День третий. Купол земли, море и обморок

А ВСЁ–ТАКИ ОНА ПЛОСКАЯ…

Меня опять разбудили. При этом я даже не понял, кто это сделал – то ли Ольга, то ли кто–то из пионеров. Моё плечо просто встряхнули, а когда я с болью в ресницах «разлепил» глаза, то услышал лишь гулкие, быстро удаляющиеся, шаги. Этого оказалось достаточно, чтобы я окончательно проснулся, но не хватило, дабы разглядеть человека, который стал причиной моего пробуждения. Ежели, конечно, это вообще был человек, а не ночной глюк… Они иногда очень похожи на реальность, особенно когда хватанёшь лишка на праздники. Бывает такое, что засыпаешь–засыпаешь, а тебя вдруг как трясанёт!

Как ни странно, я прекрасно выспался. Поэтому сразу вспомнил, где нахожусь, хотя от утреннего кофе всё равно не отказался бы. Но где раздобыть мой любимый напиток в этом непонятном и не особо уютном местечке? Цикорий на завтрак – в лучшем случае, и то с соизволения Ольги. А я его до сих пор не пробовал…

Привычно усевшись на кровати и обернувшись одеялом, я ещё раз осмотрелся. В комнате никого не было. Кровать Ольки была аккуратно застелена, а на её изголовье, будто египетская пирамида, возвышалась поставленная треугольником подушка. Я уже видел подобную композицию–бытовой натюрморт в каком–то советском фильме. Ещё тогда эта конструкция меня крайне удивила. Зачем покрывают кровать? Чтобы бельё не пачкалось! Почему же тогда самый важный элемент оного белья – подушку – надо оставлять наверху? Чтобы она торчала?

Сунув её под одеяло, я подошёл к окну и раздвинул занавески. Солнце уже стояло в зените: судя по всему, было около 12–ти часов. Оля не разбудила меня на линейку? С чего вдруг? Не сумела добудиться? Или что–то всё–таки сохранилось в её памяти со вчерашнего дня, и она решила со мной не связываться? Может, завтра ещё и завтрак в постель приносить научится? Ну тогда здесь и жить можно на постоянной основе!

Мысль о том, что я ни на шаг не приблизился к тому, как выбраться из «Совёнка», неприятно резанула сознание. Сегодня я обязательно должен найти выход! Обойдусь как–нибудь и без Ольги, и без завтрака в постель. Лишь бы, наконец, проснуться дома, в собственной, запертой изнутри на ключ, квартире.

Задёрнув занавески, я направился к зеркалу, чтобы насладиться своим юношеским обликом. К тому же играла роль выработанная за годы привычка. Ведь в своей квартире я тоже с утра смотрел, насколько у меня красные от недосыпа глаза, и сколько новых седых волос у меня появилось за очередной трудовой нервозный день. И почти всегда результат меня не устраивал. Я часто думал, не начать ли краситься, но это слишком долго и муторно – куда важнее сценарий к игре написать получше да почище.

То ли дело сейчас! Ни одного седого волоса: абсолютно чистые, без единой серебринки, блондинистые свисающие локоны, которые я помню ещё со школы. Чистые щёки безо всякого намёка на щетину, остренький носик, голубые любопытные глазки. Во взгляде – нотка грусти и обеспокоенности.

С меня можно было настоящую классическую картину писать. И назвать как–нибудь соответствующе: например, «тоскливый рыцарь». Рыцарь печального образа на грани безумия. Хотя нет, скорее оруженосец. На рыцаря я пока не тянул. Ни одного подвига не совершил – Василису Премудрую (Славяну) из башни («Совёнка») не вызволил, двуглавого дракона (Ольгу и Виолетту) не сразил…

Так, хватит киснуть, надо действовать: намедни я твёрдо решил, что найду себе какую–нибудь возвышенность, чтобы хорошенько осмотреться. Мне нужно было окинуть взглядом окрестности – тогда я обязательно найду ближайший населённый пункт или хотя бы определю для себя маршрут движения и возможные препятствия на своём пути. Пойму, далеко ли до райцентра. Я прекрасно помнил вчерашнюю поездку, туман и возвращение к исходной точке. Но как–то же я сюда приехал! И Ольга утверждала, что была в райцентре – значит, выход всё же есть.

Райцентр... Загадка, лежащая где–то за горизонтом... Все знают о его существовании, но никто не говорит, где он. Как туда добраться... Или как этот город называется по–настоящему? Или хотя бы в какой стороне света он расположен? Но он же должен быть, ведь так? Нужны ли нам загадки без ответов? Правильно, не нужны. Но что, если к этой загадке ответ всё–таки не полагается? Что, если райцентр существует лишь как мираж или как идеал, к которому можно только приблизиться, но нельзя достичь? Бррр... От этой мысль холодок пробежал у меня по спине. Будем мысль позитивно. Ведь больше ничего не остаётся, верно?

