Самый большой неудачник в игре на деньги

 

К сожалению, многие из нас не осознают существования этого долга, поскольку у основных кредиторов нет права голоса и мы даже не знаем, что взяли у них кредиты. Мы не просто брали кредиты «в банке» – мы брали взаймы у будущих поколений и у нашей удивительно щедрой планеты.

Эколог Гаррет Хардин подчеркивает, что на нашей постоянно уменьшающейся в размерах планете природа представляет собой нечто вроде общественного выпаса в английской деревне, где все мы пасем овец. Если мы уважаем друг друга и общество, то наши овцы будут накормлены, а сам выпас и общество в целом станут процветать. Но если кто-то из нас будет думать только о собственных интересах, то пошлет на выпас куда больше овец, чем другие, и тогда общественное согласие разрушится, все станут следовать этому примеру, коммуна распадется.

Конкурирующие нации истощают принадлежащие всем ресурсы планеты. Все, что мы едим, носим, водим, покупаем и выбрасываем, идет от Земли. Многие из этих продуктов производятся из невозобновляемых ресурсов. Когда мы выбрасываем их, эти частицы планеты уже не могут поддержать осмысленную жизнь тысяч миллионов населения. Это путь в один конец – из земли на завод, затем на склад, к нам домой – и на свалку. Мы игнорируем один факт: наше благосостояние в значительной мере основано на безвозмездном использовании доброй части природных ресурсов – почва, вода, воздух ничего не стоят и постепенно истощаются. Сейчас мы оказались перед мрачным фактом: в какой-то момент земля просто не сможет далее поддерживать существование жизни в ее нынешней форме. Несмотря на технологический прогресс и нашу цивилизованность, мы по-прежнему зависим от пригодности воздуха, воды и почвы. И одновременно наносим серьезный и, возможно, невосполнимый ущерб системе жизнеобеспечения Земли.

 

Но почему?

 

Но как же мы умудрились загнать себя в угол и что нас заставляет там оставаться?

С одной стороны, многие даже не осознают, что загнаны в угол. С другой – многие считают, что прямо за этим самым углом их ждет счастье. Роберт Орнстейн и Пол Эрлих в своей книге New World, New Mind отмечают, что человеческий мозг удачно устроен для того, чтобы реагировать на краткосрочные угрозы – нападение тигра, пожар или блеск белков глаз врагов, подобравшихся вплотную к дому. Но в современном мире угрозы окружающей среды, например изменение климата, формируются так медленно, что часть мозга, ответственная за их распознавание, просто не успевает среагировать. Орнстейн и Эрлих утверждают, что мы должны научиться распознавать отдаленные ранние предупреждения в виде результатов экологических исследований так же энергично, как когда-то резво карабкались на пальму, спасаясь от клыков тигра^[26].

Кроме того, мы смиряемся с «медленным умиранием» вместо полноценной жизни, потому что думаем, будто у нас нет другого выбора. «Будет день, будет и пища», «Каждый должен зарабатывать себе на жизнь». Модель «с девяти до пяти и до шестидесяти пяти» совсем недавно появилась в истории человечества, но внедряется очень агрессивно. Создается впечатление, что это единственный вариант выбора, если только вы не выдающийся спортсмен и не антрепренер в шоу-бизнесе. В конце концов, счета все равно надо оплачивать, общественный статус поддерживать, да и вообще: что бы я делал со своей жизнью, не будь у меня работы?

 

Есть лучший вариант?

 

Многие из нас подчиняются необходимости «медленно умирать» на работе, потому что позволили внушить себе агрессивную потребительскую модель поведения «чем больше, тем лучше». Если Бакминстер Фуллер^[27] сравнивает Землю с космическим кораблем, то мы увлекаемся изображениями фронтира^[28] на киноэкране – ведь «впереди всегда больше приключений, чем позади».

Мы строим свою трудовую жизнь на мифе о необходимости большего. Мы надеемся с течением времени зарабатывать больше денег. Мы берем на себя повышенную ответственность и руководим все большим количеством подчиненных по мере профессионального роста в своей области. Естественно, мы рассчитываем увеличить благосостояние, поднять престиж и завоевать уважение в сообществе. Мы привыкаем постоянно ожидать большего от себя самих и от окружающего мира, но опыт говорит: чем больше мы получаем и чем больше хотим иметь, тем меньшим содержанием и удовлетворением наполнена наша жизнь.

