Удивительный мальчик-детектив без чьей-либо помощи разоблачает обман с картами таро

 

Мальчик-детектив сильно обиделся на сестру. Теперь они часто ругались, обзывая друг друга то «слабоумным пигмеем», то «никчемным варваром» — загадочными оскорбительными именами, смысл которых они не совсем понимали. Как-то раз Кэролайн объявила, что волшебные фокусы — это намного забавнее и интереснее, потому что они связаны с магией, тайнами и чудесами. Билли распсиховался, швырнул на пол набор «Юный фокусник» и сказал, что магия и чудеса могут быть интересны лишь неразумным младенцам и глупым девчонкам.

Большинство этих ссор заканчиваются одинаково: Кэролайн, закрывшись у себя в комнате, плачет в подушку.

 

И вот однажды случилось странное, очень значимое событие: Маргарет Тэтчер, голубка из волшебного набора Кэролайн, как оказалось, страдала врожденным латентным и неоперабельным пороком сердца и умерла естественной смертью, тихо завалившись набок в своей сверкающей серебряной клетке. Для Кэролайн это стало подлинным потрясением: увидеть мертвый комок белых перьев, лежащий в клетке с широко распахнутыми глазами и глядящий на нее с той стороны невидимой черты, разделяющей жизнь и смерть. Кэролайн разом утратила интерес к магии в любых видах. Уверенная, что дух птицы не даст ей покоя, пока мертвое тело не будет предано земле, Кэролайн попросила брата помочь ей похоронить голубку, и Билли согласился. Мертвую птицу закрыли в жестяной коробке с плотно подогнанной крышкой, а коробку закопали под крыльцом.

После этого Кэролайн вновь принялась всячески помогать Билли в его расследованиях.

 

МАЛЬЧИК-ДЕТЕКТИВ РАЗРЕШАЕТ ЗАГАДКУ СЕЙФА, ЗАЩИЩЕННОГО ОТ ВЗЛОМА

 

 

МАЛЬЧИК-ДЕТЕКТИВ РАСКРЫВАЕТ ДЕЛО О ТАИНСТВЕННОМ ПОЮЩЕМ БРИЛЛИАНТЕ

 

 

МАЛЬЧИК-ДЕТЕКТИВ РАЗОБЛАЧАЕТ ПРИЗРАКА НА МАЯКЕ

 

Выдержки из дневника Кэролайн того периода передают радостное настроение их совместных проделок и смелых вылазок:

 

все остальные девчонки носят юбки и красятся.

они переживают за свои прически и ногти,

но мне это неинтересно. мне интереснее

забраться в темную шахту. мне интереснее

спуститься с Билли в канализационный люк. иногда

он бывает таким несносным. иногда воображает

и строит из себя большого начальника,

но если захочет, он может быть милым.

я часто задумываюсь, когда иду следом за ним,

«мне приятно, что мы с ним вместе,

а приятно ли это ему?», я не особенно

разбираюсь во всяких шифрах и неразрешимых

загадках, но зато я по-настоящему

профессионально снимаю отпечатки пальцев

и хорошо веду записи, даже в полной темноте,

составляю отчет о наших приключениях.

хорошо что-то уметь.

хорошо быть нужной.

я заметила, что Билли боится

высоты. а я не боюсь, и еще он боится

летучих мышей: от одного только их писка

он почти что впадает в панику. в их тонких

кожистых крыльях есть что-то такое,

от чего ему сразу становится не по себе,

хотя он ведет себя храбро, когда рядом

находится наш лучший друг фентон миллз.

что мне нравится больше всего: наши

общие тайны.

 

 

Спустя несколько месяцев после скоропостижной кончины голубки Билли с Кэролайн забрались под крыльцо, выкопали Маргарет Тэтчер и изучили окоченевшие останки с помощью нового увеличительного стекла, которое Билли подарил сестре. В тот день брат и сестра, завороженные непостижимой природой смерти, поклялись друг другу священной клятвой, клятвой доверия и верности: если во время очередного опасного приключения кто-то из них первым уйдет в мир величайшей из всех тайн Вселенной — куда неизбежно уходят все смертные, — он или она обязательно свяжется с тем, кто остался, и передаст ему тайное слово, как подтверждение существования загробной жизни, в которую верила Кэролайн и не верил Билли.

Никто не должен был знать это слово, выбранное ими как доказательство существования после смерти. Ни Фентон Миллз, ни родители, никто. Брат и сестра Арго были предельно серьезны: в выборе тайного слова, в своей клятве друг другу, в своем молчании. Кэролайн вырвала из блокнота две узких полоски бумаги. На каждой полоске она написала то самое слово, «абракадабра», а потом дети скатали бумажки в тугие шарики и проглотили их, каждый — свою. Они пожали друг другу руки в знак соглашения, скрепленного кровью, — договора, который нельзя отменить и нарушить ни при каких обстоятельствах, как обычных, так и наоборот.