Неожиданно я поймал себя на мысли, что в комнате нечто изменилось со вчерашнего дня. Медленно оборачиваясь вокруг своей оси, я обвёл внимательным взглядом пол и стены. Вот оно!

Почему–то на берегу моря, изображённого на одной из картин, появились люди. Я почти вплотную приблизился к изображению лицом и понял, что передо мной мои знакомые пионеры: вот Лена, вот Женя, вот Электроник, вот ещё кто–то. Любопытно… Хотя, наверное, это просто фотография… наверное… стилизованная под художество! Были ли такие в восьмидесятых без компьютеров и графических редакторов?

Я потрогал и ощутил пальцами холст: да уж, если бы я не знал, что эти люди – мои знакомые, то от масляной картины не отличил бы ни за что! Ну всё, хватит шедевры разглядывать! Может, за вчерашний день кто–то, не обделённый художественными дарованиями, нарисовал этот шедевр и преподнёс Ольге. Вот так вот взял и преподнёс, чтобы не ругалась и спать подольше позволяла. Прямо гений местной картинной галереи. Арте инфернале, так сказать. А, может, картина – намёк или подсказка? «Совёнок» – явно не музей, а ловушка. Возможно, не только я один хочу выбраться отсюда.

Вспомнилась паника Слави вчера вечером. Почему она не была уверена, приехала ли она сюда неделю назад или дольше? Почему испугалась? Дикая мысль пронеслась в моей голове, а на спине снова выступили бисеринки ледяного пота. А ведь я тоже не помню всю весну и начало лета. А что, если и я был здесь всё это время, но так и не нашёл выход? «Так, отставить панику!» – скомандовал я сам себе. «Это невозможно. Я негипнабельный, и никто не сможет вторгнуться в мою память, даже вымышленные герои Юлькиных репортажей!»

Моей майки и джинсов в шкафу ожидаемо не оказалось. Я быстро оделся во вчерашний пионерский костюм, сунул в карман смартфон и галстук и с хозяйским видом распахнул ногой дверь домика. Кто бы ни пытался играть со мной, пусть не думает, что я поддался или отступился!

– Эй, кто там меня разбудил?! – громко воскликнул я, осматриваясь. Рядом никого не оказалось. На самом деле, мне было немного боязно узнать, кто же это был на самом деле. Ольга или Славя не стали бы убегать. Подобное поведение вполне в стиле Ульяны, но она не пошла бы в наш вигвам одна. Зачем? Покаяться перед Оленькой в очередной шалости? Откуда она могла знать, что вожатой нет, а я ещё сплю? А пакостить великой и очень авторитетной (!) Ольге Дмитриевне она явно побаивалась. Тогда кто остаётся? Может, я ещё не со всеми успел познакомиться?

Ладно, в любом случае, эти размышления ни к чему не приведут. Пойду лучше в «Клубы». Судя по занятости и научной вовлечённости тамошних парней, я полагаю, что они с лёгкостью смогут мне показать, как забраться повыше. Наверное, технари знают эти места вдоль и поперёк. Всё–таки исследование ландшафта обычно входит в научную работу.

Вот уже и здание между кустами, вот и объявления, которые я не прочитал, когда пришёл сюда впервые. Надо восполнить пробел.

1. «Курить и применять прочие одурманивающие вещества в помещениях запрещено. Администрация здания», – это получается, что на улице можно? И наркоту тоже можно? Какое тут вольное общество – что твоя Голландия! Торчки, езжайте в «Совёнок» – здесь вам рады!

2. «Занятия в Клубе Кибернетиков проводятся в любое время, когда Ты захочешь. Только приходи и записывайся. Мы всегда рады Тебе помочь», – это уже более нормально. Но всё равно – никогда не видел, чтобы слово «Ты» писали с большой буквы где–то, кроме молитв Богу. Вероятно, они хотели как–то выделить особое отношение к желающим стать членами клуба, а «выканье» сочли слишком официальным для местной пионерии. Или же здесь более глубокий, религиозный смысл?

Быть по сему. Если меня приглашают, то я завсегда готов прийти на зов.

Я тихонько вошёл. Ребята сидели за столом и что–то чертили. В очках на этот раз почему–то был Электроник, хотя я точно помню, что ему они ещё ни разу не требовались. Или это у них общий артефакт на двоих, передаваемый по нужде?

– Привет. Ты решил стать членом нашего клуба? – осведомился Шурик, легко справлявшийся с очередным овалом безо всяких оптических и чертёжных приборов.

– Да. Я решил стать членом – не музыкой же заниматься, – с абсолютно невинным видом ответил я. – И мне нужна помощь моих новых друзей.

– А мы успели стать твоими друзьями? – уточнил Шурик, с улыбкой отставляя в сторону треугольник.