Чем больше, тем лучше – этому девизу подчинена наша жизнь. Под его влиянием американцы (и все в большей степени потребители в других странах) раз в три года меняют машину, покупают новый наряд для каждого светского события и для каждого сезона, при первой же возможности приобретают больший и лучший дом и обновляют все, что можно – от стереосистемы до газонокосилки, – только потому, что появилась новая, усовершенствованная модель.

Автор книги The Pursuit of Happiness («В погоне за счастьем») психолог Дэвид Дж. Майерс считает, что покупательная способность среднего американца (скорректированная на инфляцию) возросла более чем в два раза за период с 1957-го по 2002 год^[29]. В результате то, что раньше считалось предметами роскоши, сейчас становится общедоступным. В вышедшей в 1989 году книге The Poverty of Affluence («Нищета изобилия») Пол Вахтель отметил:

В 1958 году экономист Джон Гэлбрейт удачно охарактеризовал США как «общество изобилия». Тогда 9,5 % домохозяйств в стране имели кондиционеры, около 4 % – посудомоечные машины, а чуть менее 15 % – более одной машины. К 1980 году, когда Рональд Рейган выиграл у Джимми Картера выборы благодаря широко распространенному мнению о тяжелом экономическом положении простых американцев, процент домохозяйств с кондиционерами возрос в пять раз, а с посудомоечными машинами – на 700 %. Доля домохозяйств, имевших более одной машины, увеличилась в три раза. Но, несмотря на впечатляющий экономический рост – на обладание б о льшим количеством гаджетов, автомашин и бытовой техники, что, казалось бы, олицетворяет понятие хорошей жизни, – американцы считали себя менее зажиточными, чем 22 года назад.

(По материалам опросов общественного мнения.)^[30]

Эти тенденции сохранились и в последующие годы. К 2005 году две трети американских домохозяйств имели более одной автомашины, а свыше трети из них – три и более^[31]. Свыше половины американских домохозяйств обзавелись посудомоечными машинами^[32]. Более трех четвертей вновь построенных домов оборудованы централизованной системой кондиционирования воздуха^[33]. В то же время исследования Национального центра изучения общественного мнения показывают, что доля американцев, считающих себя «очень счастливыми», с конца 1950-х годов стабильно снижается. В 1957 году она была равна 35 %, а к 2002-му упала до 30 %.

Если вы живете только для того, чтобы приобрести все эти вещи, то вам никогда не будет достаточно того, что у вас есть. В обществе с установкой «чем больше, тем лучше» понятие «достаточно» представляет собой нечто вроде горизонта, который постоянно отступает. Вы теряете способность определить момент, когда надо сказать себе «стоп». Это именно тот психологический тупик, который описан Полом Вахтелем: невидимая «уловка-22»^[34] потребительского мифа о стремлении к большему. Если чем больше – тем лучше, то вы никогда не удовлетворитесь тем, что у вас есть. Даже если вам удастся заполучить «больше», что должно сделать вашу жизнь лучше, все равно через некоторое время вы вернетесь к девизу «чем больше, тем лучше» – а значит, того, что вам удалось заполучить, все равно окажется недостаточно. Но надежда умирает последней. Если бы только мне удалось заработать больше чем… и т. д. и т. п. Мы все больше залезаем в долги, а зачастую и глубже погружаемся в отчаяние. «Большего», которое должно было сделать жизнь «лучше», никогда не будет достаточно.

 

Пределы роста

 

Версия лозунга «Чем больше, тем лучше» применительно к экономике звучит так: «Рост – это хорошо». Современные экономисты ставят рост во главу угла. Экономическая теория учит, что именно экономический рост поможет победить бедность. Рост повысит наши жизненные стандарты. Рост уничтожит безработицу. Рост поможет нейтрализовать инфляцию. Рост поможет развеять скуку богатых и умерить страдания бедных. Рост позволит увеличить ВВП, поднять индекс Доу-Джонса и выиграть конкурентную борьбу у Японии. Приливная волна поднимает все лодки.

