Мы поможем в написании ваших работ!



ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?

Семейные дела двух Сигизмундов

Поиск

 

А теперь перейдем к религиозной политике Сигизмунда I. Первая жена короля Варвара умерла в 1515 г. после долгой болезни. Германский император предложил Сигизмунду, которому уже исполнилось 50 лет, невесту — двадцатичетырехлетнюю итальянскую принцессу Бону Сфорцу, дочь миланского герцога Джованни Галеаццо. 18 апреля 1518 г. Сигизмунд Старый вступил в новый брак.

Бона привезла с собой новые вкусы и новые требования, и, угождая им, Сигизмунд перестроил старый Краковский замок, окружил себя певцами и поэтами, а шляхтичи из кожи лезли, чтобы показаться прекрасной королеве не хуже итальянцев.

Постепенно королева начала вмешиваться и в государственные дела. Бона была очень умна и еще больше жадна. Она начала торговать должностями. Полбеды, если речь шла о придворных, но королева вмешалась и в церковные дела. Если ранее кандидаты на церковные должности, как у католиков, так и у православных, выбирались собранием духовных лиц, то теперь все более и более стало входить в обычай непосредственное назначение их самим королем по рекомендации и ходатайству каких-нибудь влиятельных лиц.

Как писал В. А. Белов: «Духовные места король давал кому хотел, нисколько не сообразуясь с нравственными достоинствами своего кандидата. Епископии, монастыри и церкви часто даются, как награды за какие-либо государственные или военные заслуги, причем не обращается никакого внимания на нравственные качества того, кому они давались. Многие сами добивались их, так как получение духовной должности давало им материальное обеспечение, и для получения желаемого не останавливались ни перед какими средствами. Часто места даются еще при жизни занимающих их лиц. Примеров тому немало.

Около 1519 г. Сигизмунд дал грамоту пану Василию Евлашковичу, в которой обещал ему за заслуги отечеству его сына Михаила Копти предоставить какую-либо епископию — Владимирскую или Луцкую, — смотря по тому, какая из них раньше освободится. Епископ Владимирско-Брестский Пафнутий просил Сигизмунда I предоставить ему Луцкую кафедру после смерти престарелого владыки Кирилла, на что и последовало согласие короля (в 1526 году). Лаврашевскому архимандриту Алексию, по ходатайству князя К. И. Острожского и митрополита, обещал дать Троицкий монастырь в Вильне, после смерти немощного архимандрита Тихона. В уплату долга из казны некоему Андрею Дягилевичу король предоставил в его пользование три Киевские церкви (Николаевско-Межигорскую, Николаевско-Иорданскую и Христо-Рождественскую) с тем, чтобы он сделался священником… Жидичниский монастырь отдан был королем (1507 г.) К. И. Острожскому с правом подавать туда архимандрита и распоряжаться его имениями, а Городенскому старосте Юрию Радзивиллу (в 1520 г.) в такое же подаванье отдана была находившаяся в его имении Котре Спасская церковь со всеми ее землями. Многие монастыри и церкви переходили преемственно от отца к сыну, и это, как видно из наказа Боны своему державцу Пинскому (1520 г.), сделалось обычным на Руси явлением. Впрочем, такой произвол в делах церковных нисколько не должен удивлять нас, так как Сигизмунд и Бона допускали подобного рода злоупотребления при раздаче и католических церковных должностей.

Со времени Казимира Ягеллона короли начинают проявлять особенную самостоятельность в назначении католических епископов и в утверждении монастырских аббатов. Сигизмунд I задался целью поставить в зависимость от себя раздачу всех церковных (католических) бенефиций. Назначение того или другого лица на должность бискупаили арцибискупа зависело от короля; он избирал кандидатов на кафедры, папе же предоставлено было только право апробации указанного королем лица. Кроме епископов, король сам назначал первых в каждом капитуле прелатов, некоторых каноников и значительно количество приходских священников. При этом допускались злоупотребления и по отношению к католической церкви. Бона, несмотря на то, что была усердной католичкой, самым бесцеремонным образом торговала епископскими кафедрами и продавала их за хорошую плату явным сторонникам реформации»{173}.

 

Пущенные в Германии Мартином Лютером идеи реформации очень быстро перенеслись в Польшу, где были встречены горячо и сочувственно. Естественно, что польские католические епископы попытались поставить заслон для проникновения в страну лютеранства. Еще в 1520 г. католическое духовенство, собравшись на Пиотрковском синоде под председательством примаса Яна Ласского, строго запретило католикам чтение книг, содержащих в себе идеи лютеранства. Запрещение это впоследствии несколько раз подтверждалось и на других соборах.