– Конечно. Вообще, я считаю, что все люди братья, сёстры и друзья, – я даже выдавил из себя улыбку. – Короче, миру мир, а прогрессу... э... прогресс. И мне нужна помощь.

– Так и знал, что ты к нам присоединишься! Слушаем, – ответил Электроник, расплываясь в ответной улыбке. – И нам лестно, что ты выбираешь друзей правильно.

– Мне тоже лестно. В общем, я решил узнать, где в «Совёнке» самое высокое место. Откуда открывается наилучший обзор?

– А зачем тебе? Кстати, где твой галстук? – Сергей даже нахмурился. Надо было срочно придумывать оправдание. Можно было, конечно, как–нибудь нагрубить, но тогда я рисковал, что ничего не добьюсь и пойду искать подходящую точку самостоятельно, а этого хотелось не слишком.

– Да, забыл вчера в медпункте, потом заберу. Настоящий учёный разве должен обращать внимание на мелочи? Разве будущие Эйнштейны думают о бытовых пустяках, когда на пороге Нобелевская Премия?!

Электроник, кажется, хотел что–то возразить, но я не дал ему и рта раскрыть, тут же возвращаясь к интересующей меня теме:

– Я решил составить план местности. Дело в том, что в детстве я увлекался картографией, и мне вдруг остро захотелось вспомнить о былом. Заодно помогу родному лагерю, – ни к селу, ни к городу добавил я. – Хороший пионер должен любить свой лагерь каждый день и час!

Мои слова показались парням настолько удовлетворительными, что они синхронно улыбнулись и яростно кивнули, хотя особо сильно не заинтересовались моей идеей, судя по отсутствию энтузиазма в глазах. Шурик протянул руку к чертежу и взял его за кончик, чтобы не замарать пальцами. Потом отошёл к шкафу с подвешенной к нему моделькой самолёта и приколол чертёж туда прямо под макетом.

– Ладно, самое высокое место у нас – это высоковольтный столб, – подумав, «открыл тайну» он. – Если ты сможешь на него забраться, конечно, и не погибнуть от разряда, – Электроник поправил очки. – Заметь – там дуга. Подберёшься кверху и упадёшь замертво.

Шурик предостерегающе кашлянул.

В сознании тут же всплыл детский садистский стишок. «Недолго мучилась старушка в высоковольтных проводах – её обугленная тушка давно валяется в кустах». Но озвучивать народное творчество я не стал: мало ли ещё, шуток не понимают – за агрессора сочтут. Я только согласно кивнул.

– Не бери в голову: это у нас профессиональный юмор такой, – успокоил меня второй кибернетик. – На самом деле нет у нас тут высоких мест. Равнина сплошная. Остаётся только на дельтаплане подниматься.

– Самый высокий холм – метров сто. Оттуда видно где–то треть лагеря – не более того, – добавил Электроник. – Решай сам, нужно ли тебе это. Тем более, там много ям и колдобин. Лучше помог бы нам конструировать…

– Нет! – немного резко ответил я. – Пионер не должен отказываться от своих решений из–за небольших трудностей, а превозмогать их!

Этой своей фразой я заслужил одобрительный кивок со стороны обоих парней. Значит, продолжаем гнуть свою линию.

 – И что же делать? Мне жизненно необходимо разведать местность, и лучше всего для этого подойдёт наблюдение сверху. С высоты птичьего полёта.

На этих моих словах Электроник явно оживился и вернулся к столу, на котором остался лежать второй, маленький чертёж. Я тоже подошёл и решил рассмотреть творение юных изобретателей повнимательнее.

Чертёж оказался на редкость удивительным и своеобразным: снизу была изображена какая–то камера с широким объективом и вспышкой, а сверху нависал продолговатый предмет, напоминающий маленький дирижабль. Именно к нему и была подвешена камера на каких–то едва видимых ниточках. Заметны они были столь слабо, что сначала мне даже показалось, как будто на рисунке просто два разрозненных объекта. Карандашом здесь умеют работать тонко.

Подписи никакой не стояло. Просто рамка. Может, парни ещё не успели ничего написать. А может, не заморачивались. Всё–таки, не задание по черчению. Строгий препод не будет придираться к их творчеству с линейкой в руках и зачёткой на краю стола. Каникулы… порыв изобретательского вдохновения… Вон, музыкант тоже пояснения к нотам не всегда пишет. Показатель мастерства.

– Что вы нарисовали? – только и смог спросить я, тыча пальцем в чертёж. Неужели, это – именно то, о чём я подумал?

А подумал я о квадрокоптерах для съёмок на местности.

– Это наше новое изобретение, – пафосно принялся за объяснения Шурик. – Мы хотим отправить вверх фотоаппарат, чтобы до конца смены раздобыть виды «Совёнка» с высоты птичьего полёта… Главное, выдержку настроить, чтобы не расплывалось. И обязательно всем подарим. И даже Ольге Дмитриевне… и Виоле. На память.

