Глава 1. Воззрения карла маркса И фридриха энгельса на мироустройство. 4

Оглавление

Глава 1. Воззрения Карла Маркса и Фридриха Энгельса на мироустройство. 4

Извлечение положений учения Карла Маркса и Фридриха Энгельса из критики Фейербаха. 4

Целостная система представлений о мироустройстве. 6

Основы философского разрешения вопроса. 6

Столпы научного представления действительности. 8

Первый принцип. 8

Третий принцип. 25

Глава 2. Модель общества при всеобщей капиталистической форме производства. 28

Способы изъятья стоимости при капиталистической форме производства. 28

Спекуляция. 29

Предпринимательство. 31

Эксплуататорская сущность капиталистического способа производства. 37

Работа. 39

Глава 3. Коммунистическое движение в представлении Карла Маркса и Фридриха Энгельса. 43

О разнообразии содержаний и форм производственных отношений. 43

О коммунистическом движении. 45

Определение требуемых к уничтожению производственных отношений. 45

Сущность накладываемых на общественные явления диалектических закономерностей. 46

Глава 4. Критика выведения неизбежного коммунистического движения. 48

Общая критика понимания коммунистического движения Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом. 50

Критика диалектического характера коммунистического движения при чистом капиталистическом обществе. 58

Предмет вопроса. 58

Критика представлений о диалектическом характере коммунистического движения при чистом капиталистическом обществе. 60

Критика выведения неизбежного коммунистического движения при действительном капиталистическом обществе. 68

Понимание о чистом и действительном капиталистическом обществе. 68

Рассмотрение действительного капиталистического общества нашего времени. 72

О сфере услуг. 74

О кризисе перепроизводства. 76

Итоги. 81

Глава 5. Краткий сбор собственных представлений о действительности. 84

Примечания: 87

                                                                        

                                                                                       

                                                                                

                                                                     

Глава 1. Воззрения Карла Маркса и Фридриха Энгельса на мироустройство.

Целостная система представлений о мироустройстве.

Столпы научного представления действительности.

Первый принцип.

Из первого принципа следуют те «предпосылки», на основе которых К.М. и Ф.Э. выделили гипотезу об объяснении эмпирических наблюдений действительного процесса жизни (собственно всех видимых явлений), другими словами, об объяснении мироустройства. Понятно, что раз каждый человек является независимой единицей с точки зрения автономности и самоуправляемости, независимости от внешних сущностей в смысле отсутствия влияния на сознание индивида со стороны как потусторонних, божественных и иных нематериальных сущностей, так и совокупности внешних факторов по типу наступления содержания поверий, то человек может рассматриваться лишь и только как биологическая система. Именно поэтому совокупной предпосылкой являются, по выражению К.М. и Ф.Э. «…люди, взятые не в какой-то фантастической замкнутости и изолированности, а в своём действительном, наблюдаемом эмпирически, процессе развития, протекающем в определённых условиях»^[13]. Из этой совокупной предпосылки исходит не только «…первый конкретный факт, который подлежит констатированию, — телесная организация этих индивидов и обусловленное ею отношение их к остальной природе»^[14], но и следующий за этим факт, который вместе с первым фактом включен в понятие «природных основ», что включение сенсорной системы в систему человека позволяет учитывать влияние воспринимаемых внешних природных условий («…геологических, оро-гидрографических, климатических и иных отношений которые они застают»^[15]) человеком.

С этим нельзя не согласиться. Но стоит заметить, что употребления понятия «телесная организация»^[14], на деле совокупности человеческих потенций, сразу обращает на себя внимание. Уже в критике Фейербаха можно было заметить ту логическую закономерность, что слишком рискованно утверждать категориями (как наиболее общими понятиями). Как Фейрбах, доказано выше, употребил фразу о нуждаемости человека человеком в том ошибочном понимании лишь и только положительных отношений между людьми (не подразумевая на деле полную совокупность действительных отношений людей, таких как, например, производственных отношений в общественном производстве), так и любой может употребить фразу с использованием категорий ошибочно. Такое и произошло в нашем случае.

