Глава III. Метаморфозы героя

Исконный герой и человек

Мы прошли две стадии первая – от непосредственных эма­нации Несотворенной Творящей Сущности к изменчивым и вместе с тем не подвластным времени персонажам мифологи­ческого века, вторая – от этих Сотворенных Творящих Существ к собственно человеческой истории. Эманации сгущаются, поле сознания сужается. Там, где ранее были видны первопри­чины, теперь в фокус суженного, нацеленного на строгие факты человеческого зрачка попадают лишь их вторичные следствия. Поэтому теперь космогонический цикл продолжают уже не боги, ставшие отныне невидимыми, а герои, более или менее человекоподные по своему характеру, через посредничество ко­торых реализуется судьба мира. Это ряд, в котором миф о тво­рении уступает место легенде – как в Книге Бытия вслед за изгнанием из Рая. Метафизика уступает место предыстории, поначалу смутной и неопределенной, но постепенно обретаю­щей все большую точность в деталях. Герои становятся все менее сказочными, пока, наконец, на последних стадиях раз­личных местных преданий легенда не выходит из тени времен на привычный дневной свет документированного времени.

Мвуетси, Лунный Человек, был отрезан, как загрязший якорь; дети своей общиной свободно воспарили к миру дня бод­рствующего сознания Нам говорят, что среди них были сы­новья, прямые потомки теперь уже погребенного в пучине вод отца Те, кто, подобно детям его первого потомства, выросли от младенчества до зрелости в течение одного единственного дня. Эти избранные носители космической силы составляли духовную и социальную аристократию. Наделенные двойным зарядом созидательной энергии они сами были источниками откровения. Такие фигуры появляются на начальной стадии любого легендар­ного прошлого. Это – культурные герои, основатели городов.

Китайские летописи гласят, что, когда земля затвердела, а люди селились в бассейнах рек, ими правил Фу Хси, «Небесный Император» (2953 – 2838 до РХ.). Он обучил своих людей ловить сетями рыбу, охотиться и выращивать домашних животных, раз­делил их на кланы и учредил брак. Из священной таблички, вве­ренной ему чешуйчатым чудовищем с лошадиной головой, живу­щим в водах реки Мень, он вывел Восемь Диаграмм, которые по сей день остаются фундаментальными символами традиционной китайской мысли. Он был рожден в результате чудесного зачатия и был вынашиваем в течение двенадцати лет; у него было тело змеи с человеческими руками и головой быка¹.

Его преемник, Шен Нунь, «Земной Император» (2838 – 2698 до Р.Х.), имел рост в восемь футов и семь дюймов, тело человека, но голову быка. Он был чудесным образом зачат с участием дра­кона. Растерянная мать бросила своего ребенка на склоне горы, но дикие звери защитили и вскормили его, и узнав об этом, она забрала его домой. Шен Нунь открыл семьдесят ядовитых рас­тений и противоядий от них: через прозрачную поверхность сво­его живота он мог наблюдать за тем как переваривается каждое из них. Затем он составил фармакопею, которой пользуются до сих пор. Он изобрел плуг и систему меновой торговли; китайские крестьяне поклоняются ему как «принцу хлебных злаков». Когда ему исполнилось сто шестьдесят восемь лет, его причислили к бессмертным².

Такие змеи – короли и минотавры – свидетельство о давно минувших временах, когда император был носителем особой творящей силы, на которой держался весь мир, намного превы­шающей ту, что представлена в нормальной человеческой психике. Это была эпоха титанической работы, возведения оснований нашей человеческой цивилизации. Но с развитием цикла приходит время задач уже не прото – или сверхчелове­ческих, но собственно человеческих – власти над сильными чувствами, развития искусств, усовершенствования экономи­ческих и культурных институтов государства. Теперь уже речь идет не о воплощении Лунного Быка или о Змеиной Мудрости Восьми Диаграмм Судьбы, а только о совершенстве человечес­кого духа, открытого для нужд и упований человеческого сердца. Соответственно, космогонический цикл представляет нам императора в человеческом образе, который для всех последу­ющих поколений должен служить примером человека как царя.

Хуан Ди, «Желтый Император» (2697 – 2597 до Р.Х.), был третьим из августейшей Тройки. Его мать, младшая жена прави­теля провинции, зачала его, когда однажды ночью увидела осле­пительное золотое сияние вокруг созвездия Большой Медведицы. Ребенок заговорил, когда от роду ему было семьдесят дней, а в возрасте одиннадцати лет он взошел на престол. Его исключи­тельным даром была сила его сна: во время сна он мог посещать самые отдаленные места и общаться с бессмертными в царстве сверхъестественного. Вскоре после восхождения на трон Хуан Ди впал в сон, который длился целых три месяца и во время которого он научился управлять сердцем. Из второго своего сновидения, длившегося примерно столько же, он вернулся наделенный спо­собностью учить людей. Он обучил их тому, как управлять силами природы в их собственных сердцах.