Но мы упускаем из виду тот факт, что движущая сила экономического роста коренится в природе, а даже по самым оптимистическим оценкам ее богатство небезгранично – рано или поздно природные ресурсы будут исчерпаны.

С физической точки зрения ничто не развивается вечно. Любое растение и животное достигают оптимальных размеров и зрелости, демонстрируют активную жизнедеятельность – покрываются листьями, плодоносят, реагируют на внешние раздражители и становятся кормом для других форм жизни. Мы также знаем, что популяция любого вида животных или растений достигает максимальной численности, ограниченной конечными источниками энергии, воды, пищи, почвы и воздуха, после чего ее численность стабилизируется или начинает уменьшаться. Рано или поздно неизбежно наступает момент, когда популяция резко сокращается или погибает из-за недостатка ресурсов, а возможно, стабилизируется на том уровне, который может поддерживать окружающая среда.

Игнорируя эти законы мира природы, мы как индивидуумы и наша экономика в целом уже превысили способность планеты удовлетворять наши потребности. В соответствии с результатами последних исследований «экологического следа» (т. е. оценкой площади продуктивно используемых в хозяйственном обороте земель и вод в сопоставлении с общей имеющейся площадью), к 2003 году темп использования природных ресурсов на 25 % превышал темпы их восстановления. Выражаясь экономическими терминами, мы уже не живем на проценты от капитала (объем регенерированных ресурсов Земли), а проедаем основной капитал.

Потребление в США приводит к использованию природных ресурсов еще более высокими темпами. Если бы каждый житель Земли потреблял ресурсы теми же темпами, что и средний американец, то в качестве источника их получения нам потребовалось бы дополнительно еще четыре таких же планеты^[35]. Если к нашим темпам расходования ресурсов добавить стремление остальных наций наслаждаться таким же уровнем благосостояния, то мы получим сценарий грядущей катастрофы. Несмотря на понимание необходимости противостояния индивидуальному и общественному стремлению к высоким темпам роста, мы всячески сопротивляемся этому на практике. Никакой нужды менять свою модель поведения нет, поскольку нас спасут технологии. В конце концов, обратимся к историческому опыту. Наука и технологии сумели победить множество смертельных болезней, начиная с оспы и заканчивая дифтерией. И конечно, мы разработаем технологии, которые очистят воду, позволят генетически изменить семена растений и сделать их способными расти после глобального потепления, бороться с загрязнением атмосферы и обеспечат доступ к неограниченным источникам дешевой энергии. Ну а если нас не спасут технологии, то это сделает наше правительство. Только посмотрите, какого прогресса в социальном развитии достигло наше общество. Если мы проголосуем за выделение ассигнований, правительство обязательно разработает соответствующую программу. У нас есть эксперты в любой области, разбирающиеся в ситуации и знающие, что надо делать. Они уладят для нас эту проблему. В любом случае это не наша проблема, а стран третьего мира. Если «они» установят контроль над рождаемостью и прекратят сжигать свои леса, мы выживем. Это им надо меняться, а вовсе не нам. Нам менять свое поведение просто глупо, поскольку все эти доклады наверняка ошибочны. Ученые, политики и средства массовой информации много раз нас обманывали. Экологические проблемы наверняка придуманы сообразительными юристами и записными паникерами. Да и в конце концов, что каждый из нас может сделать? Ведь у нас долги, поэтому мы просто не можем перестать ежедневно ездить за 60 километров на завод этих ядерных штучек, даже если бы продолжительность жизни Земли от этого зависела. А ведь она от этого не зависит. Или зависит?

Планета в целом и мы как отдельные индивидуумы страдаем от растущего изобилия и исчезающего благородства. Нам следует хотя бы сделать паузу и задать себе вопрос: стоит ли оно того? И что будет, если мы все-таки добьемся того, к чему столь упрямо стремимся? А если не стоит, то почему мы, словно одержимые, упорствуем в следовании убивающим нас привычкам?

 

Формирование потребителей

 

Возможно, мы внутренне склонны стремиться к изобилию – даже во вред себе или нашей планете – по причине внутренней природы своего отношения к деньгам. Как видим, деньги стали тем киноэкраном, на котором показывают фильм о нашей жизни. Мы связываем с ними способность реализовать фантазии, побороть страхи, справиться с болью и воспарить в горные вершины. По сути, большинство наших потребностей, желаний и стремлений реализуются посредством денег. Мы покупаем все – начиная от надежды и заканчивая счастьем. Мы больше не проживаем жизнь – мы ее потребляем.

