Сказ Захарихи про «Тот Свет» (V)

За старую годину, за часы давние[264]

ходили Пращуры по степям,

стада гоняли, в телегах жили,

и все добро на возу, и жена с детьми,

и все добро — скотина в степи,

овцы, коровы, лошади.

А был в те времена старик один,

он был Дед из Дедов, самый старый,

самый древний, всем Дедам Дед.

И не боялся тот Дед никому правду речи[265],

правду речи, укоряти кого,

а хоть бы Царю самому, коли надо,

и было ему за то поважение[266] великое,

и все спешили к нему за советом,

и все несли Деду кусок лучший,

ягоду малину, землянику какую,

а то Дед брал и детям раздавал.

А за часу того[267] люди не знали[268]

а ни хлеба, ни картошки, капусты,

собирали щавель в поле, а ту щавель ели,

 

133

катран брали, корень сладкий,

да желтых петушков лист зубчатый,

и тем жили, молоко пили, мясо ели,

а ни горя нашего, ни труда не знали.

И сидят в ночи у костра большого,

а старый Дед бывальщину заведет,

побасенки рассказывает им,

а по тем по побасенкам[269] и правду скажет,

про еще старше часы[270], про Пращуров,

а про тех Щуров, что сам сивый[271],

а борода желта, зелена стала,

от древности старой, ото всех годов,

что и близких детей нет уже,

ни сынов, ни дочек, ни внуков,

а что правнуки поженились давно,

у самих бороды сивые, а правнучата

скоро замуж пойдут, скоро поженятся.

И скажет Пращур такой людям добрым:

«А теперь вы, люди добрые, не знаете,

как было в часы[272], когда Пращуры наши

могилы копали, Царей хоронили,

а с теми Царями коней его добрых,

а с ними и вояков,[273] его верных слуг,

а с теми слугами и жену его,

что сама на себя руки наложила,

перед саньми Царскими убиваючись,

чтоб с ним ехать в Край Дальний,

на Святую Воду Реки Большой,

а где Семь Рек течет, где Рай стоит,

а тому Раю имено Ирий есть,

и там цветы цветут, не вянут николи,

и там Ангелы летают, как птицыпоют,

в кущах зеленых садятся,

и николи[274] лист с тех кущей не падает.

А и тамо сын мой родимый живет,

сын родимый, что в бою убит был,

от руки[275] поганца, злого недруга,

а и там Деды ваши и Прадеды,

 

134

а что больше до нашего поля[276] не придут,

на коров, овнов не глянут больше,

а и те[277] там живут, стада гоняют,

а и Царь ихний — Бог Один[278] наш,

а Ему, Богу, ответ держат,

и Его Одного только слушаются.

И в том Раю Ирию Ясном

в зиме птички живут, весны ждут,

а по весне, коли[279] зелено все,

коли вишни цветут, домой летят,

под крышу нашу в гнездо свое,

что о прошлый год птенцов водили[280],

а и в этот еще, гляди, выведут.

И летят скворцы, ласточки наши,

летят жаворонки, Бога славят,

летят весной под крышу нашу,

и щебечут нам, а мы не разумеем,

а щебечут они слово ясное,

несут привет нам с Того Света,

от Родичей наших, что пошли на вень[281],

на жатву Божию, а что нас помнят,

а хотят нам сказать про добро наше,

а хотят помочь, зла уберечь[282]!

И знают они все, что будетс нами,

а им Бог сказал и Ангелы Его,

и говорят они[283] ласточкам малым:

«Ты лети, лети, ласточка малая,

лети домой, весточку неси,

а скажи отцу с матерью,

чтоб по мне не плакали, не тревожили!

Я свое отжил, отстрадал уже,

и пускай они доживают,

а пускай они свое дострадают!»

И летит ласточка, грудка белая,

прилетит домой, на дерево сядет,

защебечет, засвищет, за сердце возьмет,

а что она говорит, не разумеешь ее!

