Продолжение главы 26. Тайна пророчества пушкина. История СССР.

Но больше всего времени Арины занимала книга об истории современной России и России, начиная со смутных годов начала двадцатого века. Она писала Историю СССР. Эта книга захватила её сразу, она писалась на одном дыхании. Главы книги кружились перед глазами Арины в вихревом информационном потоке, где отдельные слова отчётливо выступали из общего потока, а Арина видела суть и смысл происходящего в России в те страшные годы, начиная с 1917 года, именно с подачи каждого слова – СЛОВА БОГА!

Всё то творила злая рать,
чтоб всю Россию разорвать,
чтобы Империю Руси сломать,
чтоб раздробить и усмирять,
чтоб власть царя уничтожать,
даже в умах не смели чтоб держать,
чтобы не помнили, что даже было
то государство русское, что развалило
собрание заблудших тех умов,
что, якобы, избавит от оков.

Российская Империя до революции была
державой власти лишь царя,
она была мощна и величава,
и в мире том она лишь процветала,
и этим злила те державы,
которые хотели себе славы,
которые решили русский мир
враз превратить в сознанья пыль –
чтоб не было тех городов,
интеллигенции, умов,
дворянства умного б не стало
и русской мысли гордых снов.
Всё то творили, чтоб остов
российский канул в лета,
чтоб множество российских тех умов
забыло б смысл русских слов,
чтоб даже азбуку свою забыли,
чтобы по-новому писали, говорили,
и даже думать чтоб забыли
о русских генах тех умов.

Когда в том ноябре повержен Зимний
Дворец, что был оплотом русских снов,
спустя два месяца большевики всем объявили,
что будет в русской речи меньше слов.

И приняли Декрет об алфавите,
в котором удалили много букв,
считали лишними их, чтоб те элиты
уж не смогли поднять своих голов.

Они убрали букву «ять» и букву «фита»,
«ё», «и десятиричное», чтоб бита
была бы русских речь, и были бы забыты
труды умов из древности, и смыты
все знания Руси и смысл слов.
И поколения, что будут вновь учиться,
уж не способны будут прочитать тех слов,
не смогут знанием умыться,
чтоб вырастить Руси сынов.

И в алфавите том последнею осталась
лишь буква «я», чтобы старалась
вся речь людей напоминать
лишь осознание СВОЁ, чтоб вспять
не думать ни о Боге, ни о вере,
чтоб лишь материально проживать.

И слово «есть», что значило – «существовать»,
во всех предложеньях заменили
на слово «есть», теперь что значило лишь – «жрать»,
чтобы крестьян то слово «есть» томило,
и голодом чтоб только их морило,
а о божественном совсем забыло.

Коварство действий тех умов
распространилось много дальше,
они же влезли в построенье слов,
чтоб в смысле было много фальши.

Они постановили, что приставки «без-»
в русском слове больше нет,
а есть приставка только «бес-»,
и надобно писать, как бред -
«бессердечный», «бесшабашный», «бесприметный»,
так специально, чтобы бес ответный
виток хвалы здесь получал в ответ.

И всё укоренилось то на много лет!
Как страшно осознание, что лестно
мы и сейчас не понимаем, что в ответ
мы беса призываем повсеместно.

А были русские понятные слова –
без сердца, без шабаша, без приметы,
а мы их превратили в призыванье
сил мира Тьмы, которым правит сатана.

И все слова большевики вмиг превратили
в слова, где хвалит беса сатана,
я приведу примеры, чтоб отныне
вы помнили слова те навсегда:

по-русски «безсердечный» – кто БЕЗ СЕРДЦА,
теперь «жестокий» превратился во слова,
что беса прославляет столь сердечно,
что закружилась беса голова.

«Безсильный» – кто БЕЗ СИЛ, уставший,
реформа та перевернула на века,
теперь «БЕСсильный» - прославляет беса,
что сильным стал на долгие года.

«Безстрашный» – кто БЕЗ СТРАХА,
перевернули напрочь в головах,
теперь же это слово гласно
представит БЕСА СТРАШНОГО в умах.

«Безчестный» – значит, кто БЕЗ ЧЕСТИ,
опять перевернули «в пух и прах»,
теперь – БЕС – ЧЕСТНЫЙ и прекрасный,
ждёт прославления в веках.

И все слова, что были в тех умах,
перевернули в корне, чтобы страх
укоренился в русских снах,
сопротивленья б не было в умах.

Меняя весь язык, большевики
смотрели далеко вперёд,
реформы, что они несли –
то был всего переворот.

Они отрезали то поколение умов
от царского наследия, престол
теперь считался пережитком власти,
и канул в лета он без лишних слов.

Они отрезали от книг, что были в прошлом,
ведь прочитать их сложно без тех слов
и букв, что в алфавите уничтожив,
несли большевики для всех умов.

