Несчастье само по себе - плохой учитель

В зрительном зале стоял кисловатый запах несвежей одежды; это не нарушало праздничного настроения. Тот, кто пришел, пришел из развалин и вернется в развалины. Так много света, как на сцене, не было ни на одной площади, ни в одном доме.
Старый, мудрый декоратор еще из времен Рейнгардта встретил меня <как короля. Общий наш горький опыт содействовал жесткому реализму спектакля. Портнихи в костюмерной понимали, что костюмы в начале спектакля должны быть богаче, чем в конце. Рабочие сцены знали, каким должен быть брезент на фургоне Кураж: белый и новый вначале, грязный и заштопанный потом, затем снова почище, но никогда уже не будет он по-настоящему белым, а в конце превратится в лохмотья.
Вайгель играла Кураж резко и гневно; не ее Кураж была в гневе, а она, актриса. Она показывала торговку, сильную и хитрую, которая одного за другим теряет на войне своих детей, но все время продолжает верить в прибыль, которую принесет война.
Было много разговоров о том, что Кураж ничему не научили ее несчастья, что она даже в конце ничего не поняла. Но мало кто понял, что именно в этом горчайший и роковой урок пьесы.
Успех пьесы - впечатление, которое она произвела, - был без сомнения велик. Люди на улице показывали на Вайгель и говорили: "Вот Кураж". Но я не верю теперь и не верил тогда, что Берлин и все остальные города, где шла пьеса, поняли пьесу. Они все были уверены, что извлекли уроки из войны; они не понимали, что Кураж и не должна была, по замыслу драматурга, чему-нибудь научиться на своей войне. Они не увидели того, что подразумевал драматург: что люди не извлекают уроков из войны.
Само по себе несчастье - плохой учитель. Его ученики познают голод и жажду но это не жажда знаний и не голод по правде. Страдания не превращают больного в лекаря. Ни взгляд издалека, ни разглядывание вблизи не делают свидетеля экспертом.
Зрители 1949 года и последующих лет не видели преступления Кураж, ее соучастия, ее стремления нажиться на выгодном дельце - войне; они увидели только ее неудачу, ее страдания. И так же они смотрели на гитлеровскую войну, соучастниками которой они были, - это, мол, была плохая война, и теперь они страдают. Короче говоря, все было так, как драматург им и предсказывал. Война принесла не только страдания, но и неспособность извлечь из этого какие-нибудь уроки.
"Мамаша Кураж и ее дети" идет теперь уже шестой год. Несомненно, это блестящий спектакль, в нем играют большие актеры. Что-то изменилось, конечно. Сегодня эта пьеса - больше не пьеса, которая появилась слишком поздно, а именно _после_ войны. Это ужасно, но нам грозит новая война. Никто не говорит об этом, все об этом знают. Большинство не за войну. Но у людей так много забот. Нельзя ли устранить их при помощи войны? Все же в последнюю войну неплохо можно было заработать, во всяком случае, почти до самого конца. Разве не бывает счастливых войн?
Я хотел бы знать, сколько сегодняшних зрителей "Мамаши Кураж и ее детей" понимают предостережение, заключенное в пьесе.

"ГОСПОДИН ПУНТИЛА И ЕГО СЛУГА МАТТИ"

ОПЬЯНЕНИЕ ПУНТИЛЫ

Для исполнителя роли Пунтилы главная трудность заключается в сценах опьянения, которые занимают девять десятых роли. Они подействовали бы отталкивающе и вызвали бы отвращение, если бы актер изображал ставшее театральным штампом пьяное топтание, то есть то состояние отравления, которое обесценивает и стирает все душевные и телесные движения. Штекель изображал особое, пунтиловское опьянение, такое, благодаря которому помещик достигает сходства с человеком. Далекий от мысли изображать обычные дефекты речи и движений, он показывал почти музыкально окрыленную речь и свободные, почти танцующие движения. Этому вдохновению, правда, препятствует массивность тела, которое слишком тяжело для движений, задуманных как неземные. Крылья, хоть и слегка поврежденные, вознесли его на гору Хательма. В любом движении пьяного чудовища, и в его смирении, и в его гневе на несправедливость, и в легкости, с какой он одаривает и принимает дары, и в его чувстве товарищества - наслаждение самораскрытия. Пунтила отказывается от своих владений, как Будда, изгоняет свою дочь, как библейский старец, приглашает женщин из Кургела, как гомеровский царь.