Сложно было бы представить, чтобы в 1844-1846 годах К.М. и Ф.Э. знали бы о влиянии генома на фенотипические свойства биологических систем (сразу же стоит сказать, что это не исключает коммунистические идеи).

Но куда более важнее характера степени изменяемости свойств индивида становится искусственно ограниченный круг человеческих потенций.

Прямо К.М. и Ф.Э. универсальные человеческие потенции выделялись в виде четырех предпосылок: необходимость в «…производстве средств, необходимых для удовлетворения этих потребностей, производство самой материальной жизни»^[16]; «…сама удовлетворённая первая потребность, действие удовлетворения и уже приобретённое орудие удовлетворения ведут к новым потребностям»^[17]; потребность «производить других людей, размножаться»^[18]; в наличии нервной системы и, в том числе, сознания. Конечно, высказанными К.М. и Ф.Э. универсальными потенциями действительный круг применяемых человеческих потенций не ограничивается. Так, то же отчуждение от «катастроф промышленности», вызываемое у пролетариев, также является универсальной человеческой потенцией, когда на стимул неблагоприятных условий жизнедеятельности вызывается негативная ответная реакция. Эти четыре стороны человеческого существования приводились ими как наиболее важные для разрешения стоящего сугубо локального вопроса (как приведены здесь лишь три принципа, резко определяющие суть представлений К.М. и Ф.Э., тогда как их куда больше). Из этого становится понятным только то, что К.М. и Ф.Э. также в основе своих представлений закладывали только известный им круг человеческих потенций (утверждение, которое не требовало бы доказательство, но доказательство приведено для более полного осознания этого факта), тогда как, как уже сказано выше, в действительности этот круг мог быть шире и, как будет показано ниже, действительно шире, чем могли бы себе представить К.М. и Ф.Э.

Ограниченность круга человеческих потенций показывает, например, следующая цитата К.М. и Ф.Э. «…если эта масса и имела когда-нибудь некоторые теоретические представления, например религию, то они уже давно уничтожены обстоятельствами»^[19], где религия представлена лишь инструментом господствующих классов для придания своим интересам всеобщий характер по смыслу изложения («…«религия» и «политика» суть только формы её (ред. эпохи) действительных (ред. земных) мотивов…»^[20]), или представлена лишь как продукт непрозрачных и неразумных отношений формы материального производства по типу капиталистической формы производства, где пролетарии отчуждены от условий труда («…ограниченность всех их отношений друг к другу и к природе. Эта действительная ограниченность отражается идеально в древних религиях, обожествляющих природу, и народных верованиях. Религиозное отражение действительного мира может вообще исчезнуть лишь тогда, когда отношения практической повседневной жизни людей будут выражаться в прозрачных и разумных связях их между собой и с природой»^[21]). Если современные практические примеры не могут показать ошибочность этого утверждения, так как ныне религия вновь стала инструментом господствующего класса, ибо этот класс нашел некоторые религиозные представления вполне себе благоприятным для себя, тогда как некоторые устаревшие религиозные представления, направленные на удовлетворение интересов ныне вымерших господствующих сословий, например, феодальных интересов, где монарх представляется посланником божьим, просто нагло упускаются из виду, ложно и грубо утаиваются; то на примере СССР, где религия не применялась как инструмент для выражения интересов, видно (особенно по переписи 1936 года^[22], где верующими оказалось 98.411.132 человека), что люди продолжали являться верующими в религиозные представления, хотя она не применялась как инструмент господствующего класса и не являлась следствием непонимания действительных эксплуататорских отношений. Религия не представлена как инструмент, направленный на удовлетворение иной действительной потребности (где потребность выражается, например, в снятии чувства неудовлетворения от осознания факта смертности человека посредством успокоения себя, например, существованием загробной жизни), как и удовлетворение действительной потребности в снятии чувства неудовлетворенности пролетариями условиями жизни.

