмми.

— Упс, — закончил я.

— Да. Мы должны, может быть…

— Точно.

Быстро и тихо, мы стали вместе одеваться. Эмми поправляла юбку, пока я надевал футболку. Она схватила свой лифчик с пола, а я застегнул молнию на штанах. Пейсли продолжала кричать.

— Я займусь ею, — сказал я, направляясь к лестнице.

— Хорошо.

Когда я поднимался, мое сердце все еще колотилось.

Твою мать. Твою мать. Я поцеловал Эмми. И довел ее до оргазма своим языком. Я почти трахнул ее.

Как это произошло? В один миг я стоял там, наблюдая, как она моет посуду, думал о том, как она превосходно выглядела, какой она была хорошей подругой, как сильно я ее ценил, а в следующий — мой рот прижимался к ее.

Это было последнее, о чем я помнил.

Я осторожно взял Пейсли и обнял ее руками. Она была беспокойной, ее руки дергались, но глаза были закрыты. Я был уверен, что смогу успокоить ее. Прошел лишь час или около того с момента ее последнего кормления. Если бы я собирался следовать регулярному графику (что советовали все книги), я должен стать более дисциплинированным. В люльке была пустышка, и я схватил ее, решив попробовать еще раз. Зафиксировав ее живот напротив своей груди, так, чтобы я мог держать ее одной рукой, я приложил пустышку к ее рту и аккуратно держал ее там, молясь, чтобы она спокойно взяла ее. Сначала она попыталась выплюнуть ее, но потом начала сосать. Я думал, что она точно разозлится, ведь в ней не было еды, но она этого не сделала. Она держала ее во рту и молчала, и постепенно я почувствовал, как ее маленькое тело расслабилось.

Я, однако, был чертовски расстроен. К счастью, моя эрекция ушла, но я до безумия хотел спуститься вниз и закончить то, что мы начали.

Нет. Исключено. Мы не должны были делать то, что сделали. Нам сейчас не хватает жизненного кризиса? Нужно добавить еще один? Ты не заводишь отношения, а это ВСЁ, что она делает. Это то, чего она хочет и заслуживает. Поэтому держи язык за зубами, а штаны застегнутыми перед тем, как подашь еще одну неожиданность ей на тарелке и станешь последним именем в ее очень длинном списке ублюдков, которые ее упустили.

Мне понадобилось еще несколько минут, чтобы успокоиться, и перевести дыхание. Затем, двигаясь медленно и осторожно, я положил свою дочь обратно в постель, подождал немного, чтобы убедиться, что она все еще спит, и спустился вниз.

Эмми была на кухне и заканчивала мыть посуду. Она собрала волосы в хвост, и я вспомнил, как приятно, словно шелк, они ощущались в моих руках. Я снова хотел прикоснуться к ним. Снова хотел прикоснуться к ней. Итак, я скрестил руки, и откинулся на стойку в паре метров от нее.

— Знаешь, если со свадьбами ничего не выйдет, ты могла бы стать экономкой. Я бы нанял тебя.

Она улыбнулась мне через плечо, сузив глаза.

— Тебе это не по карману.

— Ха.

— Ты смог ее уложить?

— Да. Дал ей пустышку.

— Хорошая работа, — она выключила воду и вытерла руки. Затем она обернулась. — Так.

Черт, она была милой в моей футболке.

— Так.

Она сложила вместе руки и бросила взгляд на диван.

— Полагаю, я была немного громкой, — сказала она смущенно.

— Я не возражал.

— Честно говоря, не думаю, что когда-либо была такой громкой.

Иисус, Эмми. Не говори мне об этом.

— Хорошо.

— И мне жаль, что ты не достиг… ты не смог… — она сделала небольшое прерывистое движение пальцами.

Я не мог не засмеяться.

— Ты про что? Про оргазм?

— Да, — сказала она, тоже хихикая, на ее щеках появился легкий румянец.

— Не извиняйся. Я наслаждался этим. И на самом деле, это хорошо, что мы были прерваны, прежде чем все это зашло слишком далеко.

— Безусловно. Я имею в виду, о чем мы думали? — ее глаза были широко открыты.

— Не уверен, что мы вообще думали, что происходит.

— Точно, — она рассмеялась.

— Давай назовем это временным помутнением. Давай забудем о том, что произошло.

— Давай, — она вздохнула с облегчением.

— Друзья?

Она кивнула:

— Друзья.

Но мы стояли там, на кухне, глядя друг на друга, и я поймал себя на том, что желал, чтобы мы могли бы быть кем-то большим. Что существует большая схожесть между дружбой и обязательством. Нечто большее, чем платонические отношения, но менее романтичные. Такое бывает?

Нет. Она бы не хотела этого, даже если так и было бы.

— Ну, я должна идти, — сказала она. — Уже поздно.

Я последовал за ней из кухни и посмотрел на ее блузку и куртку в ее руках.

— О, твоя футболка! — сказала она, повернувшись ко мне с тревогой на лице.

— Оставь себе. На тебе лучше смотрится.

Она улыбнулась мне, и обула туфли на каблуках.

— Я постираю ее и верну.

Вообще-то мне нравилась мысль о том, что она лежит или спит в моей футболке, под которой ничего нет, но это, вероятно, не то, о чем нужно было бы говорить. И определенно не нужно представлять, как будешь нюхать эту футболку, когда она вернет ее.

— Хорошо.

Она подошла к двери и сама открыла ее, полностью растоптав мои рыцарские качества, но будет лучше, если я буду соблюдать дистанцию.

— Спокойной ночи, — сказала она, бросая взгляд через плечо.

— Спокойной ночи, — повторил я, вспоминая, как прошлой ночью мы лежали вместе, и как ее рука лежала на моей руке.

Дверь закрылась за ней с мягким щелчком, и я облегченно вздохнул.

Мне нужен перерыв.

Чем больше времени мы проводим вместе, тем легче она делает мою жизнь, и тем труднее подавлять это глупое желание, которое возникает, когда она рядом. Желание, которое может разрушить нашу дружбу и уничтожить ее мнение обо мне. Если бы я действительно был человеком, которым хотел быть, сильным, способным, независимым, не человеком, каким являюсь, я был бы в состоянии несколько дней пройти через это без нее.

Я поклялся, что попытаюсь с завтрашнего дня.

Эмми

У меня двоилось в глазах. Я не могла поверить в то, что мы сделали. В то, что мы почти сделали. Может быть, дело было в полной луне или в чем-то в этом роде. Возможно, во всем виновато нарушение в электромагнитном поле, необычное положение планет? Я читала свой гороскоп, и там не упоминалось ничего отдаленно интересного, ничего о том, что мне надо держаться подальше от проблем.

Я не помню, как попала в свою квартиру, как поднялась наверх и разделась. Только когда я стояла перед зеркалом, одетая в свою белую майку поверх нижнего белья, держа зубную щетку в одной руке и зубную пасту в другой, взглянув на свое отражение, я поняла, где я. Но я понятия не имела, как долго там стояла. Все, о чем я могла думать, это Нейт.

Не думай о нем. Это была ошибка. Это ничего не значило, нужно забыть об этом.

И я бы попыталась забыть. Я бы забыла.

Но не сейчас.

Это было слишком свежо в моей голове, каждая деталь все еще живая и захватывающая.

Его губы так близко, что почти касаются моих. С болью в груди я ждала, что же произойдет дальше. Из-за мыслей на подобие «продолжит ли он или нет» я не сделала ни одного вдоха, не смогла заставить себя пошевелить даже мизинцем.

А потом…

Закрыв глаза, я лишилась чувств, вспоминая, как это ощущалось, когда он, наконец, сдался.

Давление его пальцев на затылке. Тепло его губ. Это первое шокирующее движение его языка между моими губами, тонкий намек на шоколад, приправляющий поцелуй.

А потом…

Я открыла глаза, склонилась к туалетному столику и, подняв подбородок, уставилась на свою шею.

Его рот скользит по моему горлу. Его руки в моих волосах. Тепло исходит из его тела, в то время как он нависает надо мной, высокий, сильный и мужественный.

А потом…

Его пальцы под моими бедрами. Мое поднятое тело. Мои ноги вокруг него…

Я поставила свою зубную щетку и положила руку на свой трепещущий живот.

Его вес на мне.

Его руки под моей футболкой.

Его рот на моей груди.

Его язык на моей…

Боже мой! Боже мой! Боже мой!

Никогда не чувствовала себя также хорошо за всю свою жизнь.

Где, черт возьми, он узнал обо всех этих фокусах? Почему другие парни, с которыми я была, не знали о них? Как такое было возможно, что я никогда не была с кем-то, кто знал, как заставить меня кончить так, будто все мое тело медленно лопается по швам?

Я хлопнула обеими руками по губам, вспоминая, насколько я была громкой. Я сильно покраснела.

Как неловко! Вероятно, он привык к женщинам, которые были более опытными и изощренными во время секса. К женщинам, которые стонали и мурлыкали, а не кричали, как девочка-подросток на американских горках.

Опять же, он, похоже, не возражал. Я вспомнила, как ощущался его член сквозь джинсы, когда он лежал на мне. Толстый, длинный и твердый. Он был на той же волне, что и я. На мгновение я задалась вопросом, что бы произошло, если бы Пейсли не проснулась.

Мы бы пошли дальше? Мы прошли бы весь путь?

Мой живот скрутило, тазовые мышцы сжались. Мое дыхание остановилось.

Стоп. Прекрати это прямо здесь и сейчас. Это была бы огромная ошибка. Вы, ребята, друзья, а ничто так не разрушает дружбу, ​​как секс.

Прогоняя прочь мысль о сексе с Нейтом из своего разума, я закончила чистить зубы, умыла лицо, приняла противозачаточную таблетку и выключила свет. Лежа на спине под одеялом, я уставилась в потолок. Внезапно сон как рукой сняло. Все мое тело покалывало. Мне было интересно, спит ли сейчас Нейт.

О чем он думает? Будет ли нам завтра неловко? Надеюсь, что нет.

Закрыв глаза, я попыталась уснуть.

Но автоматически мой разум возвращался к тому моменту, когда руки Нейта замерли, пока он расстегивал штаны. Здесь одна в своей постели, я позволю ему продолжить. Позволю ему снять эти джинсы. Позволю ему проскользнуть в меня и начать двигаться.

Я остановилась.

Каково это заняться сексом с Нейтом Пирсоном? Он был бы нежным или грубым? Тихим или громким? Закрыл бы он глаза, бормоча бессвязные проклятия, и использовал свой член, как отбойный молоток, как это делали многие парни, что делает секс безличным? Или он смотрел бы на меня, использовал все свое тело, говорил бы со мной, заставлял меня чувствовать себя связанной с ним, делился головокружительным подъемом и восторгом от падения?

Вздохнув, я снова открыла глаза.

Наверное, я снова его идеализировала. Скорее, идеализировала секс. Я всегда хотела, чтобы это было нечто больше, чем было на самом деле. Я всегда хотела, чтобы это означало больше, чем это было. В своей голове в ​​фантастическом мире я все еще слышала, как он назвал меня «маленькой девочкой», даже если сегодня он пытался взять слова обратно. Но мне казалось, что если вы позволите кому-то войти в ваше тело, если вы позволите ему увидеть вас, услышать вас и прикоснуться к вашим самым раскованным и уязвимым местам, было бы естественно почувствовать что-то в вашем сердце, что вы не чувствовали ни с кем. Это не должно быть чем-то, что вы делали ради прихоти с кем-то, кто не интересовался вашим сердцем. Если это было по-детски, ну и пусть.

Хорошо, что мы остановились.

В воскресенье утром я проснулась около девяти, и почувствовала себя настолько возбужденной, что решила заняться некоторыми упражнениями перед тем, как встретить своих сестер для нашей воскресной встречи в одиннадцать часов утра. После того, как я взглянула в окно и увидела, что льет дождь, я решила отказаться от пробежки, надела спортивный бюстгальтер с легинсами и выкопала коврик для йоги, который Марен подарила мне на Рождество. Он был в задней части моего шкафа, весь покрытый пылью, но я очистила его и разложила на полу спальни.

Однако, когда села на него, поняла, что на самом деле ничего не знаю о йоге.

Было ли там что-то, что называется «собака мордой вниз»? Или это была «нисходящая собака»? Может быть, «нисходящий ребенок»?

Я попыталась сделать несколько беспорядочных поз, затем сдалась, сделала несколько старомодных прыжков, приседаний, отжиманий (хотя и с колен) и покачала пресс. Для ровного счета, я сделала несколько боковых растяжек, прежде чем попасть в душ, поздравив себя с хорошей тренировкой.

Одевшись в джинсы и свитер, я высушила и расчесала волосы и нанесла минимальный макияж. Перед тем, как выйти, я проверила свои сообщения, так как настала очередь Марен выбрать место, а мой телефон сдох вчера вечером, прежде чем она это сделала. Разумеется, там было сообщение от нее, где говорилось, что мы встречаемся «У Роуз» в одиннадцать, что осчастливило меня, потому что я любила эту маленькую закусочную в восточном Джефферсоне. Там лучшие блинчики.

У меня было еще несколько сообщений: одно от Коко, которая писала, что с удовольствием пообедала бы со мной и Мией завтра, что обычно было моим выходным, и одно от моей кузины Мии, в котором говорилось, что она будет в городе на этой неделе и хотела бы увидеть меня. Игнорируя разочарование от того, что Нейт не поинтересовался, как прошла моя ночь, я сопротивлялась острому желанию спросить это у него. Я ответила Коко, написав: «Да, конечно», и спросила, где и когда я должна встретиться с ними, и ответила Мии, что увижу ее завтра, добавив кучу смайликов. Было бы круто увидеть ее, прошло несколько месяцев, а мне всегда нравилось проводить с ней время. У нее было все: обожание мужа, трое прекрасных детей, великолепный дом, успешный бизнес. Мы делим одну кровь, поэтому я думала, что может, если у нее получилось выполнить все это в возрасте тридцати шести лет, все еще есть надежда и на меня.

Я подъехала к «У Роуз», припарковалась на стоянке рядом с небольшим отдельно стоящим зданием, и поспешила внутрь через моросящий дождь. В закусочной, как обычно, было многолюдно, но мои сестры уже были там и сидели за столом. Я подошла к задней части ресторана и сняла пальто, прежде чем сесть рядом с Марен напротив Стеллы.

— Привет. Извините, я немного опоздала. Делала зарядку сегодня утром, — подобные высказывания всегда заставляли меня чувствовать себя лучше.

— Правда? — голос Марен звучал более удивленно, чем это было необходимо. — Где?

— Дома. Я воспользовалась ковриком для йоги, который ты подарила мне на Рождество.

Она сияла, ее лицо сияло. Если и было что-нибудь, что могло убедить меня есть, пить и жить чище, это была бы кожа Марен. Она всегда была лучезарной. Я постоянно спрашивала ее, что она использовала для своей кожи, чтобы сделать ее такой яркой, и она всегда утверждала, что это было старое кокосовое масло. Стелла и я были убеждены, что она лжет, хотя она — худший лжец в мире, но в любом случае, она не потратила бы деньги на дорогой уход за кожей или косметику. Стелла и я, с другой стороны, были наркоманами, и могли с радостью и без сожалений потратить сто долларов в «Ульте».

— Я так рада, что ты используешь его, — сказала она. — Я боялась, что он будет брошен в задней части твоего шкафа.

Я не сказала ей, что он был именно там, прежде чем я раскопала его.

— Он очень удобный. Спасибо, — прежде чем она смогла спросить меня о том, как я позанималась, я обратилась к Стелле. — Ты бегала сегодня утром?

Она самая спортивная из нас троих, на ней была спортивная куртка, а ее волосы были откинуты назад.

 — Ага, — она кивнула.

 — В эту ужасную погоду? — спросила Марен, указывая на окна.

Стелла пожала плечами и взяла кофе.

 — Ты привыкаешь к этому. Это не так плохо, если ты правильно одета.

Ее ответ меня не удивил. Мало того, что наша старшая сестра была поглощена этим, она настолько любила бегать, что, можете поверить, могла делать это под дождем. Она проводила марафоны в городах по всей стране. Я думаю, что бег в любом случае будет скучным и безрадостным даже в прекрасную погоду, поэтому ее самоотверженность удивляет меня.

Подошла официантка, и я попросила немного кофе. Через мгновение она вернулась с моей чашкой, и мы заказали еду: яйца и овощи для Стеллы, мюсли и фрукты для Марен, блины и бекон для меня.

— Так как дела, Эм? — спросила Марен, поднося чашку чая к губам. — Когда я говорила с тобой в пятницу, ты была очень расстроена.

На мгновение я даже не могла понять, что она имела в виду, а потом вспомнила приглашение на свадьбу. Казалось, это было давным-давно!

Неужели я так сильно волновалась, что чуть не подожгла свою квартиру?

— Из-за чего? — спросила Стелла.

— Тупые Ричард и Люси пригласили меня на свою свадьбу, — сказала я.

Ее глаза расширились.

— Серьезно? Собираешься пойти?

— Нет. Ты думаешь, я сумасшедшая?

Ни одна из моих сестер не ответила на это.

— Я бы тоже не пошла, — сказала Марен. — И не виню тебя за то, что ты расстроена.

— Я даже больше не расстраиваюсь из-за этого, — я отпила свой кофе. — Не знаю, почему меня это так взбесило.

— Плохой день? — предложила Стелла.

— На самом деле, нет.

— Ревность?

Я фыркнула.

— Меня больше не волнует этот мудак. Она может забрать его. Эти двое заслуживают друг друга. Думаю, что это была скорее мысль, что они решили, что я захочу посетить их глупую свадьбу после того, что они сделали.

— Да, это довольно глупо, — призналась она.

— И меня бесит, что эти двое влюбились так быстро и легко, когда всем остальным так тяжело, понимаешь? Ну, для меня, во всяком случае.

— И для меня, — добавила Марен. Недавно она рассталась с кем-то, с кем встретилась в студии, потому что он курил слишком много травки и, похоже, не имел никаких амбиций.

У Стеллы же был своего рода парень, психолог, которого она встретила на семинаре в прошлом году. Он был достаточно хорош и привлекателен в лице выдающегося профессора с очками и налокотниками, но он не переставал говорить о своих чертовых пчелах. Он держал их в своем дворе, и он был одержим ими. Мы с Марен не понимали, как это воспринимала Стелла. Его звали Уолтер, но мы звали его «Жужж» и всегда издавали жужжащие звуки или шутки о пчелах. Немного грубо, но для чего еще нужны сестры?

— Держитесь там, вы обе. Ты поступила правильно, что порвала с этим парнем, — сказала она Марен. — И ты заслуживаешь намного больше, чем Ричард, Эмми. Он был классическим нарциссом.

— Спасибо. Как дела у Жужжа? — я спрятала улыбку за чашкой кофе и почувствовала, как Марен пнула меня под столом.

— Он в порядке, но тебе обязательно называть его так? Для него это намного больше, чем пчеловодство.

— Ты должна сказать ему это.

Она выпрямилась.

— Это очень хорошо для окружающей среды, знаешь.

— Знаю. Потому что он говорил мне это несколько раз.

— Жужж, — согласилась Марен.

— Будьте милыми, — сказала Стелла. — Он хороший парень, умный и успешный, и он хорошо ко мне относится. На данный момент, я приму это.

Я закатил глаза.

— Стелла, тебе тридцать два, а не восемьдесят.

— Пока.

Я заметила, что она становилась более раздражительной.

— Ладно-ладно. Извини. Девочки, кто-нибудь из вас выходил гулять прошлой ночью?

— Не я, — сказала Марен.

— Мы с Уолтером пошли на ужин и посмотрели фильм на DVD, а затем вернулись ко мне домой.

— Он, наконец, укусил тебя? — я не удержалась, хотя знала ответ. Стелла и Жужж не занимались сексом. Это делало мою сестру и ее отношения еще более непонятными для меня и Марен. Если бы вы собирались встречаться со скучным парнем, разве вы не хотели бы, чтобы у него был большой член или что-то в этом роде?

Она вздохнула и поставила чашку, уставившись на нее:

— Нет, он не укусил меня. Я говорила вам, у нас все по-другому.

— До сих пор не могу это понять, — сказала Марен, прежде чем я смогла вставить слово. — Зачем нужен бойфренд, если у вас нет секса? Он тебя вообще привлекает?

— Нас больше привлекает взаимоуважение и восхищение, а не физическая химия. У нас есть много общего, и нам очень нравится проводить время вместе. Этого достаточно для меня прямо сейчас. Не каждым отношениям нужен секс.

— Хорошо, до тех пор, пока ты счастлива, мы будем рады за тебя, — я хотела перебить ее, прежде чем она стала бы говорить, как терапевт, и начала читать нам лекции о приравнивании секса к любви и близости. Ну, в основном для меня. Я не была уверена, в чем проблема Марен с парнями. Она, похоже, не встречалась с придурками, но также не выбирала победителей. Стелла была убеждена, что Марен все еще одержима своим бывшим со старшей школы, и иногда, думаю, она может быть права, хотя Марен всегда это отрицала.

— Спасибо, — сказала Стелла. — Как насчет тебя? Как прошли твои выходные?

— Хорошо. В пятницу вечером я тусовалась с Нейтом, а прошлой ночью у меня была свадьба. Потом я снова поболтала с Нейтом.

— Нейт — это парень напротив? — Стелла была удивлена. — Думала, что вы просто друзья.

— Мы всего лишь друзья. Я не осталась на ночь или типа того. Я только пошла, чтобы помочь ему.

— С чем? — спросила Марен.

Я сделала паузу, чтобы выпить кофе и подумать, сколько я могу им сказать. Я не хотела предавать уверенность Нейта, но он не мог навсегда сохранить свою дочь в тайне, и я знала, что могу доверять своим сестрам. Мы отличаемся друг от друга, но наша связь прочная.

— Хорошо, вы пока никому не говорите ни слова об этом, но он узнал, что у него есть маленькая дочь.

Марен ахнула:

— Когда?

— Поздно вечером в пятницу, когда я была там, мать оставила ее возле двери Нейта с письмом, в котором говорилось, что она его, — я в общих чертах пересказала содержание письма и описала реакцию Нейта.

— Он упал в обморок? — спросила Стелла.

Я кивнула.

— Как гигантский вяз. Хотя он это отрицает.

— Конечно, он отрицает.

В этот момент прибыла наша еда, и я подождала, пока официантка не ушла, рассказывая им о первой ночи, которую я провела в его квартире.

— Вы переспали? Что-нибудь случилось?

Я взяла маленький кувшин с кленовым сиропом и полила им свою стопку блинов.

— Нет. Он только попросил меня остаться, чтобы помочь с ней. Честно говоря, он ничего не знает о детях.

— Типичный одинокий парень, разве нет? — Марен сунула клубнику в рот.

Покопавшись в своем завтраке, я рассказала им о звонке Рейчел.

— Святое дерьмо, — сказала Стелла. — Не могу поверить, что мать оставила своего ребенка незнакомцу на целый месяц. Да даже на любой срок. Интересно, что происходит?

— Понятия не имею, — сказала я, мой рот был наполнен воздушной, пропитанной кленом вкусняшкой. — Ей повезло, что Нейт хороший парень.

— Разве? — Стелла склонила голову набок. — Ты рассказывала мне несколько историй. Не думаю, что он хороший папочка.

— Я тоже так не думаю, — добавила Марен, — основываясь на том, что ты рассказывала о нем.

— Он не был, — согласилась я. — Но у него сейчас нет выбора, и он очень старается. Вы должны увидеть его с ней. Это так мило, — я все еще вижу, как он держит ее на руках так близко, чтобы мог чувствовать запах ее недавно вымытых волос. Мой живот затрепетал.

— Разве не ты выполняешь всю работу? — сказала Стелла с подозрением.

— Вовсе нет! — мне хотелось защитить Нейта. — Я имею в виду, я должна была показать ему, как все делать, потому что у него никогда не было опыта с ребенком, но он быстро учится. Он кормит ее и меняет подгузник, помогает срыгнуть и качает ее, а прошлой ночью мы вместе купали ее. Прямо в кухонной раковине, а потом он взял ее, высушил и приготовил ко сну. Так чертовски мило.

Мои сестры обменялись удивленными взглядами.

— Ты не имела это в виду.

— Что? — потребовала я.

— Будь осторожна, Эм, — сказала Стелла. — Не позволяй ему воспользоваться тобой.

— Что вы имеете в виду?

— Она имеет в виду, что не позволяй ему думать, что его сексуальная няня живет прямо по коридору и помчится к нему при первом вызове, — вмешалась Марен.

— Он так не думает, — сказала я раздраженно. — Я вызвалась помочь ему. И у нас не было секса! Мы просто друзья.

— Хорошо, не сердись. Я просто знаю тебя, и не хочу видеть, как тебе больно.

— Знаешь меня? — я тоже опустила вилку, мой аппетит уменьшился.

— Да, — сказала Стелла в своей «я терапевт, поэтому знаю больше о твоих чувствах, чем ты» манере. — Когда ты влюблена в кого-то, ты становишься камикадзе. А эти парни не стоят твоей любви.

— Я не влюблена в него, — солгала я, уставившись на свою тарелку. — Мы немного запутались. Черт. Мне жаль.

Стелла вздохнула.

— Нет-нет. Не жалей. Я не хотела тебя расстраивать, Эмми, я только хочу, чтобы ты была осторожна. Я видела, как ты влюбляешься не в того парня, сильно и быстро, много раз.

— Я ни в кого не влюблюсь, — сказала я, надеясь, что это правда. — Никто не влюбится, поэтому ты можешь перестать беспокоиться. Никто даже не занимается сексом. Хотя, если мы решим заняться сексом, это будет нашим делом. В конце концов, если ты и Жужж можете встречаться без секса, почему мы с Нейтом не можем заниматься сексом, не встречаясь? Все должны быть свободны и делать то, что они хотят.

— Ты права, — сказала Стелла таким спокойным голосом, что это разозлило меня. — Ты права, и мне жаль. Разные отношения работают по разным причинам, и я надеюсь, что у вас с Нейтом будут такие, которые подойдут вам. Если это сексуально, а не романтично, и с тобой все будет в порядке, тогда отлично.

 — Мы только хотим, чтобы ты была счастлива, — сказала Марен, гладя мое плечо.

 — Спасибо, — я снова взяла вилку и проткнула стопку блинов, но больше есть мне не хотелось.

Смогу ли я нормально заниматься сексом без романтики?

По дороге домой я думала об этом. Правда была в том, что я не была уверена. Я никогда раньше не хотела быть таким человеком. Может быть, это была моя проблема. Может быть, меня разочаровали не мужчины, может быть, я каждый раз настраивалась на разочарование, ожидая слишком многого.

Может быть, как сказал Нейт, иногда трах действительно был просто трахом.

В конце концов, это часть анатомии, верно? Половой. Проникновение и все дела. Вставьте деталь A в деталь Б. Почему, интересно, я всегда была так уверена, что в этом должны участвовать эмоции? Можно же сделать это, только потому что будет хорошо? Потому что это снимет напряжение? Потому что это заставит чувствовать себя сексуальной и желанной? Ведь как хорошо я чувствовала себя в своем теле этим утром после того оргазма — достаточно хорошо, чтобы рано встать и заняться йогой, ради бога! Когда в последний раз я делала это в воскресенье утром?

Возможно, все это время, те женщины, которые выходили из квартиры Нейта утром, понимали, а самодовольная я ошибалась.

Но как я могу быть уверена?

Нейт

В воскресенье утром я проснулся с намерением сдержать обещание держаться подальше от Эмми. Никаких сообщений. Никаких советов. Никакой помощи от нее. Мне нужно было сделать что-то самостоятельно, хоть я и поспал меньше пяти часов и не хотел ничего, кроме кофеина и сахара.

Пока Пейсли спала, я отправил электронное письмо своему боссу и объяснил ей, что мне нужно время для семейного отдыха. Она очень быстро ответила, написав, что надеется, что все в порядке и что проблемы не возникнут, пока кто-то заменяет меня на неделю. Однако попросила меня прийти в понедельник утром, и, если это возможно, все как следует организовать. Я ответил, что сообщу в конце дня, если не смогу приехать, а потом весь день волновался о том, как я это сделаю.

Возьму с собой Пейсли?

Я представил себя, идущим через вестибюль здания фирмы в костюме, галстуке и слинге. Лучше бы я провалился сквозь землю. Но так как некому было присмотреть за ребенком, я не знал, есть ли у меня выбор. Можно попросить Эмми, ведь она, вероятно, скажет «да», поскольку понедельник был ее выходным, но я не хотел.

После того, как Пейсли проснулась, и выпила свою бутылочку, я взял ее с собой в продуктовый магазин, который оказался гораздо большим испытанием, чем я ожидал, а я ожидал чертовски огромного испытания. Во-первых, в тележках в продуктовом магазине не было встроенных сидений для младенцев таких, как в тележках в «Babies«R»Us», и я изо всех сил пытался сбалансировать ее автомобильное кресло в переднем отсеке, где, по сути, должны были сидеть маленькие дети. После нескольких минут попыток, града пота и ругательств, меня спасла милосердная женщина, которая пожалела меня.

 — Позвольте мне показать Вам, как это делается.

Когда автокресло Пейсли было в безопасности, я поблагодарил ее.

 — Я новичок в отцовстве, — сказал я извиняющимся тоном. — Все еще учусь.

Все шло хорошо в течение следующих двадцати минут или около того, но у меня заняло целую вечность ходить по магазину, ведь я не мог оставить тележку, чтобы взять что-то, что я забыл два отдела назад, а я все время забывал (лишение сна — это не шутка). Я не мог сказать Пейсли: оставайся здесь, я сейчас вернусь, и снова отправиться в продуктовый отдел. Мне приходилось брать ее с собой каждый раз.

А потом, конечно, она решила обкакаться прямо между консервированным и овощным отделом. Ее лицо приобрело красный оттенок, похожий на измельченные помидоры, и она хмыкнула, словно поднимала груз в 200 килограмм. Другие покупатели, которые раньше останавливались, чтобы сказать мне, какая она милая, теперь избегали нас. Когда она закончила, куда бы мы ни шли, зловоние окружало нас, словно ядовитое облако. Это было так плохо, что я закончил короткую поездку по магазину и побежал к кассе, пропустив молочный отдел, хотя у меня не было яиц и молока. Затем, пока мы ждали, чтобы нас обслужили, она решила начать кричать абсолютно без причины, и не останавливалась.

 — Извините, — сказал я кассиру. И покупателю спереди. И покупателю позади меня. И женщине в другой очереди. И всем, мимо кого я проезжал по дороге на парковку.

Сначала я посадил ее в машину, а затем загрузил пакеты с продуктами в багажник. По дороге домой я задавался вопросом, как я должен был отнести ее и все сумки с продуктами в свою квартиру без большой тележки.

 — Как, черт возьми, люди делают это? — пробормотал я вслух.

В ответ она снова заплакала. Я не винил ее.

В конце концов, я дошел до своей квартиры, неся столько пакетов, сколько мог удержать в одной руке, и ее автокресло в другой. Затем я положил ее в коляску, отвез на парковку и загрузил еще. Сумки свисали с моих рук, и выпячивались на дне коляски, но мне удалось отнести все за один раз.

Единственная хорошая вещь в этот день состояла в том, что мне удалось помыть ее самостоятельно, не причиняя вреда никому из нас и не создавая слишком большой беспорядок на кухне. На самом деле ей, казалось, нравились вымытые волосы, и когда она была сухой и одета в чистую пижаму, я усадил ее на колени и впервые расчесал ее. Я не мог заставить ее лежать совершенно ровно, но это выглядело чертовски мило. Кажется, ей это тоже нравилось, хотя она продолжала пытаться вырвать расческу из моей руки. Закончив с ее волосами, я позволил ей поиграть с расческой, и она сразу же попыталась съесть ее. Пару минут я смотрел, как она грызет ручку, потом достал телефон и в первый раз сфотографировал ее.

Меня поразило осознание того, что я, вероятно, за всю свою жизнь собирался сделать тысячи ее фотографий, а это была самая первая из них. От этого немного подкатил ком в горле, хотя я бы никогда никому в этом не признался.

Конечно, следующее, что я хотел сделать, это послать кому-то фотографию, ведь что же хорошего в том, чтобы иметь симпатичного ребенка, если ты не можешь показать его всем? Эмми была моей первой мыслью не только потому, что она была единственной из моих друзей, кто знал о Пейсли, но и потому, что я искренне хотел, чтобы она увидела фотографию.

Если я ей напишу, это нарушит мою клятву? Но ведь я не прошу о помощи или о чем-то еще.

Отцовская гордость преодолела мое упрямство, и я решил отправить ее.

Я: Моя первая ванна. Мы выжили. Думаю, что ей нравятся мои безумные навыки парикмахера.

Я отправил сообщение и фотографию, надеясь на быстрый и дружелюбный ответ. Это заняло менее тридцати секунд.

Эмми: Боже мой! Это самая милая вещь на свете. Отличная работа! Сегодня дела идут хорошо?

Мне пришлось писать одной рукой, поэтому потребовалось пару минут, чтобы ответить.

Я: Да. Поход в продуктовый магазин был немного вонючим, но все хорошо. А как твои дела?

Эмми: О, дорогой. Вонючий? Я в порядке. Убираюсь в квартире, и готовлю спагетти с соусом и фрикадельками.

Домашний соус для спагетти с фрикадельками. Боже, это звучало хорошо.

Мой желудок заурчал от зависти. С тех пор, как приехала Пейсли, я выживал на таком дерьме, как шоколадные чипсы, сухие хлопья (так как у меня кончилось молоко), изюм, мясо быстрого приготовления и оливки для коктейля. У меня даже не было времени или сил, чтобы сделать полноценный сэндвич. Но я не хотел, чтобы она это знала.

Я: Звучит хорошо. Наслаждайся ужином.

Она не ответила. Я отложил телефон и вздохнул. Это ужасно, что я не мог быть с ней честным. Нам с ней никогда не приходилось обманывать друг друга, и мне это нравилось. Что я действительно хотел сказать, так это: «Как насчет того, чтобы ты принесла сюда спагетти и подержала ребенка, пока я наливаю тебе выпить?»

Но если она придет, я знаю, что произойдет. Я не доверял себе.

Пока Пейсли дремала на качелях, я несколько раз звонил по работе, а потом занялся стиркой. Я складывал некоторые вещи Пейсли (они были такими крошечными в моих больших руках, это выглядело нелепо) когда я подумал, нужно ли мне переехать в место побольше.

Бл*дь.

Я не хотел переезжать. Я любил эту квартиру. Все во мне думало об этом. За исключением… Я даже не знал, кем был на данный момент.

Старый я все еще существую? То, что я стал отцом, меняет все остальные части моей личности? Имею ли я право жить там, где хочу жить, не беспокоясь о том, подходит ли это ребенку? Как часто она будет здесь? Как будет выглядеть моя жизнь? Могу ли я по своему желанию переходить от старого Нейта к одинокому отцу Нейту? Быть одним, когда она со мной и другим, когда она не со мной?

Стены давили, и я, закрыв глаза, опустился на диван. Мне было плохо. Мой мозг болел. Как я мог привыкнуть к тому, что ничто в моей жизни не будет прежним? Я не хотел этих проблем. Не хотел двигаться. Не хотел быть отцом.

Тогда я подумал об Эмми. Что она сказала мне в пятницу вечером?

«Если бы ты действительно был альфа-самцом, каким притворяешься, ты бы взял на себя ответственность за это, как взрослый мужчина, а не развалился бы, как мальчик, которого я вижу перед собой».

Нахмурившись, я снова поднялся на ноги.

Я, черт возьми, не притворяюсь. И я не развалюсь.

После того, как я сложил одежду Пейсли под пеленальным столиком и убрал свое собственное белье, я решил позвонить маме. Рассказ не будет веселым, но чем дольше я избегал этого разговора, тем более трусливым себя чувствовал. Мне нужно было сделать что-то, что заставило бы меня чувствовать себя сильным. Показать кому-то, что я принимаю ответственность как мужчина.

Тогда я мог бы рассказать Эмми об этом.

Я взглянул на Пейсли, которая мирно спала на качелях, поднял трубку и позвонил. Моя мама не ответила, поэтому я оставил сообщение с просьбой перезвонить мне, что, конечно же, она и сделала после того, как Пейсли проснулась, и начала плакать.

 — Привет, мама, — сказал я, перекладывая кричащего ребенка на левую руку, чтобы я мог поднести телефон к правому уху.

 — Нейт? Это ты?

 — Да, это я.

 — Алло? Алло?

Я закатил глаза и стал говорить громче.   

 — Привет, мама. Это я. Ты меня слышишь?

 — Вроде того. Где ты?

 — Я дома.

 — А что это за шум? Твой телевизор включен? Ты можешь выключить его? Я плохо тебя слышу.

 — Это не телевизор. Это ребенок, и я не могу его выключить, извини. Но я бы хотел.

Она молчала минуту.

 — Ты сказал, что это ребенок? Что ребенок делает в твоей квартире? Чей ребенок?

Я сделал глубокий вдох.

 — Это мой ребенок, мама.

Еще больше молчания на линии. Я представил, как она убирает телефон от уха и смотрит на него.

 — Извини, что?

 — Я сказал, что это мой ребенок, — ответил я громко и четко.

 — У тебя есть ребенок?

 — Да. Ей восемь недель, и ее зовут Пейсли.

 — Восемь недель? Я не понимаю. У тебя в течение восьми недель был младенец, и ты только сейчас рассказываешь мне об этом? Боже мой. Боже мой, я должна присесть. Я плохо себя чувствую.

Спокойно.

 — Нет, мама. Ей восемь недель, но я узнал о ней только два дня назад, — я ждал ответа, но его не было целую минуту, а затем раздался явный треск коричневого бумажного пакета, когда она вдохнула и выдохнула в него. — Мам? С тобой все в порядке? Послушай, я знаю, что ты испытываешь шок. То же самое было со мной. Клянусь, я понятия не имел, что она вообще существует.

Потрескивание остановилось.

 — Как это возможно? Ты не знал, что ты… что кто-то забеременел?

 — Нет, я не знал.

 — Я не понимаю. Это была твоя девушка или что-то в этом роде? Почему она не сказала тебе?

 — Это была не моя девушка. У меня нет девушки.

 — Кто это был?

 — Просто кто-то, кого я знаю.

 — Ну и как ее зовут, ради Бога?

 — Рейчел.

 — Просто Рейчел?

Я поморщился. Мне действительно нужно было узнать ее фамилию.

 — Я не знаю.

 — Милостивый Иисус, Нейт! Она проститутка?

 — Нет! Господи, мама. Она была просто женщиной, которую я знал, хорошо? Давай остановимся на этом.

 — Так и где же эта женщина сейчас?

 — Этого я тоже не знаю. Она оставила ребенка со мной и сказала, что ей нужно время.

 — Так откуда ты знаешь, что она твоя?

Несмотря на то, что я знал, что вопрос был справедливым, и я тоже задавался им, он разозлил меня.

 — Она моя, ясно?

Она снова вздохнула с хрипом и шорохом бумажного пакета, и я дал ей минуту, чтобы успокоиться. Моя мать была человеком, который мог сделать из мухи слона, а я только что перевернул ее мир с ног на голову.

— Мама? Ты там? — Пейсли взяла пустышку, и наконец успокоилась (пока что), и потрескивающий шум прекратился.

 — Да. Я здесь.

 — Хотела бы ты встретиться с Пейсли? Я мог бы подъехать на этой неделе. Я взял отгул.

 — О Боже. Дорогой, я не знаю, что сказать, — ее голос был нервным и робким, как будто я спросил ее, не хочет ли она встретиться с королевой Англии вместо ее внучки.

 — Скажи да. Она очень милая, и я привезу ее к первой половине дня, когда она не такая капризная. Вечером с ней трудно.

 — С тобой было также, — сказала она, удивляя меня.

 — Со мной? — мы не говорили о прошлом в моей семье.

 — Да. Ты плакал и плакал, независимо от того, что мы с папой делали, чтобы успокоить тебя. И мы попробовали все: хлопья в бутылке, виски на деснах.

 — Виски? Ты пыталась напоить меня, чтобы я уснул и перестал плакать? — пошутил я.

Она засмеялась, что было так редко, что я почти забыл, как это звучит. Мое горло немного сжалось.

 — Это была всего лишь капля, клянусь, — сказала она. — Хорошие были времена.

 — Неудивительно, что у меня появился хороший вкус к алкоголю, — я посмотрел на Пейсли и обдумал то, что сказала мама (а ведь отличная идея! — налить каплю виски на ее десны). — Думаю, обойдусь без этого. Кажется, ей нравится пустышка, и ей нравится, когда ее качают.

 — Я давно не держала ребенка, — тихо сказала она. — Я всегда знала, что у меня будут внуки, но все вышло не так, как я планировала.

 — Знаю, мам. Поверь мне. Я знаю.

К тому времени, как мы закончили, у меня уже был предварительный план приехать в следующую субботу утром в Гранд-Рапидс с Пейсли, в зависимости от того, как будет чувствовать себя мама. Я позвоню ей тем утром, и если она будет готова к гостям, мы приедем.

У меня было искушение позвонить Эмми и сообщить ей, как прошел разговор с моей матерью, но она, вероятно, уже обедала. Я не хотел ее беспокоить. Но часть меня не могла перестать думать о том, чтобы пригласить ее провести вечер со мной, поесть спагетти и фрикадельки, возможно, посмотреть фильм после того, как мы уложим Пейсли спать. Это была пытка. Клянусь, аромат соуса просачивался с ее кухни через весь холл в мою квартиру. Пейсли плакала, не останавливалась. Я был голоден и одинок, и мне было интересно, что, черт возьми, случилось с моей прекрасной жизнью, и тут раздался стук в дверь.

Когда я подошел, чтобы открыть, то надеялся, что это была она. Я знал, что у меня не хватит сил отослать ее.