Этот удивительный человек правил Китаем сто лет, и время его правления было для людей истинным золотым веком. Он собрал вокруг себя шесть великих министров, с помощью кото­рых составил календарь, ввел математические вычисления, научил людей изготавливать утварь и инструменты из дерева, обожженной глины и металла, сооружать лодки и повозки, использовать деньги и мастерить музыкальные инструменты из бамбука. Он отвел публичные места для поклонения Богу. Он установил границы и законы частной собственности. Его суп­руга открыла искусство прядения шелка. Он вырастил сто раз­новидностей злаков, плодов и деревьев; способствовал распрос­транению птиц, четвероногих, рептилий и насекомых; научил людей использовать воду, огонь, дерево и землю; наконец, он регулировал приливы и отливы. Перед его смертью, наступив­шей в возрасте ста одиннадцати лет, как свидетельство совер­шенства его правления в садах Империи появились феникс и единорог³.

Детство человека – героя

Ранний культурный герой со змеиным телом и бычьей голо­вой от рождения нес в себе стихийную созидательную силу природного мира. В этом заключался смысл его формы. Герой в человеческом облике должен был «спуститься на землю», чтобы восстановить связь с инфрачеловеческим. Это, как мы видели, является сутью приключения героя.

Но создатели легенд редко удовлетворялись представлением великих героев мира как простых человеческих существ, вы­рвавшихся за горизонты, ограничивающие их соплеменников, и вернувшихся с дарами, которые мог бы добыть любой чело­век, равной с ними отваги и веры. Напротив, всегда существо­вала тенденция наделять героя исключительными способнос­тями с момента его рождения или даже с момента зачатия. Весь путь героя изображается как ряд следующих друг за дру­гом чудес с большим центральным приключением в качестве его кульминации.

Сказанное согласуется с представлением о том, что героизм скорее предопределение, чем достижение, и отсюда – проблема взаимосвязи биографии и характера. Иисуса, например, можно рассматривать как человека, который обрел мудрость в резуль­тате аскезы и размышлений, с другой же стороны, можно верить в то, что бог снизошел с небес и взял в свои руки ход человеческих судеб. Первая точка зрения будет вести к бук­вальному подражанию учителю, чтобы так же, как и он, прийти к трансцендентному, искупительному жизненному опыту. Но вторая констатирует тот факт, что герой является скорее символом, требующим осмысления, чем примером, которому следует строго следовать. Божественное существо есть откро­вение всемогущей Самости, которая пребывает внутри каждого из нас. Таким образом, размышление над его жизнью приобре­тает смысл размышления над своей собственной имманентной божественностью, а не повода для точного подражания. При этом урок не сводится к формуле «Делай так – и будешь хоро­шим», но гласит «Познай это – и будешь Богом»⁴.

 

 

Иллюстрация XXII. Юный Бог Злаков (Гондурас)

 

В части I («Приключение Героя») мы рассматривали спаси­тельное для мира героическое свершение, так сказать, с психо­логической точки зрения. Теперь мы должны представить его с другой точки зрения, как символ той метафизической тайны, новое открытие которой – с тем чтобы объявить ее людям – и было задачей героя. Поэтому теперь мы сначала рассмотрим чудесное детство, которое призвано продемонстрировать нам, что особое проявление имманентного божественного принципа получило свое воплощение в мире, затем мы проследим после­довательно определенные жизненные роли, посредством кото­рых герой может вершить свое судьбоносное деяние. Роли эти варьируют по своей значимости в зависимости от требований времени.

В сформулированных выше понятиях первая задача героя состоит в том, чтобы сознательно пережить предшествующие стадии космогонического цикла, прорваться назад через эпохи эманации. Далее, его вторая задача заключается в том, чтобы возвратиться из этой пучины в современное измерение жизни и здесь выступить в качестве человеческого проводника потен­циальных возможностей демиурга Сила Хуан Ди заключалась в сновидении это был его способ погружения в пучину и воз­вращения. Второе рождение Вяйнямейнена отбросило его назад к восприятию изначального В сказке Тонга о женщине – улитке возвращение восходит к рождению матери, братья – герои выхо­дят из инфрачеловеческого лона.