А говорит она, чтоб не печалился,

 

135

что отжили они свое, и ты живешь,

а отживешь, и ты с ними будешь!

 

     Вера в загробную жизнь древних славян русской группы достаточно отмечена в литературе. Они верили, что Тот Свет (Загробие) подобен нашему, но только там нет зла, несчастий, болезней, грусти, боли, неурожаев, зимы, града, страданий душевных и телесных. Однако люди там тоже сеют, водят стада Велеса, помогают Перуну бить врагов, венят жито, кладут стога Небесного Сена, Соломы, молотят, мелют муку и приготовляют пищу, едят, пьют брагу Дажьбову[284], и никогда не старятся, не умирают. В общем, эта вера была присущей всем славянам, за исключением вендов[285] у Балтики, где она подверглась большим изменениям, под влиянием датчан и скандинавов, норвежцев и шведов[286]. В то время они представляли один северный народ, откуда возникли викинги. Эти викинги грабили побережья Гардарики, русской Балтики (Новгородской земли) и земли вендов. Они же привносили иной элемент в веру балтийских славян. Однако, основание этой веры оставалось прежним, чисто славянским. Когда венды, дошедшие до отчаянья, теснимые сзади готами, кельтами[287] и другими народами, кинулись на землю франков, потом на Испанию, их называли вандалами[288], и,[289] когда они основали,[290] сначала в Иберии,[291] свое государство, а затем в Северной Африке, латиняне их жестоко преследовали. Однако, для той части вендов, которая образовала в Испании Андалузию, не было никакого выхода. Находясь между двух врагов, сзади готов и спереди — римлян[292], им надо было куда-то прорваться! Война приняла формы наибольшей жестокости, и римляне были устрашены варварством вандалов, но те же римляне не дали им свободного прохода. Вандальское государство в Северной Африке Рим рассматривал как… восстановление Карфагена и никак с этим согласиться не мог. Венды в Африке вели непрерывные жестокие войны против Рима, но, кажется[293] во втором или третьем веке после Р.X.,[294] были разбиты и уничтожены. Эта часть вендов, конечно, имела Божества[295] сродни мрачной готской Валгалле[296], да и среди князей, шедших с ними, было немало германцев, бывших лесных жителей Германии, уже мирно просочившихся в земли полабских славян[297]. Вероятно, вследствие их прихода в землю мавров[298], последние пришли затем в Испанию и подчинили ее себе.

     У вандалов-вендов было представление о Перуне, ведущем их рати в бой, и всякий, кто пал на поле брани, получал немедленное бессмертие, «он въезжал в Рай на Кони[299]». Там, на Том Свете, ждало его райское блаженство, изобилие, места злачные, где ничто не вянет, где никогда не бывает зимы, и где все счастливы. Если бы венды-вандалы завоевали Северную Африку на два-три столетия позже, то есть к моменту падения Рима, они бы там удержались! О них ходили легенды в Х и XII столетии среди осталь-

 

136

ных славян Полабии, где говорилось об их героизме, но со временем эти легенды были истреблены германским элементом, а сами славяне онемечены.

 

 

Лада — Щедрыня

     Богиня Лада, щедрая и милостивая, пользовалась в народе большой любовью, и женщины, девушки, матери и бабки, все воздавали ей почести в виде приношений — цветов, лент, венков на дорогу, в поле, где «ходила Лада по полям и следы ее ног видны». Когда по утрам находили следы, как если бы кто ходил через луга и нивы, радовались, говоря: «Лада-Щедрыня походила, урожай будет!» Позже это поверье облеклось в христианскую одежду: «Богородица ходила!» Но Лада-Щедрыня крепко сидела в народной памяти, и в ночь под Рождество о ней вспоминали, называя Свят-Вечер Щедрым Вечером. Прибегали дети со звездой и хором «щедровали», или же «колядовали». Итак, Коляда Зимний был связан с Ладой, Богиней добра, щедрости, любви. Но так же праздновали Ладу и в Купалины дни, в ночь на Ивана Купалу. Только каждый входил в дом с зеленой веткой, радуясь, что обещание Лады, данное в Колядин день, осуществилось. Эти же дни начинали Русалии, празднества, посвященные женским Божествам древности, и еще в 900-х годах, в Юрьевке за Днепром, ходили целые процессии, как в Вербное воскресенье, по селу. Девушки были впереди, они пели, плясали, водили хороводы и были как бы именинницами в эти дни. Молодые люди бросали в это время пучки зеленой травы, которую везли в тележке. Они ее как бы показывали небу, говоря этим, что «весна наступила и Щедрыня сдержала свое обещание, данное людям на Зимнего Коляду».