Я открыл дверь, там стояла она, похожая на ангела, и держала в руках две сумки с продуктами.

 — Привет, — сказала она. — Не была уверена, поел ли ты, но на всякий случай приготовила много еды и подумала, что ты, возможно, захочешь.

 — Я хочу расцеловать тебя, — пошутил я, но в тоже время был серьезен.

Указывая пальцем на меня, она улыбнулась:

 — Ха-ха. Это против правил. Мы друзья, помнишь? — но в ее глазах мелькнуло озорство, которого не было прошлой ночью. Это взволновало и напугало меня одновременно.

 — Заходи, — сказал я. — Я не ел и голоден, но Пейсли на это все равно.

 — Пейсли, как ты? — Эмми остановилась, чтобы поцеловать мою дочь в лоб. — М-м-м, ты так приятно пахнешь. И выглядишь очень мило с этой прической. Почему ты плачешь?

Я последовал за Эмми на кухню, где она поставила сумки на кухонный остров, и повернулась ко мне.

 — Хочешь, чтобы я приготовила тебе тарелку сейчас или положить все в холодильник на потом?

 — Ты уже поела? — спросил я, фиксируя Пейсли на руках.

 — Нет, но мне не обязательно есть здесь. Я могу подержать ее, пока ты будешь есть, а потом пойду домой на ужин.

 — Нет, не делай этого. Останься. Поешь со мной. Она уже давно проснулась, мы уложим ее и спокойно поужинаем. Посмотрим фильм или что-то в этом роде, — я не нарушал обещание. Она пришла сюда сама, я не звонил ей.

 — Разве ты не устал? — она начала вынимать еду из пластиковых контейнеров: спагетти с соусом, фрикадельками и салатом. — Ты выглядишь очень уставшим.

 — Спасибо, — сказал я, у меня потекли слюни при виде пакета с замороженным чесночным хлебом. — Думаю, что именно так я и выгляжу сейчас. Я в порядке.

Она засмеялась, и включила духовку, чтобы разогреть хлеб.

 — Извини, он заморожен. Я не особо хороший пекарь. Больше повар.

 — Я и не думал жаловаться, все это выглядит потрясающе. Мой живот весь день урчал.

 — Бедняжка, — она похлопала меня по руке, когда прошла мимо, чтобы добраться до шкафов, где я держал миски и тарелки. — Сейчас это исправим.

 — Могу я предложить тебе выпить? — спросил я. На самом деле в тот момент я хотел попросить ее переехать ко мне, выйти за меня, никогда не бросать меня. Но напиток был, вероятно, лучшей идеей.

 — Конечно.

 — Бокал вина?

 — Идеально.

Я вытащил бутылку красного из холодильника и поставил ее на стойку, но, поскольку у меня на руках была Пейсли, Эмми открыла ее, достала два бокала из шкафа и налила вино. Пока она это делала, я взял маленькую детскую расческу с дивана, где ее оставил.

 — Я рассказал маме о ней, — бросил я, садясь за один из барных стульев у стойки, отделяющей кухню от гостиной. Я зафиксировал Пейсли на одной ноге и дал ей расческу, которую она сунула прямо в рот. По крайней мере, это успокоило ее.

 — Что? — Эмми посмотрела на меня через плечо и поставила спагетти в микроволновку. — Как все прошло? Она была расстроена?

 — Да, но почти все расстраивает мою маму. Надеюсь, что после того, как шок пройдет, она будет рада, что у нее есть внучка, над которой придется суетиться. Думаю, это отвлечет ее.

 — А твой отец?

 — Он умер несколько лет назад. На самом деле, прямо перед тем, как я переехал сюда.

 — Мне жаль, — она перестала двигаться и встретилась со мной взглядом. — Вы были близки?

 — Не очень, но папа есть папа, — мне хотелось рассказать ей больше о своей семье, но слова застряли у меня в горле. В последнее время я итак достаточно обременял ее своим дерьмом.

 — Это тот самый момент, когда нужна поддержка сестер. Жаль, что у тебя их нет.

 — Да.

Или брата, — подумал я, желая в миллионный раз, чтобы Адам остался в живых. Сейчас ему было бы тридцать, как и Эмми. И у него, вероятно, было бы такое же большое сердце. Он подошел бы ей лучше, чем я.

 — Хочешь одолжить одну из моих? — она подарила мне улыбку, ставя хлеб в духовку. — У меня их две, и одна из них бесила меня сегодня утром. Я бы отдала ее по дешевке, может даже бесплатно.

Я слегка рассмеялся.

 — Какую из них, психолога или учителя йоги?

 — Психолога. Что, кстати, принесет тебе пользу. Ты вообще думал об этом? Чтобы помочь тебе разобраться во всем?

 — В течение двух дней я не думал ни о чем, кроме сна и детских какашек, иногда переключаясь на работу и паническую атаку.

И, конечно же, иногда воображая тебя голой.

 — Поняла. Ну, в любом случае, есть над чем подумать. Мы все ходили к психологу, когда мои родители развелись, и мой папа оказался геем, — она пожала плечами. — Думаю, что это помогло.

 — Звучит так, будто этого было слишком много, чтобы справиться ребенку.

 — Ну, мы были подростками.

 — Это все еще должно было повлиять на вас.

Она пренебрежительно махнула рукой:

 — Не знаю. Может быть. Во всяком случае, мои родители теперь намного счастливее. Твои родители жили вместе?

 — И да, и нет, — я переместил Пейсли на другую ногу. — Они не были официально разведены, но после… — я остановился, не желая раскрывать это. Некоторые раны должны оставаться закрытыми.

 — После чего? — подсказала она, разложив салат по тарелкам.

 — Был момент, когда мои родители решили, что они больше не могут жить вместе. Или не хотят. Кто знает? — я сосредоточился на маленьких ручках Пейсли, сжимающих расческу. — Я тогда тоже был подростком. Никто из них не говорил со мной.

 — И никаких братьев и сестер, верно?

 Я тяжело сглотнул.

 — Никаких братьев и сестер.

Пока Эмми заканчивала готовить ужин, я дал Пейсли ей смесь на ночь наверху в своей комнате, где было темно и тихо, а затем уложил ее спать. Это заняло у меня около двадцати минут, но она не сопротивлялась, когда я положил ее в кроватку. Я поцеловал кончики пальцев, прижал их к ее голове и молча дал ей обещание в темноте.

Я буду лучше, чем он.

 Я любил своего отца, но я любил его, потому что он был моим отцом, а не из-за того, каким отцом он был. Хотя я не виню его, ведь обстоятельства были вне его контроля, горе было слишком непостижимо. Никогда не хочу, чтобы Пейсли страдала, потому что я не ставлю ее на первое место — над собой или над кем-то еще.

И я никогда не желал, чтобы Эмми страдала, что наверняка произошло бы, если бы она возложила на меня свои романтические надежды.

Но когда ужин был готов, вино выпито, и шли титры из фильма «Казино Рояль» (спасибо за то, что она принесла ужин), я не встал и не включил свет, как должен был. Я остался прямо там, лежа на спине на одном конце кушетки, вытянув ноги к Эмми, которая была на другом конце, а ее ноги были вытянуты в мою сторону. Они почти прикасались к моему животу.

Она зевнула:

 — Уже поздно.

Я выключил телевизор, оставив нас в полной темноте.

 — Больше полуночи.

 — Во сколько она снова проснется?

Закрыв глаза, я положил руки за голову. 

 — Кто знает? Возможно, скоро.

 — Почему бы тебе не остаться здесь и не поспать? Я пойду наверх, и когда она проснется, то позабочусь о ней. Мне не нужно рано вставать или что-то в этом роде, но сегодня, из-за работы, последняя ночь, когда я могу помочь.

Боже, она слишком хороша, чтобы быть правдой.

Любовь к ней нахлынула на меня, и я открыл глаза. Было темно, но я прекрасно ее видел. И отчаянно хотел ее.

Это делало меня слабым.

 — Думаешь, я смогу спать здесь, зная, что ты в моей постели?

Она перестала двигаться.

 — А ты не сможешь?

 — Нет, — я покачал головой.

 — Думала, мы договорились прошлой ночью…

 — Я знаю, что мы договорились. И мы были правы.

 — Так ты… ты все еще думаешь, что это будет ошибкой?

 — Ага. Но это не значит, что я этого не хочу.

 — Нейт.

 — Не значит, что я не думал об этом всю ночь.

 — О Боже.

 — Не значит, что я смогу не трогать тебя, если ты останешься на ночь. На самом деле, уверен, что не смог бы.

 — Так… так что, мне пора? — она была смущена, и я не винил ее.

 — Черт возьми, ты должна идти.

Она медленно кивнула, неохотно опуская ноги на пол.

 — Но я хочу, чтобы ты осталась.

 — Нейт, — прошептала она. — Скажи мне, что делать.

Я потянулся к ней.

 — Иди ко мне.

Эмми

Я даже не колебалась.

Когда его руки раскрылись, приглашая меня в свои объятия, я подошла, вытянувшись над ним, и мое тело прижалось к нему. Он был теплым и твердым подо мной, и когда наши губы встретились, я почувствовала, как наши сердца сильно бились, как будто они были движимы какой-то силой.

Мы целовались со всей страстью, которую все это время сдерживали. Используя руки, которые блуждали под одеждой. Языки, которые стремились узнать секреты рта друг друга — вкус, текстуру, форму. Тела, которые начали двигаться, извиваться и выгибаться, поскольку наше терпение заканчивалось. Мы отбросили одежду. Мой свитер и бюстгальтер. Его футболка. Мои легинсы. Его джинсы. Мои трусики, уже влажные от желания. К тому времени мы отчаянно нуждались друг в друге и отчаянно надеялись, что не разбудим ребенка.

— Дай мне десять секунд, — прошептал он между поцелуями.

Я села и наблюдала в темноте, как он торопится в ванную и тут же возвращается, уже срывая обертку презерватива. Когда он подошел достаточно близко, я схватилась за его трусы и, не теряя времени, стянула их вниз. Его стояк освободился, длинный и толстый.

— Позволь мне, — сказала я. Он вручил мне презерватив, и я развернула его. Бабочки в моем животе отчаянно летали во всех направлениях.

— Ложись на спину, — он взял меня за плечи и уложил вниз, освободившись от нижнего белья, и опустил голову между моими бедрами. Я приготовилась к первому шокирующему движению его языка, но он не двигался. — На этот раз спокойно, мисс Катастрофа. Я не хочу останавливаться.

Я кивнула, хотя не могу сказать, что была совершенно спокойна (он так хорошо управлял своим языком). Но, по крайней мере, я не шумела так, как прежде. После того, как я спустилась с высоты, тяжело дыша и прекращая подчиняться своему телу, мы оба прислушались.

Тишина.

— Слава Богу, — сказал Нейт, нависая надо мной, кончик его члена дразнил мой теплый влажный центр, но скользнув внутрь, еле-еле подавил свой собственный стон.

— Бл*дь. Не знаю, смогу ли я не шуметь.

Я ничего не могла делать, ни стонать, ни вздыхать, ни шептать, я даже не могла дышать, когда он медленно и глубоко погружался в меня, растягивая мое тело, чтобы оно соответствовало ему.

 — Ты в порядке? — прошептал он.

 Мои ногти впились в его плечи.

 — Я начну медленно, — Нейт начал двигаться глубокими, мягкими, долгими толчками, из-за которых все его тело, казалось, пульсировало над моим, подобно волнам посреди океана.

Постепенно дискомфорт утих, и я положила ладони ему на спину, еще шире раздвинула бедра и ответила на ритм его бедер.

Зарывшись лицом в его шею, я вдыхала мужской аромат, который поднял меня на небеса. Провела языком по основанию его горла, желая почувствовать вкус кожи. Он снова застонал, звук грохотал в его груди.

— Нейт, — прошептала я, желая почувствовать его имя у себя на языке.

— О Боже, — он приподнялся на руках над моими плечами, и наши глаза встретились. — Сейчас ты должна кончить для меня еще раз, — его бедра двигались быстрее, основание члена терло мой клитор быстрыми, короткими движениями, трение создавало новую вибрацию в нижней части моего тела.

Но я никогда раньше не кончала дважды во время секса — никогда.

— Не знаю, смогу ли, — волновалась я, переживая, что подвожу его. — Я никогда...

— Раньше ты никогда не была со мной. Ну же. Отпусти. Позволь мне отвести тебя туда, — его голос, глубокий и решительный, тихий, но интенсивный, заставил мое тело подчиниться, как будто ему было наплевать, что скажет по этому поводу разум, это происходило.

— Вот так, — прошептал он, когда мои глаза закрылись, а мышцы тела напряглись, как будто все, кроме удовольствия, было приостановлено, даже дыхание. — Да. Кончи для меня. Дай мне почувствовать это... — он трахал меня сильнее и быстрее, добиваясь своего освобождения, пока проникал в меня.

А потом я потерялась в нем, в мире, где были только мы двое. Растворилась в звуке его дыхания, запахе кожи и пульсации его тела внутри меня. И очнулась с огненными звездами в глазах, с жаром, исходящим от наших тел. С мыслями о том, что наконец-то, наконец-то, я была той, кто был в его объятиях. Я была той, кого он хотел. Я была той, кого он обожал.

Все еще плавая в море блаженства, я почувствовала его губы на своем лбу и открыла глаза.

— Мы ее разбудили?

— Не знаю. Мое сердце бьется слишком громко, чтобы слышать что-то, кроме тебя.

— Мое тоже, — я переместила руки к его пояснице, прижав ладони к его коже. Внезапно мне стало грустно, что я так и не увидела его обнаженным из-за темноты.

В следующий раз.

Подождите, а будет ли следующий раз? Что это было?

Все произошло так быстро, что я не успела подумать.

Разве я не собиралась уходить?

Я была уверена, что собиралась, а потом услышала два маленьких слова, которые вонзились прямо в мое сердце.

«Иди сюда».

И он сказал это не игриво и не в шутку. Это не было игрой. Он просто сказал мне, что мы были правы, остановившись прошлой ночью, и что я должна идти...

Но он хотел, чтобы я осталась.

Услышать его слова означало все. Это была недостающая часть прошлой ночи. Это не был кратковременный провал в рассудке. Это не было упущением. Это не просто произошло. Мы говорили об этом. Мы пытались сопротивляться этому. Мы потерпели неудачу.

Но это не было похоже на ошибку или конец нашей дружбы. Это было похоже на начало. Чего именно, я не знала. Только знала, что не хочу уходить.

— Нейт?

— Хм? — его губы все еще прижимались к моей голове.

— Мы все еще друзья?

— Надеюсь, что да.

— Я тоже.

— Тогда все решено, — он отстранился от меня. — Я сейчас вернусь, хорошо?

— Хорошо.

Пока он был в ванной, я нашла на полу свои трусики и лифчик и надела их. Я натягивала легинсы, когда он вышел, и мне захотелось сказать ему, чтобы он не одевался, и я могла бы насладиться его обнаженным телом, но я прикусила язык. Оно было великолепно. Даже в темноте я могла видеть скульптурные изгибы его рук, линии на животе, тонус мышц на ногах. Он надел трусы и джинсы, пока я натягивала свитер через голову. Затем он снова сел на диван.

— Не могу поверить, что она не проснулась. Это просто чудо.

— Тебе надо поспать, — я пригладила волосы, и огляделась в поисках обуви.

— К черту сон. Эй. Иди сюда на секундочку, — он потянулся, и взял меня за руку, притянув к себе на колени. — У нас все в порядке?

— Да, — сказала я, и говорила серьезно. — То есть я не очень понимаю, что мы делаем, но я не против.

Он кивнул.

— Что заставило тебя прийти сегодня вечером?

— Правда? Я просто хотела побыть с тобой. Думала о тебе весь день.

— То же самое, — он обхватил меня руками. — Когда ты позвонила и сказала, что готовишь спагетти и фрикадельки, я умирал от желания пригласить тебя к себе.

— Почему ты этого не сделал?

Он выдохнул.

— Потому что пообещал себе, что не позвоню тебе сегодня. Я хотел доказать, что смогу прожить один гребаный день без твоей помощи. И... и мне было... мне некомфортно чувствовать, что мне кто-то нужен.

— Это глупо. Всем иногда кто-то нужен.

— Не мне. До этого момента.

Мои пальцы на ногах покалывало, я была так счастлива.

— Все в порядке. Я сохраню это в секрете.

Он слегка засмеялся.

— Спасибо. В любом случае, когда ты появилась с едой, улыбкой, двумя руками помощи и взрослым разговором... я никогда не был так рад видеть кого-либо, никогда. И я не жалею о том, что мы сделали.

— Хорошо. Я тоже.

— Но я волнуюсь.

— О чем?

— О том, что разочарую тебя. Я не могу... быть тем, кто тебе нужен. Я и так перегружен, пытаясь быть тем, кто нужен Пейсли.

— Но знаешь, что безумно? Почему-то это именно то, что мне было нужно — увидеть тебя, во всей твоей славе альфа-самца, который не проявляет своих чувств, вступающего в роль отца и показывающего, что тебе не все равно. Ты подтверждаешь мою веру в мужской род, Нейт, — я похлопала его по спине, и он засмеялся. — И ты хорошо ко мне относишься, — продолжила я. — Чувствую себя превосходно, когда я с тобой. Мне все равно, как мы это назовем. Ты не обязан быть моим парнем. И мне не нужно никаких обещаний, кроме того, что ты будешь продолжать говорить со мной вот так. Открыто и честно.

— Я постараюсь, — выдохнув, он прислонился своим лбом к моему. — Я не хочу облажаться, но у меня это плохо получается. Ты будешь терпелива со мной?

— Конечно, — я начала вставать, но Нейт удержал меня на месте.

Затем он взял мое лицо в свои руки и поцеловал в губы. Потом еще раз.

— Спасибо.

— Не за что, — я поднялась на ноги. — А теперь поспи немного. Может быть, увидимся завтра.

Он тоже встал.

— Боже. Это напомнило мне. Неловко даже спрашивать, но не могла бы ты присмотреть за ней пару часов утром? Мне нужно быть в офисе, чтобы передать некоторые файлы, и я пытаюсь избежать необходимости брать ее с собой.

— Конечно, без проблем. Ты вернешься к полудню? Мне нужно быть у Коко около 12:30.

— Определенно.

— В какое время утром? — спросила я, подавляя зевоту, когда натягивала угги.

Он поморщился.

— Мне неудобно это говорить, потому что уже так поздно, но в 8?

— Я буду здесь.

Он проводил меня до двери, открыл ее и поцеловал в последний раз.

— Ты лучшая.

Я пожала плечами.

— Это меньшее, что я могу сделать после того, как ты спас меня от пожара в здании.

— Господи, я и забыл об этом, — он засмеялся, покачав головой. — Только с тобой может такое случиться. Спокойной ночи, мисс Катастрофа.

Я улыбнулась.

— Спокойной ночи.

Позже, когда лежала под одеялом, я пыталась разобраться в своих мыслях, задаваясь вопросом, действительно ли меня устраивает то, о чем мы с Нейтом упоминали, или я лгу себе только для того, чтобы быть с ним. Но сколько бы эмоциональных камней ни перевернула, я удивлялась тому, что чувствую себя нормально. В конце концов, секс не был бессмысленным. Он не был дешевым, беспричинным или безличным. Мы не использовали друг друга, как анатомически правильные роботы, выполняющие механические действия.

Короче говоря, я не чувствовала себя Слотом Б, получающим Деталь А.

Бросился ли он к моим ногам, чтобы признаться в любви? Нет. Но это было нормально. Когда все закончилось, я почувствовала себя ближе к нему, чем раньше, и этого было достаточно. И мне нравилось, что он открыто говорил о своей неуверенности и страхе разочаровать меня. Настоящие чувства! Это был огромный шаг в другом направлении. В новом направлении.

Мне бы тоже не мешало двигаться в новом направлении. Мне точно не нужно было повторять свою обычную песню и танец, когда я бросалась всем телом, сердцем и душой в новые отношения и ждала, что парень сделает то же самое. Каждый раз это приводило к обратному результату.

В этот раз, — поклялась я, — все будет по-другому.

Я буду понимающей. Буду терпеливой. Приторможу и буду наслаждаться поездкой, куда бы она нас ни завела.

Но я очень, очень надеялась, что мы будем вместе.

В понедельник утром мой будильник сработал в 6:45 утра, и я улыбнулась, проснувшись, хотя спала всего около пяти часов. Это было самое счастливое чувство за долгое время.

Пока была в душе, то подумала о том, чтобы написать Нейту, не хочет ли он, чтобы я принесла ему завтрак. В нашем здании внизу была маленькая кофейня, куда я обычно заходила по дороге на работу, и там были пончики, кексы и прочее. Я поспешила сделать свои обычные дела, высушилась, затем завернула голову в полотенце и села на кровать.

Я: Принести тебе что-нибудь из магазина внизу?

Нейт: Да. Я бы хотел ящик «Ред Булла», 6 таблеток кокаина и «Пикси стик».

Я: Ты согласен на пончик?

Нейт: Пожалуй, если у тебя нет кокаина.

Я: У меня закончился. Но я принесу тебе кофе.

Нейт: Спасибо.

Улыбаясь, я отложила телефон в сторону, и оделась, накинув джинсы и серую рубашку с длинными рукавами, которая спадала с одного плеча. Под нее я надела черный кружевной бюстгальтер, который выглядывал наружу.

Сексуально, но не слишком. Удобно, но не небрежно.

Я уложила волосы, потому что Нейту, похоже, это нравилось, почистила зубы и нанесла совсем немного макияжа.

Внизу, в магазине, я взяла кофе и пончики, а также по прихоти купила журнал, на обложке которого была статья под названием «Пять советов по преодолению плохих отношений между вами». Возможно, это была полная ерунда, но я решила, что мне нечего терять и можно только выиграть, если на этот раз все будет по-другому. 

Через несколько минут я постучала в его дверь, держа в одной руке держатель с напитками, а в другой — бумажный пакет с пончиками и журналом. Он открыл, и у меня перехватило дыхание. Не знаю почему. Я видела его в костюме и галстуке тысячу раз. Но сегодня все было по-другому. Впервые я не чувствовала ни малейшей злости от того, что он выглядит так чертовски хорошо, я чувствовала восторг.

— Привет. Ты хорошо выглядишь.

— Спасибо, — он закрыл за мной дверь, и потянулся за одной из чашек с кофе. — О Боже, мне это нужно.

— Это все твое, — я поставила держатель и пакет на стол, немного разочарованная тем, что он не поцеловал меня. — Как прошла ночь?

Он сделал несколько глотков кофе, прежде чем ответить.

— Нормально. Она проснулась после того, как ты ушла, а потом еще раз на рассвете, но думаю, что где-то в середине ночи был четырехчасовой отрезок сна. Это было удивительно.

— Ты когда-нибудь думал, что будешь так счастлив, если поспишь четыре часа?

— Никогда. Она сейчас дремлет, наверху, в моей комнате. Видеоняня включена, — он поднял кожаную сумку у двери и перекинул ее через плечо. — Мне пора выходить. Позвони мне, если понадобится. Я вернусь к 11:30.

— Подожди, разве ты не хочешь свой пончик?

Он открыл дверь и посмотрел на часы.

— У меня совсем нет времени. Оставишь его для меня?

— Хорошо, — я попыталась обнять его, но это было как-то неловко, потому что он не обнял меня в ответ. Конечно, его руки были заняты — одна держала кофе, другая — дверь, но он даже не прислонился ко мне и не пошевелился. Он просто стоял. Я быстро сжала его талию и отступила назад, но это было все равно, что обнимать ствол дерева. — Пока.

— Пока, — на полпути в коридор он оглянулся на меня. — О, спасибо, что сделала это. Я твой должник.

— Без проблем. Увидимся позже.

Дверь закрылась, и он ушел.

Я на мгновение замерла в тишине, размышляя, почему он казался таким холодным и отстраненным этим утром — совсем не похожим на того парня, который поцеловал меня на ночь у двери вчера вечером, не говоря уже о том парне, который сорвал с меня одежду и подарил мне два оргазма на диване, или даже на того парня, который мягко и серьезно говорил о том, что переживает, что разочарует меня, потому что у него ничего не получается. Прошлой ночью я чувствовала себя с ним особенной. Сегодня утром я чувствовала себя нянькой со странной, неуместной влюбленностью.

Вздохнув, я открыла бумажный пакет и достала яблочный пирожок. Я съела его, стоя у большого окна с видом на город, и решила, что веду себя глупо.

Возможно, он просто устал. Конечно, так и есть — он спал всего четыре часа. Возможно, он будет другим, когда вернется домой и сможет расслабиться.

Когда Пейсли проснулась, я решила взять ее на прогулку после кормления. Собрала небольшую сумку с некоторыми аварийными принадлежностями, одела ее в куртку и легинсы, в которых она приехала, и пристегнула ее в коляске. Дважды проверив, есть ли у меня с собой ключ Нейта, я заперла дверь, когда мы уходили, и написала Нейту сообщение, пока мы спускались на лифте в вестибюль.

Я: Иду с Пейсли на прогулку. Не волнуйся, у меня есть ключ!

Он не ответил.

На улице я толкала коляску четыре квартала по одной стороне улицы, перешла на другую, и вернулась. Я не видела никого из знакомых, но время от времени незнакомцы заглядывали в коляску, и улыбались. «Она очаровательна», — говорили они. «У нее твой подбородок», — сказала мне одна женщина. «У папы, должно быть, темные волосы», — сказала другая, переводя взгляд с меня на Пейсли. Вместо того чтобы сказать им, что она не моя, я улыбалась, и говорила: «Спасибо», «Правда?» и «Да, правда». Я сказала себе, что проще просто принять комплименты, чем объяснять, чей она ребенок, но втайне, какой-то части меня нравилось, что люди думали, что она моя и Нейта. Это было глупо, конечно. Они не знали, кто такой Нейт. Но мысленно я позволила этой фантазии немного развлечь себя, как бы нездорово это ни было.

Иногда девушке нужно немного помечтать.

После прогулки я снова покормила ее и уложила спать. Десять минут спустя я сидела на диване и читала статью «Пять советов», когда вошел Нейт.

— Привет, — сказала я, откладывая журнал в сторону. — Как все прошло?

— Отлично, — он поставил сумку на пол, снял пальто и бросил его на стул.

Я ждала, пока он продолжит. Когда он не сделал этого, я спросила:

— Ты сказал своему боссу?

— Да.

— Она была удивлена?

Он потер лицо двумя руками.

— Мягко говоря. Но отнеслась с пониманием. Очевидно, в нашей фирме существует некое положение об отпуске по уходу за ребенком, о котором я, конечно, понятия не имел. Но это позволяет брать мне отгулы и сохраняет мою работу.

— Это хорошо, — я наклонилась вперед, упираясь локтями в колени. — Ты возьмешь отпуск на весь месяц?

— Еще не решил.

— Думаю, это хорошая идея. Тебе нужно время, чтобы сблизиться с ней.

— Наверное, — он достал свой телефон из кармана и начал проверять сообщения.

Что-то было не так. Я чувствовала это.

— Все в порядке?

— Нормально, — он нахмурился, глядя на экран.

— Ты выглядишь немного расстроенным.

— Я не расстроен.

— Хорошо-о-о, — я встала, прижимая свой журнал к животу. — Ну, может, увидимся позже?

Он зевнул.

— Может быть. Думаю, мне следует переодеться, пока она не проснулась.

Я подождала мгновение, надеясь, что он хотя бы обнимет меня или поцелует в щеку — хоть что-то, чтобы признать изменение нашего статуса.

Ведь он изменился, не так ли? Или прошлая ночь была лишь сном?

Но он не прикоснулся ко мне. Более того, он даже не посмотрел на меня.

— Еще раз спасибо, что присмотрела за ней, — сказал он, направляясь к лестнице. — Я ценю это.

— Все в порядке, — яблочный пирожок забурлил у меня в животе. — Я... поговорим позже.

Он ничего не сказал и исчез в своей спальне, а я позволила себе уйти.

Это случилось, — подумала я, и мой живот свело. — Я одна из тех девушек.

Нейт

Наверху я взглянул на Пейсли, которая все еще спала, затем упал на свою кровать, ослабил галстук и закрыл глаза.

Я никогда не был таким чертовски уставшим.

Ни в детстве, когда не спал в постели, всю ночь переживая за брата, молясь об исцелении, отсрочке, чуде. Ни в колледже, когда вступил в братство, а его активные члены не давали нам спать по двадцать четыре часа в сутки, заставляя мыть полы, собирать пивные банки и стирать их гребаное белье. Ни в юридической школе, когда занимался всю ночь перед экзаменом, а потом заваливался спать на 12 часов после него.

Но это было не только физическое истощение. Я был измотан до предела и эмоционально. Слухи о моей ситуации быстро разлетелись по офису. Все были шокированы как тем, что у меня есть дочь, так и тем, что я беру на себя ответственность за нее. Меня это немного разозлило.

Неужели они думали, что я буду настолько черствым, что откажусь от собственного ребенка?

Многие люди разразились смехом. «У тебя? Есть дочь?» Несколько человек поздравляли и давали советы, но чаще всего говорили что-то вроде: «Вот блин. Не хотел бы я быть на твоем месте. Или: «Ты ведь знаешь, что твоя жизнь закончена?» Несколько коллег (мужчин) выразили сочувствие, сказав что-то вроде: «Чувак, сука не имела права так с тобой поступать», что только разозлило меня еще больше. Старший адвокат в фирме сказал мне: «Добро пожаловать в отцовство: восемнадцать лет недосыпания, постоянного ощущения провала, принятия вины на себя и разорения. По крайней мере, тебе не нужно беспокоиться о том, какой ущерб нанесет твой развод».

К тому времени, как ушел оттуда, я был полностью деморализован. Нервы были на пределе. Мне казалось, что моя жизнь трещит по швам, и я ничего не могу сделать, чтобы сохранить ее или хотя бы сделать похожей на прежнюю.

Пейсли — это одно, а как отцы справлялись с постоянным давлением и сомнениями? Каждую секунду дня я был ответственен за нее. Если что-то случалось, это было на моей совести. С каждым днем я чувствовал себя все увереннее, но Боже. Когда я думал о восемнадцати годах такой жизни, мне хотелось заползти в нору и умереть. Ради всего святого, мне будет больше пятидесяти, когда она окончит школу. До ПЯТЬДЕСЯТИ лет я буду беспокоиться о том, что моя дочь-подросток выпьет или сядет в чью-то машину. До ПЯТЬДЕСЯТИ я буду ждать, когда она вернется домой после того, как нарушит комендантский час. До ПЯТЬДЕСЯТИ панически бояться, что она будет общаться с парнями вроде меня, которых в шестнадцать лет интересовало только одно.

Не слишком ли рано думать о том, чтобы отправить ее в монастырь, как только она достигнет половой зрелости?

Чертово половое созревание.

 Это было совсем другое дело.

Как я должен справиться с этим? А что, если Рейчел окажется полным ничтожеством и никогда не вернется за ней? Ради всего святого, она даже не позвонила с утра субботы! Какой матерью она может быть?

Чем больше я думал об этом, тем больше злился, что она просто бросила моего ребенка в каком-то случайном коридоре. Она могла бы постучать. Могла попросить меня о помощи. Могла сделать все, что угодно, но не подвергать Пейсли опасности.

Даже если бы она сейчас вернулась, откуда мне знать, что с ней моя дочь будет в безопасности?

Затем были практические вопросы. Если я собирался содержать ребенка, то должен был работать. Это означало, что мне нужна постоянная няня, а также поиск нового места жительства.

Были и юридические вопросы. Я заполнил заявление об установлении отцовства, которое требовалось в штате Мичиган, но мне нужна была информация и подпись Рейчел. Затем нам нужно было разработать соглашение об опеке.

Придется решать и финансовые вопросы — алименты. Медицинская страховка. Фонд колледжа. Мое завещание и траст. И мне все еще предстояло привезти Пейсли домой, чтобы познакомить с матерью в следующие выходные.

И Эмми. Я имел в виду все, что сказал ей прошлой ночью, но я был чертовски напуган. Всю ночь то ли Пейсли не давала мне спать, то ли моя тревога, я все время думал о том, как могу все испортить с Эмми.

Как сегодня, я мог видеть, она искала от меня какого-то проявления привязанности, какого-то знака, что она для меня больше, чем просто няня — и она была, Боже мой, она была, но я не смог дать ей этого. Даже после того, что мы сделали прошлой ночью, что-то во мне не позволяло этого. Я стоял, как чертов телефонный столб, когда она пыталась меня обнять.

Почему я был с ней таким мудаком? Боюсь ли я дать ей слишком много надежд? Пытаюсь ли я еще больше занизить ее ожидания? Неужели я слишком глубоко засел в своем эмоциональном окопе, который вырыл много лет назад, и не хочу вылезать?

Потому что самое безумное, что я хотел поцеловать ее. Обнять ее на мгновение. Снова ощутить себя самим собой, как во время секса прошлой ночью. Хотел притянуть ее к себе, почувствовать запах ее волос и кожи, чтобы память об этом сохранилась на весь день. Я хотел сказать ей, что случилось, когда она спросила, хотел признаться, как меня расстроила реакция людей на работе. Хотел сказать: «Да, приходи позже, поужинай со мной снова, ляг со мной снова и на этот раз не уходи. Позволь мне обнять тебя, когда мы будем засыпать. Позволь дышать тобой всю ночь. И что бы ты ни делала, не позволяй мне оттолкнуть тебя, потому что я буду пытаться».

Что, бл*дь, со мной не так?

Я даже думать не мог. Я заснул прямо так, на спине, полностью одетый, в обуви, ноги на полу, руки раскинуты, и мне снилось, что меня хоронят заживо.

Эмми

Вернувшись в свою квартиру, я переодела джинсы и рубашку и надела черные брюки, светлую блузку, завязывающуюся на шее, и туфли на низком каблуке. На самом деле мы собирались просто пообедать дома у Коко, но я все равно хотела выглядеть профессионально. Я многому научилась у Мии и Коко, в том числе и тому, что внешний вид имеет значение, особенно в нашем бизнесе.

Не то чтобы Нейт обратил особое внимание на мой внешний вид этим утром.

Раздраженная, я хмуро смотрела на свое отражение, закручивая волосы в пучок.

Была ли я неразумной? Нуждающейся? Нетерпеливой? Неужели я ошиблась прошлой ночью?

Возможно. Но я так не думала. И я не могла избавиться от чувства обиды, когда ехала к Коко. Мои ожидания были довольно низкими, но они не были несуществующими. Мне не нужно было быть центром его вселенной, но я бы хотела хотя бы чувствовать себя частью неба.

Коко и ее муж Ник жили в большом красивом старом доме в Индиан Виллидж, одном из исторических районов Детройта. Они утверждали, что, когда они его купили, он был в большом беспорядке и что с ним постоянно что-то шло не так, но, на мой взгляд, он выглядел идеально. Большие клумбы перед домом, ожидающие посадки, огромные комнаты с высокими потолками и молдингами, великолепные оригинальные деревянные полы, которые скрипели, когда вы по ним ходили, напоминая, что у этого дома есть история. Они расширили заднюю часть дома, чтобы сделать пристройку с большой современной кухней и спальней, а поскольку дом был построен на двойном участке, у них осталось достаточно места, чтобы построить бассейн и патио со встроенным грилем. Ник был шеф-поваром и владел несколькими ресторанами в городе, а также многоквартирным домом, в котором мы с Нейтом жили, и именно поэтому мне удалось позволить себе такой красивый лофт. Они дали мне отличную скидку на аренду.

Я постучала в большую деревянную входную дверь около 12:15, и мне ответил Ник. Как и Нейт, Ник был высоким, темноволосым и красивым, хотя и совсем по-другому. Ник был чисто выбрит, с оливковой кожей и темными карими глазами, а его руки были покрыты татуировками. Я была на нескольких вечеринках у бассейна в их доме и знала, что у него они есть и на спине, и на груди. Однажды я спросила его, есть ли у него любимая, и он указал на татуировку на левой груди, где было сердце со стрелой и надписью Коко.

— Эта была моя первая, — сказал он мне, — и она всегда будет моей любимой.

Коко закатила глаза, но поцеловала его в щеку, и я поняла, что она была счастлива. Я была влюблена в них, как в пару. Не в каком-то жутком смысле, но для меня они были золотым стандартом отношений, а Ник — идеальным мужем. Он был мужчиной, но не боялся показать свои чувства.

— Привет, Эмми. Заходи, — он отступил назад, чтобы я могла войти, и тут же два маленьких темноволосых мальчика бросились в прихожую, кружась вокруг его и моих ног, как взволнованные щенки. — Прекратите, вы двое, — заворчал он. — Мама уже сказала вам идти играть наверх.

Оба мальчика послушно направились вверх по лестнице, причем младший ухватился за рубашку старшего, чтобы проскочить мимо него и обогнать. Я улыбнулась, и сняла пальто.

— Сегодня без школы?

Ник взял мое пальто и повесил его в шкаф в прихожей.

— Джанни еще в школе. У этих двух обезьянок сегодня утром был детский сад. Я забрал их в одиннадцать и быстро покормил, чтобы они вам не мешали. Проходи, девочки на кухне, — он понизил голос. — Предупреждаю, Коко немного ворчлива.

Я кивнула, решив, что на девятом месяце беременности это ее право.

— Поняла.

Последовала за ним по коридору на кухню, красивое открытое пространство с белыми шкафами, мраморными столешницами, тоннами медной посуды, висящей над островной варочной панелью, и большой раковиной. Здесь пахло совершенно божественно: лимоном, чесноком и жареной курицей. Мой рот начал наполняться слюной.

Коко сидела за кухонным столом, ее босые ноги лежали на соседнем стуле, длинные темные волосы были собраны в пучок на макушке, а одета она была в то, что выглядело как одна из черных футболок Ника из бара «Бургер», ее беременный живот выпирал, искажая логотип, и пару серых треников.

Должно быть, ей очень неудобно, потому что она никогда не носила треники. Никогда.

Миа вскочила со стула напротив Коко.

— Привет! — завизжала она, подбегая ко мне с распростертыми руками. Она была невысокого роста, как и я, но темноволосая и одета гораздо более непринужденно — в джинсы и футболку с V-образным вырезом и надписью «Виноградники Абелярд» спереди.

— Привет, — сказала я, крепко обнимая ее. — Я так рада тебя видеть. Ты отлично выглядишь.

— Ты тоже. Присаживайся, — она взяла меня за руку и подвела к столу.

Я села на стул рядом с Мией и поставила свою сумку на пол.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила я Коко.

Она нахмурилась.

— Как будто проглотила злобного инопланетянина в форме пляжного мяча с руками и ногами, и он решил избить меня изнутри.

— Он? — я перевела взгляд с нее на Мию и снова на нее. Насколько я знала, Коко и Ник не хотели узнавать пол до рождения. — Ты точно знаешь, что это еще один мальчик?

 — Нет, — твердо сказал Ник позади нас. — Мы не знаем.

— Почему это не должен быть мальчик? — спросила Коко, вскидывая руки вверх. — У меня было три мальчика подряд. Думаю, это единственный пол ребенка, который мы умеем делать, — она сузила глаза. — Или это, или моя бабушка наложила на меня какое-то заклятие.

Миа засмеялась.

— Ну, никогда не знаешь. Может быть, этот удивит тебя.

— Обед через пять минут, дамы, — Ник подошел к холодильнику и открыл его. — Эмми, могу я предложить тебе что-нибудь выпить? У нас есть вода, газированная вода, чай со льдом, диетическая кола, белое вино, красное вино, игристое...

— О-о-о, попробуй игристое, — Миа поднесла бокал с вином к губам. — Я принесла его.

— Вино-о-о-о-о, — стонала Коко, — Боже, как я скучаю по вину. Как скоро я снова смогу выпить немного?

— Детка, ты можешь потягивать шампанское уже сегодня, если только родишь этого ребенка, — весело ответил Ник.

Коко положила две руки на живот.

— Ты слышишь? Пора выходить. Маме нужен бокал вина.

— Я попробую игристое, спасибо, — сказала я Нику. — У тебя появились тренировочные схватки? — спросила я Коко.

Она кивнула.

— Да. На самом деле, думаю, что этот ребенок появится скорее раньше, чем позже. Ты справишься со всем на работе на этой неделе?

— Абсолютно, — сказала я, взяв бокал вина, который протянул мне Ник.

— Хорошо. Эми может помочь тебе, и Миа сказала, что она тоже готова поработать, если тебе понадобится.

— Определенно. Я здесь до четверга, — сказала Миа.

Эми была помощницей Коко, и она взяла на себя много дополнительной работы после того, как Люси уволилась. На самом деле, она справилась настолько хорошо, что мы даже не стали заменять предательницу.

— Мне, наверное, будет хорошо с Эми, но было бы здорово поработать вместе, — сказала я Мие.

Она улыбнулась.

— Я тоже так думаю. На самом деле, говоря о совместной работе, хотела спросить тебя кое о чем, — мы обе сидели, когда Ник подошел с двумя тарелками и поставил их перед нами.

— Вот, дамы, держите. Курица Пикката, немного овощей, немного ньокки...

— Выглядит аппетитно, — сказала я, вдыхая аромат. — Спасибо.

— Не за что, — он подмигнул мне, прежде чем вернуться, чтобы наполнить тарелку для своей жены, и я снова подумала, как повезло Коко.

— Так в чем дело? — спросила я Мию, поднимая вилку.

— Что ты скажешь о том, чтобы переехать на север этим летом, и помочь мне открыть новый филиал «Девин Ивентс»? Мы проводим так много специальных мероприятий в Абелярде — тонны свадеб — и мне часто звонят с просьбой разработать мероприятия для других помещений. Мне бы очень пригодилась чья-то помощь.

— А как насчет Скайлар? — спросила я, назвав имя помощницы Мии.