Русский язык был призван превратиться
из языка великих предков всех веков
в язык изгоев,
чтобы Пушкина и Гоголя лишиться,
не возрождая знанья вновь.

Большевики хотели лишь стремиться,
чтобы владеть всем языком
по новым правилам, традициям,
и больше одурманить всех умов…

О, Русь, моя многострадальная, святая!
Тебя тогда не просто рвали,
а изощрённо истязали,
чтобы не знала ты святого рая,
а только муки ада познавала,
чтобы упала и уж не вставала,
о, как же больно за тебя!
Но ты сцепила зубы, и молчала,
ты не кричала, а стонала,
когда те выбивали из тебя
святого лика образа!
Ты понимала, что тебя
те тёмные уж не оставят никогда,
но ты жила, и ты ждала,
когда воспрянет вся Земля,
когда все русские проснутся
и восстановят образа!
Твои извечно чистые глаза
в то время плакали всегда,
когда катилась та слеза,
что орошала города.
Не дождь – то плакала она,
великая, святая и больная,
Русь, ненаглядная моя,
и плача там, она стенала,
как будто миру говоря:
«О, обрати, Вселенная мирская,
своё вниманье на меня,
ты почему покинула меня?!
Зачем те испытанья для меня?!
Неужто всё, что было раньше – зря?!
Неужто Бог не любит уж меня?!
И почему так много зла?!»
Но Высь тогда услышала тебя,
посыл послала, говоря:
«Должна ты вынести все испытанья,
Бог не оставил здесь тебя,
ведь ты – любимое дитя,
как и сама красивая Земля,
зачем ты мучаешь себя
и сомневаешься, любя?
Должна пройти все испытанья,
все муки, смерти, все страданья,
чтобы потом, весь мир любя,
стала б великою Земля
именно благодаря тебе,
твоей измученно-возвышенной судьбе,
чтоб поняли все души в этом свете,
что значит главное в любой судьбе!
Утри глаза, вставай, сопротивляйся,
по всем фронтам иди, сражайся,
и никогда не сомневайся,
что Бог поддержит не тебя!
О, Русь моя любимая, всегда
ты плакала, когда тебя топтали
хазары, половцы и турки,
шведы, монголы и французы,
и все другие иноземцы
которые хотели лишь тебя,
но ты всегда-всегда вставала
и неизменно побеждала,
извечно ты была сильна!
Что ж твоя сила вдруг иссякла?
Что ты уже почти сдалась?»

«Меня гнетёт совсем иное» –
сказала Русь, – «ведь всё другое,
что было в давние года,
то было мне понятно, ведь тогда
меня лишь иноземцы осаждали,
а русские всегда здесь воевали,
я знала – защищаю я себя!
Сейчас – не понимаю я себя!
Как же могли все мои дети,
вдруг резко позабыть себя,
свои традиции, обычаи,
свои извечные мечты
той доброты и красоты,
язык могучий и великий,
забыть о вере и величии?!
О, Бог, как можно без тебя?!
Они же предали тебя!!!
Они же предали меня!!!
Они забыли про Россию,
твою великую Мессию,
уничтожают сами же себя!!!»

А Высь сказала: «Это Тьма,
она усилилась, окрепла
и заморочила умы,
все русские теперь больны
и красным цветом те окроплены,
но ты должна понять, всё то – не вечно,
была Русь, ты и будешь здесь извечно,
и ты должна помочь им, чтоб тебя
те вспомнили, до смерти доходя,
тогда лишь постепенно те забудут,
что здесь главенствовала Тьма.
Должна помочь им и тогда,
когда, казалось бы, безсильна,
когда те убивают здесь себя,
когда умом их овладела Тьма,
и ты для них уж не всесильна,
но ты должна, как и всегда,
восстать, чтобы жила Земля!»

Да, Русь, ты поняла тогда,
хоть сердце ныло и страдало,
что вся судьба твоя играла
роль главную, а Матушка-Земля
ждала лишь сильную тебя.
О, Русь, ты встала, хоть шаталась,
и, гордо вздёрнув головой,
ты повернулась ей навстречу,
судьбе израненной такой.
Ты приняла священный бой,
бой с самой страшной Тьмой земной,
ты приготовилась к любому,
что б ни было бы дальше здесь с тобой.

О, пусть простит меня, любезный мой читатель,
эпоху эту не терплю,
расписывать её детально я не буду,
поскольку не люблю и не хочу.

Не стоят силы Тьмы людей вниманья,
что делали они и как цвели,
в эпохе той не стоит пониманья –
те чёрные страницы все ушли.