     Конечно, через христианство, весенние празднества, в том числе и Русалии, слились с праздниками Пасхи и Троицы, но заметный след их остался в народных обычаях. Молитв Ладе не сохранилось, но сохранились песни, и вот одна из них (Юрьевка):

 

О, Ладочко, Ладочко,

зелено перышко,

листик кудрявый,

поем тебе Славу!

Дай нам сена собирать,

дай нам жита зажинать!

Пусть танцуют все девчата,

 

137

Ладочка пришла до хаты!

 

     Ладо-Бог — Божество древнеславянского мира, представлявшее начало лада, мира, любви в семье, спокойствия, щедрости и взаимопомощи. Лада-Богиня — Божество щедрости сердечной, любви ко всем людям, любви к ближнему, тон самой любви, которой требует и христианство.

     Заканчивались празднества Лады бросанием венков в пруды(река в Юрьевке высохла, и там воду сохраняют в прудах, «ямах»).

     После этого всем участникам предлагали общий обед. Этот обед был исключительно для молодежи. Старики в нем не участвовали, женатые и замужние — тоже не участвовали.

 

 

Хорос — Божество земледелия

     О Хоросе или Хорсе[300] тоже немало чего сохранилось в памяти народной, но есть все же указания, что это было Божество весеннего солнца[301], помогающего земледельцу. Некоторые легенды юга Руси, несомненно, относятся к нему:

 

Идет полем мужик-пахарь,

над ним идет Добрый Знахарь,

а что мужик в поле робит,

то и Знахарь в Небе Дробит!

 

     Пахарь дробит бороной комья земли, а Добрый Знахарь дробит их в Сварге. Оба они выполняют один и тот же ритуал землепашца: пашут свежую землю. Хорос оставил в русском языке слово «хорош ий», «хорош еть», «при хораш иваться». Потому что все, относящееся к хорошему, приписывалось Хоросу: хороший день, хороший человек, хорошее дело, хороший урожай, хороший праздник, — все Хорос дал в таком хорошем виде. Значит, это Божество благоприятного, удачного сочетания вещей. Всем известно, что явления нашей жизни могут быть благоприятными или неблагоприятными для нас. В случае, если они неблагоприятны, они — не хорош ие, а в другом — хорош ие. Но так как стечение хорош их обстоятельств — непременное условие урожая, то Хорос — Божество земледельческое в первую очередь.

     Будучи Дажьбовыми Внуками, славяне считали себя в родстве с Хоросом. Недаром боевые щиты вендов были голубыми, то есть цвета Неба (стр. 119 «Ле[302] Пепль дю Нор», Шопина, Брюссель, 1843, издание на франц. языке). Наше мнение, что Хорос был Перуном в других случаях, когда он становился грозным и разрушительным. Именно тот факт, что имя Хороса

 