Свершения героя во второй части его собственного цикла будут равнозначны глубине его погружения в первой. Сыновья женщины – улитки поднимаются от животного уровня к человечес­кому, их красота была непревзойденной Вяйнямейнен рождается от стихии вод и ветров, его даром была способность пробуждать и успокаивать своей песней стихии природы и человеческого тела Хуан Ди, побывав в царстве духа, учил гармонии сердца Будда вышел даже за пределы сферы созидающих богов и вер­нулся из пустоты, объявив о спасении как выходе из космо­гонического круга.

Если свершения реального исторического персонажа гово­рят о том, что он был героем, то создатели легенды придумают для него соответствующие по глубине приключения. Они будут представлены как путешествие в чудесное царство, и интерпретировать их следует как символизирующие, с одной сторо­ны, погружение в море ночи человеческой психики, а с другой стороны, сферы или аспекты человеческой судьбы, которые проявляются в надлежащей герою жизни.

Царь Аккада Саргон (прим.2550 г. до Р.Х.) был рожден ма­терью из низкого сословия. Его отец был неизвестен. Брошен­ный на волю вод Евфрата в плетеной из тростника корзине, он был найден пришедшим по воду Акки, который вырастил его и сделал своим садовником. Юноша понравился богине Иштар. Так, в конце концов, он стал царем и императором, прославив­шимся как живой бог.

Чандрагупта (IV столетие до Р.Х.), основоположник индус­ской династии Маурйя, был оставлен в глиняном кувшине у входа в коровник. Младенца нашел и воспитал пастух. Однажды, играя со своими приятелями в Высочайшего Царя на Судейс­ком Месте, маленький Чандрагупта приказал, чтобы злейшим преступникам отрубили кисти рук и ступни; затем по его веле­нию отсеченные члены тут же возвращались на место. Проез­жающий мимо правитель, увидев удивительную игру, выкупил ребенка за тысячу монет, а дома по телесным меткам обнаружил, что мальчик – Маурйя.

Папа Римский, Григорий Великий (540? – 604) родился от близнецов из знатного рода, которые, подстрекаемые дьяволом, совершили инцест. Ужасаясь содеянному, мать бросила его в море в небольшой корзине. Его нашли и вырастили рыбаки, а в возрасте шести лет отправили в монастырь учиться на свя­щенника. Но он мечтал о жизни благородного рыцаря. Когда он сел в лодку, его чудом отнесло в страну родителей, где он за­воевал руку царицы – которая, как вскоре обнаружилось, была его матерью. После открытия этого второго инцеста Григорий в течение семнадцати лет каялся прикованный к скале посреди моря. Ключи от цепей были выброшены в воду; но когда много лет спустя их нашли в брюхе рыбы, это приняли за знак свыше, вершившего покаяние доставили в Рим, где в установленном порядке он был избран Папой Римским⁵.

Основателя династии Каролингов Карла Великого (742 – 814) в детстве всячески третировали его старшие братья, и он бежал к сарацинам в Испанию. Там он служил посыльным у короля. Обратив дочь короля в христианскую веру, он тайно обвенчал­ся с ней. После нескольких героических свершений юноша ко­ролевской крови вернулся во Францию, где победил своих гонителей и триумфально взошел на престол. Затем на протя­жении ста лет он правил в Зодиакальном окружении, состоя­щем из двенадцати пэров. Согласно всем описаниям его борода и волосы были длинными и седыми⁶. Однажды, сидя под дере­вом правосудия, он признал правоту змеи; в благодарность она одарила его талисманом некогда умершей женщины. Этот аму­лет упал в колодец, который стал любимым местом пребывания правителя. После продолжительных войн с сарацинами, сак­сами, славянами и скандинавами не ведающий старости импе­ратор умер; однако его смерть – это лишь сон, он спит, чтобы проснуться в час, когда он будет нужен своей стране. В Средние века он однажды уже восставал из мертвых для участия в крес­товом походе⁷.

Каждая из этих биографий демонстрирует в разных версиях представленную тему отвержения и возвращения ребенка. Она является отличительной чертой всех легенд, народных сказок и мифов о герое. Как правило, делается какая – то попытка придать этому некое правдоподобие. Однако, когда речь идет о герое, ставшем великим патриархом, колдуном, пророком или божественным воплощением, чудеса допускаются безо всяких ограничений.