Обычно жителей развитых стран называли гражданами. Теперь их точнее называть потребителями, что в соответствии с определением слова «потреблять» в толковом словаре означает людей, которые «используют, расходуют, разрушают и расточают». Однако консьюмеризм – это изобретение нашего индустриального общества, появившееся лишь в XX веке, когда поощрение людей к более активному потреблению рассматривалось как залог быстрого экономического роста.

В начале 1920-х годов, на заре индустриальной революции, появилось любопытное явление. Поразительная способность техники удовлетворять человеческие потребности стала столь очевидной, что общая экономическая активность упала. Инстинктивно понимая, что уже достаточно заработали, американцы требовали сократить рабочую неделю и предоставить им больше свободного времени, чтобы насладиться плодами труда. Сразу два слоя американского общества выразили обеспокоенность этими тенденциями. Моралисты, унаследовавшие протестантскую рабочую этику, считали, что «праздные руки помогают дьяволу». Они полагали, что праздность развращает и доводит сначала до лени, а потом и до остальных шести смертных грехов. Второй социальный слой, забивший тревогу, – это промышленники. Сократившийся спрос на промышленную продукцию мог привести к замедлению темпов экономического роста. Казалось, у работников отсутствует инстинктивное стремление покупать новые товары и услуги (автомобили, химические средства, бытовую технику, развлечения), как они это делали с традиционными товарами (едой, одеждой, домами).

Однако в качестве альтернативы росту рассматривалась отнюдь не зрелость экономики, а этап, предшествующий стагнации цивилизации и падению продуктивности труда. Для товаров, изготавливавшихся машинами как из рога изобилия с невиданной скоростью и точностью, требовались новые рынки, способные приносить устойчивую прибыль промышленникам. И тут возникла гениальная мысль: эти новые рынки будут представлены тем же самым населением, но уже приученным стремиться к приобретению не только необходимых, но и ненужных товаров, привлекающих новизной. Появилась концепция «жизненных стандартов». Были выработаны новые искусство, наука и промышленность – специально с целью убедить американцев, что они работают именно для того, чтобы добиться более высоких стандартов жизни, а не просто для того, чтобы удовлетворить базовые экономические потребности. В 1929 году Комиссия по изучению текущего состояния экономики при президенте Герберте Гувере опубликовала отчет Recent Economic Changes («Последние экономические перемены») о реализации этой новой (и очень долгожданной) стратегии.

Опрос с полной очевидностью подтвердил то, что долгое время считалось верным теоретически: желания потребителей практически неутолимы, и одно из них, будучи удовлетворено, порождает другое. Отсюда следует вывод: перед нами фактически безграничное поле экономической деятельности, новые желания по мере их удовлетворения порождают еще более новые, и так бесконечно… Таким образом, ситуация складывается для нас весьма удачно, и мы продвигаемся вперед очень быстро^[36].

Свободное время рассматривалось не как отдых от деятельности, а как возможность для дополнительного потребления – можно сказать, потребления на отдыхе (например, во время путешествий или каникул). Генри Форд рассказывал:

Там, где люди меньше работают, они больше потребляют… бизнес – это обмен товарами. Товары покупаются лишь в том случае, если удовлетворяют какие-либо потребности. Необходимость в удовлетворении потребностей возникает, только если они осознаются. А осознать их можно преимущественно в свободное время³⁹.

Комиccия Гувера согласилось, что отдых, по сути, не причина для расслабления. Это дыра, которую следует заполнить новыми желаниями (для оплаты которых, в свою очередь, требуется работать еще больше). Каким-то образом эта идея устроила всех – и гедонистов промышленной эпохи, сдвинутых на построении материального рая, и пуритан, опасавшихся, что ничем не занятые люди впадут в грех. Фактически новый консьюмеризм потворствовал большинству из семи смертных грехов (похоти, чревоугодию, гордыне, жадности, зависти) кроме, разве что, гнева и лени.

