Отношение держав к захвату Чехословакии.

Нотой от 17 марта 1939 г. германское правительство известило иностранные правительства об установлении протектората над Богемией и Моравией. Этот акт обосновывался тем, что «в течение тысячелетия богемо-моравские земли являлись жизненным пространством германского народа».

Такая «искусственная формация», как Чехословакия, являлась, по мнению германского правительства, «источником беспокойства и обнаружила свою внутреннюю нежизнеспособность, поэтому и произошёл фактический распад чехословацкого государства». Исходя, по словам ноты, из требований самосохранения, Германская империя решила «вмешаться в определение дальнейшей судьбы народов Чехословакии с целью восстановления основ разумного порядка в «Центральной Европе» и для обеспечения германскому и чешскому народам «жизненного пространства и национального самобытного существования».

В ответной ноте от 18 марта 1939 г. Наркоминдел указывал, что «политико-исторические концепции», приведённые в обоснование и оправдание ликвидации Чехословацкой республики, не могут быть признаны правильными. Советское правительство не видит никаких конституционных оснований, которые давали бы право главе государства без согласия своего народа отменить его самостоятельное государственное существование, как это сделал чехословацкий президент Гаха, подписавший берлинский акт от 15 марта. При отсутствии какого бы то ни было волеизъявления чешского народа оккупация Чехии германскими войсками и превращение Чехословакии в германский протекторат «не могут быть не признаны произвольными, насильственными, агрессивными». Ввиду этого советское правительство отказывается признать включение Чехии в состав Германской империи. Советское правительство считает, что действия германского правительства «не только не устраняют какой-либо опасности всеобщему миру, а, наоборот, создали и усилили такую опасность, нарушили политическую устойчивость в Средней Европе, увеличили элементы ещё ранее созданного в Европе состояния тревоги и нанесли новый удар чувству безопасности народов».

Советская нота добавляла, что изложенные соображения целиком относятся и к изменению статута Словакии.

17 марта английский и французский послы в Берлине явились в Министерство иностранных дел с нотами протеста, в которых заявлялось, что правительства Англии и Франции не признают законности нового положения в Чехословакии, созданного оккупацией республики германскими войсками. Но Риббентроп даже не удостоил лично принять послов. Чиновник Министерства также отказался принять их ноты. Он заявил, что после франко-германской декларации от 6 декабря Франция не имеет права ставить вопрос о Чехословакии. Кулондр возражал. Он доказывал, что декларация 6 декабря предусматривает консультацию Франции и Германии по всем спорным вопросам. Тогда статс-секретарь Вейдзекер заявил, что принимает ноту, но так, как если бы она была прислана по почте. Однако французское правительство может и раскаяться в своём демарше.

Правительство Соединённых штатов Америки также не оставило без протеста захвата немцами Чехословакии. Этот протест был заявлен немецкому правительству специальной нотой.

Любопытные подробности, связанные с ликвидацией Чехословацкой республики, сообщал в январском номере журнала «Foreign Affairs» за 1941 г. небезызвестный французский журналист Пертинакс.

«Вечером 14 марта 1939 г., спустя шесть месяцев после Мюнхена, — рассказывает Пертинакс, — я встретил генерала Гамелена на обеде в доме одного иностранного посла в Париже. Германские войска в этот момент уже маршировали по улицам Праги. Никто уже не питал никаких надежд, что этот поток германских войск может быть остановлен дипломатией или компромиссом. Это можно было сделать только силой. Я спросил генерала Гамелена, не думает ли он, что если бы в данный момент союзники прибегли к оружию, то война разразилась бы для нас в значительно менее благоприятных условиях, чем накануне Мюнхена. „Несомненно, — ответил Гамелен и добавил: — В конце концов Мюнхен был ударом, направленным против нас”. Затем Гамелеи начал объяснять мне, почему он так думает. По словам Гамелена, Германия весной 1939 г. имела 140 дивизий против 100, которыми она располагала в 1938 г. Из этих 100 дивизий 50 дивизий в 1938 г. были ещё недостаточно обучены и не имели опытных офицеров. Вместо трёх бронетанковых дивизий в 1938 г. германская армия располагала к весне 1939 г. пятью дивизиями; вскоре их число было доведено до 10. Вся материальная часть трёх великолепных чехословацких бронетанковых дивизий сделалась достоянием германской армии, предоставив в распоряжение германского командования наиболее совершенные и современные образцы танков. Военно-воздушные силы Германии против 3500 — 4000 самолётов, имевшихся в 1938 г., насчитывали теперь свыше 6 тысяч машин первой линии. Линия Зигфрида, которая в 1938 г. представляла собой лишь усовершенствованные полевые укрепления, оделась теперь в железобетон и сталь. Военная промышленность Германии достигла зенита. Она работала с полной нагрузкой, в то время как французские инженеры всё ещё спорили, каким типам вооружений следует отдать предпочтение. Наконец, вдобавок к укреплениям в руки немцев попали целиком не только всё вооружение и запасы 30 чехословацких дивизий, но и мощная военная промышленность Чехословакии».

Сообщение Пертинакса дополняется соображениями, развитыми генералом Кюньяк в статье, помещённой в газете «France militaire».

«Германский генеральный штаб понимал, — писал Кюньяк, — что война на два фронта — предприятие рискованное, как это показал опыт последней войны. Чехословацкая армия была крепкой, хорошо организованной: в течение двух лет она прошла обучение под руководством французской военной миссии. Кроме того, она была сосредоточена всего в 200 километрах от Берлина. Чтобы противостоять ей, нужно было держать под ружьём значительную часть германской армии. Наступление на Францию не могло быть осуществлено при наличии двух фронтов против Германии. Война на двух фронтах могла привести Германию к катастрофе. Вот почему германский генеральный штаб расчленил свою задачу на два этапа. Прежде всего ему было необходимо ликвидировать Чехословакию, затем очередь была за Францией».

«Германская дипломатия, — продолжал Кюньяк, — очень искусно пришла на помощь генеральному штабу. Она поставила своей целью отделить друг от друга оба эти акта, с тем чтобы германская армия могла сражаться и в том и в другом случае лишь на одном фронте. Для этого необходимо было добиться нейтралитета Франции, когда германская армия выступит для завоевания Чехословакии. В итоге переговоров, которые Германия вела с большой энергией, Франция и Англия не поддержали Чехословакию. Они пошли ещё дальше: они сами предложили расчленение Чехословакии. Несчастная Чехословакия, покинутая всеми друзьями, окружённая врагами, вынуждена была капитулировать».

Перейти к началу страницы
Перейти к содержанию книги
Смотреть карты