Мысли по поводу легенды о Райском дереве

     Никто, конечно, не станет отрицать христианского содержания этой легенды, но в ней есть, несомненно, и древнее, языческое представление. Связанность всего Рода людского — идея древнего мира. То, что жизнь все время стремится на гребне настоящего в будущее, а каждая секунда становится прошлым, очень хорошо сказано. Единство всех, столь сильно подчеркнутое в этом повествовании, тоже крайне интересно. В конце концов, если принять вместо трехмерного мира четырехмерный, за постулат, будет нетрудно видеть, что вся жизнь от начала до конца находится в четвертом измерении, в трех же предыдущих идет ее динамическое развитие. В четвертом она — статична. Там, конечно, и связано все. Однако, что поражает в этом повествовании, это — как мог простой монашек, да еще бродячий, до такой глубины мысли дойти? Поистине, это — загадка. Образ его был очень простой, может, в молодости он обладал кой-каким образованием, но, во всяком случае, недостаточным для проникновения в эйнштейновский мир! Однако, в древнем славянском мире было учение о Прави-Яви-Нави, и миф Райского Древа мог идти оттуда. Имея внешнюю христианскую оболочку, основная идея этой легенды, связанной еще к тому же с предвидением, конечно, была ему высказана кем-то другим, может, и старцем Пахомием, неизвестным молитвенником земли русской, но что-то в этой легенде есть, что роднит ее с легендой о Беловодье. Мы уже анализировали последнюю, найдя, что она имеет черты веры в Рай, как его представляли себе язычники, наши предки. В Райском Древе легенда эта

 

177

претерпевает христианское воздействие, и Беловодье становится Раем, связанным накрепко с нашей жизнью, где время, настоящее, будущее и прошедшее, едино. Это учение о Едином Времени, повторяем, подобно учению Эйнштейна. Живейшее описание Рая и Райского Древа, как Древа предков и потомков, необычайно интересно, ибо оно дает почти физическое ощущение, чувство «Того Света». Основная идея языческого представления о «Том Свете», что — «там все, как и здесь». И Листья — люди, связанные с живущими в «Этом Свете» через Родовое Древо Райское, продолжают жить, как мы живем здесь. Кустики-Иконы, тоже, в большой мере, языческого характера. Там — Дуб, или Липа, в крайнем случае — Береза, а здесь — Кустик-Икона, Образ безгрешной жизни на земле. «Никому не делает зла» растение, а значит, «живет по-Божьему». Значит, оно ближе к Богу, чем человек. А если оно близко к Богу, то «на кустик можно молиться, как на Икону». Нам пришлось слышать в детстве еще о «березомолах», людях, молившихся «на березу». Конечно, они тоже считали, что береза — икона. В строгом смысле слова, они были не «березомолами», а в некотором отношении «иконокластами[473]». Монашек, говоривший о «Райском Древе», был тоже до известной меры «иконокластом», хотя и исходил из понятия, что «природа — Храм Божий». Однако, и язычники исходили из той же идеи, отправляясь в Боголесья на молитвы.

     Моля Яро, Иеро-Бога, если можно объединить корни греческие со славянскими, принимая в основу, что и те, и другие идут от общего арийского центра, из единого арийского языка, славяне смотрели на древа, кущи и травы, как на обиталище Божества. Эта идея встречается и у семитов: Неопалимая Купина Моисея, или позднейшее, уже христианское толкование прообраза-просимвола — Богородицы, Неопалимой Купины. В этом случае Она — Непорочная Дева, давшая миру Спасителя. Рождение для нее было неомраченным и безгрешным. Как Купина (Куст), горел и не сгорал, так и Она родила Сына Божия и не имела греха. Конечно, семитическое понятие греха зачатия, греха сексуального общения, чуждо духу славянства. Оно смотрело на такое общение, как на источник радости, а не срама! Но нечто общее между Райским Древом и «Кущами Райских Садов» (М.Ю. Лермонтов, стихи: «По небу полуночи Ангел летел») есть. Есть оно, это общее с Неопалимой Купиной Моисея. Принимая же во внимание христианское содержание легенды, Райское Древо сродни и Неопалимой Купине позднейшего толкования. Райское Древо — Древо Рода человеческого, тот же Дуб славян, то же Молонье Древо, но только в спокойном виде, в противоположность действенному, самой Молнии. Принцип один и тот же, устройство одинаково: древо, корни, ветки, листья. Это Древо — одно из тех, что были в Боголесьях, один из дубов, берез или лип, под которыми собирались