— Она родила близнецов прошлой осенью, и сейчас берет отпуск на год. Я пыталась обойтись без нее, но на самом деле не могу. Не в летнее время.

— Что насчет «Девин Ивентс» здесь? — я посмотрела на Коко.

— Я сказала Мие, что ты мне понадобишься, по крайней мере, на следующие два месяца, чтобы помочь мне пережить дни новорожденного, и помочь обучить Эми. Она хороша, но она не Эмми Девин, — она улыбнулась мне, когда Ник поставил перед ней тарелку.

— Спасибо.

Мое сердце радостно затрепетало от комплимента. Я была уверена в своей работе, но всегда приятно услышать похвалу от того, кем ты восхищаешься.

— И это совершенно нормально, — сказала Миа. — Я смогу справляться со всем в течение двух месяцев. В любом случае, в июне все только начинается. А летом там очень красиво. Тебе понравится.

— Ты должна поехать, — подбодрила Коко. — Это что-то новое. Возможность выбраться из рутины.

Я сунула в рот кусочек куриной Пиккаты и задумалась, имела ли она в виду профессиональную или личную рутину. Казалось, плохим знаком было то, что я не была уверена.

— А если не захочешь остаться после окончания лета, ты можешь вернуться в Детройт, — Миа подняла свой бокал с вином. — Скайлар будет готова вернуться к тому времени, и она могла бы помочь мне нанять кого-нибудь нового. Но, если тебе понравится, и ты захочешь остаться, отлично.

Я подумала об этом, откусывая еще кусочек. Мне очень понравилось там, когда я навещала Мию прошлым летом. Полуостров Олд Мишн, где находился Абелярд, был прекрасен — холмы, великолепные поля и сады, живописные виды на воду. А Траверс-Сити, расположенный прямо у подножия полуострова, был приятным маленьким городком, но не слишком маленьким, с прекрасными пляжами и множеством магазинов. Они могли бы предложить множество уникальных мест для проведения мероприятий, и я была уверена, что мне понравится работа. Но это означало бы оставить жизнь здесь... оставить Нейта позади, а вчера вечером было ощущение, что мы находимся на пороге чего-то хорошего. Переезд в пять часов езды на два месяца, вероятно, положит конец всему, что было. Похоже, что даже живя в квартире напротив, это будет достаточно сложно.

— Можно мне немного времени, чтобы подумать об этом? — спросила я.

— Конечно, — ответила Миа. — Возьми пару недель. Да хоть месяц.

— Спасибо.

Внезапно над нашими головами раздался громкий стук.

Коко вздохнула.

— Ник, мальчики снова прыгают на кровати. Не мог бы ты их оттуда убрать?

— Я займусь этим, — сказал он. — Приятного обеда, дамы. У нас еще много всего, если хотите.

Он оставил нас одних, и мы, доев свои блюда, принялись за второе. Мы говорили о «Девин Ивентс», о винодельне, о возможностях проведения различных мероприятий там и в других местах на севере, и к тому времени, когда закончили есть, я уже действительно раздумывала о переезде. Это было бы что-то другое, и, возможно, смена обстановки — это то, что мне нужно. Я просто хотела дать этой истории с Нейтом немного времени, может быть, несколько недель, чтобы посмотреть, заведет ли она куда-нибудь.

Если нет, скажу Мие, что согласна на эту работу.

После обеда мы с Мией были слишком сыты для десерта, но Коко попросила нас принести ей ложку и упаковку «Голубой луны» из холодильника. Я принесла их ей, пока Миа наполняла наши бокалы вином.

— Не могу насытиться этой дрянью. Это возмутительно, — Коко засунула ложку в коробку и зачерпнула большой кусок мороженого. — Итак, Эмми, в связи с мероприятием в четверг... — она замолчала, на ее лице появилось недоверчивое выражение, и она опустила ложку в коробку. — Либо я только что намочила штаны, либо у меня отошли воды. И то, и другое вполне возможно.

Мы с Мией уставились на нее.

— Ты серьезно? — спросила я.

Коко кивнула, положив ложку в коробку.

— Кто-нибудь из вас может позвать Ника?

— Я позову, — я вскочила и побежала к лестнице. — Ник? — позвала я с лестницы. — Ты нужен Коко.

Через секунду он слетел вниз по трем ступенькам за раз.

— В чем дело? — выражение его лица было обеспокоенным.

— Она думает, что у нее отошли воды, — задыхаясь, сказала я, следуя за ним на кухню.

Ник сразу же подошел к ней и взял ее за руку.

— Что я могу сделать, детка?

— Помоги мне подняться.

Ник взял ее за одну руку, а Миа — за другую, пока она с трудом поднималась на ноги. Задняя часть ее брюк была мокрой, и она застонала, когда медленно шла в ванную.

— Никогда не беременей, Эмми, — сказала Коко через плечо, пока Ник вел ее в ванную, расположенную в коридоре. — Видишь, что происходит? Ты уже не будешь знать, когда писаешь в штаны. И твой муж все об этом будет знать. Романтика мертва! — крикнула она, скрываясь в ванной и закрывая дверь.

Миа закатила глаза, а Ник посмотрел на меня.

— Не обращай на нее внимания. Она всегда так себя ведет. Родить ребенка — это замечательно. У тебя их должно быть десять.

— Для тебя, может, и замечательно! — крикнула Коко через закрытую дверь. — А для меня это будет 12 часов родов и вытаскивание этого инопланетного пляжного мяча!

Лицо Ника озарилось улыбкой.

— Это значит, что у тебя отошли воды?

— Да, — унитаз спустил воду, и она вышла. — Помоги мне подняться наверх, — сказала она ему. — Мне нужно переодеться, и взять сумку. Извините, девочки. Вынуждена прервать обеденное свидание.

— Как ты смеешь рожать, пока я не допила вино, — пошутила Миа.

— Не беспокойся о нас, — сказала я ей.

— О нет. Мои родители все еще в Мексике, — сказала Коко Нику. — Говорила же им не отправляться в эту поездку так близко к дате родов! Некому присмотреть за детьми!

— Привет. Я здесь, — сказала Миа, положив руку на грудь. — Я смогу с ними справиться.

— Я тоже могу остаться, и помочь, — предложила я.

Она благодарно посмотрела на нас обеих.

— Вы потрясающие девчонки. Кто-нибудь может забрать Джанни из школы в 3:30?

— Конечно, — сказала я.

— И накормить их чем-нибудь на ужин? — продолжила она, пока Ник вел ее к лестнице.

— Не волнуйся ни о чем, детка, — сказала Миа. — Просто роди этого ребенка, чтобы ты могла выпить с нами немного вина на этой неделе!

К тому времени, когда Ник и Коко спустились вниз, а мальчики шли за ними по пятам, мы с Мией убрали обеденную посуду в посудомоечную машину, засунули мороженое обратно в морозилку и убрали остатки еды в холодильник.

— Оставайся здесь, — сказал Ник жене, ведя ее к боковой двери. — Я пригоню машину.

Несмотря на то, что это был их четвертый ребенок, я видела, что он беспокоился о своей жене, которая морщилась, когда шла, закрыв глаза. Он выскочил и побежал в гараж. Мгновение спустя его внедорожник появился в поле зрения, и Миа придержала дверь одной рукой, а другой быстро обняла Коко.

— Люблю тебя, — сказала она. — Удачи.

Ник выпрыгнул, чтобы помочь жене забраться на пассажирскую сторону, и, закрыв ее дверь, снова сел за руль.

— Я буду держать вас в курсе, — сказал он, помахав нам и мальчикам, которые прыгали вверх и вниз по обе стороны от меня, крича:

— Пока, мамочка! Пока, папочка! Принесите нам домой ребенка! Но не девочку!

Мы с Мией рассмеялись.

— Извините, что я вам это говорю, но так не бывает, — сказала она им. — Как насчет того, чтобы поставить для вас фильм? И принести вам что-нибудь перекусить?

Они были согласны, и как только мы устроили их в спальне рядом с кухней, Миа достала бутылку вина из холодильника и налила последнюю порцию в наши бокалы.

— Ты можешь остаться ненадолго? — спросила она. — Я все еще хочу наверстать упущенное.

— Конечно, — я опустилась обратно в кресло. — Как Лукас и дети?

Она загорелась, как всегда, когда говорила о своей семье, и достала телефон, чтобы показать мне фотографии красивого загородного дома во французском стиле, который они построили на полуострове рядом с виноградниками, дегустационного зала и садов, где они проводят мероприятия, и свадьбы, и они провели там прошлое Рождество. Она пролистала еще несколько.

— О, это было прошлым летом.

Это была семейная фотография, на которой она держала на руках их младшего, мальчика по имени Гейб, а Лукас держал за руки двух старших детей, Анри и Элли. Позади них ряды виноградных лоз на вершине холма исчезали в лучах заходящего солнца.

— Боже, это похоже на открытку, — я покачала головой. — У тебя идеальная семья. Идеальная жизнь.

Она улыбнулась.

— Спасибо. Иногда мне так кажется, иногда нет. Но мне очень повезло. Теперь расскажи мне о себе. Как твои родители? Твои сестры?

Я рассказал ей обо всех, даже об отношениях Стеллы с Жужжем, что рассмешило ее.

— Ну, разные отношения работают по разным причинам, — сказала она. — Я не могу жить без секса, но, может быть, это только у меня.

— Я тоже не думаю, что смогла бы, — призналась я, думая о прошлой ночи. Мои мышцы внизу живота напряглись.

— Ты сейчас с кем-нибудь встречаешься? — спросила она. — Когда мы разговаривали в последний раз, ты как раз переживала из-за того парня Ричарда.

— Фу, — я скорчила гримасу. — Он давно ушел. Что касается сейчас... — я не была уверена, как ответить на ее вопрос. — Может быть.

Она наклонила голову.

— Может быть?

— Это довольно сложно.

— Расскажи мне, — сказала она, опрокидывая свой бокал с вином.

Сделав глубокий вдох, я рассказала ей о Нейте, ребенке и о том, что произошло между нами за выходные.

— Так что это действительно что-то новое, — сказала я. — Но он мне очень нравится. И думаю, что я нравлюсь ему.

По крайней мере, я так думала вчера вечером.

— Понятно. Это из-за него ты не решаешься уехать на лето?

— Да, — признала я, вертя свой пустой бокал за ножку. — Но, наверное, не стоит. Не похоже, что у нас что-то серьезное.

Она ткнула меня в плечо.

— Дай ему шанс, Эм. Это была всего одна ночь.

— Я знаю, но... мы с ним давно знакомы. И он был очень откровенен со мной, что он не из тех, кто любит отношения, и не очень верит в счастливую жизнь и все такое.

Миа понимающе кивнула.

— Я когда-то знала такого парня. Хочешь знать, где он сейчас? Дома с нашими тремя детьми.

— Нейт совсем не такой, как Лукас. Или как Ник. Эти парни не боятся показывать свои чувства.

— Они не были такими, когда мы с ними познакомились, — Миа легонько сжала мою руку. — Я не знаю Нейта, поэтому не могу сказать наверняка, но я знаю, каково это — чувствовать то же, что и ты, и волноваться, что он никогда не будет чувствовать то же самое. Потерпи, дай ему время осознать, что у него есть. Сосредоточься на других вещах. Позволь ему скучать по тебе.

— Так вот что ты сделала?

Она задумалась на мгновение.

— Мы с Лукасом жили на расстоянии океана друг от друга в течение нескольких месяцев после нашей первой встречи, поэтому скучать друг по другу было в порядке вещей. Но я скажу тебе, что мне пришлось научиться делать — перестать зацикливаться на том, что принесет будущее, и научиться наслаждаться настоящим.

Я вздохнула.

— Ты говоришь как Марен. Она всегда говорит мне, что я должна научиться быть более собранной. Она думает, что это поможет мне достичь большего внутреннего мира и гармонии, — я свела пальцы и изобразила в воздухе между нами сердечко.

Миа засмеялась.

— Боже, я люблю Марен. Кто знает, может, она права! Конечно, больше внутреннего мира и гармонии никогда никому не повредит.

Я поблагодарила ее за совет и предложение работы, и мы перешли к другим темам. В 3:30 я осталась с малышами, пока она бегала забрать Джанни из школы, а чуть позже помогла ей приготовить ужин для них троих. Ник написал, что ребенка пока нет, но Коко точно рожает, и он сообщит нам, как только появятся новости.

Я вернулась домой около шести, и подумывала о медитации или йоге, чтобы быть более собранной, но решила надеть пижаму, постирать вещи и досмотреть «Это мы» (избавившись от половины упаковки салфеток, потому что я не могу смотреть это шоу без слез). На ужин я разогрела оставшиеся спагетти и подумала, делает ли Нейт то же самое. У меня почти возникло искушение написать ему сообщение и узнать не нужна ли ему помощь или компания, но решила этого не делать. Сегодня утром он действительно вел себя как задница.

И я пошла к нему вчера вечером. Теперь была его очередь. Даже он должен быть в состоянии понять это.

Пока я готовилась ко сну, Ник написал, что Коко родила девочку, которую они назвали Фрэнсис, в честь прабабушки Ника, и будут звать Фрэнни. С ребенком все было в порядке, с Коко все было в порядке, и все наслаждались шампанским. Это заставило меня улыбнуться — у них были все основания для праздника. Любовь, которая бывает раз в жизни, четверо прекрасных детей, ничего, кроме счастливой жизни, впереди.

Как некоторым людям так везет? — задавалась я вопросом, лежа без сна в темноте. — Как в этом огромном мире, полном миллиардов людей, некоторым удается найти того единственного человека, с которым им суждено быть вместе? Как им удалось сделать так, чтобы все частички идеально легли на свои места? Было ли это вопросом географии?

Ведь Коко и Ник учились в одном колледже. Однажды он увидел, как она проходит мимо кампуса, и понял, что это она. Значит, и время тоже имело значение.

Что если бы она в тот день опоздала на занятия? Что, если бы он смотрел в другую сторону?

Я подумала о Мие и Лукасе. Они познакомились в Париже, когда Миа случайно зашла в бар, где он работал.

Что, если бы она выбрала другой бар? Что, если бы он не работал в тот вечер? Что, если бы не было дождя, и она вообще не пошла бы в бар? Что, если бы она продолжала идти?

Если бы хоть одно из обстоятельств изменилось хоть на йоту, один из фрагментов мог бы не сложиться, и их пути никогда бы не пересеклись. Их история осталась бы нерассказанной.

Я подумала о решении Стеллы быть с мужчиной, чье общество ей нравилось, хотя между ними не было физической искры.

Успокоилась ли она, потому что устала ждать, или же решила извлечь из этого максимальную выгоду?

Логически я понимаю, что иметь такого спутника, как Уолтер, было бы лучше, чем проводить ночь за ночью в одиночестве. Но это казалось таким несправедливым.

Почему молния ударяет в одних людей, а в других нет? Почему некоторые из нас снова и снова выбирают не тех людей, а у других все получается с первого раза? Почему в детстве нам говорили, что нужно слушать свое сердце, в то время как такие вещи, как география, время или удача, казалось, имели гораздо большее значение?

Что же все-таки знают наши сердца?

Нейт

В понедельник Эмми не звонила, не писала и больше не заходила.

Не было от нее вестей и во вторник.

И в среду.

Сначала я чувствовал себя виноватым, потому что решил, что это моя вина — вести себя так, будто между нами ничего не изменилось в понедельник утром после всего, что произошло в воскресенье вечером. Возможно, ее чувства были задеты. Или, может быть, она была в замешательстве. Я знал, что должен связаться с ней, извиниться, объясниться, но по какой-то причине не мог заставить себя поднять трубку телефона или пройти через коридор, и постучать в ее дверь.

А может, я все же ошибаюсь?

Может быть, она была в полном порядке и просто занята на работе. В конце концов, она сказала мне, что будет очень занята на этой неделе.

Но я скучал по ней. Не только по ее помощи с Пейсли, но и по ее обществу. По ее лицу. Ее смеху. По тому, как она заставляла меня чувствовать себя. За последние несколько дней мы провели так много времени вместе, что трудно было поверить, что до приезда Пейсли мы могли неделю или около того не видеть друг друга в коридоре. Возможно, проходили целые дни, когда я ни разу не вспоминал о ней. Теперь это казалось невозможным. Я не мог выбросить ее из головы.

Через некоторое время я начал злиться на нее.

Она наказывает меня? Намеренно игнорирует, чтобы доказать свою точку зрения? Может быть, она посылает какой-то сигнал, который говорит: «Мне ничего не нужно, если я не могу получить все»? Это пассивно-агрессивный способ дать мне понять, что я уже успел разочаровать ее, менее чем за двадцать четыре часа?

Разве не она сказала, что хочет быть открытой и честной?

Это казалось мне детской игрой, и я не стал бы в нее играть.

Если она была чем-то расстроена, она должна была сказать мне об этом, а не ждать, что я буду читать ее мысли, черт побери!

Именно поэтому я не хотел связываться с ней с самого начала. Она была слишком эмоциональна. Не понимала меня. И, очевидно, солгала, что у нее нет никаких ожиданий. Тем временем я был уставшим, раздраженным и одиноким, запертым в своей квартире, где никто, кроме ребенка, не составлял мне компанию, и мне почти не удавалось поспать.

К вечеру среды я больше не мог этого выносить. Услышав ее голос в коридоре около 10 вечера, я подбежал к своей двери и приложил к ней ухо.

— Абсолютно, все прошло отлично, — говорила она. — Ни о чем не беспокойся, просто отдохни. Ты рада вернуться домой? — пауза. Звяканье ключей. — Хорошо. А как дела у Фрэнни? Я видела фотографию, она такая милая! Все эти волосы!

Наверное, Коко родила, — подумал я. — Похоже, это была девочка.

Я услышал, как ключ повернулся в замке Эмми.

— Ну, не могу дождаться, чтобы увидеть вас обеих. Дай мне знать, когда будете готовы к приему гостей, — еще одна пауза, за которой последовал смех. — Уверена, что да. Звучит здорово. Хорошо, берегите себя. Пока.

После этого я услышал, как дверь в ее квартиру открылась и закрылась. Я выпрямился, пытаясь придумать какую-нибудь причину, чтобы пойти туда, и увидеть ее. Конкретную причину, а не эмоциональную. Мои глаза просканировали комнату, но ничего не бросилось мне в глаза. Мгновение спустя Пейсли, дремавшая в качелях, проснулась, и начала плакать. Когда я был на кухне и готовил ей бутылочку, меня осенило.

Ее пластиковые контейнеры, в которых она принесла спагетти и фрикадельки!

Я съел вчера все остатки еды из них и вымыл их. Я мог бы их вернуть. Это была хорошая причина, верно?

Покормив Пейсли, я положил ее в слинг, собрал контейнеры и пошел через холл. Постучал в дверь, мой желудок подрагивал, словно я был подростком, собирающимся на первое свидание. Быстро провел рукой по волосам и проверил дыхание. Я был почти уверен, что принял душ и почистил зубы сегодня, но точно не сделал ничего лишнего.

Подходит ли моя одежда? Нет ли пятен на рубашке? Да, нет, да. Черт.

Я нервничал. Услышал шаги в ее квартире, и моя грудь сжалась. Но, когда она открыла дверь, я вел себя спокойно.

Ну, настолько спокойно, насколько это возможно, когда парень носит ребенка на груди и несет кучу контейнеров.

— Привет, — сказал я непринужденно. — Я принес твои контейнеры.

— О. Спасибо, — выражение ее лица было пустым, по крайней мере, пока она смотрела на меня. Когда ее взгляд упал на Пейсли, она улыбнулась. — Привет, орешек. У тебя все хорошо?

Я не мог видеть лицо Пейсли, но она не плакала, а пинала ножками и шевелила ручками, как будто была рада видеть Эмми. Я тоже был рад, но не подавал виду.

— У нас все хорошо, — ответил я, как будто она спросила, как дела у нас обоих. — А как ты?

Она выпрямилась, и снова сделала пустое выражение лица.

— Нормально. Только что вернулась домой с работы.

Я кивнул, рассматривая ее черную блузку, юбку-карандаш и туфли на каблуках. Ее изгибы выглядели восхитительно — грудь, бедра, икры.

— Хорошо выглядишь.

— Спасибо. Хочешь, я возьму это?

Она потянулась к контейнерам в моих руках, но я не хотел отдавать их ей, потому что тогда она могла бы развернуться, и уйти с ними в квартиру, а я был бы вынужден вернуться домой, и провести еще один вечер в одиночестве.

— Я занесу их, — предложил я и, не получив приглашения, как бы боком прошел мимо нее в ее квартиру. — Мне поставить их на кухне?

Она тяжело вздохнула и закрыла дверь.

— Да.

Я поставил их на стойку и заметил, что она только что открыла бутылку «Абелярд Пино Нуар». Один пустой бокал стоял рядом с бутылкой.

— Винодельня твоей кузины, верно? Они делают отличные вина. Ты когда-нибудь пробовала их «Рислинг»?

— Нет, — она медленно подошла ко мне, скрестив руки на груди. — Я не очень люблю «Рислинг».

Я кивнул. Последовавшее за этим молчание было неловким. Извинения, которые я должен был ей принести, застряли у меня в горле, я не мог придумать, что еще сказать, а она, похоже, не была склонна спасать меня. Мог ли я винить ее?

Но мгновение спустя она вошла на кухню и поставила еще один бокал.

— Хочешь немного? — в ее голосе не было ни капли энтузиазма.

Это было довольно неубедительное приглашение, но я его принял.

— Да. Спасибо.

Она налила вина для нас обоих и передала один бокал мне. Затем, ничего не сказав, прислонилась спиной к стойке, и долго пила из своего бокала. Я пытался придумать, что сказать, когда она заговорила.

— В понедельник я виделась со своей кузиной, и она предложила мне работу на севере.

— Ты собираешься согласиться?

— Я еще не решила.

В моем животе сразу же образовалась яма. Я не хотел, чтобы она устраивалась на работу в другом месте, но не мог этого сказать.

— Тебе стоит. Это отличный округ.

— Да.

По выражению ее лица я понял, что она обижена.

Боже, какой же я мудак.

Я пришел сюда, потому что мне не хватало ее смеха, а все, что я делал, это делал ее несчастной. Я попытался снова.

— В последний раз, когда мы пили вино на твоей кухне, у тебя на столе лежал жареный кролик.

Она кивнула.

— И еще улыбка на твоем лице.

— Извини. Наверное, день был долгим, — она скрестила ноги у лодыжек и провела одной рукой по животу. Послание было ясным.

Черт. Она жесткая.

Я поставил свой бокал с вином, не отпив из него.

— Эмми, перестань.

— Что?

— Перестань пытаться отделаться от меня.

У нее отвисла челюсть.

— Я пытаюсь отделаться от тебя?

— Да. Это очевидно.

Затем она рассмеялась, но это был не тот смех, которого я ждал.

— Хорошая шутка, Нейт, ведь это ты вел себя, как совершенно незнакомый человек, в понедельник утром.

— Я не вел себя как незнакомец, — защищаясь, сказал я, хотя прекрасно понимал, что она имеет в виду. — Я вел себя, как друг, кем мы и являемся.

Она закатила глаза.

— Ладно, неважно. Если ты хочешь притвориться, что между нами ничего не было, валяй. Но у нас был разговор об этом, и...

— Во время которого ты сказала, что будешь терпелива со мной, — перебил я.

— И во время которого ты сказал, что будешь открытым и честным со мной.

— Я сказал, что попытаюсь, — отстреливался я. — Говорил же тебе, что плох в этом. У меня не получается.

Она оторвалась от стойки и выпрямилась.

— Это чушь, Нейт. Ты плох в этом не потому, что не получается. Ты плох в этом, потому что не позволяешь себе быть хорошим. Потому что не хочешь, чтобы кто-то нуждался в тебе.

Я вспыхнул.

Как она смеет бросать мои собственные слова мне в лицо! Вот почему не следует открывать людям свои слабости — они используют их против тебя.

Я был так зол, что не мог найти слов, чтобы защитить себя. Со мной такого никогда не случалось.

У Эмми, однако, слов было предостаточно.

— Ну, ты мне не нужен. И мне не нужно это в моей жизни. Так что ты получил то, что хотел.

Это не то, чего я хотел!

Мне захотелось закричать. Но я просто стоял там, мои руки сжались в кулаки, лицо и шея горели, челюсть сжалась. Пейсли начала плакать.

Ничего больше не сказав, я развернулся, и выбежал вон. Ее дверь уже захлопнулась за мной, когда я понял, что забыл взять с собой ключ и не могу войти в свою квартиру.

Черт!

Я ударил себя руками по голове, пока Пейсли плакала, и извивалась в слинге. Теперь я должен был постучать в ее дверь и попросить о помощи, снова, когда только что был мудаком по отношению к ней, снова.

Да что со мной такое?

Я уперся одной рукой в дверь, и сделал несколько глубоких вдохов. Другой рукой я погладил животик Пейсли через переднюю часть слинга.

— Прости меня, малышка. Это не твоя вина.

Эмми тоже не виновата. Я не могу набрасываться на нее только потому, что был зол на то, какое направление приняла моя жизнь, и я чувствовал себя неготовым справиться с этим. Я также не мог винить ее за то, что она подошла ко мне так близко, что увидела все мое дерьмо. Я позволил ей подойти так близко. И хотел, чтобы она была еще ближе. Просто было чертовски трудно впустить кого-то после всего этого времени.

Но мне не нравилось, кем я был. Я мог бы быть лучше.

Повернувшись, я на секунду закрыл глаза, сделал еще один глубокий вдох, затем постучал в ее дверь.

Она не сразу ответила, а когда открыла, я понял, что она плакала. Ее глаза налились кровью, тушь размазалась, а нос покраснел. Я чувствовал себя ужасно.

— Мне жаль, — сказал я. — Ты права. Я был козлом в понедельник утром, и знал это. Я скучал по тебе два дня, но был слишком упрям, чтобы признать это, и извиниться. Возвращение контейнеров было лишь предлогом, чтобы увидеть тебя.

Она фыркнула.

— Ты можешь простить меня? Пожалуйста?

Ей потребовалось мгновение, но она медленно кивнула, снова скрестив руки на груди.

— Хорошо. Это все, чего ты хочешь? Прощения?

Я тяжело сглотнул. Я мог бы сказать «да». Мог бы уйти от этого прямо сейчас. А она могла бы устроиться на работу на севере и встретить отличного парня в винном бизнесе, который будет с ней хорошо обращаться. Но, когда я представил ее в объятиях другого человека, мне стало плохо.

— Нет. Это не все, чего я хочу.

Она подождала, прислушиваясь.

— Я хочу еще один шанс с тобой. Хочу стараться еще больше. И я не хочу, чтобы ты соглашалась на ту работу на севере.

— Нейт, — сказала она, ее голос дрожал, — не говори таких вещей, если ты их не имеешь в виду.

— Я говорю серьезно, — я посмотрел ей прямо в глаза. — Пожалуйста, Эмми. Дай мне еще один шанс. Я могу быть лучше.

— Ты должен впустить меня, — сказала она, снова заливаясь слезами. — Я могу быть терпеливой, могу быть твоим другом, могу простить многое. Но ты должен впустить меня. Говорить со мной. Довериться мне.

— Я впущу, — пообещал я, желая обнять ее прямо сейчас. Между нами Пейсли плакала все громче. — С этого момента я впущу.

Эмми фыркнула, и улыбнулась.

— Бедняжка. Ты должен уложить ее в постель.

— Знаю, но... — я опустил голову. — Я запер дверь, и забыл ключ.

— Ты что?

— Я забыл свой ключ.

Она разразилась смехом, вытирая глаза.

— Боже мой. Это впервые. Подожди, дай мне взять твой ключ, — затем она наклонила голову. — Подожди-ка. Ты ведь не из-за этого извинился? Только для того, чтобы получить свой ключ?

Я поднял обе руки.

— Нет. Клянусь Богом, я серьезно извинился, и сделал бы это в любом случае. Забыв ключ, я просто как бы... ускорил процесс.

— Ха. Ты прав.

Через минуту она впустила нас в мою квартиру, и задержалась в дверях.

— Нужна помощь с ней? — спросила она.

— Нет, я сам, — сказал я, поднимая Пейсли из слинга. — Постараюсь уложить ее спать. Но был бы рад, если бы ты осталась.

Улыбка, которую я ждал, озарила ее лицо.

— Позволь мне сменить рабочую одежду, и вернуться, хорошо?

— Конечно, — я снял слинг и бросил его на стул. — Но сначала подойди сюда, — придерживая Пейсли с одной стороны, я протянул другую руку Эмми. Она прижалась ко мне, положив голову мне на плечо и обхватив руками мою талию. Я поцеловал ее в макушку. — Прости меня, — сказал я снова, — я был идиотом.

— Ты был, — согласилась она. — Но сейчас ты проходишь через многое, и все это нелегко. Я здесь для тебя.

— Спасибо, — я закрыл глаза, гадая, как долго она продержится.

Пейсли заснула довольно быстро, после пятнадцати минут укачиваний и баюканий. Я положил ее в кроватку, и спустился вниз, с удивлением обнаружив Эмми, сидящую на одном из кожаных кресел в розовой футболке и клетчатых пижамных штанах. У нее были босые ноги, она распустила волосы, и макияж был снят.

— Я сама себя впустила, — сказала она, поднимаясь. — Надеюсь, это нормально.

— Конечно, — я выключил весь свет, кроме одной лампы, чтобы видеть ее прекрасное лицо, и подошел к ней, положив руки ей на щеки. — Как бы я хотел куда-нибудь тебя сводить. Мне жаль, что мы все время торчим в этой квартире и вынуждены вести себя тихо. Мы даже не можем быть в моей постели.

— Ш-ш-ш, — она провела руками по моей груди, и поднялась на носочки, чтобы прижаться своими губами к моим. — Мне все равно, где мы будем. Я просто хочу быть рядом с тобой, — пока ее пальцы перебирали пуговицы на моей рубашке, я пробирался под ее футболку, скользя руками по ее мягкой, теплой коже, накрывая ладонями ее груди, дразня большими пальцами маленькие тугие соски. Мой член стал твердым в джинсах.

Она стянула с моих плеч рубашку, и я позволил ей упасть на пол и стянул футболку через голову. Она тут же прильнула ртом к моей груди, целуя один сосок, обводя и поглаживая его языком. Ее левая рука переместилась к моему паху, и погладила эрекцию, выпирающую на джинсовой ткани.

Мои колени чуть не подкосились.

— Черт, как приятно, — я протянул одну руку между ее ног и нежно погладил ее по фланелевой ткани.

Она застонала и поднесла руки к пуговице и молнии моих джинсов. Спустив их до колен, она взяла меня за бедра, повернула спиной к креслу, в котором сидела, и толкнула меня вниз. Затем она встала передо мной на колени.

— О Боже, — сказал я, когда она подняла футболку над головой. Ее кожа цвета слоновой кости сияла, ее идеальная грудь заставила мой рот наполниться слюной, а ее озорное выражение лица заставило мой член дернуться.

Она собрала свои длинные белокурые волны на макушке, покачиваясь возле моих коленей.

— Подержишь мои волосы? — игриво спросила она.

Я поменял ее руки на свои, думая, что мне нужно еще как минимум две пары, чтобы коснуться каждого места на ее теле, которое я хотел бы потрогать прямо сейчас. Но мгновение спустя я был заворожен видом ее пальцев, тянущихся к моему члену, обхватывающих его, двигающихся вверх и вниз по стволу, кружащихся над кончиком. Она приблизила свои губы к нему, и я затаил дыхание, крепко стиснув челюсть, борясь с инстинктом использовать свои руки на ее голове, чтобы приблизить ее рот к себе. Все, о чем я мог думать, это как хорошо буду чувствовать себя, когда мой член пройдет через эти сочные, пухлые губы в теплый, влажный рай ее рта.

Но она заставила меня ждать. Не торопилась, облизывая по бокам мой член снизу вверх, обводя языком кончик, нежно проводя губами по самым чувствительным нервным окончаниям. Наконец, она взяла в рот головку, нежно посасывая, ее руки по-прежнему обвивали мой член. Мышцы моих ног напряглись. Мои бедра хотели двигаться. Мое дыхание было коротким, быстрым.

— Эмми, — умолял я.

Она подняла на меня глаза, и тихо засмеялась, проводя языком по моей головке.

— Чего-то хочешь?

— Да.

— Дай мне услышать. Ты обещал говорить со мной, помнишь? — ее дыхание было теплым на моей коже. Она лизнула меня еще раз, длинными, круговыми движениями, как делают с рожком мороженого в жаркий день. — Скажи мне, чего ты хочешь.

Я бы, наверное, рассмеялся от удивления, если бы не был так заведен.

Она хочет, чтобы я говорил ей пошлости? Нет проблем.

— Я хочу твой рот на моем члене и немедленно.

— Такой требовательный, — поддразнила она, но дала мне то, что я хотел, открыв губы и скользнув вниз примерно на треть пути, прежде чем подняться, а затем сделать это снова.

— До конца, — сказал я хрипловато. — Я хочу почувствовать, как мой член упирается тебе в горло.

На этот раз она продвинулась дальше, примерно на половину, и осталась там, используя свои руки, чтобы водить ими вверх и вниз во время сосания. Это было так приятно, что я мог бы кончить в мгновение ока, но все еще хотел увидеть, как она принимает его полностью.

— Глубже, — приказал я, используя свои руки, чтобы направлять ее — не слишком грубо, но достаточно, чтобы я мог контролировать ситуацию. — О, бл*дь, да, вот так... — я видел, как все большая часть моего члена исчезает в ее рту, чувствовал, как кончик погружается дальше. Она сопротивлялась мгновение, и я внимательно прислушивался к ее звукам, чтобы убедиться, что она может дышать. Я не хотел ее душить.

Во всяком случае, пока. Но не мог долго держать себя в руках, не тогда, когда она сосала и гладила меня, не тогда, когда работали ее руки, не тогда, когда она смотрела на меня большими глазами, словно ей нравился мой вкус, она не могла насытиться моим членом, хотела, чтобы я кончил вот так, горячо и сильно, прямо в ее горло. Я был так чертовски близок — мои руки крепко сжимали ее волосы, мой член был как сталь, все мышцы в нижней части моего тела гудели.

В любое другое время, с любой другой женщиной, возможно, даже в любую другую ночь, я бы сделал это.

Но сегодня я хотел чего-то другого.

Я приподнял ее голову.

— Что случилось? — спросила она, задыхаясь.

— Ничего. Я просто не хочу, чтобы это заканчивалось, — я встал, потянул ее на ноги, и избавился от ее пижамных штанов и нижнего белья. Джинсы я тоже снял, но не раньше, чем достал из бумажника презерватив. — А ты чертовски хороша. Я не смог бы долго продержаться.

— Хорошо, — сказала она, смеясь, когда я снова сел и потянул ее к себе на колени, ее бедра расположились на моих. Она надела презерватив, как и в прошлый раз, а я облизал два пальца, и потянулся между ее ног, скользя кончиками влажных пальцев по ее клитору. Ее рот открылся. Она обхватила меня за плечи и покачала бедрами. Я легко толкнул пальцы в нее — она уже была мокрой от того, что делала мне минет, что было так чертовски горячо, — и она застонала, опускаясь ниже, жаждая большего. Я довел ее до оргазма именно так, завороженно наблюдая, как ее кожа покраснела, голова откинулась назад, а тело задрожало.

Мгновение спустя я уже насаживал ее на свой член, надеясь, что у меня хватит сил продержаться достаточно долго, чтобы она кончила снова. Но мне было чертовски приятно находиться внутри нее, смотреть, как она скачет на мне с безрассудством, чувствовать запах секса и лета на ее коже.

Когда я был так близок к пределу, что знал, что это вопрос нескольких секунд, а не минут, я выгнул бедра и прижал ее к своему телу, сосредоточившись на поиске той точки глубоко внутри нее, которая заставит ее потерять контроль. Я понял, что нашел ее, когда почувствовал, как ее руки сжались вокруг моих бицепсов, увидел ошеломленное выражение на ее лице, услышал, как ее звуки сменились с быстрых вдохов на низкий, задыхающийся шепот:

— О Боже, о Боже, о Боже, о Боже.

Она застыла, ее глаза закрылись, а рот сложился в идеальную букву «О». Это было все, что мне нужно. Я отдался чистой животной жадности, схватив ее за бедра и двигая своим телом и ее телом исключительно ради своего удовольствия, прежде чем извергнуться в нее, мой член пульсировал снова, снова и снова.

После этого я притянул ее к себе и на мгновение замер. Ее руки обхватили меня, и она прижала мою голову к своей груди. И это была самая странная, бл*дь, вещь на свете, но по мере того, как мой пульс снижался, мое горло сжималось.

Что, черт возьми, со мной происходило?

В течение нескольких ужасающих секунд я думал, что сейчас опозорюсь, и начну рыдать, как гребаный ребенок. Я не мог дышать.

Моим инстинктом было убежать от нее. Встать. Избавиться от презерватива, и пожелать спокойной ночи. Моя обычная рутина.

Но я не сделал этого. Я оставался там, в ее объятиях, пока ощущения не прошли, и мои легкие снова не заработали нормально, а горло нестало свободным.

Эмми встала первой.

— Сейчас вернусь, — сказала она и поспешила в ванную внизу.

Я поднялся наверх, привел себя в порядок, надел спортивные штаны, проверил Пейсли, и вернулся вниз. Эмми стояла в нижнем белье и футболке, натягивая штаны. Я сел на диван.

— Иди сюда.

Улыбаясь, она села, и прижалась ко мне, перекинув ноги через мои колени и положив голову мне на грудь.

— Устала?

— Немного. А ты?

— Очень. Но я не разговаривал с тобой уже несколько дней и хочу услышать твой голос. Расскажи мне о предложении работы. И Коко родила ребенка?

Пока говорила, она поглаживала мою голую грудь кончиками пальцев. Она рассказала мне о разговоре с кузиной, о том, как у Коко начались схватки прямо за столом, и о том, что на этой неделе она практически сама вела дела.

— Неудивительно, что Миа хочет видеть тебя там, — сказал я, сжимая ее руку. — Ты профессионал. И хотя я эгоист и надеюсь, что ты откажешься, я понимаю, что это прекрасная возможность, и поддержу тебя, если ты решишь ею воспользоваться.

— Спасибо, — она подняла на меня глаза, и улыбнулась. — Это много значит для меня. Теперь твоя очередь. Расскажи мне что-нибудь.

Напомнив себе, что в ее глазах можно выглядеть не совсем идеально, что она действительно этого хочет, я рассказал о визите в офис в понедельник и о том, как это на меня повлияло.

— Мне достаточно трудно справиться с собственными негативными чувствами по поводу того, что я внезапно стал отцом, — признался я. — Слышать чужие — в десять раз хуже.

Она была в ярости.

— Почему люди говорят тебе такие вещи? Как они могут быть такими ужасными?

— Они были честны, я думаю.

— К черту. Честность — не оправдание грубости. Если у тебя нет ничего хорошего, чтобы сказать...

Я поцеловал ее в макушку.

— Ты такая милая.

Какое-то время мы сидели молча, потом она наклонила свое лицо к моему, на ее губах появилась улыбка.

— Ты действительно думал, что я не пойму всю эту историю с «возвращением твоих контейнеров»?

Я озорно усмехнулся.

— Да, наверное, это было довольно прозрачно.

— Это было абсолютно прозрачно. Если бы я не была так расстроена из-за тебя, я бы рассмеялась.

Я убрал волосы с ее лица.

— Ты ведь знаешь, что я, наверное, все равно буду лажать время от времени. Говорить глупости. Вести себя как мудак. Пытаться оттолкнуть тебя.

Она кивнула.

— Да.

— Не позволяй мне, — я притянул ее ближе, и прижался губами к ее лбу. — Не позволяй мне

Эмми

Четыре дня спустя я встретилась со своими сестрами на воскресном бранче в парке Кампус Мартиус в центре города.

— Доброе утро, — щебетала я, проскальзывая в кабинку вдоль стены рядом со Стеллой. Через стол Марен улыбнулась мне.

— Доброе утро, — сказала она. — Хорошо выглядишь. Это новая блузка?

— Спасибо. И да, она новая, — Нейт купил ее для меня вчера во время нашего похода по магазинам в Партридж Крик. Его мать отменила их запланированный визит в последнюю минуту, сказав, что не готова принимать гостей, и, хотя он притворялся, что не расстроен этим, я видела, что он огорчен. Я предложила послеобеденный поход по магазинам, чтобы вывести их с Пейсли из квартиры на солнечный свет. Это была великолепная пара дней — теплых и солнечных, температура была в районе 16 градусов, хотя до официального начала весны оставалось еще несколько дней.

— Красивая, — сказала Стелла. — Обычно ты не носишь много узоров.

Блузка была из шелкового шифона с цветочным рисунком, розовый принт на прозрачном белом фоне. Очень весенняя и романтичная. Я расправила плечи.

— Видимо, я немного расширяю границы. Меняю свой стиль.

— Это больше, чем блузка, — Марен изучала меня критическим взглядом сестры. — В тебе что-то изменилось. Ты светишься.

— Правда? — я притворилась, что изучаю меню.

Стелла наклонилась ко мне, пытаясь получше рассмотреть мое лицо.

— Да. Что с тобой происходит?

— Дай мне что-нибудь выпить, и я тебе расскажу, — я подала знак официанту и заказала бокал шампанского.

— О, звучит неплохо. Я присоединюсь к тебе, — сказала Марен.

— Я тоже, — поддержала Стелла.

Пока мы ждали свои напитки, я изучала меню. Никогда не была здесь раньше, но все звучало очень аппетитно. А может, это было просто мое хорошее настроение.

Официант вернулся через минуту с бокалами шипучки, и пообещал, что скоро вернется, чтобы принять наш заказ.

— Ладно, выкладывай, — сказала Стелла, как только мы снова остались одни.

— Да. Почему ты светишься? — спросила Марен.

