Закричать от боли, или возьми меня на небеса

 

Господи, как же больно об этом вспоминать! Больно‑то как... Казалось бы, прошло столько лет, а вспоминать по‑прежнему тяжко.

В тот день меня знобило, и ты велел мне остаться дома. Странно, но я не чувствовала симптомов простуды. Я знала, что меня знобит от нервов, только никак не могла понять, почему я нервничаю. Ты всегда хвалил меня за интуицию. Получается, в тот день я ощущала приближение беды. Во мне бурлило предчувствие чего‑то плохого.

Ты заставил меня надеть свитер, хотя я твердила, что мне не холодно, да и в квартире было тепло. А затем приготовил чай и вопреки моей воле заставил пить маленькими глотками, поставив передо мной чашечку с мёдом.

Ты поехал на встречу один, хотя я уговаривала не ехать и остаться дома. Сказал, что встреча очень важная, нельзя её пропустить, но как только освободишься, сразу вернёшься домой. А я...

Я словно чувствовала, что больше тебя не увижу. Пыталась тебя остановить, но не смогла. Ты ведь из тех, кто упрямо идёт к своей цели и никогда ни перед чем не останавливается.

Я намекала, что в последнее время происходит что‑то не то. Ночами мне становится по‑настоящему страшно, силы на исходе. Но ты улыбался, отвечал, что я слишком эмоциональна, всё будет хорошо, просто я слегка приболела и мне нужно хорошенько выспаться.

Прижав меня к себе, ты поцеловал меня в макушку и хлопнул дверью. Я выбежала на балкон. Ты сел в машину, я проводила тебя грустным взглядом.

А затем зазвонил телефон.

Я сняла трубку, но услышала молчание. Это повторялось уже несколько дней. Телефон звонил иногда днём, иногда ночью. На том конце провода – тишина, ни единого звука. Это доконало меня. Выдернув шнур из розетки, я просидела полчаса, тупо глядя на стену, а затем пулей выскочила из квартиры. В подъезде наткнулась на вечно ворчащую соседку, которая на этот раз обратила моё внимание на то, что я в свитере, а на улице жара.

Поймав первую попавшуюся машину, я назвала загородный ресторан, где ты должен был встречаться с партнёром, и, сев на заднее сиденье, попыталась унять болезненную дрожь, но это оказалось не так просто.

Водитель с опаской поглядывал на меня в зеркальце заднего вида и даже пару раз спросил, не может ли он мне чем‑нибудь помочь? Я попросила прибавить скорость. А затем достала сигарету из пачки и нервно закурила. Руки у меня тряслись, сигарета подрагивала.

У ресторана я увидела столпотворение машин и людей. Водитель только притормаживал, а я уже открыла дверцу и почти выпрыгнула из автомобиля. На бегу подвернула ногу, но не обратила внимания на боль. Водитель крикнул мне: «А деньги?! Эй, а деньги?! Вот сумасшедшая...» Но я уже растолкала плотно стоящих людей и увидела... тебя.

Ты лежал на земле, пустые мёртвые глаза смотрели в небо. Рубашка окрасилась алой кровью. Я стояла как вкопанная и убеждала себя, что это всего лишь дурной сон, сейчас ты встанешь, откроешь глаза, улыбнёшься, скажешь: «Не бойся, это дурацкая шутка!» А мне как раз сегодня ночью снился воробей. Такой маленький, серенький и какой‑то грязненький. Он сидел на карнизе и стучал клювом в стекло. Когда я утром рассказала тебе о сне, ты, как всегда, улыбнулся и отметил, что мне всегда снится всякая чепуха.

Я рухнула рядом с тобой на колени, по толпе прошелестело слово «жена...». Плохо понимая, что произошло, я истошно завопила: «“Скорую”, вызовите “скорую”!» Я трясла тебя за плечи в надежде, что сейчас ты подашь хоть какой‑нибудь знак, что жив. Но ты был недвижим и не реагировал на мои мольбы не оставлять меня одну и защитить от невзгод, навалившихся на нас в последнее время.

А потом рядом со мной появился Вадим.

Он положил руки мне на плечи и сказал, что приехали сотрудники милиции, я должна отойти и не мешать им работать. А я... Я не понимала, как могу от тебя отойти? Как могу отпустить твою руку? Прекратить целовать твои безжизненные губы?!

«Скорая помощь»... Милиция...

Мне твердили, что ты мёртв, но до меня это не доходило. Вадим отвел меня в сторону, а подошедшие «добрые люди» наперебой рассказывали, что, когда ты вышел из машины, из старенькой иномарки без номеров раздались выстрелы. Некоторое время ты ещё держался на ногах и даже успел достать пистолет, но так и не смог им воспользоваться. Ты что‑то протяжно закричал, захрипел и повалился на землю. Иномарка рванула с места и пропала бесследно. А затем наступила тишина, мёртвая, пустая, звенящая... Её нарушала лишь легкая музычка из приёмника у стоящего неподалёку шашлычника, который тут же бросил готовить свои шашлыки и стал звать на помощь.