В том же 1520 г. Сигизмунд I издал распоряжение (эдикт), которым под угрозой конфискации имущества и изгнания из отечества воспрещалось ввозить в Польшу и продавать сочинения Мартина Лютера. Строгие распоряжения против распространения реформации потом повторялись несколько раз как со стороны духовенства, так и со стороны светского правительства. В 1522 г. Сигизмунд издал второй эдикт против лютеран. Но, видя бесполезность обоих своих эдиктов, король 7 марта 1523 г. издал третий эдикт, более строгий, в котором запрещалось привозить, читать и распространять сочинения Лютера и исповедовать смертоносные догматы протестантизма под страхом смертной казни (сожжения на костре) и конфискации имущества.

Однако эти свирепые эдикты остались в основном на бумаге. Другой вопрос, что фанатичные ксендзы в ряде случаев в инициативном порядке устраивали избиения протестантов. Так, например, в городе Несвиже католики загнали несколько десятков протестантов в маленькую часовню, где они набились буквально как сельди в бочке. Им было предложено отречься от своей веры. Когда через пять дней часовню открыли, то нашли живым только одного, который тоже под вечер умер.

Несмотря на репрессии, число сторонников «религиозных новшеств», по выражению польских историков, увеличивалось быстрыми темпами. Сначала протестантизм распространялся в форме лютеранства, но потом появились и другие его виды: цвинглианство, кальвинизм, социанизм{174}. Все виды и разветвления протестантизма нашли себе радушный приют в Польше и Литве и привлекали к себе многочисленных последователей.

Как уже говорилось, на момент смерти Василия III с Литвой действовало перемирие сроком на один год. Поэтому Сигизмунд и паны направили посланника Клиновского к великому князю, но он уже не застал Василия в живых. Елена и ее фаворит Овчина по каким-то причинам мира не захотели, но и не объявляли войны, то есть действовали по формуле «ни мира, ни войны».

Итак, срок перемирия истек, и летом 1534 г. гетман Юрий Радзивилл вместе с татарским войском опустошил окрестности Чернигова, Новгорода Северского, Радогоща, Стародуба и Брянска.

Королю Сигизмунду стало известно, что московские бояре настолько конфликтуют между собой, что несколько раз их распри даже переходили в поножовщину. А в Пскове нет войска, сидят только купцы, переведенные из Москвы, да «черные люди» псковичи, которые часто сходятся на вече, наместники и дьяки им это запрещают, не зная, что они там замышляют.

Очень обрадовался Сигизмунд приезду знатных беглецов — князя Семена Бельского и Ивана Ляцкого. Королю передали, что если он хорошо примет этих беглецов, то следом за ними из Москвы перебегут многие князья и знатные дети боярские, и Сигизмунд богато наградил Бельского и Ляцкого.

Осенью 1534 г. гетман Юрий Радзивилл отправил в Северскую землю воеводу Андрея Немировича и конюшего дворного Василия Чижа. Они сожгли Радогощ, но были разбиты и отступили от Стародуба и Чернигова. Князь Александр Вишневецкий также потерпел неудачу под Смоленском.

Литовские воеводы встречали активное сопротивление под городами, но не встречали московской рати в поле. В Москве татар боялись больше, чем Литвы, и все войска стояли под Серпуховом. Кроме того, внутренние смуты и распри мешали сбору и движению войск. И только в конце октября 1534 г. московская рать двинулась в Литву. Большой полк вели князья Михаил Горбатый-Суздальский и Никита Оболенский; передовой полк — боярин конюший князь Иван Овчина-Телепнев-Оболенский. Из Новгорода вел полки князь Борис Горбатый для соединения с князем Михаилом. Но теперь уже московские войска не встретили литовцев в поле и в свою очередь безнаказанно опустошили литовские области, не дойдя только 40 или 50 верст до Вильно. А князь Федор Федорович Овчина-Телепнев-Оболенский ходил из Стародуба до самого Новгорода Северского.

На следующий год в Москве узнали от лазутчиков о подготовке к походу королевского войска. Навстречу ему из Москвы отправилась большая рать: большой полк под начальством князя Василия Васильевича Шуйского и передовой полк — опять под начальством князя Ивана Овчины-Телепнева-Оболенского. Главная московская рать должна была взять Мстиславль, а псковские и новгородские войска под началом дворецкого{175} Бутурлина должны были построить город на литовской территории на озере Себеж.