Лишь слегка ослабевший во время Великой депрессии, консьюмеризм набрал новую силу в период после Второй мировой войны. В 1955 году аналитик в отрасли розничной торговли Виктор Лебоу писал:

Наша невероятно производительная экономика <…> требовала сделать потребление стилем жизни, превратить приобретение и потребление товаров и услуг в своего рода ритуал, удовлетворяющий духовные потребности, тешащий самолюбие… Нам нужно, чтобы вещи покупались, изнашивались, выбрасывались и заменялись все быстрее и быстрее^[37].

Таким образом, начались «крысиные бега», потребовавшие восстановления хрупкого и мучительного равновесия между необходимостью больше работать, чтобы оплачивать предметы роскоши, и желанием получить больше свободного времени, чтобы ими насладиться. В первоначальном энтузиазме по поводу превращения в потребителей мы бросились отстаивать свои права, защищая неразборчивый в средствах бизнес. Но с тех пор эти «права» стали восприниматься несколько иначе.

 

Право покупать

 

Американцы пришли к твердому убеждению, что потреблять – наше неотъемлемое право. Если есть деньги, можно купить все что хочешь, и неважно, нужна ли эта вещь, будет ли она использоваться и даже принесет ли какую-то радость. В конце концов, мы живем в свободной стране. Ну а если денег нет… черт, для чего придуманы кредитные карты? Мы – люди, рожденные для шопинга. «Победил тот, у кого богаче гроб». Наш девиз – жизнь, свобода и гонка за материальными ценностями.

В ближайшие годы наше право потреблять что хотим, когда хотим, где хотим и как хотим будет все чаще ставиться под сомнение – по мере роста значимости проблем глобального рынка, прав человека, свободной торговли, истощающихся ресурсов и ущерба для окружающей среды. Не проще ли соизмерить наши проблемы с тягой к роскоши еще до того, как разгорятся общественные дискуссии на эту тему и вытащат на свет божий нашу тягу к излишествам? Вместо погони за роскошью можно последовать примеру Машеньки из сказки о трех медведях и стремиться получить ни больше ни меньше, но именно столько, сколько необходимо, причем еще до того, как обстоятельства заставят нас избрать эту линию поведения. Гораздо легче быть хорошим по собственному выбору, а не по принуждению.

 

Покупать – это правильно

 

Столкнувшись с отрицанием и противодействием нашему священному праву потреблять, полезно посмотреть на проблему с другой стороны. В нас глубоко коренится убеждение, что покупать – это правильно, потому что именно активное потребление делает Америку сильной. Нам говорят, что если мы не будем потреблять, то множество людей вышвырнут с работы, семьи потеряют дома, возрастет безработица, остановятся фабрики и заводы, целые города утратят свою экономическую основу. Мы должны покупать ненужные вещи, чтобы Америка оставалась сильной.

Отчасти причина сокращения средств на расходы состоит в том, что делать сбережения теперь считается чуждым американскому образу жизни. Даже современная экономическая терминология стимулирует потребление. Что еще можно сделать с «имеющимся в распоряжении» доходом, как не распорядиться им? Мы ведь не хотим просто держать его на счете, где он быстро обесценится.

Если потребление – путь поддержания экономики в тонусе, а сберегающие часть дохода люди – те, кто стремится оставить без работы своих соотечественников, то день, посвященный шопингу, должен считаться патриотическим поступком. Действительно, после террористической атаки 11 сентября президент США и прочие официальные лица призывали граждан ответить на удар походом в супермаркет.

Эту картину омрачает только тот факт, что наши запросы уже превысили наши доходы, из-за чего средний потребитель-патриот постепенно погрязает в долгах. В результате единственным способом проявить экономический патриотизм становится дальнейшее наращивание долгов. Из такой ситуации не существует выхода, который устроил бы все стороны. Вы делаете ошибку, если покупаете, и делаете ошибку, если отказываетесь от покупки.

Ситуация еще больше усугубляется рекламой. Типичный американский ребенок в возрасте от двух до одиннадцати лет ежегодно просматривает около 25 тысяч рекламных роликов без присмотра взрослых⁴¹. В 2006 году объем продаж в рекламной индустрии США составил около 300 миллиардов долларов, т. е. в среднем около тысячи долларов на каждого американца⁴².