В отличие от ограниченности круга человеческих потенций из-за незнания современных биологических знаний, ограниченность рассматриваемых потребностей происходит из-за ошибочного понимания К.М. и Ф.Э. сути потребности индивида. Легко увидеть, что в сущности выделяемых К.М. и Ф.Э. потребностей (потребности в пище, питье, жилище, одежде и «еще в кое-чем»^[23], которые объединяются под категорией потребности «производства самой материальной жизни»; «потребность в новых средствах производства»^[24], удовлетворяющих другие уже потребности; «…потребность в общих рыночных помещениях в период, когда промышленник был одновременно и купцом…»^[25], «Объединение более обширных областей в феодальные королевства являлось потребностью как для земельного дворянства, так и для городов»^[26]) являлась необходимость к данным явлениям жизни, что, впрочем, прямо говорилось в цитате «…язык возникает лишь из потребности, из настоятельной необходимости общения с другими людьми…»^[27], откуда видно, что понятие «потребность» тождественно понятию « необходимость » в ненаучном смысле. Из этого видно, что у К.М и Ф.Э. потребность выражается только в виде чувства жажды чего-либо. И только это одно чувство жажды теоретики положили в основу механизма проявления потребности. Произошло это потому, что чувство жажды, противопоставляемое остальным чувствам, имеет специфический характер, выражаемое в требовании непоколебимого удовлетворения. Специфический характер непоколебимости не следует понимать в таком смысле, что потребность должна быть удовлетворена безоговорочно, ведь, например, потребность в роскоши вследствие, допустим, мировой торговли^[28], которую ощущают и пролетарии, может и не удовлетворяться вследствие отсутствия достаточных денежных средств. Здесь фактор отсутствия денежных средств играет роль фактора невозможности удовлетворения потребности, но не подавляет эту потребность. К.М. и Ф.Э. сложно было себе представить, чтобы неприятные чувства от осознания смертности своего тела подлежали бы непоколебимому снятию в прямом смысле, ведь тогда бы получалось, что инструменты для этого, например, религиозные представления, были бы неучтожаемы. Этот факт, возможно, и смутил теоретиков.

Великий ум К.М. и Ф.Э. не заметил того общего механизма между такими явлениям жизни, как, например, между чувством голода и негативным чувством от осознания своей смертности, что как чувство голода, так и негативное чувство подлежат снятию, а, раз они необходимо подлежат снятию, то существует потребность (не в прямом смысле, где потребность дается как чувство нужды, а в строгом) в снятии данных чувств.

Таким образом, К.М. и Ф.Э. подвели не все явления проявлений чувств под потребности, а, значит, искусственно ограничили круг действительных человеческих потенций (это видно, из того, что, например, религиозные представления К.М. и Ф.Э. не рассматриваются как потенциальные возможности для успокоения себя от осознания факта смертности индивида), тогда как что в случае неудовлетворенности пролетариями условиями своей жизни, что в случае с неудовлетворенностью своей смертностью принимает участие один и тот же механизм, что относит эти явления в одну категорию, и только нужда к снятию этих явлений носит название потребностей.