 

178

наши предки, и принесенное в Рай, где они живут отныне. «Пленка Времени» — дифференциал икс того времени-пространства, который протекает каждое отдельное мгновение. Это исчезновение Времени — всегдашняя загадка жизни, и старец Пахомий, неизвестный молельщик Руси, ее заметил и сказал о ней, вероятно, и монашку. Тот принял и понес по всей Руси, из села в село, из дома в дом, чтобы рассказать Радостную Весть всем. Первое, конечно, что бросается в глаза, это соответственность представления о Райском Древе со старинной иконописью. Так, отчасти будучи «иконокластом», он в то же время давал иконописное изображение «Того Света», и его Райское Древо приближается по зрительной силе и изобразительности к иконе. Нам приходилось встречать в России икону старого письма, где изображено было Древо, вместо листьев которого были лики Угодников, на Руси просиявших. Итак, молясь «на кустик», как иконокласт, монашек нес в своих словах сияющий образ Райского Древа, копии с иконы Древа Угодников. Конечно, здесь, в его действиях, как бы противоречие, но чисто человеческое противоречие, без какого и человек прожить не может. Есть, однако, воля к жизни, приобщающей к Райскому Древу, и желание коснуться его. Тут мы должны думать о воспитательной роли бесед монашка в деревне, с простыми людьми. Он им давал понятные образы, объясняя непонятное. То духовное стремление, каким была богата прежняя Русь, выступает здесь с полной ясностью, с ослепительным блеском. Он не принял четвертака хозяйки! Он ничего не искал, но только давал то, что единственно нужно людям, духовное свое богатство.

 

 

Понятие о Боге ведическое

     Несмотря на мнение некоторых славистов, понятие о Боге вовсе не исключительно персидского происхождения! В «Риг-Веде» (пер. Ланглуа, т. II, стр. 514) сказано, что Митра и Варуна — Хранители Трех Небес, Трех Воздухов и Трех Земель: «Три части мира, делящиеся на Три Локи (см. 80-ю стр. книги ««Риг-Веда» и язычество»), являются как бы эссенцией[474] трехмерного мира. Три части Неба — Дью[475], Три части Воздуха — Антарикша, и Три части Земли — Бху[476], являются дальнейшим подразделением. В этом видна забота составителей Вед внушить арийцам понятие о Троичности[477] Божества в Его Основе, как и трехмерности мира[478] видимого Его Сознания». В данном случае нам важно слово Бху[479], или Бха[480]. Понятие о Боге проистекло именно из этого текста Вед. Не оспариваем, что в митраизме персов были такие же понятия, но они к нам пришли не от них, а из ведического прошлого, из самих текстов «Риг-Веды». Умершие,

 

179

получившие Благую Весть на Небе, называются в «Риг-Веде» «Садхья»[481], ибо были удостоены Амриты — Напитка Бессмертия, который пьют Божества. В «Райском Древе» находятся предки-Садхья[482], ибо они всегда живы. Мы говорим, конечно, не о самом названии этих предков, а об идее, связанной с ними. «Риг-Веда» понимает их именно так. Так же понимает их и монашек, рассказавший легенду о Райском Древе. Как в «Риг-Веде» мы можем, соответственно этим текстам, видеть остатки культа предков в Садхьях[483], так и в Райском Древе. Бог, Божество, Бха[484], или Бху[485], совершенно идентичное со славянским понятие[486]. Бог принимает к Себе предков, родных и близких, которые в свою очередь будут предками других и будут на Райском Древе, как листья, пребывать под вечным солнцем блаженства. Так понимается Божество (Божества) в «Риг-Веде», и так понимает Бога славянин, христианин, ибо ему неоткуда было взять этого понятия, как из родного ему источника прошлого. В легенде он объяснил самое прошлое, будущее и настоящее, как истечение из рук Бога Времени. Садхьи-Предки[487], Листья Древа Райского, пребывают во времени, полощутся в нем, как «в воде» (пленка, как на воде), и остаются вне его, уже будучи в Раю. Бха[488] — Земля по ведическому пониманию, или Божество Земли. Видимо, это — Мать-Сыра-Земля, или еще ближе к источнику, Мати-Сура-Земе. В таком виде «Мате-» значит вообще — «получение»,[489] «Сура» — Солнце и «Земе» — земля[490], но и точка опоры, основание, смысл, идея, от которой зависит дальнейшая, то есть главная идея. Эта идея, да еще главная — Земля есть отражение Бога. Это отражение Бога происходит через соединение Неба с Землей, а последнее происходит через Солнце, дающее жизнь. Значит, жизнь идет от Бога, и Бог есть Жизнь! Вот раскрытие подлинного значения, скрытого в прасимволах «Риг-Веды». Оно совершенно совпадает с христианским!