– Стоп–стоп! То есть, получается, что мы хотим того же, чего и Лёша, – подвёл итог Электроник. – Значит, просто обязаны помочь друг другу. Вот только… есть одна загвоздка.

– Алекс, – машинально поправил я и уточнил. – И какая же?

– А как ты заставишь фотоаппарат снимать по команде? Кто будет щёлкать затвором, пока он в облаках парит? – вопрос рассмешил Электроника. Он прикрыл глаза и дружелюбно улыбнулся, продолжая пояснять, разжёвывать собственную мысль. – Мы пробовали сделать клапан и к таймеру приделать… Но пока ничего не вышло. Только вес прибавился.

Я вздохнул с облегчением, потому что прекрасно знал, как разделаться с этой «трудностью». Любой современный человек знает.

– Ну вы и проблему нашли, друзья мои бестолковые, – я отодвинул от себя чертёж и посмотрел ребятам в глаза по очереди, как взрослый на ребят. – Я знаю не только как заставить фотоаппарат работать на высоте, но ещё и его вес могу сократить грамм до ста. Пара воздушных шаров, и больше мне ничего не надо. Только гелиевых, свежо надутых, чтобы летали и долго не теряли сил!

– Ээ, – печально вздохнул Шурик и сокрушенно развёл руками. – Фотоаппарат сам по себе килограмм весит. Где ж ты столько шаров отыщешь?

– Он сказал, что сто грамм будет, – встрял Электроник с неприкрытым сарказмом. – Наверное, раздобыл волшебную палочку и теперь может уменьшать предметы по своему желанию.

– Давайте мне шары! Потом сами всё увидите! – более строго потребовал я. Ведь начни я им показывать свой мобильник и рассказывать, как работает его камера, то вовек бы не отделался от любопытства ребят. Одно дело девчонки, для которых техника стоит на десятом месте, и совсем другое – постоянные члены клуба кибернетиков. Здесь надо быть осторожнее, чтобы не нарваться на бесконечные расспросы. Соврать про японскую игрушку, как окрестила мой смартфон Оля, не выйдет. Наверняка они следят за всеми новинками. Выписывают какой–нибудь «юный электроник» или «юный слесарь–изобретатель». Вроде, в СССР были в моде такие журналы. Кстати, Япония, значит, у них тут есть, а Турции – нет. Хотя первая гораздо дальше… Странно.

– Ну… этого добра у нас было навалом, но мы всё вчера отдали Алисе, – прервал мои размышления Шурик. А я отошёл к столу и машинально заглянул в выездные тумбочки, где лежали болты, наждачная бумага, холщовая материя, спички и небольшой рулон крепкой бумаги. Ребята не были против, что я у них роюсь, и мне это нравилось – никогда не любил собственничество. Если, конечно, это не касалось вещей, принадлежащих мне.

– ДваЧе, – трепетно прошептал Электроник.

– Да, ей. Она их попросила и сказала, что ей необходимо для химических экспериментов, – чуть испуганно сказал Шурик. Наверное, уже представлял себя в этих экспериментах в роли подопытного кролика. – А кроме как в тех шарах, гелия у нас больше нет нигде. Единственный баллон закончился. В следующий раз надо попросить привезти побольше…

– Откуда вы привезёте–то? – спросил я. Любопытство превращалось в насмешку, ибо вопросы о городе уже больше ничего не вызывали, кроме улыбки.

– Из города, очевидно же, – ответил Шурик.

– А где он, город этот? – на пару секунд воцарилось молчание.

– Но если тебе не к спеху, то ты можешь подождать, пока мы сделаем дирижабль, – наконец, предложил Электроник, не обратив внимания на мой вопрос, но пытливый ум его предложение никак не устраивало.

– ДваЧе, ТриЧе, хоть ТридцатьПятьЧе! Неважно! – я всплеснул руками и выбежал прочь из клуба. Электроник проводил меня таким сочувственным взглядом, будто отправлял на смертную казнь. Причём, с предварительными пытками.

Домик Алисы я приметил по оранжевой лампочке, из которой с утра играла музыка. Именно туда рыжеволосая заходила вечером после ужина, а память у меня отменная.

Не успел я на почти сверхсветовой скорости подбежать к лампочке (которая почему–то горела, несмотря на яркий день), как ко мне не менее бодро сбоку «подлетела» Алис, предварительно выглянув из–за фонарного столба. Рубашка рыжеволосой бестии, как и вчера, была подвязана под грудью. И на нас обоих не было галстуков. Сперва девушка остановила меня за руку и грозно заглянула в глаза. Но потом взгляд её заметно потеплел, и Алиса, заговорщически подмигнув, спросила:

– Зачем пожаловал, новенький? Хочешь на себе испытать мои ловушки, мм?..