Широко распространенная иудейская легенда о рождении отца Авраама дает нам пример откровенно сверхъестественно­го вмешательства в судьбу ребенка. О его рождении Нимрод прочитал по звездам, «так как этот нечестивый царь был искусным астрологом, то стало явным ему, что родится человек, который, когда наступит его день, восстанет против него и покажет всю лживость его религии. В ужасе перед судьбой, предсказанной ему звездами, он послал за своими правителями и управля­ющими и испросил у них совета в этом деле. Они отвечали и сказали: ‘Наш единодушный совет будет в том, чтобы ты построил огромный дом, поставил у входа в него стража и воз­вестил по всему своему царству, чтобы все беременные женщи­ны отправлялись туда вместе со своими повитухами, которые должны будут оставаться с ними до тех пор, пока женщины не разродятся. Когда срок беременности истечет, и ребенок родит­ся, то повитуха должна будет убить его, если это окажется мальчик. Но если это будет девочка, то ее следует оставить в живых, мать одарить подарками и дорогими одеждами, а гла­шатай должен будет возвестить: ‘ Так поступают с женщиной, которая рождает дочь!’.

Царю понравился этот совет, и он издал по всему своему царству указ, которым призывал к себе всех искусных строи­телей для возведения огромного дома высотой в шестьдесят локтей и шириной в восемьдесят. После того, как строительст­во дома завершилось, царь издал второй указ, в котором требо­вал собраться в доме всем беременным женщинам и оставаться там до родов. Были назначены стражи, доставлявшие женщин в дом, и вокруг него и внутри также выставили стражу, чтобы предотвратить побег женщин. Кроме того, царь послал в дом повитух и велел им убивать детей мужского пола у материн­ской груди. Но если женщина разрешалась девочкой, то по велению царя ее наряжали в богато расшитые одежды и выводили из дома заточения с большими почестями. Не менее семидесяти тысяч детей лишили жизни таким образом. И тогда ангелы явились пред Богом и сказали: ‘Видишь ли Ты, что сот­ворил этот грешник и богохульник Нимрод, сын Ханаана, убивший столько ни в чем не повинных младенцев?’ Бог отве­чал, говоря: ‘Да, святые ангелы, Я знаю это, и Я вижу это, ибо Око Мое не дремлет. Я созерцаю и знаю тайные вещи и вещи, что открываются, и вы будете свидетелями того, что я сделаю с этим грешником и богохульником, ибо Я обращу против него Свою десницу, дабы покарать его’.

Примерно в это время Фарра женился на матери Авраама, и она понесла... Когда подошло ее время, она в великом ужасе бежала из города и направилась в пустыню. Она брела долиной, пока не пришла к пещере. Она вошла в это убежище, на сле­дующий день у нее начались родовые схватки, и она родила сына. Вся пещера залилась светом от детского лика, как от сияния солнца, и мать чрезвычайно возрадовалась. Младенец, которого она родила, был нашим отцом Авраамом.

Его мать заплакала и сказала сыну: ‘Увы, родила я тебя на свет во времена царя Нимрода. Из – за тебя были убиты семьде­сят тысяч мальчиков – младенцев, и я в ужасном страхе за тебя, боюсь, что прознает он о твоем существовании и убьет тебя. Пусть уж лучше ты погибнешь здесь, в этой пещере, чем очи мои увидят тебя мертвым у моей груди’. Она сняла свою одеж­ду и завернула в нее младенца. Затем со словами: ‘Да пребудет Господь с тобой, да не оставит Он тебя и да поможет Он тебе’, – она оставила сына в пещере.

Авраам, брошенный в пещере без кормилицы, стал плакать. И Бог послал к нему Гавриила, дабы тот напоил его молоком, и ангел сделал так, что молоко потекло из мизинца правой руки младенца, и тот сосал палец, пока ему не исполнилось десять дней. Затем он поднялся, осмотрелся вокруг, вышел из пещеры и пошел через долину. Когда зашло солнце и появились звезды, он сказал: ‘Это боги!’ Но пришел рассвет, и звезды уже не были видны, тогда он сказал: ‘Я не буду им поклоняться, ибо это не боги’. После чего взошло солнце, и он молвил: ‘Это мой бог, его я буду превозносить’. Но солнце зашло снова, и он сказал: ‘Это не бог’; и, увидев луну, он назвал ее своим богом, которо­му он станет поклоняться. Однако Луна скрылась, и он вос­кликнул: ‘И это не бог! Но есть тот, Кто приводит их всех в движение’»⁸.

Индейцы племени черноногих из Монтаны рассказывают о победителе чудовищ по имени Кут – о – йис, которого нашли старик со старухой, его приемные родители, бросив в котел с кипятком сгусток буйволиной крови. «Тут же из котла донесся звук, похожий на плач ребенка, которого то ли поранили, то ли обожгли, то ли ошпарили. Они заглянули в котел, увидели там маленького мальчика и быстро вытащили его из воды. Их по­разило это... На четвертый день ребенок заговорил и сказал: ‘Привяжите меня поочередно к каждому из этих шестов вигвама, и когда очередь дойдет до последнего, освободившись из вере­вок, я стану взрослым’. Старая женщина сделала так, как он сказал; привязывая его к каждому из шестов вигвама, она видела, как он рос, и когда наконец его привязали к последнему шесту, он был уже мужчиной»⁹.

