Технические стратегии терапии нарциссической личности

 

Наиболее важным аспектом психоаналитической терапии нарциссической личности является систематический анализ патологического грандиозного Я, постоянно проявляющегося в переносе.

Яркой особенностью нарциссической патологии характера является то, что патологическое грандиозное Я в переносе используется для одной очевидной цели: чтобы избежать проявлений диссоциированных, вытесненных или спроецированных аспектов Я – и объект-репрезентаций, примитивных объектных отношений. Когда в психоаналитической ситуации активизируется грандиозное Я, пациент устанавливает непреодолимую дистанцию, становится эмоционально недоступным. В человеческих взаимоотношениях между пациентом и аналитиком внешне незаметно, но устойчиво отсутствует нормальная “реальная” сторона, отсутствуют отношения, при которых пациент относился бы к аналитику как к живому человеку. Активизация патологической идеализации своего Я у пациента, чередующаяся с проекцией этого идеализированного Я на аналитика, оставляет впечатление, что в комнате присутствует лишь один идеальный великий человек, которому скрыто воздается восхищение. Частый ролевой обмен между пациентом и аналитиком подчеркивает этот устойчивый по своей сути паттерн переноса.

Я уже подробно описывал (1975) проявления такого вида переноса, его службу примитивным механизмам защиты и их функциям, а также анализ различных его аспектов. Сейчас я хочу лишь подчеркнуть, что аналитик среди всего прочего должен анализировать типичный механизм всемогущего контроля, с помощью которого пациент пытается навязать аналитику определенную роль согласно своим нуждам. Аналитик должен производить впечатление блестящего и умного, чтобы пациент чувствовал, что посещает величайшего терапевта всех времен и народов. В то же время аналитик не должен быть чересчур умным, иначе он пробудит в пациенте зависть и возмущение. Аналитик должен быть таким же хорошим, как пациент – но не лучше (чтобы не возбуждать зависти) – и не хуже (чтобы не вызвать в пациенте обесценивающее презрение и ощущение полной потери).

Когда аналитик отказывается удовлетворять ожидания пациента и выражать восхищение, которое поддерживает грандиозное Я, а вместо этого предпринимает систематические попытки помочь пациенту понять природу переноса, это обычно вызывает у пациента злость, гнев или внезапную реакцию обесценивания аналитика и его слов. Обычно подобные реакции следуют за тем моментом, когда пациент чувствует, что аналитик его понял или чем-то ему помог; понимание и помощь заставляют пациента с болью осознавать, что аналитик автономен и независим от него. Терпимое отношение аналитика к таким приступам гнева и презрения, интерпретация, объясняющая причину таких реакций, постепенно позволяет пациенту интегрировать позитивные и негативные аспекты переноса: интегрировать идеализацию и доверие с яростью, презрением и параноидной недоверчивостью.

За явной и простой активизацией нарциссической ярости лежит активизация специфических примитивных бессознательных интернализованных объектных отношений прошлого – обычно расщепленных – и объект-репрезентаций, отражающих смешение эдиповых и доэдиповых конфликтов. В этом контексте периоды пустоты, сопровождающиеся ощущением, что “ничего не происходит” в терапии, можно понимать как активное бессознательное разрушение пациентом того, что он получил от аналитика, как проявление неспособности пациента переживать зависимость от аналитика, являющегося дающей материнской фигурой.

Настойчивое стремление пациента добыть от аналитика знание и понимание, чтобы включить их в себя как нечто полученное силою, а не как дар, принимаемый с благодарностью, есть бессознательное разрушение того, что пациент получает, сложная эмоциональная реакция, впервые описанная Розенфельдом (1964), на разрешение которой обычно уходит много времени. В типичных случаях длинные периоды интеллектуального самоанализа, во время которых пациент обращается с аналитиком так, как будто того не существует (что может порождать негативный контрперенос в форме скуки), сменяются или перемежаются другими периодами, когда пациент страстно ждет интерпретаций и принимает их, пытаясь опередить аналитика в своих догадках, быстро инкорпорирует то, что услышал, как будто бы уже давно это знал сам, и в очередной раз, как только усваивает это новое знание, начинает чувствовать пустоту и неудовлетворенность, как если бы не получил ничего.

В то же самое время (в типичном случае) пациент с помощью проекции приходит к убеждению, что аналитик не чувствует к нему подлинного интереса, что он замкнут на себе и лишь эксплуатирует окружающих, как и сам пациент; что у него нет подлинного знания или убеждений, лишь ограниченный набор приемов и магических процедур, которые пациенту надо изучить и включить в себя. Чем сильнее испорчено Супер-Эго пациента и чем сильнее его потребность проецировать обесцененные Я – и объект-репрезентации, тем в большей мере он подозревает терапевта в такой же испорченности и тем сильнее обесценивает его. Эту ситуацию может изменить постепенная активизация или прорыв более примитивных форм переноса, когда пациент начинает выражать параноидную подозрительность и прямую агрессию в переносе. Явный разрыв взаимоотношений, которые прежде казались “идеальными”, есть, в глубоком смысле, проявление в переносе более подлинных, хотя и амбивалентных и переполненных конфликтами, взаимоотношений, которые отражают активизацию примитивных объектных отношений.

Ниже мы рассмотрим некоторые виды хронических защит характера, которые, постепенно нарастая, могут разрушить психоаналитическую ситуацию.

 

ВТОРИЧНЫЕ ЗАЩИТЫ ХАРАКТЕРА

 

“ЛОЖНЫЙ” ХАРАКТЕР

 

Тут я имею в виду не “ложную” (“as if”) личность, как ее обычно описывают, а подгруппу нарциссических пациентов (упоминавшуюся в главе 11), которые как бы постоянно играют роли. Такие пациенты могут изображать “идеального пациента”, разумно вспоминая значимые события прошлого и делая драматические открытия. Они учатся “искусству свободной ассоциации”, умело переходя от чувств к мыслям, от настоящего к прошлому, от фантазии к реальности. О неподлинности таких пациентов говорит лишь тот факт, что не происходит углубления эмоционального взаимоотношения с аналитиком. Параноидные страхи, возникающие в тот момент, когда не получается сыграть свою роль в ответ на интерпретацию аналитика, направленную на само это состояние, открывают настоящую тему их конфликта. Активизация подлинных тревоги и боли может стать первым шагом к исследованию функции такого поведения.