     В памяти человечества многие герои прошлого являются, именно на основании культа предков, Божествами, как например, в римской и греческой языческой религиях. В некоторых случаях, их основная идея деятельности, имеющая соответствие в сонме Божеств, получает имя, связанное с одним из Божеств. Так, например, довелось нам слышать[491], что «Славяне вышли из Арии, предводимые Вождем Савитаром[492]». Савитар[493] — Благодетельное Солнце. Савитар[494] — Спаситель Урожая, а значит и людей. Савитар[495] в данном случае, вероятно, Вождь, спасший (как Савитар [496]) наших Предков от бедствия в Арии. Сначала о нем говорили, что он «был как Савитар[497] для своих людей», а затем, по закону исчезновения метафоры в преданиях, «как» выпало, и осталось: «Он был Савитар[498]». Фактически же он мог быть и «Ореем-Отцом»,[499] как сказано об этом предводителе в «Дощьках Изенбека». Последние мы считаем столь же подлинным документом, как и всякий документ, относящийся к той

 

180

отдаленной эпохе. То есть, что в нем есть и подлинное, и неподлинное. Одно — из предания, а другое — от автора, от его личности, от умения отличить правильное от неправильного, от его взглядов, эпохи и т.д. Но этот вождь — Савитар[500] из какого-то «вятского языческого документа», мог вполне носить другое имя. Имя Орей-Отец ближе всего по смыслу к Арии, к арийцам и арийскому мышлению. С другой стороны, Орей-Отец мог быть и «Орай», то есть просто первым пахарем. Все, однако, в «Дощьках» свидетельствует о том, что речь идет об определенном лице, то есть человеке, а не об образе. Наконец, надо признать, что Библиотека Ярослава Мудрого могла содержать не единственный подобный документ.[501] Книг было в этой Библиотеке множество. Они погибли во время пожара при взятии Киева монголо-татарами. Не исключена возможность, что и еще будут найдены в будущем подобные же документы. Они могут быть в архивах библиотек, в разных складах, где их еще не коснулась рука ученого. Российская нация — великая нация, и в ней далеко не все еще открыто даже и в наше время. Есть в ее недрах вещи, которые сотни лет ждут своего исследования и которые были спрятаны, удержаны — просто инстинктивно, не понимающими их значения людьми, чиновниками, иерархами[502] и судами. Есть и частные коллекции. Многие из них погибли во время революции, другие спасены и еще не разобраны, третьи попали в невежественные руки, лежат еще где-либо, среди всякого хлама. С годами, все время можно ждать, что будут открыты и другие творения, как «Слово о полку Игореве». Мы сами имели соприкосновение с подобными документами. Утверждения «учеников» проф. Мазона (Сорбонна), что «Слово о полку Игореве» «подделка», и что его вероятный автор — Тарасов[503], не выдерживает критики! Так можно написать вполне «научную» диссертацию, что «Профессора Мазона никогда не было!» Отрицать, так уж отрицать, в том числе и уважаемого, но весьма неудачливого «профа»! Не надо забывать, что «проф»,[504] французское сокращение, и «профан[505]» — весьма близки по начертанию!