 

Пять

 

Их идеальное детство подошло к идеальному завершению: мальчик-детектив уехал из Готэма, оставив сестру и лучшего друга Фентона. Уехал учиться уголовному праву в самом престижном университете Нью-Джерси, в надежде со временем стать ведущим международным криминологом. Свое последнее дело он раскрыл в день окончания школы. Прямо перед выпускным балом.

 

МАЛЬЧИК-ДЕТЕКТИВ ОКОНЧИЛ ШКОЛУ ЭКСТЕРНОМ

И в тот же день раскрыл дело о двойном убийстве

 

 

МАЛЬЧИК-ДЕТЕКТИВ БУДЕТ УЧИТЬСЯ В УНИВЕРСИТЕТЕ ШТАТА

Новый мэр опасается роста преступности в городе

 

И уже очень скоро мальчик-детектив обменялся с отцом крепким рукопожатием, поцеловал маму в щеку, обнялся с Кэролайн и Фентоном и помахал на прощание рукой тому миру, который знал. В первый раз в жизни они расставались. В первый раз в жизни они были порознь — не вместе. С одиночеством каждый справлялся по-своему:

• Билли часами просиживал в университетской библиотеке в окружении старых потертых томов, распадающихся на части, — такой старательный, немного наивный домашний мальчик в синей кофте на пуговицах, которая была ему явно мала, — он прилежно учился, надеясь закончить курс уголовного права на два года раньше.

• Кэролайн, которой недавно исполнилось шестнадцать, неожиданно заболела и, случалось, неделями не вставала с постели. Депрессия неясного происхождения на фоне приступа безотчетной тоски, связанной с поздним периодом полового созревания, согласно диагнозу доктора. Так прошло несколько месяцев: Кэролайн лежала в постели, слушала записи Джоан Баез и «Carpenters», смотрела на свой детективный дневник и вдруг — ни с того ни с сего — принималась рыдать.

• Фентон Миллз начал толстеть, его вес перевалил за триста фунтов, что уже представляло серьезную опасность для здоровья. Его тело раздулось по всем направлениям, словно гигантский воздушный шар или как перекачанный маленький дирижабль. Его приглашали участвовать в различных ток-шоу из «дневной» категории. Его боготворили домохозяйки и уборщицы, взиравшие на своего кумира чуть ли не с религиозным благоговением. Его фотографии с подписью «Фентон НАВСЕГДА» украшали футболки и наклейки на бамперы.

 

Вместо того чтобы пассивно предаваться депрессии, Кэролайн вновь проявила характер — читай: честолюбие и отвагу, — решив пойти по стопам старшего брата. Ее первым самостоятельным делом стало расследование странных слухов о стонах и воплях в заброшенной старой пещере, где в свое время располагался склад муниципальных запасов горчичного газа, который впоследствии закрыли из соображений охраны общественного здоровья, а на входе в пещеру поставили высокий дощатый забор. Кэролайн в одиночку забралась в пещеру, не обращая внимания на предупреждающие таблички: «Не входить!» и «Опасно!» — благо доски забора были подогнаны неплотно и к тому же давно расшатались.

К несчастью, ей не удалось раскрыть это странное дело своими силами. И в скором времени после той неудачи (это не утверждение: это всего лишь домыслы), может быть, из-за пережитого унижения, или из гордости, или из-за постыдного поражения — или из-за щемящей тоски по прошлому, когда жизнь представлялось прекрасной, и удивительной, и полной захватывающих приключений, и Билли был рядом, и они были вместе, и все было по-настоящему, — Кэролайн сделала страшную вещь.

Закрывшись в ванной, при свете черных свечей, под битловскую «Yesterday», под шум воды, бившей из душа, в клубах белого пара Кэролайн встала голая перед зеркалом и перерезала себе вены — лезвием, вынутым из одноразовой розовой пластмассовой бритвы «Для юных леди», сделанной на фабрике, располагавшейся в соседнем квартале. Буквально в следующую секунду она потеряла сознание и упала на кафельный пол, ударившись головой о кран.

В тот вечер мистер и миссис Арго, как обычно, сидели в гостиной и просматривали периодику за день. Они услышали странный звук, отложили газеты и растерянно переглянулись. Оба поняли сразу: что-то случилось, что-то очень плохое. «Скорая» приехала быстро. Кэролайн унесли на серебристых носилках. Мистер и миссис Арго шли рядом с носилками и пытались подбодрить дочь, хотя на самом деле они обращались не к ней, а друг к другу, убеждая себя, что все будет хорошо.

— Все будет хорошо.