Литовское же войско, избегая решительного сражения, двинулось в другую сторону, то есть на двести верст южнее направления главного удара русских на Мстиславль. Гомель сдался королевским войскам без сопротивления, но Стародуб, где воеводой сидел князь Федор Овчина-Телепнев-Оболенский, сопротивлялся отчаянно. Тогда немецкие инженеры прорыли подкоп под стены города и одновременно взорвали несколько фугасов. В образовавшийся пролом ворвались литовцы и, согласно летописи, перебили тринадцать тысяч жителей, то есть практически весь город. Сам же воевода попал в плен.

Городок Почеп еще до прихода Литвы был покинут жителями и сожжен русскими войсками. От Почепа литовское войско двинулись назад.

Основная московская рать осадила Мстиславль. Посад был взят, но замок (центральная цитадель) остался в руках литовцев. Постояв несколько недель у Мстиславля и опустошив окрестности, русские ушли.

Бутурлин с новгородцами и псковичами быстро построил новый укрепленный город, получивший название Себеж. Литовцам появление крепости у себя под носом явно не понравилось, и уже в феврале 1536 г. Себеж был осажден войсками воеводы Андрея Немировича. По зимнему пути литовцы легко подвезли осадную артиллерию. Но литовские пушки не смогли разрушить укрепления Себежа. Воевода приказал увеличить пороховые заряды, что сразу привело к разрыву нескольких пушек. 27 февраля русский гарнизон пошел на вылазку, осаждающие бежали через озеро, но подтаявший лед провалился, и озеро поглотило много людей и лошадей.

Весной и летом 1536 г. московские воеводы ходили воевать Литовскую землю под Любеч, сожгли посад Витебска, разорили много волостей и сел и возвратились домой с богатой добычей и большим полоном.

Кроме Себежа, на литовской границе были построены крепости Заволочье в Ржевском и Велиж в Торопецком уездах. Крепости Стародуб и Почеп, покинутые литовцами, были восстановлены.

Еще в сентябре 1535 г. поляки в неофициальном порядке попытались заключить мир. А в июле 1536 г. король официально прислал малолетнему Ивану IV (1530–1584 гг.) посла — кревского наместника Никодима Техановского. Наконец, 18 февраля 1537 г. в Москве (по традиции, которую великий князь уже не желал нарушать) было подписано перемирие сроком на пять лет, считая с 25 марта 1537 г. По этому перемирию Гомель оставался за Литвой, а ряд городов по левой стороне Днепра — Кричев, Рославль, Мстиславль, Чернигов и новопостроенные крепости Себеж и Заволочье — за русскими.

Перемирие 1537 г. соблюдалось обеими сторонами. Молодой Иван IV в это время был занят внутренними проблемами, крымскими и казанскими татарами. Литва и Польша тоже страдали от крымцев, да и престарелый Сигизмунд не желал новой войны.

Любопытно обращение короля к Литовской раде в сентябре 1538 г., где он сообщил, что до истечения перемирия с Москвой остается только три года, и потому надо думать, как быть в случае новой войны? «Что касается до начатия войны с нашим неприятелем московским, то это дело важное, которое требует достаточного размышления. Не думаю, чтоб жители Великого княжества Литовского могли одни оборонить свою землю без помощи наемного войска. Вам, Раде нашей, известно, что первую войну начали мы скоро без приготовлений, и хотя земские поборы давались, но так как заранее казна не была снабжена деньгами, то к чему наконец привела эта война? Когда денег не стало, мы принуждены были мириться. Какую же пользу мы от этого получили? Если теперь мы не позаботимся, то по истечении перемирия неприятель наш московский, видя наше нерадение, к войне неготовность, замки пограничные в опущении, может послать свое войско в наше государство и причинить ему вред. Так, имея в виду войну с Москвою, объявляем вашей милости волю нашу, чтоб в остающиеся три года перемирных на каждый год был установлен побор, на первый год серебщизна по 15 грошей с сохи, на второй — по 12, на третий — по 10; чтобы эти деньги были собираемы и складываемы в казну нашу и не могли быть употреблены ни на какое другое дело, кроме жалованья наемным войскам».

После этого воинственно настроенное панство как-то притихло и о войне более не заикалось. В итоге ровно день в день по истечении пятилетнего срока перемирия, 25 марта 1542 г., в Москве польские послы подписали соглашение о продлении перемирия еще на семь лет с момента подписания.

В 1548 г. от апоплексического удара умер тучный Сигизмунд I Старый. На польский престол взошел его сын Сигизмунд II Август, он же стал и великим князем литовским.

