Ульяна. Объяснительная Арсеньеву

После вчерашнего вечера я напрочь забыла о том, что случилось с моим пионерским галстуком. Надевала я его только один раз – в первый день, когда сюда приехала. А потом положила в свой шкафчик и совсем про него забыла. Я ведь обычно хожу в спортивной форме, а к ней галстук не обязателен. Да и вожатая не придиралась – наверное, для её нравоучений я была слишком мелкой. Наверное, она решила: «Пусть играется ребёнок – не убудет». Не знаю, почему меня вообще определили в старший отряд. Но я не против, так даже веселее. Всё внимание на тебя, все заботятся…

Арсеньев вчера что–то талдычил про то, что мне надо почаще смотреться в зеркало. Я не любила слушаться других людей, особенно парней, но всё равно посмотрелась. И открыла рот от изумления: на мне был аккуратно повязанный пионерский галстук, который я и надевать не особо умела. Он у меня всегда как–то криво висел и топорщился. А тут ровненький, гладкий, будто на картинке. И я точно помнила сегодняшнее утро: я его не надевала, и на линейке была как всегда в майке и шортах.

Сначала я подумала, что вчера забыла снять его перед сном и уснула прямо так. Но, во–первых, с мозгами у меня в порядке – не бабка столетняя. Уж заметила бы, что на мне галстук. А во–вторых, как я уже говорила, галстук был не мятый. Напротив, будто только выглаженный.

Но самое худшее в том, что я не смогла его снять. Как я ни пыталась развязать узел и даже стянуть «украшение» через голову, ничего не получалось. Галстук намертво прирос к моей шее и груди.

Я заметалась по комнате: мне резко захотелось позвать Ольгу Дмитриевну и прямо–таки насильно заставить её убрать с меня эту штуку.

Так я и сделала. Кстати, именно поэтому вожатая сегодня задержалась на свою любимую линейку.

– Ольга Дмитриевна, Ольга Дмитриевна! – повторяла я, вприпрыжку догоняя её на подходе к площади. – Снимите с меня галстук! У меня это не получается!

Вожатая обернулась и недоумённо на меня посмотрела.

– Что значит «снимите»? Ты и так без галстука – никогда ведь его не носишь. Я уже смирилась, – но я не сдавалась и уверенно показала на свою шею.

– Нет, Ольга Дмитриевна, он на мне! Неужели Вы не видите? – от недоумения на моих глазах выступили слёзы. Мне показалось, что она издевается. Решила, наверное, всё же наказать за то, что я всю смену его не носила.

– Нет. И прекрати меня разыгрывать! Мне на линейку пора. Если заболела, можешь не ходить. Но и никакого футбола! – вожатая ушла, а я со страхом вернулась в домик.

Сразу же бросилась к зеркалу! И действительно, галстука на мне не было. Я даже сняла майку. Вдруг он развязался и провалился за шиворот. Но нет. Он просто пропал, и всё. Вот такие дела, Алекс. Не люблю писать развёрнуто, да и вообще заниматься нудной писаниной на каникулах. Вот такое волшебное происшествие со мной случилось. Понимай, как знаешь.

***

Я раскрыл своё присутствие на линейке, а потом ещё и бродил туда–сюда, а Оля этого явно не оценила. Наверное, ей бы понравилось больше, если бы я остался в домике. Она снова заметила меня и недовольно покосилась в мою сторону.

Тем временем появилась Ульянка. Проспала что ли? Девочка бегом влетела на площадь и запрыгнула в общий строй, весёлая и довольная. Подростки быстро забывают всякие неурядицы!

Ольга перевела взгляд с меня на Ульяну, потом назад на меня и грозно свела брови. Я как ни в чём не бывало продолжал стоять у кустов.

– Алексей, не мешай! – в итоге отмахнулась от меня вожатая, будто от назойливой мухи, и продолжила свою, как я понял, чисто техническую речь, которую знала наизусть и толкала перед окончанием каждой смены. – Надеюсь, вы все нашли себе новых друзей и увлечения. Надеюсь, эта смена запомнилась вам на всю жизнь. А сегодня мы собираемся пойти в поход, – на этих словах пионеры явно погрустнели, и раздался общий вздох. Шурик и Электроник покосились на виднеющееся здание клубов – должно быть, хотели что–то доделать. Лена плотнее прижала к груди книжку. Недовольны были все, кроме Слави и покрасневшей от быстрого бега Ульянки. Первая всегда серьёзна и радовалась любым инициативам Ольги, вторая просто крайне редко печалилась. А, возможно, девочке идея похода и пришлась по душе. С её неугомонным характером бегать по лесу – одно удовольствие.