АКТУАЛЬНА ЛИ ЕЩЕ У НАС ПЬЕСА "ГОСПОДИН ПУНТИЛА И ЕГО СЛУГА МАТТИ" ПОСЛЕ

ТОГО, КАК ИЗГНАНЫ ПОМЕЩИКИ?

Существует такое почтенное нетерпение, которое стремится к тому, чтобы театр показывал на сцене действительность лишь в ее последней стадии. Зачем заниматься помещиками? Разве их не изгнали? Зачем показывать такого пролетария, как Матти? Разве нет активных борцов? Нетерпение это почтенно, но было бы неправильно поддаться ему. То, что рядом с произведениями искусства, которые мы должны организовать, существуют еще произведения искусства, которые мы получаем в наследство, не аргумент до тех пор, пока мы не докажем полезность последних, даже если организация новых требует времени. Почему пьеса "Господин Пунтила и его слуга Матти" еще актуальна? Потому что нас учит не только борьба, но и история борьбы. Потому что наслоения прошедших эпох еще долго остаются в душах людей. Потому что в классовой борьбе победа на одном поле сражения должна быть использована для побед на другом и расстЕновка сил перед сражением может быть сходной. Потому что жизнь людей, освободившихся от своих угнетателей, первое время может быть трудной, как жизнь всех пионеров; ибо им приходится заменить систему, выработанную угнетателями, новой. Эти и им подобные аргументы могут быть приведены в защиту актуальности таких пьес, как "Господин Пунтила и его слуга Матти".

"ДОПРОС ЛУКУЛЛА"

ПРИМЕЧАНИЯ К ОПЕРЕ "ДОПРОС ЛУКУЛЛА"

В опере "Допрос Лукулла" действие - осуждение потомками завоевательной войны - перенесено в преисподнюю. Это - прием, который часто применяется в классике ("Пролог на небесах" в "Фаусте", классическая "Вальпургиева ночь" в "Фаусте", "Орфей и Эвридика" Глюка и так далее, и так далее). Смысл этого приема заключается отнюдь не только в том, что он позволяет завуалировать и таким образом протащить какую-то идею, - конечно, сегодня на Западе невозможно было бы поставить пьесу, где, скажем, Макартур стоял бы перед судом, - для искусства прием этот таит в себе большие возможности, потому что позволяет зрителю самостоятельно открыть для себя злободневность происходящего на сцене и тем самым ощутить ее еще сильнее и глубже. Ведь наслаждение искусством (и то наслаждение познанием и импульсами, которое дает искусство) возрастает оттого, что публика побуждается к умственной деятельности, к открытиям, осмыслению действительности.

Мы ставим оперу "Допрос Лукулла" Пауля Дессау. В основе оперы лежит пьеса для радио, написанная Бертольтом Брехтом в 1939 году, то есть в то время, когда начались захватнические и завоевательные войны, которые достигли апогея во второй мировой войне и ею завершились. Речь идет о суде над римским полководцем Лукуллом, который в последнем столетии до нашей эры напал со своими легионами на Азию и подчинил Римской империи не одно большое государство.

ДИСКУССИЯ ОБ "ОСУЖДЕНИИ ЛУКУЛЛА"