— И даже лучше, чем просто хорошо. Вот увидишь.

— Будем надеяться на лучшее.

— Да. Будем надеяться.

 

Врачам удалось спасти жизнь Кэролайн, но теперь это была совершенно другая Кэролайн: уже не та прежняя милая и беззаботная девочка. Никакой беготни по полям босиком, никаких экспедиций в пещеры. Кэролайн вообще перестала ходить босиком. И попросила родителей называть ее «пациент 101174». И не стала снимать пластмассовый браслет, который ее заставляли носить в больнице. Она одевалась теперь во все черное и густо подводила глаза черной тушью и черными тенями. Она превратилась в печальное, обезумевшее от горя существо с совершенно пустыми глазами.

Если бы после этого первого случая родители позвонили Билли, если бы он узнал, что происходит с сестрой, все могло бы закончиться иначе. Но — нет. Может быть, мистер и миссис Арго решили, что этого больше не повторится, так что не стоит зря волновать сына, который в то время писал курсовую работу за первый семестр «Нераскрытые преступления в заброшенных парках аттракционов», за которую, как мы знаем уже теперь, он получил всего-навсего «тройку с минусом», самую низкую оценку за все время учебы в университете.

Как бы там ни было, мальчик-детектив ничего не знал.

От него все скрывали. Для его же блага.

 

Спустя пару месяцев после этого первого случая Кэролайн стала встречаться с подозрительными парнями с лицами и повадками прожженных сутенеров. Она целовалась с ними взасос, лежа в траве на ближайшем лугу — на том самом лугу, по которому любила гулять еще девочкой, — шептала им грязные непристойности в пустынных лесах за городом, приводила их к себе домой, в свою одинокую пустую постель. Кэролайн снимала прозрачную черную футболку и короткую юбку из черной искусственной кожи, потом подмигивала очередному приятелю, а потом, уже после всего, закуривала сигарету и смеялась. Как будто ей все равно. Но втайне она ненавидела их, всех и каждого. И, наверное, они это чувствовали. Они просто смотрели на нее с неподдельным страхом и уходили, смущенные.

В тот день, когда Кэролайн позволила парню по прозвищу Хам — вялому, заторможенному переростку с тонким пушком над верхней губой — трахнуть ее в положении стоя у дверцы платяного шкафа, и металлический крючок, на который она вешала школьную сумку, то и дело впивался ей в шею, она дождалась, пока все не закончится, а потом тихо закрыла дверь и расплакалась в последний раз в жизни. С тех пор она больше не прикасалась к своему детективному дневнику.

Буквально через несколько дней сестру знаменитого мальчика-детектива исключили из лучшего в городе колледжа за то, что она врубила пожарную сигнализацию и обозвала директора «говном». А еще через несколько дней Билли Арго сдал последний экзамен в сессии второго семестра: тест по спецсеминару «Белые серийные убийцы США». Как раз в этот день Кэролайн стало особенно муторно и одиноко. Она снова закрылась в ванной и опять перерезала себе вены.

На этот раз не было ни музыки, ни свечей.

Был только маленький клочок бумаги, зажатый в левой руке. Клочок бумаги с единственным словом: «абракадабра». А потом — только падение: последнее, страшное, необратимое.

В тот вечер мистера и миссис Арго не было дома. Их пригласили в мэрию, чтобы в торжественной обстановке вручить им награду «Лучшим родителям года».

 

Как только Билли об этом узнал, он принялся мысленно реконструировать события на месте преступления, полный решимости доказать, что его сестра Кэролайн стала жертвой убийства — подлого, хоть и мастерски подготовленного, убийства из мести. «Я бы сказал, что убийца — Мыслитель, если бы Мыслитель был жив, — рассуждал мальчик-детектив. — Может быть, это доктор Угроз?» С помощью детально проработанной диорамы и нескольких маленьких бумажных кукол он попытался, но все же не смог убедить коронера, мистера Шипа, что это было убийство, а не несчастный случай.

— Посмотрите сюда, мистер Шип. Окно было открыто. И как вы объясните эти странные красные отметины у нее на шее?

— К сожалению, Билли, я ничем не могу помочь.

— И эта записка. Вполне очевидно, что Кэролайн знала, что ей угрожает опасность.

— Да, Билли. Мне очень жаль.

