Мифологические элементы сказок

     Народные сказки передают много образов, имевших в свое время религиозно-мифологическое значение. Таков Меч-Кладенец Иван-Царевича, поражающий врагов. Это, конечно, — Меч Перуна, разящего Беса Вертячего (Вихрь, Вритра ведийцев). Есть, однако, основание думать, что этот «Бес» — не Вритра, но тот же Сварог, Вихревое Начало, разгневанный на людей за отступничество и переход в греческую веру. Как бы то ни было, такое перекрытие сюжета — явление довольно частое в мифологии и не имеет решающего значения. На почве первой мифологии всегда со временем, в результате ее ветшания, возникает вторичная мифология, с новыми силами и новым их значением, на ней третичная и т.д. Это легко видеть на развитии как ведизма, так и митраизма. Даже в христианстве возникали и возникают новые учения, или «ереси», и если их не ликвидировать вовремя, то они могут вытеснить первоначальное учение. Во времена же, когда не было письма, и традиции, идеи передавались устно, такие изменения были весьма частыми. Наряду с Мечом-Кладенцом, в сказках встречается и Нерушимая Броня. Надевший ее Иван-Царевич может не бояться врагов, удары их мечей не причинят ему никакого вреда. Кстати, «ВРД-», или «ВРТ-», суть корни, идущие от «Вритра», или «Вртра», «Божества Мрака»[521], которое побивает Индра-Перун-Варуна. В сказках оно приняло форму Змея-Горыныча. Индра-Перун как Святой Георгий Победоносец побеждает Вритру — Змея-Горыныча, и в сказках Индра-Перун становится Иван-Царевичем. Награда за его подвиги — Царевна Прекрасная — образ Зари-Девицы, доящей Утренних Коров и несущей людям Млеко Жизни. Мы, вдумываясь в образы наших сказок, находим в них всю ведическую мифологию, до подробностей: Птица Вишну Матаришван[522] — Жар-Птица. У ведийцев она приносит Огонь с Неба людям. В сказках она только сияет, освещая ночь, так что становится видно, как днем. Характерны подвиги Иван-Царевича, стремящегося достать Жар-Птицу в дальних странах. Он преодолевает различные страшные трудности, получая, наконец, не только Птицу, но и Царевну Прекрасную. Итак, желание оградить Отцовское Наследство, сад с Золотыми Яблоками, осуществляется: он получает не только Птицу-Похитителя, но и Красоту в лице Царевны. Здесь ясно выступает закон превращения основной мифологической темы: Птица, даю-

 

185

щая Огонь с Неба, Матаришван[523], становится похитительницей богатства царства, Золотых Яблок. Вооруженный Мечом-Кладенцом, [одетый] в Нерушимую Броню, Иван-Царевич хватает Жар-Птицу и вырывает из ее хвоста Золотое Перо. Золотое Перо — Перунка — Луч Солнца: Похищение это есть[524] — Похищение Солнца Ночью. Птица связана с Солнцем. Иван-Царевич, вырывая Золотое Перо, становится обладателем Луча-Перунки. В поэзии говорится: «Солнце мечет златые перуны». Это и есть то Перо, о котором в Антоновке пели дети: «О Толо, Толо, Золоте Перо!» Толо-Ладо-Перун, а Золотое Перо — Солнечный Луч.