У каждой той эпохи есть влеченье,
но чтоб читатель не запомнил образ Тьмы,
ни Ленина, ни Троцкого ученья
не будем воспевать мы. Ты пойми,

большевики — то горе всей планеты,
они нам принесли лишь муки злы,
коль хочешь их увидеть — есть планшеты,
ты мышкой кликни, набери и загляни.

И если умный ты — то ты увидишь,
что это – порожденье сатаны,
а сатану нам воспевать не нужно,
пусть канут в лета эти все умы.

В истории не будет повторенья
всего того, что сделали они,
спираль истории уж не свернёт с творенья –
эпохи новые пришли.

Но дальше я покажу вам страшные страницы
истории российской, где десница
монархии Российской пала,
и всю Россию разорвало
то зло, которое восстало.

А дальше были главы, которые Арина писала абсолютно под диктовку информационного потока, не прибавляя ничего своего. Этот поток, порой, лился так мощно, что она еле успевала записывать. Особенно это были главы книги, которые касались жизнеописания великих личностей истории – царя Николая II, Колчака, Сталина, Гитлера, Берии.

Особенно невероятно шли главы книги о царе и Сталине. Когда Арина приступила к главе о расстреле царской семьи Романовых, с ней творилось просто что-то невообразимое. Она слышала поток, она хотела писать, но не могла. Она много раз садилась писать, но не могла, она начинала рыдать, её била крупная дрожь по всему телу. Арина видела в своей голове всё, что происходило с царём и его семьей тогда, в том доме Ипатьева и в сам момент казни. Она всем своим телом чувствовала страдания Николая II. Она всем своим телом чувствовала ранения, полученные Александрой Федоровной, дочерьми и наследником Алексеем. ЭТО АРИНА ИСТЕКАЛА КРОВЬЮ ТАМ, В ПОДВАЛЕ ИПАТЬЕВСКОГО ДОМА, ЭТО АРИНУ ДОБИВАЛИ ШТЫКАМИ КРАСНОАРМЕЙЦЫ, потому, что она чувствовала, как лезвие входит в её тело и даже проворачивается в нём! Она была там, в той реальности, она видела всё своими глазами, она чувствовала всё каждой клеточкой своего тела!

 

Я не хочу писать такое,
рука отказывается водить пером,
и мозг твердит, что вот такое,
ну, не укладывается в него.

Я написать, увы, то не могу,
я собираюсь с мыслями так долго,
что ни о чем другом и думать не могу,
и мыслям о другом нет толку.

Я только сяду написать –
как будто что-то душит горло,
и слёзы льются, не могу,
прости, о, Боже мой, ведь сколько
пришлось им вытерпеть тогда,
в те очень страшные года,
когда по свету Тьма гуляла
и мозг людей дурманом застилала.

Но написать я то должна.
Я сяду прямо у окна,
и, словно вижу я всё это –
как эта царская семья
садится в царскую карету,
как едет в церковь, и по свету
звенит хрустальный колокольный звон;
и их прощальный мученический стон
стоит в ушах, как колокольный звон,
как отзвук выстрелов в былом,
где было много зла при том.

Ну, что ж, мне кажется, я собралась
и свой рассказ я начинаю,
я расскажу вам по порядку,
как то происходило в том былом.

Российский император Николай Романов,
последний в царственном роду,
вступил он на престол в 1894 году,
когда представился отец – Александр III,
наследник должен править по роду.

Он правил до семнадцатого года,
когда пришла та «красная заря»,
двадцать седьмого февраля
случилось вооружённое восстанье,
и в Петрограде нашего царя
принудили ко отреченью.

Как бурных вод той Тьмы теченье
принудило тогда его
ко отреченью от престола –
Божественного промысла всего.

Второго марта подписал
он отреченье от престола
и за себя и сына Алексея,
ему так написать велели
служаки Временного Комитета
той Думы Государственной, когда
пришла кровавая гроза.

Его мгновенно там арестовали
и поместили в Царское село,
со всей семьёй в нём продержали
до августа семнадцатого, но
не обнаружив ни свидетельств,
ни документов от него,
всё обвиненье развалилось,
в предательстве не обвинив его.

А в августе семнадцатого Николая II
вместе с семьёй перевезли в Тобольск,
чтоб не было там никаких геройств,
идей освободить царя святого.

В апреле восемнадцатого года
Президиум ВЦИК принял решение
о переводе всех Романовых в Москву,
чтоб суд судить всему их роду.

За то высказывался Ленин,
но их не повезли в Москву,
ведь, якобы, тогда в Тюмени
белогвардейских заговоров тьму
увидели те «красные», и посему,
чтоб не дать повод похищению царя,
его перевезли в Урал тогда.

Их перевезли в Екатеринбург –
семью царя и его слуг,
в доме Ипатьева всех разместили,
что инженером был, не разрешили
из дома выходить им никому,
чтоб не повадно было, посему
и конвоиров в доме рассадили,
даже в клозет ходить им запретили
без их сопровождения всего.

