Чудесное спасение. Записано Арсеньевым со слов Славяны Ясеневой

По поводу заданных мне вопросов могу показать следующее.

Ольга Дмитриевна мне доверяет. Настолько, что даже сделала своей помощницей. Помощницей вожатой! Этим статусом я очень горжусь и стараюсь ему соответствовать. Нелегко отдыхать и одновременно работать, но доверие сложно заслужить и так легко потерять. Поэтому подводить нельзя ни в коем случае. Даже если очень хочется.

В мои основные обязанности входит присмотр за пионерами, чтобы они ничего не натворили и не пострадали по собственной глупости. Особенное внимание я должна уделять пляжу и пристани, потому что бесконтрольное купание может привести к беде. Так говорит Ольга Дмитриевна, и я ей верю. Потому что Ольга Дмитриевна всегда права и не может ошибаться. Не все пионеры умеют хорошо плавать, понимаете? И не соблюдают распорядок, и купаются не только в положенные дни. Даже сама иногда нарушаю. В такую солнечную погоду так и тянет в воду. А ещё я часто купаюсь, чтобы следить за остальными… Совмещаю приятное с полезным.

Сегодня я, как обычно, прогуливалась после завтрака с Леной и обсуждала с ней планы на день. Мы пытались разработать тактику для победы в вечерней карточной игре Электроника, хотя даже не знали, что она из себя представляет. Но в одной его игре мы уже участвовали, вот и пытались по аналогии догадаться, что он смог придумать на этот раз.

Увлечённые общением, мы решили пройти до пристани. Общего купания сегодня в программе не было, но помочить ножки вполне себе разрешалось. Главное, не заходить в воду дальше, чем по пояс. А заодно посмотрим, всё ли в порядке, не купается ли кто–то ещё. А то вдруг буря налетит! Правила не зря придуманы: им надо следовать и ради порядка, и ради безопасности.

Мы подошли к воде и услышали странные звуки со стороны причала. Будто лесоруб валил какое–то дерево. Своё детство я провела в селе при хозяйстве и прекрасно знала, что такое хруст древесины – различала его очень хорошо. Но ведь вырубка здесь запрещена! Лес принадлежит лагерю, а значит, нам, счастливым пионерам советской страны и самой счастливой стране! Да и на причале не растёт ничего, кроме кустарника! Но кому может потребоваться рубить кусты, и зачем? Да и, судя по звуку, речь шла вовсе не о тонких ветках. Рубили полено или, как минимум, доски. Кто–то решил развести на берегу костёр? Но это строго запрещено правилами и самой Ольгой Дмитриевной!

Лена тоже услышала странный звук, и мы обе, не сговариваясь, ускорили шаг. Надо же было узнать, кто решился нарушить правила и распоряжения. Дойдя до лодочной станции, я заметила Алексея в красной пилотке на голове. Мальчик стоял в одной из лодок с топором наперевес. Он всегда казался мне немного странным, да и приехал посереди смены. Ольга Дмитриевна обмолвилась, что его родители с трудом уговорили директора лагеря взять дополнительного пионера. Сейчас же я испугалась, что Алекс, как он себя называет, окончательно лишился рассудка. Поэтому я не понеслась сразу к нему, о чём теперь искренне жалею, а решила выждать и посмотреть, зачем ему топор, и что он задумал. Дёрнув Лену за рукав, я приложила палец к губам, и мы обе спряталась за кустами. Тем временем Алексей «отрубил» лодку от причала и кое–как отплыл от пристани. Сразу видно, городской. Его движения были столь неловкими, что вызвали во мне невольный смех, в чём я теперь также искренне раскаиваюсь. Зато мне стало понятно, зачем ему топор. Я была поражена, наблюдая столь возмутительное нарушение распорядка дня, техники безопасности, устава пионерской организации и мудрых распоряжений самой Ольги Дмитриевны.

Я переглянулась с Леной и опрометью бросилась в лагерь. Надо было срочно созвать остальных пионеров, Виолетту Церновну и Ольгу Дмитриевну, чтобы они догнали мальчика и вернули его на берег, а потом приняли соответствующие воспитательные меры для его же блага. Ведь плавать на лодке он явно не умеет, и большой вопрос, умеет ли плавать вообще. А нет, лезет в воду! Я совершенно уверена, что с нашим товарищем Алексеем просто необходимо провести большую воспитательно–просветительскую работу, потому что он ни во что не ставит дисциплину, самоконтроль и мудрые распоряжения самой Ольги Дмитриевны. Например, запереть бы в домике, раз он сам не может сдерживать свои пагубные идеи. Я была практически уверена, что Алексей, к тому же, пьян. На трезвую голову до такого не додумаешься! И это было уже совсем вопиющее нарушение всех мыслимых и немыслимых правил, уставов и распоряжений. Мне не хотелось бы говорить плохо об окружающих меня пионерах, но я уверена, что Алексею алкогольные напитки предложила Алиса. Я не знаю, как, но ей всегда удаётся доставать спиртное и курительное!

