Речь товарища M. A. Шолохова

431

Все приведенное вначале сказано не для вящего возвеличения наших писательских успехов. Не будь партии, собравшей нас на этот съезд, не было бы и успехов нашей литературы, не было бы и самой советской литературы.

Сплотить воедино тысячи творческих жизней, начиная с Максима Горького и кончая ныне здравствующим, молодым писателем, и поставить нх на службу народу, его интересам — это под силу только нашей партии и благороднейшим идеям, кои ею руководят. (Аплодисменты.) Это же здорово, товарищи, если вдуматься по-настоящему! (Аплодисменты.)

Товарищи, говорю начистоту: почти эпическое и несколько торжественное вступление и ссылка на прошлые заслуги братьев-писателей понадобились мне для того, чтобы как-то смягчить вас, умиротворить, что ли, перед тем, как перейду к нашим достижениям и недостаткам, имевшим место в прошлую пятилетку. А то мне показалось по некоторым выступлениям в прениях, что вы настроились уж очень воинственно по отношению к литературе. (Смех в зале.)

В Отчетном докладе ЦК нашей партии дана исчерпывающая оценка положения, ныне существующего в литературе и искусстве. Мы безусловно и безоговорочно согласны с этой оценкой. (Аплодисменты.)

Как обстоят дела в нашем писательском хозяйстве? Не будем говорить о тех литераторах, которые заслуживают общественного презрения. Кого презирают, о том не говорят. Много чести. (Аплодисменты.) Поговорим о тех, кто достоин доброго внимания, поговорим о деле. Секретарь московской писательской организации Сергей Наровчатов на Московской городской партийной конференции недавно сказал, что снайперов среди нас, писателей, не так уж много, но у нас немало ворошиловских стрелков, которые составляют костяк организации. (Аплодисменты.) Таков, примерно, смысл его верного поэтического сравнения. Но Наровчатов не сказал о том, что среди стрелков есть изрядное число и таких, которые не только в «яблочко» или в «девятку» не попадают, а не попадают вообще в мишень. (Оживление в зале.)

Про такие выстрелы солдаты говорят: «Пошла пуля за молоком». (Аплодисменты.) И странные вещи происходят на литературном стрельбище: пуля, миновавшая мишень, подобно бумерангу, возвращается к стрелку-мазиле, но не поражает его, а и вправду приносит ему если не молочко, то авторский гонорар «детишкам на молочишко». (Смех в зале.)

Положение было бы еще терпимо, если бы стрелки-мазилы стреляли пореже, не беглым огнем и не навскидку. Но не так уж редко зря расстреливаются дорогие патроны, и ущерб, иногда

432

ЗАСЕДАНИЕ ВОСЬМОЕ

значительный, терпит прежде всего наш читатель. Однако попробуй удали такого стрелка со стрельбища. Он утверждает, что находится на действительной писательской службе, всех уверяет, что он обещающий стрелок, что следующим выстрелом непременно поразит мишень. А сам и не думает об этом, ему и без попаданий живется отлично! Во всяком случае не хуже, чем какому-либо коту, живущему за прилавком гастронома. (Аплодисменты, смех в зале.)

Как избавиться от этой беды? Думается, что надо резко повысить требовательность со стороны редакционных работников издательств и журналов — не только областных, но и столичных. А кто, как не издательский или журнальный работник, должен быть первым заслоном на пути продвижения плохой книги? Литературная критика должна уйти от практики умолчания, когда имеет дело с плохим произведением, ее прямая обязанность — разобрать и оценить произведение сообразно его истинной ценности. Немалая доля вины здесь и на писательских организациях, которые не держат за серые фалды ненужную книгу.

Есть и другая сторона дела — это оплата авторского труда. Литературный труд для нас, советских писателей, естественно, никогда не был и не может быть средством наживы или обогащения. Прежде всего надо исходить из этого. Если на Западе писатель получает проценты от сумм, вырученных издательством после продажи книги, то эта система оплаты позволяет какому-либо знаменитому или просто модному писателю-бизнесмену, чьи книги расходятся большими тиражами, стать очень состоятельным человеком. А многие прогрессивные литераторы едва сводят концы с концами. Понятно, что такая чисто коммерческая система абсолютно неприемлема для нас. Однако и в нашем авторском праве есть некоторые пункты, над которыми стоит призадуматься. Как ни парадоксально это выглядит, но получается так, что за наиболее читаемую книгу — а у нас это книга, обладающая наибольшими идейными и художественными достоинствами,— автор при многократных переизданиях получает все меньше и меньше, пока книга не будет включена в собрание его сочинений.

Есть у нас в Союзе советских писателей и еще ряд недоделок и неполадок в работе, но я не считаю возможным говорить об этом в целях экономии вашего времени. В июне этого года состоится Всесоюзный съезд писателей, и мы с радостью приглашаем на наш съезд всех ревнителей литературы. Уж там-то мы потрясем литературные ковры! И пыли нанюхаемся. (Оживлен ие в за л е.)

Тиражи книг у нас поистине гигантские. Однако читательский спрос превышает и эти тиражи. На голодном книжном пайке

РЕЧЬ ТОВАРИЩА M. Л. ШОЛОХОВА                                     431

сидят даже библиотеки. Иная популярная книга доходит, по самым оптимальным подсчетам, лишь до одной из каждых пяти библиотек. А желание рабочего, колхозника, интеллигента иметь у себя дома полюбившуюся ему книгу — это ведь тоже надо учесть! Вот и посочувствуешь товарищам из горкомов или райкомов, которым приходится подчас распределять книги, как самые дефицитные механизмы или материалы! Не хватает бумаги!

