Средневековые («рыцарские») баллады

Столь же богатый и разнообразный мир открыт Жуковским и в средневековых («рыцарских») балладах, воскресивших фантастические сюжеты о запретной или «вечной», хотя и неразделенной любви, о тайных преступлениях, о сношениях со злыми силами, о властолюбии, коварстве жестокости, зависти, изменах, о трогательной верности, о нежных чувствах и скорбных страстях.

Воскрешая средневековые сюжеты с их религиозной и порой мистической окраской, Жуковский освещает их светом гуманности. Вместе с тем бездонная глубина переживаний балладных героев подчиняется каким-то непознанным и непознаваемым законам.

Особенно это заметно в балладах о греховной любви. С одной стороны, любовь у Жуковского часто невозможна на земле, но всегда возможна на небе. Такова воля Провидения. С другой стороны, и самая грешная любовь не теряет своей мощи и способна возвысить человека. Герои, охваченные страстью, не могут освободиться от нее.

 

Иногда поэт сам придумывал сюжеты, хотя и подвергал их литературной обработке под какой-нибудь образец. Например, он написал оригинальную балладу «Эолова арфа», но придал ей, значительно смягчив, оссиановский колорит с его суровой, туманной и таинственной атмосферой. Баллада Жуковского воздушна, пленительна и печальна.

Ее действие развертывается в окрестностях замка, где властвовал могучий Ордал. Дочь Ордала, юную и прекрасную Минвану, полюбил бедный певец Арминий. Их любовь оказалась невозможна. Поверх истории влюбленных вырастает лирический образ не утихающей и страдательной любви, вечной и неизменной, на которой держится и которой освещается жизнь. Памятником неугасимой любви и предстоящего соединения влюбленных в нездешнем мире остается Эолова арфа, струны которой исторгают печальные, но не умирающие звуки. Они извещают Минвану, что стало с ее возлюбленным, изгнанником Арминием. Жуковский наполнил балладу сладкими звуками, печальной интонацией, созданной умело подобранными словами одного смыслового и стилистического ряда. что «Земля опустела, и милого нет». Несостоявшаяся любовь здесь состоится там, где есть «жизнь без разлуки», «Где все не на час». И когда прервалась земная жизнь Минваны, то началась ее вечная жизнь в любви и в счастье с любимым: «Две видятся тени: Слиявшись, летят К знакомой им сени…».

В средневековых балладах «Эолова арфа», «Алина и Альсим» Жуковский избегал развернутого сюжета. В этих балладах эпическое начало до предела сжато, а на первый план вышла чистая лирика, обнажившая психологию чувств и придавшая содержанию обобщенно-символическое значение.

Форма баллады, введенная Жуковским, открыла литературе характер человека как сложившуюся данность.

Персонажи баллад жили богатой внутренней жизнью, однако не были объяснены или, как говорят литературоведы, детерминированы социально-историческими условиями и обстоятельствами. Их поведение мотивировалось лишь общими человеческими свойствами и принадлежностью к национальной культуре. Большей частью они «вынимались» из конкретного исторического времени и пространства.

Баллада Жуковского представляла собой замкнутую жанровую структуру с подвижной фабулой и тяготела к философскому осмыслению сюжетов. Человек в балладе чувствовал над собой власть высших таинственных сил – святых и дьявольских, демонических, которые вели за него непримиримую борьбу. Первые увлекали его душу к добру, вторые всегда были готовы сбить его с правильной дороги и привести к гибели. Однако выбор, по какому пути идти, всегда оставался за персонажами баллад. Русская поэзия усвоила заветы Жуковского, который сообщил ей психологизм и философичность. Он же открыл национальный тип русской девушки – «В ней душа как ясный день», – который затем будет воспроизведен нашими писателями от Пушкина до Чехова.

Эолова арфа

Младой и прекрасный,

Как свежая роза - утеха долин,

Певец сладкогласный...

Но родом не знатный, не княжеский сын:

Минвана забыла

О сане своем

И сердцем любила,

Невинная, сердце невинное в нем.

И с арфою стройной

Ко древу к Минване приходит певец.

Все было спокойно,

Как тихая радость их юных сердец:

Прохлада и нега,

Мерцанье луны,

И ропот у брега

Дробимыя с легким плесканьем волны

"Прости, уж бледнеет

Рассветом далекий, Минвана, восток;

Уж утренний веет

С вершины кудрявых холмов ветерок".-

"О нет! то зарница

Блестит в облаках;

Не скоро денница;

И тих ветерок на кудрявых холмах".