И в этом доме царь провёл
семьдесят восемь долгих дней.
Как много он не спал ночей,
всё думая о Родине своей,
что выдержать пришлось не только ей,
а русскому народу, что важней.

Он много думал и писал,
дневник вести тогда старался,
он на людей не злился, он пытался
понять их действия, скорей.

Он никогда их всех не ненавидел,
тех «красных» одурманенных людей,
он только их жалел, ведь видел
последствия событий и смертей.

А эти одурманенные «красные»
устраивали западню царю,
его толкали повсеместно,
где проходил он, посему
он там усиленно молился,
но «красные», опять же посему,
частушки матерные пели
под окнами царя в минуту ту.

Ему молиться не давали,
и постоянно оскорбляли,
лишь окрик командира останавливал
бесящуюся черноту.

Ложек, ножей и вилок не хватало
на всю семью царя, бывало
красноармейцы шли к ним на обед,
и лезли в миску к ним безцеремонно,
в борще царя обмакивая хлеб,
могли оставить на полу грязнющий след,
где спали дочери царя,
кроватей же для всех там нет.

Когда княжны шли во уборную,
красноармейцы следовали в след –
для караула, якобы, терпели
княжны без слова им в ответ.

Я снова останавливаюсь здесь,
я, словно, вижу эту взвесь
бесовского отродья с интеллектом
крестьянина, курившего ту взвесь.
Красноармейцы те не виноваты,
они не понимали ничего,
что происходит в мире, виноваты
лишь силы тёмные с названьем «зло».

И император это понимал,
и потому-то обречённо он внимал
действительности, что творилась повсеместно,
в сознании к неприятию зла взывал.

А зло бесилось всё сильнее,
охватывало каждого, главнее
хотел там каждый быть других,
тщеславие охватывало их,
тех молодых красноармейцев,
которым вдруг прислали поселенцев
и самого царя здесь охранять –
в мечтах те не могли того желать.

Но царь ни слова им не говорил,
не обижался, а хвалил,
хвалил за выправку солдатскую,
судьбу красивую сулил,
и лишь с добром он с ними говорил.

Царь понимал, что им не мил,
совсем другим царя был мир,
он слышал Бога, о терпении
своей семье он говорил.

Он лишь Россией тогда жил,
жил Русью, исковерканной войною,
испачканной людскою кровью,
и испоганенной той злою Тьмою.
И Бога об одном он лишь молил,
чтоб тот управил всё, и чтобы жил
русский народ добром и верой,
чтоб Тьму народ в Руси остановил.

И, как бы в довершение всего,
царю-де было послано письмо
от офицера Русской армии,
который, якобы, был предан свите, но
просил в письме быть осторожным,
и ночью с двух до трёх не спать,
что, якобы, спасён де будет царь
и верными людьми перевезён.

И царь поверил о всём том,
он жил в надежде о таком,
и несколько ночей не спал ни он,
ни вся его семья, одевшись,
всё ждали весточки. Потом,
как будто бы очнувшись, о простом
обмане понял царь, и далее
послал им весточку о том:
«Мы не хотим, и мы бежать не можем,
мы можем быть похищены лишь в том,
у коменданта много здесь красноармейцев,
нас охраняют очень и потом,
те обращаются ведь с нами хорошо,
мы не желаем, чтоб им причинили зло,
и Вас молю заради Бога
Вы избегайте пролить кровь,
чтоб из-за нас не пострадали
ни Вы, ни кто-нибудь другой.
Нам разрешили отворить окно,
но мы не можем головы просунуть,
ведь пуля прилетит в окно,
не нужно рисковать без воли».

Он сим письмом всем доказал,
как о всех душах он страдал,
как думал обо всём народе,
и как любви лишь всем желал.

В июле восемнадцатого года,
где было наступленье белых войск
на Екатеринбург, те «красные» уж поневоле
решили завершить сей круг.

Здесь у историков есть много мнений,
что, якобы, Москва тот отдала приказ,
другие были против, что как раз
лишь местный исполком из всех суждений
приговорил царя к расстрелу, и приказ
де, те с Москвой всё ж не согласовали,
поставив перед фактом враз.

И всё ж был Ленина приказ.
Чтоб белые войска царя бы не отбили,
тот приговор решили провести
шестнадцатого июля в тёмный час.

Царю с семьёю приказав одеться,
велели всем спуститься в их подвал,
царь нёс царевича Алексея на руках,
тот болен был, не мог идти,
в тот поздний вечер были на ногах
все стражники на их пути.

Они вошли в подвал, расположились
кто у стены, кто у двери,
Александра Фёдоровна, попросив два стула,
присела с Алексеем, а они –
те исполнители кровавого решения,
лишь быстро зачитали приговор,
не дав опомниться от этого решения,
стали стрелять почти в упор.