– Чего грустим? – бодро воскликнула Ольга. – Главная польза похода заключается в чём? В пешей ходьбе! Общественный и личный транспорт отнял у нас возможность совершать длительные прогулки, и нахождение в «Совёнке» – хороший повод исправить эту ошибку прогресса. Поход – это не только полезная физическая нагрузка, это – и возможность преодолеть себя, сделать то, чего вы раньше никогда не делали и увидеть красоту нашей природы. Кроме того, поход укрепляет чувство товарищества, взаимовыручки и единства отряда. А это – очень полезные качества, которые неоднократно пригодятся вам в жизни. Поэтому сегодня же вечером после ужина жду всех на площади в удобной для похода одежде. Отказы не принимаются.

«Попробовала бы она меня заставить…» – подумал я, но всё же решил сходить, ведь последний раз в походе я был ещё подростком, когда к нам в деревню приезжали родственники и потащили нашу семью в лес. Почему бы немного не развеяться? К тому же, окрестности я уже изучил, и смогу отвести своих «товарищей» к логову палочника. Вот ребята порадуются!

Но до вечера ещё море времени. Чем его занять? Надежда, что завтра я сумею попасть в автобус и уехать отсюда, затмила все остальные мысли. Может, не надо ничего искать, разгадывать, пытаться выбраться, а достаточно просто дождаться завтрашнего дня? Почему бы тогда не попробовать вести жизнь обычного совёнковского пионера? Получить от этого происшествия хоть немного удовольствия? А можно, я надену галстук? – спрашиваю я сам у себя. Нет, глупость. Раз уж с первого дня не прогибался, то начинать явно поздно, да и не хотелось. Ещё выйдет, как с Ульянкой – прирастёт к шее, и не отдерёшь. Заигрывать с местными порядками и атрибутикой крайне опасно.

К умывальникам я ещё не ходил. Но надо помыть рожу и почистить зубы. Я по–быстрому смотался за зубным порошком в домик и бодро зашагал в сторону «помывочной», уже привыкнув надраивать рот мелом, но тут передо мной открылось зрелище, которое невозможно было пропустить: возле двух корыт стояли Мику и Ульяна. Совершенно голые. Я легко отличил их по волосам: оказывается, это хороший идентификатор личности!

Девочки мылись целиком, присоединив к кранам ярко–голубые шланги и обливаясь ими с ног до головы. Оказывается, так тоже можно. Какая милая непосредственность! Интересно, они не стеснительные? Или сегодня – женский банный день, а где–то неподалёку висит грозная табличка «Посторонним мужского пола вход воспрещён»?

Шланги были допотопные, советские, но «купальщицы» умело ими орудовали. Почему они не воспользовались душевыми кабинками? Может, шланг слишком короткий, чтобы налить туда воду? Вода, как всегда, была холодной, и девчонки время от времени взвизгивали. Возникла дилемма: вмешаться, присоединиться или остаться праздным наблюдателем. Но настоящий пионер не должен быть безучастным. Он обязан интересоваться делами своим друзей в любой ситуации и быть готовым помочь. Шланг подержать или спинку там потереть. Я прошёл вперёд, шумно задев куст, и нарочито кашлянул.

– Блюдёте чистоту? Что ж, похвально. Чистота – залог здоровья, и надо к ней стремиться, несмотря ни на какие препятствия, – я кивнул в сторону неработающих кабинок. – Я тоже стремлюсь к чистоте, но, пожалуй, ограничусь чисткой зубов. Всё остальное слишком холодно мыть.

Девочки вытаращили на меня глаза и застыли, словно на них напал столбняк. Видимо, для споров со мной не оказалось ни единого слова… А я немым ответом помахал коробочкой с зубным порошком и уверенно направился к третьему умывальнику, стоящему чуть поодаль, особнячком, демонстративно повернувшись к купальщицам спиной.

В конце своей пламенной речи я глядел в сторону, а когда обернулся через пару секунд, то никого не обнаружил. За кустами послышались лишь быстрые шлёпающие шаги. «Ладно, искупаются в следующий раз, раз такие стесняшки».

А жаль. Я уже настроился принять участие в общем веселье. Раз уж я сегодня решил отдыхать – почему бы и нет? Правда, лучше бы вместо Ульяны была Алиса или хоть Славяна. Ульянка для полноценного веселья ещё маловата будет.

Чистить зубы порошком мне приходилось ещё в раннем детстве. Пока я учился в младшей школе, мы всей семьёй использовали именно его, но потом меловую смесь навсегда заменила более приятная и удобная паста. Но теперь мне ничего не стоило опять переключиться на старый дедовский метод. Ведь, в отличие от многих моих ровесников, опыт у меня в этом был.

Я закончил, положил коробку с порошком в карман и осмотрелся. Стоял я почему–то не там, где привык, хотя моюсь всегда возле этого столба. Мне показалось, что столб переместился куда–то в сторону, совсем уж к лесу, как будто меня вместе с ним насильно отодвинули прочь от умывальника. А ещё он стал каким–то ярко–красным. Нет, он и раньше был такого цвета, но теперь показался ярче и насыщеннее. Будто в компьютерной игре. Человечки занимаются своими делами, а Сценарист в это время двигает, заменяет, красит объекты.