– Мне нужны воздушные шарики, – твёрдо ответил я, а девочка в ответ разразилась диким хохотом.

– Шарики! Ахах. Ты бы ещё в цирк у меня попросился, малыш, – но после быстро сделала лицо серьёзным и кивнула. – Ладно. Как говорил Винни–Пух: «Воздушным шариком кого хочешь можно утешить». А судя по твоей роже, утешение тебе жизненно необходимо. Без него ты помрёшь. Ляжешь здесь вот на дорожке и помрёшь. Пожалеть тебя, что ли? – она подмигнула.

Мои щёки залились жаром. Я почему–то ощутил себя ребёнком, которому и взаправду нужны цирки и воздушные шарики для игр. Надо было срочно объясниться, дабы не потерять облик взрослого серьёзного человека.

– На самом деле я хочу отправить в космос фотоаппарат, а шарики хорошо летают. Они у тебя ещё не выдохлись? Взлетают? Поднимаются? Гелий не утратил свою силу? – «какой Космос? Причём здесь Космос? Я же просто сфоткать окрестности хочу. Зачем я вру?»

– Ты бы мог придумать оправдание и получше. Держи, – Двачевская не стала пускать меня в домик. Наверное, у неё и правда там были свои секреты/ловушки. Девушка зашуршала чем–то внутри и вышла ко мне уже с тремя оранжевыми овальными шариками. – Надеюсь, тебе хватит? А может, просто гелия захотелось? Ну ты и нарик…

– Здрасьте – баллон покрасьте... С каких это пор от гелия торчат, а?

– Торчат? Фи, что за слова, малявка. Иди себе пешком под стол или оттуда не услышишь, как мама зовёт манную кашу есть?

– Так, хватит! Я учёный человек – я опыты провожу! – я умчался прежде, чем Алиса успела ответить. Но в спину мне раздался её звонкий смех. Тем не менее, возвращаться и доказывать рыжей её неправоту я не стал. Меня, в отличие от неё, ждёт важное дело.

Я уединился на маленькой полянке недалеко от умывальников. Первой моей мыслью было пойти как раз к ним (хоть какое–то ровное и открытое место), но там часто собирались пионеры, а мне не особо хотелось показываться им на глаза. Этим одноклеточным куклам... Пристали бы с расспросами, а я интроверт.

В кустах я извлёк из кармана смартфон, положил его на траву и принялся обвязывать со всех сторон резиночками от шариков. У меня это хоть с трудом, но получилось.

Я легонько отставил руку, и телефон поднялся в воздух. К сожалению, долетев до моего пояса, он завис, а потом и вовсе… медленно, но верно, начал опускаться, пока не спланировал в густую траву.

Трёх шариков явно не хватало… да и гелий за день выветрился. Вот не могли эти «учёные–мучёные» придержать баллон нетронутым! Но, что сделано – то сделано.

Куда идти, куда бежать, и где искать удачи? Я напряг все свои извилины. Что–то мне подсказывало: вчера я видел шары где–то ещё. Ими явно украшали какое–то учреждение. Вот только какое? Здесь их, кстати, немного, и можно перебрать все. Но лень.

Это явно не могли быть домики… Клубы я уже осмотрел… В музыкальном заведении сплошные инструменты… Точно, библиотека! Это здание настолько полнилось всякими плакатами и украшениями для привлечения недостающего внимания, что наличию там ещё и шариков я бы особо не удивился. Надо же хоть как–то привлекать пионеров к столь полезному, но порою скучному, занятию. Расширять их интеллект, к учебному году готовить. А также воспитывать верных бойцов партии и правительства, смело и уверенно смотрящих в будущее. Рассмеявшись, я убрал телефон обратно в карман, прихватил Алисины шарики и, весело размахивая ими в воздухе, отправился за новой добычей.

Дорогу я нашёл быстро, ибо твёрдо запомнил, что она неказистая и грязная. Тут такая была всего одна. Стоя перед дверью библиотеки, я думал, попросить ли мне шарики мирно или просто взять и отнять. Но лучший вариант (по моему разумению) – тихо стащить, ежели там никого не окажется.

«Решим по ситуации», – пришёл я к самому простому выводу и дёрнул ручку. Она поддалась. Внутри никого не оказалось, а вот шариков было полно, будто в фильме «Оно». Такого количества я ещё не видел. Их что, специально для меня развешали? Или у них какой–то праздник намечается? Но тогда бы мне на линейке сказали… Чёрт, я ведь на неё и не ходил! Может, зря?

Честно говоря, я засомневался, были ли шарики там раньше, да ещё и в таком количестве. То, что я пошёл именно в библиотеку, не было вызвано чёткими воспоминаниями. Свой вчерашний поход сюда я вообще помнил немного смазано. Устал, должно быть, за день, перегруженный эмоциями. Так что моя идея, что шары обязательно должны присутствовать именно в библиотеке, не обуславливалась ничем объективным. Будто мне просто эти сведения записали в голову, как на жёсткий диск.