Вспоминается мне, как сердечно ратовал за художественную литературу на прошлом съезде Константин Иванович Галаншин. Тогда он был первым секретарем Пермского обкома и объяснялся нам в любви. (Оживление в зале.) Теперь он министр целлюлозно-бумажной промышленности и молчит, как воды в рот набрал. (Аплодисменты. Смех в зале.) р        Дорогой Константин Иванович! Тогда мы всерьез поверили в

вашу любовь, а сейчас обвиняем вас в непостоянстве. (Смех в зале. Аплодисменты.) Посмотрите, Константин Иванович, как насторожились женщины-делегаты при одном слове «непостоянство». Они, как и все женщины в мире, органически не приемлют этого слова! И тут я найду верных союзников, обвиняя вас в непостоянстве. (Аплодисменты.) И что же это за любовь между нами? Любовь, как известно, требует и заверений, и если не жертв, то некоторых затрат. Мы не ждем от вас, Константин Иванович, ни гвоздик, ни милых и мужественных улыбок. Бумаги нам дайте больше! Бумаги! Сверх плана, который вы, к нашему счастью, выполняете, и качеством получше! Вот тогда мы окончательно уверуем в ваши чувства. Тогда уже мы, прозаики, сложившись, преподнесем вам роскошные цветы в не менее роскошной оберточной бумаге, а какая-нибудь юная поэтесса— чем черт не шутит! — напишет в вашу честь любовный мадригал! (Продолжительные аплодисменты.) Получить любовный мадригал! Ведь это же заманчивая штука! Я бы и то не отказался, несмотря на мой почтенный возраст, а вам, дорогой Константин Иванович, и вовсе стоит над этим поразмыслить... (Оживление в зале, аплодисменты.)

Вот, товарищи, и на что только не идешь ради бумаги! И о любви говоришь, и руку к сердцу прижимаешь, и галантным становишься до невозможности... Но если отбросить шутку, то в расходовании даже имеющейся бумаги нет у нас должного порядка. Уж в этом грехе ни товарищ Галаншин, ни мы, писатели, не повинны. Бумагу расходует кто угодно, сколько угодно и на что угодно. Она же, как известно, все стерпит. Шутка сказать, почти половина названий книг, изданных в прошлом году в стране,— это так называемая ведомственная литература. Что скрывается за этой ширмой? Да что попало: пухлые канцелярские отчеты, столь же необъятных габаритов ученые записки,

Стенотчет, т. I

434

ЗАСЕДАНИЕ ВОСЬМОЕ

разного рода «памятные», подарочные летописи — альбомы того или иного учреждения, немедленно после своего издания укладываемые в архив на прокорм мышам... И всяк норовит свой фолиант в коленкор одеть, в многоцветную лакированную суперобложку, да чтоб непременно напечатать на лощеной бумаге. Непорядок в этом деле, товарищи делегаты, большой непорядок! Чтобы устранить его, нужен государственный и суровый подход к делу. Потому что растет тенденция к выпуску ведомственной литературы, и это тревожит!

Перед завершением разговора вернемся, однако, к его началу. Прав товарищ Наровчатов, когда утверждает, что основную тяжесть по созданию литературы несут те, кого он назвал ворошиловскими стрелками.

У нас растет талантливая молодая смена. Старшее поколение писателей возлагает на нее большие надежды. Можно утверждать, что в литературу пришло и поступает хорошее пополнение. Мы рады, что эстафету принимают руки художников, которые нужны нашему обществу. Это люди интересные, мыслящие патриотически, всматривающиеся в глубины жизни. Порою молодежь задириста, резковата в своих оценках тех или иных явлений, но одно ценно: она не равнодушна, пытлива, в постоянном поиске. Порою не хватает ей опыта. Но за нею, за писательской молодежью, будущее нашей литературы, ей это будущее создавать, ей за него и отвечать. (Аплодисмент ы.) Вы понимаете, конечно, что я не делю тут нашу творческую молодежь на «чистых» и «нечистых», а говорю о молодежи в целом. Я говорю о новом писательском пополнении, о свежих силах советской литературы.

Но прошу учесть одно обстоятельство: мы, писатели старшего поколения, тоже еще кое-что стоим. Как вам известно, все мы, писатели, находимся, как и остальные граждане великого Советского Союза, на военном учете. И если писателей старших возрастов товарищи Гречко и Епишев не увольняют из запаса в отставку, то, стало быть, есть у них хозяйский расчет на то, что мы еще пригодимся, что мы народ надежный и на нас можно положиться в любом случае жизни и при любых обстоятельствах. (Аплодисменты.) Это ли не свидетельство, весьма лестное для нас, того, что мы нужны не только в труде, но и в обороне!

Думая о новой пятилетке, мне трудно говорить, как вы понимаете, языком цифр и процентов. Если вы спросили бы у меня, сколько за этот период выйдет больших произведений, сколько средних и малых, то на этот вопрос не смог бы ответить вам не только я, но даже весь секретариат Союза писателей.

Да ведь и дело-то не в количестве, а в качестве. Все мы, советские писатели, глубочайше убеждены в том, что за эти годы