Ошибка в подразумевании под потребностями только чувства, имеющие характер непоколебимости, имеет двойственный характер. Кроме вышеприведенной ошибки в ограничении рассмотрения поведения индивидов, понимание под потребностью лишь непоколебимого чувства приводит к тому ошибочному следствию, что кажется, будто механизм каждой отдельной потребности односторонен, то есть, что каждая отдельная потребность существует независимо от других потребностей, что каждая отдельная потребность несется к своему удовлетворению как к единственной цели и не может предполагать, что она может не удовлетвориться в угоду иных потребностей. Другими словами, что на избрание способа удовлетворения и вида удовлетворяемой потребностине влияют иные потребности. Конечно, К.М. и Ф.Э. не осознавая использовали знание о столкновении потребностей организма, говоря, что воспитанный пролетарий даже в условиях капитализма не пойдет на убийство и воровство («Есть, конечно, и среди рабочих множество людей, достаточно нравственных, чтобы не украсть, даже когда они доведены до крайности; вот эти и умирают с голоду или убивают себя»^[29]), хоть пролетарий и шел бы на это ради удовлетворения потребности в пище, то есть непоколебимого желания, или, подразумевая это в том, что капитал может не стремиться к своим тенденциозным стремлениям, если предприятие не рассчитано в долгую («Средняя цена является путеводной звездой, например, для купца или промышленника во всяком предприятии, рассчитанном на более или менее продолжительное время»^[30]) Но К.М. и Ф.Э. так и не осознали в полной мере это как закономерность, когда отдача предпочтения удовлетворению той или иной потребности, другими словами, избрание определенного средства удовлетворения потребности, удовлетворяющий определенные потребности в различной пропорции, есть нормальный процесс жизни, а, не непонимание «единственной» целей «односторонней» потребности. Если действительный механизм взаимодействия потребностей закономерность в вышеуказанных явлениях был применен, то в явлении, когда пролетарии довольствуются лучшими условиями своей жизни, не уничтожая капиталистическую ассоциацию, этот механизм они не применяли, говоря о том, что пролетарии просто-напросто «повелись» на уступки капитала.

Помимо этого, потребность как нужда соотносится у К.М. и Ф.Э. с выражаемыми в действительности явлениями: в материальных объектах (в еде, в воде), в материальных явлениях (в организации общественного общения между людьми). Но в действительности такое понимание потребности может быть только с заранее данным предположением, ведь в действительности реально функционирующий механизм поведения человека сложнее. Примером этому является применение пониманием К.М. и Ф.Э. потребности к явлению появления бирж труда для безработных. Так, для капиталиста естественно материально воплощаемое желание в возрастании капитала посредством оборота капитальной стоимости, выражаемое как потребность в увеличении капитала. Это является той самой причиной, которая выбрасывает рабочих на мостовую, причиной, образующей резервную армию рабочих для потребностей капитала. Однако, по мнению Карла Маркса, сама эта резервная армия рабочих является прямой потребностью для самовозрастания капитала, ведь именно эта резервная армия способствует увеличению капитала в период роста и процветания производства. Поэтому появления комитета вспомоществования, дававшего общественные работы рабочим, стоявшим на учете комитета, Карл Маркс объяснил удовлетворением этой самой потребности в существовании резервной армии рабочих (вывод, следующий, в том числе, из заявления одного из капиталистов: «Если эмиграция рабочей силы будет поощряться или даже просто разрешаться, то что станется с капиталистом?»^[31]), ведь в ином случае данные рабочие просто могли эмигрировать в те места, где могла применяться их рабочая сила (потому пособия, выплачиваемые рабочим, К.М. называет пособиями «для фабрикантов»^[196]). Здесь и проявляется простота такого понимания потребностей. Как уже было сказано, Карл Маркс обосновывает образование этих комитетов удовлетворением потребности в резервной рабочей армии, покуда без нее невозможно возрастание капитала. Но невозможно было бы себе представить, что капиталист своевольно удовлетворил бы эту потребность созданием комитета вспомоществования без крайней необходимости. Уже само это наталкивает на простоту такого понимания потребностей, ведь потребность должна удовлетворяться, однако, ее удовлетворение в сознании капиталиста без условий крайней нужды является для капиталиста попросту ошибочным. Именно поэтому в действительности данная потребность в сохранении резервной рабочей армии уже удовлетворялась капиталистами раньше того, когда она выделялась бы Марксом в отдельную потребность (что происходит лишь у Маркса при организации комитета вспомоществования, что и показывает отсутствие предположения об упрощенном применении понятия потребность). Просто для удовлетворения этих потребностей в действительности воплощались такие средства удовлетворения потребностей, что удовлетворяли обе эти потребности в простом выражении, но с меньшими затратами средств. Сам капиталистический механизм оборота капитальной стоимости уже удовлетворял эти потребности, ибо без всяких дополнительных затрат существовала резервная армия рабочих. Образование же комитета вспомоществования продиктовано лишь крайней необходимостью; капитал был поставлен в безысходное положение тем, что рабочие придумали эмигрировать для собственного счастья. Капиталист никогда не стал бы «удовлетворять» данную потребность по своей инициативе как отчужденную потребность, взятую саму по себе, но именно как взятая сама по себе потребность она и получается в случае обоснования появления комитета вспомоществования. Из этого становится ясным, удовлетворяется эта потребность как нужда в материальном выражении, в сохранении резервной армии, только косвенно в прямой взаимосвязи с потребностью в самовозрастании капитала; удовлетворяется взаимосвязанная система потребностей в материальных выражениях, где средство удовлетворения этих потребностей (комитет вспомоществования) удовлетворяет эти потребности в разных пропорциях, следовательно, удовлетворяется на деле одна общая системная потребность, где материально выраженные потребности сами является посредниками удовлетворения общей потребности.