Была и ещё одна странность: об один из умывальников, где до этого мылись девочки, облокотился пионер… мальчик… точнее, парень примерно моего возраста после попадания. Он отвернулся в сторону леса и застыл в позе молчаливого наблюдателя, пялясь как будто сквозь меня.

Мне этот парень показался каким–то подозрительным, точно старым знакомым. Ощущение такое же, как от Алисы Двачевской, только гораздо сильнее. К тому же, в отличие от всех прочих местных, этот парень никак на меня не реагировал. Не спешил здороваться, даже в мою сторону не повернулся. Возможно, он тоже видел девчонок и ждал теперь их возвращения. Но интуиция шептала, что не всё так просто. Я чувствовал, что если немедленно не познакомлюсь с ним, то очень многое потеряю.

Пионер словно понял моё желание и подошёл ко мне первым. На его глаза была надвинута кепка, так что лицо оказывалось в тени до самого рта. Я даже слегка струхнул…

– Кепку сними, – я решил начать первым, подражая Двачевской, – а то ещё споткнёшься, лапы поломаешь.

– Моя кепка сейчас не имеет никакого значения. Лучше скажи: как отдыхается? Нравится «Совёнок»? Жалеешь, что скоро уезжать? – слова парня звучали издевательски. Он как будто передразнивал вожатую. – Много новых друзей завёл, выполняя указания начальства?

Я решил сыграть ва–банк и ответил максимально честно:

– Не очень–то. Точнее, я вообще не понимаю, что это за учреждение, ведь удерживают меня здесь насильно. Мечтаю отсюда поскорее уехать. Так что тут, скорее, не жалость, а радость.

– Ну, это пионерский лагерь, – глубокомысленно заверил меня парень. – Очевидно же. Ольга Дмитриевна, как всегда, злая?

– Ты, как и все, ничего не знаешь. Или не хочешь знать. Или отказываешься принимать… – почему–то третье мне казалось куда более вероятным. – Вот какой из меня пионер? Посмотри на меня. Пионер – он всем ребятам пример. Ты и вправду думаешь, что я могу кому–либо служить хорошим примером? И кстати, по–твоему, мне сколько лет? – я подошёл уж совсем вплотную и приблизил лицо поближе к парню, стараясь заглянуть ему под кепку.

– Лет 16–17… Я что, Нострадамус – возрасты отгадывать? – в голосе парня слышалось нетерпение. Он явно хотел рассказать о чём–то важном, а я оттягивал этот эпохальный для себя и для него момент. Обычно перед тем, как узнать нечто особенное, я всегда волнуюсь и тяну время. Это безусловно глупо! Но мне так психологически комфортнее.

– Мне, дорогой друг, тридцать! Тридцать! – я довольно агрессивно повторял свой истинный возраст, желая наконец хоть до кого–нибудь достучаться. Параллельно мне очень хотелось заглянуть в его глаза. Просто так люди лица не скрывают: они либо преступники, либо… – Да даже если и шестнадцать – в этом возрасте пионеров не бывает! В четырнадцать комсомол начинается!

– Может быть и начинается… – снисходительно произнёс парень, а затем более таинственным тоном враз меня огорошил. – Мне, если честно, тоже тридцать. Наверное, даже больше, ведь я тут провёл по ощущениям явно не один год. Вот и начинаю забывать. Ты тоже забудешь. Запутаешься и забудешь.

– Что за бред ты несёшь?! Не забуду я ничего! Завтра придёт автобус, и я отсюда уеду! – мой собеседник казался раздавленным, потерявшим веру в себя и мир, отчаявшимся. Я не терпел такого отношения к жизни!

Парень осмотрелся по сторонам, не поднимая головы.

– Домой надо ещё суметь попасть. Даже мне за столь длинный срок этого не удалось, как видишь… Это очень, очень хитрое местечко. Настоящая мышеловка. Даже капкан.

– А если… если нас отсюда не увезут, то куда завтра доставит нас автобус? – наконец–то я нашёл хоть кого–то, кто в такой же ситуации, как я. Ну или хотя бы знает больше… Нашёлся хоть один живой нормальный человек! И приступов страха у него не наблюдается при откровенных разговорах, что уже радует. Конечно, это не лучший вариант. Не похоже, чтобы у него был готовый рецепт, как отсюда выбраться. Но две головы всегда лучше одной, даже если одна из них столь пессимистична и малость туповата.

– Ты ещё не понял? Наверное, на первом круге, новичок. Понятненько. Тогда слушай внимательно, товарищ: в седьмой день смены автобус действительно приедет, но это не станет твоим спасением. Ты усядешься в удобное кресло и не заметишь, как заснёшь, а проснёшься опять возле лагеря. В исходной позиции.