Стрельба открылась хаотично,
хоть цель была для них привычна,
хоть роли были распределены,
и цели каждому закреплены –
решили все стрелять только в царя,
затмил глаза размер тщеславия,
ведь каждый там решил убийцей стать царя,
чтоб этим славу возомнить лишь для себя.

Царь Николай II погиб мгновенно,
то имя никогда не будет тленно,
он принял мученическую смерть
от рук безвинно осуждённых
на вечный ад во Тьме во след.

Ему не дали даже помолиться
пред смертью и с семьёй проститься,
как будто надо было торопиться,
чтоб не успел бы сделать он чего.

А далее, последствием всего
стал хаос в комнате –
княжны запричитали,
и кинулись в объятья, чтоб проститься,
но «красные» те продолжали веселиться,
и стали их штыками добивать,
но не смогли пробить их платья,
заставив долго умирать.

Под платьями княжон имелись лифы
из бриллиантов, чтобы та броня,
как панцирь защищала б их, но зря –
те долго истекали кровью
от ран, полученных за батюшку-царя.

Примерно полчаса то было действо,
запечатлилось это лиходейство
даже у «красных»,
некоторых аж стошнило там,
и с этой кровью по пятам
те выползали из подвала «неживые»,
от тошноты белели лица по врагам.

Никто из них не понимал, что там
они убили не царя и женщин,
они убили Русь святую там,
своими же руками ад воздав
для всех своих потомков, поколений,
познавших волю «Аз воздам!»

Давайте помолчим немного там,
и постоим в Ипатьевском том доме,
позволим душам разлететься по домам,
и сверху посмотреть на это там,
в Высокой Выси в поднебесье,
чтоб осознать, что было там.

А дальше расскажу я вам,
как Тьма пошла намного дальше,
чтоб было здесь, как много больше фальши,
решила Тьма воздать всем нам,
потомкам русским, чтобы там
никто не знал, где их могила,
и похоронены вообще ли там.

Внушила Тьма «красным» умам
необходимость скрыть могилу,
забвению предать сего царя
и всю семью его. Тогда
красноармейцы вывезли все трупы,
и, погрузив в телеги, двинули туда,
где глухомань, почти тайга.

Их закопали прямо на дороге,
на старой и проезжей борозде,
а сверху завалили досками,
чтоб проезжали безпрепятственно везде.

Их лишь спустя полвека откопали,
в Санкт-Петербурге их захоронили,
в Соборе Петропавловском, увы,
ходили слухи, что не все они
были расстреляны в глухом подвале,
что по указке некоторых отобрали,
в живых оставив, чтоб потом
их переправить в заграничный дом,
что, якобы, жив цесаревич Алексей,
княжна Мария и слуга при ней.

Но мы оставим эти слухи,
давно всё это былью поросло,
так пусть же там и остаётся,
то зло, которое цвело.
Пусть в мире этом много мнений,
а вы составьте лишь своё,
но вспоминайте это зло,
всё, что творило там оно,
чтобы оно не повторялось –
вам знать историю дано.

И здесь упомяну я про одно
событие, которое забыто,
как будто стёрлось с памяти оно,
событие то знаньями укрыто.

Умнейший и воспитаннейший царь,
науки разные он познавал,
юриспруденцию он тоже изучал,
и, как умнейший человек, он знал,
что документ, подписанный карандашом,
и ломанного гроша не стоит в том,
он – недействителен при том.

И, зная это всё о том,
то отреченье от престола
он подписал карандашом,
он, зная, с кем имеет дело,
невежество поставил в службу в том.

Он от престола там не отступил,
монархию, дарованную Богом,
он этим самым сохранил.
Он сохранил для всех потомков
возможность для России возродить
всё то, что было свято и велико,
великую Империю сложить,
царя в России возродить.

 

Потом Арина писала про советско-польскую войну, про советско-финские войны, про этапы становления советского государства, про кровавый «красный террор», про белое движение, про Колчака и его сподвижников, и многие другие события истории. Как вдруг почему-то пошли главы о Ленине и его мавзолее. Но как!

Тьма только разрасталась, запуская
все свои щупальца в умы людей,
и постепенно превышая
порог забвенья, всё темней
сгущалась туча над Россией,
над милой Родиной моей.
Я расскажу, как Тьма осуществила
проект похуже всех чертей.

Смерть Ленина вам расскажу,
как повлияло это на страну,
в двадцать четвёртом было то году.
Не буду я рассказывать, как то случилось,
не в этом суть, что дальше получилось,
я вам подробно расскажу.

Вы помните, как постаралась Тьма
сокрыть могилы самого царя,
его родных и Колчака?
Всё делала там Тьма наверняка,
ну, а теперь, наоборот,
решила Тьма всем в оборот
пустить в умы сознанье славы
той революции и её вождя,
а потому внушила мысли,
что Ленина похоронить нельзя.