Про Алису мне многие говорили, что она любит выпить. При этом сама я её пьяной никогда не видела. Но привыкла доверять словам товарищей. Разве стали бы они говорить такое, не имея достаточных оснований?! Признаю, что в случае с Алисой я, возможно, не проявила достаточной принципиальности и настойчивости, и не разобралась с ситуацией по–товарищески, тактично, но твердо направляя её на путь исправления и здорового образа жизни.

– Ольга Дмитриевна! – через минуту я барабанила одной рукой в самую главную дверь «Совёнка» кулачками, второй приглаживая юбку. Бегать в форме, знаете ли, очень неудобно и даже не совсем прилично. Вожатая вышла почти сразу и внимательно на меня посмотрела. По моему виду было наверняка заметно, что я была очень взволнована, а Ольга Дмитриевна отличается большой внимательностью, чуткостью и неравнодушием.

– Что–то случилось, Славя? – Ольга Дмитриевна тут же тоже взволновалась, потому что по пустякам я её никогда не беспокоила.

– Алекс–ей угнал лодку на пристани и у–уплывает на ней! – моя фраза, наверное, прозвучала глупо, но факт оставался фактом, и я просто о нём рассказывала, как и должна поступать хорошая, настоящая пионерка.

Реакция Ольги Дмитриевны была моментальной. Нажав на незаметную кнопку у входа в домик, она немедленно дала тревожную сирену по всему лагерю, и пионеры, оторвавшись от своих дел, даже самых важных, общественно–полезных, дружно высыпали на площадь перед нашим товарищем Гендой на внеплановую линейку.

Виолетта Церновна так и не пришла. Видимо, её не смогли найти…

«Разумеется, если человек гибнет – первое, что надо делать – это созвать линейку», – не согласится со мной впоследствии Алексей. Но, чтобы спасти человека, нужны другие люди. И линейка – самый простой и отработанный способ быстро собрать их в одном месте. Поэтому поведение Ольги Дмитриевны я нахожу единственно правильным и верным. Впрочем, как и всегда.

– Товарищи! Наш новый товарищ Алексей в беде, и мы обязаны его спасти. Как настоящие пионеры, – вожатая не стала описывать ситуацию и, махнув рукой в сторону пристани, почти бегом направилась туда. А мы её понимаем без слов.

Именно я первой прибыла на место происшествия, как бы прочитав мысли Ольги Дмитриевны. Посмотрев на воду, я не сразу заметила Алексея. Но более внимательная Лена указала в нужную сторону. Лодка с нашим бунтарём успела отойти от берега на значительное расстояние, став едва заметной. И как только он умудрился так быстро грести? Неумёха ведь. Но, может, течение помогло. Так далеко я никогда не заплывала, и не знаю, есть ли оно там. Но всё это было ещё полбеды. Куда хуже: поднялся сильный ветер и волны. Я видела шторм только на картинах Айвазовского и по телевизору, поэтому зрелище произвело на меня сильное впечатление.

Мне всегда казалось, что во время шторма должно быть пасмурно. Во всяком случае, облачно. Здесь же не было никаких признаков бушующей стихии: чистое ясное голубое небо и светящее в полную силу Солнце. «Прямо волшебство», – подумала я. – «Сказочный уголок».

Наверное, бывает и такое. Я абсолютно уверена, что наши советские учёные под мудрым руководством нашей партии, её ленинского Центрального Комитета и лично дорогого Леонида Ильича Брежнева рано или поздно откроют все тайны Вселенной, но я могу сообщить лишь то, чему сама была свидетелем.

К тому времени на берегу уже успело собраться много людей. Все, кого вожатая и приглашала, кроме медсестры, а также увязавшиеся за нами любопытствующие. Впереди, как и следовало ожидать, стояли мы с Ольгой Дмитриевной, которая прибежала следом за мной. Подобраться совсем близко к воде не представлялось возможным, потому что накатывающие волны запросто могли смыть нас всех. Они и так игрались с крупными камнями, будто с детскими мячиками. Разумеется, все планы догнать Алексея сразу забылись, ведь лезть в бушующую водную пучину было бы очень безответственно. Здесь мог бы помочь лишь спасательный катер, но таковых в нашей акватории не водилось. А спасатель, который, как говорила Ольга Дмитриевна, обычно наблюдал за берегом, в прошлую смену сломал ногу и сейчас лежал в больнице в райцентре. В силу неизвестных мне причин, на смену нашему спасателю никого не прислали.