Теория маркетинга утверждает, что людьми движут страх, стремление к исключительности, чувство вины и жадность, а также потребность в одобрении со стороны окружающих. Рекламные технологии, основанные на результатах маркетинговых и углубленных психологических исследований, направлены на то, чтобы вывести потребителя из эмоционального равновесия, а потом устранить дискомфорт, предложив свой продукт.

В то же время почти все эфирное время и газетные страницы, не занятые рекламой, посвящены плохим новостям об ухудшении состояния окружающей среды. Упаковочные материалы загромождают наши свалки. Промышленное производство – одна из главных причин изменений климата, уничтожения лесов бассейна Амазонки, загрязнения рек, загрязнения и понижения уровня подземных вод. Если я ношу одежду, изготовленную из натурального хлопка, значит, я поощряю массированное использование пестицидов. Если моя одежда изготовлена из синтетических тканей, я способствовал истощению запасов ископаемого топлива. Если я вообще ничего не ношу, то выгоняю работников легкой промышленности на улицу. Мы будем прокляты независимо от того, делаем ли мы что-то или ничего не делаем – даже если сооружаем речные плотины: как убедилось население Тихоокеанского Северо-Запада США, их плотины при гидроэлектростанциях препятствуют продвижению лосося по рекам вверх на нерестилища.

Казалось бы, нет такого выхода, при котором потребители могли бы быть «правы». Все, что мы делаем, наносит ущерб окружающей среде. Даже новый лозунг «экологически безопасного потребления» – т. е. приобретения продуктов, которые в наименьшей степени

41

 Holt, D. J. and P. M. Ippolito, D. M. Desrochers and C. R. Kelley, Children’s Exposure to TV Advertising in 1977 and 2004,

p. 9. Federal Trade Commission Bureau of Economics Staff Dept., June 1, 2007. 42

Plunkett Research,           Ltd.,   Advertising        &        Branding            Overview,            http://www.plunkettresearch.com/Industries/ AdvertisingandBranding/advertisingandbrandingtrends/tabid/84/Default.aspx.

наносят ущерб окружающей среде, – всего лишь уменьшает этот ущерб, хотя сам по себе полезен.

Конечно, мы не задумываемся об этом утром по пути на работу и не размышляем, «потреблять или не потреблять». Тем не менее это правильно – прислушиваться к предостережениям, что мы глубоко влезли в долги и вдобавок играем в русскую рулетку с окружающей средой.

Но что мы можем сделать? Как в потоке нашей бурной деловой жизни осознать, не говоря уж о том, чтобы что-то предпринять, те колоссальные проблемы, с которыми мы уже сталкиваемся? «Что может сделать один человек?» – спрашиваем мы и переключаемся на другую радиоволну. Так и живем: предпринимая попытки измениться на этой неделе, забывая об этом на следующей и полностью завися от обещаний избавить нас от трудного выбора в будущем.

Если и в дальнейшем мы будем ограничиваться маленькими, символическими переменами, то вряд ли сможем предотвратить собственное сползание к гораздо более бедному и ограниченному в возможностях будущему. Нам необходимы не просто перемены, а радикальная трансформация. Чтобы что-то изменить, следует рассматривать различные варианты решений наиболее сложных проблем. Трансформация как раз и предполагает анализ различных вариантов возможных проблем, что позволяет взглянуть на них с разных точек зрения. Для трансформации недостаточно выработать новый набор решений для старых проблем, поставить новые вопросы, чтобы увидеть эти проблемы в новом свете.

Нам необходимо перейти от этики роста к этике стабильности, а для этого каждому из нас придется изменить свое отношение к деньгам и вообще материальному миру. Трансформация отношения к деньгам и переоценка нашей модели их зарабатывания и расходования поможет человечеству вернуться на правильный путь, а всеобщему достоянию человечества – восстановиться. Надо учиться на примерах прошлого, адекватно оценивать нынешнюю реальность и создавать новый тип отношения к деньгам, основанный на сегодняшних реалиях и отбросивший предположения и мифы, не имеющие ничего общего с действительностью. Нам нужна новая, современная «дорожная карта» выработки модели отношения к деньгам и материальным ценностям.