Вадим прижимал меня к себе, вытирал слёзы, винил себя, что не приехал на эту встречу первым, потому что смог бы заметить подозрительную иномарку и, возможно, успел бы спасти тебе жизнь. А я смотрела с ужасом на лужу крови и не могла понять, почему всё так нелепо закончилось...

Я рассказала Вадиму о своём сне. Про мокрого грязного воробья, упорно барабанящего клювом в окно и наводящего на меня панический ужас. Вадим гладил меня по волосам и повторял, что это просто недоразумение. А я спрашивала его: «Где же тогда справедливость?»

Люди в форме пытались меня допрашивать, но я, словно сумасшедшая, тряслась как в лихорадке и беззвучно плакала. Я не сознавала, что они хотят. Меня оставили в покое и перешли к Вадиму. Я курила сигарету за сигаретой, стряхивала пепел прямо на свои туфли, вытирая тыльной стороной ладони слёзы.

Даже теперь, когда прошло столько лет, я закрываю глаза и отчётливо вижу события, словно просматриваю старую киноленту... Ещё свежи в памяти каждый эпизод, каждое мгновение и каждое сказанное слово.

В тот день решилась твоя судьба...

Утром я проснулась в твоих объятиях с мыслями о том, как замечательно быть твоей женой, а ближе к вечеру вдруг услышала жуткое и жестокое слово – вдова. После того как меня первый раз так назвали, я даже шарахнулась в сторону и закрыла лицо влажными от волнения ладонями. Мне показалось, что меня обозвали. Это было оскорбительно и жестоко. Болезненная и мощная пощёчина, которую нанесла мне судьба.

А затем до меня стали доходить различные слухи... Шептали, будто тебя убили, потому что ты занимался криминальным бизнесом. Я украдкой нервно сжимала кулаки: когда тебя убили, честного бизнеса просто не существовало! Это сейчас можно строить бизнес более разумно и законно, а тогда были другое время и другие нравы.

Ты смог заставить меня уважать и ценить деньги, потому что до тебя я вообще не знала, как трудно, оказывается, их зарабатывать и с каким риском они даются. До тебя я жила одним днём и понятия не имела о том, что свою жизнь нужно планировать и даже с математической точностью просчитывать.

Помнишь, ты говорил, что у меня чутьё на деньги? Так это ты же сам мне внушил: чтобы иметь большие деньги, нужно заплатить высокую цену.

Когда тебя не стало, для меня начались трудные времена. Часто посещали мысли о смерти. Я ведь знала, что мы – половинки единого целого, а теперь получилось, что осталась только одна половинка, которая уже никогда и ни к кому не сможет прилепиться. Жизнь потеряла смысл. Мне было не для кого и не для чего жить.

Твои друзья пытались меня поддержать, предлагали помощь, но всё это только раздражало. Я злилась на них за то, что они живы, а тебя уже нет. Считала, что все вокруг виноваты в твоей смерти, ведь друзья знали, что у тебя много проблем, но никто не предложил их разрешить при твоей жизни. Я знаю, у меня за спиной все говорили, что тебя сгубили деньги, ты слишком многого хотел, тебе постоянно чего‑то не хватало, ты лез в коммерческие дебри, а туда лучше было не соваться. Выходило, что тебя сгубила жадность.

Я не обращала внимания на подобные пересуды и пропускала их мимо ушей. Какая разница, жадным ты был или нет? В конце концов, ты занимался бизнесом и делал деньги ради денег. Никогда не поверю, что человека, занимающегося бизнесом, может обойти стороной жажда наживы. На черта он нужен тогда такой бизнес? Бизнесом не занимаются ради удовольствия, иначе можно прогореть и стать банкротом на первой же сделке.

Шло время... Я спряталась от внешнего мира в стенах своей большой квартиры, не брала телефон, потому что боялась услышать молчание в трубке. Он так часто звонил, что я однажды в отчаянии разбила новенький аппарат о стенку. Мне хотелось, чтобы меня навсегда оставили в покое, хотела забыться, стереть из воспалённой памяти события прошедших дней.

Я словно тень бродила по квартире в твоей рубашке, заходила в твой кабинет, садилась за твой рабочий стол, водила бессмысленно по чистому листу твоей ручкой и смотрела на твои фотографии. Я открывала дверцы большого массивного шкафа, трогала твои вещи, обнималась со свитерами, вдыхала запах рубашек, которые пахли твоим любимым парфюмом. Иногда ставила твои любимые пластинки. А ещё я пила... Бесчисленные пепельницы были полны окурков, я курила и не могла остановиться.

Как‑то раз я замешкалась у раскрытого окна и посмотрела вниз. Меня неудержимо потянуло шагнуть в захватывающую пустоту. Я почти уже сделала движение, но в последний миг отпрянула в холодном поту и бессильно прислонилась к стене.

Сердце моё было готово выпрыгнуть из груди. Нет, ты бы мне не простил этого шага, не одобрил бы...