138

при этом мало упоминается, свидетельствует, что он носил другое имя. Если подумаем хорошо, то и найдем, что Хорос-Велес-Дажьбо-Купала-Ярила-Коляда являются одним и тем же лицом, в зависимости от формы активности. В таком случае становится понятным, почему его имя мало упоминается. Кроме того, мы должны знать и то, что множество манускриптов библиотеки Ярослава Мудрого погибло во время монголо-татарского нашествия, другие погибли при наступлениях поляков на Киев, немцев в Первую мировую войну, во Вторую мировую войну, во времена революции и т.д. До нас просто не дошли, будучи истребленными «manu militari[303]», эти документы. Еще раньше их, несомненно, истребляли греческие епископы, в целях лучшей христианизации Руси. Другое было истреблено готами, хазарами, так как нельзя даже и предположить, что никакой грамоты на Руси не было до Кирилла и Мефодия! Раз была торговля, она должна была быть. Надо ведь как-то записывать торговые операции? И Новгород в этом отношении особенно нуждался в записях. Купцы должны были платить налоги. Как же они могли их платить, если не было записей?

     Наконец, религиозные соображения тоже требуют документов. Они, вероятно, были, как мы сказали выше, но до нас не дошли.

     Первым фактом для заключения, что Хорос назывался другим именем в иных функциях, служит хотя бы пример Сварога, который то Дуб, то Сноп, но в то же время Дуб — дерево Перу на, потому что Перун часто называется Грм, имя, которое дают и дубу-дереву. В Сербии дуб-дерево называется Грмик. Таким образом, Перун есть Дуб, но он же Сноп, Даждь, ибо Дождь[304] «дает урожай», значит,[305] он же — Дажьбо, но Сварог тоже Сноп и Дуб, значит, он — Перун и Дажьбо. Хорос — Божество солнца. Он же — Божество земледелия, но земледелие невозможно без солнца и дождя, значит, если он — Божество Солнца, то в то же время и дождя, ибо солнце — Сварог, а Сварог — Сноп. Боголесье, где молятся славяне-Дажьбовы Внуки, обычно либо смешанный, береза с дубом, лес, либо лес дубовый. Вообще все Божества славян имеют солнечное значение, и потому дуб или сноп в то же время — солнце, а солнце — Хорс. Береза — Семиково древо, Семик же Божество сева, всходов, таким образом, Семик — тот же Дажьбо, и тот же Перун, ибо сев без дождя-Дажьбо не дает урожая, но урожая не будет и без Хорса. «Перунки» в жите — обрекать ниву на неурожай, ибо нива, где завиты, закручены колосья жгутами — кощунство против Перуна. Перун гневается не на того, кто «завивает», а на того, чье поле. Славянская борода — простая, а борода «завитая» — персидская или вавилонская борода. С персами и вавилонянами наши предки имели дело, и «завитая» борода, с их точки зрения, была бородой «бесчестья». «Завивать» бороду раньше Спожин было бесчестием. «Заплетать» бороду — не одно и то же, что ее «зави-

 

139

вать». Заплетали бороду Сварогу в Спожины, и если бы заплели ее раньше, большого вреда не было, но делать «закрутки» в жите — другое дело, тут как бы указывается Дажьбу, что это зеленое поле уже созрело, и что оно больше не нуждается в Божественной помощи. Хорс должен сжечь такое поле, ибо ему надо высохнуть, а если зерно не налилось, безводная жара и сушь повредит урожаю.[306]

     Хорс еще и потому Дажьбо, что без солнца, при одном дожде урожай тоже погибает. Дажьбо хлеба мочит, а солнце-Хорс сушит, растит, наливает. Один без другого недостаточен:

 

Вот мельница крылами машет,

А Хорос[307] с Яро землю пашут!

 

     В этом случае Яро — Божество вешнего солнца, но Хорс необходим, без него Яро ничего не сделает. В славянских легендах, например чешских, когда люди шли искать будущего короля, они нашли Юрия[308] из Подебрад пашущим землю, В этой легенде — все содержание земледельческое. Земледельческий король — сам пахарь, но Божество солнца — тоже пахарь, а потому всякий пахарь связан с Даждем (Дождь) и Солнцем. Даже само название дождя есть производное от Дажьбо. Земледельцы — Дажьбовы Внуки, славяне — земледельцы, но они тоже Дажьбовы Внуки. Король-Земледелец, Садовник (Кипр. Эпоха Александра Великого. Плутарх, 11.8. «De Alexandri Magni Fortuna aut Virtute»), общая тема «иерос гамос» по-гречески, агрикольная[309] церемония, совершаемая на поле, впервые вспахиваемом.