Что же было делать? В такой ситуации человек в принципе бессилен … даже если тонет его мать или лучший друг. И пускай это не море, но факт оставался фактом – пучина бушевала так, что могла бы «дать прикурить» любому океану! Вы уж простите за мои жаргонные выражения, но более точного слова я подобрать не смогла. Как помочь Алёше, не знала, но считала своим долгом сделать в этой ситуации хоть что–то полезное. Например, приглядеть за остальными пионерами, чтобы они тоже не пострадали.

В основном, пионеры вели себя взволнованно: они явно боялись за жизнь новенького. Кроме Ульянки и ещё каких–то ребятишек: эти архаровцы взбудоражено бегали по берегу, порой подбегая к самой воде и с визгом отпрыгивая от подступающих гигантских, в человеческий рост, волн. Игнорируя резкие замечания Ольги Дмитриевны, к тому же едва слышные из–за шума воды, ребята ловко отбегали от волн и продолжали свои опасные игры. Дети, что с них можно взять? Но попробовать пробудить в них сознательность мы обязаны.

– Ваш товарищ тонет, а вы резвитесь?! Как не стыдно?! – заорала я так, чтобы перекричать «музыку залива», но внимания на меня не обратили. Ульянка выловила какую–то большую ракушку с каким–то членистоногим и кому–то её воодушевлённо показывала. Возможно, опять пугала свою любимую жертву Лену.

Раз слова не помогли, я решила, что пора действовать. Схватив за шиворот одного из шалунов, я резко оттащила его от воды и громко пригрозила: «Кто не отойдёт немедленно – до конца смены будет наказан и заперт в домике». Ольга Дмитриевна согласно кивнула, подтверждая мои слова. Угроза подействовала, и игрища у воды прекратились.

А шторм тем временем всё усиливался; лодка Алексея подскакивала на волнах, словно игрушка, и её бросало в разные стороны. При этом с заливом творилось нечто непонятное: вода будто собиралась к центру, а с краёв озеро становилось мельче, как будто все водные ресурсы сдвигались внутрь, поднимая Алексея всё выше и выше высоченным водяным столбом. «Как воронка, только наоборот…» И эта огромная волна–столб постепенно двигалась в нашу сторону. Мне вспомнился роман «Солярис», где океан был разумным и создавал на воде сложные геометрические фигуры, играясь с глупыми людьми в иллюзии, понятные лишь ему одному…

Ольга Дмитриевна зычным голосом приказала всем младшим, которые хоть и успокоились, но не разошлись, вернуться на площадь и ждать остальных там. На этот раз её послушались сразу. Может, потому что стало потише, или всех напугал страшный столб.

Проводив взглядом малышню и убедившись, что все остальные стоят на безопасном от воды расстоянии, я вновь переключила своё внимание на озеро. Обычный морской шторм уже давно разорвал бы лодку на куски или утянул ко дну, погребя под водной гладью. Сейчас же казалось, будто стихия ведёт себя аккуратно, словно осознавая, что играется с живым существом. Это, конечно, невероятно. Но и штормов в озёрах не бывает. Должно быть, на наших глазах происходит какой–то, не изученный ранее наукой, природный катаклизм. И наблюдать за ним со стороны было бы очень интересно и познавательно, если бы на кону не стояла человеческая жизнь.

Лодка и огромная волна были уже почти у нашего берега. И тут, подняв беглеца на гребне, вода довольно ловко для природной случайности разлучила транспортное средство с единственным пассажиром и отбросила лодку в сторону прямо под большую раскидистую иву. Алексей же полетел вниз головой в залив (благо, там было довольно глубоко, и о дно не расшибёшься), но волна снова поглотила его. Она окутала пионера со всех сторон и невероятно быстро понесла к берегу вперёд ногами, будто опасаясь, что он успеет захлебнуться. Ему даже голову приподняло, чтобы жидкость не налилась в горло! У меня зрение хорошее – я всё видела!

От шторма остался только единственный гребень, несущий Алексея. Который и выбросил его на берег. Хотя «выбросил» – по–моему, слишком жёсткое слово. Скорее, его осторожно выплеснуло. Буря тут же практически закончилась; вода вновь распределилась равномерно, а по поверхности гуляли лишь мелкие безобидные барашки да рябь. Всё вернулось на круги своя.