Нужно, чтоб жил он здесь всегда,
и дело Ленина чтоб жило,
чтоб человечество бы не забыло,
что верховодит ими Тьма.

Решили Ленина не хоронить,
и, чтобы имя не забыть,
решили бальзамировать скорей
и дальше — строить мавзолей,
где б тело Ленина лежало,
и напоказ бы выставляло
всю гениальность мысли и идей.
И поместили тело в мавзолей.
Не было разума у тех людей,
никто и не задумался о том,
что этим самым свой разрушим дом,
что медленно и постепенно
то государство новое для поколений
построило молельный дом,
чтоб, восхваляя Ленина при том,
молились Тьме бы в доме том.

Никто не думал о таком
последствии сплошной мумификации,
что это будет сатисфакцией
Тьмы, поглощающей наш дом.

О, хоть бы вспомнила страна
те сказки русские, в которых
живая чистая вода
всегда творила чудеса,
и мёртвых даже воскрешала,
а мёртвая же – убивала.
Всё то не помнила страна,
ведь не было у всех тогда ума.

С глубокой древности народы понимали,
что мертвых нужно предавать земле,
чтобы те поле мёртвое не излучали,
их хоронили, чтоб извне
другие жили в чистоте.

Ведь издавна известно, что на кладбище земля
пропитана всем мёртвым, и нельзя
ту землю с кладбища нести,
иль что иное с него принести.

Энергия умершего человека
иная, по-особому другая,
она влияет на живых,
биологически людских
сил та энергия теряет,
при том другого заставляет,
почувствовать движенье сих,
питается та душами людских
биологических объектов,
и мёртвая энергия при этом
останется живей живых,
коль та останется при них.
Тем более, энергия вождя,
что красных привела тогда
к созданию сверхтирании,
Тьма понимала то всегда.

То тело положили в самом центре,
на Красной площади Москвы,
тем самым в центре всей Руси
создав луч биоэнергетики,
что излучали силы Тьмы,
воздействуя на русские умы,
что к мавзолею шли и шли.

Как страшно пониманье это!
Добавилось впоследствии к сюжету
увековеченье не просто в мавзолее,
а в каждом городе, в любой аллее
был установлен памятник вождю,
что лишь усиливал в том Тьму.

Такой сюжет устроила всем Тьма,
что не забудешь никогда,
питаться будет душами та Тьма
по всей Руси теперь всегда.
Ведь посмотрите, люди, никогда
в Руси не устанавливали мавзолеи,
не приходили мысли никогда,
чтоб бальзамировать тело царя,
в любой эпохе то кощунством было,
теперь же Тьма глаза застила,
в умы людей всем запустила,
что только с телом Ленина живя
здесь будет процветать страна.

Бездушие, безнравственность и чёрствость
мы получили много лет спустя,
воздействием магической энергии
мы дверь закрыли для себя,
ту дверь, что открывала знания
и допускала до познания
глубин всечеловеческого бытия.

Вот так жила теперь страна,
и Тьма была в ней не одна,
имела та своих помощников
повсюду – с верху до низа.
Ещё везде была война,
что нарастала лишь тогда,
война главенствующей стала
в умах людей и на фронтах.

 

И невероятно странно шла глава о Сталине, особенно о его жене Надежде Аллилуевой, о причинах её смерти. Арина читала разные источники, в которых по-разному излагали причины её самоубийства, но такого она не читала нигде. То, что шло Арине в информационном потоке, было абсолютно новым знанием, новым видением того, каким был Сталин на самом деле, и что происходило с ним в те страшные годы, когда на волю вырвалось бесовское войско Тьмы и заполонило все умы «красной революцией».

 

Здесь я о Сталине скажу,
и первый том я этим завершу,
я подвожу черту, в которой
увидите вы все свою судьбу.

Вы скажете вдруг – почему?
При чём тут Сталин и мою судьбу
вдруг связывают с ним при этом?

Как в песне, что поётся лишь дуэтом,
услышать можно в разных голосах
то пение по-разному в умах,
так я хочу вам показать то пение,
что хором пелось много раз,
так было много разных всех суждений,
что можно потеряться в них на раз.
Кто был за Сталина, кто – резко против,
кто проклинал его столь много раз,
что в ненависть лишь вылился экстаз,
а я же покажу вам мнение,
которое не слыхивал из вас никто,
и Сталин только в этот раз
добьётся реабилитации,
оттуда, сверху, видя нас,
он, наконец-то, улыбнётся,
и свет души его прольётся,
что люди только в этот час,
спустя больше полвека после смерти,
поймут, что дрался он за нас,
что не тиран он и не деспот,
он просто главный человек,
что переделал этот век,
что главным был в борьбе могучей,
где Тьма пыталась одолеть здесь Свет,
чтобы не жили дальше все потомки
России, всем несущей Свет.
Итак, я начинаю свой завет….