Моё внимание привлёк глобус. Кажется, он светился, но это не было явной подсветкой. Скорее, он был покрыт очень ярким и блестящим на свету материалом. И всё же, что–то в свечении этой маленькой модельки земного шара показалось мне неестественным. Глобус явно хотели выделить – только каким образом это сделано?

Может, здесь другая география, и мне хотят это продемонстрировать?

Я подошёл поближе. «Самая обычная модель Земли–шарика. Можно поворачивать в разные стороны, хотя и с трудом. Видимо, неразработанный ещё. Наклон оси есть, льды обозначены: и сверху, и снизу». Я грубо проверил географию: вроде бы, все материки на месте, равно как и известные крупные острова. Ничего такого экстраординарного в глаза не бросается… Страны здесь не обозначены…

Я с минуту поигрался с глобусом, всматриваясь в его полупрозрачное нутро, но никаких осветительных приборов или проводов там не приметил.

«Да, умеют здесь электронику прятать. Что в лампочке, что тут… Может, краска на нём флуоресцентная…» – мне больше не хотелось терять время зря, и я собрал все шарики, которые были развешаны по стеллажам. С такой праздничной охапкой я вышел на улицу, и, присев на крыльцо библиотеки, ещё полчаса возился с тем, чтобы закрепить всю «ораву» шаров на такое маленькое, но всё же увесистое устройство, как мой смартфон. Некоторые верёвочки пришлось привязывать к другим, чтобы сэкономить место. Если бы у меня был планшет, получалось бы куда удобнее.

Наконец, работа закончена. Смартфон покоился в крепкой сетке из верёвочек, камерой вниз. Я проверил, хорошо ли он держится, не выпадет ли в полёте. Удовлетворившись результатом, я включил камеру на длительную запись и отпустил свою конструкцию вверх. И когда шарики уже были над моей головой, в неё закралась подозрительная мысль: «А каким макаром я эту хреновину назад возвращать буду? Вместе с юной рожей и телом телекинез мне явно не отгрузили, как и умение летать. Это что же… мне теперь ходить и наблюдать, пока вся эта куча шариков не сдуется и не упадёт сама? А если на дерево? Или длинной палкой зацепить? Эх, надо было нить привязать, как у воздушной змейки. Тогда бы точно запись не потерял».

Тем временем, шарики поднимались всё выше и выше. А ещё подбежала Женя. Она хлопнула меня по плечу (не хуже Алисы) и яростно закричала:

– Ты какое право имел разбазаривать казённое имущество?! У нас все шарики на учёте! Они к Дню Летнего Солнцестояния приготовлены, а не для твоих тупых забав! – «неужели где–то, кроме Эквестрии, отмечают этот «праздник»? Воистину дураки!»

– Нет ничего важнее опытов Великого Учёного, к когорте коих я себя с недавних пор причисляю, – гордо сказал я и поднял голову вверх, чтобы убедиться, что Женя до шаров не достанет. «Нее, не успеет даже в прыжке». – Ведь сказано же: «Учиться, учиться, учиться». И вообще, пока я тут с тобой болтаю, у меня шары убегают! Точнее, улетают.

Я явно переборщил с тягой. Шары с подвешенным к ним мобильником уже уплыли так далеко, что были едва заметны на фоне деревьев. Деревья, как назло, стали как будто бы больше, раскидистее, чтобы я ничего не мог рассмотреть за их плотными кронами. А мои движения сковывались, будто я плаваю в неплотной жидкости вроде спирта или керосина…

– Из–за тебя я всё потеряю! – отчаянно крикнул я и с задранной кверху головой понёсся по лагерю вслед за шарами. Я бежал, то и дело натыкаясь на различные препятствия: то на скамейку, то на куст, то на клумбу. Даже ударился головой о некстати подвернувшийся фонарный столб. Окружающие что–то орали мне вслед, но я не обращал внимания на их крики и даже не оборачивался. А препятствий как будто становилось только больше. Словно некто намеренно расставлял перед моими ногами и головой разные предметы, чтобы создать мне дополнительные трудности. Глаза от напряжения наполнились слезами, но я боялся моргнуть, чтобы не упустить из виду дорогущее оборудование. В итоге картинка перед моим взором стала размываться, но я держался и лишь мчался вперёд, таращась на улетающие шарики.

К моему счастью, ветер был умеренным, и относил конструкцию он не очень далеко. К тому же дул как–то по–особенному – ни с севера, ни с юга, а словно вверх. Никогда ещё такого не ощущал!