— Во-первых, тост. За весну! — я подняла свой бокал. — Время возрождения и пробуждения.

Они обменялись взглядами, когда мы чокнулись бокалами.

— Она с кем-то занимается сексом, — сказала Стелла.

— Хорошим сексом, — добавила Марен.

Я резко наклонилась вперед.

— Потрясающим сексом, — уточнила я. — Четыре ночи самого потрясающего секса, который вы только можете себе представить.

Марен застонала от зависти.

— Нейт?

— Да, — я сделала глоток шампанского — оно было восхитительным, возможно, лучшим из того, что я когда-либо пробовала.

— Так, расскажи нам, что произошло, — попросила Стелла, нетерпеливо двигаясь рядом со мной в кабинке. — Когда мы виделись с тобой в прошлое воскресенье, ты говорила: мы просто друзья.

Я засмеялась.

— Ну, это было правдой, но потом я пошла к нему позже тем же вечером.

Марен была уже на краю своего сиденья.

— И?

— И все стало неожиданно и очень решительно, более чем дружеским, — я наклонилась к ним еще ближе, и прошептала. — У меня было два оргазма подряд.

— Два? — переспросила Стелла, словно не совсем веря в это.

— Два.

— Я слышала, что такое возможно, но никто из моих знакомых этого не подтвердил, — сказала Марен.

Я сделала еще один глоток, наслаждаясь тем, как пузырьки танцуют на моем языке.

— Считайте, что это проверено.

— Как тебе вообще это удалось, с ребенком и всем остальным? — поинтересовалась Стелла.

— В тот раз мы были на диване, а она спала наверху. Не знаю, как мы ее не разбудили, но, к счастью, не разбудили.

Официант вернулся, и мы сделали свои заказы — Стелла заказала креветки и поленту, Марен — омлет, а я выбрала хлебный пудинг и булочки с корицей. Я даже не чувствовала себя виноватой. На этой неделе я тренировалась четыре раза, и, кроме того, я полагала, что мы с Нейтом сжигаем, по крайней мере, пару сотен калорий за вечер.

— Ладно, продолжай, — подтолкнула Марен.

— Итак, после того первого раза он стал немного странным. Я имею в виду, не в ту ночь — в ту ночь он был в порядке, и когда я уходила, между нами все было хорошо. Он практически признался, что чувствует ко мне что-то, но у него есть такая особенность — не нуждаться в людях. Он не хочет ни в ком нуждаться и не хочет, чтобы кто-то нуждался в нем. На следующее утро я работала у него няней и поняла, что что-то не так. Он был каким-то отстраненным и безразличным.

— Ты спросила его почему? — Стелла выглядела любопытной.

— Нет, потому что я вроде как знала почему. Он был напуган.

— И что же ты сделала? — спросила Марен.

— Вообще-то ничего. Мне это было неприятно, но я решила, что нет смысла добиваться его, если он не заинтересован в том, чтобы рискнуть со мной, поэтому я оставила все как есть. И мы почти три дня даже не разговаривали, и не виделись.

— Ты оставила все как есть?

Выражение лица Марен сказало мне, как она была удивлена, и, признаюсь, в прошлом я, вероятно, пошла бы к нему, чтобы устроить скандал или, по крайней мере, потребовать рассказать, что я сделала не так.

— Да, — подтвердила я, пожав плечами. — Я чувствовала, что это его проблема, и он должен решить ее сам.

— Вау, — она села обратно, выражение ее лица было задумчивым и немного впечатленным. — Очень мудро с твоей стороны, Эмми. Ты даже не позвонила нам, чтобы высказаться по этому поводу. Блузка действительно не единственная новая вещь.

— Спасибо, — я не собиралась упоминать, что главная причина, по которой я не позвонила им, чтобы выговориться, заключалась в том, что я не хотела, чтобы они сказали, что Нейт просто использует меня как няню МакФак (порногероиня) в другом конце коридора. — Я действительно пытаюсь вести себя с Нейтом по-другому. Я совершила так много ошибок в прошлом, выбирая не тех парней или ожидая многого слишком рано, и виня себя, когда они меня подводили. Не хочу делать так в этот раз.

— Это замечательно, — сказала Стелла. — Звучит очень здраво.

— Я чувствую это. То есть я не чувствовала в те несколько дней, когда мы не разговаривали, но он появился у моей двери в среду вечером с ребенком в слинге на груди и моими пластиковыми контейнерами в руках, притворяясь, что просто хочет их вернуть, — я рассмеялась, покачав головой. — Это было так очевидно, что он делал, — я рассказала им о нашем споре и о том, как я постояла за себя. — Это было страшно, потому что я знала, что рискую полностью оттолкнуть его, но я смотрела на него и видела, что он не верит в ту чушь, которую несет. Он был просто напуган и слишком упрям, чтобы признать это, — я пожала плечами. — Поэтому я сказала, что он мне не нужен. Решила, что мне нечего терять.

Появилась девушка с нашими тарелками, и поставила их перед нами. Когда она ушла, Стелла похлопала меня по ноге под столом.

— Я действительно горжусь тобой. Это требует мужества, — она взяла нож и вилку и начала отрезать кусочек креветки. — Нелегко менять привычки в отношениях, но я так рада видеть, что ты понимаешь, что заслуживаешь большего.

Я улыбнулась.

— Спасибо. Я тоже почувствовала гордость за себя. Хотя, когда он развернулся, и ушел, я разрыдалась. Это было не слишком похоже на дзен с моей стороны. Но ему понадобилось всего несколько минут, чтобы осознать свою ошибку и снова постучать в мою дверь, — поднимая ложку, я усмехнулась. — Конечно, помогло то, что он забыл ключ от квартиры.

Марен рассмеялась.

— Видишь? Вселенная услышала тебя и все устроила.

— Или он был настолько отвлечен своими противоречивыми чувствами, что просто забыл ключ, — язвительно сказала Стелла. — В конце концов, он всего лишь человек.

— Не тогда, когда дело доходит до секса, — сказала я себе под нос, прежде чем погрузить ложку в хлебный пудинг и затем вылизать ее дочиста. — Я убеждена, что у него есть какая-то суперсила, когда дело доходит до оргазма.

Обе мои сестры громко вздохнули.

— Как ты не разбудила ребенка? — спросила Марен.

— Ну, мы разбудили ее в четверг вечером, — призналась я. Я зашла к нему в квартиру после мероприятия в Mетро-Голдвин-Майер, хотя была уже почти полночь. Не то чтобы мы теряли время — мы были голыми на полу его гостиной в течение десяти минут после моего прихода, наша одежда была разбросана по всей комнате. Когда мы закончили (это не заняло много времени), у Нейта на коленях были ожоги, я нашла свой лифчик висящим на лампе, и мы вели себя как угодно, но только не тихо. После этого Нейту потребовалось полчаса, чтобы снова уложить ее спать.

В пятницу вечером мы сделали это на кухне, я все еще была в рабочей одежде, а Нейт стоял позади меня и зажимал мне рот рукой. У меня был синяк на передней части бедра, где оно постоянно ударялось о край стойки, но Нейт был абсолютно непримирим, утверждая, что это я виновата в том, что пришла в маленьком черном платье и туфлях на каблуках без нижнего белья. Однако, когда вчера вечером я показала ему, что синяк все еще там, он опустился на колени, и нежно поцеловал его.

— Так ты проводишь ночи там? — поинтересовалась Стелла.

— Нет, — ответила я. — Он всегда спрашивает, хочу ли я остаться, но ребенок спит в его комнате. Мне кажется, что втроем там может быть немного тесновато, а на прошлой неделе мне каждый день приходилось рано вставать на работу. Я говорила вам, что Коко родила ребенка?

Они хотели услышать все об этом, а также о том, как дела у Мии.

— У нее все отлично, — сказала я, слизывая с пальца немного кленового крема. — Вообще-то, она предложила мне работу там.

Моя сестра уставилась на меня.

— Правда? — сказала Стелла. — На винодельне?

Я рассказала им, что включает в себя ее предложение, и что я соблазнилась, но попросила дать мне немного времени, чтобы все обдумать.

— Это было бы неплохо для разнообразия, и мне нравится этот район, но... — покрутив остатки шампанского на дне бокала, я пожала плечами. — Эта история с Нейтом мне очень нравится. Я знаю, что это только начало, и в прошлом мои инстинкты были не самыми лучшими, но я надеюсь. И действительно думаю, что он может быть тем, кого я искала.

Они сразу же замолчали, что немного обескуражило. Наконец Стелла заговорила.

— Это замечательно, Эмми. Раз уж ты осторожна и смотришь на вещи в перспективе, почему бы не взять время на обдумывание предложения? Я думаю, что это разумно — некоторое время держать вариант открытым.

— Я тоже так думаю, — вторила Марен.

— Спасибо, — затем я вздохнула. — Единственное, чего мне хотелось бы, так это, чтобы у нас было настоящее свидание. Сходить на ужин или еще куда-нибудь, — я сморщила нос, опустив глаза на салфетку у себя на коленях. — Но с ребенком это сложно. И я не хочу ныть об этом. Кажется, он наконец-то свыкся с мыслью, что он отец и что это на всю жизнь. Это не временное явление, которое пройдет, как только мама Пейсли решит снова появиться.

— Она была на связи? — спросила Стелла.

Я покачала головой.

— Нет. С того самого звонка.

— И что он собирается делать потом? — спросила Марен. — Они разделят опекунство?

— Думаю, да.

Я кивнула, взяла свою ложку, и снова принялась за еду, но мне больше не хотелось есть. По правде говоря, Нейт был немного уклончив в вопросе совместной опеки или более постоянного соглашения для Пейсли после окончания месяца. Я только вчера спросила его, не планирует ли он снять квартиру побольше или, может быть, даже купить дом с задним двором, и он вроде как пробурчал, что думает об этом, но, похоже, не очень-то хотел это обсуждать.

Я не настаивала на этом — это было не мое дело, и я училась с Нейтом тому, что лучше позволить ему самому решать, когда придет время открыться, а не подталкивать его к этому. Он не очень хорошо реагировал на давление. Но он работал над тем, чтобы больше рассказывать мне о себе. Вчера, когда мы гуляли по Партридж Крик, толкая Пейсли в коляске, он немного рассказал о своей маме и ее тревожности, ее приступах агорафобии и обсессивно-компульсивных расстройствах. Больше, чем когда-либо он говорил со мной на такие личные темы, и я внимательно слушала, проглатывая все вопросы, которые у меня возникали. Я хотела, чтобы он чувствовал, что может говорить со мной без осуждения, анализа или оценки потенциала отношений. Дело было не в этом. Речь шла о том, чтобы он чувствовал себя достаточно комфортно, чтобы показать мне часть того, что он обычно прячет. Речь шла о доверии.

— Знаешь, я могла бы присмотреть за ребенком для тебя, — предложила Марен. — Если у тебя будет свободный вечер на следующей неделе, и вы двое захотите поужинать, если только я не буду преподавать в этот вечер, я с удовольствием это сделаю.

— Я тоже не против, — сказала Стелла. — Если Марен придется преподавать в твой выходной, дай мне знать. Я сделаю это. Я люблю детей.

— Правда? — любовь и благодарность к моим сестрам захлестнули меня. — Вы сделаете это?

— Конечно, — сказала Марен, и Стелла кивнула.

— Вы, девчата, самые лучшие. Давайте я проверю свое расписание, и свяжусь с вами, — взволнованно сказала я им. — И позвольте мне убедиться, что Нейт не против, но я уверена, что он согласится.

Позже, после обеда, я рассказала ему об их предложении, когда мы прогуливались с Пейсли в коляске по речной набережной. Он остановился на месте.

— Ты серьезно? Они действительно предложили это сделать? — он выглядел особенно красивым с развевающимися на ветру волосами и в солнцезащитных очках-авиаторах.

— Да. И они будут очень хорошо с ней обращаться. Стелла была няней, а Марен диснеевской принцессой. На самом деле, я нанимала ее на дни рождения богатых детей в костюме Золушки несколько раз, — я хихикнула при воспоминании. — И она всегда хорошо относилась к этому. Хотя она каждый раз зарабатывала хорошие деньги, по крайней мере, несколько сотен баксов, так что это помогало.

Нейт покачал головой.

— Не могу поверить, что люди действительно платят такие деньги за то, чтобы кто-то появился в костюме на дне рождения, особенно для ребенка.

— О, поверь, — сказала я ему. — Я проводила детские вечеринки, которые стоили тысячи и тысячи долларов. Эти люди хотят не просто кого-то в костюме Золушки из «Target» с Айподом. Они хотят платье и замок, карету из тыквы, настоящих белых лошадей, сложные декорации, диджея со стереосистемой, серебряные чайные сервизы, торты в форме стеклянной туфельки, фейерверки, отбойники, пиньяты, танцпол, художников по гриму...

Он застонал.

— Стоп. Просто остановись прямо здесь. Пока Пейсли не услышала тебя и не подумала, что это хорошая идея.

Я засмеялась.

— Разве ты не хочешь устроить для своей дочери праздник принцессы?

— Нет. Она может устроить обычную вечеринку с соседскими детьми, как это делали мы в детстве, когда играли в музыкальные стулья, прицепляли хвост к ослу и ели кусок домашнего желтого торта с шоколадной глазурью на бумажных тарелках с пластиковыми вилками и тающим мороженым, — сказал Нейт.

— Мы? — с любопытством спросила я. — Думала, у тебя нет братьев и сестер.

— Я имел в виду тебя и меня, — быстро сказал он. — Дети из нашего поколения.

— А. Ну, подозреваю, что потом ты захочешь побаловать свою дочь немного больше, чем сейчас. Держу пари, она будет обводить тебя вокруг пальца, как мы с сестрами обводили нашего отца. Он никогда не мог нам отказать.

После этого Нейт замолчал, так резко, что я забеспокоилась, что сказала что-то не то.

Думал ли он о своем будущем с Пейсли? Или о своем прошлом? Может быть, он представлял себе пригородный район, в котором вырос, и думал, не обязан ли он дать дочери такое же воспитание?

Лофты в центре города были прекрасны для одиноких людей вроде нас, но, если у вас были дети, вам нужно было думать о таких вещах, как безопасные места для игр, школа, друзья поблизости. Но вместо того, чтобы снова спросить его о планах, я сменила тему.

— Что ты думаешь о том, чтобы позволить моим сестрам посидеть с ребенком, чтобы мы могли сходить куда-нибудь вечером на этой неделе? Я посмотрела свое расписание, и хочешь — верь, хочешь — нет, но у меня нет никаких мероприятий, запланированных на эти выходные.

— Правда? Это мило.

Я могла сказать, что он все еще растерян, и постаралась не разочароваться в наших несопоставимых уровнях возбуждения.

— Ну, дай мне знать.

Несколько минут мы шли молча, и я смотрела на реку Детройт, удерживая волосы, чтобы они не летели мне в лицо, и гадая, о чем он думает, почему вдруг стал безмолвным. Когда мы подошли к подножию моста Белль-Айл, я спросила, хочет ли он пройти по нему или повернуть обратно.

Он посмотрел на коляску.

— Повернем, наверное. Ей скоро нужно будет поесть, а дома ее легче накормить.

Я кивнула, и мы начали идти обратно. Прошло еще десять минут, и я больше не могла выносить молчания.

— Все в порядке?

— Да, — но выражение его лица оставалось серьезным, челюсть сжатой.

— Просто ты выглядишь немного расстроенным, — продолжила я, стараясь говорить дружелюбно, а не обвиняюще. — И поэтому я хотела спросить, не сказала ли я что-то не так.

— Нет.

— О. Ладно, хорошо.

Опять тишина. Я уже готова была сойти с ума, когда он перестал идти. Я прошла около двух метров впереди него, и обернулась.

— Мне жаль, — сказал он. — Ты права. Я кое-чем расстроен, но тебе не о чем беспокоиться, — он толкнул коляску и догнал меня. — И я хотел бы пригласить тебя куда-нибудь на выходные. Не могла бы ты спросить у своих сестер, можно ли в пятницу вечером? Я все еще хочу попытаться навестить маму в субботу.

— Конечно, — сказала я, радуясь, что это не из-за меня, но беспокоясь о том, что его расстроило. — Я напишу им прямо сейчас.

Достав свой телефон из кармана джинсовой куртки, я отправила сообщения сразу обеим сестрам. Марен ответила мне сразу же и сказала, что будет рада сделать это, а Стелла ответила через несколько минут, что она должна была присутствовать на рабочем мероприятии с Уолтером, но предпочла бы понянчиться вместе с Марен, так что она попытается выкрутиться.

— У нас все готово, — я положила телефон обратно в карман, и улыбнулась Нейту, надеясь подбодрить его. — У нас есть не одна, а две квалифицированные няни, которые хотят дать себе немного разрядки, а нам немного взрослого времени.

— Отлично, — сказал он, одарив меня полуулыбкой.

— Что же мы будем делать?

Я встретилась с ним взглядом, и сделала несколько шагов боком, взволнованная перспективой провести вечер с ним рядом, чтобы он открыл для меня дверь ресторана, взял меня за руку, когда бы мы шли через переполненный зал и сели за стол при свечах.

— Предоставь это мне, — он звучал немного лучше, счастливее. — Я обо всем позабочусь. Хочу побаловать тебя.

Мой желудок затрепетал.

— Не могу дождаться.

***

В пятницу вечером мои сестры постучали в дверь моей квартиры около шести. Я впустила их, и они последовали за мной наверх в мою спальню, чтобы я могла закончить готовиться. Нейт заказал столик на 7 часов, но не сказал мне где. Он сказал, что я могу наряжаться или переодеваться, как захочу. Поскольку я хотела угодить именно ему, я выбрала ярко-красное платье, которое демонстрировало мои ноги и имело глубокий V-образный вырез спереди. Но, кроме этого, оно не было скудным или вызывающим — у него были длинные пышные рукава с манжетами на запястьях, маленький пояс на талии и мягкая, струящаяся юбка. Я заметила, что Нейта возбуждали вещи, которые наводили на размышления, но не были слишком откровенными. Мне это нравилось в нем.

Другое дело, что я надела под платье — сексуальный бюстгальтер и трусики из кружева вишневого цвета.

— Мне нравится твое платье, — сказала Стелла, поднимаясь за мной по лестнице. — Оно потрясающе на тебе смотрится.

— Спасибо. Ты можешь брать его в любое время. Оно будет отлично смотреться и на тебе, с твоими ногами бегуньи, — я улыбнулась ей через плечо.

— Спасибо, но я не хожу никуда, где требуется сексуальное красное платье, — с тоской сказала она. — А мне бы хотелось.

— Пусть Жужж пригласит тебя на танцы, — сказала Марен, когда мы поднимались по лестнице. — Сходи к Клиффу Беллу и станцуй Чарльстон. Это будет круто.

Стелла шлепнула Марен по руке, когда мы с ней захихикали.

— Вы, девочки, должны быть благодарны Уолтеру за то, что он отпустил меня с крючка сегодня вечером.

— Мы благодарны, — сказала я, заходя в ванную, чтобы в последний раз взглянуть на свое отражение. Я завила волосы и распустила их. Макияж был минимальным: немного румян, черная жидкая подводка вокруг глаз и красные губы в тон платью. В уши я вставила крошечные бриллиантовые серьги, а на тонкой золотой цепочке на шее висела буква "Э". Брызнув на себя пару раз духами, я обула туфли на каблуках с ремешками, и повернулась к сестрам, которые сидели на моей кровати. — Ну как?

— Десять, — уверенно сказала Марен.

— Одиннадцать, — возразила Стелла с улыбкой. — И мне нравится, как туфли демонстрируют твой красный педикюр, но не будут ли твои ноги мерзнуть?

— Нейт отлично справляется со своей работой, согревая меня, — я взяла маленький черный клатч из шкафа и бросила в него свою помаду.

— У вас все по-прежнему хорошо? — спросила она.

— Абсолютно, — ответила я. На этой неделе бывали моменты, когда он становился немного молчаливым и угрюмым, но это можно было легко списать на недосыпание, серьезные перемены в его жизни и беспокойство о будущем. В целом, он был тем же Нейтом, которого я всегда знала — сексуальным, забавным, очаровательным, щедрым — просто более человечным. Я не могла на него насмотреться.

— Это здорово, — сказала Марен, когда они спускались за мной по лестнице. — Я умираю от желания познакомиться с ним.

— Он тоже очень хочет познакомиться с вами, и я готова, так что давайте сделаем это, — я добавила еще несколько вещей — немного денег, ключи — и направилась через холл вместе с сестрами, закрыв за собой дверь.

Хотя у меня был ключ от квартиры Нейта, я всегда стучала. Не хотела делать никаких предположений относительно его личной жизни, и, кроме того, у меня всегда перехватывало дыхание, когда он открывал дверь. Мне нравится это ощущение, как прилив сил, как при подъеме на вершину холма на американских горках. Сегодняшний вечер не был исключением.

— Привет, — сказал он, быстро окинув взглядом всех троих, но тут же вернул глаза ко мне. Они окинули меня с головы до ног и обратно. — Вау. Выглядишь потрясающе.

— Спасибо. Ты тоже очень красив.

 Он был одет в костюм угольного цвета с белой рубашкой, без галстука. Его волосы были аккуратно причесаны, щетина подровнена, а поскольку я настояла на том, чтобы после одного (затянувшегося) поцелуя на ночь сразу пойти домой, его глаза были ясными и светлыми после хорошего сна. Утром он написал, что даже Пейсли не просыпалась 6 часов подряд.

Он поцеловал меня в щеку и отступил назад, широко распахнув дверь.

— Заходите. Не могу отблагодарить вас за это, — сказал он моим сестрам, протягивая руку. — Я Нейт, а вон там, в качелях, Пейсли.

Стелла и Марен пожали ему руку и с улыбкой назвали свои имена, после чего направились к ребенку. Они сразу же начали ворковать над ней, отмечая ее темные волосы, большие глаза и милую маленькую пижаму, которую я купила для нее в прошлую субботу в Партридж Крик. На груди было написано «Это твое, папа» и стрелками обозначены рука, рука, нога, нога, голова и стрелка вниз.

— На кухонном столе рядом с банкой молочной смеси лежат инструкции по приготовлению бутылочек. Подгузники, салфетки и пижама — вон там, на пеленальном столике, — Нейт жестом показал налево, потом направо. — Дополнительные пустышки лежат наверху на тумбочке, а номер своего мобильного телефона я оставил на журнальном столике. Позвоните, если что-нибудь понадобится или возникнут вопросы.

Он действительно выглядел немного нервным перед уходом, что показалось мне очаровательным.

— Не волнуйся ни о чем, — сказала Марен, вытаскивая Пейсли из качелей. — Просто иди и веселись.

— Спасибо, — Нейт опустил ключи и мобильный телефон в карман. — Она становится довольно суетливой около 9 или 10, но мы не должны быть слишком поздно.

— У вас нет комендантского часа, — Стелла помахала нам рукой. — Приятного вечера.

Одарив сестер благодарной улыбкой, я взяла Нейта за руку, чувствуя, что ему нужна уверенность в том, что можно оставить ее.

— Готов?

Зрительный контакт со мной, казалось, сделал свое дело.

— Определенно.

Он открыл для меня дверь, и мы вышли в коридор.

Мы молча ждали лифта, и когда тот приехал, он провел меня в него, держа одну руку на моей пояснице. Лифт был пуст, и как только двери закрылись за нами, он повернул меня лицом к себе и крепко обхватил одной рукой за талию.

— Ты... Великолепна.

Лифт начал опускаться, заставляя меня чувствовать себя невесомой. Мое сердце забилось быстрее.

— Спасибо.

Он зарылся лицом в мою шею. Глубоко вдыхая, он прижал меня крепче.

— Спасибо тебе. За то, что предложила это. За то, что организовала это.

— Конечно. Ты заслужил вечер вне дома.

Он поцеловал мое горло, от чего у меня задрожали руки и ноги.

— Полегче, полегче, — попросила я, когда почувствовала, как его рука провела по моему бедру. — У нас есть несколько часов, верно?

— Да. И я намерен сделать так, чтобы каждая секунда была на счету.

Но он отпустил меня, когда лифт замедлил ход, и остановился, а я поправила платье, прежде чем двери открылись в гараж под зданием. Нейт взял меня за руку, пока мы шли к его машине, и открыл для меня пассажирскую дверь. Как только я села, он закрыл ее и прошел к водительской стороне.

— Так куда мы едем? — спросила я, когда он завел двигатель. — Ты держал это в секрете всю неделю.

Нейт взял мою руку и поцеловал ее, прежде чем выехать из гаража, но ничего не сказал.

Я застонала от разочарования, когда мы выехали на дорогу, но втайне мне нравилось, что он хотел сделать мне сюрприз. Через несколько минут мы подъехали к отелю «Детройт Фаундейшн», прекрасно отреставрированному кирпичному зданию, которое в 1920-х годах было штаб-квартирой пожарной службы Детройта, с тремя огромными двойными дверями, выкрашенными в ярко-красный цвет. Один из парковщиков сразу же открыл мне дверь и подал руку, когда я ступила на тротуар. Нейт принял бумажку от второго парковщика, сказал ему, что мы гости отеля, затем подошел и взял меня за руку.

— Гости отеля? — прошептала я, когда мы направились ко входу. — Почему ты так сказал?

Нейт снова только улыбнулся, открывая передо мной дверь в ресторан.

— Так много вопросов, — сказал он, снова взяв меня за руку, когда мы вместе вошли внутрь. — Разве ты не доверяешь мне, что я все сделаю правильно?

Хозяйка поприветствовала Нейта по имени и сказала, что его столик готов. Я видела, как ее глаза задержались на его красивых чертах лица и широкой груди, и почувствовала гордость за то, что именно я держу его за руку.

— Я доверяю тебе, — сказала я, глядя на него, когда мой пульс вышел из-под контроля. Мне пришло в голову, что я не могу вспомнить, когда в последний раз так доверяла какому-либо мужчине.

Когда мы остались одни, я посмотрела на него через стол и поняла, что впервые в моей романтической жизни все встало на свои места именно так, как я себе это представляла. Переполненная комната, его рука в моей руке, мягкий свет свечей между нами. Помимо этого, было биение моего сердца, взгляд его глаз, ощущение, что каким-то образом мы делаем это правильно.

Мы нашли свой путь.

Нейт

Вечер пока был идеальным — все, что я хотел для Эмми.

Я не мог оторвать от нее глаз. Она сияла в свете свечей: голубые глаза горели, красные губы манили. Каждый раз, когда она что-то откусывала, я следил за ее ртом, думая о том, как она использует его на мне. Я представил, как красная помада размазывается по моему члену, и так напрягся, что едва не попросил чек, прежде чем закуска закончилась. Но меня возбуждал не только ее рот.

Ее руки тоже отвлекали меня. Я смотрел, как они обхватывают бокал с коктейлем, или медленно намазывают маслом кусок хлеба, или просовывают между губами маслину из мартини, и на меня нахлынули воспоминания последних двух недель — ее кулаки, сжимающие мои волосы, ее ногти, царапающие мою спину, ее пальцы, впивающиеся в мои плечи, мои руки, мою задницу. Моя затвердевшая плоть скользит по ее ладоням, пока ее язык ласкает мою грудь, то, как бессовестно ее руки исследуют каждую часть меня, ее пальцы ищущие потайные места, заставляя мое тело дрожать, а зрение затуманиваться. С ней я испытывал самые сильные оргазмы за всю свою жизнь, а ведь я даже никогда не брал ее в постель. Во всяком случае, не должным образом.

Сегодняшний вечер изменит все это, даже если это будет всего на пару часов.

Не то чтобы мы с Эмми занимались только сексом. Это не так. И никогда не было. В каком-то смысле, мне было бы гораздо легче с этим смириться. Но каким-то образом, с самого начала — фактически еще до начала — я знал, что с ней все будет иначе. У нас с ней уже была связь, и она не была основана на сексе. Поэтому я не мог начать все с чистого листа и просто поддерживать отношения на физическом уровне, который для меня был поверхностным. В отношениях с Эмми никогда не было ничего поверхностного. Мы заботились друг о друге еще до секса. В этом была разница.

Это и пугало.

Потому что секс только укрепил первоначальную связь. Перерос в нечто большее. Я чувствовал к ней то, чего никогда ни к кому не чувствовал. Это было странно и чуждо, как будто не принадлежало мне, но в то же время глубоко укоренилось во мне. Каждый вечер, когда она возвращалась в свою квартиру, я чувствовал себя потерянным. Постоянно думал о том, когда я увижу ее снова, что мы будем делать, что я могу сказать, чтобы рассмешить ее. С ней было так легко, она так понимала мои переменчивые настроения и молчание, так свободно выражала свои мысли и чувства, даже когда я с трудом открывался ей. И она никогда не давила на меня слишком сильно.

Она заслуживала от меня большего, чем я давал, я знал это наверняка.

Но я понятия не имел, с чего начать.

***

После ужина я спросил ее, не хочет ли она отведать десерт в нашей комнате.

Ее лицо засветилось.

— У нас есть комната?

Двадцать минут спустя я отпирал дверь в наш временный частный оазис и придержал ее открытой для нее. Эмми сразу же подошла к окну, пока я вешал табличку «Не беспокоить» и поворачивал замок.

— О-о-о, — сказала она, положив ладонь на стекло. — Посмотри, какой вид на город.

Я подошел к ней сзади и обхватил ее за талию.

— Уверен, что это здорово, но сегодня мне плевать на город. И вообще на всех и вся за пределами этой комнаты. И единственный вид, который я хочу видеть, охватывает каждый сантиметр твоего обнаженного тела.

Она слегка рассмеялась, низко и глубоко.

 — Возможно, ты изменишь свое мнение, когда увидишь, что на мне надето под этим платьем.

Я застонал, отодвигая ее волосы, чтобы поцеловать шею, и она наклонила голову. Ее кожа была теплой и атласно гладкой под моим языком. Мои руки двигались по ее груди, вниз по животу и вверх по бокам бедер, прежде чем расстегнуть маленький пояс на ее талии. Затем я проделал путь вверх по пуговицам на ее груди. Когда они были расстегнуты, она повернулась ко мне лицом, подняв руки. Я поднял платье за подол над ее головой и бросил его на стул у окна.

Когда я увидел, что на ней надето, мои глаза чуть не вылетели из орбит. Мой член, уже твердый, возбужденно дергался в штанах.

— Боже мой. Ты такая чертовски горячая. Не двигайся, мне нужно включить свет.

— Я сама, — она подошла к лампе у кресла и включила ее, превратив свою кожу из слоновой кости в золотую, ее нижнее белье из черного в красное, а мое желание из горячего в расплавленное. Она снова подошла ко мне на своих каблуках. — Нравится?

Все, что я мог сделать, это кивнуть. У меня перехватило дыхание.

Она улыбнулась, дойдя до меня, и обвила руками мою шею, прижимаясь ко мне.

— Хорошо. А теперь давай не будем терять время.

Черт, было трудно не торопиться — зная, что у нас всего пара часов, мы стремились использовать каждую минуту. Клянусь Богом, она хотела, чтобы я был в ней каждую из них, она умоляла и просила, дразнила и искушала. Она использовала свои руки, рот, голос, грудь, бедра, волосы, даже свои маленькие пальчики с красным лаком, чтобы довести меня до исступления. Я сдерживался, сколько мог, потому что знал: когда я окажусь внутри нее, сдерживаться будет невозможно. И как бы отчаянно я ни хотел дать ей то, чего она хотела, чего хотели мы оба, я был полон решимости насладиться каждым мгновением. Я хотел замедлиться, запечатлеть все в памяти. Вид ее спины на белоснежных простынях. Ощущение кружева на моих губах. Звуки ее несдерживаемых криков, когда я доводил ее до оргазма, сначала пальцами, потом языком.

Она протестовала против второго.

— Нет, остановись, — задыхалась она, пытаясь подтянуть меня к себе. — Я хочу кончить вместе. Я чувствую себя так близко к тебе, когда это происходит.

— Так и будет, — пообещал я, целуя дорожку по ее внутренней стороне бедра.

— Нет, если потом ты сделаешь это ртом. Я не смогу кончить три раза.

— Хочешь поспорить?

Я устроился между ее ног, готовый испытать ее пределы своим мастерством. Для пущей убедительности я снова использовал руку, и она кончила через несколько минут, дико извиваясь подо мной на кровати, ее пальцы сжимали простыни.

— Нейт, — хныкала она, ее кожа была теплой и влажной, дыхание коротким и быстрым. — Пожалуйста. Пожалуйста. Мне нужно быть ближе к тебе.

Я поднял голову от ее бедер, ее вкус задержался на моем языке, и я двинулся вверх по ее телу. Я тоже нуждался в этом. Эмоционально, возможно, я не мог отдать ей всего себя, но физически я отдал бы ей все и даже больше. Мне хотелось делать для нее и с ней то, чего никогда не делал раньше, и, возможно, это было потому, что я чувствовал вину за то, что закрыл другие части себя, но, возможно, это был единственный язык, на котором я свободно говорил. Только так я мог убедить ее в том, что она для меня значит.

Я знал, что должен встать и достать презерватив, но не сделал этого. Я сделал паузу прямо перед тем, как войти в нее, и мы встретились взглядами. Она знала, о чем я спрашиваю.

— Все в порядке, — прошептала она. — Это то, чего я тоже хочу. И мы в безопасности.

Как бы безумно это ни звучало, я чувствовал себя в безопасности. В безопасности, сильным и могущественным. Защищенным и защищающим. И я понял, когда начал двигаться внутри нее, когда наши руки сцепились над ее головой, а ее ноги обхватили меня, что значит по-настоящему доверять кому-то. После детства я потерял способность доверять, а она вернула ее.

Чувства к ней переполняли меня. Пристально глядя на нее, я наблюдал, как она снова поднимается вверх по спирали, как она отдается всему, что чувствует, и всей страсти, которую она вызывает во мне. Я видел, как агония и наслаждение переплетаются на ее лице, чувствовал, как ее тело напрягается подо мной, слушал, как она произносит мое имя, сначала тихо, а потом все громче, громче, громче, пока она не стала кричать, задыхаться, и вырывать руки, чтобы притянуть меня все глубже и глубже, пока она не кончила, и я уже ничего не сдерживал, отдавал ей все, что у меня было, чувствовал, как это течет из меня в нее, мое тело, мое сердце, моя душа, мое доверие.

Я упал на нее сверху, и перекатился на бок, увлекая ее за собой. Мы целовались и прижимались друг к другу, в голове у меня была сумасшедшая мешанина невысказанных мыслей, которые я хотел озвучить, но не мог. Было так много вещей, которые я должен был ей сказать. Но моя голова — она кружилась. Или это была комната? Мир? Вселенная?

Мне нужно было что-то, что могло бы закрепить меня в хаосе, в который превратилась моя жизнь. Мне нужно было почувствовать, что со мной все будет хорошо. Потому что эта комната, этот укромный уголок рая, не принадлежал нам. Мы должны были сдать ключ, когда уйдем, и мы должны были уйти в ближайшее время. А там, снаружи, ничто не было определенным. Я не знал, кто я. Не знал, что я делаю. Не знал, кем стать.

Я не знал, как позволить себе любить кого-то.

Но, возможно, пришло время попробовать.

***

— Который час? — прошептала она. Мы лежали на боку, лицом друг к другу на кровати, наши ноги все еще были переплетены.

Я поднял голову и посмотрел на цифровые часы на тумбочке позади нее.

— Почти 11.

Она вздохнула.

— Не хочу уходить.

— Я тоже не хочу.

— Но мы должны.

— Да.

Она начала вставать, и я положил руку ей на плечо.

— Подожди минутку. Я хочу тебе кое-что сказать.

Она снова вытянулась, положив голову на подушку, подложив руки под щеку.

— Хорошо.

На мгновение я запаниковал.

Как сказать девушке, что ты влюбился в нее? Что она — часть того, что меняет твой мир и тебя самого к лучшему? Что ты, возможно, эмоционально неполноценный, измученный адвокат по разводам и совершенно неумелый отец и парень, но на это есть веская причина, и ты будешь стараться изо всех сил, чтобы заслужить ее веру и доверие?

Нет. Это было нехорошо.

Мне нужно вернуться к началу.

Я потянулся к одной из ее рук, и взял ее в свою между нами, как она сделала со мной в первую ночь, когда осталась ночевать. В мою первую ночь с Пейсли. Она не бросила меня тогда, и я надеялся, что не бросит и сейчас.

— Я солгал тебе, — сказал я.

Она моргнула, выражение ее лица было пустым.

— Что?

— Я солгал тебе. О том, что у меня нет братьев и сестер. У меня был брат.

— Был?

Я кивнул, мое горло сжалось.

— Его звали Адам.

— Что случилось?

— Он умер, когда ему было 9 лет. Лейкемия. Мне было 12.

Ее глаза заблестели.

— О, Нейт.

— Это практически уничтожило меня. Это уничтожило всех нас.

Я вытер глаза большим и указательным пальцами.

— Конечно, уничтожило. Я не знаю, как можно пережить что-то подобное.

— Не знаешь.

— Вы были близки? — тихо спросила она.

Я кивнул, не в силах говорить.

— Лучшими друзьями, наверное. Как мои сестры и я.

Через мгновение я обрел голос, думая о боли, которая была не только у меня.

— До этого мы были совершенно нормальной, счастливой семьей. А после... у моей матери появились навязчивые страхи перед микробами, толпой и прикосновениями к вещам. Она винила их в смерти Адама — конечно, это была неправда. На самом деле она винила себя. Но она не могла с этим справиться. Она пыталась справиться с этим извне. Это был единственный способ справиться со своим горем и чувством вины. В конце концов, она растворилась в своих страхах. Матери, которую я знал, больше не существовало.

Эмми кивнула и вытерла глаза.

— А что с твоим отцом?

— Он запивал свое горе. Бросил нас эмоционально, если не физически. Он умер от болезни сердца три года назад, но того человека, которого я помню, как отца, не стало задолго до этого.

— А ты? — спросила она, из уголка ее глаза скатилась еще одна слеза. — Как ты справлялся? Ты же потерял всех?

У меня снова перехватило дыхание. Я сосредоточился на наших соединенных руках.

— Я пообещал себе, что больше никогда никого так сильно не полюблю.

— Конечно, ты это сделал.

— Я хотел защитить себя. Думал, что, если я никогда никого так не полюблю, мне больше не будет больно. Мне не нужно было бы бояться.

Еще несколько слезинок вытекло из ее глаз.

— Вот почему я никогда не хотел заводить отношения. Почему я никогда не хотел жениться. Почему я никогда даже не думал о том, чтобы стать отцом.

Она кивнула.

— А теперь?

— Теперь есть Пейсли, — я вздохнул. — И с каждым днем я люблю ее все больше. Это как моя любовь к Адаму — чистая, простая и без усилий. Безоговорочная. Не знаю, какого хрена я делаю как отец, но я люблю ее, и стараюсь.

— Этого достаточно, Нейт, — она смахнула мои волосы со лба. — Ты делаешь больше, чем многие парни на твоем месте.

— Этого недостаточно. Этого никогда не будет казаться достаточным. Потому что это никогда не компенсирует тот факт, что я не хотел ее, — я зажмурил глаза. — Я чувствую себя чертовски виноватым за это.

— Прекрати, — она подперла голову рукой. — Ты не должен чувствовать себя виноватым за это. Ты бы хотел ее, если бы знал.

Я открыл глаза, и уставился на нее.

— Ладно, может быть, не сразу, но... — она снова взяла меня за руку. — В конце концов, ты пришел бы в восторг. Посмотри на себя сейчас, спустя всего две недели. Можешь ли ты представить свою жизнь без нее?

— Честно говоря, да. Это моя старая жизнь. Я чертовски скучаю по ней. Я имею в виду, я не хочу отказываться от дочери, но скучаю по старой жизни. Скучаю по себе, по тому, кем я был — я ничего не боялся. Я был на вершине мира. А теперь мой мир выходит из-под контроля, и я в полном беспорядке.

— Это не так, — сказала она яростно. — Для меня это не так.

Это заставило меня слегка улыбнуться.

— Нет?

— Нет, — она села. — Ты храбрый. И сильный. И сексуальный. Когда ты признаешь правду и говоришь о своих страхах, как сегодня, я хочу тебя еще больше. Ты хороший человек, Нейт Пирсон. Пейсли чертовски повезло, что у нее есть ты.

Я поднял на нее глаза.

— У тебя я тоже есть.

Пауза.

— Правда?

Я сел и взял ее лицо в свои руки, молясь Богу — если он есть — чтобы она поняла, что я ей говорю.

— У тебя есть я, Эмми.

Она повернула голову так, что одна щека легла на мою ладонь.

— Я тоже у тебя есть.

Я взглянул на часы, надеясь, что, вопреки всему, цифры не изменились, или, что еще лучше, пошли назад. Не повезло, но...

— Эй, — сказал я. — Посмотри, который час.

Она повернула голову и задохнулась.

— 11:11!

— Давай. Загадывай свое желание.

Она снова посмотрела на меня на мгновение, зажмурила глаза, как будто сосредоточилась, затем выдохнула и открыла их.

— Твоя очередь.

Я преувеличенно вздохнул.

— Я тоже должен?

— Да. Ты знаешь мое правило!

— Хорошо.

Я вспомнил первое желание, которое загадал в 11:11, вечером, когда мы были на моей кухне ровно две недели назад. В тот вечер я загадал, чтобы следующий человек, в которого Эмми влюбится, полюбил ее в ответ, как она того заслуживает, и сделал ее счастливой.

Теперь я смотрел на ее полное надежды, улыбающееся, красивое лицо и загадал другое.

Я хочу быть тем самым человеком.

Эмми

— Хорошо провели время? — Стелла подняла глаза от своего телефона с того места, где она сидела на диване, когда мы уходили. Марен сидела на противоположном конце и читала журнал.

— Да, — я блаженно улыбнулась. — Спасибо вам большое.