     Несмотря на то, что мы могли бы заключить, что это всеобщая индоевропейская идея, но мы находим то же в легенде о царе-садовнике в Вавилоне, и на Кипре времен Александра Великого, а также в китайских хрониках, где говорится прямо о царе-пахаре. Однако, церемония эта могла попасть в готовом виде (Царь первым делает первую борозду, затем все участвуют â пиршестве) и в самую Месопотамию, уже в их Сапта-Синдху. У славяно-русской группы церемония могла временно исчезнуть, под влиянием их возврата к скотоводству на юге Руси. Уйдя из скотоводческо-агрикультурного[310] Сапта-Синдху, они нашли безбрежные степи, где занялись снова одним скотоводством. Потребовалась добрая тысяча лет, чтобы заставить их, под влиянием греческих колоний, нуждавшихся в хлебе, вернуться к земледелию. Но в таком случае Хорос — пахарь, взрывающий синие глыбы Сварги Золотой Сохой, является их покровителем. Попытки идентификации древних Божеств с птицами, зверями и т.д., которыми так увлекаются современные систематики мифологии, особенно американской школы, не совсем обоснованы. Если можно говорить о зверях и птицах, так на основании тотемизма и только. Но как только возникли религии, хотя бы и агрикультурного[311]

 

140

типа, в зверях и птицах надо искать образ, символ, а не притягивать «за волосы» понятия о божествах к зверям и птицам! Сам тотемизм родился сначала из желания чем-то объединить всех членов племени. У современных народов таким объединителем является их флаг и герб, но у примитивных народов к этому примешивалась еще и суеверная вера, что изображенное ими животное является их покровителем, вообще создает им благоприятные условия в жизни, земледелии, скотоводстве и охоте. Начертав свой тотем, они как бы сделали магическую операцию, а затем тотем подействовал на них, в виде магического влияния, легшего в основу их примитивного суеверия, уже имевшего, между тем, характер зарождающейся религии. Отсюда, из тотемизма, путем дифференциации, отделения[312] одного от другого в общем комплексе религиозно-мистических идей, и возникли, в конце концов, первые религии. Сначала люди вложили в тотем мистико-религиозное содержание, а затем это содержание излилось на них. Путем умственной и духовной работы над этим действием тотема на его адептов выработались религиозные идеи, а затем и религии. Символы, хотя бы представленные живыми существами, надо уметь читать идеографически. Славяне принесли много из ведизма, а потому их религия уже не изобиловала животными, как в Египте, например. Если же у них и были религиозные представления, связанные с животными, то эти животные являлись символами. Так Хорс связан с огненной колесницей в Небе-Сварге[313], и его кони — тоже огненные. Отсюда и Сивка-Бурка Вещая Каурка, из ноздрей которой сыпались искры, а из-под копыт — Молнии. Это — конь Хорса, может, Перуна, иной ипостаси Хорса, но не самостоятельное религиозное животное, как, скажем Бог-Ибис египтян. Вообще, если есть священные Животные (Белый Конь в Ретре, на Раяне, Рюгене[314]), то они не являются Божествами.

     Понятие священный еще не является понятием Божественный. «Православное Слово», год 1954, № 40—41, в статье А.С. Гершельмана говорится так: «Языческая общественная жизнь была основана на эгоизме, опекала убогих и обездоленных родового начала. Род был замкнутой ячейкой, включавшей в разряд «изгоев» все по той или другой причине нежелательные ей элементы…» По нашему мнению, это было несколько иначе: род был большой семьей, и потому всякий член рода получал помощь на основах своего права принадлежности к роду. Оттого, что у людей была родовая общность интересов, и что всякий член рода стремился помочь своему роду, как большой семье, такое действие еще не является доказательством «эгоизма». Оно просто утилитарно: я помогаю, потому что мне помогают! Но славянская взаимная помощь и поддержка проистекала еще из другого: «все мы — Дажьбовы Внуки!» Известный альтруизм был и у славян. Нель-