Народные сказки обычно или развивают эту тему или заме­няют ее темой презираемого или увечного ребенка: оскорбляе­мые всеми младший сын или младшая дочь, сирота, пасынок или падчерица, «гадкий утенок» или оруженосец низкого рода.

Девушка из народности пуэбло, которая помогала своей матери месить ногами глину для изготовления посуды, почув­ствовала прикосновение грязи на своей ноге, но не обратила на это внимания. «Спустя несколько дней девушка ощутила, как что – то шевелится у нее в животе, но о рождении ребенка она и подумать не могла. Она ничего не сказала матери. Но это нечто росло в ней. Однажды утром она проснулась в недомо­гании, а в полдень родила ребенка. И только тогда ее мать уз­нала (впервые), что ее дочь ждала ребенка. Она очень рас­сердилась, но, когда взглянула на младенца, то увидела, что это вовсе не ребенок, а нечто круглое с двумя ручками, как у кувшина; это и был маленький кувшин. ‘Где ты взяла это?’ – спросила мать. Но девушка только плакала. К тому времени вернулся отец ‘Ну что же, я рад, что у нее родился ребенок’, – сказал он. ‘Но это не ребенок’, – ответила мать. Тогда отец подошел, чтобы взглянуть, и увидел, что это маленький кувшин для воды. Ему очень понравился этот маленький кувшинчик. ‘Он двигается’, – сказал отец. Очень скоро маленький кувшин для воды начал расти. Через двадцать дней он стал совсем большим. Он мог гулять с детьми и умел говорить. ‘Дедушка, вынеси меня на улицу, чтобы я мог посмотреть, что происходит вокруг’, – просил он. И так каждое утро дед выносил его на улицу, и кувшин смотрел на детей, а они, узнав из его разго­воров, что он мальчик, мальчик – кувшин, полюбили его»¹⁰.

Обобщая: дитя судьбы должно перенести долгий период без­вестности. Это время предельной опасности, препятствий или опалы. Герой погружается в свои собственные глубины, или вырывается в неизвестное; в любом случае – то, с чем он сопри­касается, есть тьма неведомого. Это область, населенная неожиданными существами, как благосклонными, так и злономаренными – это явление ангела или спасающего его животного, рыбака или охотника, дряхлой старухи или бедного крестьянина. Воспи­танный в стае животных или, подобно Зигфриду, под землей, среди гномов, которые поливают корни дерева жизни, или же в одинокой келье (рассказ может развиваться тысячью путями),юный ученик мира познает урок изначальных сил, которые нахо­дятся по ту сторону всего, имеющего меру и имя.

Мифы сходятся в том, что исключительная способность до­лжна столкнуться с подобным опытом и уцелеть после этого. Описания раннего детства изобилуют историями о не по летам развитых силах, талантах и мудрости. Геракл задушил в своей колыбели змею, которую наслала на него богиня Гера. Полине­зийский Мауи поймал в силки солнце и замедлил его ход, чтобы дать своей матери время приготовить еду. Авраам, как мы видели, пришел к осознанию Единого Бога. Иисус поразил мудрецов. Маленького Будду однажды оставили в тени под де­ревом; его няньки неожиданно заметили, что за все время, что он пребывал там, тень не сдвинулась с места, а ребенок сидел неподвижно в трансе йоги.

Подвиги излюбленного индусского спасителя Кришны, когда в раннем детстве он жил в изгнании среди пастухов, составляют полный жизненный цикл. В дом Ясоды, приемной матери ребенка, пришел злой дух в образе красивой женщины, но с ядом в груди. Женщина повела себя очень дружелюбно и вско­ре посадила мальчика себе на колени, чтобы покормить его грудью. Но Кришна сосал с такой силой, что высосал из нее жизнь, и она упала замертво, вновь обретя свою настоящую и отвратительную форму. Однако когда зловонный труп сожгли, разнесся сладкий аромат, ибо божественное дитя подарило женщине – демону спасение, когда испило ее молока.