 

Билл не знал, в чем пойти на похороны, и поэтому надел любимую синюю кофту и галстук с совой. Он стоял возле гроба и плакал, а рядом с ним плакал его лучший друг Фентон Миллз, который в последнее время растолстел еще больше, если такое вообще возможно, и ходил, опираясь на две прочные стальные трости. Они ничего не сказали друг другу. Мистер и миссис Арго даже не подошли к белому гробу. Они топтались у входа в часовню и переругивались вполголоса, рассуждая о том, почему их старший сын Дерек не приехал на похороны. В размеренной, сдержанной тишине погребальной часовни мысли мальчика-детектива неслись по кругу: «Почему? Почему? Почему это произошло? Кто это сделал? Какой у него был мотив? Кто виноват в ее смерти?» Это была мрачная тайна, завесу которой не приподнимешь в одно мгновение: нечто настолько неясное и темное, что Билли казалось, будто его самого начинает затягивать в эту бездонную тьму — просто по той причине, что он оказался поблизости.

Объятый горем, мальчик-детектив принялся обвинять своего лучшего друга Фентона в том, что тот не сумел присмотреть за Кэролайн, пока Билли не было рядом.

— Это ты виноват. Это ты недосмотрел, — яростным шепотом.

— Нет.

— Ты должен был мне сообщить, что ей угрожает опасность.

— Но откуда я знал?

— Откуда ты знал?! Посмотри на нее. Как ты можешь смотреть на нее теперь и задавать этот вопрос?!

— Но откуда мне было знать?

Мальчик-детектив, такой тонкий и хрупкий в своей синей кофте, с огромными совиными глазами-блюдцами, с дрожащими белыми руками, которые казались такими маленькими, продолжал обвинять Фентона, а тот уже не пытался оправдываться, он рыдал, и горючие слезы лились непрерывным потоком, орошая белые цветы в погребальных венках. В конце концов Билли яростно ткнул пальцем Фентону в грудь, и тот принял вину и разрыдался еще безнадежнее, пряча в ладонях лицо. С этих пор эти двое не разговаривали друг с другом. Это был самый последний раз.

 

Мальчик-детектив совсем обезумел от горя. Бросил университет и вернулся в родительский дом, к своим папе с мамой, обладателям награды «Лучшие родители года», убитых чувством вины, которые очень старались его поддержать: мудрым советом, отеческим наставлением и бессчетными книгами о том, как научиться печалиться и горевать.

 

Так прошло несколько месяцев: лежа в постели, лицом в подушку, слушая записи «Carpenters» из коллекции сестры, в обнимку с набором для снятия отпечатков пальцев, — а потом Билли Арго, мальчик-детектив с разбитым сердцем, решил последовать за сестрой в эту великую, необратимую, неощутимую тайну Вселенной, имя которой: смерть. Голый, с тощей дрожащей грудью, он встал под душем и полоснул по запястью опасной бритвой из отцовского дорожного набора. Потом он упал, и страшный, глухой звук удара мягкого тела о твердый пол вновь прокатился по дому тяжелым эхом, прервав вялый сомнамбулический вечер мистера и миссис Арго. На этот раз, накачанные транквилизаторами и знающие наперед, что именно означает этот звук, они отложили свои газеты и мрачно уставились друг на друга. «Скорая помощь» приехала за считанные минуты. Билли унесли на серебристых носилках. Мистер и миссис Арго шли рядом с носилками и пытались подбодрить сына, хотя на самом деле лишь обвиняли друг друга.

— Это ты недосмотрела.

— Нет, это ты недосмотрел.

— Нет, ты.

— Нет, ты.

Не желая повторять одну и ту же ошибку и искренне заботясь о благополучии Билли, мистер и миссис Арго решили, что для него будет лучше лечь в госпиталь, а именно в больницу при НИИ психических заболеваний и душевных расстройств имени святого Витта. И в скором времени мальчик-детектив уже сидел в общей гостиной больницы святого Витта, отделанной в безмятежно-зеленых тонах, на диване, обтянутом искусственной кожей, всем своим существом ощущая туго перевязанные запястья и слушая нескончаемый гул иностранных мыльных опер, идущих по телику, и странно спокойные голоса беспредельно потерянных людей, оказавшихся рядом.

Рассевшись за карточными столами, расставленными по всей комнате, пациенты больницы в различных стадиях психических заболеваний и душевных расстройств часами собирали пазлы — картинки с котятами, национальными памятниками, портретами знаменитых исторических персонажей в различных стадиях сборки. Серьезные лица; руки, занятые постоянно. Совершенно бездумно, просто так, ни для чего, Билли периодически отрывал взгляд от своих поврежденных запястий и предлагал помощь. И буквально за считаные минуты Линкольн обретал целую бороду, немецкий дог — все четыре лапы, а пирамида Хеопса — третью сторону; и все пазлы, имевшиеся в наличии, собирались на раз.

 

В конечном итоге пребывание мальчика-детектива в больнице святого Витта растянулось на десять с лишним лет. И вот почему: поначалу Билли не хотел возвращаться домой и специально обманывал все врачебные комиссии, призванные оценить его готовность к повторной госпитализации во внешний мир. А потом — пусть все знают — после активного лечения торазином Билли сделался полностью невосприимчивым к любым раздражителям, идущим извне, как это бывает с любым пациентом, подвергшимся медикаментозной терапии в убойных дозах, и растворился в сонной вселенной своего горя.