Я боялась подходить к зеркалу. То, что я там видела, пугало до дрожи – измождённая женщина с осунувшимся лицом и мёртвыми, потухшими глазами. Так прошло тридцать девять дней...

Утром я проснулась от настойчивых звонков. С трудом встав с кровати, доплелась до двери и, не спрашивая, отворила. На пороге стоял Вадим. Увидев меня, он оторопел, но быстро взял себя в руки. Стал громко и быстро мне что‑то говорить, в чём‑то убеждать, из чего я только поняла, что сегодня сороковой день и мне надо быть в ресторане, где уже собрались друзья.

Тут у меня началась истерика. Я схватила первое, что подвернулось под руку, а это оказалась пустая винная бутылка, и швырнула в Вадима. К счастью, он успел уклониться. Я зарыдала, бессильно опустившись на колени, и твердила, что не желаю никого видеть и тем более идти в ресторан, где едят, пьют и наверняка потом затянут песни. Вся эта показуха была мне омерзительна, а чужие люди – противны.

Вадим уговаривал меня, что это не так, это традиция, мне надо взять себя в руки, привести в порядок. Он повёл меня в ванную. Я приняла душ, сделала причёску, накрасилась и надела тёмные очки, скрыв заплаканные опухшие глаза.

В машине я сказала Вадиму, что доверяю только ему, потому что он самый близкий друг моего любимого. Детство, проведённое в одном дворе, купленная в складчину первая машина и первый коммерческий совместный успех так просто не вычеркнешь из жизни.

Мне пришлось почти три часа слушать о тебе высокопарные речи. Я смотрела на твой портрет, стоящий среди строгих пафосных букетов, всматривалась в твои глаза и думала о том, что ещё совсем недавно ты был со мной, в тебе бурлила шальная жизнь. Снимок этот сделала я сама. Ты почти сутки не спал, но это никак не отразилось на твоей внешности. Знаешь, а ведь я всегда поражалась твоей работоспособности. Ты мог не спать несколько дней подряд, но при этом всегда выглядел так, словно только что приехал с курорта.

После застолья Вадим отвёз меня на кладбище. Я стояла у могилы, заваленной подвядшими цветами и венками, и думала только об одном: «Раз мы нашли друг друга на этом свете, на том‑то мы обязательно встретимся с тобой, мой любимый».

– Слушай, Вадим, как‑то жутко тут, среди мёртвых...

Но Вадим ответил, что нужно бояться живых, потому что мёртвые уже ничего плохого сделать не могут. А ещё добавил, что я просто обязана жить, хотя бы ради твоей памяти. Это, конечно, так, но как же будет уныла и печальна моя жизнь, посвящённая только памяти твоей, жизнь, в которой тебя уже нет... Конечно, я постараюсь. Ты же всегда твердил, что я сильная и у меня всё получится. Я постараюсь справиться, только в моём сердце навсегда останется холодная осень.

Вернувшись домой, я окончательно поняла, что больше в этой квартире жить не могу. Слишком много здесь пережито. Помнишь, как мы с тобой спорили, где у нас будет камин, стоит ли соединять кухню со столовой? А ещё я всегда мечтала иметь жилище с высокими потолками, под четыре метра. Мы с тобой смеялись, мол, впору достраивать второй этаж. А помнишь, как мы сидели в ванне, брызгались душистой пеной и строили планы на светлое будущее? В этой квартире ванная комната с большим окном, за ним растёт величественный тополь. Тебе всегда нравилось это дерево. Смех, слёзы, наши надежды, победы и разочарования – всё видели эти стены. Господи, как же больно это вспоминать! Как же больно...

Поправив непослушную прядь волос, я равнодушно глянула на мужчину, наклонившегося к окошку регистратуры поликлиники, где я работала.

– Я вас слушаю, – повторила я.

Мужчина смотрел на меня так, словно увидел привидение, и упорно молчал.

– Гражданин, что вы молчите? К какому врачу собрались?

– Я?!

– Ну не я же. Вам карточку или к врачу записать?

– Полина?..

Я улыбнулась через силу и почувствовала, какой натянутой получилась моя улыбка.

– Да, Полина, и что? А откуда вы знаете моё имя?

Я спросила и тут же покосилась на стоящую у стекла табличку с фамилией и именем дежурного регистратора. Узнать моё имя проще пареной репы, нужно только знать буквы и уметь читать.

– Полина...

– Да я уже черт знает сколько лет Полина. А вы, между прочим, гражданин, очередь задерживаете. Если решили со мной познакомиться, сразу говорю: напрасно тратите время. Знакомство с больными не входит в круг моих служебных обязанностей.

– Полина, ты что, меня не узнаёшь?

– А мы разве знакомы? – Я пристально разглядывала приставалу и поймала себя на мысли, что, по всей вероятности, он меня с кем‑то перепутал.

– Полина, это я, Вадим.

– Вадим?!

– Ну да.

– Вы ошиблись. Скорее всего, вы меня с кем‑то путаете, – отрезала я. – Проходите, гражданин, не мешайте очереди...