Новому королю было только 28 лет, но он уже успел стать вдовцом. В 1545 г. умерла его первая жена Елизавета Австрийская. Но молодой королевич не долго горевал и через несколько недель влюбился в двадцатидвухлетнюю Барбару Радзивилл.

Николай Черный Радзивилл, двоюродный брат Барбары, и Николай Рыжий Радзивилл, родной ее брат, решительно потребовали от королевича порвать с их сестрой. Сигизмунд вынужден был дать слово. (Хорошая иллюстрация могущества польской знати!). Однако страсть заставила королевича нарушить обещание. Во время очередного тайного свидания братья Барбары застали любовников в весьма интересном положении. Теперь Сигизмунду не оставалось ничего иного, как заявить о своей любви и желании жениться. Королевич согласился жениться, потому что очень любил Барбару, но только попросил, чтобы свадьба оставалась в тайне до того времени, пока он не займёт польский трон, иначе он не сможет защитить не только Барбару, но и себя.

В 1547 г. произошло тайное венчание Сигизмунда и Барбары. А между тем королева Бона продолжала ему искать невесту среди знатных королевских дворов Европы. Лишь после смерти мужа Бона узнала о женитьбе сына. Итальянка в ярости требует от Сигизмунда расторгнуть брак. Получив отказ, королева-мать обращается к сейму с требованием не признавать Барбару королевой. На сейме Сигизмунд решительно объявляет, что скорее откажется от престола, чем от жены, с которой его соединил Бог, и вельможи уступили, а мелкая шляхта встала на сторону короля. И в декабре 1550 г. Барбара стала польской королевой.

Старая же королева в знак протеста со всем своим двором уехала в Италию. Но ее придворный аптекарь итальянец Монти остался. Он подмешал яд молодой королеве, и в мае 1551 г. цветущая красавица умерла.

Отчаяние и горе короля были безмерными. По завещанию умершей гроб с ее телом повезли в Вильно. Неутешный король всю дорогу от Кракова шел за гробом пешком. Похоронили Барбару в Кафедральном соборе на площади Гедемина. Саркофаг с ее останками находится там и в наши дни.

Король после смерти любимой так тосковал, что решил с помощью алхимиков — панов Твардовского и Юрия Мнишка — вызвать ее душу. В полутемном зале было все подготовлено, чтобы с помощью зеркал, на одном из которых была выгравирована Барбара во весь рост в белой одежде, любимой королем, разыграть сцену встречи короля и души Барбары. Короля посадили в кресло и хотели привязать руки к подлокотникам, чтобы он нечаянно не прикоснулся к привидению. Сигизмунд дал слово, что будет сидеть спокойно и только на расстоянии спросит у любимой, как ему жить дальше. Но, когда появилось привидение, он от волнения забыл свою клятву, вскочил с кресла, кинулся к приведению со словами «Басенька моя!», и хотел ее обнять. Раздался взрыв, пошел трупный запах — теперь душа Барбары не могла найти дорогу в могилу, вечно ей скитаться по земле. Поляки до сих пор верят, что она поселилась в Несвижском замке.

Несколько слов об алхимиках. Кем был и чем кончил пан Твардовский, неизвестно, а вот Юрий Мнишек — личность очень колоритная, и о нем стоит сказать пару слов. Мнишки, чехи по происхождению, в Польше поселились недавно. Отец Юрия Николай Мнишек переехал в Польшу из Моравии где-то в 1540 г. Родовое имя Мнишков нашло сомнительную славу в хрониках Священной Римской империи, но носитель его принес с собой большое состояние, нажитое им на службе у короля Фердинанда{176}. Николай Мнишек выгодно женился на дочери санокского каштеляна Каменецкого и тем самым породнился с одной из аристократических фамилий Польши. Это открыло ему доступ к самым высшим должностям в государстве. Вскоре он получил звание великого коронного подкормил. Подобно своим предкам, потомки Николая Мнишка никогда не блистали военными доблестями. Оба его сына, Николай и Юрий служили при дворе Сигизмунда II и ничем не проявили себя до тех пор, пока смерть супруги короля Барбары Радзивилл не изменила кардинально его характер.

В 1553 г. Сигизмунд II женился на двадцатилетней Екатерине Австрийской. Но молодая жена не интересовала короля. Сигизмунд предался разврату и мистицизму, и Мнишки проявили тогда свои таланты. Проворные маклеры и искусные сводники, они доставляли своему безутешному государю колдунов, вызывателей духов, любовниц и разные зелья и средства для возбуждения потехи. В одном монастыре бернардинок воспитывалась юная красавица по имени Варвара. Она была удивительно похожа на покойную королеву. Юрий Мнишек пробрался туда, переодевшись в женское платье, и Варвара согласилась еще более реальным образом напомнить королю о прелестях столь горячо оплакиваемой супруги. Варвара была дочерью простого мещанина Гижи. Ее поселили во дворце, и два раза в день Юрий Мнишек отводил ее к королю.