Сначала шары выглядели, как на выпускном, когда их только выпустили. А потом слились в маленького невзрачного паучка. Что уж тут говорить о смартфоне, который меньше и невзрачнее? Относило конструкцию всё выше и выше…

– Неужели ты впервые видишь, как ветер на своих быстрых крыльях несётся вверх? – я стоял возле скульптуры пионера с горном, придерживая его за трубу, когда услышал мелодичный голос Лены. – Такое бывает. Я люблю наблюдать за природой и наслаждаюсь её красотами, подмечая каждую мелочь. Разве человеческая рука способна создать нечто столь совершенное?

– Нет, только Бог… – прошептал я. – Такое со мной мог сотворить лишь Бог… Или нечистая сила по недостаточности моих молитв…

Девушка тронула меня за рукав, и по моему телу прошла внезапная дрожь. На душе неожиданно стало тревожно. Предчувствие скорой и неминуемой беды будто сжало моё сердце липкими паучьими лапками. Я не удержался и заглянул в мечтательные, чуть испуганные зелёные глаза Лены. В ответ она впилась в меня проницательным, освещающим самые потаённые уголки души, взором, но тут же отвела глаза и смущённо поправила синюю чёлку, окончательно прерывая зрительный контакт между нами. Видимо, поняла, что ведёт себя довольно вызывающе. Что твоя Алиса! И, встряхнув волосами, тут же вернулась к привычному облику застенчивой тихони. Но в тот момент мне показалось, что из–за маски на миг проявилось именно её истинное лицо.

– Мне сейчас не до красот природы, – критически ответил я. – Да и физику неплохо знаю: такого не бывает.

– Может, с точки зрения физики и не бывает, – на удивление твёрдо парировала мой ответ Лена. – Но я не раз своими глазами видела подобное. Потому что умею смотреть и замечать. Недаром меня считают здесь самой таинственной и ранимой.

Последняя фраза Лены звучала так, словно девушка гордилась своей ранимостью и мечтательностью. Ставила эти свои качества куда выше, чем сомнительные достоинства всех прочих пионеров, в том числе и мои.

– А ты часто встречалась с аномальн… – она явно не понимала этого слова, поэтому надо выражаться проще, – необычными явлениями?

– Для меня они обычные, – тихонько ответила синевласка уже привычным мне смущённым голосом.

– Ну, значит, ты просто очень любишь курить всякие дымные вещества, – я снова задрал голову, но не увидел в небе ничего. Лена настолько сбила меня с толку, что я упустил одну из самых дорогих для меня вещей – мой классный смартфон, а вместе с ним… Женины и Алисины шарики. Они ведь мне их тоже не насовсем давали. Точнее, я их не насовсем изымал.

– Что ты наделала, дура?! – заорал я на Лену. – По твоей вине я теперь не смогу закончить важнейший опыт! Я теперь никогда не узнаю, что там! – я тыкнул пальцем в небо.

– Что? Там небо… – Лена испуганно вытаращила глаза и вздрогнула всем телом, будто я поразил её в самое сердце калёным железом. – Я… я… я ни в чём перед тобой не виновата! Не кричи на меня!

– Что «Я»?! Я – последняя буква в алфавите! Теперь иди и ищи мои шарики и мой телефон! (Фотоаппарат!) Я жду! – всю свою милость (если она во мне и была когда–то) я сменил на гнев. Ну а кто из нас поступил бы иначе, а? Только мямля да тютя. Хотя, на самом деле, это мне не надо было терять бдительность и отвлекаться от шариков. А эти девы так и пытаются меня соблазнить своими сладостными речами и видами!

Лена всплеснула руками, опустила голову и едва заметно всхлипнула.

– Ну, что ты стоишь? Ищи! – скомандовал я, всё ещё кипя от ярости. Я был зол на неё, на ветер, на дурацкие шарики, на собственную глупость, и в первую очередь на этот лагерь, который не желал меня отпускать из своих цепких когтей. Совиных когтей. Лена бросила на меня умоляющий взгляд из–под густой чёлки и бросилась прочь, вглубь лагеря. Несмотря на свою скромность, бегала девочка довольно быстро. Догонять её я, естественно, не стал. Через пять минут она всё равно забудет и наш разговор, и вообще всю эту встречу. А я останусь с носом, как обычно.

Сплюнув под ноги, я с силой врезал кулаком по железной ограде. Ярость постепенно спадала, уступая место логике. Куда могли полететь шарики? Примерно прикинув свой маршрут по лагерю, я просчитал траекторию движения. Ветер нёс их не к центру, а прямо в лес через опушку справа от ворот. Но это по «физике», а в «Совёнке», если верить Лене, физика какая–то своя, собственная, альтернативная. Впрочем, плевать на Лену, плевать на них всех. Если пройти сквозь опушку, то, наверное, можно будет потом с какой–нибудь стороны попасть назад в лагерь. Не весь же «Совёнок» они забором обнесли. Хотя зачем мне лазейка, ежели я всегда могу зайти через парадный вход? С другой стороны, знания лишними не бывают. Мало ли зачем может понадобиться запасной выход. Вдруг он приведёт меня к заветной цели, и я узнаю больше об этом месте. Или ворота, которые вчера дружелюбно распахнулись от моего лёгкого прикосновения, сегодня окажутся заперты на амбарный замок? А ночевать в лесу хочется не очень… Меня всё ещё продолжало удивлять, что лагерь никто не запирает и не следит за входом. Заходи, кто хочет; бери, что хочешь; делай, что хочешь. Может, это – советская логика и вера в честность и порядочность всех окружающих людей? А может, коварная ловушка под названием «Совёнок» только рада получить нового пленника–пионера в свои сети? И никакие маньяки им не страшны. Кстати, кому «им»?