По прошествии десяти лет в связи с сокращением бюджета по всем лечебным учреждениям штата и назначением нового главврача доктора Кольберга в больнице святого Витта отменили чрезмерную психоактивную терапию, и пациенты, считавшиеся глубоко коматозными, начали вновь проявлять симптомы активной жизни. Билли вышел из своего медикаментозного ступора, схватился за бока железной кровати, а потом вдруг принялся царапать себе лицо — бородатое, странное и незнакомое, словно чужое, — завывать и выкрикивать имя Кэролайн. В его голове, в его сердце, в его крови билась лишь одна мысль: найти того, кто убил Кэролайн, и наказать его ужасом и отчаянием в равных долях.

А потом, буквально на третий день, чисто выбритый и совершенно спокойный Билли прошел медицинскую комиссию. Врачи выдали поспешное, даже не то чтобы совсем опрометчивое, но все-таки не совсем правильное заключение, что мальчику-детективу нет никакой необходимости оставаться в больнице святого Витта, и Билли выпустили на свободу. Работники госпиталя — и особенно старшая медсестра миссис Хеммингз, крупная статная женщина с рыжими волосами, — помогли Билли найти жилье, комнату в пансионате «Тенистый дол», государственном учреждении, существующем на бюджетные средства штата, и работу: чтобы он мог уже самостоятельно жить в большом мире, который по-прежнему воспринимался им как опасное, бездушное, враждебное человеку место.

 

Мальчик-детектив вновь распрощался с родителями и сел в автобус, отправлявшийся в центр Готэма. Билли, унылый и грустный. Худощавый и бледный, одетый в поблекшую синюю кофту. Постриженный чуть ли не налысо, с двумя выбритыми за ушами кругами лоснящейся голой кожи — там, где ее очищали для последнего сеанса электрошоковой терапии. Мальчик-детектив вошел в автобус, сел у окна и хотел еще раз помахать на прощание родителям, но те уже ушли. Он опустил глаза на свои руки, потрогал широкие белые шрамы на запястьях, потом — саднящие «лысины» за ушами. Опять взглянул в окно и зачем-то помахал рукой, хотя махать было некому. Родителей не было. Зато вдалеке, на том берегу великой реки, виднелись меркнущие в серой дымке серебристо-зеленые прожекторы таинственного и недоброго мегаполиса под названием Нью-Йорк.

Вот как все было.

В конечном итоге это не так уж и странно.

Но Билли Арго еще не знал, как круто изменится его жизнь, резко и неожиданно — и уже совсем скоро.

 

 

Глава тридцать вторая

Дело о буром кролике

 

 

Что люди думают о мальчике-детективе?

Водитель автобуса: всегда пунктуальный.

Почтальон: очень вежливый.

Начальник местного отделения полиции: наблюдательный, сообразительный, прирожденный сыщик.

Школьная учительница: на редкость богатый словарный запас.

Банкир: разыскал пропавшую ногу моей дочери.

Ученый, разработчик реактивных снарядов: поразительно острый ум.

 

 

Один

 

В нашем городе — в городе тайны, в городе теней — начали исчезать здания. Безо всякой причины, сами по себе. Дома исчезали бесшумно, вместе с людьми. В городе стало трудно дышать: сгущенный воздух переполнялся печалью и безжизненными голосами мертвых, которые не удивляются ничему. Люди повсюду носили с собой фотографии любимых. В переполненных автобусах, по пути на работу, мы растерянно переглядываемся друг с другом, грея у сердца фотографии унылых жен и детей сомнительного отцовства и представляя себе тихое осуществление собственной смерти. Возвращаясь с работы домой, мы неизменно испытываем смутное разочарование, потому что такое количество фотографий выдает нашу трусость: мы живем в исчезающем городе, где здания тают, растворяясь в пространстве, и что самое страшное — мы уже ни на что не надеемся и не удивляемся ничему.

Посмотри: мимо оставшихся небоскребов, отливающих серебром на горизонте; мимо мглистой зеленой реки; мимо маленького городского парка, возведенного в честь какого-то отца-основателя, чье имя давно позабыто; мимо статуи безрукого человека верхом на бронзовом коне; там, за белыми домиками в серых извилистых переулках, в самом конце мрачного тупика, есть одна улочка, скрытая за дымовыми трубами оставшихся фабрик, и там находится пансион «Тенистый дол», реабилитационный центр для бывших психических больных, а ныне дееспособных граждан.