Раздался тихонький смешок. Парень сорвал ветку с куста какой–то смородины и принялся щипать ягоды, тут же отправляя их в рот и причмокивая. Мне захотелось ударить его по руке, но я сдержался.

– Ты чего? Ты имеешь ввиду, что… Начнётся в–вторая с–смена? – я пытался оценивать ситуацию максимально трезво, хотя мои руки и ноги нервно подрагивали от шокирующих откровений таинственного собеседника. А он, наверное, совсем (и со всем) уже смирился. Но я не собираюсь следовать его примеру. Я буду бороться, а не раскисать, как квашеная капуста. Тем более, одна вещь в его словах безусловно радует: убивать меня никто не собирается.

Парень тем временем рассматривал моё лицо, будто ожидая, пока я буду готов к его ответу. Наконец, он продолжил.

– Первая. Нет, чисто технически, конечно, она будет для тебя второй, а для меня, наверное, двести двадцать второй (я уже сбился со счёта), но по сути она всё равно окажется первой, – пионер лениво зевнул и отвернулся. – Всё повторится очередной раз с абсолютной точностью. Потом ещё и ещё: Славяна у ворот, знакомство с Ольгой Дмитриевной, чёртовы карты, плавание на остров за земляникой, поход, автобус. Циклы будут повторяться вновь и вновь, пока ты не сойдёшь с ума. Но тебе уже ничего не поможет, потому что голову здесь не лечат. И душу тоже… Виола может только зелёнкой поливать да заигрывать.

– Хватит упадничества, декадент чёртов! – воскликнул я и резким движением сорвал с головы собеседника кепку. Глаз у него не было. И глазниц тоже. Пустота. Тело. Кожа, натянутая на кость, – Ч…что у тебя с г…глазами, пацан?

– Как видишь, их нет. А у тебя пока сохранились. Это ненадолго. Круге на сотом пройдёт. Не бойся, зрение останется. Скажу больше: никто из пионеров даже не заметит, что глаз у тебя нет. Они их будут даже ощущать. Это, скорее, знак для тебя самого. Ты смотришься в зеркало и видишь, что личность потеряна. Что от тебя остался лишь винтик в огромном механизме.

– Но я–то ведь тоже обитатель «Совёнка». Я – «пионер». Почему я вижу этот дефект у тебя?

– Ты не совсем обычный, новичок. Новички всё видят. У тебя ещё обострены чувства реальности. Ты ещё не растворился в эфире и отдаёшь отчёт в своих действиях. Ещё помнишь себя прежнего, исходного.

– Хорошо, – когда я сказал это простое слово, парень обернулся вокруг своей оси, сжался в маленькую звёздочку, что сверкнула на Солнце и пропала, а я даже не успел спросить его о главном – точно ли отсюда нет выхода? Или он просто всего не рассказал? Может, специально запугать хочет? В жизни я привык доверять только себе и близким родственникам, поэтому на любые откровения посторонних реагировал скептически. Особенно, начитавшись статей Юли и её коллег по редакции.

Мне захотелось позвать безглазого пессимиста назад в надежде всё окончательно выяснить, но я понял, что это всё равно бесполезно. За проведённое в лагере время пришло осознание, что аномальные сущности вроде призрачной Юли, белого зверя, а теперь этого странного парня, не приходят на зов. Они словно коты, которые гуляют сами по себе и беседуют со мной только по своей воле, ведя по одному им известному Лабиринту.

Тем не менее, он упоминал Славю у ворот, и говорил, что она там будет снова. Он следил за мной с самого начала? Или здесь для всех один и тот же сценарий? Он назвал меня «новичок». То есть в лагерь время от времени кто–то попадает и тоже ищет выход. Собрать бы всех и обменяться идеями. Узнать, кто как уже пытался выбраться.

Пока я решил принять слова парня к сведению и действовать с их учётом. Если автобус меня завтра не увезёт домой – нечего расслабляться: надо продолжать искать выход самому. Поэтому я решил вернуться к своему утреннему плану действий.

Надо было сходить в «Клубы», чтобы прояснить у Шурика с Электроником вопрос с транспортным средством и деталями для него. Также можно взять мощный бинокль, а затем понаблюдать за противоположным берегом залива. Может быть, я увижу там людей. Ну или зелёных человечков…

Я уже подходил к площади, как передо мной возникла… кто бы вы думали? Юлиана! Легка на помине. Она протянула ко мне руку и провела ей по моему животу. Я почувствовал холод в районе пояса. Рука проникала вглубь, и внутренности будто сжимались, как в суровый мороз. Наверное, именно это испытывают контактёры с разными непонятными сущностями – домовыми, лешими, суккубами. Те, которые не врут.

– П–прекрати. Мне страшно, Юль. Не делай так больше, – девушка, казалось, решила надо мной сжалиться и вернулась в позу со скрещёнными на груди руками. Над её головой возвышался Генда и будто подглядывал за нами. Я было хотел инстинктивно отвести Юлю куда–нибудь в сторону, но двойник сестры заговорил.