Если строго объяснять явления действительности, становится необходимым применение понятия потребности к потребностям самой биологической системы человека, так, что потребность в сохранении резервной рабочей армии и потребность в самовозрастании капитала удовлетворяли бы системную потребность в самосохранении. Далее я продолжу применять понятие потребность в простом понимании.

Для более полного понимания этой стороны можно рассмотреть явление борьбы между рабочими и капиталистом на предприятии за заработную плату. Так, капиталист также имеет потребность в самовозрастании капитала посредством оборота капитальной стоимости. В то же время он имеет потребность в сохранении своего капитала вообще и в сохранении своего капитала функционирующим. Разъяренные рабочие могут приостановить функционирование данного предприятия, могут разрушить данное предприятие, могут вовсе его захватить. Поэтому капиталист иногда идет на повышение заработной платы. Но если рассматривать чистые понятия, то получается, что у Маркса капиталисты этим повышением заработной платы прямо «удовлетворяют» свою же потребность, свою нужду. Но «удовлетворять» эту нужду они решили только тогда, когда рабочие начали борьбу.

Неполное осознание закономерностей действительного функционирования механизма потребностей произошло потому, что сопряженные с сознательным выведением своего поведения (ведением своей жизни сознательным, определенным образом) факторы воспринимали как за внешние обстоятельства, просто влияющие на принятие решение. В действительности именно эта определенная совокупность обстоятельств также связана с понятием потребность. В вышеуказанных примерах такими факторами являются воспитание^[29] и неведение предприятия в долгую^[30]. Действительно, воспитание формирует реакцию организма на стимул, так что стимул вызовет чувственную реакцию, предполагаемую воспитанием. Например, в случае явления неприятия разрешения вопроса воровством или убийством^[29] проявляется негативная реакция на мысль использования воровства или убийства как средства удовлетворения потребностей. Но здесь скрывается такое обстоятельство, которое Маркс не заметил, что организм сам имеет потребность к неосуществлению такого средства, к которому имеется негативное отношение. Рассмотрим это явление. Реакция негатива (негативного чувства) проявляется в ответ на стимул мысли о разрешение своих проблем воровством или убийством, представляемый идеально в мышлении. Уже было сказано, что на деле ощущение чувств, в том числе и негативных, есть воздействие определенных биологически активных веществ на нервную систему. Но уже само это воздействие на нервную систему есть зарождение потребности. В данном случае потребность заключается в снятии воздействия веществ, вызывающих негативную реакцию. Это может осуществиться только путем прерывания размышлений о разрешении своих проблем путем воровства или убийства, путем неприятия разрешения своих проблем таким способ. Это и есть удовлетворение такой же самой потребности, которой и является потребность в жизненных средствах. Как уже было сказано, действительный механизм предоставляет человеку выбор: или ощущать негативные чувства и решить проблему с пропитанием, либо ощущать негативные чувства в виде голода и не ощущать негативные чувства в связи принятием решения о совершении убийства или воровства. Данный механизм соответствует нормальному процессу жизнедеятельности и является естественным.