Посмотри очень внимательно и увидишь: перед входом в квадратное здание пансионата стоит человек. Просто стоит и растерянно смотрит. Это мальчик-детектив. Только теперь он не мальчик, ему уже тридцать. Его все-таки выписали из больницы: Ура! Ура! Ему по-прежнему плохо, по многим причинам. Он стоит перед входом в «Тенистый дол». В руке — небольшой чемодан желтого цвета. На лице — горькое разочарование. Мальчик-детектив думает про себя: «О Господи». Мальчик-детектив думает: «Мне здесь не нравится». Ему хочется разрыдаться. Но он просто стоит, стиснув зубы. Потом запрокидывает голову, поднимает на лоб темные очки и щурится на свет.

Здание пансионата представляет собой современную постройку, сплошь из прямых линий и прямых углов. Тусклая кирпичная кладка, толстые черные решетки на окнах. Из-за этих решеток здание кажется патологически несчастным, ведь окна — это глаза домов. Может быть, это ошибка? Но нет. Бледные серые цифры на стене рядом со стеклянной дверью совпадают с номером дома, записанным на листочке, который Билли держит в дрожащей руке. Ему вспоминается разговор с доктором Кольбергом:

— Ты готов к возвращению в большой мир, Билли?

— Нет, сэр. Не готов.

— Ну, мы же не можем оставить тебя навсегда.

— Почему нет? Я никому не мешаю.

— Потому что это нездоровая практика. Ты особенный человек, Билли. И тебе пора самому это узнать. Но не здесь. Мир не такой страшный, как тебе представляется.

— Я бы хотел задержаться здесь еще на месяц, сэр. Если можно.

— Еще на месяц? Зачем?

— Хочу дождаться, пока не закончится лето.

— Почему?

— Не хочу видеть, как на улицах играют дети. Не хочу видеть цветы.

— Почему?

— Потому что потом все умрет: все, чему сейчас радостно и хорошо.

— Но, Билли…

— Не хочу, чтобы что-то мне напоминало про радость.

— Но, Билли, я даже не сомневаюсь, что…

— Не хочу.

— Ну, хорошо-хорошо. Посмотрим, что тут можно сделать.

Доктор Кольберг сделал все возможное, чтобы Билли выписали из больницы после начала учебного года, когда цветы уже начали увядать.

 

Мальчик-детектив вскинул голову. Бледная светловолосая девочка что-то кричала ему с лужайки перед домом на той стороне узкой улочки. Рядом с ней стоял маленький мальчик и молча хмурился.

— Вы не видите голову моего кролика? — кричит девочка.

Это не кто иная, как Эффи Мамфорд, одиннадцати лет от роду, вполне себе взрослая девочка, пусть и на редкость нескладная и неуклюжая. Что нам следует знать об Эффи: в последние три года она неизменно брала первый приз на научных выставках-олимпиадах города, штата и всей страны. И еще: она безнадежно влюблена в ракетную технику, на любительском уровне. И еще: Эффи — типичный образчик отверженного ребенка. Пария среди ровесников, тихая жертва вечного насморка и неизлечимой глазной инфекции, будущий нейробиолог, лауреат самых разных престижных премий. И последний немаловажный факт: Эффи Мамфорд не любит, когда ее трогают. Никто, никогда.

Эффи одета явно не по сезону, в белую с красным зимнюю куртку, в которой она ходит всегда, круглый год. Даже в самое жаркое лето. Шея обмотана белым шарфом. Капюшон с меховой опушкой надет на голову.

Рядом с Эффи — ее младший брат, Гас Мамфорд, девяти лет от роду, угрюмый мальчик с головой странной квадратной формы, третьеклассник, который умнее всех своих учителей, вместе взятых, но который считается туповатым и плюс к тому — главным задирой и хулиганом. Буквально сегодня утром на уроке истории Гас поднял руку, горя желанием ответить на заковыристый вопрос об убийстве Авраама Линкольна, но училка, мисс Гейл, только мельком взглянула в его сторону, закатила глаза и вызвала Мисси Блэкворт. Разве Гас виноват, что у него такие огромные руки, похожие на лопаты? Разве он виноват, что ему от рождения нравится мягкий приглушенный звук контакта двух тел? Он не хотел становиться драчуном и задирой, и, тем не менее, он им был. Он не хотел кидать камнем в ногу Люси Уиллис на переменке, но все-таки кинул. Зачем-то. И теперь Гас стоит, молча глядя себе под ноги — он вообще ни с кем не разговаривает, никогда, — стоит и с ужасом смотрит на окровавленную тушку в зеленой траве.

Билли щурится, глядя на мальчика с девочкой, и вопросительно указывает на себя:

— Вы ко мне обращаетесь?

— Да.

Мальчик-детектив поднимает на лоб темные очки.