– Привет, Лекс? Ты его уже видел?

– Кого, его? Пионера безглазого?

– Да. Именно. Он представился хоть? – Юля говорила так, будто он был её давним знакомым.

– Нет, конечно. А что, должен был? Вообще–то я человек простой – передо мной можно и не представляться. Для меня главное – суть. А как его зовут – это в моей ситуации не столь важно.

– Ради вежливости он мог бы и назваться, чтобы ты знал, как к нему обращаться. В его случае это вполне оправданно, ведь он не является прямым обитателем лагеря, и знают о нём немногие.

– А каким он обитателем является? Косым? – усмехнулся я. – И почему у него глаз нет? Можно тогда называть Безглазым…

– Аномальным. Ладно, если он сам не соизволил рассказать, то поясню я: этот пионер – жертва лагеря. Прямо, как ты. Только с другим характером и другой судьбой. Семён Персунов, двадцать девять лет на момент попадания. Попал сюда лет пять–семь назад. Точно не скажу. Да и неважно. Про повторяющиеся недели ты уже понял?

– Понял… И что он… до сих пор… не выбрался? – мой голос дрожал, а язык не хотел слушаться, поэтому я разделял каждое слово длительной паузой, а Юля терпеливо ждала, теперь уже скопировав задумчивую позу Генды. «Семь лет в лагере. Охереть».

– И да, и нет. Часть Семёнов выбралась, часть ещё страдает в этих мирах. Всё зависит от поведения конкретного экземпляра. От его удачи и решимости.

– Стой, Юль! Ты же говорила про одного Семёна. Их разве много? И все Семёны?

– Он один, но во множестве. Вот представь себе молекулу воды: все молекулы воды одинаковые – H₂O, но их миллиарды. Так и здесь. Ты, скорее всего, испытаешь это на своей шкуре – если не повезёт выбраться сразу. Прожил круг, попал на следующий, и вот вас уже двое. Прошлая версия никуда не исчезает, а сохраняется в памяти системы и прекрасно себя чувствует, вновь и вновь циркулируя в СВОЁМ «Совёнке», как будто вирус на жёстком диске. Ну, не совсем прекрасно, но живёт и думает. Чем больше циклов, тем больше копий. Плодитесь и размножайтесь – всё по заповедям Господним! И чем больше ты наплодил своих «потомков», тем крепче здесь сидишь, тем глубже пускаешь корни. Самое лучшее – взять и при первом же попадании всё здесь спалить, чтобы уж точно оборвать все мосты. А если задержался (а ты уже задержался), надо интеллектуальную ловкость применять – изощряться с окольными путями и выходами, рвать путы.

Не успел я ответить, что спалить домик уже пытался, как моя сестра исчезла, грациозно поклонившись – она по жизни любила дешёвые театральные эффекты, даже в школьных спектаклях играла. «Юля!» – позвал я. Вдруг сработает? Но в ответ раздался звонок на завтрак, и я направился в столовую. Сейчас подсяду к механикам и у них разузнаю всё, что хотел с утра.

По дороге к столовой я рассматривал проходящих мимо пионеров. Вдруг попадётся ещё кто–то в кепке или без глаз. Но все прохожие выглядели совершенно обыкновенно. Мимо прошмыгнула Лена, следом за ней – Славя. Из–за угла подсматривала Уля. Потом ещё какие–то мелкие, незнакомые мне, ребята. Вопросы задавать бессмысленно…

Шурик с Электроником обнаружились уже в столовой. Они о чём–то оживлённо болтали, расположившись за одним из столиков, близких ко входу. Видимо, Шурик успел простить своего друга или забыл, что Сыроежкин струсил накануне во время поисков меня в лесу.

Прихватив кашу и бодрящий напиток с цикорием, я направился к ним.

– Ну привет, ребята, – я старался сохранять дружелюбие и даже выдавил из себя улыбку, хотя после разговоров с Безглазым и Юлианой у меня на душе скреблись кошки, и настроение было весьма и весьма плачевное.

– Привет. Всё–таки решил забежать в последний вагон отходящего поезда и перед окончанием смены стать одним из конструкторов наших роботов? – спросил Электроник.

– Можно и так сказать. А можно и не говорить. Да. Скажите, а вы можете сделать автомобиль?

– Ахах, автомобиль, – засмеялся Электроник. – А вертолёт тебе не нужен?

– Нужен! – в надежде на спасение радостно ответил я, но ребята захохотали ещё громче, так что Алиса и Мику начали поглядывать на нас из–за соседнего столика. Я смутился и ждал, пока они успокоятся. Моя уверенность в себе испарилась почти до дна. И я всё больше и больше чувствовал, что просто плыву по течению. Это раздражало. Не собираюсь я, как этот Семён, раствориться в «Совёнке» навеки!

Наконец, ребята отсмеялись и соизволили ответить нормально.