     Все атрибуты Солнца представлены в сказках «Сивка-Бурка Вещая Каурка» — Чудесный Конь, пролетающий одним махом через горы, через леса, чудовищные пространства — Конь Солнца. Этот Конь — Сивый, родственный Сиве[/ Шиве], или Сивой. Это дальнейший вопрос уточнения, Сивый, или Сивая, мы решить пока не можем;[525] то что Сивка Вещий[526], указывает, что это не простой Конь, а Солнечный. Может, он носит имя только по цвету шерсти (атрибут Волоса!), однако нам известно, что Конь Белобога Белый, а в других случаях — Рыжий. Почему разная окраска? Вероятно, в зависимости от времени, Утреннее Солнце ведет Телегу, запряженную Рыжими Конями, вечернее — тоже, а Дневное — нет. Днем Эту Телегу тянут Кони Белобога, Белые Кони. Итак, в сказке о Жар-Птице и Саде с Золотыми Яблоками — идея Солнца, отбирающего Богатство. Каков случай реальной жизни, наиболее подходящий к такому положению? — Засуха, Сушна, когда Солнце сушит, а Дождя нет. Тогда Дажьбо забывает своих Внуков-Славян-Пахарей. Тогда же Иван-Царевич пускается в далекое путешествие, чтоб отпереть Дождь, запертый Кащеем Бессмертным. Дождь здесь — счастье, а символ счастья — Царевна Прекрасная. Запертый Дождь — Украденные Коровы Индры, ибо Дождь и Корова, оба — символы благоденствия, достатка и хлеба. По идее ведизма, Индра находит Коров запертыми в пещере и освобождает их. Иван Царевич находит Жар-Птицу и Царевну, убивает Змея-Горыныча, Кащея Бессмертного, и возвращается домой. По дороге он становится жертвой своей доверчивости: два других брата сговариваются, убивают его, завладевают Жар-Птицей и Царевной, и, выдавая себя за победителей, возвращаются домой. Царь их награждает. Между тем Иван-Царевич лежит в поле, и к нему подходит Серый Волк, и Черный Ворон летит, чтобы выклевать его ясные очи. Тут Серый Волк хватает Черного Ворона и соглашается отпустить его лишь в том случае, если он принесет Мертвой и Живой Воды. Ворон соглашается, Серый Волк его отпускает и тот приносит два пузырька Воды. Серый Волк сначала опрыскивает Иван-Царевича Мертвой Водой, и рассеченные куски срастаются, затем брызжет Живой Водой, и Иван-Царевич встает, говоря: «Как долго я

 

186

спал!» Серый Волк ему отвечает: «Не спал ты, свет Иван-Царевич, а убит был». И объясняет все. Живая и Мертвая Вода — это Воды Семиречья «Того Света», через которые должна идти душа человека. Сначала текут Реки Мертвой Воды, а затем течет «Вода Ганьска[527]» — Живая Вода. Таким образом, герой Иван-Царевич рискует жизнью, отпирая Дождь против Сушны, и спасается только благодаря вмешательству Зверей-Тотемов, Покровителей Рода. Такое содержание сказки наиболее отвечает сопоставлению ее символики. Семиречье «Того Света» — воспоминанье Семиречья Прародины. Смерть — возвращение на Родину. Существование — временное состояние, а после смерти — состояние Вечное.

     Мифологический фонд, из которого взяты материалы русских сказок, является в большой мере древним фондом язычества. Эти материалы формировались тысячелетиями, подвергались изменениям, наращениям, перестройке, в результате которых получались представления, расходящиеся с первоначальными. Сказки, однако, черпают эти символы, ибо речь идет о символах, влагая в них традиционное начало Борьбы Добра со Злом, при которой Добро побеждает. Нам не приходилось слышать сказок, где бы побеждало Зло. Поэтому их значение, прежде всего, морально-этическое, воспитательное, внушающее детям и взрослым некое кредо, против коего человек, сочувствующий Иван-Царевичу, идти не может. Сам он — символ, за которым скрывается Солнечный Герой, Доброе начало самого народа. В своих действиях он надеется на помощь Божью да на удачу. В Иване-Царевиче чувствуется былинный богатырь, но пока богатырь борется с реальными врагами, хотя и изображенными с известной долей фантазии, Иван-Царевич начисто — фантастика, он борется со Злом, принимающим всяческие формы, при помощи чудесных способов —[528] Мечей-Кладенцов, Брони Нерушимой, Шапки-Невидимки, Серого Волка, Черного Ворона, Скатерти-Самобранки, Сивки-Бурки Вещей Каурки, и всегда, в трудную минуту, помогает ему либо Дед Неведомый, либо Баба Неизвестная, которые сейчас же и исчезают. Иван-Царевич хочет поблагодарить, но «уже никого нет». Ясно, что Дед и Баба здесь не простые, это — Бог и Мать-Сыра-Земля. Учит человека, в конце концов, сначала Бог, своими требованиями, а затем, в практической жизни, Земля, показывающая, как идти в жизни. В конце концов, оба указания, и Небесное, и Земное сходятся, ибо оба приводят к успеху. Часто Иван-Царевич находится на перекрестке дорог, всегда Трех, с камнем, на котором написано: «направо пойдешь, коня потеряешь, налево — сам погибнешь, а прямо — и сам уцелеешь, и коня сбережешь». Что значит это указание? Нам кажется, что мы об этом уже высказывались. Надпись, в общем, говорит, что лучше всего держаться середины, не впадая в преувеличения. Так, в конце концов, выходит и в жизни. Лучше всего в преуве-