Иосиф Сталин – вождь страны
с фамилией по роду Джугашвили,
родился он в селении Гори
губернии Тифлисской, что отныне
считается Грузинской стороной,
а потому язык грузинский был родной
для мальчика, что рос лишь сам с собой,
везде лишь помня только мать,
которая стремилась опекать,
и, как волчица, защищать
свою отраду, свое чадо.
Отца здесь вспоминать не надо –
он был сапожником и вечно пьяным,
и мать он бил, ну очень рьяно,
и сына тоже не щадил.
Понять любил иль не любил –
сейчас почти уж невозможно,
но мы попробуем всё ж осторожно,
чтобы Иосиф здесь открыл
души той юношеский пыл.

Сначала мать очень хотела,
чтоб сын священником прослыл,
а потому в Горийское духовное училище
директора просила, чтоб определил.
Но сын на русском языке не говорил,
а потому мать попросила,
чтоб сын священника его учил.
Два года русский сын учил,
и, наконец-то, поступил
в духовное училище и там
три года православие учил.

Потом он сдал приёмные экзамены
и был зачислен в семинарию
духовную Тифлисскую, она
тогда была и его домом,
и там же с самым первым томом
марксизма Сталина связал
тот первый революционный вал.
И хоть марксизм пленил,
он всё ж учеником прилежным был,
он получал высокие оценки
по богословию и греческому языку,
и много времени он уделял там языку,
что стал родным как будто домом,
да, русский стал ему родным.
Его любил он молодым,
ему же он остался верен
и в годы всех своих пленений,
и в годы ссылки во Сибирь,
и до забвения могил.
Всю жизнь он русский лишь любил,
хотя поэзию он в юности творил
на языке грузинском, чем прослыл
среди ценителей хорошим стихоплётом,
стихи красивые грузинские сложил.

Но тот марксистско-ленинский порыв
тогда почти что всех заворожил,
застил глаза туманом красным,
хоть понимал и он прекрасно,
что Бог сей мир всё ж сотворил.
Всё ж богословие учил
Иосиф много лет с пелёнок,
когда в нём был ещё ребёнок,
он мать свою боготворил,
её до боли он любил,
и Бога с детства он любил,
ведь мать его тогда растила
во слове Божьем и взрастила
в нём пониманье, что любовь
творит добро. Коль зло сильней,
то нужно думать лишь о ней,
о Божеской любви, что всех важней.

Он с детства знал, что Свет и Тьма –
это извечная борьба,
она была всегда и будет,
но только, «если зла прибудет
намного больше, чем любви –
тогда все силы береги» –
учила мать, – «ты только Тьмы
не бойся, сын, твоей любви
она боится всё же больше,
и если встанет на пути –
её же методом иди,
и этим самым обмани,
ну а потом, поддай ей жару –
любви ей в топку запусти».
Иосиф с детства это понимал,
но этот мир тогда воспринимал
таким, каким его он видел
сквозь призму ветреных забав.
Тогда поддался он теченьям
марксистско-ленинских учений,
и в семинарию ходить он перестал,
а вдруг лишь к физике воззвал –
устроился работать наблюдателем
в Тифлисскую физическую обсерваторию,
планет чтоб видеть траекторию
и фон Земли магнитный изучать.
Попутно стал в маёвках проявлять
безудержный свой юношеский пыл,
ареста он едва ли избежал,
потом подпольщиком прослыл.

Путь к власти был его тернист,
он был, как будто, теннисист,
то он вставал, то падал ниц,
ловя судьбы тот мяч тернист.
Он много раз был в ссылке, был в Сибири,
бежал оттуда пароходом по Оби,
потом был снова арестован,
и вновь отправлен в ссылку, где они,
все каторжане вмиг забыли
про все страданья впереди –
их скоро там освободили
Февральской революции сыны.

Затем тот красный вихрь страны
так закружил, что он не слышал
воззваний светлой стороны,
и лишь потом немного он очнулся,
когда уж стал на пике той страны.
Вершины власти всё ж его влекли,
как и влекут они любого,
поддался он увещеваниям плохого,
как все тогда поддались вехам Тьмы.

Но кто не видел образ Тьмы,
тот не поймёт своей судьбы,
а кто боролся здесь, на воле,
тот сможет чистые увидеть сны.

Сознание всегда сильней,
чем сотни призрачных теней,
чем тысячи той Тьмы чертей,
чем много жизни лет при ней.

И Сталин ею одурманен
был очень много-много лет,
а враг тот тёмный был коварен,
он козни строил там, где нет
сопротивления в ответ.