– Нуу… понимаешь… конечно, технически это вполне осуществимо, но у нас нет деталей, – заявил Шурик. – И достать их можно в Райцентре. А автобус только завтра.

– А ещё образования у вас нет и опыта работы, – поддразнил его я.

– А ещё – фыркнул Шурик, – у нас нет бензина. На каком топливе, по–твоему, ездит автомобиль? На дистиллированной воде? Или дистиллированном хамстве?

– Ну, – пробурчал я, – бензин можно и достать.

– Где? На бензоколонке? Или ты нефтяную скважину в «Совёнке» пробуришь?

 Собеседник лишь отмахнулся и принялся за большую куриную котлету.

– Да и вообще – зачем тебе понадобился автомобиль? А ещё вертолёт… Ты что, буржуй какой? По Ниццам летать собрался? – сострил в ответ Шурик.

– Да, я изобретатель! Смотри! – настало время показать им ту запись, которую я отснял с воздушных шариков. Я достал смартфон, включил видеотрек и поднёс к глазам ребят.

– Может, в руку дашь? – попросил Сергей.

– Хех, вот ещё! А потом ищи, куда вы с ним убежали. Смотрите, смотрите! Это я ваше изобретение за вас изобрёл – фотоаппарат на воздушном шаре.

Перед глазами ребят проносилось всё то, что я снял. С каждой секундой их взоры становились всё озадаченнее и озадаченнее. В глазах явно читалось непонимание. «Ага, так–то!» – я удовлетворённо кивнул.

Спустя пару минут гробового молчания, пресекаемого лишь стуком столовых приборов с соседних столиков и моей беспредельной радостью (почему–то никто даже не болтал, как обычно), звук ветра из динамика замолк. Кажется, запись была длиннее, ну да и ладно. Нужный эффект она уже должна была произвести.

– Как вам это? – усмехаясь, спросил я.

Но не дождался ни удивления, ни восторга. Ребята лишь синхронно пожали плечами.

– Ну и что ты нам показал, кроме какой–то японской фигни? А смену цветов мы и на стереокартинках видели. Игрушка–то у тебя скучная.

Я ничего не понял и повернул смартфон экраном к себе. На экране просто менялись цвета под завывания ветра: синий, красный, зелёный, жёлтый… и так далее… не в радужном порядке…

– Так, это ошибка. Ща ещё раз включу, – я попытался поставить запись на повтор, но она исчезла. Цифровое доказательство потеряно, как потеряно вещественное в виде той книги, которую уволок зверёк.

Шурик хмыкнул с довольным видом. А Электроник уточнил:

– Ладно, перейдём к делу. Так зачем тебе вертолёт понадобился? – ребята вернулись к своему привычному беззаботному состоянию, а про запись будто и вовсе позабыли.

– Надо, и всё! Полетать хочу над лесом. Ну или хотя бы проехаться до Райцентра, – мой голос с каждым словом звучал всё менее уверенно. Я почти потерял надежду. Но ждал ответа с упорством фаталиста. А ребята лишь усмехнулись.

– А мотоцикл мне сможете организовать? Или, на худой конец, мопед, чтоб педали не крутить – дорога может быть долгой!

– У нас не автомастерская, а клуб по интересам. А транспорт в наши интересы не входит. Мы на роботах специализируемся.

– Транспорт – это тоже робот! – хватался за последнюю соломинку я.

– Нет, – хором ответили ребята.

– Тогда в вашей деятельности нет смысла, – я допил цикорий и вышел, столкнувшись в дверях с Леной, сразу же придержав её за руку, чтобы девушка не упала.

– Прости, что вчера с тобой не потанцевал. Я вообще не особый любитель этого. Просто подвернулся случай, и решил повыпендриваться перед ребятами.

– Да я не в обиде… просто… до сих пор никто так себя не вёл… ладно, пока, – опоздавшая к приёму пищи Лена проскользнула мимо к дальнему столику. Похоже, она снова меня побаивалась, да ещё и обиделась вдобавок. Я проводил её недоумённым взглядом. Разве она не вошла в столовую передо мной вместе со Славей? Я потряс головой. Лена никуда не делась: уселась в уголке и принялась за еду. Может, я её с кем–то перепутал?

Я вышел из столовой, облокотился о стену и задумался. Разговор с Юлей вселил немного надежды, ведь она ясно сказала, что выбраться можно. Но не указала способ, дура эдакая! Также было непонятно, кто такие остальные пионеры, Ольга, медичка Виола, повариха и другие личности, которых я здесь встречаю? Важно ли мне выяснить всю подноготную или лучше сосредоточиться на собственных мыслях и ощущениях? Может, я просто не могу проснуться? Может, у меня летаргический сон или кома?