— Как она? — Нейт подошел к монитору на кухонной стойке и посмотрел на экран.

— Ангел, — сказала Марен, засовывая журнал в сумку, лежащую у ее ног. — Она немного засуетилась после того, как вы ушли, и она оказалась с двумя незнакомками, но в конце концов успокоилась и без проблем взяла свою бутылочку. Мы уложили ее спать в десять или около того.

— Не могу выразить вам свою благодарность, — сказал Нейт, когда мои сестры встали и начали собирать свои вещи. Он ненадолго зашел на кухню и вышел оттуда с двумя бутылками вина в руках. — Это для вас.

— Это так мило с твоей стороны, но совершенно необязательно, — Стелла улыбнулась ему, надевая свитер.

— Пожалуйста, возьмите их, — Нейт протянул бутылки. — Вы даже не представляете, как я благодарен вам за эту услугу.

Потребовалось еще немного уговоров, но, в конце концов, каждая из сестер ушла с бутылкой вина подмышкой. Когда за ними закрылась дверь, он повернулся ко мне, и притянул меня в свои объятия.

— Большое спасибо, что организовала их приезд. Я так хорошо провел время сегодня вечером.

— Я тоже. Спасибо за идеальное свидание, — я обхватила его за талию и положила голову ему на плечо.

— Твои сестры замечательные.

— Да. То есть они могут сводить меня с ума, но я их обожаю.

— Как они сводят тебя с ума?

— О, как обычно это бывает. Стелла — самая старшая, поэтому она может быть немного всезнайкой. Кроме того, она психотерапевт, поэтому иногда относится ко мне как к пациенту и пытается анализировать мое поведение. Это так раздражает. А Марен может свести меня с ума всеми своими органическими продуктами, техниками медитации и духовным здоровьем. Я понимаю, что экологически чистая жизнь — это хорошо, но есть вещи, которые мне нравятся грязными, — я хмыкнула. — Например, мартини и секс.

— Слава Богу за это, — он поцеловал меня в макушку. — У кого из них парень — пчеловод?

— У Стеллы. Но я не уверена, что она действительно называет Уолтера своим парнем. Они даже не занимаются сексом.

— Не занимаются?

— Нет, для нас с Марен это совершенно странно, но они не занимаются. И она говорит, что ее это устраивает.

— А как насчет него?

Я пожала плечами.

— Полагаю, что он тоже не против.

— Не могу представить, чтобы какого-нибудь парня устраивали отношения, в которых нет секса. Но, может быть, это только я такой.

— Стелла всегда выбирает более интеллектуальных типов, потому что ей нравятся умные парни, но тогда между ними никогда не возникает физической связи.

— Я интеллектуал, — сказал Нейт. — Мне нравится секс.

Я рассмеялась.

— Но тебе не нравятся отношения.

— Ну, я никогда их не любил.

Я немного откинулась назад, и посмотрела на него.

— А сейчас?

— Сейчас есть ты, — он прикоснулся своими губами к моим. — Хочешь остаться у меня сегодня вечером? Рискую показаться похожим на Уолтера, но нам не обязательно заниматься сексом. Я только хочу быть рядом с тобой.

По всему моему телу разлилось тепло.

— Как я могу отказать? Просто позволь мне сбегать домой, и приготовиться ко сну. Я вернусь к тебе.

— Хорошо. У тебя есть ключ?

Я улыбнулась.

— У меня есть ключ.

После еще одного поцелуя я пошла в свою квартиру, переоделась из платья в маленькую белую камисоль и пижамные штаны, поверх которых накинула большой пушистый розовый халат. Сняв свои украшения, я умыла лицо и почистила зубы. Мои волосы были растрепаны и значительно менее объемны, чем когда я выходила из дома, но я оставила их в покое. Все равно мы собирались только спать. Босиком я поспешила через холл, чтобы вернуться в квартиру Нейта, где застала его кормящим Пейсли на диване. На нем все еще были парадные брюки, но сверху была только майка, а ноги были голыми.

— Она проснулась, да? — я опустилась рядом с ним, прижавшись к его боку и подогнув под себя ноги.

— Да, когда я поднялся к ней, чтобы переодеться. Но это очень вовремя — может быть, после этого она даст нам отдохнуть 4-5 часов.

Я поцеловала его плечо.

— Могу встать на следующее кормление, чтобы ты мог поспать всю ночь для разнообразия.

— Все в порядке. Я пригласил тебя не для того, чтобы ты помогла мне с ней. И я не против этого — это помогает мне чувствовать, что я компенсирую пропущенные первые два месяца ее жизни.

Улыбаясь, я посмотрела на ребенка у него на руках.

— Ты определенно проделал долгий путь с той ночи, когда упал в обморок при виде нее.

— Я не падал в обморок, — упрямо сказал он. — Я... упал от удивления.

— Думаю, это называется обморок, детка.

— Вовсе нет. Есть четкая разница.

Немного посмеиваясь, я похлопала его по ноге.

— Ладно. В любом случае, у тебя большой прогресс.

Он замолчал на минуту, наблюдая, как она пьет из бутылки.

— Иногда это все еще кажется нереальным. Что у меня есть ребенок. Дочь.

— Это было довольно сильное потрясение.

— Не думал, что смогу сделать это. Стать отцом.

— Знаю.

— И дело было не только в том, что я не знал, как о ней заботиться. Я не думал, что смогу любить ее так, как отец должен любить своего ребенка.

По моим рукам пробежали мурашки, несмотря на то, что я была завернута в свой огромный халат.

— А теперь?

— Теперь я потрясен тем, как быстро и полностью влюбился в нее. Я не думал, что это вообще возможно, что я могу испытывать такие чувства, тем более так быстро. Это шокирует меня, — он сглотнул, — и пугает.

— Уверена, что так. Учитывая то, что ты рассказал мне ранее, нелегко позволить себе любить вот так, без страха. Ты так долго защищал себя. Но Нейт, все это время ты также отказывал себе в радости любить кого-то. Да, любовь делает тебя уязвимым для боли, но она также делает тебя счастливым. Ты так не думаешь?

— Наверное.

Меня тревожила мысль о том, что любовь все еще была чем-то, чего он боялся.

— Разве ты не счастлив?

Он посмотрел на меня, и слегка улыбнулся.

— Когда я с тобой, счастлив.

Мое сердце забилось быстрее.

— Хорошо. Мне нравится делать тебя счастливым.

Он поцеловал меня, а затем снова посмотрел на Пейсли.

— Просто жизнь теперь такая другая, понимаешь? То, что делает меня счастливым, так сильно изменилось. Я едва узнаю себя.

Я обняла его и положила голову ему на плечо.

— Ну, мне нравятся изменения в тебе. Знаю, что ты, вероятно, чувствуешь себя чужим для самого себя, но думаю, что этот человек, способный на такую большую любовь, всегда был внутри тебя. Ждал, когда его освободят.

Он слегка рассмеялся.

— Представляю себе маленького безумца, который бегает в моем теле и разбрасывает повсюду сердечки.

Я усмехнулась.

— Именно. Ты наконец-то выпустил его из тюрьмы чувств. Он был заперт там годами.

— Тюрьма чувств, — покачав головой, Нейт поставил пустую бутылочку на журнальный столик и встал, переместив Пейсли на плечо. — Ты сумасшедшая.

— Но я права, не так ли? Разве не лучше позволить себе любить и быть любимым, чем держать себя в изоляции и замкнутости? Разве тебе никогда не было одиноко?

— Да, — признал он, потирая спину Пейсли. — Иногда так и было.

Моя челюсть упала.

— Вау. Не думала, что ты действительно собираешься признаться в этом.

— Я и не собирался, но маленький безумец чувств заставил меня это сделать.

Я взяла одну из подушек сзади себя и ударила ею по его ногам.

— Теперь ты просто издеваешься надо мной.

Он усмехнулся.

— Ничего не могу поделать. Не все во мне изменилось.

Через несколько минут мы погасили весь свет, и поднялись наверх, в постель. Это было почти, как будто мы были маленькой семьей, и эта мысль вызвала у меня теплое чувство внутри.

Может быть, когда-нибудь это случится.

В его спальне я сняла халат и штаны и проскользнула между одеялами. Потом я смотрела, как он укладывает свою дочь, ходя взад-вперед у изножья кровати и слегка покачивая ее. Сначала она суетилась, но в конце концов, держа соску во рту, затихла. Примерно через 5 минут он смог уложить ее спать.

Он на мгновение скрылся в гардеробной, а когда вернулся, на нем были только трусы. У меня свело живот при виде его голой кожи, при воспоминании о том, каково это — быть голой, и прижиматься к нему, осознавая, что он был во мне без защиты. Между нами ничего не было.

Он лег в постель, и я прижалась к нему, положив голову ему на грудь. Его руки обхватили меня.

Мы лежали так в тишине несколько минут, и я подумала, что он заснул, но потом он тихо сказал в темноте.

— Поехали со мной завтра.

Сначала я не могла понять, что он имеет в виду.

— Куда?

— В дом моей матери. Я хочу, чтобы ты поехала со мной.

Я облокотилась на его грудь, и посмотрела на него сверху вниз.

— Ты уверен?

— Да, — он погладил меня по плечам. — Быть там всегда трудно. А с тобой все становится лучше.

Мои пальцы на ногах поджались.

— Хорошо. Я поеду с тобой.

— Спасибо.

Я опустила свои губы к его губам и задержала их там на мгновение.

— Спасибо, что попросил меня.

— Возможно, ты не будешь благодарна, когда мы приедем туда. Моя мать... странная.

— Все в порядке. Я еду не ради нее, а ради тебя. Чтобы поддержать тебя.

Он откинул мои волосы с лица.

— Я не заслуживаю тебя.

— Может и нет. Но у тебя умелые руки и большой член, и очень удобно, что ты живешь прямо напротив.

Он тихо засмеялся.

— Я так рад, что ты здесь.

— Я тоже, — я снова опустила голову и закрыла глаза. — Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Я заснула под мягкое прикосновение к его груди и не менее мягкое поглаживание его руки по моей спине.

***

— Что ты больше всего любил делать в дождливый день, когда был ребенком? 

Было несколько минут после 10, и мы сидели в машине по дороге к дому его мамы.

Хорошая погода испортилась, и дождь барабанил по ветровому стеклу, собирался под эстакадами на шоссе, и затруднял вождение. Стеклоочистители в шикарной машине Нейта работали непрерывно, но я все равно не понимала, как он может видеть. Не то чтобы я возражала против медленной езды. В салоне его машины было тепло и уютно, Пейсли дремала на заднем сиденье, а дополнительное время, проведенное вместе, было идеальным для разговора. Я была рада, что он попросил меня поехать с ним сегодня, и рассматривала это как прекрасную возможность узнать о нем больше.

— Наверное, «Лего». У меня было около миллиона деталей.

— И что ты собирал?

— Города. Мы с братом строили целые города из «Лего» — небоскребы, дома, гаражи для наших машинок размером со спичечный коробок. У нас была огромная комната в подвале, посвященная «Лего». Мы постоянно играли там в дождливые дни.

— А когда было солнечно?

— Если не было дождя, мы всегда были на улице. В нашем районе было много детей, и мы устраивали эпические игры в «Горох и морковь», что в основном было прятками.

Я засмеялась.

— Почему «Горох и морковь»?

— Понятия не имею, — сказал он, оглядываясь через плечо, когда менял полосу движения. — Но мы всегда так ее называли. Как только ты прятался на своем месте, ты должен был кричать «горох и морковь», чтобы дать тому, кто водил, хотя бы подсказку, где ты прячешься, потому что дома были такие большие, и дворы тоже. А дерево за нашим домом всегда было целью, — он замолчал на мгновение, а потом рассмеялся. — А еще я был одержим Бэтменом, когда был маленьким, и всегда носил плащ, как у него. Я даже спал в нем.

— Правда?

— Да. Носил его поверх пижамы с Бэтменом.

— Пожалуйста, скажи мне, что у тебя до сих пор есть пижама Бэтмена.

Он усмехнулся, и покачал головой.

— Извини. Но, если ты действительно этого хочешь, я как-нибудь приду к тебе в постель в плаще.

Я хлопнула в ладоши.

— О-о-о, пожалуйста, сделай это. Голый, кроме плаща. И думаю, тебе стоит надеть маску с острыми ушами. Так сексуально.

Он потянулся, и положил руку мне на ногу.

— Все для тебя, детка. Рад узнать, что у тебя есть пристрастие к супергероям. Мне это нравится.

— А как насчет твоего брата? — спросила я. — Был ли он Робином для твоего Бэтмена?

Нейт убрал руку.

— Да.

Последовало неловкое молчание, во время которого я корила себя за то, что испортила легкое настроение. Мышцы шеи Нейта напряглись, и он помрачнел.

— Мне жаль, — сказала я. — Не хотела расстраивать тебя, говоря о нем. Мне было просто любопытно.

Ему потребовалось мгновение, но в конце концов напряжение покинуло его тело, и он разжал челюсть.

— Все в порядке. Я просто не привык говорить о нем, — он снова положил руку на мою ногу и удивленно продолжил. — Как будто в моем детстве было две эпохи. До — идиллические годы и после — агония. И никто никогда не говорил ни о чем из этого. Мы похоронили прошлое так же, как похоронили моего брата.

У меня в горле образовался комок, и я взяла его руку в обе свои, надеясь, что он продолжит говорить. Он продолжил, хотя и не сразу.

— Уверен, мы все думали, что поступаем правильно, страдая молча, избавляя друг друга от необходимости говорить об Адаме и нашей жизни до лейкемии или даже о нашем горе после его смерти. Но это было так трудно. Я помню, как разрывался между желанием вспомнить о нем вслух и желанием, чтобы его вообще не было. Я испытывал сильное чувство вины из-за этого.

— Боже, это, должно быть, было так ужасно для тебя, — я сжала его руку.

— Так и было. И не было никого, с кем я мог бы поговорить об этом. Моя мать тонула в собственном горе и чувстве вины, отец прикладывался к бутылке в поисках утешения, а мои друзья не знали, как помочь справиться с такой огромной потерей — как это делает двенадцатилетний мальчик?

— Тебе нужна была терапия, — сказала я. — Не могу поверить, что никто не предложил.

Он пожал плечами.

— Возможно, кто-то и предлагал, я не помню. Но мои родители были не в том состоянии, чтобы организовать это, и я, вероятно, все равно бы отказался идти. Разговоры об этом не вернули бы моего брата.

— Нет, но это могло бы немного облегчить твое чувство вины. Помогло бы тебе пережить потерю и не дать тебе снова бояться заботиться о ком-то.

Он пожал плечами.

— Может быть.

— Ты хочешь поговорить о нем сейчас? О тех годах, я имею в виду? Я бы хотела узнать о нем, — на мгновение я испугалась, что зашла слишком далеко, но потом он начал говорить.

— Он любил бейсбол. И шведскую рыбку (мармелад). И шутки про тук-тук. У него была целая книга, и все они были ужасны, — Нейт улыбнулся. — Он любил подлавливать людей шутками из этого сборника, особенно девушек.

— Что еще он любил делать?

— Все, что я делал. Он вечно таскался за мной. Спал у изножья моей кровати, как щенок. А когда он стал слишком большим для этого, он спал на полу в моей комнате.

— Оу. Держу пари, он боготворил тебя.

— Да, — он сделал паузу и тяжело сглотнул. — Он был хорошим ребенком. Я скучаю по нему каждый день.

Я поцеловала тыльную сторону его руки.

— Спасибо, что рассказал мне о нем.

После этого мы некоторое время слушали радио — и обнаружили, что нам обоим нравится «Эта американская жизнь» на канале NPR — но прошло совсем немного времени, прежде чем Пейсли проснулась. Поскольку до дома мамы Нейта оставалось еще около часа, мы решили съехать с дороги и покормить ее.

— Ты голодна? — спросил Нейт, когда мы съехали с шоссе. — Хочешь перекусить?

— Конечно, — сказала я. — Мне подойдет любое место.

Мы оказались в «Кони Айленд», где нас усадили в большую угловую кабинку. Я сняла с себя куртку и распустила волосы, которые были влажными от дождя. Нейт установил автокресло Пейсли в кабинке, сел рядом с ней и расстегнул ремни.

— Можешь развести смесь в бутылочке для меня? — спросил он, передавая мне сумку для подгузников. — Мне нужно ее переодеть.

— Почему бы мне не отнести ее в дамскую комнату и не переодеть? Там наверняка есть пеленальный столик.

— А в мужском туалете его нет?

Я пожала плечами.

— Обычно нет.

Выражение лица Нейта было сердитым.

— Это кажется несправедливым. Они просто полагают, что отцу никогда не понадобится менять подгузник?

— Наверное.

— Это чушь, — он встал. — Дай мне сумку для подгузников.

Я протянула ему сумку, он перекинул ее через плечо и пошел в сторону уборной с плачущей Пейсли на руках.

Через десять минут он вернулся, выражение его лица было более спокойным.

— У них есть семейный туалет со столиком, — сказал он, проскальзывая в кабинку. — Я даже не знал, что такое бывает.

— Каждый день узнаешь что-то новое, — я повернула свое меню к нему лицом. — Вот. Посмотри на это, пока я приготовлю смесь.

Он взглянул на него.

— Боже, мне нужно вернуться в спортзал. Я плохо питаюсь.

— Я смогу присмотреть за ней несколько раз на следующей неделе, и ты сможешь позаниматься, если захочешь. Хотя с Коко у меня все еще нет времени, мое расписание довольно плотное. Подашь мне сумку для подгузников?

Он передал ее через стол.

— Да, наверное, мне придется нанять настоящую няню или сиделку. Я не могу долго не работать.

— Могу помочь тебе найти кого-нибудь, — сказала я, когда подошла официантка. — Кажется, Коко упоминала агентство или сайт, который она однажды использовала для поиска няни. Спрошу у нее, как он называется.

Мы заказали гамбургеры и картофель фри и по очереди ели и держали Пейсли на руках, поскольку она продолжила капризничать даже после бутылочки. В какой-то момент, когда я держала ее на руках, и пыталась съесть последние несколько кусочков своего бургера, Нейт достал из бумажника двадцатидолларовую купюру, положил ее на стол и встал.

— Я возьму ее, чтобы ты могла закончить, — сказал он. — Я поел. Если официантка вернется, попросишь чек? — он взял Пейсли из моих рук и пошел с ней вперед.

Я быстро закончила есть, и когда пришла официантка, чтобы проверить нас, я попросила у нее счет.

— Конечно, — сказала она. — Ваш муж закончил со своей тарелкой? — она жестом указала на недоеденную картошку фри Нейта.

Несколько секунд я не могла ответить. Была слишком занята тем, что мне было приятно, что она назвала Нейта моим мужем.

— Да. Ребенок капризничал, поэтому он взял ее на руки, но он уже закончил.

Она улыбнулась, и подняла тарелку, поставив ее поверх моей.

— Любой мужчина, который берет плачущего ребенка, чтобы его жена могла закончить обед — настоящий мужчина. Я сейчас вернусь с чеком.

— Спасибо, Шэрон, — сказала я, обращаясь по имени на ее бейджике. Мне понравилась Шэрон. Шэрон была потрясающей.

К тому времени, когда Нейт вернулся к столу, чтобы усадить Пейсли в ее автокресло, Шэрон уже положила на стол сдачу.

— Хорошая работа, папа. Вы заставили ее притихнуть. Я как раз говорила Вашей жене, как ей повезло, что у нее есть мужчина, который помогает с ребенком.

Брови Нейта поднялись, и он бросил на меня удивленный взгляд. Я прикусила губу. Боялась, что он скажет ей правду и испортит мою маленькую фантазию, но он этого не сделал. На самом деле, он выглядел скорее позабавленным.

— Спасибо, — сказал он Шэрон.

Он осторожно пересадил Пейсли в автокресло и пристегнул ее, пока я надевала куртку, а затем мы вышли из ресторана, торопливо пересекая парковку под дождем.

Когда мы снова оказались на шоссе, он взглянул на меня.

— Моя жена? Я пропустил ту часть, где мы поженились?

Я рассмеялась.

— Расслабься, ты все еще холост.

— О, хорошо. Потому что я могу справиться только с одним кризисом идентичности за раз. Я только что узнал, что я отец. И не могу вдруг обнаружить, что я еще и муж, — он вздрогнул.

Я переместилась на своем месте, чтобы встретиться с ним взглядом, и скрестила руки.

— Это было бы так ужасно, быть женатым на мне?

— Нет, дорогая. Мужчина, который женится на тебе, будет самым счастливым человеком в мире, и я обещаю представлять твои интересы при разводе и проследить, чтобы мы растоптали его глупую задницу в угли за то, что он испортил хорошее дело. Однако это было бы ужасно — быть замужем за мной. Я не хочу, чтобы ты прошла через это.

Я закатила глаза, и снова повернулась лицом вперед, а он снова включил NPR. Но я не могла обращать внимание на передачу. Мои мысли постоянно возвращались к тому, что он сказал о женитьбе. Не то чтобы я раньше не знала его взглядов на этот вопрос, но тогда это не было личным. Теперь он не только говорил, что не заинтересован в браке, но и говорил, что не заинтересован в браке со мной.

Разве я сошла с ума, если почувствовала себя немного уязвленной этим?

Да, — сказал голос в моей голове. — Вы встречаетесь ровно две недели. Возьми себя в руки. Оставайся в этом моменте.

Нет, — сказало мое сердце. — Это вполне естественно — мечтать о будущем с любимым человеком. Невозможно все время оставаться в моменте.

Влюблена ли я в Нейта?

Я взглянула на его красивый профиль, и у меня запорхали бабочки, но мне не нужно было смотреть на него, чтобы узнать ответ.

Конечно, я была влюблена в Нейта. Я даже думала, что он может быть влюблен в меня.

Что он сказал прошлой ночью?

«У тебя есть я».

Возможно, это не были обычные три маленьких слова, которые мечтаешь услышать от того, кто пленил твое сердце, но в том, как он их произнес, было что-то такое, что делало их не менее значимыми.

«У тебя есть я».

Я чувствовала это до самых костей. И я слышала, как другие парни говорили: «Я люблю тебя», когда они явно не имели этого в виду. Важны были не сами слова. Важно было чувство.

Но что значило иметь его? Или быть его? Что толку принадлежать друг другу, если знаешь, что это временно? Как можно наслаждаться моментом, если ты постоянно знаешь, что будущего не будет? Что ваше совместное время истекает? Из-за этого все наши отношения казались песком в песочных часах.

Но опять же, может быть, я ошибалась. Может быть, мне просто нужно быть терпеливой с Нейтом, как я и обещала. В конце концов, посмотрите, как далеко он продвинулся как отец. Не так уж фантастично думать, что в будущем он может изменить свое мнение о браке? И не то чтобы я торопилась. Мне просто нравилось знать, что это возможно. Мне нравилось предвкушение. Мои любимые моменты на свадьбах, которые я планировала, всегда были непосредственно перед тем, как невеста шла к алтарю. Когда она стояла в задней части церкви и смотрела вперед, где ее ждал будущий муж. Когда она делала этот первый шаг, это был шаг не только к мужчине. Это был шаг к мечте. У меня каждый раз мурашки бежали по коже.

Я хочу этого для себя.

Время. Это все, что мне нужно было сделать — дать ему время. Если Нейт действительно тот самый, а что-то внутри подсказывало мне, что это так, то он стоит того, чтобы ждать.

Я могу быть терпеливой.

Нейт

Со мной что-то было не так.

Или, может быть, что-то не так с Эмми — она замолчала после всего этого разговора о браке.

Может, дело в этом? Ее беспокоило то, что я не собирался жениться? Может, ее чувства были задеты?

Я надеялся, что нет. В этом не было ничего личного — я был без ума от нее, и я имею в виду это в самом прямом смысле слова. Бывали моменты, когда я думал, что схожу с ума, потому что так сильно хотел ее. Я постоянно думал о ней, постоянно задавался вопросом, что могу сделать, чтобы заставить ее улыбнуться, а удержаться от того, чтобы не прикоснуться к ней, было практически невозможно. Не было ничего, на что бы я не пошел ради нее...

Кроме женитьбы. Я просто не мог.

Многое в моей жизни вышло из колеи. За последние пару недель мне пришлось отбросить все планы и мечты, которые я строил для себя. Мне пришлось принять совершенно новую реальность, наметить совершенно другое будущее. От этого земля стала скользкой под ногами. Как будто ничто не было определенным.

Не слишком же многого я прошу, чтобы удержать какую-то часть моей прежней жизни, какую-то часть моего прежнего «я»?

И разве недостаточно того, что мы теперь вместе? Что я чувствую к ней больше, чем когда-либо к какой-либо женщине? Что я, Нейт Пирсон, адвокат по разводам и с фобией обязательств, состою в отношениях?

Прошлой ночью я рассказал ей то, что никогда никому не рассказывал. Она знала обо мне настоящем больше, чем любой человек на планете. Я доверял ей. И я изо всех сил старался быть таким человеком, каким она хотела меня видеть.

Разве всего этого недостаточно?

Не говоря уже о том, что я знал, насколько маловероятно, что брак продлится долго, и на собственном опыте убедился, насколько дерьмовыми могут быть разводы. Они были душераздирающими. Сокрушительными. Постыдными. И чертовски дорогими. Честно говоря, я понятия не имел, почему люди вообще продолжают жениться. Это не то свидетельство, которое нужно, чтобы иметь детей, если ты действительно этого хочешь. А я не хотел больше детей, в любом случае. Одной было достаточно.

Я взглянул на Эмми, которая с каменным лицом смотрела в лобовое стекло. Она, вероятно, хотела иметь собственных детей, может быть, даже двух или трех. А до этого она хотела большую свадьбу на 500 гостей, 27 подружек невесты, 5 цирковых шатра, с куропаткой в грушевом лесу и прочей ерундой, которую только могут придумать невесты. Я знал это о ней. Я всегда это знал.

Но я хотел быть с ней.

И что теперь? Нужно ли нам поговорить об этом? Должен ли я убедиться, что она знает о моих чувствах? Но что, если это будет препятствием? Что, если она разорвет отношения?

Шоколадно-молочный коктейль, которым я запил свой обед, казалось, свернулся в моем желудке.

Мне не нравилось думать о своей жизни без нее. Я не хотел возвращаться к отношениям на одну ночь с женщинами, имена которых я едва мог вспомнить. А когда я думал о ней с кем-то другим — мои руки сжались на руле — мне хотелось, черт возьми, пробить кулаком лобовое стекло.

Я не мог потерять ее. Она была мне нужна.

Особенно сейчас, когда я поворачивал на свою старую улицу, и мои нервы уже завязывались в узлы.

Каково будет психическое состояние моей матери? Как она встретит внучку? Какая из ее версий встретит нас сегодня — раздраженная агорафобка, которая так и не смогла оправиться от трагической потери младшего сына или некое подобие той матери, которую я когда-то знал, которая пекла потрясающее шоколадное печенье, пользовалась духами «Счастливчик» и смеялась над всеми ужасными шутками Адама?

Я въехал на подъездную дорожку и поставил машину на стоянку, но не выключил двигатель.

Эмми посмотрела на меня.

— Ты в порядке?

— Да, — я прочистил горло, которое внезапно сжалось, и запершило. — Приезжать сюда иногда трудно.

— Понимаю.

Ну конечно, понимаешь.

Мое горло сжалось еще сильнее.

Почему я чувствую, что должен извиниться перед ней?

Может, это дом издевался надо мной?

Я посмотрел на него через окно со стороны водителя: колониальный дом из красного кирпича с центральным входом, черными ставнями и белой отделкой. Кусты гортензии по обе стороны от входной двери все еще имели мертвые, коричневые листья, но я знал, что этим летом они зацветут ярко-розовыми и голубыми цветами. Прищурившись, я все еще мог видеть, как мама подстригает их, как отец стрижет лужайку перед домом, как мы с братом мчимся по подъездной дорожке на велосипедах, а наши плащи развеваются за нами.

Мама появилась в окне гостиной. Она отодвинула занавеску и пристально смотрела на улицу, как одинокая старушка, ищущая соседские сплетни. Я не мог понять, в перчатках она или нет.

Я отстегнул ремень безопасности.

— С таким же успехом можно войти.

Эмми на мгновение накрыла мою руку своей, но ничего не сказала, и я почувствовал прилив благодарности.

Я посмотрел на наши руки.

— Безумно рад, что ты здесь.

— Я тоже. Я смогу увидеть твою старую спальню? Там есть, например, постеры с Синди Кроуфорд на стенах?

Смеясь, я покачал головой.

— Скорее ты увидела бы постеры фильмов 90-х, но уверен, что моя мама их все сняла.

Через несколько минут мы подошли к входной двери, которая открылась еще до того, как мы ступили на крыльцо. Моя мама стояла, скрутив руки вместе, выражение ее лица было немного озабоченным, но, по крайней мере, на ней не было перчаток. Она была одета в джинсы и водолазку, а ее волосы были короче, чем в последний раз, когда я ее видел, а это было около 2 месяцев назад. Когда я был ребенком, они были темными и густыми, и она их долго отращивала, но сейчас они были намного тоньше, почти полностью седые и едва прикрывали уши.

— Ты здесь, — сказала она, судорожно переводя взгляд с меня на Эмми и на Пейсли в ее автокресле, которое я держал в одной руке.

— Привет, мам. Мы здесь.

— Я уже начала волноваться. Это такая долгая поездка, и есть один участок, который очень длинный, без съездов с шоссе, — она накрыла одну руку другой, и так несколько раз. Они были розовыми и потрескавшимися от частого мытья. — Я всегда боюсь этой части пути. Иногда так сильно, что приходится разворачиваться и возвращаться домой.

— Я знаю. Но мы в порядке, — я кивнул в сторону Эмми. — Это моя подруга Эмми, — и поскольку я знал, каким будет ее следующий вопрос, я добавил: — Она не мать ребенка.

— Приятно познакомиться, миссис Пирсон, — Эмми тепло улыбнулась.

— Здравствуй, — моя мать быстро кивнула Эмми, а затем снова посмотрела на Пейсли. — И ребенок?

— Это Пейсли. Мы можем войти?

— О! Да, конечно, — сказала она, почти как будто удивившись, словно, возможно, она не планировала приглашать нас в дом. Она отступила от двери, и я жестом показал Эмми, чтобы она вошла раньше меня. Когда мы все стояли в прихожей и за нами закрылась дверь, моя мама, казалось, вернула свои манеры. — Могу я взять твою куртку? — спросила она Эмми.

— Конечно, — Эмми сняла свою джинсовую куртку и протянула ее моей маме. — Спасибо. У вас прекрасный дом.

— Спасибо, дорогая, — она повесила куртку в шкаф в прихожей. — Он действительно слишком большой для одного человека, но я так привыкла к нему. Я просто не думаю, что мне понравится новый дом.

Я поставил автокресло и сумку с подгузниками на пол, и наклонился, чтобы отстегнуть Пейсли, которая начала просыпаться.

— Хей, — сказал я ей. — Хочешь познакомиться со своей бабушкой?

— О Боже. О Боже мой, — моя мама подошла немного ближе, — она такая маленькая.

Я расстегнул пальто Пейсли и осторожно вынул ее руки из рукавов, затем взял ее на руки и встал так, чтобы мама могла ее видеть.

— О, посмотрите на нее, — она протянула руку, словно хотела дотронуться до ноги Пейсли, но передумала. — Я давно не была рядом с таким маленьким ребенком. Она такая милая.

— Да, — я почувствовал гордость за свою дочь. — Ты бы хотела подержать ее?

— О, я не знаю, стоит ли, — она покачала головой, отступая назад, снова и снова накрывая одну руку другой. — Я ходила в салон несколько дней назад и говорю вам, там все чихали, кашляли, и сморкались. Уверена, что подхватила что-то ужасно заразное. Я бы не хотела передавать это ей.

Я хотел заверить ее, что все в порядке, но решил не делать этого. Если она захочет подержать внучку, она может это сделать. Если нет, я не собирался ее заставлять.

— Хорошо. Может быть, позже.

— Может быть, если я надену перчатки… — начала она, но я прервал ее.

— Нет, перчатки не нужны, мама. Уверен, что твои руки чистые, но тебе не обязательно держать ее. Я подержу ее, — я зашел в гостиную, где на зеленых стенах висели школьные фотографии моего брата и меня в рамах. — Эй, Эмми, иди посмотри на них.

Эмми последовала за мной в большую комнату с высоким потолком, скрестив руки на груди. Она рассмеялась, увидев мою выпускную фотографию в рамке из красного дерева.

— Боже мой, я никогда раньше не видела тебя полностью выбритым. Посмотри на свое детское личико! И твои торчащие волосы!

Я поморщился.

— Да, не уверен, кем пытался быть с этой прической.

— Брэдом Питтом в «Бойцовском клубе»? — предположила она.

— Возможно.

— Нейт всегда был таким тщеславным из-за своих волос, — моя мама, которая последовала за нами в комнату, продолжала смотреть на Пейсли в моих руках и ерзать. — Раньше ему требовалась целая вечность, чтобы собраться в школу.

— Спасибо, мам.

Эмми засмеялась.

— Правда?

— Да, — мама кивнула, и улыбнулась. — Все должно было быть как надо, иначе у него весь день было бы плохое настроение.

— Хорошо. Достаточно.

Часть меня была рада, что моя мать достаточно хорошо себя чувствует, чтобы поддерживать легкий разговор, даже если она подшучивает надо мной. Другая часть была удивлена, что она вообще помнит о моем плохом или ином настроении или о том, что его вызвало. Она всегда казалась такой сосредоточенной на себе. Но, опять же, в те дни я был типичным угрюмым, мрачным подростком. Возможно, я тоже не замечал того, что происходило вокруг меня.

— Это уморительно, — сказала Эмми, поймав мой взгляд и восхищенно улыбаясь.

— Могу я предложить кому-нибудь из вас что-нибудь выпить? — спросила моя мама.

— Нет, спасибо, — Эмми улыбнулась, и покачала головой.

— Я выпью чашечку кофе, если у тебя есть, — сказал я. — Только не надо никаких хлопот.

— Нет проблем, я приготовлю. Сейчас вернусь, — она еще раз окинула Пейсли долгим взглядом, прежде чем направиться на кухню.

— Твоя мама так хочет подержать Пейсли, — прошептала Эмми. — Я вижу это.

— Я тоже. Но не буду играть в ее игру насчет микробов. Не хочу с ней спорить, и мне не нужно слушать всю ее статистику о том, как грязны общественные места или как легко распространяются вирусы.

— Почему бы не позволить ей надеть перчатки, если ей от этого станет легче?

— Потому что это смешно. Ей не нужно носить перчатки в доме. Я не хочу поощрять такое поведение. Ее терапевт сказал ей, что она должна прекратить это делать.

— Мне просто так жаль ее. Это, наверное, ужасно — все время бояться. Так бояться, что даже не можешь взять на руки собственную внучку. Неужели ты не можешь позволить ей сделать это в этот раз.

— Нет. Слушай, мне тоже ее жалко. И я все время ей уступал. Когда у нас заканчивалось молоко, а она не хотела идти в магазин за ним, потому что молочный отдел находится слишком далеко от выхода из магазина, я шел и брал молоко. Когда она хотела пойти на мой выпускной в школе в перчатках и хирургической маске, потому что в актовом зале не было окон, и воздух должен был быть полон загрязняющих веществ, я сказал «хорошо». Когда она боялась лететь в Северную Каролину, чтобы увидеть, как я заканчиваю колледж, потому что в самолете у нее мог случиться приступ паники, я сказал ей, что все в порядке. Но пару лет назад я принял осознанное решение перестать это делать. Это не помогало ей.

Возможно, я был слишком строг к Эмми, возможно, даже к своей матери, но я уже давно с этим справлялся, и не мог находиться в этом доме без плохих воспоминаний, которые стучались в мою психику.

Эмми положила руку на мою руку.

— Ты прав. Мне жаль. Хорошо, что ты можешь быть сильным ради нее, и не сдаваться.

— Мне тоже жаль. Я не хотел срываться на тебе, — я глубоко вдохнул и выдохнул. — В этом доме у меня много багажа. Я не всегда хорошо с ним справляюсь.

Она украдкой поцеловала меня в губы.

— Ты хорошо справляешься. И, возможно, твоя мама, в конце концов, не сможет удержаться от того, чтобы подержать Пейсли на руках, пока мы здесь. Она сейчас так хорошо себя ведет, не так ли?

— Да, — я поцеловал макушку моей дочери.

— А если нет, то всегда есть следующий раз, — она повернулась к стене со всеми фотографиями, и указала на одну из фотографий Адама, последнюю. — Это твой брат?

— Да, — как всегда, когда я смотрел на эту фотографию, что-то в моей груди обрывалось. Ни ухмылка на его лице, ни блеск в глазах, ни выбившаяся прядь волос на лбу не указывали на то, что ему осталось жить меньше года.

— Очаровательно, — она посмотрела на некоторые из моих ранних фотографий. — Вы, ребята, были очень похожи.

— Да.

— И знаешь что? — она перешла к ряду фотографий Адама, затем подошла к камину и изучила пару детских фотографий на белоснежном камине. — Я совершенно точно вижу семейное сходство в Пейсли.

Мама вошла в комнату с подносом, на котором стояли две чашки, от которых исходил пар, а также маленькая сахарница и коробка конфет.

— Я принесла и тебе немного, дорогая. На случай, если ты захочешь немного согреться, — она улыбнулась Эмми, и поставила поднос на столик перед бордовым диваном.

— Спасибо. На самом деле, пахнет очень вкусно. Думаю, я выпью чашечку, — Эмми подошла к дивану и села. — Я как раз говорила Нейту, что Пейсли очень похожа на него.

Моя мама кивнула.

— Я тоже так думаю. У Нейта были такие же волосы, когда он был маленьким. И глаза у нее точно такие же, как у него.

Некоторое напряжение во мне начало ослабевать. А потом.

— Но, Нейт, тебе действительно нужно получить полную медицинскую историю со стороны матери. Никогда не знаешь, к каким заболеваниям она может быть предрасположена, — глаза моей матери расширились. — Муковисцидоз, гемофилия, болезнь Хантингтона, болезнь Паркинсона, серповидно-клеточная болезнь, некоторые виды рака...

— Мама! Прекрати! У Пейсли нет ничего из этого! — крикнул я.

— Но в этом деле нельзя быть слишком осторожным, Нейт! — ее руки постоянно двигались. — Если бы мы знали немного раньше, что Адам мог быть предрасположен...

— Мама, — ярость кипела в моих венах, как расплавленная лава, но я старался держать себя в руках. — Прекрати. Говорить.

— Я только пытаюсь избавить тебя от того, через что мы прошли! А если бы мы знали? Я всегда думаю об этом. Что, если бы мы могли что-то сделать? Что, если бы было раннее лечение, которое мы упустили, потому что ничего не знали?

Но с меня было довольно. Пройдя через прихожую, я перекинул сумку с подгузниками через плечо и пошел вверх по лестнице.

— Мне нужно ее переодеть.

Я принес ее в свою старую комнату, которая выглядела совсем по-другому теперь, когда она стала комнатой для гостей — не то чтобы у моей матери было много гостей. Стены теперь были масляно-желтыми, а не темно-синими, старое ковровое покрытие было снято, а дубовый пол под ним отремонтирован. Моя двуспальная кровать все еще стояла на своем месте, как и письменный стол, и комод, но затемненные шторы исчезли, их заменили занавески с цветочным узором.

Я уставился на кровать, вспоминая многие ночи, когда мой младший брат спал у моих ног. Он всегда хотел, чтобы я рассказывал истории о привидениях, но потом ему становилось слишком страшно, и он возвращался в свою кровать — по крайней мере, так он тогда объяснял. Но, возможно, он просто хотел быть рядом со мной. Я жаловался маме на это, ныл, что это моя комната, и я не хочу ее делить. А когда его не стало, не было ничего, чего бы я не отдал, чтобы он снова оказался у подножия моей кровати.

Я уложил Пейсли на новое одеяло с узором из маргариток, затем достал из сумки пеленку и подложил под нее. Одеяло не казалось грязным, но я знал, что во время смены подгузника возможно все.

Тихо злясь, я выполнял все действия, едва осознавая, что делаю.

Как моя мать могла сказать мне такие вещи? Как она могла предположить, что я могу потерять Пейсли так же, как мы потеряли Адама? Разве она не знала, что эта потеря до сих пор преследует меня? Разве она не понимала, как это повлияло на меня? Или не видит, чем я пожертвовал, чтобы защитить себя от подобных страданий? Она просто бросает мои страхи мне в лицо, напоминая, как опасно любить такого уязвимого человека, как ребенок.

У меня свело живот.

Когда Пейсли была снова одета, я взял ее на руки и прижал к груди, уткнув ее голову под свой подбородок.

— Я никогда не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось, — тихо пообещал я ей. — Никогда.

Но как только я произнес эти слова, то осознал их пустоту.

Как я могу дать такое обещание? Какой силой я обладаю, чтобы защитить ее?

Я не был супергероем. Я был просто парнем, у которого не сработал презерватив. В моем пути к отцовству не было ни чести, ни благородства. Я даже не хотел этого.

Что, если я заслужил наказание за это? Что, если потерять ее будет моим пожизненным приговором?

Я поцеловал ее макушку, позволив губам коснуться ее мягких темных волос. Я вдыхал ее чистый детский запах. И сжал ее крепче, так крепко, что она начала извиваться и суетиться.

Я немного ослабил свою хватку, но мысли продолжали мучить меня. Глядя на кровать, где я провел так много ночей, молясь и надеясь на чудо, будучи уверенным, что оно произойдет, а затем разбитым до неузнаваемости, когда этого не случилось, я вспомнил, почему до этого момента я жил в одиночестве. Уязвимым был не только ребенок, которого ты любил, но и ты сам.