– Полина, да что с тобой произошло? Ты что тут делаешь?

– Как что? – опешила я от бестактного вопроса. – Я с вами на «ты» не переходила. Если вы до сих пор не поняли, что я тут делаю, то я тут, между прочим, работаю регистратором. Вы посмотрите, сколько народу собралось! Это вам поликлиника, а не бюро знакомств. Сюда люди за медицинской помощью идут, а не мозги компостировать так, как это делаете вы.

Люди, стоящие в очереди к окошечку регистратуры, моментально меня поддержали и стали наперебой требовать, чтобы гражданин отошёл от окна и не отвлекал сотрудницу.

– Полина, я друг Виктора! Ты меня что, совсем не помнишь?! – перекрикивая доносящийся из‑за спины шум, раздраженно настаивал мужчина.

– Какого ещё Виктора?

– Твоего мужа.

– Моего мужа? Знаете ли, а я не замужем.

– Но ведь была же.

– Не была, – покачала я головой.

В этот момент закончилось терпение у разбушевавшейся очереди, и мужчину просто оттолкнули от окошка.

– Странный какой‑то... – заключила я и посмотрела на наклонившегося к окошку взъерошенного дедулю. – Слушаю вас. Вам карточку?

Очередной рабочий день пролетел незаметно. Ближе к вечеру в регистратуру заглянула Варвара, медсестра из хирургии.

– Полинка, тебя главный врач вызывает.

– Зачем? – Я бросила взгляд на часы. – Не знаешь, что ему надо?

– Откуда мне знать? В кабинете у него мужчина представительный сидит. Одним словом, тебя ждут.

– Знать бы, зачем вызывает... – Я встала со стула. – На ковёр или на чашку чая? К чему готовиться?

– На чашку чая у нас главный врач не вызывает. Он привык без нас чаевничать, – хмыкнула Варя. – Да не волнуйся ты. Главное, чтобы зарплаты не лишили, а остальное пережить можно. Кстати, я заметила, настроение у главного хорошее. Так что не переживай и давай топай. Ни пуха ни пера.

– К черту, – вздохнула я и направилась к кабинету главврача.

У двери кабинета я прислушалась, но ничего не услышала и, собравшись с духом, деликатно постучала. Услышав вежливое «войдите», я переступила порог.

Первым, кого я увидела, был незнакомец, создавший сегодня у моего окошечка толкучку.

– Полина, заходи и присаживайся, – строгий главный врач ласково мне улыбнулся и указал на свободный стул.

Я села на кончик стула и застыла с прямой спиной, глядя на главврача. Тот кивнул на незнакомца:

– Узнаёшь этого человека?

– Нет, – я качнула головой. – Я уже сегодня этому товарищу объясняла, что не знаю его.

– А он утверждает обратное. Его зовут Вадим. Ну, припоминаешь?

– Пётр Борисович, господин то ли сумасшедший, то ли меня с кем‑то путает, но уверяю вас, я никогда не видела его раньше.

Незнакомец протянул мне снимки, лежащие рядом с ним на столе.

– Взгляни, пожалуйста. Мне кажется, это ты ошибаешься. Посмотри, на этой фотографии я тебя даже обнимаю. Разве это не ты? Только на снимке ты блондинка. А сейчас шатенка.

– Да, это я, – пришлось признать. – А это кто? – Я ткнула пальцем в стоящего рядом мужчину.

– Твой муж.

– Муж?!

– Ну да. Это Виктор. Твой любимый человек.

– Любимый?!

– Ну да. А что тебя удивляет?

– Извините, – грустно покачала я головой. – Я и не знала, что была замужем. А дети у меня есть?

– Детей нет. Не успели вы завести детей, хотя хотели.

Я рассматривала одну фотографию за другой и почувствовала, как глаза затуманила влага слёз.

– А где он сейчас, этот мужчина?

– Какой мужчина? – не сразу понял Вадим.

– Ну, мой... муж.

Я почему‑то с трудом выдавила из себя это слово. Мне было тяжело называть человека, которого я первый раз видела, своим мужем.

– Умер.

– Он что, болел?

– Его убили.

– Боже, кошмар какой. За что?

– Хороший вопрос, – усмехнулся Вадим. – За что людей убивают? Наверное, за то, что они кому‑то мешают. Он бизнесом занимался, а это опасное занятие, знаешь ли...

Я протянула снимки Вадиму и вопросительно посмотрела на Петра Борисовича. Тот, словно не замечая моего взгляда, полез в стол, достал бутылку коньяка и позвонил секретарше, чтобы та принесла рюмки.

– Ну что, ребята, я считаю, за такое дело нужно выпить. Полиночка, прости, но я Вадиму всё рассказал.

– Вы о чём?