Опера была уже принята, когда началась кампания против формализма. В Министерстве народного образования были высказаны некоторые опасения. Авторам предложили снять оперу с постановки. Но последние были согласны лишь отказаться от договора, но не соглашались снимать оперу, потому что не считали ее формалистической. Высказанные аргументы не убедили их, а доводы, приведенные музыкантами, даже показались формалистическими. Авторы подчеркивали важность содержания, а именно осуждение захватнической войны. И они предложили не прекращать репетиции оперы, которые уже начались, чтобы можно было устроить закрытый просмотр для ответственных работников и деятелей искусства. Предложение было принято, и понадобились очень большие средства, чтобы осуществить намеченное. Во время просмотра содержание оперы произвело на зрителей большое впечатление, хотя бы уже потому, что соответствовало мирной политике ГДР, осуждающей захватнические войны. Но имелись также серьезные сомнения, и во время трехчасовой дискуссии между ведущими членами правительства во главе с президентом и авторами выяснилось, что опера в ее тогдашнем виде могла внести известную сумятицу в ход только что начавшейся кампании, которая имела важное значение, так как должна была уничтожить пропасть между искусством и новой публикой. Иносказательный характер текста затруднял его понимание, а музыка недостаточно соответствовала уровню музыкальной культуры широкой публики того времени и отдалялась от классической линии. Кроме того, в музыке преобладали мрачные и резкие части, в которых характеризовался агрессор. Брехт и Дессау изъявили согласие внести поправки в духе дискуссии и затем вновь поставить оперу на обсуждение. Когда на второй встрече в том же составе был показан новый текст и композитор представил изменения в партитуре, было решено осуществить постановку оперы и сделать ее предметом широкого обсуждения.

МУЗЫКА ДЕССАУ К "ЛУКУЛЛУ"

Музыка несравнимо проще, чем, скажем, музыка Рихарда Штрауса. Непредубежденной публике она может дать наслаждение, особенно такой публике, которая пришла, чтобы получить наслаждение.

Музыка вообще не имеет ничего общего с формализмом. Она образцово служит тексту, ясна, мелодична, свежа. Мы видим призраки, если нам _повсюду_ мерещится формализм.

Дессау нашел совершенно новые выразительные средства, которые нашим композиторам следовало бы изучать. Он умеет создавать арии на основе текста, который прежде давал материал только для речитативов. Его музыка способна выражать чувства людей.

"КАВКАЗСКИЙ МЕЛОВОЙ КРУГ"

ПРОТИВОРЕЧИЯ В "КАВКАЗСКОМ МЕЛОВОМ КРУГЕ"

ОСНОВНЫЕ ПРОТИВОРЕЧИЯ

Чем энергичнее борется Груше за жизнь ребенка, тем сильнее ставит она под угрозу свою собственную жизнь; активность может привести ее к гибели. Виной тому война, существующий правопорядок, одиночество Груше и ее бедность. С правовой точки зрения, спасительница является воровкой. Ее бедность причиняет вред ребенку и в то же время возрастает из-за ребенка. Ради ребенка ей нужен был бы муж, но она боится потерять его из-за ребенка. И так далее.
Постепенно, принося жертвы и благодаря этим жертвам, Груше становится для ребенка настоящей матерью, и в конце концов, после всех потерь, которые она понесла или едва не понесла, она больше всего боится потерять самого ребенка. Аздак своим мудрым решением помогает окончательно вызволить ребенка из беды. Он присуждает ребенка ей, потому что между ее интересами и интересами ребенка больше нет противоречий.
Аздак - разочаровавшийся человек, который не хочет разочаровывать других.

ДРУГИЕ ПРОТИВОРЕЧИЯ

Просители бросаются на колени перед губернатором, когда он в пасхальное воскресенье идет в церковь. Латники отгоняют их плетками, тогда они яростно бьются друг с другом за место впереди.
Крестьянин, который очень дорого берет с Груше за молоко, потом дружески помогает ей поднять ребенка. Он не алчен, он беден.
Архитекторы верноподданически кланяются адъютанту губернатора, но один из них кланяется не сразу, а лишь увидев, как это делают двое других. Они не лизоблюды от природы, им просто очень нужен заказ.
Трусливый брат Груше неохотно принимает сестру, но он зол на свою жену, кулачку, потому что зависит от нее.
Трусливый брат унижается перед своей женой - кулачкой, а по отношению к крестьянке, с которой заключает брачный договор, он спесив.
Материнский инстинкт крестьянки, которая берет к себе ребенка против воли мужа, ограничен и условен, она выдает ребенка полиции. (Материнский инстинкт Груше, куда более сильный, даже очень сильный, тоже ограничен и условен: она хочет доставить ребенка в безопасное место и потом отдать.)
Груше, служанка, против войны, потому что война отнимает у нее любимого человека; она советует ему держаться середины, чтобы выжить. Но во время побега в горы она, чтобы подбодрить себя, поет песню о народном герое Coco Робакидзе, который завоевал Иран.