Девочка, наверное, блондинка. Из-под низко надвинутого капюшона выбивается несколько светлых прядей, падающих на очки в толстой красной оправе. Один глаз закрыт белой повязкой.

— Вы нигде там не видите голову моего кролика? — повторяет девочка.

Мальчик-детектив смотрит по сторонам и качает головой.

«Нет», — говорит его жест, но само слово формируется на губах только через секунду:

— Нет.

— А, ну ладно. Значит, она точно пропала.

Мальчик-детектив думает:?

Как тихий взрыв в голове: новая тайна, новая загадка, почти известный ответ на странный вопрос. Ответ, который еще предстоит найти. Ноги Билли сами срываются с места. Он достает из кармана блокнот и начинает писать на ходу. Подходит к девочке и внимательно смотрит на то, что лежит на траве у нее под ногами. Да, это кролик. Самый обыкновенный домашний кролик, только без головы. Из обрубленной шеи в ожерелье из мелких серебряных мушек еще сочится кровь. Его лапки обуты в крошечные балетные туфельки.

 

— И что это значит? — спрашивает Билли.

— Ему отрезали голову.

— Да. Похоже на то.

Мальчик-детектив уже приступает к расследованию: измеряет, высчитывает, делает предварительные заключения. На листе блокнота под острием черного карандаша появляется первая детальная диаграмма по делу об исчезнувшей кроличьей голове. Он представляется детям так:

— Меня зовут Билли Арго. Я детектив.

— Детектив?

— Да. А тебя как зовут?

— Эффи Мамфорд. — Она вытирает нос рукавом.

Ее брат с подозрением смотрит на Билли.

Билли спрашивает:

— А его как зовут?

— Гас Мамфорд. Только он ни с кем не разговаривает.

— Я уже понял. А почему?

— Училка не вызывает его на уроках. Но если он хочет что-то сказать, он это пишет.

Билли смотрит на странного черноглазого мальчика, и тот вручает ему листок, на котором написано: «Привет, незнакомец».

Мальчик-детектив читает записку, кивает и спрашивает:

— Когда вы в последний раз видели кролика?

— Не знаю. Наверное, вчера вечером. Перед тем, как лечь спать, — отвечает Эффи.

— Это первый подобный случай? Что-то похожее раньше случалось?

— Никогда не случалось. Как-то оно неожиданно…

— Надо думать.

— Жуть какая-то.

— Да. Действительно жуть. — Мальчик-детектив аккуратно записывает в блокноте: «Жуть».

Девочка говорит:

— Здесь его головы точно нет. Мы осмотрели весь двор перед домом.

Гас Мамфорд протягивает детективу еще одну записку: «Вы нам поможете в поисках?»

Билли кивает и снова пристально смотрит на странного мальчика.

Втроем они огибают кирпичный дом. Смотрят в кустах. Под приземистым белым крыльцом. В маленькой серой аллейке.

— Мистер Пуговка! — кричит девочка, хлопая себя по ноге. — Мистер Пуговка!

— Он уже вряд ли тебя услышит.

Мальчик-детектив и девочка Эффи молча глядят друг на друга. Потом заходят за серебристые мусорные контейнеры. Но там ничего нет, кроме пустой мышеловки и старого сморщенного корсажа.

На крыльцо выходит миссис Мамфорд, миловидная женщина в синем платье с оборками. У нее темные волосы, короткая стрижка и голубые глаза. Она смотрит на незнакомца, который бродит по ее двору.

— Могу я вам чем-то помочь? — спрашивает она.

— Я детектив. Разбираюсь, что случилось с кроликом.

— Эффи, я же тебе говорила выбросить мистера Пуговку на помойку.

— Мы разбираемся, что с ним случилось, мам, — отозвалась Эффи.

— Только давайте быстрее. Через полчаса мы садимся обедать.

— Хорошо.

— Тебя это тоже касается, Гас.

Гас Мамфорд кивает. Он ненавидит, когда ему напоминают о чем-то, что он и так знает. Он поднимает листок с надписью: «Хорошо».

— И никаких игр с химическими реактивами, слышите? Мне хватило и прошлого раза.

Мальчик-детектив, Эффи и Гас снова глядят на обезглавленный труп кролика.

— А теперь, Эффи и Гас Мамфорды, я задам вам вопрос. Очень важный вопрос. У вас есть какие-то подозрения, кто мог это сделать?

— Да кто угодно.

— Может, вы знаете человека, который хотел бы особенно вам досадить?

— Да почти все хотят.

— Почему?

— Потому что они мне завидуют. Я всегда беру первые места на всех школьных конкурсах, и они ненавидят меня за это.

— Кто «они»?

— Злые завистники. Особенно девчонки.