 

187

личения не впадать. Народная мудрость указывает именно средний путь, путь постепенного изменения, но не путь личной или имущественной катастрофы. Говорят сказки о Курочке-Рябе, но ни разу не слышали мы сказок, подлинно народных, где бы речь шла о Кошке или Собаке. Не упоминается Корова, о Козле говорят только как о лгущем животном. О Лисе есть тоже сказки, но там она просто олицетворение хитрости. О Щуке говорится, как о Рыбе, знающей таинственное, и свои обещания она выполняет по отношению Иван-Царевича полностью. Чудо-Юдо Рыба Кит тоже известна, как знающая тайное.

     Недостаточная разработанность нашей мифологии лишает нас возможности пользоваться уже установленными методами определения символов. Мы вынуждены делать это сообразно тому, что имеем под руками. Одна редкая сказка, слышанная нами в Юрьевке, вероятно, может послужить дополнением к мифологическим данным, уже описанным. Мы ее привели ниже. Возвращаясь к «Современной мифологии», мы можем сказать, что она грешит, прежде всего,[529] грубым материалистическим отношением к теме. Нельзя же говорить, как А. Краппе, например: «Перун, Бог Грома и Дуба, который, конечно, захватил издавна место Бога Неба. Его именем клялись. Русские поддерживали в его честь Священные Костры из Дуба. Галицийская Хартия 1302-го года указывает пограничный Перунов Дуб… Балтийские славяне называли четверг «Перендан». Летописец Гельм г ольд упоминает Священные Дубы в Провене». Говоря, что «Перун издавна захватил место Бога Неба», почтенный ученый, вероятно, материалист, подсказывает «мысль», что Перун как-то восстал против Бога Неба Сварога! Никакой такой «узурпации» не было, а просто[530] Перун, как соответствие Варуны, всегда был Солнечным, а следовательно и Небесным Божеством. Кстати, город Варна в Болгарии и является древнейшим названием Перуна, когда его еще называли и именем Варуна. Между тем, почтеннейший ученый, торопливо стремящийся написать свою книгу, сыплет в одно и достоверное, и недостоверное. Ему даже не пришло в голову, что Перун и Варуна одно и то же лицо, а не то, что простое «соответствие», как Зевс и Юпитер. Без санскритских источников многое будет непонятным в общеевропейской мифологии, и «соответствия» могут оказаться «несоответствиями». Мы, конечно, и сами должны многое изыскивать, дополнять, составлять параллели, но параллели, как аналогии, тождеством не являются уже по самой своей природе. Необходим еще и критицизм имеющихся данных. Наш труд, насколько нам это было возможно, продуман, чтобы не утверждать невозможного, но там, где мы в чем-либо уверены, мы настаиваем, что это так, и не иначе.

     Узенер («Имена Богов», Бонн, 1896), как и Гануш, Грегор Крек, Чал-

 

 

188

личка и др. дают достаточно описаний Божеств славян, но Краппе не удосужился в них разобраться. У Шафарика[531], Нидерле[532] (Прага) он мог бы кое-что узнать. Они, кстати, переведены на многие языки.

     Дуб имел не только специфическое значение, связанное с Перуном, но Дуб был как бы и иконой самого Сварога. Дуб, Сноп, Грм, Туча, Перун, Дажьбо — все это отдельные имена Божества главного, Бога-Отца. Потому-то Перун никак не мог «захватить место Бога Неба»! В сказках, как например, у Пушкина: «У лукоморья — Дуб зеленый…» надо понимать тоже, как указание на место, где могли молиться язычники. На острове Хортице, где славяне, возвращаясь из Византии, приносили жертву Перуну, была тоже дубовая роща.