И в эту пору мысли свет
проник в мозгу у Джугашвили,
ведь встретил он Надежды свет,
свет Аллилуевой отныне
горел всегда в его уму.
Он полюбил, и посему
в том восемнадцатом году
женился Иосиф на Надежде,
казалось, Свет сразил ту Тьму.

Он стал женат во второй раз,
ведь первая жена не покорила,
хоть сына Якова ему родила,
и через год от тифа умерла,
так быстро, будто вовсе не жила.

Теперь была любовь, ему
хотелось защищать родную
Надежду, светлую такую,
безмерно он любил её,
и, подарив ему дитё –
сына Василия и дочь Светлану –
Надежда прочно бросила в окно
его любви тяжёлый якорь –
входить другим запрещено.

Иосиф быстро продвигался
по лестнице той красной власти,
не понимал и он, отчасти,
что борется с самим собой,
когда вдруг пламенный герой
познал тот образ Тьмы лихой.
Представился ему такой
в образе друга, беззаветно
стал преданным ему, порой,
уж слишком сильно, безответно
был рядом он в почти любой
отрезок жизни, поминутно
входил тот в его жизнь, попутно
для тёмных открывая дверь.
А Сталин – тот не понимал, поверь!

Мы плавно перешли теперь
к Лаврентию Берии, который,
как будто спрут всосался в щель,
и проникал везде в ту дверь.
Когда ж он познакомился со Сталиным?
Не помнит то никто теперь.
Как он проник в самое сердце?!
Как стал почти невидимым?! А ей,
той Тьме лишь оставалось
руководить страной идей.

Когда Иосиф Сталин в Сочи прилетал,
от праведных трудов где отдыхал,
туда частенько прилетал и Берия,
всегда он очень точно знал,
когда необходимо появиться,
чтоб в образе вождя мог закрепиться
извечный друг, соратник, чтобы слиться
со славой Сталина всегда,
где б ни была его звезда.

Он стал нашёптывать тогда,
сначала – будто бы слегка,
потом сильней, ещё сильнее,
бурили мозг его глаза
гипнозом Тьмы, он смуту сеял
так, что никто бы не поверил,
что Берия – источник зла.

Он перестроил все умы,
что были рядом в то мгновенье,
его способность – олицетворенье
могущества вселенской Тьмы,
ведь Берии были верны
все те, кто в годы этой Тьмы
писали протоколы, донесенья,
строчили заговоры, исполненьем
любой у Берии мечты
мгновенно занимались те рвачи –
все те, которые урвали
себе часть власти этой Тьмы.

Коварный, наглый, вероломный,
хитрее не было его,
того Лаврентия, который
Сталина заполонил всего.
И лишь Надежда светлая его
интуитивно чувствовала Берию,
она в нём насквозь видела всё зло,
и как питает недоверие
Лаврентий к ней самой. Оно,
то зло, увидев в ней знамение,
и, понимая, что её умение
любить Иосифа – опасность для него –
затеяло игру назло.

Когда Лаврентий Берия
в дом к Сталину входил,
то он с собою приносил
то ощущение коварства,
злодейства, страха, что она,
Надежда, сил лишалась –
так чувствовала то она.
Всю энергетику злодейка Тьма
в образе Берии брала тогда
с чистейшей ауры Надежды,
чтобы лишать её сил и ума,
тем самым, чтобы крепла лишь она –
коварная земная Тьма.

Надежда попыталась устраняться,
но Берия прохода не давал,
он специально появлялся
везде, где в доме он бывал,
и где Надежда проходила
одна. Он специально заставлял
ее насильно ощущать всё это,
касался пальчиком её лица,
как будто обвивала шею
гадюка с жалом. Он тогда
бурил глазами сладострастно,
испытывал на ней все зло,
играл пред нею специально
и задевал её назло.
Она терпела, отстранялась
и не могла поверить в то,
что муж не видит ничего.
А Берия – тот добивал её,
и день за днём, и ежечасно,
он добивал её негласно.
Она пыталась часто уходить
от Сталина, но ведь любить –
то смысл жизни, и забыть,
что муж и дети под прицелом,
она не смела, и всецело
лишь только верила ему,
и возвращалась для сего.

В судьбе ведь всё предрешено,
лишь Сталин сам не видел зло,
он даже не воспринимал фамилию
жены, что это – знак лишь для него.

Божественное слово «АЛЛИЛУЙЯ»
не переведено ни на один язык,
осталось неизменным это слово
во все века изданья книг.

Что значит «АЛЛИЛУЙЯ» в богословии?
То – восхваление Творца,
надежда на осуществление
его великого венца.

НАДЕЖДА АЛЛИЛУЕВА (!!!) – его
надежда на божественное просветление,
как ангел, посланный с небес, знамение,
но Сталин – он не понял этого всего.