 

Это «ремесло» возвело его в должность коронного кравчего и управляющего королевским дворцом. В его обязанности входило также наблюдение и за другими любовницами короля, жившими во дворце. В то же время, действуя заодно с братом, Юрий Мнишек приобрел большое влияние на большинство государственных дел и прибрал к своим рукам распоряжение королевской казной. Это было лишь началом карьеры Юрия Мнишка, но, увы, хронологические рамки книги заставляют нас покинуть Юрия и даже не упомянуть о его дочери Марине.

Правление королевы Боны плохо отразилось на нравах православного духовенства, а католики, как миряне, так и духовенство, буквально распоясались. А могло ли быть по-другому? В руках католических епископов оказались громадные богатства, тысячи деревень и имений. Рим был далеко. Власть папы — духовного владыки католического мира давно уже утратила свою силу. А в Польше, где свободолюбивая шляхта добилась чуть ли не полной независимости от светской и духовной власти, наступило безначалие и в жизни церкви.

По свидетельству современника, «бессилие духовенства дошло до того, что теперь братья безнаказанно женятся на сестрах, дяди на племянницах и т. п.; есть и такие, что имеют по две жены или вступают в брак с чужими женами». Некоторые по несколько раз меняли веру, в зависимости от того, какое вероисповедание в настоящий момент принесет им больше выгоды. Девушки из знатных семей запросто выходили замуж за ксендзов, нарушавших обет безбрачия. Приходы раздавались нередко в виде доходной статьи несовершеннолетним или даже детям, родители которых нанимали от себя для совершения таинств и обрядов какого-нибудь бедного и невежественного священника.

Те же пороки захватили и высшее духовенство. Епископы жили по своим поместьям, хозяйничали, а доходы отдавали не церкви, а своей родне. Священных книг у них не было, а обряды они совершали так небрежно и неумело, точно в первый раз отправляли богослужение.

Еще при жизни отца, 4 февраля 1537 г., Сигизмунд Август, которому исполнилось 15 лет, в главной церкви краковского замка дал клятву хранить все права, привилегии, свободы, иммунитеты церковные и светские, каким бы станам и людям (без всякого исключения) они не принадлежали.

На Виленском сейме в 1563 г. Сигизмунд II сделал много уступок в пользу шляхты, к числу которых относится и уничтожение обидных для православных пунктов Городельского постановления 1413 г. Сигизмунд Август уравнял во всем с католиками и всех прочих «стану рыцарского и шляхетского, как Литовского, так и Русского народу, одно бы были веры христианской».

В 1568 г. на Гродненском сейме киевский митрополит Иона III Протасович попросил короля, чтобы «духовные должности не раздавались светским лицам, чтобы последние, по получении какого бы то ни было духовного уряда, оставались в звании мирян не более трех месяцев. Если кто не исполнит этого, то епископ данной епархии лишает его достоинства и хлебов духовных и отдает их людям духовным». Король согласился с этим, но оставил за собой право отбирать таковое достоинство и передавать его другим, «поддуг воли своее господарской», по донесении епархиальным (местным) владыкой.

Но когда митрополит обратился к королю с ходатайством предоставить и ему с епископами греческого закона постоянно место и голос в королевской раде в такой же мере, как это предоставлено высшей католической иерархии, то просьба эта была отклонена.

Тем временем протестантизм{177} широко распространился среди польской и особенно литовской шляхты. Так, воевода{178} виленский и канцлер литовский Николай Черный Радзивилл, двоюродный брат королевы Барбары, стал ревностным протестантом и делал все возможное для распространения нового учения в Литве. Он ввел его в свои обширные вотчины и поместья, вызвал из Польши самых знаменитых протестантских проповедников и принимал под покровительство всех отступивших от католицизма. Радзивилл простых людей привлекал угощениями и подарками, а шляхту — почти королевскими милостями, и, таким образом, почти все высшее сословие приняло протестантизм. С не меньшим успехом новая вера распространялась и в городах. Только сельское население в большинстве своем оставалось в прежней вере, особенно в русских православных областях.