 

 

Критика научного скепсиса

     Не впервые в истории человечества, тот или иной документ вызывает у одних признание, а у других ученых — отрицание. Так и со «Словом о полку Игореве». Нашелся профессор Мазон во Франции, отрицающий подлинность рукописи. Откуда, спрашивается, ему знать подлинно, что это так? Он — француз, преподававший русский язык и литературу в Сорбонне (Париж). Значит, как француз он уже не может

 

181

чувствовать стихию русского языка. Есть критика и на него: так, профессор Грегуар (Брюссель) считает, что «Мазон напрасно затеял эту историю!» — его личные слова, сказанные автору этого труда. Общий вопрос всех ученых в таком случае: «где доказательства?» Их может и не быть, но если вещь подлинная, отсутствие доказательств еще не доказывает ее неподлинности! Что у самих французов был некий скандал с Глозелем[506], еще не значит, что и все делают то же, что и «Глозель есть повсюду!» Так, чего доброго, можно договориться и до того, что начать отрицать собственное существование. В самом деле: «я существую, но… существую ли я на самом деле?! А может это мне все кажется? Даже свидетельство других, что я существую, еще не доказательно. Они могут «сговориться», они могут мне тоже казаться. Наконец, прежняя логика, классическая логика, ставившая вопрос: «да или нет?» сегодня претерпела изменения: «да или нет» не являются окончательным положением, ибо есть и третье: «ни да, ни нет», иное по своей природе, чем «да» и «нет»! Об этом уважаемому профессору следовало бы знать. Мы бы не затрагивали этого вопроса, но уже профессорские «ученики» слева, в «Новом Журнале» другого столь же уважаемого профессора Карповича в Америке (Нью-Йорк) пишут статьи (Тарасов — возможный автор «Слова о полку Игореве»). Как-то повелось, что «слева» обязательно идет какая-либо очередная гадость, «на зло правым!» Уже сотни лет идет, довела Россию до революции, но разлагатели нашего народного духа не оставляют своих усилий. Они «добивают» национальную идею Руси! То, что участвует в качестве «духовного отца» в этом деле француз, нам вполне понятно, но что продолжают его нерусское дело русские, нам непонятно.

     Мы читали аргументацию профессора Мазона. Она нам показалась вымученной, насильно притянутой «за волосы» к теме. Слаба она и в других отношениях: откуда Тарасову знать такие подлинные обороты речи, как в «Слове о полку Игореве»? Остается предположить, что он был гением, чего на самом деле не было. Наконец, первый оттиск «Слова» сделан в Москве в 1800-м году. Репродукцию этого подлинного оттиска можно видеть в выпущенном издательством экземпляре. Нам же этот первый оттиск довелось видеть в СПб до революции! О чем свидетельствуем. (Оттиск в Москве был сделан в Сенатской типографии.[507])

 

182

Идея Вишну в идее Вышнего

     Всевышний, Вышний — наименование Бога в христианское время. Вишну есть тоже Вышний в прямом смысле этого слова. Он — Хранитель (с Варуной-Перуном) небес, и потому он и Вышний, ибо Небо вверху, выше всего видимого.

     Вышний — все равно в ведизме ли, в славянском ли сонме — Верховное Существо, стоящее над всем видимым и невидимым. Мы не можем сказать с полной уверенностью, что Вишну и Вышний идентичны, но что всякое Божество, в том числе и Вишну, является Вышним, в этом мы уверены. Вероятно[508] все же, что оба этих понятия связаны. По крайней мере, при различных совпадениях названий Божеств, как Ишвара-Сварог[509], или Сварг, Свар, Варуна и Перун, Дажьбо и Питар Дьяус[510], Веда и Вяда (знание), Тримурти н Троица-Триглав, Земе и Земля, Иерос и Яро (Еро), Ирий и Ария, мы имеем право заключить, что такое сходное начертание не является простым совпадением, но что оно соответствует одно другому.[511] Такая близость наименований ведических и славянских Божеств объясняется нами как результат наибольшей близости славян к ведийцам, ибо одно из главнейших племен славян носило еще до прошлого столетия имя вендов, а другое венетов. «Венде» — означает «ведет» в западнославянских языках.[512] Венды[513] значит[514] «водители». Водителями они были, вероятно, своих стад, когда носили имя скуфы. Вышний или Вишну близки еще и потому, что сохранилось священное дерево Вишну — вишня. Другого значения слово «вишня» не имеет. То, что оно священно, можно заключить, что ветки вишни в цветах — украшение не только рождественского стола на юге Руси, но и иконы Рождества, сливающегося в народном понимании с Рождением Света. О том же говорят и рождественские песнопения: «Свет Разума… Тебе ведети с высоты Востока…», причем говорится: «Возсия мирови Свет Разума», как если бы дело шло о Солнце! Катехизис говорит о Христе, как о «Свете от Света». Свет в Небе от Солнца и, следовательно, символически Рождество знаменует рождение Тепла и Света. Свет и Тепло идут сверху, с Выш е, значит, от Вышнего. То, что Вышний близок к Вишну, в данном случае ясно и без особых комментариев. Вишни имеют религиозное значение, ибо взвар на Свят-Вечер, под Рождество, без вишен и меда не считается достаточно традиционным. С другой стороны, если делают кутью по усопшему, то полагается, чтоб она была рисовой с крестиками на ней, выложенными из вишен. Вишня, как фрукт, отнюдь не является первой,[515] а есть еще земляника, но ей предпочтения не оказывают, а наоборот,