Влияние факторов может быть не только «внешним», если следовать пониманию К.М. и Ф.Э., но и «внутренним», что еще более пуще показывает недопонимание действительных механизмов. Рассматривая тоже явление, нельзя отрицать то, что включаются и внутренние механизмы человека. Так, в человеческий организм заложены чувства сострадания, жалости и подобные. Данные чувства являются врожденными, так или иначе возникающими не только от воспитания, и будут проявляться в популяции как общая тенденция (как исключения, проявления на тот же стимул, вызывающий чувства сострадания, могут быть противоположными, например, может проявляться чувство удовлетворения от мучений тех же животных, но не отвергаемым является тот факт, что это явление психической неуравновешенности). Следуя такому же механизму, стимул представления мучений и страданий человека вызывает в человеке внутреннее чувство сострадания и жалости. Поэтому эта реакция также вызывает в человеке потребность в прекращении воздействий стимула, вызывающих негативные чувства сострадания (негативные не в том смысле, что это что-то плохое, а в смысле вообще чего-то отрицательного, от чего хочется избавиться).

Естественно, что эту ошибку он перенес и на объяснение практически значимых для коммунистов явлений. Так, именно этими самыми «обстоятельствами» Карл Маркс доказывал, что соглашение рабочего класса на улучшение условий их жизни путем повышения заработных плат является «подачкой», уступкой, которая подавляет их «революционный пыл» («…демократические мелкие буржуа хотят, чтобы рабочие имели лучший заработок и более обеспеченное существование; они надеются достигнуть этого отчасти предоставлением занятий со стороны государства, отчасти мерами благотворительности, — словом, они надеются подкупить рабочих более или менее замаскированными подачками и сломить их революционную силу временным улучшением их положения»^[32]). Понятно, что именно ощущение бОльших положительных чувств вследствие более полного, чем до этого улучшения, удовлетворения потребностей, отводит условия жизни пролетарий от крайне плохих значений, что изменяет их бытие, и изменившиеся условия перестали определять в сознании пролетария действительное неизбежное коммунистическое движение, коль условия жизни не являются крайне плохими (именно доведение условий жизни до крайне плохих есть проявление противоречий между техническим базисом и крупной промышленности, что дает знать о возможности коммунизма, так что сама крупная промышленность этим доведением обстоятельств до ужасных показателей заявляет о своей потребности в коммунизме, что удовлетворяется путем осознания пролетариями этих плохих условий жизни (что образует пролетарское сознание) с выведением необходимости коммунистического движения: «…сама крупная промышленность своими катастрофами делает вопросом жизни и смерти признание перемены труда, а потому и возможно большей многосторонности рабочих, всеобщим законом общественного производства, к нормальному осуществлению которого должны быть приспособлены отношения. Она, как вопрос жизни и смерти, ставит задачу: чудовищность несчастного резервного рабочего населения, которое держится про запас для изменяющихся потребностей капитала в эксплуатации…»^[203]), посредством заработной платы (далее от увеличения количества и качества потребляемых пролетарием жизненных средств). Эти положительные чувства и «подавляют» тот самый истинный «революционный пыл» (по самой своей сущности этих положительных чувств, эти чувства вызывают при их ощущении вялость и апатию к другим желаниям, удовлетворение которых после этого не стремится к самому быстрому снятию, в нашем случае, устранению капиталистического общества), который стремится к своей непоколебимой истинной цели – уничтожению организации капиталистического производства, покоящегося на техническом базисе крупной промышленности («Но как лучшая одежда, пища, лучшее обращение и более или менее значительный peculium не уничтожают для раба отношения зависимости и эксплуатации, точно так же это не уничтожает отношения зависимости и эксплуатации и для наемного рабочего. Повышение цены труда вследствие накопления капитала в действительности означает только, что размеры и тяжесть золотой цепи, которую сам наемный рабочий уже сковал для себя, позволяют сделать ее напряжение менее сильным»^[204]). Так, пролетарские интересы во всеобщем смысле не изменились, эти лучшие условия жизни не изменяют того, что пролетарий эксплуатируется, и что коммунизм стал возможен, вследствие чего пролетарию было бы выгоднее установить коммунизм. Но коммунизм потерял диалектический оттенок, перестал быть неизбежным действительным коммунистическим движением, которым бы он являлся при отсутствии ингибиторов коммунистического движения («клапанов»^[136] общественного механизма в виде сфер мелкого производства, ремесленничества и крестьянства, сфер домашней промышленности и иных; сюда же можно отнести и большую заработную плату вследствие распределения на заработную плату части сверхприбыли при монополизме и вообще при большом доходе вне монополий и большей отдачи пролетарию им же произведенной стоимости^[143]; государственных средств благотворительности, где государство принудительно изымает прибавочную стоимость у класса капиталистов и перераспределяет эту прибавочную стоимость классу пролетариев; все эти ингибиторы, по мнению Карла Маркса, должны быть уничтожены при крайнем развитии коммунистического общества, что оказалось ложным, и о чем в четвертой главе), поэтому революционный пыл и «подавился».