— Они ненавидят тебя за то, что бы берешь первые места на конкурсах?

— Да.

— Понятно. — Мальчик-детектив делает очередную запись в блокноте. — Ты сейчас в каком классе?

— В восьмом. Перешла сразу через два класса.

— В восьмом? А тебе сколько лет?

— Одиннадцать.

— Ага, понятно.

Мальчик-детектив, Эффи и Гас смотрят на мертвого кролика.

— И что? — спрашивает Эффи.

— Что «что»?

— Вы найдете его голову или нет?

— Скорее всего, нет.

— Нет? — уточняет девочка.

— Нет. Скорее всего, нет.

— Вы, наверное, не очень хороший детектив.

— Да, наверное.

Они смотрят на мертвого кролика в неловком молчании. Никто не знает, что еще можно сказать.

 

Два

 

Это научный факт: в Готэме, штат Нью-Джерси, совершается совершенно немыслимое количество преступлений. Вы даже не представляете сколько. Это не город, а какой-то кошмарный музей восковых фигур, населенный зловещими призраками мертвецов. По сводкам полиции, в Готэме, штат Нью-Джерси, совершается ежегодно:

 

в среднем

19 убийств

67 изнасилований

706 ограблений

739 разбойных нападений с нанесением тяжких увечий

1173 кражи со взломом

2400 краж

1095 угонов автомобилей

Показатель преступности = 785,8 (чем больше число, тем выше преступность; средний показатель преступности по городам США = 330,6)

 

 

Этому городу действительно необходим мальчик-детектив. Просто мальчик-детектив забыл, насколько остра эта необходимость.

 

Мальчик-детектив стоит перед входом в «Тенистый дол». Ему так не хочется заходить внутрь. Он не хочет здесь жить: нет, нет, нет. Внутри будет пахнуть порошковым картофельным пюре незнакомой марки. Внутри кто-то будет выкрикивать песню, которую Билли не знает. Тишина этого квадратного здания, мучнисто-бледные лица его обитателей — с неподвижным печальным взглядом затуманенных лекарствами глаз, они вяло бродят по садику перед пансионатом; все как один в белых пижамах — наводят мальчика-детектива на невеселые размышления, что причина отсутствия равновесия в этом дне, в этом веке, на самом деле — не более чем мглистые испарения на мутном стеклышке микроскопа на столе у какого-нибудь ученого. И не важно, что это: химическое нарушение в организме, событие, отозвавшееся неизлечимой психической травмой, или какое-то нечеловеческое напряжение в атмосфере, — оно разрушающе действует на всех, и на него самого в том числе, и ничего нельзя сделать, и больше всего мальчика-детектива пугает тайна собственного бессилия.

Его также пугает лечение, которое ему прописали. Лечение, основанное исключительно на догадках. Сейчас его лечат сразу от нескольких заболеваний: в частности, от обширной депрессии и навязчивой компульсивности[1]. Когнитивно-поведенческая терапия (он должен учиться подавлять в себе настойчивые побуждения разгадывать недоразгаданные кем-то кроссворды, прикрывать незакрытые двери и заканчивать песни, недопетые кем-то другим) подкрепляется ежедневной двухсотмиллиграммовой дозой ингибитора, замедляющего накопление серотонина в мозге: анафранила, или, если брать фармакологическое название, кломипрамина. Плюс к тому — два седативных препарата, которые следует принимать «на свое усмотрение»: ативан, почти мгновенно действующее средство для экстренного успокоения панических атак, и сероквел для снятия тревожности, который действует медленнее и хуже выводится из организма. Почему эти снадобья помогают? Как они действуют? Мы не знаем. Для начала, наверное, следует разобраться, в чем причина болезни. Но этого тоже никто не знает. И эта загадка — недоумение по поводу природы болезни, причина его непонятной, неразрешимой тоски, когда ты постоянно чувствуешь себя несчастным, это странное нераскрытое преступление, совершенное в потайных темных глубинах сознания Билли, — вгоняет мальчика-детектива в депрессию и проявляется, помимо прочего, конвульсивным подергиванием кисти, которое появилось в последнее время.

В это мгновение, когда мальчик-детектив открывает стеклянную дверь, он понимает, что оказался именно в том месте, которое пугало его всегда: долгий взгляд через плечо на неизбежный мир тайны.

Вот что думает Билли, переступая порог: «Я разберусь, почему Кэролайн совершила самоубийство, накажу тех, кто за это в ответе, и покончу с собой при первой же возможности».

 

Три

 

Эффи Мамфорд — худший игрок в школьной футбольной команде за всю историю человечества. И это не преувеличение: в своей неизменной зимней куртке, с низко надвинутым на глаза капюшоном, она явно страдает патологическим отсутствием всякого п<