В случае с Пейсли у меня не было выбора. Я любил ее, потому что она была моей. Но как насчет Эмми? Она была выбором, верно? Она была моим желанием, надеждой, которой я позволил вырваться на поверхность. Я был ослеплен чувствами к ней, но теперь увидел свою ошибку.

О чем, черт возьми, я думал? Почему я впустил ее? Почему я отдал ей часть себя, которую никогда не смогу вернуть? Что будет, когда она устанет ждать, пока я передумаю жениться или завести семью, и уйдет от меня к тому, кто хочет того же, что и она? Рано или поздно это должно случиться. Зачем я настраиваю себя на душевную боль, если лучше других знаю, что желания не сбываются?

— Хей. Ты в порядке?

Я повернулся, и увидел Эмми, стоящую в дверях.

— Не знаю.

Она кивнула и вошла в комнату, засунув руки в карманы джинсов.

— Это было довольно грубо.

— Да.

Эмми оглядела комнату.

— Эта была твоя комната?

— Когда-то давно. Но тогда стены были темно-синими.

Она улыбнулась.

— Как пещера летучей мыши.

— Да, наверное.

Ее улыбка померкла, когда она подошла ко мне, ее глаза были полны беспокойства. Она обхватила меня за талию, и прижалась щекой к моей руке.

— Мне жаль, Нейт. Я не знаю, что еще сказать.

— Это не твоя вина.

Она ни в чем не была виновата, но я продолжал хотеть извиниться перед ней.

Может быть, это потому, что я знаю, что в итоге ей будет больно?

— Твоя мать там, внизу, дышит в бумажный пакет.

— Господи. Конечно, она это делает.

— Что ты хочешь сделать?

Убраться отсюда. Повернуть время вспять. Вернуть свою жизнь в нормальное русло.

Я вздохнул.

— Попробую еще раз, я думаю. Дам ей еще час или около того. Ты не против?

Она поцеловала мое плечо.

— Разумеется не против.

Прежде чем мы вернулись вниз, я зашел в комнату Адама. Она тоже была перекрашена из небесно-голубого в темно-бордовый цвет. В какой-то момент она была переделана в кабинет моего отца, в ней стоял большой письменный стол, несколько книжных полок и кожаное кресло в одном углу. Слабо пахло застоявшимся сигарным дымом. Я повернулся к Эмми, которая ждала меня в коридоре.

— Могу я попросить тебя отнести Пейсли вниз? Мне нужна минутка, чтобы кое-что поискать.

— Конечно, — она взяла Пейсли на руки, и улыбнулась ей. — Наверняка ты проголодалась, орешек. Хочешь перекусить?

— Хорошая идея, — сказал я ей. — Разведешь ей смесь?

Она кивнула и взяла у меня сумку для подгузников.

— Без проблем. Может быть, я даже смогу привлечь бабушку к помощи.

Когда она ушла, я подошел к шкафу и открыл дверцу. Там лежало несколько костюмов моего отца, застегнутых в мешки для одежды, несколько маминых платьев тех времен, когда они вели активную светскую жизнь, и тонны оберточной бумаги, лент и бантов в пластиковых контейнерах. Неудивительно, что мамины подарки для меня всегда пахли нафталином. На верхней полке я обнаружил коробку, которую искал. Она была с надписью «МАЛЬЧИКИ».

Я взял ее и поднес к столу. Слой пыли покрывал верхнюю часть, и я отправил пылинки в вихрь, когда поднял ее. Внутри были реликвии из моего детства — я много раз просматривал эту коробку и знал ее содержимое. Наши первые пары обуви, покрытые бронзой, которые мы всегда считали такими странными, но мама утверждала, что это традиция в ее семье. Маленькие бархатные мешочки, в которых лежали наши молочные зубы. Шапочки и пинетки, которые вязали для нас родственники, которых мы никогда не видели. Детские рисунки мелками. Школьные фотографии. Чучело медведя Адама. Мой плащ Бэтмена. А в самом низу лежал тот предмет, который я хотел — его сборник шуток. Я достал его и пролистал. Страницы пожелтели, и пахло затхлостью, как в подвале. На обложке он написал свое имя синими чернилами.

«Адам Пирсон».

Под ним он написал записку:

Несмотря на тесноту в груди, я улыбнулся. Никогда не хотел читать его дурацкую книгу шуток. Но сейчас для меня имело значение то, что он позволил мне это.

Я должен был быть добрее. Должен был больше смеяться. Должен был ценить то, что я его старший брат.

Я собирался спросить у мамы, можно ли мне взять эту книгу, но, держа ее в руках, я только усилил боль в сердце. Положив ее обратно в коробку, я закрыл крышку, поставил ее обратно на полку в шкафу и закрыл дверцу.

Чертовы чувства.

Их нужно хоронить, иначе они задушат тебя.

Я забыл об этом.

Внизу, в гостиной, меня удивила сцена. Моя мать сидела на диване, держа на руках Пейсли, а Эмми, сидевшая рядом с ней, держала бутылочку, пока Пейсли пила. Обе они подняли глаза, когда я вошел в комнату.

— Надеюсь, ничего страшного, что я держу ее на руках, — нервно сказала мама, опустив глаза на лицо внучки. — Я очень хорошо вымыла руки и вообще не прикасаюсь к бутылочке. Так что не думаю, что микробы могут ей угрожать.

— Все в порядке.

Я посмотрел Эмми в глаза. Она улыбнулась мне, ее глаза сияли, ее прекрасное, успокаивающее присутствие в этом доме, полном призраков, ошеломило меня, и мое сердце чуть не разорвалось в груди. Ноги чуть не подкосились. Дыхание остановилось. Потому что я любил ее.

Я люблю ее.

За то, что она была здесь со мной, за то, что понимала меня, за то, что давала мне почувствовать, что я не один.

Вот только в итоге я бы остался один, не так ли? Когда она уйдет, когда она откажется от меня, когда поймет, что я не могу дать ей все, чего она хочет и заслуживает.

В жизни нельзя контролировать все, возможно, даже свои чувства, но можно контролировать свои действия. Я должен был уйти или оттолкнуть ее. От одной мысли об этом мне становилось плохо, но я говорил себе, что надо быть чертовым мужиком и смириться с этим. Закалить свое сердце. Взять себя в руки. Сделать выбор.

Эмми

— Итак, я знаю, что начало было немного трудным, но в целом все прошло нормально, как думаешь? — с надеждой спросила я, когда мы отъехали от дома.

— Думаю, да.

Он посмотрел в зеркало заднего вида на свою дочь, которая мирно спала, но даже это не избавило его от тревожных морщин на лбу.

— По крайней мере, твоя мама немного подержала ее на руках.

— Ага.

— И она сказала, что, возможно, приедет через пару недель, чтобы навестить ее еще раз.

— Я слышал ее, — хотя его тон говорил: «но я ей не верю».

— И разве Пейсли не была хороша сегодня? Интересно, не приберегает ли она все это для срыва сегодня вечером?

Нейт нахмурился.

— Возможно.

— Ну, не волнуйся. Я буду там, чтобы помочь тебе. Может быть, мы возьмем что-нибудь на вынос. Выпьем по коктейлю и посмотрим фильм, как в старые добрые времена, — я счастливо покачивалась на своем сиденье. — Как хорошо, что у нас есть свободный субботний вечер.

Нейт ничего не сказал.

— Эй? Это похоже на план?

— Что? Конечно, все, что ты хочешь сделать, я не против.

Очевидно, он был слишком рассеян, чтобы с нетерпением ждать вечера вместе, и, возможно, ему нужно было время, чтобы пережить визит домой. Для меня было очевидно, что все воспоминания, как хорошие, так и плохие, глубоко затронули его, как и беспокойство его матери. Если бы я знала, что он будет говорить со мной об этом, я бы попросила его. Но, хотя он был более откровенен со мной в течение последней недели и особенно вчера вечером, у меня не было ощущения, что сейчас он настроен на разговор. Казалось, что он хочет немного поразмышлять.

Я не винила его за то, что он был расстроен. Если отбросить болезненные воспоминания, ни один родитель не хочет выслушивать список всех генетических заболеваний, к которым может быть предрасположен его ребенок, а для Нейта все должно быть еще хуже из-за его брата. Я видела выражение его лица, когда его мама говорила, и при слове «рак» он полностью побелел. Наверху он выглядел немного лучше, но все равно был на взводе. Весь остаток дня он был тихим и напряженным.

Но я не стала давить. Вместо этого я протянула руку к его ноге, надеясь, что он поймет: «Я знаю, что это было тяжело для тебя, и я здесь, если тебе понадоблюсь».

Хотя, думаю, он даже не заметил этого.

***

К тому времени, как мы оказались в лифте, поднимающемся на наш этаж, я начала беспокоиться. Нейт по-прежнему не разговаривал со мной, лишь отвечал на мои вопросы короткими, расплывчатыми фразами, и выражение его лица оставалось мрачным.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — спросила я его.

— Я в порядке.

Но он не был.

Двери открылись, и когда мы начали идти по коридору, я попыталась снова.

— Так, какой еды ты хочешь? Мы могли бы...

— Какого черта ты здесь делаешь?

Я удивленно посмотрела на Нейта и увидела, что его глаза были устремлены на кого-то дальше по коридору. Я проследила за его взглядом и увидела женщину, которая стучала в его дверь. Она выглядела примерно моего возраста. Темные волосы, зачесанные в хвост. Прямая челка. Джинсы, сапоги, светло-коричневый свитер.

— Кто это? — спросила я, хотя нутром уже знала.

Нейт не ответил, но пошел вперед огромными, сердитыми шагами, держа одной рукой автомобильное кресло. Я поспешила догнать его.

— Теперь ты решила постучать? — потребовал он.

— Пейсли! — увидев ребенка, женщина присела, сложив руки на коленях, и широко улыбнулась, когда Нейт приблизился. — Моя малышка! Мамочка так скучала по тебе, — она фыркнула, ее глаза слезились.

— Если ты так соскучилась, почему не звонила две недели? — Нейт держал ручку автокресла в своей руке, и отвернул его от Рейчел, которая двигалась вокруг него, пытаясь увидеть свою дочь.

— Потому что мне нужно было побыть одной, чтобы поработать над собой. Я проходила интенсивную терапевтическую программу. И хотела, чтобы у тебя было время узнать ее получше.

К тому времени я уже догнала их и, вероятно, должна была зайти в свою квартиру, чтобы дать им возможность побыть наедине, но чувствовала себя прикованной к месту.

— Что за программа? — потребовал Нейт. — Ты наркоманка?

— Нет! — она выглядела потрясенной, но смягчила голос. — У меня послеродовая депрессия, Нейт. Я не могла ни спать, ни есть, ни находить в себе силы что-либо делать. Я только плакала и чувствовала, что моя жизнь закончилась, а мой врач только выписывал снотворное, которое не помогало. Теперь я наконец-то получаю настоящее лечение. У меня есть новые лекарства, которые действительно работают, и я хожу на терапию.

Выслушав ее историю, мне даже стало жаль ее, но Нейту — нет.

— Мы договорились на месяц. Прошло всего две недели.

— Пожалуйста, Нейт, можно я просто увижу ее? — со слезами на глазах спросила Рейчел. Она была симпатичной, с высокими скулами, ямочкой на подбородке и ровными белыми зубами. Я, стесняясь, провела кончиком языка по своим слегка кривым нижним зубам.

Черт, почему я не носила ретейнер чаще?

— Это все, что ты хочешь? Увидеть ее?

— А можно мне ее немного подержать? Я так по ней скучала. Ты не представляешь.

— Ты не представляешь, что было со мной, когда я узнал, что у меня двухмесячный ребенок. Ты должна была сказать мне.

Она подняла обе руки в знак капитуляции.

— Ты прав. Я должна была сказать тебе. Как я сказала в своей записке, я планировала отдать ее на удочерение, но...

— Даже не спросив меня! — крикнул Нейт. — Это было чертовски некрасиво!

— Знаю, — сказала Рейчел, открыто плача. — Мне жаль, Нейт. Я плохо соображала. И мы едва знали друг друга. Я ничего такого не планировала.

— Я тоже, — он посмотрел на нее. — Ты можешь зайти на несколько минут и подержать ее, но потом тебе придется уйти.

— Думаю, я пойду домой, — тихо сказала я. — Нейт, увидимся позже.

— Нет, Эмми, — Нейт посмотрел мне в глаза, как мне показалось, впервые за несколько часов. — Тебе не нужно идти домой. У нас есть планы на вечер, и мы их не отменим, — он бросил последний сердитый взгляд на Рейчел, прежде чем открыть дверь в свою квартиру.

Я разрывалась между желанием не вмешиваться в их дела и страхом, что пропущу что-то драматичное, если уйду. Кроме того — и это так глупо, что мне даже стыдно, что я об этом подумала — я немного ревновала. У этой красивой, грустной женщины был ребенок от Нейта. Он спал с ней. Очевидно, что в прошлом году она показалась ему привлекательной.

Что, если она попытается соблазнить его или что-то в этом роде?

Как только у меня возникла эта мысль, я почувствовала себя виноватой. Я доверяла Нейту. Но все равно последовала за ними в его квартиру.

Нейт поставил автокресло на пол, и Рейчел, бросив сумочку, поспешила к нему. Опустившись на колени, она отстегнула ремни и подняла дочь, прижимая ее к себе. Пейсли проснулась и начала суетиться.

— Ее нужно переодеть, — Нейт стоял в стороне, сложив руки на груди, широко расставив ноги.

— Я сделаю это, — Рейчел встала и оглядела его квартиру. — Ого, у тебя много детских вещей. Ты купил все это за последние 2 недели?

— Нет, я всегда так оформлял свою квартиру, — Нейт закатил глаза. — Конечно, я просто купил все это. У меня ничего не было для нее, когда ты оставила ее у моей двери. Не то чтобы тебя это волновало.

— Мне было не все равно, Нейт. Я просто не могла здраво мыслить, — она отнесла Пейсли на пеленальный столик, тихо разговаривала с ней, задавала вопросы, говорила, как сильно она по ней скучает. По выражению лица Нейта я поняла, что с каждым словом он злится все больше. Я подошла и встала рядом с ним.

— Эй, — прошептала я. — Ты уверен, что хочешь, чтобы я была здесь?

— Да, — он не сводил с них глаз, как будто не доверял Рейчел свою дочь.

Когда Пейсли была переодета, Рейчел взяла ее на руки и поцеловала в пухлую щечку.

— Она хорошо выглядит.

— Конечно, она выглядит хорошо, — огрызнулся он. — Неужели ты думала, что я не позабочусь о собственном ребенке?

— Я хотела сказать комплимент. Я бы не оставила ее с тобой, если бы думала, что ты не позаботишься о ней.

— Спасибо, — сказал он категорично.

— Дай мне передышку, ладно? Я пришла сюда, чтобы сделать тебе одолжение.

Он наклонил голову.

— Что это за одолжение?

Рейчел выпрямилась.

— Ты не обязан держать ее у себя весь месяц. Я пришла, чтобы забрать ее обратно.

Нейт двигался быстро. За 2 секунды он преодолел 3 метра между собой и Рейчел и взял ребенка из ее рук. Рейчел была настолько ошеломлена, что позволила этому произойти.

— Ни за что, — сказал Нейт, обойдя диван, чтобы снова встать рядом со мной. — Если это то, ради чего ты сюда пришла, можешь забыть об этом. Ты не заберешь ее из этой квартиры.

— Да ладно. Ты не хотел ее даже на неделю, помнишь? — Рейчел положила руки на бедра.

— Ну, все изменилось. И у меня есть права.

— Кто сказал? — тон Рейчел стал враждебным. — Откуда ты вообще знаешь, что она действительно твоя?

Мой рот открылся, и я посмотрела на Нейта, ожидая, что он взорвется. Но он этого не сделал.

— Просто знаю, — сказал он спокойно. — Хочешь, я сделаю тест на отцовство?

— Нет, — плечи Рейчел опустились, и она закрыла глаза. — Она твоя, — мгновение спустя она открыла их, слезы хлынули снова. — Но, пожалуйста, позволь мне вернуть ее. Она — все для меня. Я чувствую себя такой виноватой за то, что оставила ее.

— Нет. По истечении месяца мы договоримся об опеке. Ты должна дать мне это время с ней, — он сделал паузу. — Где ты живешь?

Рейчел вытерла глаза.

— Баттл Крик.

— Как твоя фамилия?

— Браун.

— Ты дала ей мою фамилию или свою?

— Свою.

— Какое у нее второе имя?

— Энн.

Авторитет, с которым он ее допрашивал, напомнил мне адвоката, проводящего перекрестный допрос свидетеля, или детектива, допрашивающего подозреваемого.

— Мне нужна твоя информация и подпись на заявлении об установлении отцовства. Как только отцовство будет установлено, я хочу, чтобы мое имя было вписано в свидетельство о рождении. И я хочу совместную физическую и юридическую опеку.

— Хорошо, мы все уладим. Но Нейт, можно я еще раз подержу ее на руках? — спросила Рейчел. — Потом я уйду. Ты можешь провести с ней остаток месяца, а я вернусь через 2 недели. Я думала, что ты будешь рад отдать ее раньше.

Сначала я не думала, что Нейт собирается уступить, потому что он не пошевелился. Но потом он медленно подошел к ней и позволил ей взять ребенка из его рук.

— Я пойду за заявлением. Ты можешь заполнить его сейчас, — он направился прямо к лестнице и поднялся в свою спальню.

Мы с Рейчел встретились глазами на одну короткую, неловкую секунду, прежде чем она снова посмотрела на Пейсли.

— Так ты его девушка? — спросила она.

Я даже не знала, как ответить на этот вопрос, не то чтобы это было ее делом.

— Думаю, будет справедливо узнать, кого он привел к моему ребенку.

— Я Эмми. Живу напротив.

Она посмотрела на меня, подняв брови.

— Интересно.

Мой характер вспыхнул, но я напомнила себе, что не окажу Нейту никакой пользы, создав проблемы с матерью его ребенка. Лучше, если все будут ладить друг с другом.

— Не думала, что у Нейта есть девушка, — сказала она.

— Думаю, ты не очень хорошо его знаешь.

Она пожала плечами.

— Или он тебя обманул.

Обратившись к своей внутренней Марен, я сделала несколько глубоких вдохов и поискала спокойное место внутри себя. Где-то оно должно было быть.

— Признаюсь, он воспринял все это отцовство гораздо лучше, чем я думала, — она оглядела все детские принадлежности. — Я думала, он уже отчаялся избавиться от нее.

— Ты ошибалась. Он ее обожает.

Нейт спускался по лестнице с бумагами в руках.

— Я принесу ручку.

— У меня есть одна, — сказала я, радуясь, что могу быть полезной в любом качестве, чтобы отправить эту женщину в путь. Из своей сумочки я достала ручку «Девин Ивентс» и протянула ему.

— Спасибо, — он подошел к стойке, отделяющей кухню от гостиной, и положил ручку и бумаги. — Ты можешь сделать это прямо здесь, — сказал он Рейчел. Было ясно, что этот вопрос не подлежит обсуждению.

Рейчел медленно подошла к стойке. Неохотно передав Пейсли Нейту, она заполнила бумаги. Через минуту она сказала ему:

— Нам нужен нотариус, чтобы заверить подписи.

— Знаю, — он сделал паузу. — Как долго ты будешь в городе? У нас есть один в моей фирме. Мы могли бы сделать это в понедельник.

— Я могу остаться в городе до этого времени. Я взяла отпуск на работе.

— Хорошо, — он подошел к двери и открыл ее. — Я напишу тебе время и адрес.

Прикусив губу, она отложила ручку.

— Ты уверен, что я не могу взять ее с собой? Я не попытаюсь скрыть ее от тебя навсегда.

— Уверен. Ты увидишь ее в понедельник. А потом через 2 недели после этого.

Рейчел выглядела побежденной, но кивнула.

— Могу я поцеловать ее на прощание?

— Нет.

— Нейт, — мягко сказала я. Не потому, что мне нравилась Рейчел или я была на ее стороне, а потому, что, будучи ребенком после развода, я ценю попытки найти компромисс, когда речь идет о детях.

Он встретил мой взгляд, и на мгновение я подумала, что он собирается сказать мне, что это не мое дело — и был бы прав. Но вместо этого он закрыл глаза и вздохнул.

— Хорошо.

Он снова передал Пейсли ее матери. Бедняжка, наверное, недоумевала, что за чертовщина происходит, когда ее, как баскетбольный мяч, передавали туда-сюда между ними, хотя она и не суетилась по этому поводу.

Рейчел обняла и поцеловала ее, пообещала увидеться послезавтра и вернула ее Нейту. Затем она подняла с пола свою сумочку и вышла.

Нейт закрыл за ней дверь и встал лицом к ней.

Я чувствовала себя так, будто задерживала дыхание несколько часов.

— Ты в порядке?

— Да.

— Это был... сюрприз.

— Да, — он прижал дочь к себе, поцеловав ее в голову.

— Хочешь, я приготовлю для нее ванну? — спросила я.

— Конечно. Спасибо.

Вся жизнь ушла из его голоса.

Мы искупали и накормили Пейсли, заказали ужин и съели его, сидя на полу, пока она играла на пеленке — Нейт, правда, ел мало и все еще был не очень разговорчив. Когда Пейсли начала уставать и капризничать, Нейт отнес ее наверх, а я убрала остатки еды и загрузила посудомоечную машину. Я твердила себе, что не стоит слишком много думать о настроении Нейта, что я тут ни при чем, но было трудно не принимать это на свой счет.

Когда спустился, он сделал каждому из нас по коктейлю, и мы провели вечер за просмотром «Бонда» на диване, как раньше. Только... это было не так весело.

Нейт отключился от меня — я чувствовала это. Он молчал все время. Он не смеялся над шутками, не комментировал превосходство Коннери в «Бонде» и не делал никаких попыток прикоснуться ко мне. Половину времени он даже не смотрел на экран. Я смотрела на Нейта и видела, что он смотрит в пустоту, выражение его лица было озабоченным. Что-то действительно было не так.

Когда фильм закончился, я выключила телевизор, и придвинулась ближе к нему, просунув руку через его руку и положив голову ему на плечо.

— Эй, сосед. Что с тобой происходит?

— Извини. Я сегодня не очень хорошая компания.

Он не ответил на вопрос.

— Тебе не нужно извиняться. Это был довольно эмоциональный день. Визит домой, а потом появление Рейчел, которая хочет забрать ребенка.

— Да.

— Хочешь поговорить об этом?

— Не очень.

— Хорошо. Ну, я здесь, если захочешь.

Я снова опустила голову, совершенно обескураженная. Это был не тот Нейт, с которым я была прошлой ночью. Это был даже не тот Нейт с «Кони Айленда» сегодня. Я попыталась вспомнить, когда он начал возводить стены.

Это было в доме его матери? По дороге домой?

И почему?

— Я хочу, чтобы ты знал, я очень горда тобой сегодня, — сказала я ему.

— За что?

— За то, что ты не сдался своей матери. За то, что устоял перед Рейчел. За то, что не отпустил Пейсли раньше времени.

— Я даже не думал об этом. На самом деле, когда Рейчел угрожала забрать ее, я стал немного пещерным человеком. Я не собирался позволить ей забрать у меня мою дочь.

— Конечно нет.

Мне нравилась свирепость в его голосе. И он выглядел таким красивым, сидя здесь, с жесткой челюстью и взъерошенными волосами.

Я положила руку ему на бедро и соблазнительно произнесла.

— Хочешь, помогу снять напряжение?

Он посмотрел на мою руку и прочистил горло.

— Я не в настроении.

Задетая, я отдернула руку.

— О. Ладно.

— Извини.

— Ничего страшного. Это был долгий день. Ты, наверное, устал.

— Да.

Последовало неловкое, очень неловкое молчание.

Что происходит?

— Я пойду домой, наверное.

Я хотела, чтобы он возразил. Хотела, чтобы он обнял меня. Хотела, чтобы он сказал мне, что прошлая ночь не была просто сном, потому что в этот момент я начала думать, что все это мне привиделось.

На что он ответил:

— Да, наверное, так будет лучше. Думаю, нам обоим не помешает немного пространства.

Я замерла.

— Что?

— Немного пространства. Я думаю, мы... поторопили события.

Я уставилась на его профиль.

Правильно ли я его поняла?

— Тебе нужно пространство?

Он провел рукой по волосам.

— Да. Мне немного тесно, понимаешь? Тебе, наверное, тоже.

— Тесно? — повторила я.

Это должно быть шутка.

Он, бл*дь, разыгрывает меня? Он чувствует, что ему не хватает пространства? После того, как он попросил меня остаться у него вчера вечером, пригласил меня поехать с ним в дом его мамы и заставил меня зайти, когда Рейчел была здесь, когда я предложила пойти домой, теперь он чувствует себя чертовски стесненным?

С пылающим лицом я встала с дивана, нащупала в темноте свои кроссовки и натянула их. Мне нужно было попасть домой, пока я не вышла из себя или не разрыдалась.

Как этот день мог пойти ужасно не так?

Нейт

Отпусти ее.

На самом деле ты ей не нужен. Она хочет какую-то версию тебя, которой не существует.

Позволь ей найти того, кто сделает ее счастливой, того, кто сделает ее своим всем, того, кто даст ей будущее, которого она заслуживает, потому что ты не можешь.

Было достаточно трудно закрыться от нее сегодня, но мне потребовалась каждая крупинка силы, чтобы не сдаться, когда она коснулась моей ноги, тихо проговорив мне на ухо о помощи со снятием напряжения. Она даже не представляла, как сильно я хотел сделать именно это — повалить ее на диван и овладеть ее горячим маленьким телом, дать ей всю любовь и внимание, в которых я ей сегодня отказал, получить удовольствие от наслаждения ею, показать ей, как я благодарен за то, что она здесь, что она совершенна, что она моя.

Но я не мог. Я должен был отпустить ее.

Мои руки сжались в кулаки, пока она надевала обувь.

Я буду чувствовать себя лучше, когда она уйдет, верно?

Так же, как я чувствовал себя лучше после ухода Рейчел. Меньше угрозы. Больше контроля. Больше похожим на себя. Мне было так приятно принимать решения после того, как она снова застала меня врасплох, появившись у моей двери и пытаясь забрать Пейсли. Может быть, я был немного резок, но к черту ее за то, что она думала, что может решать все и всегда. За то, что думала, будто может приходить и уходить с Пейсли, когда ей заблагорассудится. За то, что обращалась со мной так, будто я не имею значения, будто то, чего я хочу, не имеет значения. Было приятно отключить свои чувства, заявить о себе и взять ситуацию в свои руки. Сказать ей, как все будет происходить. Выставить свои условия. Это было знакомо.

Это все, чего я хотел. Снова почувствовать себя самим собой.

Эмми подошла к двери.

Не смотри на нее. Не смотри, как она уходит.

Но я не мог оторвать от нее глаз.

Она потянулась к ручке. И остановилась. А потом повернулась.

— Нет, — сказала она, как будто я задал ей вопрос.

— Что?

— Нет. Ты не можешь быть очередным козлом, который отшивает меня без толкового объяснения. Я достойна большего.

Гораздо большего.

Но я не мог сдаться.

— Все, что я сказал, это то, что мне нужно немного пространства.

— Это чушь. С тобой что-то происходит, а ты не говоришь мне, что именно.

— Это смешно, — я мог бы задохнуться от собственной ненависти к себе.

— Нет. Это не так, — она подошла к лампе и включила ее. — Ты смотришь мне в глаза и говоришь, что со вчерашнего вечера ничего не изменилось. Но ведь парень, с которым я была прошлой ночью, это не тот человек, который сидит сейчас на этом диване.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — я встретился с ее глазами ровно на 2 секунды, и отвел взгляд.

— Нет, понимаешь. Ты точно понимаешь, о чем я говорю. Так какого хрена, Нейт? Какая из твоих версий реальна?

Мои руки сжали колени. Желудок свело.

— Прошлой ночью я пытался быть тем, кем не являюсь.

Молчание.

— Ты серьезно?

Я тяжело сглотнул, сдерживая все слова извинений, грозящие сорваться с моих губ.

— Да. Я сказал то, что, как мне казалось, ты хотела услышать.

— Почему?

— Я пытался быть таким, каким ты хотела меня видеть.

— Все, о чем я когда-либо просила тебя, это быть честным!

— Видимо, у меня это не очень хорошо получилось.

Каждое слово из моего рта было отвратительным. Я чувствовал себя ужасно.

— Почему ты пригласил меня переночевать прошлой ночью? Почему ты попросил меня поехать с тобой к твоей маме сегодня?

Я пожал плечами.

— Мне показалось, что я должен попросить тебя об этом.

— Боже мой. Не могу в это поверить.

Я рискнул взглянуть на нее, она запустила руки в волосы.

— Я не могу, черт возьми, поверить, что влюбилась в еще одного из вас, — ее глаза закрылись, и она покачала головой. — Это невозможно.

Черт.

Я не хотел оказаться в одном ряду с другими ее бывшими пронырами, которые заставляли ее чувствовать себя плохо. Я не бросал ее — я лишь пытался заставить ее бросить меня.

Я встал.

— Эмми, я не говорю, что мы должны полностью порвать отношения.

Она уронила руки, и уставилась на меня.

— Ты не можешь этого иметь в виду. Ну и кто теперь живет в мире фантазий?

— Ты хотела, чтобы я был честен, вот я и честен. Прошлая ночь была больше похожа на спектакль. Я хотел, чтобы ты хорошо провела время.

— Боже мой.

Она подняла руку, чтобы заставить меня замолчать, но я продолжил.

— Но это не значит, что мы должны полностью прекратить общаться. Это просто значит, что мне не нужна девушка. У меня действительно нет времени, с Пейсли и всем остальным.

— Не смей использовать свою дочь в качестве оправдания. Дело не в ней.

Я пожал плечами и скрестил руки на груди, как глупый придурок, которым я и был, пока она собиралась с мыслями.

— Знаешь что, Нейт? Ты был прав насчет меня. Я слишком легко доверяю. Увлекаюсь. Отдаю свое сердце без боя. Поздравляю, ты показал мне правду, — она подошла к двери и открыла ее, а затем снова повернулась. — Теперь я поняла. Иногда трах — это просто трах.

А потом она ушла.

***

Я не мог уснуть. Пейсли тоже была беспокойной, и я провел большую часть ночи, вышагивая по полу спальни, пытаясь успокоить ее и убедить себя, что поступил правильно, освободив Эмми. Я снова и снова перечислял свои причины, и каждый раз приходил к одному и тому же выводу. В конце концов, это никогда не сработает. Мы были слишком разными. Мы не хотели одного и того же. В конце концов, мы бы причинили друг другу боль.

Но это было чертовски ужасно.

Я все время видел ее лицо, когда сказал ей, что не имел в виду то, что сказал в пятницу вечером. Она была так опустошена. Это был такой дерьмовый способ закончить отношения, так врать ей, но я боялся, что, если бы я не был полным мудаком, она бы отнеслась с пониманием, и предоставила мне пространство, о котором я просил.

Пространство. Что за чертова шутка. Я никогда не чувствовал себя стесненным рядом с ней.

На самом деле, все, что я когда-либо хотел сделать, это быть ближе.

Я не мог перестать думать о ней.

Как, черт возьми, я собирался забыть ее? Особенно живя прямо напротив? Будем ли мы когда-нибудь снова разговаривать друг с другом? Боже, я уже скучал по ней, а ее не было всего несколько часов. А что, если я увижу ее с парнем в коридоре или еще где-нибудь? С каким-нибудь придурком, который не заслуживает ни прикоснуться к ее волосам, ни услышать ее смех, ни взять ее за руку, не говоря уже о том, чтобы увидеть ее обнаженной, почувствовать запах ее кожи или ощутить, как ее ноги обвиваются вокруг него?

На хрен этого парня! Я, бл*дь, разорву его на части.

Никто не заслуживал ее. Даже я.

Особенно я.

Я придвинул Пейсли к своему плечу и заметил, что она кажется немного теплой. Я тут же прижал ее щеку к своей. Она была обжигающе горячей. В моей голове раздался тревожный звонок.

Включив лампу на тумбочке, я увидел, что ее лицо раскраснелось.

О, черт! Что, если у нее жар? Что мне делать?

Моим первым побуждением было пойти за Эмми, но потом я вспомнил, что не могу.

Черт!

С досадой я схватил с тумбочки телефон и позвонил Рейчел. Не отвечает.

Бл*дь!

Должен ли я отвезти ее в отделение неотложной помощи? Но что, если они попросят информацию, которой у меня нет? Я даже не знаю ее чертову дату рождения, ради всего святого! Ни номера ее социального страхования, ни группы крови, ни веса, ни чего-либо еще о ней, кроме ее имени. И я еще даже не был ее отцом по закону. Позволят ли мне дать согласие на лечение?

Я не мог об этом беспокоиться — я должен был отвезти ее. А если что-то было действительно не так? Я бы никогда не простил себе, если бы с ней что-нибудь случилось, пока она была под моей опекой.

— Ш-ш-ш, все хорошо, — пробормотал я, как для себя, так и для нее. Мое сердце колотилось. — Все будет хорошо.

Я положил ее в спальное место, чтобы быстро одеться и обуться. Спустившись вниз, я уложил ее в куртку и автокресло, взял ключи и только вышел за дверь, как мой телефон завибрировал. Это Рейчел перезванивала мне.

— Алло?

— Что случилось?

— Думаю, у нее жар.

Она задохнулась.

— О нет!

— Она была в порядке весь день, — быстро сказал я, как будто должен был доказать, что это не моя вина. — Она ела, спала и вела себя очень хорошо.

— Ты измерял ей температуру?

— Нет, — это даже не пришло мне в голову. Я был слишком занят паникой.

— У тебя есть термометр для новорожденных?

Есть? Положила ли Эмми его в корзину в детском магазине? Может, и положила.

— Вообще-то, да. Думаю, да. Я посмотрю. Ты не думаешь, что мне стоит сразу отвезти ее в отделение неотложной помощи?

— Зависит от температуры. Измерь ей температуру и скажи мне, какая она. Я встречусь с тобой либо в неотложке, либо в твоей квартире.

В этот момент дверь квартиры Эмми открылась, и она появилась в халате, пижамных штанах и с босыми ногами. У меня сжалось сердце. Ее глаза были опухшими и налитыми кровью, и она выглядела так, будто тоже не спала. Мне так хотелось обнять ее.

— Что случилось? — тихо спросила она, глядя на Пейсли. — Она больна?

— Думаю, у нее жар, — сказал я. — У меня есть термометр для новорожденных?

Она кивнула.

— Он в корзине на одной из полок пеленального столика.

— Я тебе сейчас перезвоню, — сказал я Рейчел.

— Поторопись, пожалуйста, — сказала она.

Мы зашли в мою квартиру, и Эмми нашла градусник, пока я вынимал Пейсли из автокресла. Она больше не плакала, но я мог сказать, что что-то не так. Ее глаза были стеклянными, она была вялой и излучала жар. Мне было досадно, что она чувствует боль, которую я не могу облегчить.

— Вот.

Эмми протянула мне что-то, похожее на игрушку. Оно было маленьким и белым, с длинным тонким наконечником и цифровым экраном на передней панели.

— Как мне его использовать? Под язык?

Она покачала головой.

— Это ректальный термометр.

— Р-ректальный? — мой голос надломился.

— Да. У таких маленьких детей нужно измерять именно так. Хочешь, я сделаю это?

Господи Иисусе.

Конечно, я хотел. Но я не мог заставить себя попросить ее об этом.

— Нет. Я сам, — я раздел Пейсли, которая снова начала плакать, как будто знала, что грядет что-то плохое. Она будет ненавидеть меня за это. — Мне положить ее на пеленальный столик?

— Просто переверни ее на живот у себя на коленях, — проинструктировала Эмми.

Я положил Пейсли поперек своих бедер на живот и взял у Эмми термометр, заметив, что она покрыла его кончик какой-то смазкой. 10 секунд спустя я все еще смотрел на него. И никак не мог этого сделать.

— Нейт.

Я поднял глаза на Эмми.

— Я не могу этого сделать. Она доверяет мне, что я не причиню ей вреда.

Она закатила глаза и пробормотала что-то, чего я не уловил.

— Дай это мне.

Я протянул ей устройство. Она нажала на кнопку и осторожно вставила наконечник. Пейсли извивалась, и протестовала, ее маленькие ручки и ножки дрыгались. Эмми нахмурилась, пытаясь удержать градусник на месте.

Слава Богу, она здесь, — продолжал думать я, а потом подумал: — Хотя я этого не заслуживаю.

Термометр пискнул пару раз, а затем на экране высветилось число.

— 37,3, — сказала Эмми.

— Мне отвезти ее в больницу?

— Не думаю, что тебе нужно это делать, но позволь мне кое-что проверить, — оглядевшись по сторонам, она заметила на приставном столике стопку моих детских книг. Пока она листала их, я отнес Пейсли на пеленальный столик и надел на нее новый подгузник, безмолвно извиняясь за несправедливость, которую она только что пережила.

— Нет, — сказала Эмми, читая из книги. — Американская академия педиатрии рекомендует везти ребенка к врачу только в том случае, если температура составляет 38 градусов и выше. Позвони ее врачу завтра, — она отложила книгу. — Но тебе нужно дать ей жаропонижающее.

— У меня оно есть?

— Да. Оно в той же корзине под столом. Дай мне секунду, чтобы убрать градусник, и я найду его для тебя.

Она ушла на кухню, а я закончил одевать Пейсли. Подойдя к столу, она достала из-под него корзину, опустила туда градусник и вытащила красную коробку с надписью «Детский Тайленол».

— Сколько она весит?

Чувство вины ударило по мне.

— Я не знаю.

— Тебе нужно позвонить Рейчел.

Я кивнул.

— Ты можешь присмотреть за ней секундочку?

— Да.

 Она взяла ее на руки, а я подошел к дивану, где оставил свой телефон, и обнаружил, что Рейчел звонила дважды за последние несколько минут. Я перезвонил ей.

— Нейт? Почему ты так долго? С ней все в порядке?

— Она в порядке. У нее температура 37,3. Мы дадим ей немного «Тайленола».

— Мы?

— Эмми здесь, — наши глаза встретились, и Эмми быстро отвела взгляд. — Сколько весит Пейсли?

— На последнем осмотре она весила 5,2 кг.

— 5,2 кг, — сказал я Эмми.

— Я приеду, — сказала Рейчел. — Я уже в пути.

Мне не хотелось, чтобы она была здесь, но я не чувствовал, что могу сказать «нет».

— Хорошо.

— Не давай ей ничего, пока я не приеду.

— Почему нет? У нее жар, и ей нужно лекарство.

— Потому что я беспокоюсь о дозировке. Опасно давать ребенку слишком много.

— Я прочитаю таблицу дозировок, Рейчел. Я не идиот.

Но я чувствовал себя идиотом. Если бы Эмми не пришла, я бы даже не знал, где находится термометр, не говоря уже о том, как им пользоваться. В моей голове пронеслась мысль: «Я не создан для этого. И они обе это знают. Все это знают».

— Просто подожди меня, пожалуйста, — потребовала Рейчел. — Я буду у тебя через 5 минут.

Мы повесили трубки, и я подошел к Эмми и Пейсли.

— Рейчел уже едет ко мне. Она не хочет, чтобы я давал ей лекарства без ее присутствия.

— Ты собираешься ждать?

— Я не знаю.

Эмми поджала губы, но ничего не сказала. Я взял коробку с «Тайленолом» и посмотрел на лицевую сторону. На ней была изображена женщина с ребенком на руках. Всегда и на всем была женщина с ребенком. Отцы могли бы даже не существовать, насколько это было возможно с точки зрения маркетинга. Я проверил обратную сторону коробки.

— Здесь сказано: 2,25 миллилитра для веса от 2 до 5 кг, и 2,5 для веса от 5,5 до 7 кг. А если ребенок весит между 5 и 5,5 кг? Сколько давать?

— Я бы дала меньшее количество, чтобы перестраховаться.

Мысль о том, что я принимаю небезопасное решение для Пейсли, вызывала у меня тошноту.

— Я подожду Рейчел.

— Хорошо, — она поцеловала лоб Пейсли. — Поправляйся, орешек, — затем она передала ее мне. — Я иду домой.

Пожалуйста, не оставляй меня.

— Хорошо, — я смотрел, как она идет к двери, мое сердце колотилось. — Эмми, подожди.

— Что? — она даже не обернулась, и я ее не винил.

— Ты ненавидишь меня?

— Нет, Нейт. Я не ненавижу тебя. Я ненавижу то, что ты сделал, но в основном я ненавижу себя за то, что влюбилась в тебя. За то, что поверила в твою ложь, когда должна была знать лучше. Я заслужила это разбитое сердце.

Я тяжело сглотнул, желая, чтобы она была строже со мной. Сказала, что я был засранцем. Назвала меня лжецом. Ударила бы меня, если бы захотела. Услышав, что она винит себя, я почувствовал себя еще хуже.

Я так много хотел сказать ей. Такие простые вещи, как: «Прости. Не уходи. Ты мне нужна». И сложные вещи, например: «Мне стыдно быть таким неумелым отцом. Почему любовь должна причинять боль? Ты сказала, что не позволишь мне оттолкнуть тебя, но ты позволила».

Но в итоге я ничего не сказал, и она ушла.

***

Рейчел приехала вскоре после ухода Эмми, запыхавшись и неистово желая взять на руки Пейсли, которая заснула у меня на руках. Она проснулась, когда Рейчел потянулась к ней, и начала плакать.

— Ты дал ей лекарство? — спросила Рейчел, прижимая ее к себе.

Я уставился на нее.

— Ты сказала мне ждать тебя.

Лучше бы она не злилась на меня за то, что я сделал то, о чем она просила.

— Знаю, но ты был таким чертовски властным сегодня вечером, что я не была уверена, что ты послушаешься.

Я подошел к пеленальному столику, сердито схватил коробку и принес ее, чтобы она могла видеть таблицу дозировок.