Рассуждая подобным образом, я планомерно двигался в избранном направлении. Наконец, передо мной открылась полянка. Посередине точь–в–точь по центру стоял ровнёхонький пенёк. Таких я не встречал, даже когда каждый день гулял по сочинским паркам, облагораживаемым специальным образом к Олимпиаде. Такое чувство, будто одинокий пень в середине поляны поставили специально для меня, перед этим помыв и почистив.

В природе таких явно не водилось, и, вероятно, было рискованно приземлять туда своё седалище. Но от длительной ходьбы мои непривычные к подобному ноги уже вовсю ныли. Удивительно, что после вчерашнего утреннего марафона сегодня я вообще мог нормально передвигаться. Сидеть на траве меня совершенно не тянуло, так что, опускаясь на пенёк, о риске я подумал в самую последнюю очередь. И только успел пожалеть, что у пенька нет удобной мягкой спинки и подлокотников, чтобы развалиться как следует, как произошло непредвиденное. Вернее даже, абсолютно невероятное, нелогичное, абсурдное, невозможное! А потому оно должно было быть вполне предвиденным!

В общем, не успел я толком сесть, как пень стал выше. Настолько выше, что мои ноги еле доставали до травы. И я даже не заметил, как он поднялся: такое ощущение, что он просто исчез и появился, но уже другой величины: намного выше, аккуратненько переместив меня безо всяких нагрузок. И только потом я понял, что он не вырос, а просто взлетел, словно ступа у Бабы–Яги, вырвавшись из земли с корнями. А треск я услышал с запозданием, словно звук отставал от изображения, как в плохо синхронизированном фильме.

Я рванулся вбок, чтобы спрыгнуть, но моё тело оказалось парализовано: не получалось пошевелить ни рукой, ни ногой. Даже кончики пальцев, и те не желали меня слушаться. Можно было попробовать перевалиться спиной назад, но это было слишком рискованно. Со сломанным позвоночником я точно пропаду. В голове почему–то промелькнули слова «сонный паралич». Как будто я это уже где–то слышал: только вот припомнить, где, не мог.

– Успокойся, мой юный грешник, всё будет хорошо, – послышалось у меня над ухом, и в голове возник образ той девушки, которая пригрезилась мне ещё в автобусе. – Ты только смотри вперёд и слушай свою душу.

Пень поднимался всё выше и выше. Вот я уже «перелетел» кроны самых высоких деревьев. Дух захватывало, сердце стучало, как бешенное, норовя вот–вот выпрыгнуть из моей, ставшей внезапно слишком узкой и холодной для него, груди. Я вспомнил, как поднимался на самолёте, когда впервые с мамой и сестрой мы летели в Турцию. Это были незабываемые ощущения. Когда ты летишь второй раз – уже совсем не то. А впервые… непередаваемо, конечно. Поднимаешься над землей. Дома, дороги – всё уменьшается и постепенно превращается в макет, а потом и в плоскую картинку под твоими ногами. Чувствуешь себя птицей в небе, только устроившейся с комфортом, дарованным Цивилизацией. Хотя, птица, наверное, и так чувствует себя во время полёта вполне комфортно и привычно; как человек во время ходьбы.

В какой–то момент я сумел расслабиться, представив себя на огромном колесе обозрения в кабинке с прозрачным дном. Только здесь всё ещё круче и более захватывающе: грудь распирает приятная тревога, тело обдувает лёгкий прохладный ветерок, а перед глазами раскрываются все мыслимые и немыслимые красоты, которые уготовил для нас Создатель. Леса, поля и голубые небеса…

Вот я смотрю вниз и вижу целиком все разноцветные крыши «Совёнка». Забором лагерь окружён только с одной стороны, а со всех остальных охвачен подступающим лесным массивом, будто множеством рук или лап. Пожалуй, лес напоминал мне какого–то краба, у которого слишком много клешней – он их пытается поджимать, чтобы казаться «белым и пушистым», но никак не в силах спрятать свою хищническую звериную суть.

На юге от крайних построек лагеря растекалась большая вода: наверное, море, потому что я взлетел почти что до облаков, а границы водной глади всё ещё не вырисовывались – настолько она была широка.