Кришна был озорным мальчиком. Он любил похищать горш­ки со свернувшимся молоком, когда молочницы спали. Посто­янно выискивая что – нибудь съестное, он сбрасывал все, что специально прятали от него высоко на полках. Девушки назы­вали его Воришкой Масла и жаловались Ясоде; но он всегда что – то выдумывал в свое оправдание. Однажды в полдень, когда он играл во дворе, его приемной матери сообщили, что он ест глину. Она явилась с прутом, но он вытер губы и сказал, что ничего не знает. Она открыла его испачканный рот, чтобы про­верить, но, заглянув внутрь, увидела всю вселенную, «Три Мира». «Насколько же я глупа, что могу видеть в своем сыне Владыку Трех Миров», – подумала она. Затем все снова скры­лось от нее, и из ее головы сразу же вылетело, зачем, собст­венно, она пришла. Она приласкала мальчика и забрала его домой.

Пастухи по обыкновению поклонялись богу Индре, индусско­му двойнику Зевса, царю небес и повелителю дождя. Однажды после очередного подношения мальчик Кришна сказал пасту­хам: «Индра не высший бог, хотя он и царь небес; он боится титанов. Кроме того, дождь и плодородие, о которых вы проси­те, зависят от солнца, что высушивает воду и заставляет ее проливаться снова. Что может Индра? Все, что происходит, определяется законами природы и духа». Затем он обратил их внимание на окружающие их реки, леса и холмы и, в част­ности, на гору Говардхан как на более достойные их почитания, чем далекий владыка воздуха. И поэтому они решили поднести цветы, плоды и сладости горе.

Сам же Кришна принял другую форму: он обратился в образ бога горы и принял подношения людей, между тем оставаясь среди них в своем прежнем образе и поклоняясь вместе с ними царю горы. Бог принял подношения и съел их¹¹.

Индра был разгневан и послал за богом туч, которому при­казал лить дождь на людей до тех пор, пока их всех не унесет вода. Грозовые тучи затянули все небо, и хлынули потоки воды; казалось, что близится конец света. Но мальчик Кришна нагрел гору Говардхан жаром своей неисчерпаемой энергии, поднял ее вверх своим мизинцем и предложил людям укрыться под ней.

Потоки воды, ударяясь о камень, шипели и испарялись. Ливень шел семь дней, но ни одна капля не упала на пастухов.

Тогда бог понял, что его противник, должно быть, является воплощением Изначального Сущего. Когда на следующий день Кришна вышел пасти коров, играя на флейте, Царь Небес спустился вниз на своем огромном белом слоне Айравати и пал ниц у ног улыбающегося юноши, демонстрируя свое полное подчинение ему¹².

Заключением детского цикла является возвращение или при­знание героя, когда, после долгого периода безвестности, открывается его истинный характер. Это событие может вылить­ся в кризис; ибо его результатом является высвобождение сил, до этого исключенных из человеческой жизни. Привычные шаблоны разбиваются вдребезги или теряют свою четкость; все предстает как непоправимое бедствие. Однако после мига, ка­залось бы, полного крушения приходит осознание созидатель­ной значимости нового фактора, и мир снова, вопреки печаль­ным ожиданиям, обретает свою форму в сиянии славы. Эта тема может раскрываться либо в распятии и воскрешении са­мого героя, либо в его воздействии на мир. Первую альтернати­ву мы находим в рассказе пуэбло о мальчике – кувшине.

«Мужчины собирались охотиться на кроликов, и Глиняному Кувшину тоже хотелось пойти с ними. ‘Дедушка, не мог бы ты отнести меня к подножию холма, я хочу охотиться на кроли­ков’. ‘Бедный внучек, ты не можешь охотиться на кроликов, у тебя нет ни ног, ни рук’, – ответил дед. Но мальчик – кувшин настаивал: ‘Все равно возьми меня. Ты ведь слишком стар и делать больше ничего не можешь’. Его мать плакала, потому что у ее мальчика не было ни рук, ни ног, ни глаз... Так, на следующее утро дед отнес внука на юг долины, и тот пока­тился. Вскоре он заметил кроличий след и покатился по нему. Тут выскочил кролик, и кувшин начал преследовать его. Как раз перед самым болотом лежал камень, кувшин ударился о него и разбился, и из него выскочил мальчик. Он был очень рад, что его оболочка разбилась, и что он стал мальчиком, большим и красивым мальчиком. Одет он был в нарядный кильт, мокасины и курточку из оленьей кожи, на шее у него висели бусы, а в ушах – бирюзовые серьги». Словив несколько кроликов, он вернулся и отдал их своему деду, который, ликуя, привел его домой¹³.