ПРИМЕЧАНИЯ К "КАВКАЗСКОМУ МЕЛОВОМУ КРУГУ"

УВЛЕКАТЕЛЬНОСТЬ

Пьеса написана на одиннадцатом году эмиграции, в Америке, и многое в ее композиции объясняется отвращением автора к торгашеской драматургии Бродвея; но она содержит в себе также некоторые элементы старого американского театра, который достиг подлинного блеска в фарсе и шоу. Интерес в этих полных выдумки представлениях, напоминавших фильмы великолепного Чаплина, был направлен не только на интригу - а если интерес и был направлен на интригу, то в более грубой и общей форме, чем теперь, - он в большей мере касался проблемы "как". Сегодня абсолютно незначительные вещи преподносятся в увлекательном виде, например, рассказывается о лихорадочных попытках быстро состарившейся проститутки с помощью малоизящных трюков отдалить или вовсе исключить момент, когда ей придется отдавать клиенту свое слишком часто оперированное и очень болезненное влагалище. Радость, которую доставляет рассказчику сам процесс рассказывания, задушена страхом перед малой его эффективностью. Вернуть права этому чувству радости не означает, однако, лишить его всяких границ. Деталь приобретает большое значение, но в то же время и экономность становится важной. Фантазия нужна и для того, чтобы быть кратким. Это означает, что нельзя уходить от предмета, который сам по себе таит богатые возможности. Самый большой враг настоящей игры - это наигранность; витиеватость - признак плохого рассказчика, смакование - отвратительного самодовольства...

НЕ ПРИТЧА

Испытание с меловым кругом из старого китайского романа и пьесы, как и Соломоново испытание с мечом, описанное в Библии, не потеряло своего значения как испытание материнской любви (путем выявления материнского инстинкта), даже если материнство рассматривается не с биологической точки зрения, а с социальной. "Кавказский меловой круг" - это не притча. Пролог мог бы привести к такому заблуждению, так как внешне вся фабула действительно служит для прояснения существа спора: кто является владельцем долины. Но при более внимательном рассмотрении фабула оказывается основой подлинного повествования, которое само по себе еще ничего не доказывает, а лишь содержит определенную мудрость, некую отчетливую позицию, весьма полезную при разрешении любого актуального спора, и тогда станет очевидно, что пролог представляет собой фон, оттеняющий практическое применение этой мудрости и ее происхождение. Таким образом, театр не должен здесь пользоваться той техникой, которую он выработал для пьес параболического характера.

РЕАЛИЗМ И СТИЛИЗАЦИЯ

Актеры, режиссеры и оформители обычно добиваются стилизации за счет реализма. Они создают стиль, создавая некий "обобщенный" тип крестьянина, играя некую "обобщенную" свадьбу, воспроизводя "обобщенное" поле битвы; то есть они исключают все неповторимое, особое, противоречивое, случайное и создают затасканные или, во всяком случае, маловыразительные образы, которые обычно не являются результатом осмысления действительности, а представляют собой копии с оригинала, которые легко получить, потому что в самом оригинале заложены элементы стиля. Эти стилизаторы сами не имеют никакого стиля и не пытаются понять стиль реальности, а подражают методам стилизации. Совершенно очевидно, что всякое искусство украшает (это не означает "приукрашивает"). Оно украшает уже хотя бы потому, что призвано сделать реальность предметом наслаждения. Но это украшение, поиски формы, стилизация не должны быть подделками и приводить к выхолащиванию живого содержания. Исполнительнице роли Груше стоило бы внимательно приглядеться к красоте брейгелевской "Безумной Греты".

ЗАДНИЙ И ПЕРЕДНИЙ ПЛАН

Существует такое американское выражение sucker, которое точно обозначает, что представляет собой Груше к тому моменту, когда берет ребенка. Австрийское слово die Wurzen обозначает нечто подобное, а в литературном немецком языке этому соответствовало бы слово "дурак" (в обороте "нашли дурака"). Из-за своего материнского инстинкта она подвергается преследованиям, испытывает трудности, которые едва не приводят ее к гибели. От Аздака она не требует ничего, кроме разрешения продолжать действовать, то есть "приплачивать". Она теперь любит ребенка; свое право на него она доказала своей готовностью и способностью к действиям. Теперь она уже не sucker более.