Сказ Захарихи про Трояка и Троян-Царя (XI)

За те часы[790], когда Троян был,

тогда же и Трояк живал[791], людей учил,

а был он премудрым от Бога,

сам знал и другим сказывал,

как пшеницу сеять, как от суслика беречься,

как от «овражка»[792] охраниться,

какую корову до быка пускать,

а какую яловицу[793] дома держать,

и коли[794] человек заболеет,

он траву всякую, корешки знал,

заварит, напоит и тот здоров.

Был Трояк один на возу,

и Царь Троян к нему за советом ходил.[795]

Царь стоит, а он дудочку стружет,

Царь ждет, а он дудочку пробует,

так ли гудит она, так ли играет,

Царь молчит, и Трояк молчит,

будто Царя не видит, а сам все стружет,

все дудочку проверяет, сквозь все глядит,

а нет ли в середке чего, а нет ли стружки,

а Царь все ждет, с ноги на ногу переступает,

Трояк молчит, будто не видит вовсе,

а сам думает, да сказать не хочет.

И говорит ему Царь: «Чего же скажешь?

Не видишь, что жду? Когда слово бросишь?»

 

221

Отвечает ему Трояк: «А вот, дай дудочку кончить,

а ввечери придешь, тогда и скажу».

И уходит Царь Троян, как был, ни с чем,

а ввечери приходит, а Трояк ему говорит:

«А скажи-ка, Царь Троян, что ты говорил мне?

В утре-то я дудочку строгал, так не слышал!»

И скажет Царь Троян, что надобно ему,

А Трояк ему и ответит тут же, как делать.

За день он надумался, порешал все,

а ввечери ему и не трудно ответить,

а переспрашивал, чтоб знать, правда ли,

так ли слышал загадку Царскую утречком,

а коль услышит, что так, так и скажет,

а коли не то Царь сказал, так и ответит:

«Завтра утречком отвечу, сегодня не знаю,

а за ночь посплю, так как след придумаю».

А осердится Царь, так Трояк ему скажет:

«Иди до других, пусть они тебе помогут,

а не помогут, так на себя пеняй,

а я скоро отвечать не умею, бо дурость буде,

а дурость буде, всем людям зло,

а коли дурак советы дает,

так иди к нему и делай наипак[796],

а увидишь, что то добре буде[797]!»

Идуть враги на Русь нашу, все бегут,

и Трояк бежит, ни слова не скажет,

а догонит его Троян, спросит:

«А что же делать мне теперь? Как управиться?»

А Трояк ему скажет: «Видишь, бегу?

Беги и ты, пока придумаю

да пока я в думках все поверну,

да со всех концов примерю, прилажу,

да чтоб комарь[798] носу не подточил,

а коли[799] здумано, как следует, так скажу,

а пока что, как все бегут[800], и ты беги!»

И бегут все добрых полдня по степи,

кто верхи[801], а кто в телеге с детьми,

а кто и на-конь[802] не вспел вскочить,

да рядом бежит, за притыку[803] держится,

 

222

а Трояк встанет на возу своем и гаркнет:

«А куды ж вы бежите, черты лысые?

Ставай[804] зараз[805] все! Совет держать будем!»

Крикнет так, и сам станет поперек пути,

дорогу загородит всем, мешает бежать:

«Стой! Стой! Куда летишь? Кони морены!

Кони морены, в мыле уже, запыхались,

а еще дальше и падут совсем наземь[806],

а будешь бежать, дураче[807], на своих двоих!»

И станут люди, а он снова скажет:

«И что там ворогу, кот наплакал!

И силы у него нет совсем, все черные,

все черные да костлявые, кожа-кости,

а берите батоги да макогоны[808],

а берите шабли вострые, что баба поднять не может!

А гоните их в три шеи, бейте на голову!

Осейчас мне тут Ангел был, сказал,

что побьем басурманов всех до единого!»

И станут все кругом, и смеются, и страха нет,

а страха нет, повернут все назад,

врага завидят, кинутся на него,

отобьют скотину, назад врага поженут[809],

а кинется тот, уже не опомнится.

А то[810] Царь станет судить дело трудное,

позовет Трояка, а тот сливу сухую ест,

да набьет полон рот ягод, рукой указывает,

что нельзя ему сказать, из-за слив,

а коли[811] съест, так и слово скажет,

а за тот час[812] успел подумать он,

успел подумать, и решить успел,

а скажет, так уж так скажет, что все,

и правые, и виноватые, все признают,

и с Царем согласятся, и друг другу поклонятся,

разойдутся мирно, друг с другом говорят,

а все Трояк сделал, потому что сказал:

«В старовину, говорят, один дурак жил,

так он дуже[813] умный был, коли умники[814] с ним,

а дурак, коли дураки кругом,

ну, так и я ж дурак тоже с вами стал!

 

223

Так коли[815] хотите дурака слушать, так скажите!»

«Говори!» — кричат, — «мы сами дураки!»

«Ну, коли[816] же вы дураки, так по дурости и сделали!

А теперь ставайте умниками, больше не делайте![817]

Да ступайте, по чаре меду пейте,

да миритесь, а то палкой бить буду,

и правого, и виноватого! Миритесь, говорю!»

Люди послухаются, посмеются, да и помирятся.

Любил его народ, и Царь тоже любил,

дети все вокруг него, на возу сидят,

со всей Руси нашей дедовской,

собираются, смеются с ним,

а он смеется, а сам детей учит!

Да коли[818] дети повыросли, стали дружно жить,

стали дружно жить, совсем не ссориться,

а стала Русь оттого крепчать пошла[819],

а стала добра наживать, друг[820] друга любить,

и Царь Троян Трояка славил,

и люди ему всегда кланялись.