 

 

В конце концов, Радзивилл решил перетянуть на свою сторону самого короля. Он уговорил Сигизмунда в Вильно поехать на богослужение в протестантскую церковь, построенную напротив католической церкви святого Иоанна. Однако, как уже неоднократно бывало, случайность изменила историю Польши. Узнав, что Сигизмунд поедет в протестантскую церковь, доминиканец Киприан, епископ литопенский, вышел к нему навстречу, схватил за узду лошадь и сказал: «Предки вашего величества ездили на молитву не этою дорогою, а тою».

Сигизмунд растерялся и был вынужден последовать за Киприаном в католическую церковь. В 1565 г. Николай Черный Радзивилл скончался. Во главе протестантского движения стал его двоюродный брат Николай Рыжий Радзивилл. Однако у Рыжего не было ни ума, ни воли, ни авторитета брата.

1565 год можно считать переломным в борьбе протестантизма с католичеством в Речи Посполитой.

 

Глава 20

Первый этап Ливонской войны

 

13 февраля 1549 г. в Москве перемирие было продлено еще на пять лет. О вечном же мире не могло быть и речи: Литва не хотела мириться без Смоленска. Литовские послы настаивали: «Без отдачи Смоленска не мириться», а московские бояре отвечали им: «Ни одной драницы из Смоленска государь наш не уступит».

Замечу, что молодой Иван, еще не Грозный, не хотел мира и со Смоленском. Он говорил боярам: «За королем наша вотчина извечная, Киев, Волынская земля, Полоцк, Витебск и многие другие города русские, а Гомель отец его взял у нас во время нашего малолетства: так пригоже ли с королем теперь вечный мир заключать? Если теперь заключить мир вечный, то вперед уже через крестное целование своих вотчин искать нельзя, потому что крестного целования никак нигде нарушить не хочу».

И решил Иван IV с боярами вечного мира с королем не заключать, а заключить только перемирие, чтобы потом иметь возможность отвоевать свои старинные вотчины, а пока дать людям отдохнуть и разобраться с другими недругами. Если же послы начнут допытываться у бояр, на каких условиях государь согласен на вечный мир, то требовать уступки Гомеля, Полоцка и Витебска. Полоцка и Витебска требовать для того, чтобы вечный мир не состоялся, потому что если послы согласятся уступить Гомель, Смоленск, Себеж и Заволочье, то от вечного мира тогда отговориться будет сложно.

При подписании соглашения о новом продлении перемирия встретились затруднения с титулом Ивана, который сам себя объявил царем. Литовские послы взбеленились и говорили, что прежде этого не бывало. Бояре ответили, что прежде не бывало потому, что Иван на царство еще не венчался, а теперь венчался по примеру Владимира Мономаха. Но это послов не убедило, они отказались подписывать грамоту и собрались покинуть Москву.

Иван с боярами долго обсуждал, можно ли подписать грамоту без царского титула. Бояре говорили, что теперь, при угрозе еще двух неприятелей — крымских и казанских татар — можно обойтись и без царского титула. Но Иван решил: «Написать полный титул в своей грамоте, потому что эта грамота будет у короля за его печатью. А в другой грамоте, которая будет писаться от имени короля и останется у государя в Москве, написать титул по старине, без царского имени. Надобно так сделать потому, что теперь крымский царь в большой недружбе и казанский также: если с королем разорвать из-за одного слова в титуле, то против троих недругов стоять будет истомно, и если кровь христианская прольется за одно имя, а не за землю, то не было бы греха перед богом. А начнет бог миловать, с крымским дело поделается и с Казанью государь переведется, то вперед за царский титул крепко стоять и без него с королем дела никакого не делать».

Послы воевода витебский Станислав Кишка и маршалок Ян Камаевский потребовали дать им грамоту о царском поставлении, каким образом государь на царство венчался, и откуда его предки взяли царское имя. Царь, переговорив с боярами, решил такой грамоты послам не давать, потому что они составят на нее свои ответы, и тогда «в речах будет говорить о том тяжело».

Послы уже распростились и сели в сани, но тут их вернули и позволили им написать грамоту от королевского имени без царского титула.

 

Для взятия присяги с короля о соблюдении перемирия в Литву отправился боярин-окольничий Михаил Яковлевич Морозов. В его миссию также входило добиться от короля признания царского титула Ивана, полученного им от предков, а именно от великого князя киевского Владимира Мономаха. Король велел ответить Морозову, что прежде ни Иван, ни отец его, ни дед этого титула не употребляли, а что касается Владимира Мономаха, то, во-первых, это дела давние, а во-вторых, киевский престол сейчас находится в руках короля, и тогда уж король, а не великий князь московский имеет право называться царем киевским. Но так как титул этот ни славы, ни выгоды королю не обещает, то он его и не употребляет, тем более что все христианские государи называют царем только римско-германского императора. Если же король и великий князь московский называют царями крымского хана и других татарских и поганских господарей, то это ведется из старины, давно их на славянских языках стали так называть, а сами себя они так не величают.