Космические энергии, буквально бурлящие в герое – воине Кухулине – главном персонаже средневекового ирландского ле­гендарного цикла, так называемого Цикла Рыцарей Красной Ветви¹⁴, – внезапно вырываются наружу, подобно изверже­нию, ошеломляя его самого и сокрушая все вокруг. Когда ему было четыре года – гласит предание – он решил испытать в играх отряд мальчиков своего дяди – короля Конохура – обу­чавшихся воинскому искусству. Взяв латунную клюшку, серебря­ный меч, дротик и игрушечное копье, он направился в Эманию, город, где размещался двор короля. Там, не спрашивая разре­шения, он нырнул прямо в гущу мальчиков – «которые, числом трижды по пятьдесят, играли в хоккей на траве и практи­ковались в военном искусстве во главе с сыном Конохура, Фолламином». Все они набросились на него. Кулаками, ладонями, локтями и маленьким щитом он отбивал клюшки, мячи и копья, что одновременно со всех сторон обрушились на него. Затем, впервые в жизни его охватило неистовство сражения (необыч­ная, характерная лишь для него трансформация, которая позд­нее будет известна как «пароксизм Кухулина»), и, прежде чем кто – либо успел понять, что происходит, он уложил пятьдесят лучших из них. Еще пять отрядов мальчиков пробежали мимо короля, который сидел, играя в шахматы с Фергюсом Красно­речивым. Конохур поднялся и вмешался в эту стычку. Но Кухулин не успокоился до тех пор, пока всех подростков не отдали под его защиту и предводительство¹⁵.

Первый день, когда Кухулин получил настоящее оружие, явился моментом его полного самовыражения. В происходящем не было ничего от невозмутимости владеющего собой человека, ничего от игривой иронии, которую мы ощущаем в свершениях индусского Кришны. Скорее, сам Кухулин, как и все остальные, впервые узнал об избытке своей силы. Она вырвалась из глубин его существа, с ней следовало совладать быстро и не раздумывая.

Подобное снова произошло при дворе Короля Конохура в тот день, когда друид Катбад, пророчествуя, сказал о всяком под­ростке, который в этот день примет оружие и доспехи, следу­ющее: «Имя его превзойдет имена всех остальных ирландских юношей, но жизнь его, однако, будет скоротечна». Кухулин тут же потребовал боевые доспехи. Семнадцать раз сокрушал он доспехи и оружие своей силой, пока сам Конохур не облачил его в свои собственные доспехи. Затем он изрубил одну за дру­гой все предложенные ему колесницы, и лишь колесница коро­ля оказалась достаточно прочной, чтобы выдержать его пробу.

Кухулин приказал возничему Конохура везти его через далекий Пограничный Брод, и вскоре они прибыли к отдален­ному форту, Крепости сыновей Нехтана, где Кухулин отрубил головы ее защитникам. Головы он привязал по бокам повозки. По дороге обратно он спрыгнул на землю, догнал и поймал двух огромных оленей. Двумя камнями он сбил в небе две дюжины летящих лебедей. И наконец, с помощью ремней и другой упряжи привязал зверей и птиц к колеснице.

Провидица Левархан с тревогой наблюдала за невероятной процессией, приближавшейся к городу и замку Эмании. «Колес­ница украшена истекающими кровью головами его врагов, – объя­вила она, – а еще подле него прекрасные белые птицы в колеснице и к ней же привязаны два диких необъезженных оленя». «Я знаю этого воина в колеснице, – сказал король, – это маленький маль­чик, сын моей сестры, который только сегодня отправился к нашим границам. Он, несомненно, обагрил кровью свои руки, и если не умерить его ярость, то все юноши Эмании погибнут от его руки». Следовало очень быстро придумать способ, как по­гасить его пыл; и таковой был найден. Сто пятьдесят женщин замка во главе со Скандлах «решительно разделись, оставшись в чем мать родила, и безо всякого стесненья толпою вышли встре­чать его». Смущенный, а, может быть, ошеломленный такой де­монстрацией женских прелестей, маленький воин отвел глаза, и в этот момент его схватили мужчины и окунули в бочку с холод­ной водой. Бочарные клепки и обручи разлетелись в стороны. Во второй бочке вода закипела. В третьей – стала лишь очень горя­чей. Таким образом Кухулин был успокоен, а город спасен¹⁶.