— Хорошо, давай пойдем по схеме 2,25 миллилитра. Открой ее и возьми маленькую пипетку.

Нам удалось заставить Пейсли принять лекарство, хотя она была не в восторге от этого, и нам обоим потребовалось удерживать ее неподвижно на пеленальном столике и вливать капли ей в рот.

— Хорошая девочка, — сказала Рейчел, беря ее на руки. — Скоро тебе станет лучше, ангел, — она прижала Пейсли к груди и посмотрела на меня. — Прости меня за то, что было раньше. Я не хотела сказать, что ты не способен дать ей это, я просто испугалась.

— Не уверен, что был способен дать ей это. Для этого нужны мы оба.

— Ты бы разобрался.

Я пожал плечами.

Только потому, что Эмми была здесь.

В одиночку я был потерян.

— Я тоже не знаю, что делаю, Нейт. Я тоже никогда не планировала заводить детей. Мне нравилась моя жизнь.

Я не хотел говорить о прежней жизни. Не хотел даже думать об этом.

— Ты хочешь покормить ее? — спросил я Рейчел, подавляя зевок.

— Конечно.

На кухне я приготовил бутылочку и взял ткань для срыгивания, затем передал их Рейчел, которая сидела на диване. Я сел рядом с ними на стул, и пытался не заснуть.

— Ты выглядишь измотанным, — сказала Рейчел.

— Потому что сейчас, бл*дь, 4 утра, а я совсем не спал, — я не хотел быть козлом, но между разрывом с Эмми и столкновением с моими недостатками как отца, мое настроение было дерьмовым.

— Значит, она не спала всю ночь?

— Примерно с полуночи, — я снова зевнул.

— А где твоя девушка?

— Она не моя девушка, — огрызнулся я.

— Извини, — сказала она. — Ты упомянул ее имя раньше. Я думала, что она была здесь, вот и все.

— Она ушла домой. После того, как снова спасла меня, — слова вырвались прежде, чем я успел их остановить. Мой мозг не мог нормально функционировать после такого короткого сна.

— Спасла тебя?

Я потер лицо обеими руками и опустил их на колени.

— Я не знал, где находится термометр и как им пользоваться. Она сделала это за меня.

— Это было мило с ее стороны.

— Да.

— Как давно ты ее знаешь?

— Несколько лет.

— Ранее она говорила так, как будто у вас что-то было.

Я нахмурился.

— Так и было.

— Вы расстались сегодня вечером?

— Слушай, я не хочу говорить об этом, хорошо? Это не твое дело и в любом случае не имеет значения.

— Ладно, ладно. Расслабься. Боже, — она переместила Пейсли вертикально, чтобы та срыгнула. — Я только хотела сказать, что она кажется милой.

— Так и есть.

И милая, и красивая, и сексуальная, и я никогда больше не смогу ее обнять. Я хоть поблагодарил ее сегодня? Боже, уровень моего мудачества повышался с каждой минутой.

— Не думала, что ты из тех, у кого есть девушка.

— Я и не из тех.

— Но я также не думала, что ты будешь хорошим отцом.

«Я не такой, — хотел сказать я. — Я не могу этого сделать. Я не знаю, почему я думал, что смогу».

— А ты такой, — сказала она.

— Спасибо, — но я не был. Я был фальшивкой.

— Ты в порядке, Нейт?

Я закрыл глаза.

— Не знаю. Я даже не могу сказать в порядке ли.

— Что случилось?

— Я просто... перегружен. И не очень хорошо справляюсь с ситуацией.

— Понимаю, — она сделала паузу. — Почему бы мне не взять Пейсли с собой домой сегодня вечером?

У меня не было сил спорить.

— Хорошо.

— Это действительно к лучшему, — сказала она 5 минут спустя, пристегивая Пейсли в автокресло. — Тебе нужно поспать, а детям очень нужны мамы, когда они болеют.

— Верно, — сказал я. Мое горло было сдавлено.

— И мы увидимся в понедельник в твоем офисе.

— Хорошо.

— А потом я заберу ее с собой в Баттл Крик, пока ты... разберешься со всем. Хорошо?

— Хорошо.

Я спустился с ней в гараж, чтобы поменять основание автокресла с моего внедорожника на ее машину. К тому времени Пейсли уже спала, и я едва мог смотреть на нее, пока Рейчел пристегивала ее.

— Поспи немного, — сказала она, садясь за руль. — Увидимся в понедельник.

Я кивнул, смотрел, как она уезжает, и чувствовал, как тяжесть неудачи оседает на моих плечах.

Я подвел свою дочь. Подвел единственную женщину, которую когда-либо любил. И подвел самого себя.

Но когда через несколько минут я упал в постель, я сказал себе: «Им обеим будет лучше без меня».

Они были в безопасности.

Эмми

После того как я ушла от Нейта в первый раз, я вернулась домой, надела пижаму, и расплакалась в подушку. Я снова и снова спрашивала себя: «Как?»

Как он мог так поступить со мной? Как я могла доверять ему? Как он мог так обмануть меня? Как я могла быть такой глупой? Как он мог говорить мне такие вещи и не иметь их в виду? Как я могла влюбиться в такого двуличного человека? Неужели у меня не было ни одного толкового инстинкта?

И почему он это сделал — в чем был смысл? Неужели ему с самого начала нужна была только моя помощь с ребенком? Неужели он всего лишь хотел потрахаться со мной пару недель? Неужели он действительно ничего не чувствовал ко мне все это время?

Я не хотела в это верить. Но какой у меня был выбор?

В конце концов, я отказалась от сна, и легла на диван. Я переключала каналы, тщетно пытаясь найти что-то, что отвлечет меня от разбитого сердца, когда услышала разговор Нейта в коридоре. Не удержавшись, я подошла к двери, и прижалась к ней ухом.

Когда я услышала, что он сказал что-то о неотложной помощи, я открыла дверь, даже не задумываясь об этом.

Все последующее я делала ради Пейсли. Не ради Нейта.

Я была так зла на него. Он сделал именно то, что обещал не делать — заморочил мне голову. Он притворялся, что он лучше, чем все эти парни. Он был хорош в этом. Он убедил меня, что я что-то значу для него.

Он убедил меня, что мы принадлежим друг другу. После всего, что он мне говорил, он оказался таким же, как и все остальные. Мне было больно.

Может быть, прошло всего 2 недели с тех пор, как мы начали встречаться, но мы были друзьями 3 года. Он знал о моей неуверенности, и мне кажется, что он использовал ее против меня.

Оправданий не было — и он не очень-то старался их дать.

Я чувствовала себя такой дурой.

Выйдя из его квартиры во второй раз, я вернулась домой, и во второй раз рухнула в постель. Но я все еще не могла уснуть. Я волновалась за Пейсли, переживала за Нейта, и злилась на себя.

Я так старалась сделать все правильно в этот раз! Была терпеливой и понимающей.

Да, было трудно держать свои чувства в узде, но я ничего не могла с этим поделать. Чувства — это не то, что я могу контролировать. И это было не так, как если бы я бросилась ему на шею и призналась в своей безграничной любви. Я брала пример с него, и двигалась в его темпе. Это Нейт пришел ко мне, прося дать ему шанс, Нейт писал мне смс, чтобы я приходила к нему после работы каждый вечер, Нейт сказал мне: «Я тебя не заслуживаю».

Ну, я не заслуживала того, что он сделал со мной, но было трудно не чувствовать, что это отчасти моя вина.

***

Проспав всего пару часов, я не хотела собираться, и идти на бранч на следующее утро. Я написала сестрам, что не готова, и они захотели узнать, в чем дело. Мне не хотелось вдаваться в подробности по смс, поэтому я позвонила Стелле.

— Привет, что происходит? — спросила она.

— Мы с Нейтом расстались прошлой ночью, — я откинулась на подушку, и натянула одеяло. Свежие слезы угрожали пролиться.

Она ахнула.

— О нет! Почему?

— Он сказал, что хочет пространства. Сказал, что не имел в виду ничего из того, что сказал мне накануне вечером.

— Что? Это бессмыслица.

— Знаю, но это то, что произошло, и я расстроена, из-за себя и из-за него. Я почти не спала прошлой ночью.

— Почему бы нам с Марен не прийти с завтраком?

— Я не так уж голодна.

— Бублики? Маффины? Пончики?

— Неважно.

 Даже пончики были малопривлекательны.

— Я заеду за Марен, пончиками и кофе. Мы будем у тебя примерно через час.

— Хорошо.

Я повесила трубку, и через несколько минут потащилась в ванную, чтобы принять душ. Я включила воду и, пока ждала, когда она нагреется, совершила ошибку, посмотрев в зеркало. Мои глаза, под которыми были темные круги, налились кровью и были тусклыми. Веки опухли. Цвет лица был бледным. Я посмотрела на свое обнаженное тело, вспомнила, какой прекрасной я чувствовала себя в его объятиях, и мне снова захотелось плакать. Оказавшись в душе, я позволила себе еще раз хорошенько выплакаться, а потом поклялась больше не проливать слез из-за Нейта Пирсона.

После этого я почувствовала себя немного более похожей на человека, но у меня не было сил сушить волосы феном, поэтому, когда я ответила на стук сестер, я была одета в легинсы и свитер, но с еще влажными волосами. Каждая из них обняла меня.

Мы сели в гостиной, Стелла и я на диване, а Марен скрестила ноги на полу.

— Стелла рассказала мне, что произошло. Ты хочешь поговорить об этом? — спросила Марен. — Ты выглядишь такой грустной.

— Я грустная.

Даже крекер не помог мне почувствовать себя лучше, хотя я все равно его ела.

— Значит, он ни с того ни с сего попросил пространство? — спросила Стелла. — Это действительно удивляет меня, после того как я видела вас вместе в пятницу вечером.

— Не только ты удивлена, — сказала я. — Но он сказал мне, что это было притворство. Что он просто говорил то, что, по его мнению, я хотела услышать. И я была той, кто просил полной честности в самом начале, так что... — я пожала плечами.

— Но как ты думаешь, он был честен? — спросила Стелла, ставя свою кофейную чашку на стол. — Или он запаниковал и подумал: «Стоп, мне лучше сделать шаг назад».

— Это хорошая мысль, — Марен кивнула. — Может быть, он не играл в пятницу вечером. Может быть, он играл прошлой ночью.

Я покачала головой.

— Стоп. Я не могу даже думать об этом. Я не хотела никаких игр в этот раз, понимаешь? И чего ему паниковать? Я не давила на него. Ни о чем не просила. И уж точно не теснила его — если что, это он каждый раз выводил нас на новый уровень.

— Вот и я о том же, — задумчиво сказала Стелла. — Может быть, он сам себя напугал.

— А потом выместил это на ней? — спросила Марен.

Стелла кивнула.

— Верно. Он разорвал отношения, чтобы не иметь дело с настоящим чувством близости, которое, как он признался, его пугает.

— Но он не порвал со мной, — сказала я, потянувшись еще за крекером, чувствуя, что разбитое сердце оправдывает еще один. — Он сказал: «Эмми, это не значит, что мы должны перестать общаться», а я такая: «Да, Нейт, значит. Ты только что сказал, что солгал мне».

— О Боже. Он, наверное, думал, что ты все равно займешься сексом, — Марен закатила глаза.

— Или, — сказала Стелла, — он вынуждал тебя уйти, чтобы не чувствовать себя виноватым. Он мог даже обвинить тебя в разрыве.

— Это как-то странно, — сказала Марен.

— Знаешь что? Он и есть странный, — я откусила от своего крекера, и задумалась на мгновение. — Вся эта история с отцовством заставила его переоценить свою жизнь. Он переживает огромные перемены, в себе и в своем будущем. К тому же вчера мы были в доме его мамы и... — я покачала головой. — Это было эмоционально для него, потому что он потерял своего младшего брата от рака, когда ему было 12 лет. Дом хранит много болезненных воспоминаний.

— Это печально, но не дает ему права быть придурком, — Марен потянулась за своей чашкой.

— Нет, но это может помочь объяснить это, — сказала Стелла. — Все эти изменения могли пойти снежным комом и заставить его резко почувствовать реальную угрозу. А дом — это напоминание о ком-то, кого он любил и потерял.

— Тем не менее, — сказала я, — он был полным мудаком и знает это, — я рассказала им о том, как я пришла к нему в квартиру посреди ночи. — И, прежде чем я ушла, он спросил меня, ненавижу ли я его, и думаю, он ожидал, что я отвечу «да».

— Что ты ответила? — спросила Марен.

— Я сказала ему правду. Что не ненавижу его, я ненавижу то, что он сделал. И ненавижу себя за то, что поддалась на его уловку, — мое горло опасно сжалось, и мне пришлось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы не расплакаться.

Стелла подошла и погладила меня по ноге.

— Не вини себя, Эмми. Это не твоя вина.

Но я не могла отделаться от ощущения, что так оно и есть.

Мы помолчали минуту, прежде чем Марен начала хихикать.

— Прости, но я все время представляю себе лицо Нейта, когда ты вручила ему ректальный термометр.

— О, он был так потрясен, — несмотря ни на что, даже я улыбнулась. — Можно было подумать, что я попросила его съесть эту штуку. На самом деле это было довольно забавно.

Позже, когда они уходили, я сказала Марен:

— Твое предложение помочь мне обрести покой и равновесие все еще в силе? Думаю, мне это не помешает.

— Конечно, — ответила она. — Думаю, это отличная идея — использовать эту возможность для работы над собой. Переключить свое внимание на внутреннее «я».

Я кивнула.

— Я бы хотела вырваться из своих пагубных романтических шаблонов. Чувствую, что продолжаю делать одно и то же снова и снова, как хомяк в одном из этих колес. Мне нужно сделать что-то другое, изменить свой подход или что-то в этом роде. Я действительно думала, что Нейт был чем-то особенным, что то, что у нас было, было настоящим, но... — я пожала плечами, когда мои глаза заслезились, — я снова ошиблась.

— Послушай, у меня есть как раз то, что нужно, — сказала она. — Ты можешь встретиться со мной в студии в 4 часа?

На этот вечер у меня не было запланировано никаких рабочих мероприятий, так что я могла.

— Да. Тогда до встречи.

«Как раз то, что нужно», оказалось очень сложным занятием по йоге. Я изо всех сил старалась завести ноги за голову, подтянуть колени к ушам и балансировать на попе с поднятыми вверх руками и ногами, но у меня совершенно не получались все позы, кроме «Счастливого малыша», которая меня даже немного рассмешила, настолько она была жалкой.

Может, это и был ее план с самого начала?

Нет, не может быть.

— Ты не должна смеяться на занятиях, — шепнула мне Марен после занятия. — Люди могут подумать, что ты смеешься над ними.

— Я смеялась над собой, — сказала я ей. — Все эти позы были такими трудными. Я не справилась с каждой из них, и даже в «Счастливом малыше» мне пришлось 3 раза пытаться попасть левой ногой в руку. Разве я не имею права смеяться над собой? Я должна была либо смеяться, либо плакать, и я решила, что плакать будет более неловко.

Марен вздохнула.

— Вместо того, чтобы смеяться над собой, почему бы не сосредоточиться на своем дыхании, на том, что чувствуют твои мышцы, или на том, на что способно твое тело, вместо того чтобы думать об этом как о неудаче? — она протянула мне бутылку воды из холодильника за столом. — Вот, выпей это. Важно соблюдать водный баланс. Ты можешь взять ее с собой на следующее занятие.

— На следующее занятие? Мне придется идти еще на одно? — я уже обливалась потом, и с нетерпением ждала душа, пижамы и бокала вина.

— Думаю, это занятие будет очень полезным для тебя.

— Каким образом? Это еще одно занятие по йоге? Потому что я и так себя плохо чувствую, — и ничто не отвлекало меня от мыслей о Нейте.

— Это не занятия йогой, — она занялась чем-то на столе, и у меня сразу же возникли подозрения.

— Так что же это за занятие?

— Это сеанс аффирмаций, сосредоточенный на любви и отношениях, — сказала она, без нужды поправляя стопку бумаг. — И это будет очень полезно для тебя.

— Аффирмации? Это как медитация?

— Вроде того, — ответила она, делая долгий глоток из своей бутылки с водой, — Но аффирмации произносятся вслух.

Я уставилась на нее.

— Я должна говорить там вслух? Ни за что.

— Ты сказала, что хочешь вырваться из своих романтических шаблонов, Эмми. Мы не можем полагаться только на свои мысли, когда нам нужно перестроить себя, как ты пытаешься сделать. Нам нужно перевести мысли в слова, а слова в действия, чтобы проявить наши намерения.

— Это звучит как полная чушь. Я ухожу отсюда, — я огляделась в поисках ближайшего выхода, но она схватила меня за руку.

— Нет! Ты же не хочешь больше быть хомячком?

— Нет, — признала я.

— Тогда оставайся. И поверь мне, — сказала она, ведя меня в одну из небольших комнат рядом с вестибюлем. — Все будет замечательно.

Я сомневалась, но все равно пошла за ней в комнату, решив, что хомяку нечего терять.

Кроме нас с Марен, в комнате было 10 студентов плюс инструктор Хармони. 8 из них были женщины, а 2 — мужчины. Мы все сели в круг, и первое, что Хармони попросила нас сделать, это озвучить одну из негативных мыслей, застрявших в нашем мозгу. Большинство женщин говорили такие вещи, как «Я недостаточно красива, недостаточно худа» или «Я никогда никого не найду». Это было так угнетающе.

Почему так много людей так поступают с собой?

Когда настала очередь Марен, она сказала:

— Я не имею значения для мира. И чувствую себя ничтожной.

Я была настолько ошеломлена ее заявлением, что даже не поняла, что теперь моя очередь. Все ждали моего выступления, и тут она толкнула меня локтем в бок.

— Эмми, — прошептала она. — Давай.

— О! Я влюбляюсь только в мудаков, — это было не то, что я планировала сказать, но Марен заставила меня растеряться. К счастью, все засмеялись, даже Хармони и моя сестра. — Извините, — сказала я, подняв обе руки. — Наверное, я могла бы сформулировать это более элегантно. Сегодня у меня ничего не получается.

— Правда не всегда элегантна, — сказала Хармони, — И мне нравится твоя честность и самоанализ. Смотри на эти вещи, как на триумф.

После того как мы озвучили свои самые неприятные негативные мысли, Хармони объяснила, что нам нужно изменить образ мыслей и чувств по отношению к себе, чтобы изменить частоту, на которой мы вибрируем во Вселенной. Мне удалось не закатить глаза, но с огромным вздохом дать Марен понять, что я чувствую. Она снова толкнула меня локтем.

— Просто соглашайся, хорошо? Ради меня, если не ради себя?

— Хорошо. Для тебя. Но за это ты должна мне настоящий смузи. А не тот, в котором есть капуста.

— Договорились.

Следующие 20 минут я слушала, как Хармони объясняет, как позитивные аффирмации могут помочь нам изменить наши частоты. Затем она дала каждому из нас рекомендации, основанные на наших индивидуальных потребностях. Для Марен она предложила что-то вроде «Я вношу позитивный вклад в этот мир». А мне она сказала, что я заслуживаю поддержки, любви и потрясающих отношений.

Мне вроде как понравилось.

— Ну что? Что ты думаешь? — спросила Марен, когда мы сидели и потягивали коктейли.

— Я подумала, что то, что касается наших вибраций во Вселенной — это полная чушь, но все остальное вроде как имеет смысл. Мне было не по себе, когда все высказывали свои негативные мысли.

Она кивнула.

— Мне тоже.

— Ты действительно так себя чувствуешь? — спросила я ее. — Как будто ты не имеешь значения для всего мира?

— Иногда, — она посмотрела вниз на свой коктейль. — Я часто борюсь с тем, что должна делать со своей жизнью. Когда я танцевала, то чувствовала, что у меня действительно есть цель. Я что-то создавала. Но с тех пор я как бы блуждаю.

— Но у тебя есть работа, которую ты любишь, и у тебя есть мир, баланс и внутренний гомеогениус.

Это заставило ее улыбнуться.

— Гомеостаз.

Я улыбнулась в ответ, затем наклонила голову.

— Меня действительно удивляет, что ты так считаешь.

Ее щеки слегка порозовели.

— У меня действительно есть все эти вещи, и мне кажется, что я единственная, кто жалуется, что у меня нет цели в жизни, когда так много людей в мире страдают. Думаю, что, возможно, так оно и есть — я бы хотела сделать что-то за пределами себя, что-то большее. Я просто не знаю, что.

— Ты поймешь это, Марен, — сказала я, положив руку на ее руку. — Ты предназначена для чего-то великого. Я знаю это.

Мне стало немного легче от мысли, что у кого-то, кто так хорошо владеет собой, как Марен, есть свои сомнения в себе. Не то чтобы я хотела, чтобы моя сестра чувствовала себя плохо, но что-то в том, что я знала, что она иногда так делает, заставляло меня чувствовать себя менее одинокой.

Позже, когда я наливала себе бокал вина и ждала, пока приготовится моя замороженная энчилада верде, я опробовала свою позитивную аффирмацию.

— Я заслуживаю поддержки, любви и потрясающих отношений, — сказала я вслух. Это было немного странно, но я все равно повторила. — Я заслуживаю поддержки, любви и потрясающих отношений.

Я повторила это еще раз, когда мыла посуду и укладывала ее в посудомоечную машину. И снова, когда чистила зубы. И снова, когда лежала в постели и смотрела в потолок.

Стало ли мне от этого менее грустно по Нейту? Нет. Мне так не хватало его голоса, его улыбки, его рук, обнимающих меня, что мне стоило большого труда не сорваться, и не намочить подушку.

Однако я начала верить в это и чувствовать себя немного лучше из-за своего решения постоять за себя и дать ему понять, что то, что он сделал, не нормально. Я заслуживала лучшего в жизни, и это зависело от меня.

На следующее утро я написала своей двоюродной сестре Мие, что я достаточно долго думала об этом и решила принять ее предложение.

Нейт

Первую половину воскресенья я спал, чередуя сон с периодами ненависти к себе и сожаления. Было также приличное количество жалости к себе, что выглядело убого и отвратительно, но я твердил себе, что я сделал то, что должен был, всем стало лучше, и, хотя это больно, я принимаю эту боль ради общего блага. Я был мучеником.

Как я уже сказал. Жалкий.

Я написал Рейчел сообщение с вопросом о Пейсли, и она сказала, что поговорила с педиатром, который посоветовал привести ее во вторник на осмотр, но пока температура держится ниже 38, он не слишком беспокоится. Рейчел пообещала сообщить мне новости сегодня вечером, и я отправил ей ответное сообщение с адресом моей фирмы, сказав, что встречусь с ней там в 9 утра. Я также связался по электронной почте со своим боссом и сообщил, что вернусь на работу раньше, чем ожидалось.

После этого я заставил себя встать с постели и потащил свою задницу в спортзал. Я не хотел быть парнем, который валяется в постели, и жалеет себя. Я упорно тренировался, и мне было приятно наказывать свое тело. Это отвлекало меня от мыслей о том, что я скучаю по Пейсли и Эмми. Это также вернуло мне часть моего прежнего «я». Я скучал по тренировкам, по времени, проведенному в одиночестве, по ощущению силы и успешности. Я смотрел на себя в зеркало: пот капал с моей кожи, мышцы напрягались, тело было крепким, и я снова чувствовал себя собой. Наверное, я провёл там часа 2. Когда закончил, я принял душ и перекусил в кафе спортзала, все еще пребывая в восторге.

Однако, когда я вернулся в свой дом, все изменилось.

В коридоре перед дверью Эмми я внимательно прислушался, не слышно ли чего-нибудь внутри, но не было похоже, что она дома. Разочарованный, я вошел в свою квартиру. Наверное, это было хорошо, что мне нужно было найти новое место для жизни. Даже, если она не ненавидит меня, мы никогда не станем друзьями, как раньше. Я чертовски ненавидел это.

Остаток вечера я провёл за стиркой, уборкой квартиры и старался не смотреть на детскую мебель, которую я купил. Было слишком тихо, поэтому я включил CNN, но новости были удручающими. В итоге я выключил его и лег спать пораньше.

Поднявшись в свою спальню, я лег в постель на спину, заложив руки за голову. Комната казалась такой пустой. Почему? Я много раз проводил ночи в постели в одиночестве. Мне нравилось проводить время в одиночестве. Это была часть того, чего мне не хватало в моей прежней жизни, не так ли?

Но я поймал себя на том, что смотрю на маленькую кроватку и скучаю по дочери, которая перевернула мою жизнь с ног на голову. Возможно, я не был идеальным отцом с самого начала, но я был единственным отцом, который у нее был. Конечно, попытка провести целый месяц в одиночку была глупым шагом — особенно учитывая, что я никогда раньше не менял подгузники, — но я многому научился и буду продолжать попытки. Завтра я спрошу Рейчел, можно ли мне взять ее к себе на выходные.

Хотя я молился, чтобы мне никогда не пришлось делать эту штуку с ректальным термометром.

Когда сон продолжал ускользать от меня, я не удержался и потянулся к подушке рядом с собой, и поднес ее к лицу. Глубоко вдыхая, я искал любые следы женщины, которая сделала меня таким счастливым за последние пару недель. Она открыла во мне новые стороны. Она заставила меня полюбить ее.

И он был там — аромат ее волос.

Я медленно вдыхал его, снова и снова, мучая себя воспоминаниями о ней, пока не выдержал и не бросил подушку на пол. Затворничество не помогло бы мне преодолеть это, и двигаться дальше. Мне нужно было переключиться на то, что имело значение, на то, что я мог контролировать: поиск новой квартиры, оформление совместной опеки с Рейчел, возвращение к работе, поддержание формы.

Но рано или поздно мои чувства все равно настигнут меня.

***

В понедельник мы с Рейчел подали заявление, и я смог провести немного времени с Пейсли. Я показал ее в офисе, и, хотя мне не понравилось, что все говорили, как они удивлены тем, как хорошо я с ней управляюсь, я чувствовал себя гордым отцом. Когда им пора было уходить, я пошел с Рейчел к ее машине.

— Когда я смогу увидеть ее снова? — спросил я, пристегнув Пейсли и поцеловав ее на прощание.

— В эти выходные? — предложила она. — Если она будет чувствовать себя хорошо, я имею в виду.

Я кивнул.

— Может, мне поехать за ней в Баттл Крик?

Она задумалась на секунду.

— Я могу встретиться с тобой на полпути. Это может быть проще. Тогда одному из нас не придется все время ехать 3 часа.

— Хорошо. Давай спланируем это. Мы можем договориться о времени на этой неделе.

— Звучит неплохо, — она сделала паузу. — Я еще раз прошу прощения за то, как справилась с беременностью и всем остальным. Я должна была сказать тебе сразу.

— Давай просто двигаться с этого момента вперед, хорошо? Нет смысла оглядываться назад.

Она улыбнулась мне.

— Хорошая идея.

Я открыл для нее дверь со стороны водителя, и она села за руль. Но, прежде чем закрыть ее, она спросила:

— Эй, Нейт?

— Да?

— Знаю, ты сказал, что это не мое дело, но я хотела еще раз сказать, что Эмми очень милая. И я могу сказать, что у нее есть чувства к тебе.

Я нахмурился и уставился на асфальт, засунув руки в карманы.

— А в субботу вечером ты выглядел очень несчастным из-за разрыва. Есть ли шанс, что вы сможете все уладить?

— Я так не думаю, — сказал я, пожав плечами. — Мы хотим не одного и того же.

— Ладно, просто подумала, что надо об этом упомянуть. Хорошей недели.

***

У меня не было хорошей недели. У меня была дерьмовая неделя.

Я сделал все, что обещал сделать — сообщил своему домовладельцу, что хочу съехать, связался с агентом по недвижимости, чтобы найти небольшой дом с двором, ходил в спортзал каждый вечер после работы и каждый день узнавал у Рейчел о Пейсли. После работы в четверг несколько одиноких парней из фирмы, с которыми я раньше общался, попросили меня пойти выпить с ними в «Серый призрак». Мы немного потусовались в баре, разговорились с группой женщин, которые праздновали чей-то 30-й день рождения, и в итоге получили один большой столик с ними на ужин. Одна из женщин была явно заинтересована во мне, стройная брюнетка, и весь вечер пыталась дать мне понять, что она готова хорошо провести время.

Я даже не был соблазнен. На самом деле, меня это даже отталкивало.

Все, о чем я мог думать, это то, что это должно было быть весело, но это было не так. Это была моя прежняя жизнь, слегка подправленная, но я не чувствовал себя правильно. Это было похоже на попытку застегнуть пуговицы на рубашке, которую ты носил все время, но которая больше не подходила тебе. Она была слишком тесной, ты не мог дышать, и ты понял, что ненавидишь этот узор.

В итоге я бросил немного денег, придумал отговорку и ушел пораньше. До места, где я припарковался, было долго идти, но я не возражал. Засунув руки в карманы, я не торопился и пытался думать о том, что я могу сделать, чтобы снова чувствовать себя хорошо или хотя бы менее несчастным. Очевидно, что ответ был не в том, чтобы вернуться на работу или проводить больше времени в спортзале.

Когда с появлением Пейсли у меня резко отняли всю мою свободу, я сокрушался по поводу ее потери, но возвращение свободы лишь напомнило мне о том, что я не любил раньше — одиночество. Тогда я был слишком упрям, чтобы признать, что, возможно, бессмысленного секса недостаточно. И был слишком напуган, чтобы позволить себе испытывать к кому-то что-то большее, чем поверхностную привязанность.

Потом появилась Эмми.

Она была первым человеком, который подтолкнул меня, с ее неотразимым сочетанием вздорности и хрупкости, пойти глубже. Позволить себе заботиться. Позволить себе чувствовать. Секс с ней был лучше, чем с кем-либо другим, из-за этой эмоциональной связи. И мысль о бессмысленном сексе с кем-то другим просто ради удовольствия была мне отвратительна — я бы даже не смог этого сделать. И я не хотел этого. Я хотел только ее.

Мой план забыть ее, и вернуться к прежней жизни не срабатывал. Я скучал по ней. Нуждался в ней. Тосковал по ней.

Я принял решение.

Когда вернусь домой, я постучу в ее дверь. Даже, если она захлопнет дверь перед моим носом через 2 секунды, это будет того стоить.

Я должен был увидеть ее.

Спустя 30 минут я стоял перед ее дверью. Мое сердце билось слишком быстро. Я поправил волосы и галстук. Проверил дыхание и молнию. Сделал глубокий вдох.

Затем я постучал и ждал.

Ничего.

Я постучал снова.

Нет ответа.

Возможно, она работала сегодня вечером. Должно быть, она много работала всю неделю, потому что я не видел ее ни разу. Или же она пыталась избегать меня, что было вполне возможно.

Я уже собирался снова постучать, когда услышал ее смех. Я повернулся к лифту, и увидел, что она идет по коридору, держа телефон у уха. Меня словно ударили кулаком в живот — я не мог дышать.

— Да, точно, — говорила она. — Это звучит идеально. Я... — она заметила меня, и остановилась. — Миа, я могу тебе перезвонить? Спасибо. Пока, — она опустила телефон. Выражение ее лица говорило о том, что она не очень рада меня видеть. — Что ты делаешь?

Я, черт возьми, понятия не имею.

— Я... я забыл ключ, — сказал я.

— О, — она наклонила голову. — Где Пейсли?

— С ее мамой. Я позволил Рейчел забрать ее, — и тут же я почувствовал себя виноватым за это. — У нее был жар, а я не знал, что делать... — я начал потеть. Я хотел снять свой костюм. — Я подумал, что ей будет лучше с матерью.

Эмми посмотрела на меня на мгновение, прежде чем заговорить.

— Ты сдался слишком рано.

— Эмми...

— Позволь мне взять твой ключ, — сказала она, поворачиваясь ко мне спиной, чтобы отпереть дверь. Она открыла дверь и вошла внутрь, не пригласив меня войти.

Я все равно вошел.

В ее квартире было темно, и я закрыл за собой дверь, отсекая свет из коридора.

— Эй, — она повернулась ко мне лицом, прислонившись спиной к узкому консольному столику справа от двери. — Какого черта ты…?

Я прервал ее поцелуем, мои руки сжали в кулак волосы на ее затылке. Мой рот открылся, и язык проник в ее рот. Сначала она сопротивлялась, упираясь обеими руками в мою грудь. Но потом ее голова наклонилась, губы приоткрылись, и ее язык потянулся к моему. Я чувствовал жар, исходящий от ее тела. Что это было — ярость или желание?

Я оторвал свой рот от ее рта. Наше дыхание смешалось, быстрое и горячее.

— Ты ненавидишь меня? — прошептал я.

— Пошел ты, — прорычала она. Затем она дала мне пощечину. Сильно.

Я снова поцеловал ее, прижавшись губами к ее губам. Ее пальцы скользнули в мои волосы, ногти впились в кожу головы. Я потянулся вниз, и задрал ее юбку, скользнул руками по задней части ее бедер и стянул нижнее белье.

— Ты ненавидишь меня?

— Пошел ты, — ее руки были на моем ремне. На моей молнии. На моем члене.

Я поднял ее и посадил на стол, а она обхватила меня ногами. Это было знакомое чувство — бороться с ней. Наш поцелуй был оружием, наши рты стремились уничтожить, поглотить, разрушить.

Я ввел в нее один палец. Потом два. Она провела рукой вверх и вниз по моему члену, прикусив нижнюю губу, когда я провел большим пальцем по ее клитору.

В конце концов, она сама приняла решение, притянув меня ближе, вводя меня внутрь себя.

Я вошел в нее на пару сантиметров и остановился. Она снова укусила меня.

— Ты ненавидишь меня, — сказал я, желая, чтобы она просто признала это. Я хотел это услышать.

Она потянулась, и схватила меня за задницу, притягивая меня к себе так быстро, что у меня чуть не подкосились колени. Ее губы прижались к моим.

— Пошел. Ты.

Тогда я полностью потерял контроль над собой — все, что у меня еще оставалось, а это было не так уж много. Я трахал ее так, словно это была вендетта, словно месть была у меня в крови, словно я ненавидел ее так же сильно, как и любил.

И я действительно любил ее. Боже, помоги мне, я любил ее, хотел ее, и нуждался в ней. Она была моей, была моей — вот что мне нужно было доказать. Ее тело отвечало мне, ее сердце отвечало мне, ее душа отвечала мне. Мы были вместе. Мы были единым целым. Мы были неразрывны.

Мы кончили с силой ядерного взрыва. На самом деле, единственное слово, которое я мог придумать, когда все вокруг нас разлетелось вдребезги, было «разрушен».

Я был разрушен без нее. Разбит на мелкие осколки.

Но что я мог сделать?

Когда все закончилось, и реальность вступила в свои права, я не знал, что сказать. Я вышел из нее, и она соскользнула со столика, опуская юбку, пока я застегивал молнию на брюках. Она не смотрела на меня.

— Эмми, — начал я.

Она резко посмотрела на меня.

— Не смей извиняться.

— Я и не собиралась. Мне не жаль.

— Мне тоже.

Мы смотрели друг на друга в темноте.

— Я чертовски скучаю по тебе, — сказал я. — Я так сильно по тебе скучаю.

Она подняла подбородок.

— Вот и хорошо. Засранец.

— Боже, Эмми. Я знаю, что не могу сделать тебя счастливой. Что я должен делать?

— Ты ничего не знаешь, — сказала она. Затем она захрипела, и из нее вырвался всхлип.

Я взял ее голову в свои руки, и прижался лбом к ее лбу. Мы остались так на мгновение, мое сердце отчаянно пыталось вырваться из клетки, все ее тело дрожало, пока она не оттолкнула меня.

— Я получила работу на винодельне.

Еще один удар, нанесенный мне.

Мое сердце упало.

— Правда?

— Да. Я принесу твой ключ.

Она повернулась, и открыла ящик в консольном столике.

— Не бери в голову, — сказал я ей, открывая дверь ее квартиры. — Я не забывал ключ.

***

В те выходные я был с Пейсли и тысячу раз хотел постучать в дверь Эмми. Пригласить ее к себе, пригласить на прогулку, сказать ей, как сильно я по ней скучаю, как мне жаль. Мне нравилось, что Пейсли снова со мной, но было гораздо лучше, когда я мог разделить с кем-то этот опыт — восхитительные моменты, например, когда она начала лепетать на меня, и я клянусь, она сказала «Дада», и менее восхитительные моменты, например, когда она обделалась с такой силой, что это пошло по спине.

По спине. (Мне кажется, что есть причины, по которым никто не рассказывает молодым людям о таких вещах до того, как они станут родителями. Население планеты, вероятно, резко сократилось бы).

Но у меня так и не хватило духу обратиться к Эмми, и в воскресенье я снова отвез Пейсли, чувствуя себя одиноким, как никогда. На следующей неделе мой агент по недвижимости показал мне 4 разных дома, и я умирал от желания рассказать Эмми обо всех них. На самом деле, мне хотелось, чтобы она была со мной каждый раз, потому что я чувствовал, что она придумает то, чего не придумал бы я, вопросы, которые нужно задать, и вещи, которые нужно проверить, которые важны для семьи.

Семья. То, что я никогда не думал, что у меня будет. Или даже, что я хочу этого.

Но, проходя по этим домам, я представлял себе это — я, Пейсли и Эмми, всегда Эмми. Сажает цветы с Пейсли, пока я стригу газон. Готовит со мной на кухне. Делит со мной постель.

Через некоторое время я даже начал представлять себе еще одного ребенка. Брата или сестру для Пейсли. Маленький темноволосый мальчик с большим сердцем как у Эмми и моим чувством стиля.

А потом, возможно, будет еще одна девочка, младшая сестра для Пейсли. Еще один ангелочек со светлыми волосами и голубыми глазами матери, который любил бы рассказывать шутки про тук-тук. Я мог видеть ее. Мог видеть все это. И это делало меня счастливым.

Но как мне попасть в это место?

В четверг я увидел один дом, который понравился мне больше всех остальных: двухэтажный голландский колониальный дом с тремя спальнями и двумя ванными, построенный в 1926 году, но с новой кухней, великолепной старинной столовой, камином, кучей окон и перилами, по которым дети скатывались бы вниз, пока их мама кричала бы: «Я же говорила вам больше не скатываться по этим перилам»!

Это было прекрасно и ужасно одновременно. Все было на кончиках моих пальцев, просто недосягаемо.

Я сказал своему агенту, что мне нужно подумать об этом несколько дней.

Сразу после отъезда из этого дома я пошел в продуктовый магазин, чтобы купить что-нибудь на ужин. Я стоял в очереди на кассу, когда услышал свое имя.

— Нейт?

Я повернулся, и увидел Стеллу Девин позади себя.

— Привет, — сказал я, гадая, что Эмми рассказала своим сестрам. — Как дела?

— Хорошо, — улыбка, которую она мне подарила, была либо искренней, либо очень натренированной. — Как ты?

— Хорошо.

— Как Пейсли?

— Отлично. Завтра я забираю ее на выходные.

— Как мило.

Возникла неловкая пауза.

— В последнее время я редко видел Эмми, — сказал я. — Как она?

— Я тоже не часто ее видела, — она посмотрела мне прямо в глаза. — Но, честно говоря, думаю, что она довольно несчастна.

Я кивнул, на мгновение закрыв глаза.

— Я тоже, — затем я вздохнул. — Стелла, у тебя найдется время на кофе после этого? Я чувствую, что теряю рассудок. Мне нужно тебя кое о чем спросить.

Она не ответила сразу, что заставило меня почувствовать, что она точно собирается мне отказать и просто пытается придумать, как сделать это вежливо. Но она удивила меня.

— Прямо через дорогу есть «Старбакс». Встретимся там?

— Да. Спасибо.

Спустя 20 минут мы сидели друг напротив друга за столиком на двоих в глубине маленькой, узкой кофейни. Стелла сняла пластиковую крышку со своего кофе и дула на его дымящуюся поверхность, но я игнорировал свой. Я не планировал этого.

О чем, черт возьми, я думал? Что я собирался сказать?

Должно быть, она почувствовала мой дискомфорт, так как я не мог подобрать слов.

— Ты хотел меня о чем-то спросить?

— Эмми сказала мне, что она нашла работу на севере, — пролепетал я.

— Да.

— Она... она действительно хочет уехать?

Стелла пожала плечами.

— И да, и нет. Она любит город, но я думаю, ей нравится идея перемен. В последнее время она была не очень счастлива.

Я сглотнул.

— Это моя вина. Я причинил ей боль.

— Знаю, — она взяла свой кофе и сделала глоток. — Почему?

— Я не знаю, — я уставился на трещину в деревянной поверхности стола.

— А я думаю, что знаешь.

Я удивленно поднял глаза. Ее тон был спокойным, но глаза бросали мне вызов.

Мгновение спустя она продолжила.

— Обычно, когда у меня есть пациент, который отталкивает кого-то, кто ему дорог, это происходит по одной или нескольким причинам. Они боятся быть отвергнутыми, думают, что не заслуживают любви, или просто не могут перестать негативно думать обо всех ужасных вариантах, которые могут произойти, — она снова сделала глоток. — Что-нибудь из этого звучит знакомо?

Я неловко рассмеялся.

— Все?

Она мягко улыбнулась мне, что так напомнило Эмми, что у меня защемило сердце.

— Она упомянула, что ты чувствовал, что тебе нужно пространство, когда вы двое стали близки.

Я вздрогнул.

— Да, я сказал ей это, но это не было правдой. Это была моя попытка оттолкнуть ее.

— Потому что...

— Потому что я запаниковал, наверное. Я всю жизнь избегал отношений, потому что они никогда не заканчиваются счастливо, они всегда заканчиваются.

— Многие заканчиваются, но не все, — возразила она. — Отношения — это большой труд. Они требуют много компромиссов, доверия, прощения и общения.

Я потер затылок.

— Я не знаю, умею ли я это делать.