 

141

зя, потому лишь, что они были язычниками, отрицать у них это явление (гостеприимство, помощь в беде). Христианство дало иную почву для проявления этих чувств, и только, но подпочву дало язычество. В «изгои» можно попасть и в христианский период, быть преданным анафеме и даже пострадать: Протопоп Аввакум, Микола Пустосвят, Лев Толстой и др. Приводя цитаты из И.И. Срезневского («Древние памятники письма и языка», 1863 г.), автор делает свои выводы, нужные ему для статьи, но мы делаем выводы, согласные с логикой. Так Святой Феодосии Печерский, по автору, войдя к князю Святославу, застает у него «многа играющи пред ним: овы гусльные гласы испускающе, другые же органьные гласы поюще, и инемъ замарьныя писки гласящем, и тако всем играющемъ и веселящемся, якоже обычай есть перед князем», — конечно, христианское духовенство всемерно боролось против «бесовского пения (?!) и блуднаго глумления». Мы не видим сегодня, чем предосудительно пение и пляска! Мы никак не считаем, что Церковь принесла вред нравам, но, запрещая «бесовские песни и плясы», она все же погрешила против самобытности Руси, вгоняя ее в аскетизм. Аскетизм вообще пришел с Востока, и в словах Христа и Апостолов ни слова нет в пользу него. Наоборот, Апостол Павел настаивает, что всяк достоен,[315] «и женивыйся и неженивыйся»,[316] Благодати Божьей. Автор говорит, что искусство времен Крещения Руси, «хотя и носит следы влияния месопотамо-персидского (и индийского), кавказского (через Абхазию), болгаро-византийского и византийского, и западного, но является скорее синтезом». Дальше он говорит, что наравне с христианскими рассуждениями, в «Слове о полку Игореве» есть выражения: «Внуки Стрибоговы», «Потомки Дажьбоговы» (славяне считали себя потомками Бога-Солнца), образ Кащея Бессмертного, князя Всеслава-Колдуна, летающего на клюке серым волком, ночью покидающим Киев, чтоб на заре быть в Тьмутаракани и скоростью своего бега опережающим Бога Хороса (также солнечного Бога, символом которого был Белый Конь), «Волшебник Боян — потомок Велесов» и т.д.

     Здесь мы сталкиваемся с образом Белый Конь—ХОРОС, однако, этот Конь не является Божеством, а лишь атрибутом такового. Это все тот же Белый Конь, который и в Ретре, на Раяне (Рюген) был священным и содержался при храме, и о котором говорит «Риг-Веда», а также другие Веды (жертвоприношение Белого Коня — Ашвамедха[317]). Вероятно, Белый Конь был белым потому, что Солнце днем испускает белый свет. Однако же, белый цвет — цвет Белобога-Святовита (Святовида), Божества доброго начала, защищающего людей своей борьбой против Чернобога и его спутников — Мора-Мары, Богини Смерти, всяческих Злыдней (мелких, нечистых Божков, вероятно, пришедших из других автохтонных культов), как и Сивы,

 