«Поистине прекрасен был этот юноша: по семь пальцев на каждой стопе имел Кухулин и по столько же на каждой руке; его глаза горели семью зрачками каждый, а из них каждый сверкал, подобно драгоценному камню, семью искрами. На каж­дой щеке у него было по четыре родинки: синяя, малиновая, зеленая и желтая. Между одни ухом и другим вились пятьдесят ярко – желтых длинных локонов, что были как желтый воск пчелиный или как брошь из чистого золота, горящая в лучах солнца. На нем была зеленая накидка с серебряной застежкой на груди и вышитая золотом рубаха»¹⁷. Но когда им овладевал его пароксизм, «он становился страшным, многоликим, удиви­тельным и невиданным существом» Все у него, от головы до пят, вся плоть его и каждый член, и сустав, и сочлененье – все тряслось. Его ступни, голени и колени перемещались и оказы­вались сзади. Передние мышцы головы оттягивались к задней части шеи и там вспучивались буграми, большими, чем голова месячного младенца. «Один глаз так далеко погружался вглубь головы, что вряд ли дикая цапля смогла бы добраться до него, прячущегося у затылка, чтоб вытащить наружу; другой же глаз, наоборот, неожиданно выкатывался и сам собою ложился на щеку. Его рот искривлялся, пока не доходил до ушей, и искры пламени сыпали из него. Звук ударов сердца, что мощно било в нем, похож был на громкий лай служившей ему цепной собаки или на рев льва, дерущегося с медведем. В небе среди туч над его головой видны были смертельные, бьющие вверх лучи и искры ярко – красного огня, которые поднимались над ним, вы­званные его кипящим, диким гневом. Волосы вставали дыбом на его голове, и мы можем предположить, что если бы над ней потрясли большую яблоню, то никогда ни одно яблоко не достиг­ло бы земли, скорее, все они остались бы на волосах, каждое пронзенное отдельным волоском, ощетинившимся от ярости. Его «героический пароксизм» был написан у него на лбу, и выглядело это, как нечто куда более длинное и толстое, чем оселок первоклас­сного тяжеловооруженного всадника. [И наконец] выше, толще, жестче, длиннее мачты большого корабля была струя темной крови, которая била вверх из самой макушки его черепа, а затем брыз­гами рассыпалась на все четыре стороны света; от этого образо­вывался магический туман – мрак, похожий на дымчатую пеле­ну, окутывающую королевское жилище, когда зимним днем с заходом солнца король – время сгущает сумерки вокруг него»¹⁸.

Герой как воин

Место рождения героя или та далекая страна изгнания, из которой он возвращается зрелым человеком, чтобы свершить среди людей свои деяния, является центральной точкой мироздания, или Пупом Земли Точно так же, как расходятся волны от бьющего под водой ключа, так и формы вселенной кругами расходятся от этого источника.

«Над необъятными и неподвижными глубинами, под девятью сферами и семью ярусами небес, в центральной точке, где нахо­дится Пуп Земли, в умиротвореннейшем месте на земле, где не убывает луна и не заходит солнце, где царит вечное лето и ку­кушка кукует, не прерываясь, там пробудился Белый Юноша». Так начинается миф о герое сибирских якутов. Затем Белый Юноша отправляется в путь, чтобы узнать, где он находится и как выглядит место, где он обитает. – На восток от него прости­ралось широкое нетронутое поле, в центре которого возвышал­ся огромный холм, а на его вершине росло гигантское дерево. Смола этого дерева была прозрачна и сладко пахла, кора никогда не высыхала и не трескалась, сок искрился серебром, роскош­ные листья никогда не увядали, а свисающие гроздьями цветы напоминали перевернутые чаши. Вершина дерева поднималась над семью ярусами небес и служила в качестве привязного столба для упряжки Верховного Бога; в то время как корни проникали в подземные пучины, где служили опорами жилищ тех фантастических существ, которым надлежало жить в этом месте. Своими листьями дерево разговаривало с небесными существами.

Когда Белый Юноша повернулся к югу, то увидел посреди зеленой, поросшей травой равнины тихое Молочное Озеро, ко­торое никогда не волнует ни одно дуновенье ветерка; а вокруг озера были творожные болота. К северу от юноши стоял хму­рый лес с деревьями, что шелестели, не смолкая ни днем ни ночью; а в нем – всевозможные животные. За ним поднимались высокие горы, как будто бы одетые в шапки из белого кроли­чьего меха, они упирались в небо и защищали это место от се­верного ветра. К западу простирался густой кустарник, а за ним стоял лес высоких сосен; за лесом виднелись несколько ту­поконечных одиноких вершин.

Таким был мир, в котором Белый Юноша увидел свет дня. Однако очень скоро ему стало скучно в одиночестве, и он подо­шел к гигантскому дереву жизни. «Почтенная Высокая Госпо­жа, Мать моего Дерева и моего Места Обитания, – взмолился он, – все живое существует парами и производит потомство, только я – один. Я хочу отправиться в путь и поискать себе жену такого же рода, как и я; я хочу помериться силой с другими такого же рода, как я; я хочу познакомиться с людьми – жить так, как живут люди. Не откажи мне в благословении; смиренно молю тебя. Я склоняю свою голову и коленопрекло­ненный стою пред тобой».

Тогда зашелестели листья дерева, и мелкий, молочно – белый дождь уп