Спор о царском титуле привел к тому, что король не называл Ивана царем в своих грамотах, за что Иван в ответных грамотах не называл Сигизмунда-Августа королем. Гонцы не брали таких грамот и уезжали с пустыми руками.

При Иване IV видимо впервые возник и «еврейский вопрос». Как писал С. М. Соловьев: «В 1550 году приезжал в Москву посол Станислав Едровский, через которого король велел сказать Иоанну: «Докучают нам подданные наши, жиды, купцы государя нашего, что прежде изначала при предках твоих вольно было всем купцам нашим, христианам и жидам, в Москву и по всей земле твоей с товарами ходить и торговать. А теперь ты жидам не позволяешь с товарами в государство свое въезжать». Иоанн отвечал: «Мы к тебе не раз писали о лихих делах от жидов, как они наших людей от христианства отводили, отравные зелья к нам привозили и пакости многие нашим людям делали. Так тебе бы, брату нашему, не годилось и писать об них много, слыша их такие злые дела». Еще при жизни Сигизмунда Старого жиды брестские были выгнаны из Москвы и товары их сожжены за то, что они привозили продавать мумею»{179}. Вопрос сей на время снялся.

Между тем евреи издавна обладали в Польше большими правами. Первый известный «привилей» евреям был дан великим польским князем Болеславом в 1264 г. «Евреи находились в положении рабов князя (servi camerae), ему непосредственно подчинялись, иногда, при заместительстве князя, — воеводе, суду которого они и подвергались в случае надобности. Однако споры между евреями решались в гмине в чисто еврейском судебном ведомстве. Привилегия определяла их права относительно христианского населения, защищала евреев, запрещала нарушать еврейские кладбища, школы и пр. Привилегия эта, изданная для одной только области, стала основанием для привилегий Казимира Великого, относящихся к 1344, 1364 и 1367 гг. Казимир Великий распространил эту привилегию на всех евреев в государстве, в форме подтверждения Болеславовой привилегии или же развивая ее еще дальше.

Привилегии эти составляют основу законного положения евреев в Польше относительно прочих слоев общества.

Евреи занимались почти исключительно лихвой, т. е. отдачей денег в долг за большие проценты, что христианскому населению было запрещено по церковному уставу»{180}.

12 сентября 1552 г. в Москве было подписано перемирие на два года, со вступлением в силу с 25 марта 1554 г., а 7 февраля 1556 г. подписали очередное соглашение, по которому перемирие продлевалось с 25 марта 1556 г. еще сроком на семь лет. При этом вопрос о титуле Ивана IV так и не был решен. Русским дипломатам не помогли и ссылки на прародителя Ивана римского императора Августа и то, что «Казанского и Астраханского государств титулы царские бог на нас положил».

В царствование Сигизмунда II состоялась первая попытка привести Киевские земли под руку московского царя. И сделал это за сто лет до Хмельницкого каневский староста (владетель города) Дмитрий Иванович Вишневецкий. Род православных князей Вишневецких происходил от князя северского Дмитрия Корибута, сына великого князя литовского Ольгерда, участника битвы на Куликовом поле.

Начало 50-х годов XVI века отмечено ежегодными походами крымских орд как на Литву, так и на Московское государство. Татары доходили до Тулы и Рязани. В марте 1556 г. царь Иван Грозный, не дожидаясь очередного вторжения татар, посылает дьяка Ржевского провести разведку боем в тылу противника. Ржевский на чайках (малых гребных судах) спустился по реке Псёл (правый приток Днепра) и вышел в Днепр. Черкасский и каневский староста Дмитрий Вишневецкий посылает на помощь Ржевскому 300 казаков под начальством атаманов черкасских Млынского и Есковича. Дьяк Ржевский доплыл до турецкой крепости Очаков в устье Днепра и штурмом овладел ею. На обратном пути у порогов Днепра татарский царевич нагнал войско Ржевского, но после шестидневного боя дьяку удалось обмануть татар и благополучно вернуться в Москву.

Летом 1556 г. Вишневецкий построил мощную крепость на острове Хортица, там, где в последствии была знаменитая Запорожская Сечь. Крепость на острове находилась вне территории Польско-литовского государства и была хорошей базой для борьбы с татарами. Отряды Вишневецкого, преследуя татар, доходили до Перекопа и Очакова.