– О том, как ты устроилась на работу в нашу поликлинику. Один мой приятель, хирург из института Склифосовского, попросил об одолжении. Сказал, что ты, попав под машину, перенесла операцию, потеряла память и чудом осталась жива. У тебя не было документов, о тебе написали в газете и рассказали по телевидению в надежде, что смогут опознать, но это не дало результатов. Врачи надеялись, что память потеряна частично, что сохранятся хотя бы детские или отдельные воспоминания, но этого не произошло. Ты помнила только, что тебя зовут Полиной, и ничего больше. Амнезия – страшная и коварная штука. Человек утрачивает способность воспроизводить информацию, полученную в прошлом. Так вот, Полиночка, ты долго находилась в больнице, и, когда пришла пора выписки, мой друг попросил принять тебя на работу без документов и помочь с жильём, хотя бы временно. Тебе некуда было идти. Конечно, я нарушил закон, но мы все его иногда нарушаем, потому что помимо закона у меня есть и человеческие понятия. Я оформил тебе санитарную и трудовую книжки, записав туда первые попавшиеся фамилию и отчество. Сначала ты мыла полы, затем стала потихоньку помогать в регистратуре. Ты была тихой, славной девушкой. Жила у моей престарелой родственницы, за которой ухаживала. А сегодня как гром среди ясного неба! Нашёлся человек, который открыл глаза на твоё прошлое! Я думаю, за это надо выпить. Эй, а чего ты плачешь?

– Извините, – я промокнула платочком слёзы.

– Радоваться, деточка, надо! Понимаешь, радоваться! Ты можешь себе представить, как распорядилась тобой судьба? Ты же раньше на шикарной машине ездила и в дорогих магазинах одевалась, а потом пришлось грязной тряпкой в поликлинике орудовать и пациентам карточки выдавать.

– Да мне это несложно, – тихо произнесла я и заёрзала на стуле. – Я ведь и машину‑то водить не умею.

– Научишься, – рассмеялся Пётр Борисович. – Ты у нас теперь как младенец. Тебе многому придётся учиться и всё с нуля познавать.

– А раньше ты классно водила машину, – заметил Вадим. – Лихачила порой.

– А теперь даже не знаю, где в машине педали, – улыбнулась я.

Вадим поднял рюмку и проникновенно посмотрел на меня.

– Знаешь, после убийства мужа ты словно сошла с ума. Из дома практически не выходила, не желала со мной общаться. А однажды я приехал к тебе на квартиру, а мне открыли дверь незнакомые люди. Сказали, что они теперь новые хозяева. Ты продала квартиру, и больше тебя не видели. Я очень долго тебя искал. Навестил твою мать, но она не знала, где ты. Исчезла без следа. Я ездил на могилу Виктора, в надежде там тебя встретить, но напрасно. Ты не появилась на кладбище даже в годовщину смерти. Это было странно, потому что я помнил твои слова: «Могила мужа – единственное место, куда мне хочется приехать». Я почувствовал, что с тобой что‑то случилось, но не знал, где тебя нужно искать. Я нанял частного детектива. Подумать только, он тебя нашёл! Правда, искал очень долго и нашёл совершенно случайно. Оказалось, его жена пользуется услугами этой поликлиники. Она тебя опознала потому, что муж показал ей твою фотографию. Так что мне хочется поднять тост за внимательную жену моего детектива. А ведь она тебя могла не узнать! Но тот, кто пишет сценарии там, сверху, сделал так, чтобы она пришла в поликлинику, заглянула в окошко регистратуры и внимательно всмотрелась в твоё лицо.

– А я хочу выпить за то, что хорошо кончается. Правда, для Полины всё только начинается, – поддержал Вадима Пётр Борисович. – За Полину! Амнезия – не до конца не изученная болезнь. Дай бог, чтобы к тебе вернулась память. А не вернётся, так и жалеть не о чем. Никогда не поздно начать жизнь с чистого листа. И вообще хорошо, если бы из нашей памяти исчезало всё плохое, а осталось только хорошее.

Выпив по рюмке коньяка, мы улыбнулись друг другу и взяли по кусочку нарезанного яблока, лежащего на тарелочке.

С этого вечера для меня началась совершенно новая жизнь.. Я нежно расцеловала Петра Борисовича и поблагодарила за то, что он меня приютил.

– Знаешь, а мне, если честно, жалко с тобой расставаться, – растрогался Пётр Борисович. – Ты же хорошая, дисциплинированная работница. Большая умница. Мы все без тебя будем скучать. Обещай, что ты нас не забудешь и обязательно навестишь.

– Обещаю.

Вадим достал из кармана конверт и положил перед Петром Борисовичем.

– Это вам в знак бесконечной благодарности.

– Да что вы, это лишнее... – засуетился главврач и моментально сунул конверт в карман своего медицинского халата.

– Это никогда не бывает лишним, – успокоил его Вадим.

На пороге поликлиники меня провожали все, кто ещё не успел уйти домой. Вадим распахнул передо мной дверцу черного джипа. Я невольно ойкнула:

– Твой?

– Мой, – кивнул Вадим.

– Дорогой, наверное.

– А я на дешевых машинах не езжу.

– А я на таких и не ездила никогда.