142

Бога-Богини Зимы, холода, смерти (умирание природы — опасность смерти всего живого), и от которых избавляет Зимний Коляда-Крышний-Яро-Хорос. Если Ладо-Лада обещали весну и тепло, солнце и более длинный день, то остальные Божества действительно осуществляли это обетование. Они приносили весну и тепло. Роль Огнебога-Семаргла в этом случае еще неясна, но со временем и эту роль удастся при изучении достаточно осветить. Вероятно, это локальные понятия Агни-Хорса, то есть Огонь Костра, отвечающий Огню Неба, Хорсу, откуда и пошел обычаи сжигать мертвых на кострах, предавая их Огнебогу-Агни, «и вложаху в судину малу и поставляху на столпе на путях» прах мертвых, «еже творят вятичи и ныне». Обычай сожжения мертвецов существует в современной Индии и у многих других народов. Он, пожалуй, чище и гигиеничнее, нежели зарывание в землю трупов, где они гниют и заражают почву, воды и становятся источником заразы. Хорс — Божество Солнца, приходил в своей земной форме Семаргла, Огнебога костра, и «уносил на своих руках усопшего». Однако, славяне не всегда сжигали своих мертвецов, а также хоронили их в могилах, которые были тем больше, чем значительнее был по его роли усопший. Царей в степях они зарывали в курганах. Об этих царях мы можем знать лишь из легенд-сказов Захарихи да из сказок. Но роль Хорса-Сури, Суðüè[318], Суры (Суроматы) была, главным образом, скотоводческая, а земледельческой она стала лишь впоследствии, когда славяне снова перешли от скотоводства к земледелию. Таковы были требования тогдашнего рынка, греческих колоний, которые стали покупать, наряду со скотом и продуктами скотоводства (кожа, шерсть, сало, сыр, масло, мясо или говяда), хлеб, пшеницу и рожь. Тогда же изменилось и содержание символов, связанных с Божествами. Они получили агрикультурное значение. Вероятно, тогда стали считать, что Конь Хороса — рыжий, от теплого, земледельческого Солнца. Оставшееся представление о Белом Коне могло иметь больше связи со Святовитом, чем с Хорсом. Однако, оставим пока этот вопрос тоже открытым. Он не имеет существенного значения.

     Ашвины[319]в «Риг-Веде», возвещающие Утреннюю и Вечернюю Зарю, или приход солнца днем и ночи лунной или звездной, сообразно современному толкованию, имеют связь с лошадью. Ашвин[320] в переводе значит «обладатель лошадей». Такое толкование не исчерпывает всего содержания «обладания лошадьми». Дело в том, что в те отдаленнейшие времена мир не знал коня,и все работы, как и перевозки, передвижения совершались на быках. Поэтому, появление коня в жизни арийских народов было ими приравнено к Божественному. «Риг-Веда» говорит: «Лошадь, вырвавшись из ряда Божеств, прискакала к нам». Однако, она Божеством не являлась. Она лишь находилась в «ряде Божеств», то есть при Божествах. Тем не менее, появ-

 

143

ление лошади в жизни людей было равносильно сегодняшнему появлению мотора внутреннего сгорания. Оно перевернуло их уклад, дало им силу, о которой они не мечтали, быстроту в передвижении, ускорило полевые работы, обеспечило хорошую охрану стада, дома и селения, дало в руки государства отличное оружие, кавалерию. Понятно, видя благородный характер этого животного-помощника человека, люди стали считать его священным. Оно дало очень много в их жизни. Оно ее преобразило. Однако, делать отсюда вывод, как М. Ольденберг, что «Ашвины[321] были… жеребятами», будет довольно наивным для современных ученых. То, что жеребенок имел священное значение для людей, понятно, ибо агнец тоже имел такое значение, и овен[322] тоже. Они увеличивали богатство людей, давали им лучшую жизнь. Но говорить, что «Асвнны-Жеребята освобождали Зарю-Ушас (слово, получившее превратное значение в русском языке: «ужас»[323]. Вероятно, оттого, что «появление Зари прогоняет злые силы, ужасы ночи».[324] То же подтверждает и «троекратное пение петухов», после которого исчезают ночные ужасы, «нечистая сила», (Гоголь)), является большой натяжкой. Все проистекает оттого, что западные ученые материалистически подходят к духовному миру мифологии. Они как бы лишены понимания образов из-за этого. Чтобы правильно понять и объяснить какой-либо из древних религиозных образов, ибо тогда не было ни икон, ни,[325] в большинстве случаев,[326] статуй, надо вспомнить, что понятия изображались словесно, в виде образов и символов. Некоторые неточные[327] переводы из «Риг-Веды» заставляют думать, что Ушас — это ужас, а другие, что Ушас — Заря-Благодетельница. Но Ашвин[328] Утра мчится, возвещая близкий приход светила, и этим, конечно, освящается и лошадь его, становящаяся также частью Вестника. Как бы то ни было, Конь Хорса, или ведическая Кобыла Сурьи[329], — одно и то же, что доказывает еще одну связь славянского язычества с ведизмом.