И снова ко мне подошла Лена. Меня в который раз поразил ярко–фиолетовый цвет волос этой девчушки: они не были похожи на крашеные. Я уже понял, что здесь всё натуральное. Вот только нормальное ли, и не заражусь ли я радиацией, если буду находиться с ней рядом? Я решил продолжить утренний диалог, но от первой же фразы девушки «выпал в осадок».

– Привет, Алексей… Вот уж несколько дней, как не виделись. А, между тем, конец смены.

– То есть как «не виделись»? Мы же только что разговаривали! Я даже извинился за то, что вчера не стал с тобой танцевать! – меня так и подмывало вернуться в столовую и проверить, не сидит ли там за столиком ещё одна Лена, как существует (по словам Юли) несколько «Семёнов». Но для начала я решил узнать, чего хотела эта. Я повернул голову так, чтобы держать в поле зрения и Лену, и выход из столовой.

– Алекс… вчера никаких танцев не было. Ты что–то перепутал. Мы же наказаны, ты разве не помнишь? Никто бы не решился ослушаться Ольгу Дмитриевну – даже ты.

– Но я её ослушался! Я клянусь, что танцы были! Хоть идиотские, но были! – девушка непонимающе заморгала, и я в который раз сдался и присел на корточки.

– Да, ты права… Но только в том, что мы тут наказаны. Причём, все. Никогда не пытайся объяснить законы «Совёнка» – всё равно ничего не поймёшь, и только с ума сойдёшь! – Лена в который раз не поняла мой крик души.

– Я всегда хотела тебя спросить… – Лена густо покраснела и опустила глаза. Казалось, желаемый вопрос вызывал в ней немыслимое смятение души.

– Спрашивай, не теряй времени. Время – самый ценный ресурс, который только есть у человечества. Пора уже быть откровенной. Терять–то всё равно нечего. В тюрьму тебя не посадят! Её здесь попросту нет! Нет, нет, нет!!

Лена, кажется, из последних сил набралась уверенности и взялась за перила веранды. Видимо, чтобы не упасть от нахлынувших переживаний.

– Почему ты такой странный? Почему не носишь галстук? Почему нагло отказываешься ходить на линейку? Почему называешь Ольгу Дмитриевну Олей?

– Стоп, это уже не один вопрос, а сразу много… – усмехнулся я, но решил ответить.

Вопросы показались мне вполне разумными, и я наконец решился обо всём рассказать. Надо было сразу это сделать. И сделать публично. Например, во время линейки. Боже, иногда так не хватает смелости! Вот, вроде бы, думаешь–думаешь, а до финального рывка не доходит.

Вдох–выдох… Старый листик сорвался – новый вырос.

– Потому что мне на самом деле тридцать лет, и я живу в 2014–ом году и работаю программистом. Советского Союза давно не существует и пионерлагерей тоже.

– Ты о чём, Алекс? Мы же в тысяча девятьсот восемьдесят… – Лена не закончила свою речь, спустилась с веранды и вновь уныло уставилась в землю, ковыряя носком туфли песчаную почву. Вот ведь Унылова! А я пальцами теребил травинку.

– И в каком же? Ты давай договаривай, иначе мы никогда не узнаем Правду. А Правду надо говорить всегда, какой бы горькой она в конечном итоге не оказалась.

– Иногда бывает ложь во спасение, – ответила Лена.

– Возможно, но это не тот случай.

Наверное, мой тон звучал слишком нравоучительно.

– Пятом? Шестом? Знаешь, Лекс, я и сама не помню – дома посмотрю. И вообще это было так давно… Да и календарей здесь нет. Почему–то ни одного. Знаешь, что говорит по поводу этого Ольга Дмитриевна: время за вас считаю я: ваша задача – слушаться старших товарищей и выполнять мои указания, и вы не потеряете ни секунды своей драгоценной жизни, – м–да, неплохая цитатка. Диктаторам на заметку, Арсеньеву на приметку.

– Не говориТ, а говориЛА! Много лет назад. Мы в прошлом, дорогая! Она, наверняка, уже старая тётка, если ещё жива в моём времени!

– Наверное… – Лена не стала спорить. Она попыталась присесть, но, не нащупав под собой ничего подходящего, попятилась и приземлилась на голый асфальт в стороне от меня, – ай! Мне кажется, я начинаю вспоминать. Автобус, да? За номером 666…

Я встал, рефлекторно протянул девушке руку и помог ей подняться. Она даже и не подумала отряхиваться, а уставилась на меня во все глаза, будто впервые увидела. Или ждёт, что я раскрою ей прямо сейчас все тайны мироздания.

– Я не посмотрел на номер, когда садился, а когда я встретил автобус второй раз, вместо номера была абракадабра. 666?

– Да, я всегда замечаю такие забавные мелочи. Число Сатаны. Тогда мне казалось это смешной ошибкой автостанции – приписали лишнюю цифру. Тем более в нашем городе такие не ходят. Самый большой номер – сто четырнадцатый. Повторись эта поездочка, я бы никогда туда не села. Но я тогда не подумала логически, и сама подписала себе приговор.