— Ты бы хотел попробовать? Ради Эмми?

— Я бы сделал все для Эмми. Но что, если я не смогу дать ей то, что она хочет? У меня теперь есть дочь, и она должна быть моим главным приоритетом. Это огромная перемена в моей жизни, и я боюсь сделать еще одну. Что, если…?

— Не делай этого, — предупредила Стелла, опуская свою чашку. — Никаких страшных «что, если». Придерживайся настоящего. Итак, ты стал отцом — это большое дело. Быть родителем-одиночкой обязательно отнимет у тебя много времени и сил, и не каждая женщина согласится все время быть на втором месте. Но... — она сделала паузу, — я думаю, Эмми понимает.

— Но разве это справедливо по отношению к ней? Просить ее быть такой понимающей? Она хочет выйти замуж в конце концов. А что, если я никогда этого не сделаю?

Она пожала плечами.

— Опять же, ты используешь «что, если», чтобы оградить себя от близости.

Я начинал понимать, что Эмми имела в виду, когда говорила, что это может быть немного раздражающим — иметь сестру, которая также является психотерапевтом. Но я также знал, что мне нужно это услышать.

— Скажи мне, что делать, — сказал я. — Я думал, что мне станет легче, когда она уедет, и я смогу вернуть себе как можно больше прежней жизни и прежнего себя, но я ошибался. Я не хочу возвращаться к тому, кем я был. Это больше не кажется правильным. Без нее ничто не кажется правильным, — я остановился, чтобы перевести дыхание. — А теперь она устроилась на эту работу, и я боюсь, что не смогу ее вернуть. Что мне нечего предложить ей, кроме себя. Нечего ей пообещать.

Стелла задумалась на некоторое время, прежде чем ответить.

— Во-первых, я думаю, что ты можешь ее вернуть. Я не говорю, что это не потребует некоторой работы, потому что Эмми действительно больно. Она полна решимости внести изменения в свою жизнь и подход к отношениям, которые помогут ей избежать повторного разбитого сердца, — она пожала плечами. — У нее твое лицо в красном круге с чертой через него.

Я мрачно кивнул.

— Уверен, что так и есть.

— Но, — Стелла наклонилась вперед, поставив локти на стол, ее глаза загорелись, — Эмми любит большие романтические жесты. Думаю, ты сможешь убедить ее дать тебе еще один шанс.

— Большой романтический жест? — я моргнул. — Понятия не имею, что это может быть.

— Я тоже. И это должно исходить от тебя. Что-то, что покажет ей, что ты любишь и принимаешь ее такой, какая она есть, и хочешь, чтобы она была в твоей жизни. Я не думаю, что ей нужны обещания сверх этого, Нейт. И я не думаю, что ты должен предлагать ей что-то, кроме своей готовности быть открытым для совместного пути с ней.

— Я готов, — я тяжело сглотнул. — Я постараюсь.

— Хорошо, — она взяла свой кофе и отпила глоток.

— Знаешь, на этой неделе я посмотрел несколько домов, — продолжил я, удивляясь самому себе. — И я был в одном из них, и увидел все это так ясно — меня, Эмми и семью. Я был поражен этим.

— А меня поражаешь ты, — она улыбнулась. — Значит, все это прямо перед тобой.

— Ты права. Так и есть.

Я поднял свой кофе и отпил, хотя он был уже чуть теплым. Мои мысли кружились в голове.

Как я смогу все это осуществить? Так много деталей, которые должны были встать на свои места. Как мне заставить ее выслушать меня?

— Она навещает Мию в эти выходные, — сказала Стелла. — Она уехала около часа назад и будет отсутствовать до воскресенья, — затем она, должно быть, увидела, как я был подавлен тем, что должно пройти еще несколько дней, прежде чем я смогу снова увидеть Эмми, потому что она мягко рассмеялась. — У тебя очень грустное лицо.

— Мне грустно, — признался я. — Я не хочу ждать. Я хочу все исправить.

Она наклонила голову и пожала плечами.

— Ты мог бы поехать туда и удивить ее.

Я сел повыше на своем сиденье.

— Думаешь?

— Конечно. Почему бы и нет?

Шестеренки в моей голове заработали на полную мощность.

— Стелла, ты случайно не знаешь, где она остановилась?

— На винодельне. У нашей двоюродной сестры Мии.

— Могу я попросить у тебя контактную информацию Мии?

Она задумалась на секунду, затем достала телефон из сумочки.

— Конечно, почему бы и нет? Миа тоже любит большие романтические жесты.

— Спасибо.

Я записал номер Мии в свой телефон, все еще не совсем понимая, как я собираюсь вернуть Эмми, но уверен, что попытаюсь.

Сегодня вечером.

***

Во-первых, я позвонил своему боссу и попросил выходной на завтра, предложив поработать сверхурочно на следующей неделе, чтобы компенсировать потерянные оплачиваемые часы. Она сказала, что это не будет проблемой.

Затем я позвонил Рейчел и сказал ей, что завтра поеду в другой район и, возможно, мне понадобится небольшая корректировка времени встречи, в зависимости от пробок.

Наконец, я позвонил Мие Фурнье.

— Алло?

— Здравствуйте, это Миа?

— Да. Могу я Вам помочь?

— Надеюсь, что да. Это Нейт Пирсон. Я друг Вашей двоюродной сестры Эмми.

— Чем я могу Вам помочь, мистер Пирсон?

Я уловил нотку холодной официальности в ее голосе, и не винил ее. Она наверняка слышала, каким первоклассным засранцем я был по отношению к ее сестре.

— Пока что просто выслушайте меня, — я включил поворотник, свернул на трассу I-75 и нажал на газ.

— Я собираюсь сесть за ужин со своей семьей. Это займет много времени?

— Надеюсь, что нет. Эмми уже приехала?

— Нет. Я ожидаю ее около 10.

Я посмотрел на часы на приборной панели. Было 6:30, что означало, что сроки будут сжатыми, если я хочу все успеть. Но это можно было сделать.

Я решил не тратить время на пустые разговоры. Миа была деловой женщиной, у нее была семья, и она оценит, если я сразу перейду к делу.

— Я влюблен в Эмми, но все испортил. Мне нужна Ваша помощь, чтобы вернуть ее.

— Хорошо, Нейт Пирсон, Вы привлекли мое внимание. Говорите.

Эмми

На шоссе I-75 были ужасные пробки, и поездка на виноградники Абелярд заняла больше времени, чем обычно.

Я была раздраженной и уставшей. Я была такой практически с тех пор, как мы с Нейтом расстались. Ночью я не могла расслабиться настолько, чтобы заснуть, и, хотя я пыталась вздремнуть перед ночными мероприятиями, мне это не всегда удавалось. Коко предложила мне взять несколько дней отпуска, может быть, съездить на север, навестить Мию и немного отдохнуть. Она была уверена, что Эми справится с запланированными мероприятиями, и даже вызвалась быть на связи, если Эми понадобится помощь. Я навещала Коко в начале недели, и она сказала, что отчаянно хотела выбраться из дома.

Но она была счастлива. Кто бы не был на ее месте? Ее новорожденная девочка была здоровой и красивой, муж был на седьмом небе от счастья, а свекровь помогала с мальчиками. Когда я вышла из их дома, всю дорогу домой повторяла аффирмацию, стараясь не позволить зависти разъедать мое счастье за нее. Коко не виновата в том, что я все еще безнадежно влюблена в Нейта.

Он не выходил у меня из головы. Снова и снова я вспоминала нашу последнюю встречу, размышляя, не поступила ли я неправильно.

Должна ли я была выгнать его? Потребовать больше ответов? Обращаться с ним вежливо? Сказать ему правду — что я его не разлюбила, и согласилась на работу на севере только для того, чтобы увеличить расстояние между нами?

Но у меня не было ответов. Я даже не рассказала сестрам о перепихоне после разрыва — мне было слишком стыдно. Почему-то я знала, что ни одна из них не сдалась бы. Они были бы сильнее, смогли бы противостоять его поцелуям, его прикосновениям и его дешевым уколам в мою совесть. Было очевидно, что он был несчастен, и я была рада. Он заслужил это.

— Я заслуживаю поддержки, любви и потрясающих отношений, — сказала я. И верила в свое утверждение. Я действительно верила.

Но я была слаба, и боялась, что всегда буду такой.

Расстояние поможет.

***

Чуть позже 10 часов я свернула на круговую гравийную дорожку перед красивым фермерским домом во французском стиле. Миа и Лукас вышли из парадной двери и тепло поприветствовали меня. Лукас поцеловал меня в обе щеки и взял маленький чемоданчик из багажника, а Миа обняла меня еще крепче.

— Я так рада, что ты здесь, — сказала она, взяв меня за руку. — Я устроила тебя в одном из лучших маленьких гостевых коттеджей на территории отеля. Лукас уже включил отопление, так что тебе должно быть хорошо и уютно.

— Звучит неплохо.

Здесь определенно холоднее, чем в Детройте. Уютный маленький коттедж звучал идеально. Еще лучше было бы, если бы было с кем его разделить.

Я выкинула эту мысль из головы.

— Я отнесу твой чемодан, — предложил Лукас.

Я улыбнулась красивому мужчине, который говорил с легким французским акцентом. Его обросшая челюсть и худощавый вид напомнили мне Нейта.

— Спасибо.

— Ты голодна? — спросила Миа, ведя меня в дом.

— Вообще-то, да.

— Отлично. Я принесу тебе ужин, и мы выпьем вина. Присаживайся на кухне. Дети уже легли спать, так что у нас будет много времени, чтобы наверстать упущенное.

Я последовала за ней в большую просторную кухню в задней части дома, которая была сделана по образцу кухни в замке семьи Лукаса на юге Франции, где они поженились. Конечно, она была прекрасна: много натурального камня нейтральных оттенков, темные деревянные балки под потолком, стены мягкого грифельно-серого цвета, белые шкафы с открытыми полками и фирменное цветовое решение Мии — ярко-розовые цветы в стеклянной вазе на стойке. Я выбрала табурет у мраморной стойки и наблюдала, как Миа суетится на кухне, разогревая что-то в большой кастрюле на плите, которая пахла просто восхитительно. Она выглядела очаровательно — джинсы с манжетами чуть выше щиколотки, бордовые бархатные туфли, черная рубашка с длинными рукавами и серый шарф-бесконечность на шее, волосы закручены в беспорядочный пучок. И она выглядела счастливой.

— Итак, у нас не было возможности поговорить с тех пор, как ты написала мне сообщение, — сказала Миа, протягивая мне сложенную льняную салфетку. — Расскажи мне, что с тобой происходит

— Ты имеешь в виду, почему я согласилась на эту работу?

— Конечно, можешь начать с этого.

— Я хочу перемен, — я развернула салфетку и положила ее на колени.

Она кивнула, придвигая к себе 3 бокала с вином.

— Хорошо.

— И мне очень нравится то, что я делаю, но новая площадка будет хорошим творческим вызовом, я думаю.

— Конечно.

— А с Нейтом у нас все как-то развалилось, — призналась я, разглаживая салфетку на джинсах.

— Мне интересны подробности, — Миа достала бутылку вина из холодильника под стойкой, когда Лукас вошел через заднюю дверь.

— Да, — я сделала дрожащий вдох, надеясь, что смогу говорить об этом без слез. — Это произошло как-то неожиданно.

— Я сделаю это, детка, — Лукас взял у Мии штопор и открыл бутылку.

Она быстро похлопала его по заднице, а затем подошла к плите, чтобы помешать все, что было в кастрюле.

— Что именно произошло? — спросила она меня.

— Трудно сказать, что именно. У нас было то, что я считала потрясающим, пару недель, а потом бум — это просто взорвалось.

— Взорвалось? — спросила она, поднимаясь на цыпочки, чтобы достать с верхней полки большую неглубокую миску. — Или он все испортил?

Лукас поставил передо мной бокал вина.

— Знаешь, Миа, это может быть что-то вроде личного дела, — сказал он жене.

Она обернулась, и бросила на него неодобрительный взгляд.

— Девушки любят говорить о таких вещах. Уходи, если не хочешь об этом слышать.

Он поднял обе руки.

— Я в порядке, если Эмми в порядке.

— Я в порядке, — вздохнула я. — Я имею в виду, что не против поговорить об этом. Я все еще не отошла от разрыва. Отвечая на твой вопрос, да, он все испортил. Думаю, мы стали слишком близки для его комфорта.

Лукас прислонился спиной к стойке, держа в руке бокал с вином, и кивнул.

— Звучит как типичный поступок парня.

Миа вылила все, что разогрела, в миску и взяла ложку из ящика, закрыв ящик бедром.

— Дорогой, нарежь, пожалуйста, багет на стойке, — попросила она Лукаса.

— Конечно.

— Так ты думаешь, он специально все испортил? — она поставила передо мной миску и ложку. — Вот. Говяжий бургиньон лечит все.

Я вдохнула ароматное, исходящее паром рагу, и у меня потекли слюнки.

— Возможно, ты права. Запах невероятный.

Миа улыбнулась, и подняла свой бокал.

— Приятного аппетита.

Я взяла ложку, и принялась за еду, рассказывая им все в подробностях — насколько осторожной, как мне казалось, я была; как замечательно видеть, как Нейт взрослеет и начинает любить свою маленькую дочь; как на меня подействовали изменения в нем; как изучение истории его семьи и посещение дома его детства открыли так много нового о его эмоциональном облике. Они задумчиво слушали, сочувственно комментировали, наливали еще вина.

— Но в итоге либо он совсем не изменился, и я увидела только то, что хотела увидеть, либо он испугался, и решил закончить отношения, пока они не зашли дальше, — я протерла дно своей миски кусочком хлеба.

— Хм, — Миа поднесла свой бокал с вином к губам. К этому времени она сидела на табурете рядом со мной.

— Думаю, он испугался, — сказал Лукас. — Так же, как и Миа.

Я удивленно посмотрела на своего родственника.

— Что? — вскрикнула Миа, усаживаясь повыше. — Я не испугалась. Это все ты: «Брак бесполезен, и я никогда не хочу детей», — она изобразила его глубокий голос и подчеркнула его французский акцент.

Он рассмеялся.

— Но сразу после нашей встречи, когда мы еще были во Франции в конце твоего отпуска, ты хотела все отменить. Я хотел посмотреть, к чему это может привести.

— Ох, да, — позвоночник Мии слегка расслабился. — Я всегда забываю об этом, — она немного успокоилась. — Но я сделала это только потому, что думала, что в конечном итоге для нас нет никакой надежды — я хотела мужа и семью в 30 лет, а мне уже было 28...

— 27, — перебил Лукас с плутовской ухмылкой на лице.

Миа бросила на него взгляд.

— Ладно, мне было 27, — исправилась она, — но я знала, чего хочу, и это было именно то, чего ты не хотел. Я не понимала, как у нас все получится, и не хотела, чтобы мне было больно. Я была наполовину влюблена в тебя.

— О, ты была полностью влюблена в меня, — он выпил, его глаза искрились озорством над ободком бокала.

— Как вы это сделали? — спросила я, глядя туда-сюда между ними двумя. — Заставили это работать, я имею в виду.

— Я научил ее жить моментом, — сказал Лукас. — Перестать зацикливаться на своих глупых жизненных сроках.

— А я научила его быть открытым к идее пожизненных обязательств, — сказала Миа, бросив на него язвительный взгляд. — Показала ему, как удивительно было бы быть женатым на мне.

— И она была права. Так и есть, — он подошел и поцеловал губы своей жены, оставив на них улыбку. — В итоге — это было доверие, терпение и компромисс, — Лукас достал еще одну бутылку из винного холодильника. — Мне открыть ее?

— Который час? — спросила Миа.

Лукас посмотрел на часы.

— Едва перевалило за 10.

— Да, открывай, — они обменялись взглядами, которые я не совсем поняла.

Мне очень хотелось выпить еще бокал вина, но я не хотела мешать им спать.

— Если вам, ребята, нужно лечь спать, я тоже не против, — сказала я, вытирая рот салфеткой. — Я знаю, что уже поздно, и дети встанут рано.

— Нет! — Миа повернулась ко мне лицом с такой яркой улыбкой, что я чуть не подумала, что она фальшивая. — Нет, я тоже хочу еще один бокал. И мы не устали.

— Вовсе нет, — сказал Лукас, вытаскивая пробку из второй бутылки.

Я не была уверена, что верю им, но мне трудно сказать «нет» вину и хорошей беседе, и мне нравилось быть рядом с Мией и Лукасом. Как и с Коко и Ником, они были так непринужденны друг с другом. Они нашли свой путь. Не все было солнечно и радужно, было еще достаточно много поддразниваний, закатывания глаз и подшучивания, но под этим скрывалась невероятная химия, невысказанная любовь и поддержка. Это ощущалось в воздухе между ними. Они восхищались друг другом, и желали друг друга. После моего разочарования было приятно осознавать, что это все же существует.

Мы перешли в противоположный конец комнаты, и расположились на большой, удобной мебели перед камином. Миа и Лукас сели рядом друг с другом на диване, а я свернулась калачиком в кресле. Я спросила о вине, которое мы пили, и Лукас с энтузиазмом рассказал о том, каких успехов он добился с некоторыми сортами винограда, которые здесь мало кто пробует. В середине этого разговора Лукас получил сообщение, и отлучился, чтобы сделать быстрый телефонный звонок. Когда он вернулся через 10 минут, Миа рассказывала о мероприятиях, которые она запланировала для винодельни на это лето, и о том, что новые коттеджи для гостей почти полностью забронированы с мая по сентябрь. Но я обратила внимание на то, как она смотрела на часы над камином.

В конце концов, она зевнула, и театрально потянулась. 

— Что ж, должна признать, я устала.

— Я тоже, — сказала я. Мы прикончили вторую бутылку вина некоторое время назад, и меня приятно клонило в сон. Я посмотрела на свой телефон. — Ого, уже 11.

— Я провожу тебя до коттеджа, — сказала Миа, поднимаясь на ноги. — Дай мне только взять свитер.

Я встала и отнесла свой бокал с вином на кухню, поставив его на стойку. Лукас начал выключать свет.

— Большое спасибо за ужин и вино, — сказала я ему. — Все было очень вкусно.

— Всегда пожалуйста, — ответил он.

Появилась Миа в сером свитере.

— Готова? — она потянула меня за руку.

— Да. Спокойной ночи, Лукас, — сказала я.

Он посмотрел на нас, и улыбнулся.

— Спокойной ночи.

Миа практически потянула меня за собой по коридору и через заднюю дверь. Снаружи она помчалась по извилистой гравийной дорожке с довольно хорошей скоростью.

Я засмеялась, стараясь не отставать.

— Здесь пожар? Мои каблуки тонут в гравии.

— Ох, прости. Нет, просто прохладно. Я хочу, чтобы ты укрылась в своем коттедже, — но она немного помедлила, доставая из кармана телефон и проверяя экран.

Я вдохнула прохладный ночной воздух, пахнущий влажной землей и приближающейся весной. Откинув голову назад, я посмотрела на небо.

— Слишком облачно для звезд, — сказала я со вздохом. — Для меня нет желаний.

Миа посмотрела на меня.

— А что бы ты загадала?

Я горестно улыбнулась, опустив взгляд на свои туфли, хрустящие по гравию.

— Сегодня вечером, думаю, я бы пожелала какого-нибудь знака, что я не сумасшедшая — чего-то, что показало бы мне, что любовь, которую я ищу, действительно возможна. А не просто мечта.

Миа положила руки мне на плечи и сжала их.

Мы прошли мимо нескольких гостевых коттеджей, прежде чем она направила меня в сторону от главной тропинки по более узкой, которая привела прямо к двери очаровательного одноэтажного каменного строения, имитирующего внешний вид винодельни и их дома, вплоть до круто наклоненной крыши и голубых ставней. У входной двери она снова достала свой телефон.

— Ну, у меня нет звезд, чтобы предложить тебе, но сейчас 11:11, — она показала мне экран. — Ты все еще можешь загадать желание.

Я вздохнула, чувствуя себя немного неловко от того, что все еще верю в эти вещи.

— Нет, это глупо. Мои желания никогда не сбываются.

— Никогда не знаешь, — сказала она. — Лучше сделай это на всякий случай.

Вздохнув, я закрыла глаза и загадала желание, немного изменив его.

Если ты где-то там, любовь всей моей жизни, найди меня.

Когда я открыла их, Миа судорожно обшаривала карманы своего свитера.

— О Боже, ты не поверишь. Я забыла ключ.

— Не беспокойся, — сказала я. — Я делаю это постоянно, и Нейту всегда приходится меня спасать. Я схожу обратно с тобой.

— Нет смысла идти вдвоем. У тебя туфли на каблуках, а я на плоской подошве. Сейчас вернусь.

Не сказав больше ни слова, она ушла вверх по гравийной дорожке, оставив меня одну в темноте.

Не прошло и 20 секунд, как я снова услышала шаги, но это были не ее шаги. Они были тяжелее, медленнее. Я прищурилась на приближающуюся ко мне фигуру — кто-то выше, крупнее и шире Мии. Не успела я даже занервничать, как услышала его голос.

— Слышал, у тебя нет ключа.

— Нейт? — я моргнула, когда он подошел ближе, но он не исчез. На нем был костюм и галстук, как будто он только что пришел с работы, и мое сердце заколотилось при виде него. — Что ты здесь делаешь?

— Ну, это была самая безумная вещь. Я посмотрел на часы и заметил, что уже 11:11, поэтому я загадал желание.

Я едва могла дышать.

— Что ты загадал?

Теперь он был прямо передо мной.

— Я загадал еще один шанс сказать самой красивой девушке в мире, что я люблю ее, что мне жаль, и что, хотя я не заслуживаю ее, я надеюсь, что она поверит мне, когда скажу ей, что она единственная для меня, и я никогда не должен был отпускать ее.

По моему позвоночнику пробежали мурашки.

— Ну, вот твой шанс. Скажи мне.

Он прислонился своим лбом к моему, и понизил голос.

— Только ты, Эмми. И всегда только ты.

Я хотела верить ему, но мне было страшно. Положив руки ему на грудь, я прижалась к нему.

— Что изменилось, Нейт? Как я могу верить, что ты не разобьешь мое сердце снова?

Он обвил руками мою талию и притянул меня к себе, крепко и надежно.

— Изменилось то, что я понял, как ошибался, думая, что могу контролировать свои чувства к тебе. Я думал, что это сделает меня сильнее, лучше, если я никогда никого не буду любить, потому что считал любовь слабостью. То, чего нужно бояться. Я всегда думал, что буду счастливее в одиночестве, но это не так. Отчасти я говорил себе никогда не прикасаться к тебе, потому что глубоко внутри я слишком сильно этого хотел. Это пугало меня.

— Я тоже хотела тебя, — призналась я, — но больше всего, я хотела быть особенной для тебя. Я не хотела быть похожей на тех девушек, которые выходят из твоей квартиры по утрам в воскресенье.

Он поморщился, его глаза ненадолго закрылись.

— Ты никогда не была такой. Я боролся с тем, что чувствовал к тебе, когда появилась Пейсли. Ты была рядом со мной все это время, на каждом шагу. Я бы потерялся без тебя.

— В тебе было все, чтобы стать хорошим отцом, я знаю это наверняка. Тебе просто нужна была уверенность.

— Ты была мне нужна. Я стал намного лучше благодаря тебе. Теперь я понимаю, Эмми, то, что ты говорила об альфа-самцах, которые ведут себя так, как ведут, потому что у них есть кто-то, кого они хотят защитить. Слишком долго я заботился о защите только самого себя. Теперь меня волнуете только ты и Пейсли, и нет ничего, что я не сделал бы для тебя. Ничего. И я не боюсь показать это.

— Или принять это? — я бросила ему вызов. — Я люблю по-крупному, Нейт. Я ничего не могу с этим поделать. И я не хочу сдерживаться.

— Я хочу все, все, что ты можешь дать, — он сжал меня. — Скажи мне, что еще не слишком поздно.

— Не слишком...

Он прижался своим ртом к моему, поднимая меня прямо с земли. Его тело выгнулось назад, а мое изогнулось вдоль его.

— Я сделаю тебя счастливой, Эмми. Обещаю. Так долго, как ты мне позволишь.

Возможно, мне не следовало верить в это, но я поверила.

Он поставил меня на ноги и достал из кармана ключ.

— Вот ключ от твоего коттеджа. Если ты хочешь провести со мной ночь, я останусь. Если ты попросишь меня уйти, я уйду.

— Единственное, о чем я хочу тебя спросить, это как ты вообще достал этот ключ, — я взяла его у него и открыла дверь коттеджа. — Но этот разговор может подождать.

Он усмехнулся.

— Я так рад слышать это от тебя.

Едва за нами закрылась дверь, мы прильнули друг к другу, прижимаясь и цепляясь, отчаянно пытаясь наверстать упущенное время и доказать друг другу, что мы имели в виду то, что сказали. Я чувствовала в поцелуе Нейта, в его прикосновениях, в его теле, что он любит меня безоговорочно, что он освободился от цепей, которые его сдерживали. Он всегда был сильным, агрессивным любовником, но в этот раз что-то изменилось. Он был более страстным, более раскованным, более непринужденным, чем когда-либо прежде — особенно в словах.

Снова и снова он говорил мне, что любит меня.

Шептал это мне в губы, когда мы срывали одежду с тел друг друга. Шептал это между поцелуями в грудь, в живот, в каждую часть моего тела. Он произносил эти слова, когда нес меня в дальний конец коттеджа, где меня ждала кровать королевского размера. Я поняла, что он, должно быть, зашел туда заранее, потому что десятки зажженных свечей были расставлены по комнате, мягко мерцая в темноте.

Он положил меня на кровать и накрыл мое тело своим, и я открыла ему все — свои руки, губы, ноги, сердце. Я тоже больше не пыталась сдерживаться. Я изо всех сил извивалась, заставляя его лечь на спину, чтобы осыпать поцелуями его лицо и грудь, провести руками по твердым линиям его тела, посмотреть ему в глаза, пока я опускалась на него, а его член медленно скользил внутри меня.

— Я желала тебя, — сказала я ему, когда он был погружен в меня до упора. — Этого. Нас.

— Я тоже, — он сел так, что мы оказались грудь к груди, рот ко рту, руками обхватывая друг друга. — В ту самую первую ночь, когда ты сказала мне загадать желание, я загадал, чтобы следующий мужчина, в которого ты влюбишься, полюбил тебя в ответ так, как ты того заслуживаешь. И он любит, — мы начали двигаться вместе, наши тела идеально подходили друг другу, наш ритм был идеально синхронизирован. — Клянусь Богом, он любит.

В конце концов, он взял верх, опрокинув меня на спину и войдя в меня сильнее, быстрее и глубже — так глубоко, что я задыхалась, вскрикивала от шока, и отчаянно выгибалась под ним, мое тело жаждало и удовольствия, и боли.

Но больше всего я жаждала этого затянувшегося момента совместного блаженства, последних секунд головокружительного подъема, мучительного зависания на краю пропасти, судорожного дыхания, когда мы захватывали друг друга, изысканной спирали пульсирующего свободного падения, момента, когда наши тела, переплетены, неразделимы, едины.

— Скажи мне еще раз, — прошептала я, задыхаясь, когда наши сердца отказывались успокоиться, даже после того, как его и мое тело обмякли, и его грудь тяжело навалилась на мою.

Он поднял голову и посмотрел на меня сверху вниз. Смахнул волосы с моего лица.

— Я люблю тебя. Только ты. Всегда только ты.

Я улыбнулась.

— Я же говорила, что желания сбываются.

***

— Не могу в это поверить, — сказала я, качая головой. — Так это Стелла убедила тебя?

Мы лежали в постели поздним утром в пятницу, Нейт лежал на спине, я опиралась локтем на его грудь. Мы очень мало спали, но я чувствовала себя энергичной и отдохнувшей. Живой.

— Типа того. Я имею в виду, я знал, что был несчастен без тебя и что все испортил, но, если бы я не увидел ее в продуктовом магазине возле того дома, о котором я тебе рассказывал, не уверен, что мы были бы там, где мы сейчас, — он заправил мои волосы за ухо. — Ты была права насчет нее. Она быстро проникает под кожу.

— Так и есть, — я сделала мысленную пометку позвонить ей и сказать спасибо, а также перестать раздражаться из-за ее методов психотерапевта. — И она дала тебе номер Мии?

Он кивнул.

— Да. Она сказала мне, что ты уехала на винодельню, и, по сути, сказала: «Если она тебе нужна, докажи это».

Я засияла.

— Я люблю Стеллу. Стелла потрясающая.

— Да.

— И что сказала Миа?

— Ну, сначала я понял, что она не слишком заинтересована в разговоре со мной. Но после того, как я объяснился, она была согласна помочь мне попытаться вернуть тебя.

Я засмеялась.

— А я все думала, почему она всю ночь смотрела на часы, пока мы сидели и пили.

— О да, — его глаза расширились. — Мы очень нервничали по этому поводу. Время должно было быть точным. Я даже приехал сюда в 10:30.

Что-то щелкнуло во мне.

— Значит, это Лукас дал тебе ключ, когда вышел позвонить, — я сделала маленькие воздушные кавычки и закатила глаза. — Какой хитрец!

Нейт усмехнулся.

— Да. Я написал ему сообщение, когда подъехал к винодельне.

— Я все еще не могу в это поверить. Эти двое знали все время! — но я была так счастлива. Чувствовала, что все начинается с чистого листа.

Нейт взглянул на прикроватные часы.

— Мне неприятно это говорить, но я должен скоро уехать. Мне нужно забрать Пейсли в 3.

— Я тоже поеду, — сказала я ему, садясь.

Он выглядел расстроенным.

— Что? Нет, Эм, ты только что приехала. Ты должна остаться на выходные, и отдохнуть. Навестить свою двоюродную сестру. Поговорить о работе. На которую ты все еще можешь устроиться, если захочешь. Я имею в виду, что у нас все получится, несмотря ни на что.

— Я подумаю об этом, — честно сказала я. — Я действительно с нетерпением ждала этого, но мне нравится и то, где я сейчас. У твоей фирмы нет офиса в Траверс-Сити, не так ли?

Он пожал плечами.

— Нет, но это не значит, что я не смогу найти здесь другую работу. Люди разводятся повсюду. Каждый день.

Я застонала, спрыгивая с кровати.

— Не-е-ейт.

Он потянулся, и схватил меня за руку, притянув обратно в кровать и перетащив меня к себе на колени.

— Эй.

— Что?

— Мы разные.

Я подняла одну бровь.

— О, да?

— Да, — он поцеловал меня, и прикоснулся своим лбом к моему. — Но только ты. Всегда только ты.

Почему-то я знала, что это правда.

Нейт

Три месяца спустя

Обычно у меня превосходный покерфейс. Мне не часто приходится использовать его вне работы, особенно с тех пор, как мы с Эмми вместе, но время от времени он пригождается. Например, когда я хочу удивить ее.

Как сегодня вечером.

— Я собираюсь поехать забрать еду, хорошо, детка?

Я взял ключи со своей новой кухонной стойки и подошел к дивану, где она сидела с только что искупавшейся Пейсли на коленях. Это были мои первые выходные в новом доме — голландском колониальном, который я полюбил с первого взгляда, — и мы с Эмми собирались отпраздновать это событие нашим любимым способом. Немного еды на вынос, немного коктейлей, немного «Бонда».

— Хорошо, — она встала, переложив мою дочь на одно бедро. Видя их вместе, мне всегда хотелось упасть на колени и благодарить Бога за то, что все сложилось именно так, как сложилось. — Мне покормить ее?

— Конечно. Извини, что на кухне все еще такой беспорядок. Клянусь, я собираюсь убрать все в эти выходные.

— Я помогу тебе. Может быть, мы даже сможем распаковать несколько коробок сегодня вечером.

— Может быть, — никакой чертовой распаковки коробок сегодня не будет, но она этого не знала. — Скоро вернусь, — я вышел через боковую дверь и сел в машину, радуясь, что она не видит огромной улыбки на моем лице.

Я был рад, что она была такой доверчивой. С тех пор как купил дом, я говорил ей такие вещи, как: «У меня теперь есть все, что я хочу, Моя жизнь кажется такой полной, когда у меня есть дом» или «Надеюсь, что у нас ничего не изменится». Она каждый раз верила мне, всегда улыбалась, и говорила, что рада, но я видел вопрос в ее глазах... «Значит ли это, что ты все еще не хочешь жениться?»

Но она никогда не спрашивала об этом. И я тоже никогда не поднимал эту тему, хотя думал об этом каждый день с тех пор, как привел ее в дом, и мы прошли по нему вместе. Я чувствовал, как она двигается по пустым комнатам с улыбкой на лице, это было почти пугающе — я знал в своем сердце, что мы будем жить там вместе. Мы сделаем его нашим домом. Мы станем семьей.

И я не только хотел всего этого, я хотел всего этого как можно скорее.

Так что все это дерьмо с недоговариванием было просто частью подставы — я хотел, чтобы она была полностью шокирована сегодня вечером.

Остановившись на красный свет по дороге в ресторан, я посмотрел на пассажирское сиденье, где лежал маленький белый пакет. Внутри лежали два печенья с предсказаниями.

И одна коробочка с кольцом.

Эмми

— Серьезно, Пейсли. О чем он думает? Почему я не могу спросить? — я посмотрела вниз на ее лицо, пока она пила из своей бутылочки. — Как ты думаешь, он все еще категорически против брака или у меня есть шанс?

Я решила поговорить об этом с Пейсли, поскольку мои сестры устали слушать, как я переживаю, что Нейт может никогда не передумать, а я не собиралась спрашивать его об этом, пообещав себе, что не буду поднимать эту тему, по крайней мере, 6 месяцев.

Я не хотела давить на него. У нас все было так хорошо, и он был так открыт в своих чувствах. Проявляя терпение, я пыталась доказать всем и себе, что могу быть терпеливой и доверять Вселенной.

— Понимаешь, я много думала об этом, Пейс, — продолжила я, усаживая ее, чтобы она срыгнула. — География все время была на нашей стороне — квартиры прямо напротив друг друга. И время тоже. Он возвращался домой с работы как раз в тот момент, когда я открывала дверь. Знаешь, так мы и познакомились.

Она срыгнула.

— Хорошая девочка, — я снова уложила ее на спину, чтобы она могла допить бутылочку, и продолжила. — А как насчет того, что он столкнулся с моей сестрой в продуктовом магазине в тот вечер, когда мы снова были вместе? Что, если бы он пошел в другой магазин? Что, если бы Стелла не решила взять на ужин свиные отбивные? Что, если бы ее последний пациент не отменил прием, и она вышла бы с работы на час позже? Все это удача, не так ли? Так может быть Вселенная действительно на нашей стороне? Может быть, Марен права, и все происходит так, как должно происходить, а мне просто нужно ждать и верить, — я вздохнула. — Я действительно люблю его. Так что я так и поступлю.

Нейт пришел минут через 30.

— Позволь мне поставить еду в духовку, чтобы она была теплой, потом я уложу Пейсли в постель и сделаю нам праздничные коктейли.

— Хорошо, — я встала с Пейсли на руках. — Хочешь, я что-нибудь распакую?

— Нет. Просто расслабься, — он прошел из кухни в гостиную и забрал у меня свою дочь, поцеловав ее в щеку. — Сейчас спущусь.

Мой желудок перевернулся, как это всегда бывало, когда я видела, как он проявляет привязанность к своей дочери. Ранее я наблюдала, как он купал ее в настоящей ванне в одиночку — я даже пальцем не пошевелила. Все, о чем я могла думать, это та ночь, когда она только приехала, и он упал в обморок.

Когда-нибудь я заставлю его признать это.

— Спокойной ночи, орешек, — обратилась я к пухленькому пупсику, которого он прижимал к груди.

Пока он возился с ней наверху, я открыла свой ноутбук и ответила на несколько электронных писем. Я также позвонила Коко и оставила ей сообщение — я решила отказаться от предложения о работе на севере, но она действительно рассматривала это предложение. Очевидно, Ник заинтересовался некоторыми ресторанными объектами в этом районе, так что переезд имел для них смысл. Завтра мы с ней собирались пообедать и обсудить, как я буду выкупать ее долю. Я нервничала, думая о самостоятельном ведении бизнеса, но и радовалась тоже.

Когда Нейт спустился вниз, я убрала ноутбук и телефон. По пути на кухню он включил монитор.

— Выпьешь мартини?

— Конечно. Хочешь, помогу?

— С каких это пор мне нужна помощь в приготовлении коктейлей? — отозвался он. Затем я услышала, как в металлическом шейкере зазвенел лед.

Гостиная и кухня были соединены друг с другом, являясь частью новой пристройки к старому дому. Мне нравился дом Нейта. С того момента, как я увидела его, я поняла, что он ему подходит. Красивая улица, отличный район, дети, катающиеся на велосипедах вверх и вниз по кварталу, много места в доме для него и Пейсли, и даже место для роста, если он решит, что хочет большую семью.

Я очень надеялась, что так и будет.

— Ты голодна? — спросил он, взбалтывая водку со льдом.

— Да, — я сняла каблуки и пошевелила пальцами ног. — Я сегодня пропустила обед.

— Хорошо, потому что у меня есть для тебя небольшое угощение перед ужином, — через минуту он принес мне напиток и маленькую тарелку с двумя печеньями с предсказаниями. Он поставил их на стол.

Я закатила глаза.

— Ты снова собираешься дразнить меня, что я воспринимаю эти вещи всерьез?

— Вовсе нет. Я как раз думаю, что ты должна отнестись к этому очень серьезно.

— Нет, ты так не думаешь. Ты просто хочешь посмеяться надо мной, — я посмотрела на них — одно было наполовину покрыто темным шоколадом, другое — белым. — Это из «Питерборо»?

— Нет. Я сделал их специально для тебя. Ты знаешь, что сегодня у нас праздник?

По мне пробежала забавная дрожь. Я посмотрела на него, но выражение его лица ничего не выдало.

— Да?

Он кивнул и сел рядом со мной.

— Ровно 3 месяца с той ночи на винодельне.

— Оу, — я быстро поцеловала его. На нем все еще были парадные брюки и рубашка, хотя перед купанием Пейсли он засучил рукава. Он также отказался от галстука, и ослабил воротник. Он был чертовски сексуальным. — И я должна съесть их перед ужином?

— Да. Или хотя бы открыть их, — он протянул мне печенье в темном шоколаде. — Вот. Сначала это. А я пойду принесу тебе напиток.

С трепетом в животе, я открыла его. Положив кусочки обратно на тарелку, я вытащила маленькую бумажку. На ней было написано: «Только ты».

— О-о-о, — я улыбнулась ему, когда он поставил мой напиток на стол и сел рядом со мной. — Так мило, — я отложила бумажку и взяла следующее печенье, хотя знала, что там будет написано, потому что это была вторая половина того, что я просила его сказать мне все время. Я вскрыла его над тарелкой и вытащила бумажку.

Потом у меня перехватило дыхание. Потому что там было написано совсем не то, что я думала. Там было написано: «Ты выйдешь за меня замуж?»

И Нейт опустился на одно колено у моих ног.

У меня отвисла челюсть. Сердце гулко стучало в груди.

Он достал из кармана коробочку с кольцом и открыл ее.

— Всегда только ты, — сказал он. Его голос надломился. Глаза блестели. Но он улыбнулся мне, и все, все встало на свои места.

Я вскрикнула, и бросилась ему на шею, а потом разрыдалась, прижавшись к нему так, будто он только что спас меня от утопления.

Он засмеялся.

— Это значит «да»?

Но я могла только всхлипывать.

— Хочешь хотя бы примерить кольцо?

Кольцо! Я даже не взглянула на него.

Фыркая, я отпустила его, и он снова протянул его мне.

— Я спросил мнение твоих сестер, но если это не то, что ты хочешь...

Но я уже снова разрыдалась. В ходе своей работы я видела много колец, но от этого у меня перехватило дыхание — удлиненный камень огранки «кушон» в 2 карата с узкой полосой из белого золота.

— Оно с-совершенно, — пролепетала я. — Абсо-лютно с-совершенно.

— Я бы хотел взять на себя больше заслуг, но твои сестры сказали, что ты описывала им кольцо своей мечты столько раз, что они его запомнили, — он достал его из коробочки и надел мне на палец.

Я рассмеялась сквозь слезы.

— Это правда, — прошло еще несколько минут, но в конце концов я достаточно успокоилась, чтобы заговорить. — Боже мой, Нейт. Это правда. Это была мечта, но ты сделал ее реальной.

— Это реально.

Я в недоумении посмотрела на свои руки: одна держала крошечный клочок бумаги с предложением Нейта, на другой было кольцо, которое он только что надел мне на палец. Я упала на колени и снова обхватила его руками, прижавшись к нему всем телом от колен до груди, зарывшись лицом в его шею. Я закрыла глаза, вдыхая его запах, и видела, как все будет дальше. Этот мужчина будет моим мужем. Этот дом будет нашим домом. Эта жизнь будет нашей общей.

— Ты действительно хочешь, чтобы я стала твоей женой? — спросила я, откинув голову назад, чтобы посмотреть на него.

— Конечно, хочу, — он поцеловал меня в губы. — Но это не все, чего я хочу. Я хочу, чтобы ты помогла мне вырастить Пейсли. И я хочу иметь детей от тебя. И хочу каждый день посвящать нашей семье, нашему дому и нашим мечтам.

— Я тоже этого хочу.

Он усмехнулся.

— Тогда не могла бы ты сказать мне «да»? Потому что я думаю, что ты еще не сказала этого. Что ты скажешь, мисс Катастрофа, выйдешь ли ты за меня замуж?

Я улыбнулась ему.

Мое желание исполнилось.

— Да.

Познавательные статьи:



Формы дистанционного обучения

Передача мяча двумя руками снизу

Значение правильной осанки для жизнедеятельности человека

Основные ошибки при выполнении передач мяча на месте