     Конь Хорса указывает на его значение, как Божества земледелия,ибо конь — незаменимый[330] помощник пахаря в поле.

 

 

Фольклорные атрибуты

     Мифологический материал славяно-русского происхождения только-только затронут. Божества наших предков не всегда могут быть приравнены к божествам других стран. Знака равенства между ними нельзя провести, как нельзя его провести между отдельными расами и народами. «Современный миф» — о равенстве — ложен по сути, ибо есть расы высшие и есть низшие. Конечно, сказать, какие именно из них высшие, это вызвать жестокую полемику, а потому оставим вопрос

 

144

открытым. Скажем только, что расы, имеющие духовные ценности, обладают в то же время и большим фольклором. Наш славянский фольклор богат и разнообразен. Он варьируется от одного славянского народа к другому. Есть однако общие черты, связывающие славянский фольклор воедино, и потому мы их можем указать. В песнях, сказках, легендах упоминаются Дуб, Перун, Сноп, а вместе с ними и христианские образы. Упоминаются в сказках, особенно русских, Дед да Баба. Дед, конечно, Сварог, а Баба -Земля, Лада, Кострыня. Упоминаются Леший, Водяной и Русалки. Зимние Рождественские Святки сопряжены с гаданиями, колядками и щедровками, летние Зажины и Спожины — с церемониями внесения в деревню Первого Снопа. В конце лета освящаются плоды, яблоки, груши, виноград и мед, пшеница, вино и елей. Все это не только предметы, но и образы прежней веры, язычества. Таков миф о Жар-Птице, который является не только сказочным атрибутом, но идет из глубокой древности, вероятно, от мифа о Матаришване[331], птице, принесшей Огонь с неба у ведийцев. То же самое можно сказать о Жар-Цвете, Цветке Ивановой (Купалы) Ночи. Нашедший этот цветок может искать клад. Вишневый Цвет на Рождественских Святках, как и колесо, которое зажигают и катают подростки по снежным дорогам, тоже являются образами п мифами, идущими из древности. Миф о Темянном Зубе оказывается реальностью — род редкой болезни, когда в нёбе начинает расти костное образование, похожее на зуб. При заговаривании зубной боли знахарки говорили формулу: «на Море на Окияне, на острове, на Буяне, Бел-Горюч Камень лежит!» Все слова начала этого заговора — реальность: остров Буян — Цейлон[332], известный нашим пращурам из Сапта-Синдху (Семиречье индусов). Там действительно есть Бел-Горюч Камень, кварц[333]. На Белом Камне приносили наши предки жертвы. О Млечном Пути достаточно было сказано в этой книге. Звездное Небо в безлунную ночь — «Церква Бога Саваофа», по верованию стариков в Антоновке и Юрьевке. Легенда о «Рыде, что свою голову ищет», в Задонье, среди крестьян: по ночам жеребец скачет в степи, на нем безголовый Рыдя, свою голову ищет. Ему ее отрубил русский Царь. Он ловит перекати-поле, летящее по ветру, думая, что это его голова, примеряет к шее, потом бросает. Нами высказана догадка, что Рыдя — это Редедя, князь Койсожский, которому, кажется, Мстислав, по «Слову о полку Игореве», голову срубил, «перед его полки зареза». Легенда о «Черных Пастухах» возле Степной в Задонье — тоже реальность, там когда-то бродили со своими стадами Черные Клобуки (каракалпаки). Все эти атрибуты — либо остатки религии, либо истории.

 

145