– Смешная ты, ей‑богу! Раньше бы на такие мелочи и внимания не обратила. Ну что, садишься?

– Сейчас, я только с девочками попрощаюсь. – Я подошла к своим сослуживицам. – Дорогие мои, мне пора. Обещаю, что никогда вас не забуду и обязательно навещу. Спасибо за всё. Извините, если что не так...

– О чём ты говоришь, – обняла меня за плечи Варвара, моя сменщица. – Мы все к тебе очень привыкли, нам будет тебя не хватать. Тебя все любят! Слу‑у‑шай! Какая машина у твоего кавалера! Высокий класс!

– Это не мой кавалер.

– Да? А кто?

– Вадим – друг моего мужа.

– А друг холостой?

– Понятия не имею.

– Может, познакомишь как‑нибудь? – Варвара явно сделала охотничью стойку.

– Если он захочет, то обязательно познакомлю.

– Постарайся, чтобы захотел. – Варя украдкой взглянула на Вадима и мечтательно вздохнула. – Ох, мне бы такого мужчину! Такие крутые, наверное, в холостяках‑то не ходят. Таких ловят, когда они находятся ещё на взлёте.

– А откуда ты знаешь, что он уже в полёте? – влезла в разговор регистраторша, значительно старше Вари.

– Такая машина...

– А при чём тут машина?

– Шикарная... Блеск! Сразу видно, немалых денег стоит.

– А может, у него, кроме этой машины, вообще ничего нет? Может, он водитель, начальника возит? Вот он на машине своего шефа и прикатил. Верно, Полинка, говорю?

– Ой, девочки, я про него ничего не знаю. Можно сказать, сама сегодня с ним познакомилась.

– Интересная у тебя жизнь, – вздохнула медсестричка Нина.

– Да уж, интересная... Врагу не пожелаешь, – заступилась за меня Варя. – Интереснее просто не бывает. Кто‑нибудь из вас хочет без памяти остаться и жить без документов?

Я чмокнула Варвару в щёку, помахала девочкам рукой и села рядом с Вадимом.

– Долгие проводы – лишние слёзы, – сказал, отъехав от поликлиники, Вадим.

– Да, мы сдружились. У нас коллектив замечательный.

Вадим с интересом посмотрел на меня и протянул пачку сигарет:

– Будешь?

– Не курю.

– Давно бросила?

– А я разве курила?

– Как паровоз. Полина, если бы мне кто‑нибудь сказал, что ты в поликлинике полы мыть будешь, я бы в жизни не поверил. Ты и дома‑то никогда не мыла. У тебя домработница была.

– Полы – дело прошлое. А кем бы ты хотел, чтобы я работала, не имея документов? Главным врачом? В регистратуре мне самое место. Я благодарна людям, которые меня приютили и дали работу.

– Если бы главврач только знал, кто у него в поликлинике полы драил, ему бы стало плохо, – усмехнулся Вадим и щёлкнул зажигалкой.

– Это почему?

– Супруга известного бизнесмена моет унитазы...

– Вадим, а можно с тобой на «ты»? – спросила я.

– Не можно, а нужно. Мы же с Витькой друзья закадычные были. В одном дворе росли. Он мне был как брат.

– Слушай, ты зачем конверт Петру Борисовичу сунул?

– А что такого?

– Что там было?

– Баксы.

– Доллары?

– Ну, доллары или баксы... Какая, собственно, разница?

– Ты же его оскорбил.

– Чем? – удивился Вадим. – Деньгами?

– Вот именно, деньгами. Он же от чистого сердца мне помог. Я от стыда была готова провалиться. Разве можно так с людьми поступать?

– Да брось ты... Вот если бы я ему денег не дал, то точно бы оскорбил. Человек сам сказал, что закон нарушил. Взял тебя на работу по поддельным документам. А за такие вещи, между прочим, благодарить надо. Твой Борисыч нормальный мужик и всё сразу правильно понял. Полина, ты очень изменилась. Как с неба свалилась. Деньги за оскорбление считаешь.

Мы подъехали к ресторанчику. Вадим подал мне руку, помогая выйти из машины. Он выбрал столик на двоих, и вскоре официант принёс нам замечательное мясо и бутылку вина.

– Ты что так смотришь? – спросила я, заметив, что он глаз с меня не спускает.

– Я же тебя тысячу лет не видел. Соскучился. Ты даже не представляешь, как долго я тебя искал. Где ты была всё это время? – спросил Вадим, но тут же махнул рукой. – Господи, зачем я спрашиваю? В больнице, потом работала в поликлинике...

Я взяла в руки столовые приборы и рассмеялась:

– Вот чёрт, забыла, в какой руке нужно держать вилку, а в какой ножик.

– Ну ты даёшь. Вилка в левой, нож в правой. А ты волосы перекрасила? Кстати, тебе этот цвет идёт. Надоело быть блондинкой?

– А я себя с другим цветом волос не помню.