– И что было дальше? Расскажи мне! – я прижал Лену к себе, словно опасаясь потерять сокровище, несущее в своих чертогах разума столь ценную информацию. Я чувствовал себя Гердой, которая помогает растопить ледяное сердце Кая. Лена не сопротивлялась и заговорила быстрее, чем обычно, будто стараясь подражать Мику.

– В конце концов я осталась в автобусе одна, и он поехал быстрее. Быстрее и быстрее. На соседнем сиденье, словно из потустороннего мира, появилась блондинка с голубыми глазами и глуповато осмотрелась по сторонам.

– Славя, – перебил я девочку, прекрасно понимая её ситуацию. Я отпустил Лену из объятий, но продолжал держать её за руку, чтобы не убежала.

– Всё верно. Славяна заговорила сразу и первым делом рассказала о себе: родилась и жила на севере, где летом больше двадцати градусов не поднимается, на юг едет впервые, боится сгореть на припёке. Что–то про родителей – уже и не вспомню. Всё, как в тумане. В тумане веков.

– А что было дальше? – в целом, картина прояснялась, и сейчас наступало самое подходящее время для выяснения подробностей. Я успокаивающе погладил девушку по руке и выжидающе уставился в глаза, «хорошего полицейского» играя. На удивление, она всё ещё не смущалась. А будто сама жаждала продолжить рассказ. Я словно менял её характер.

– Кто–то, словно ластиком, стирал мою память. Секунда за секундой я забывала, кто такая, где училась, в каком городе живу. Будто истинную личность подменяли легендой: новые навязчивые мысли мягко, но настойчиво заставляли меня поверить, что на самом деле я – советская пионерка, что должна быть примерной, что мне доверяет вожатая, что быть пионером в 17 лет – нормально, и я мечтаю вступить в комсомол и прочитать «Унесённых ветром». Книга непременно должна находиться в библиотеке, но для начала надо переодеться и со всеми познакомиться, завести новых друзей. А иначе родители во мне разочаруются. И так хорошо, что ты спросил… я так чувствую, что ещё чуть–чуть, и я опять всё забуду, и снова стану «советской пионеркой». Боже, как это ужасно! Я так боюсь окончательно потерять себя! Окончательно забыть.

– Кто же ты на самом деле? – поторопился я. А то и правда всё забудет. – Сколько тебе лет в реальности, где работаешь, либо учишься, и где живёшь? – Лена попыталась высвободить свою ладошку, и я позволил ей это сделать. Может быть, самостоятельность поможет этой тихоне собраться с мыслями.

На верхушку дерева уселся большой чёрный ворон, и я невольно задержал взгляд на этой птице. Он протяжно каркнул, размахнулся своими пышными крыльями и скрылся в чаще. Ему–то хорошо: ни о чём не переживает, охотится себе на дичь, с самками курлыкает, птенцов растит. Ему что реальный мир, что нет – всё едино. Главное – питаться и размножаться. А мне вот не до этого – девок полно, да настроения нет.

– Елена Тихонова. Двадцать пять годиков от роду. Выпускница факультета журналистики в Калуге. С людьми я общаться не особо умею, и поэтому мне приходится работать не по профессии, а кассиром в «Магните». Эх, надо было профессию для учёбы по темпераменту выбрать! – девушка несколько секунд промолчала и добавила. – Так надоело… Господи, как же это надоело! И реальная жизнь, и лагерь этот!

В голосе Лены чувствовалось подлинное отчаяние. Казалось, она не выдержит испытание, ниспосланное свыше. А это именно испытание. Мы не должны сломаться. Наша обязанность – защитить себя, защитить свой внутренний мир, сохранить в себе современность и чувство реальности, несмотря ни на что. Спастись от манипуляций, которые высшие силы считают нужным вытворять с нами. Избавиться от собственных грехов и пороков. Может быть, это шанс стать лучше?

– Лен, не дрейфь, мы сможем отсюда выбраться. Я верю. Положись на меня. У нас общая беда, и надо бороться, чтобы не превратиться… в них! – я злобно показал рукой на домики. Пионеры как раз заканчивали завтрак и теперь спешили каждый к своему жилищу, как будто шершни в глубины своего гнезда. Некоторые в одиночку, некоторые парами. – Интересно, что сегодня в планах у местного террариума?

– Пляж у них. Я слышала, как Ольга Дмитриевна просила Славю объявить всем о коллективном купании после завтрака. Она разрешила поплавать, но сама я купаться не хочу. А вожатая говорит, что бодрящее купание ещё никому не мешало.

– Да какая разница… у них всё скучно и однообразно, как и в любой программе. Думать надо, как самому отсюда выбраться, а не о всяких увальнях, эмоции и желания которых – лишь картонная видимость, запрограммированные реакции. По сути, они не люди, а бездушные пни, чурки. Большинство из них, во всяком случае, – критиковал я своих товарищей.