Однако, это представление является ложным. Пролетарий, в действительности, сам решает, какие интересы иметь, следовательно, каким потребностям отдавать предпочтение, так что коммунистическое общество не является его высшим интересом (как уже было сказано, потребности индивида неугадываемы, он сам, на основе своего жизненного опыта, решает, какие интересы иметь). Так, пролетарий без укорений совести может решить, что для него «временное» улучшения жизни выгоднее, чем бороться, быть может, за лучшие условия жизни (которых, в действительности, не существует, ибо желания индивидуумов неисповедимы, что вытекает из действительных механизмов сознания) и подвергать свою жизнь опасности (ибо дальнейшая борьба с капиталистами повышает шанс получить вред здоровью, лишиться жизни), или, вообще тратить энергию на самые лучшие условия жизни, между тем как и временное, но улучшение, его вполне может устроить (по принципу минимума энергии). Не говоря уж об этом, в современном обществе видно, что эти «временные» улучшения жизни стали постоянными (о чем в главе 4.3) вследствие найденного капиталистами механизма перераспределения классу рабочих принужденно изымаемой прибавочной стоимости у капиталистов и иных обстоятельств, что говорит не только то, что «революционный пыл» стал подавляем бессрочно (это имеет место только к ложной гипотезе Маркса), но, в действительности, уменьшил шансы к проведению на практике коммунистического движения вследствие часто встречаемого у людей принципа минимума энергии.

Помимо этого, здесь выступает еще одно противоречие. Так, Карл Маркс и Фридрих Энгельс заявляли, что специфическим их представлением является то, что коммунистическое движение имеет характер неизбежного движения, а не желаемого, и не должны исходит из теоретических знаний пролетариата, коли они являются одним лишь осознанием условий жизни («Коммунизм для нас не состояние, которое должно быть установлено, не идеал, с которым должна сообразоваться действительность. Мы называем коммунизмом действительное движение, которое уничтожает теперешнее состояние»^[195]). Так, коммунистическое движение должно исходить из одного осознания условий жизни. Так что условия жизни при крупной промышленности определяют пролетарское сознание с движением к коммунизму. Но «временные улучшения» изменяют те условия, которые должны были определять неизбежность коммунистического движения, так что эти изменившиеся условия не ведут к коммунизму. Однако, в противоречие своему же ранее сказанному, Маркс выводит пролетарский интерес в теории, так что пролетарий должен был бы о нем знать и не подчиняться «уступкам» капитала, так что движимым становится теоретический интерес, а не практический.