Я, как и многие другие ребята, подбежала к мальчику и убедилась, что он без сознания. Возможно, всё же ударился о лодку. Да и воды наверняка наглотался. Шурик с Электроником под чётким и уверенным руководством Ольги Дмитриевны оказали ему первую помощь, заставив выплюнуть воду, и обтёрли пионера полотенцем. Дышал он, судя по всему, нормально, хотя в себя пока так и не пришёл. Тогда ребята, следуя указаниям вожатой, перенесли его в домик Ольги Дмитриевны, где он жил, и, раздев до трусов, положили на кровать. Я последовала за ними на случай, если потребуется какая–нибудь помощь. Вожатая отменила все мероприятия, планировавшиеся на сегодня. Разумеется, кроме приёма пищи. Отправив Шурика и Электроника за Виолеттой Церновной, она уселась за стол и открыла книгу – вероятно, «Медицинский справочник» или «Краткий курс спасателя на водах», но читать так и не начала, расстроившись. Не смогла, и я её прекрасно понимаю. Поминутно вздыхая, вожатая ожидала пробуждения своего вынужденного соседа (вот незадача – жить с таким!) и, должно быть, решала, что с ним делать дальше. Я примостилась рядом. И почему некоторые люди не могут вести себя как положено, а лишь доставляют окружающим кучу неприятностей?

Наконец, пришла медсестра Виолетта. Послушав дыхание и измерив пульс нашего больного, она сделала вывод, что он практически не нахлебался, а потерял сознание вероятнее всего от сильного удара головой о воду. А вот алкоголем у него изо рта не пахло. Это проверили в первую очередь ещё на пляже! Моральный облик прежде всего! В любой ситуации!

Искусственное дыхание было решено не делать, ведь острой необходимости в этом Виолетта не видела, а без надобности лучше не браться за подобные вещи. Человек – существо хрупкое, можно ненароком и покалечить. Одно дело – тренироваться на учебных манекенах, и совсем другое – спасать реальную жизнь.

***

– Ну зачем ты заставил меня всё это вспоминать, Арсеньев? – вопрошала меня Славя, заканчивая надиктовывать свой рассказ, пока я непривычно медленно водил ручкой по бумаге, – да ещё и в такой форме, будто я рассказываю всё кому–то постороннему?

Пока блондинка методично пересказывала произошедшее, я быстрым и неаккуратным почерком переносил всё в тетрадку, заботливо предоставленную Ольгой. (Боже, сколь давно у меня не было необходимости писать от руки! По возвращению надо будет обязательно на «тотальный диктант» сходить – хоть каллиграфию чутка поправлю!)

А, проснувшись после обморока, я первым делом изъявил желание узнать, что со мной случилось. Ольга, поняв и приняв моё желание, но взяв с меня клятвенное обещание не покидать домик, сходила и позвала самого главного свидетеля – Славяну, которая и поведала обо всём вышеизложенном под запись.

– Когда ты представляешь, что даёшь показания, а не просто трепешься с пионером, у тебя более складно выходит. И можно лучше понять стиль твоего мышления. Я, моя дорогая девочка, человек науки. Со мной происходят невероятные с точки зрения здравого смысла события, и я должен. Нет, я просто обязан всё фиксировать! Потом вот возьму и кандидатскую диссертацию напишу! Будешь ещё у меня в универе учиться на эколога какого–нибудь, зачёты выпрашивать!

– Не надо разговаривать со мной снисходительно… не забывай, в каком нелепом положении находишься ты сам! Всё–таки больной здесь только один, и именно из–за тебя весь лагерь до сих пор стоит на ушах, а я просто помогаю пострадавшему товарищу. Из жалости к другу.

– Ну и хорошо. Ну и пошла вон! Я всё равно уже всё записал, – я захлопнул тетрадь, надеясь услышать громкий звук от захлопывающейся за возмущённой Славей дверью. После её ухода я собирался спрятать тетрадь в своём «тайнике»: под кроватью вместе с сапогами. Тетрадь была тонкой и бумажной: можно будет свернуть её в рулончик, подвязать ленточкой и сунуть в один из них для пущей сохранности.

Сапоги до сих пор там хранились – я незаметно это проверил, специально уронив и подняв ручку, а значит, и с тетрадью вряд ли что–то случится. Но девушка уходить не спешила: она сидела на кровати и глазела на меня со снисходительной улыбкой, а потом даже по голове погладила. Будто неразумного нашкодившего котёнка.

Мне пришлось тихонько зарычать.

– Не рычи. Ты не рысь, – улыбнулась она и покачала белокурой головой.

– Я не рррысь. Я лев, – в свою очередь серьёзно ответил я.

В результате Славяна, усмехнувшись, спокойно вышла, а я, спрятав тетрадку, как и хотел, вновь устроился поудобнее на ложе и провалился в глубокий сон…