 

"Уж в замке проснулись;

Мне слышался шорох и звук голосов".-

"О нет! встрепенулись

Дремавшие пташки на ветвях кустов".-

"Заря уж багряна", -

"О милый, постой". -

"Минвана, Минвана,

Почто ж замирает так сердце тоской?"

 

И арфу унылый

Певец привязал под наклоном ветвей:

"Будь, арфа, для милой

Залогом прекрасных минувшего дней;

И сладкие звуки

Любви не забудь;

Услада разлуки

И вестник души неизменным будь.

 

Когда же мой юный,

Убитый печалию, цвет опадет,

О верные струны,

В вас с прежней любовью душа перейдет.

Как прежде, взыграет

Веселие в вас,

И друг мой узнает

Привычный, зовущий к свиданию глас.

 

И думай, их пенью

Внимая вечерней, Минвана, порой,

Что легкою тенью,

Все верный, летает твой друг над тобой;

Что прежние муки:

Превратности страх,

Томленье разлуки,

Все с трепетной жизнью он бросил во прах.

 

Что, жизнь переживши,

Любовь лишь одна не рассталась с душой;

Что робко любивший

Без робости любит и более твой.

А ты, дуб ветвистый,

Ее осеняй;

И, ветер душистый,

На грудь молодую дышать прилетай".

Умолк - и с прелестной

Задумчивых долго очей не сводил...

Как бы неизвестный

В нем голос: навеки прости! говорил.

Горячей рукою

Ей руку пожал

И, тихой стопою

От ней удаляся, как призрак пропал...

Сидела уныло

Минвана у древа... душой вдалеке...

И тихо все было...

Вдруг... к пламенной что-то коснулось щеке;

И что-то шатнуло

Без ветра листы;

И что-то прильнуло

К струнам, невидимо слетев с высоты...

 

И вдруг... из молчанья

Поднялся протяжно задумчивый звон;

И тише дыханья

Играющей в листьях прохлады был он.

В ней сердце смутилось:

То друга привет!

Свершилось, свершилось!..

Земля опустела, и милого нет.

 

"О милые струны,

Играйте, играйте... мой час недалек;

Уж клонится юный

Главой недоцветшей ко праху цветок.

И странник унылый

Заутра придет

И спросит: где милый

Цветок мой?.. и боле цветка не найдет".

 

И нет уж Минваны...

Когда от потоков, холмов и полей

Восходят туманы

И светит, как в дыме, луна без лучей,

Две видятся тени:

Слиявшись, летят

К знакомой им сени...

И дуб шевелится, и струны звучат.