Отсюда и понятны корни высказываний марксистов, которые относят всякое явление, вызывающее положительные чувства, к врагам коммунистического движения (сексуальная жизнь, вследствие чувства удовлетворения от половых сношений, враг коммунистического движения; алкоголь, успокаивающее пролетария от тяжелых нош и удовлетворяющее его, враг коммунистического движения; дискотека, также удовлетворяющая пролетария и расслабляющая его, враг коммунистического движения; наконец, компьютерные игры, к которым недавно было приковано внимание из-за высказывания Константина Сёмина, доставляющие удовольствие от развлечения и занимающие его время, являются ингибиторами коммунистического движения и тому подобное). Как уже понятно, к положительным чувствам пролетария нельзя ставить в вину то, что они тормозят коммунистическое движение. Эти положительные чувства сами являются проявлением удовлетворения потребностей в этих самых чувствах, потребностей, которые сами естественны для человека, являются универсальными, возникают у каждого человека как физиологические и требуются к удовлетворению. Потребность нельзя винить в том, что требуемое им удовлетворение приносит успокоение пролетарию и отрешенность от проблем его повседневной жизни. Пролетарий сам решает, в какой степени удовлетворять те или иные потребности, и если он решил для удовлетворения потребности в развлечении использовать процесс танца на дискотеке, что одновременно не удовлетворяет потребность в уничтожении капиталистического общества, то это его решение. Это абсолютно нормальный процесс жизни и является ошибочным рассматривать это явление так, будто пролетарий что-то кому-то должен.

Данное понимание имеет решающее значение в моем видении коммунистического движения.

Что касается совокупности потребностей индивидов, для начала необходимо отметить то, что К.М. и Ф.Э. потребности по критерию происхождения классифицировали на потребности физиологические и потребности социальные. И, если, физиологические потребности являлись абсолютными и универсальными потребностями человека (то есть, подлежащие непременному удовлетворению; проявляющиеся у каждого человека), то социальные порождались чисто социальными обстоятельствами. В отношении социальных потребностей (например, потребности в роскоши, изящных вещах), видно, что они отличны от характера физиологических потребностей (имеющих универсальный характер, беспрекословный характер). Социальные потребности возникают посредством социальных отношений и видоизменяются социальными же обстоятельствами. Так, потребность в роскоши, которая не связана с перепотреблением капиталистов, возникает благодаря накоплению и мобилизации (что равно производственному применению капитала) капитала в сфере ткачества и стимулируется, то есть расширяется, благодаря расширению торговли («…потребность в предметах роскоши, порождённая этим и стимулируемая постепенным расширением торговли…»^[33]), а потребность, связанная с перепотреблением капиталистов, возникает из-за увеличения доходов последних, которые они могут обратить в предметы потребления, и из-за развития мировой торговли («Чем больше растет капитал благодаря последовательному накоплению, тем сильнее возрастает и та сумма стоимости, которая распадается на фонд потребления и фонд накопления. Капиталист может поэтому жить более роскошно и в то же время усиливать свое «воздержание»^[34]; «Возрастание богатства последних и постоянное относительное уменьшение числа рабочих, требуемых для производства необходимых жизненных средств, порождают вместе с новыми потребностями в роскоши и новые средства их удовлетворения. Все большая часть общественного продукта превращается в прибавочный продукт и все большая часть прибавочного продукта воспроизводится и потребляется все в более и более утонченных и разнообразных формах. Другими словами: производство предметов роскоши возрастает. Возрастающие утонченность и разнообразие продуктов вытекают также из новых условий мирового рынка, создаваемых крупной промышленностью»^[28]).

Что касается физиологических универсальных потребностей, то и с их выведением К.М. и Ф.Э. справились не до конца, так что применяли они ограниченный круг универсальных потенций человека. Например, не отнесено к потребности выявляемое эмпирическим наблюдением явление тенденциозного стремления индивида к более полному удовлетворению совокупности потребностей (основа я