– Точно. Одним словом, тебе лучше не задавать вопросы, потому что ты всё равно не дашь на них ответы. Полина, а может быть, ты пока у меня поживёшь? Прежде чем к матери вернёшься, немного в себя придёшь, морально подготовишься? Только представь, как ты своим близким покажешься, если вилку с ножом держать не умеешь? У меня места много, не переживай. Быстро оклемаешься.

Я отметила, что Вадим заметно нервничал.

– Зачем тебе это нужно?

– Если предлагаю, значит, нужно.

– Логично. – Я улыбнулась. – Ты не оставляешь мне выбора.

Жилище Вадима ошеломило меня размерами и роскошью. Вадим провёл меня по всем комнатам.

– Красиво. Стильно. Я никогда не бывала в таких апартаментах, – заметила я, когда мы завершили экскурсию по дому.

– Да ладно, у тебя хата круче была.

– Куда уж круче?

– Точно говорю, твоя была шикарнее.

– Слушай, а где твоя жена? – Я задала вопрос, который давно вертелся у меня на языке.

– А я не женат.

– Вот как? Позволь узнать почему?

– Потому что тебя люблю.

– Что? – От неожиданности я вытаращила глаза и отступила к стене.

– Что слышала. Полина, я до сих пор не женился, потому что искал тебя. Хотя, если честно, слабо верил, что найду.

– Сам же сказал, что ты друг моего мужа... Как ты можешь меня любить?

– Виктора нет. Он должен быть спокоен, потому что теперь ты не одна. Я смогу о тебе позаботиться. Полина, выходи за меня замуж.

– Замуж?!

– Вот именно, замуж. Мы с тобой счастливо заживём. Я же для тебя носом землю рыть буду. Королеву из тебя сделаю. Сама подумай, куда ты сейчас без меня? Ни прошлого, ни денег, ни связей, ничего нет. Куда ты поедешь, к матери? На шее у неё сидеть будешь?

– С чего ты взял, что я буду сидеть на шее?

– Но ведь ты даже родную мать в лицо не узнаёшь! Как станешь жить?

– Живут же как‑то люди без памяти о прошлом. Буду учиться жить по‑новой. – Я посмотрела в глаза Вадиму и почувствовала его волнение. – Послушай, я очень благодарна тебе за то, что ты меня нашёл. Если бы не ты, неизвестно, что со мной дальше было бы. Главному врачу поликлиники, где я работала, в конце концов надоело бы подставлять свою голову под топор, скрывая отсутствие моих документов. Я бы просто очутилась на улице, и неизвестно, как дальше сложилась бы моя судьба. Ты не думай, я никогда не забуду, что ты для меня сделал.

– Да не надо мне никаких благодарностей. Я лишь хотел отдать должное памяти друга. Да, я искал тебя ещё и потому, что испытываю самые трепетные и нежные чувства. Полина, я тебя ни в коем случае не тороплю. Прекрасно понимаю, как тебе сложно, и протягиваю руку помощи. – И он действительно протянул ко мне руки.

Я сделала вид, будто не заметила этого жеста.

– Вадим, я совершенно тебя не знаю. Ведь если разобраться, я только сегодня с тобой познакомилась.

– Ты меня вспомнишь. А если не вспомнишь, то обязательно ко мне привыкнешь.

– А если не привыкну? – Я в упор посмотрела на Вадима.

Он ответил на мой вызов:

– Если нет, то узнаешь меня заново.

В этот момент зазвонил телефон, и он моментально поднёс его к уху. Бросив несколько сухих фраз, Вадим нажал «отбой» и взял меня за руку.

– Извини, я ненадолго отъеду. Всего на пару часиков. Неприятности на работе. Ты располагайся, чувствуй себя как дома. Прими душ. В ванной есть банные халаты, не стесняйся, надевай. Завтра мы с тобой в магазин поедем, купим всё, что тебе нужно. Тебе же надеть нечего. А ты ведь раньше известная модница была. Мне даже непривычно видеть тебя в такой бесформенной юбке и непонятной кофте.

– Нормальная юбка, – нахмурилась я.

– Ты не будешь скучать?

– Ни капельки.

– А не уйдёшь?

– Можешь закрыть меня на ключ, – усмехнулась я.

– Вот ещё... Знаешь, я так долго тебя искал, что мне будет тяжело, если потеряю снова. Я могу быть спокоен, как ты думаешь?

– На все сто.

Неожиданно Вадим наклонился ко мне, чтобы поцеловать, но я резко отстранилась и процедила сквозь зубы:

– Это лишнее.

– Прости.

Как только за ним закрылась дверь, я подошла к окну и, убедившись, что он уехал, направилась в его кабинет и включила компьютер. Найдя папку с фотографиями, я стала внимательно всматриваться в лица тех, кто был запечатлён либо с моим мужем, либо с Вадимом. Затем, открыв папку с документами, принялась изучать то, что представляло для меня наибольший интерес, не забывая при этом постоянно поглядывать на часы и прислушиваться к тишине в квартире. Когда два часа были уже почти на исходе, я выключила компьютер и тут же услышала, как открывается входная дверь.