АЛИНА И АЛЬСИМ

Зачем, зачем вы разорвали Союз сердец? Вам розно быть! вы им сказали,- Всему конец. Что пользы в платье золотое Себя рядить? Богатство на земле прямое Одно: любить. Когда случится, жизни в цвете, Сказать душой Ему: ты будь моя на свете; А ей: ты мой; И вдруг придется для другого Любовь забыть - Что жребия страшней такого? И льзя ли жить? Алина матери призналась: "Мне мил Альсим; Давно я втайне поменялась Душою с ним; Давно люблю ему сказала; Дай счастье нам".- "Нет, дочь моя, за генерала Тебя отдам". И в монастырь святой Ирины Отвозит дочь. Тоска-печаль в душе Алины И день и ночь. Три года длилося изгнанье; Не усладил Ни разу друг ее страданье: Но все он мил. Однажды... о! как свет коварен!. Сказала мать: "Любовник твой неблагодарен", И ей читать Она дает письмо Альсима. Его черты: Прости; другая мной любима; Свободна ты. Готово все: жених приходит; Идут во-храм; Вокруг налоя их обводит Священник там. Увы! Алина, что с тобою? Кто твой супруг? Ты сердца не дала с рукою - В нем прежний друг. Как смирный агнец на закланье, Вся убрана; Вокруг веселье, ликованье - Она грустна. Алмазы, платья, ожерелья Ей мать дарит: Напрасно... прежнего веселья Не возвратит. Но как же дни свои смиренно Ведет она! Вся жизнь семье уединенной Посвящена. Алины сердце покорилось Судьбе своей; Супругу ж то, что сохранилось От сердца ей. Но все по-прежнему печали Душа полна; И что бы взоры ни встречали,- Все мысль одна. Так, безутешная, томила Пять лет себя, Все упрекая, что любила, И все любя. Разлуки жизнь воспоминанье; Им полон свет; Хотеть прогнать его - страданье, А пользы нет. Все поневоле улетаем К мечте своей; Твердя: забудь! напоминаем Душе об ней. Однажды, приуныв, Алина Сидела; вдруг Купца к ней вводит армянина Ее супруг. "Вот цепи, дорогие шали, Жемчуг, коралл; Они лекарство от печали: Я так слыхал. На что нам деньги? На веселье. Кому их жаль? Купи, что хочешь: ожерелье, Цепочку, шаль Или жемчуг у армянина; Вот кошелек; Я скоро возвращусь, Алина; Прости, дружок". Товары перед ней открывши, Купец молчит; Алина, голову склонивши, Как не глядит. Он, взор потупя, разбирает Жемчуг, алмаз; Подносит молча; но вздыхает Он каждый раз. Блистала красота младая В его чертах; Но бледен; борода густая; Печаль в глазах. Мила для взора живость цвета, Знак юных дней; Но бледный цвет, тоски примета, Еще милей. Она не видит, не внимает - Мысль далеко. Но часто, часто он вздыхает, И глубоко. Что (мыслит) он такой унылый? Чем огорчен? Ах! если потерял, что мило, Как жалок он! "Скажи, что сделалось с тобою? О чем печаль? Не от любви ль?.. Ах!; Всей душою Тебя мне жаль". - "Что пользы! Горя нам словами Не утолить; И невозвратного слезами Не возвратить. Одно сокровище бесценно Я в мире знал; Подобного творец вселенной Не создавал. И я одно имел в предмете: Им обладать. За то бы рад был все на свете - И жизнь отдать. Как было сладко любоваться Им в день сто раз! И в мыслях я не мог расстаться С ним ни на час. Но року вздумалось лихому Мне повредить И счастие мое другому С ним подарить. Всех в жизни радостей лишенный, С моей тоской Я побежал, как осужденный, На край земной: Но ах! от сердца то, что мило, Кто оторвет? Что раз оно здесь полюбило, С тем и умрет". "Скажи же, что твоя утрата? Златой бокал?" - "О нет: оно милее злата". - "Рубин, коралл?" - "Не тяжко потерять их".- "Что же? Царев алмаз?" - "Нет, нет, алмазов всех дороже Оно сто раз. С тех пор, как я все то, что льстило, В нем погубил, Я сам на память образ милый Изобразил. И на черты его прелестны Смотрю в слезах: Мои все блага поднебесны В его чертах". Алина слушала уныло Его рассказ. "Могу ль на этот образ милый Взглянуть хоть раз?" Алине молча, как убитый, Он подает Парчою досканец обвитый, Сам слезы льет. Алина робкою рукою Парчу сняла; Дощечка с надписью златою; Она прочла: Здесь все, что я, осиротелый, Моим зову; Что мне от счастья уцелело; Все, чем живу. Дощечку с трепетом раскрыла - И что же там? Что новое судьба явила Ее очам? Дрожит, дыханье прекратилось... Какой предмет! И в ком бы сердце не смутилось?.. Ее портрет. "Алина, пробудись, друг милый; С тобою я. Ничто души не изменило; Она твоя. В последний раз: люблю Алину, Пришел сказать; Тебя покинув, жизнь покину, Чтоб не страдать". Алина с горем и тоскою Ему в ответ: "Альсим, я верной быть женою Дала обет. Хоть долг и тяжкий и постылый: Все покорись; А ты - не умирай, друг милый; Но... удались". Алине руку на прощанье Он подает: Она берет ее в молчанье И к сердцу жмет. Вдруг входит муж; как в исступленье Он задрожал И им во грудь в одно мгновенье Вонзил кинжал. Альсима нет; Алина дышит: "Невинна я (Так говорит), всевышний слышит Нас судия. За что ж рука твоя пронзила Алине грудь? Но бог с тобой; я все простила; Ты все забудь". Убийца с той поры томится И ночь и день: Повсюду вслед за ним влачится Алины тень; Обагрена кровавым током Вся грудь ея; И говорит ему с упреком: "Невинна я".