 

183

мед считается целительным. Вишневый лист кладут в соленые огурцы[516] не только для букета, но и потому, что он является священным. Кладут, благословясь: «Дай, Вышний, чтоб в сохранности было!» Сухие вишни — непременное приношение перед иконой Рождества.

     Мать, благословляя сына на военную службу, говорит: «Да сохранит тебя Вышний!» То же и при благословении брачующихся: «Да даст вам Вышний счастья, совет и любовь!» Рождественское песнопение Ангелов переведено на славянский язык как «слава в Вышних Богу![517]» Правда, слово «вышних» пишется с малой буквы, но это значения не имеет. Возможно, что под именем «вышних» славяне понимали все Божества. Тогда Вышний — это Небожитель, или один из Небожителей. Вишневое дерево почиталось священным наряду с березовым, дубовым и липовым. На вишневую палку опираются на юге Руси старики, потому что считается, что вишневое дерево дает силу. Дуб тоже дает силу. Однако, вишня как-то предпочитается на юге. Может, это оттого, что на юге осталось мало дубов. Некоторые настойки, считающиеся целебными, настаиваются на травах и сухих вишнях. Вишневая кора[518] считается тоже целительной. Ее заваривают и пьют от ломоты в суставах. Когда мы говорим «вишня», это кислая вишня, а не черешня. Известно, что многие предпочитают вишневый сок всякому лекарству, и вишневая настойка пользуется большим почетом на юге. С вишневым деревом связана идея свадьбы. Так, в случае ранней Пасхи и ранних, весенних браков, вишневый цвет присоединяется к флердоранжу[519]. О Купале говорили, что «он идет в венке из вишен» (ветка с ягодами). В случае лихорадки, чтоб она прошла, надо сорвать три вишни в полночь, три на заре и три в полдень, а потом положить их в водку, настоять и пить трижды в день. Наличие трех сближает идею Вишну и вишни-фрукта. Он, согласно «Риг-Веде», «показал миру свои Три Шага». Вишневый цвет тоже считается целебным в смеси с чесноком, при чахотке. Его кладут в водку и дают пить больному через три дня. Здесь тоже находим цифру три. Правда, она может происходить от Троицы, чтимой уже в христианский период, но с Троицей связано свежее сено, зелень листвы, а не ягоды. Три разных времени дня — полночь, заря и полдень, тоже указывают на отдаленнейшую реминисценцию с причащением ведийцев Сомой. Они вначале причащались Сомой трижды в сутки, потом стали это[520] делать до пяти раз.

     Крестьяне Юрьевки были формалисты: «Вишню Бог любит!» Существовала легенда, что когда Христос страдал на Кресте, скворец сорвал вишню и вложил Ему в уста, чтоб Он освежился. Почему именно вишню, а не какой-либо другой фрукт, скажем, землянику? Потому что вишня священна. Она считалась священной и потому ее могли резать на палки только

 

184

старики. Молодежи это делать запрещалось. Если кому-либо нужна вишневая палочка для удилища, он обычно просил это сделать Деда, или Отца, но не резал сам.