Я вышла в коридор.

Вадим неторопливо снимал ботинки. Он поднял голову, посмотрел на меня и улыбнулся.

– Ну, и чем ты тут занималась?

– Смотрела в окошко.

Вадим повесил пиджак на плечики.

– И как, интересно?

– Послушай, а я была раньше в этой квартире?

– Тысячу раз. Вы с Витькой частенько у меня бывали. Мы здесь даже один раз Новый год все вместе встретили. Весёлый праздник получился. Бабу снежную во дворе лепили, на горку ходили кататься.

– А у меня, знаешь, такое ощущение, что я здесь впервые.

– Неудивительно. Что тут странного? Ты и меня не вспомнила. Я думал, ты уже душ приняла, лежишь на диванчике, телевизор смотришь.

– А я думала, что мы с тобой вместе ванну примем, – загадочно произнесла я и улыбнулась.

– Что ты сказала? – От удивления Вадим выронил пачку сигарет, но тут же наклонился и поднял.

– Ты все прекрасно слышал. Зачем переспрашивать?

– Я подумал, показалось.

– Тебе не показалось. Сейчас я наполню ванну.

Пока я наливала воду, Вадим курил на кухне.

Я переоделась в махровый халатик и заглянула к нему.

– Ну, я готова.

Вадим затушил сигарету и встал.

– Полина, что это на тебя нашло? То поцеловать не даёшь, то предлагаешь вместе ванну принять.

– Говорят, добром за добро платить надо.

– Значит, таким образом ты решила со мной расплатиться?

– А ты против?

– Нет, – качнул головой Вадим.

– Так ванна уже готова.

– Ты точно решила? – Вадим притянул меня к себе.

– Конечно. Слушай, я в твоём баре заметила красное вино. Как ты смотришь на то, чтобы выпить по бокальчику?

– Я сейчас, я мигом... – Вадим, словно ошпаренный, вылетел из кухни и через секунду вернулся с бутылкой в руках. – Сейчас мы её откупорим... – Он открыл дверцу шкафа в поисках штопора.

Я тронула его за плечо:

– Давай я сама.

– Как хочешь...

– Садись в ванну, а я сейчас ещё фруктов нарежу и принесу всё на подносе.

Когда я зашла в ванную комнату, Вадим уже сидел по пояс в пене и встретил меня счастливым взглядом.

– Полина, знаешь, с того момента, как я тебя увидел, моя жизнь обрела смысл. У меня словно крылья выросли, не знаю, что со мной творится. Я не могу описать ощущения... Я что‑то делаю и знаю, что ты меня ждёшь. Я же об этом всю жизнь мечтал!

– Вот как? – безразлично произнесла я и поставила поднос на небольшой столик рядом с ванной.

– Мечта сбылась, – глупо улыбнулся Вадим. – Ты раздеваться собираешься? Иди ко мне, моя лапочка...

Демонстративно скинув халатик, я бросила его на пол и опустилась в воду напротив Вадима, закрыв свою грудь душистой пеной.

– Пол‑лина, – от волнения Вадим даже стал заикаться. – У тебя фигура красивая...

– Спасибо.

– Это я тебе от чистого сердца говорю.

– А я от чистого сердца сказала тебе – спасибо.

Взяв бокал с подноса, я протянула его Вадиму и, ощутив, как на лбу от горячей воды выступил пот, кокетливо произнесла:

– Обожаю красное полусладкое. Девчонки в поликлинике всегда его на праздники покупали.

– Раньше ты пила виски.

– Я не помню, что было раньше.

– Такого вина ты точно со своими девчонками не пила. Оно слишком дорогое. А я всегда думал, что медики пьют чистый спирт. Разве не так?

– Бывает иногда, – честно призналась я и неожиданно спросила: – Скажи, а ты Виктора вспоминаешь?

– Всё как‑то глупо получилось...

– Ты не ответил на вопрос.

– Мне его не хватает.

– Тогда давай выпьем за него.

– Если бы ты знала, сколько я уже за это выпил...

– Так давай выпьем ещё.

Как только мы осушили бокалы до дна, Вадим протянул мне свой, чтобы я поставила его на поднос, и заметил:

– Вообще‑то за покойника надо бы водочки.

– Я водку не пью.

– Ты её и раньше никогда не пила. Полина, ты на меня как‑то недобро смотришь. Ты, пожалуйста, поспешных выводов не делай. Пойми, я тебя люблю. Возможно, и ты сможешь ко мне привыкнуть со временем. Я буду стараться. Вот увидишь, я сделаю всё от меня зависящее. Ты не пожалеешь. Ты никогда и ни о чём не пожалеешь.

– А Виктор как же?

– Но ведь его нет!

– Почему его нет?

– Как почему? Он мёртв. Его уже убили. – Вадим не мог отвести взгляда от моей груди, с которой сползла мыльная пена. – Деточка, твоего мужа убили, – на всякий случай ещё раз напомнил он.