В сентябре 1556 г. Дмитрий Вишневецкий отправляет в Москву атамана Михаила Есковича с грамотой, где он бьет челом и просит, чтобы «его Государь пожаловал и велел себе служить».

Предложение Вишневецкого открывало широкие перспективы перед Иваном IV. Ведь в подданство Вишневецкий просился не один, он владел всеми землями от Киева до Дикой степи. В поход на татар Вишневецкий мог поднять тысячи казаков, в его распоряжении находилось несколько десятков пушек. Разумеется, польский король не остался бы равнодушен к потере южного Приднепровья. Но нет худа без добра. Походы польских войск традиционно сопровождались насилиями и грабежами, что неизбежно вызвало бы восстание и на остальной территории Малой России.

В 1556 г. Малороссия могла сама, как спелое яблоко, упасть в руки царя Ивана. Но, увы, у него были иные планы. Через два года начнется Ливонская война, и царь думает только о ней. Прорубить окно в Европу было России жизненно необходимо. Но для этого нужна была более мощная армия, более сильная экономика, 20 лет тяжелой Северной войны, постройка Петербурга, заселение новых земель, создание мощного флота и, наконец, гений Петра Великого.

Иван IV, начиная Ливонскую войну, явно переоценил свои силы. Предложение Вишневецкого было отвергнуто царем. Русская дипломатия начала действовать в диаметрально противоположном направлении, вступив в переговоры о мире с Польшей и Крымским ханством. До Ивана IV никак не доходило, что Крымское ханство не обычное государство, живущее за счет сельского хозяйства, ремесел и торговли, а орда грабителей, которая физически не может существовать за счет внутреннего производства. Переговоры же, которые вели крымские ханы с московскими царями и польскими королями имели цель лишь получить как можно большую дань. Историки XIX века остроумно называли их «бахчисарайским аукционом». Если Москва платила больше, чем Краков, то крымцы два или три года грабили только польские владения, и наоборот.

В итоге Иван Грозный упустил великолепный исторический шанс воссоединить Малую и Великую Россию. Царь приказал Вишневецкому сдать Черкассы, Канев и другие контролируемые им территории польскому королю, а самому ехать в Москву. На «подъем» Вишневецкому выдали огромную по тем временам сумму — 10 тысяч рублей. В Москве Вишневецкому царь дал «на кормление» город Белев и несколько сел под Москвой. Так Иван потерял «Богдана Хмельницкого» и приобрел хорошего «кондотьера».

 

В 1558 г. начинается Ливонская война, и 100 тысяч татар, забыв обо всех мирных договорах, идут на Рязань и Тулу. Но, узнав, что значительная часть русских войск еще не ушла в Ливонию, татары повернули назад. Так рухнули дипломатические усилия Грозного обеспечить безопасность России на юге в ходе войны за выход к Балтике. В ответ царь отправил против крымского хана два отряда: восьмитысячный под командованием окольничего Данилы Адашева вниз по Днепру и пятитысячный под командованием Вишневецкого вниз по Дону. Адашев захватил в устье Днепра два турецких корабля, а затем высадился в западном Крыму близь современной Евпатории. Русские разорили несколько улусов, освободили сотни русских рабов и благополучно вернулись по Днепру домой. Вишневецкий разбил на Дону отряд крымских татар, шедших к Казани, а затем осадил турецкую крепость Азов. Крепость спасло лишь появление большого турецкого флота адмирала Али Рейса. Атакованный с двух сторон крымский хан вновь вступил в переговоры с Москвой.

Дмитрию Вишневецкому не улыбалось закончить жизнь белевским помещиком, и он покинул царскую службу. В 1564 г. с четырьмя тысячами казаков Дмитрий Вишневецкий отправился воевать с турками в Молдавию. Там он был обманом схвачен, привезен в Константинополь и повешен за ребро на крюке.

В украинский эпос Дмитрий Вишневецкий вошел как казак Байда. В одной из песен султан предлагал православному казаку Вайде поменять веру и взять в жены султанову дочь, но гордый казак ответил: «Твоя вiра проклятая, твоя дочка поганая».

Подробное исследование Ливонской войны выходит за рамки книги, нам интересен лишь польско-литовский вектор этой войны{181}.

Некоторые историки считают Ливонскую войну политической ошибкой Ивана IV. Н. И.



Поделиться:


Последнее изменение этой страницы: 2016-09-20; просмотров: 168; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы!

infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 18.217.242.39 (0.015 с.)