 

 

Объяснения к Сказу (XI)

     Этот Сказ отличается от других. Здесь речь идет о Трояке-организаторе, начавшем при Трояне-Царе перевоспитание людей с образования детей, которым внушал преимущественно единые, старые традиции и мудрость пращуров. Все это он преподавал детям на своем возу, вместе с шутками и сказками, и когда молодежь повыросла, стала дружно жить. То, что Царь Троян, мифическое или действительное лицо, видимо, с ним считался, можно усмотреть, как он сам у него совета просил, стоя у воза, и как Царь Троян терпеливо ждал иной раз до утра решения вопроса. Видимо, все же, кто-то существовал в далеком прошлом нашего народа, кто Трояку соответствовал. Его же называли в Юрьевке, верст за 700 от Антоновки, «Третяком», а иногда «Тройчаком», и тоже рассказывали о его мудрости. В Анновке тоже был один старик, к которому ходили за советом. То был дед Соловей, состоявший при церкви сторожем. Он еще помнил крепостное право, но уже в 12-м году потерял зрение и стал глухим. А до пятого года он еще был очень бодрым. Ему и в это время лет 90 было. Народная традиция таких долголетних старцев уважала, считая,

 

224

что Бог послал им долгую жизнь за какую-то правильность перед Небом, и потому же шла толпа к нему за советом. Постоянно был кто-либо в сторожке, а иногда и пятеро сразу, а в другой раз и десяток людей, и все спрашивали, как быть в том и другом случае жизни. Дед Соловей отвечал, а кому и скажет: «Не ко мне иди, а к батюшке! Тебе Богу молиться надо!» И спрашивавший, опустив голову, уходил к священнику. Другим дед Соловей советовал, как сделать, чтоб скотина здоровой была, говорил, что надо все вымыть в коровнике, побелить известью, вычистить, а самих коров вымыть как следует, подмешивая уксуса в пойло. Действительно, некоторые желудочные заболевания у коров проходили от такого лечения. Трудные вопросы совместной жизни дед Соловей тоже решал. Иной раз приходили к нему и бабы с их сердечными горестями. Он всех ласково принимал, никого не гнал прочь. Заходили и мы в гости, уже студентом, и дед, бывало, всегда радовался. Но Захариха, автор этого Сказа, жила в нашем дворе, в летней кухне, куда ей позволила переселиться наша мать, и потому автору этой книги пришлось с раннего детства прикоснуться к источнику народной традиции и слышать из уст этой женщины всякие легенды, которым числа не было, сколько она их знала. Однако, нами помещено все самое характерное, имеющее отношение к нашей преистории. Старуха знала о древней вере предков. «Они кланялися Ветру, Дождю, Урожаю, Небу,»[821] — говорила она, — «истинной веры христианской не знали и жили лучше нашего!» Откуда же могли быть эти знания у старухи? Конечно, все из той же традиции, из преданий прошлого, от деда к деду. Вероятно, «Трояновы Веки» из «Слова о полку Игореве» связаны с Царем Трояном Захарихи, ибо относятся к периоду до варяжского нашествия.

     Если считать, что Трояк-Троян — образ собирательный, то тогда надо будет признать, что под их именем скрывается Триглав. Однако, такое решение вопроса не совсем удовлетворительно, ибо в «Слове о полку Игореве» ясно сказано о Трояновых Веках. Вероятно, в эти века как-то было произведено упорядоченье жизни предков, организация, может, более глубокое религиозное устроение, сопровождавшееся установлением законов и т.д., потому что об этих Веках Трояновых певец «Слова о полку Игореве» говорит, как об определенной эпохе, прошедшей до князей варяжских. Отголосок устроения мы находим и в Сказе о Трояке и Трояне. То ли сам Троян обращался к Триглаву, то ли Триглав дал Трояна, или же Трояк был тем же Трояном, но идеальной его личностью, решить трудно. Необходимо более глубокое исследование этой темы нашей преистории. Она, однако, не лишена интереса как для нашей истории, так и для изучения нашего этноса, языческой традиции и всего древнего прошлого славянства. Мы утверждаем, вслед[822] за словами «Слова о полку Игореве», что там[823] четыре раза говорят о «Тропе

 

225

Трояне», «Вечи Трояни», «Земле Трояни» и «Седьмом Веке Троянове»[824]. Эти слова надо понимать[825] как Путь Троянов, Вече (собрание, решавшее, что делать) Трояново и Семь Веков независимого существования в этот период. Таким образом, Сказ Захарихи — драгоценный вклад в наше знание о периоде Трояна. Мы уже высказывали наше мнение относительно понимания самого слова «Троян». Троя, Фракия, Македония — славянские земли, и Александр Македонский, будучи «грецизирован», на самом деле был славянином, ибо его фракийцы, возвратившись из знаменитого Анабазиса, основали вендское государство в Саксонии (Мармье, «Письма Севера»), столицей которого был Млекоград (Мекленбург). Мы, конечно, об этом говорим предположительно, но какой-то доцент русского происхождения, перед Второй мировой войной даже защитил диссертацию на эту тему при Варшавском Университете. В 35-ом году он был с женой в Брюсселе и, кажется, следовал в Америку. К сожалению, мы его имени не удержали в памяти. Все эти данные заставляют нас думать, что слова Сказа о Трояке и Трояне относятся к каким-то реальностям. Во всяком случае, македонцы до сих пор себя считают славянами и не хотят быть ни сербами, ни болгарами, а тем более греками! Говорят они на македонском наречии, близком как сербскому языку, так и болгарскому, но отличном от обоих. Они до сих пор считают, что они — потомки воинов Александра Великого, фракийцы, ничего не имеющие общего ни с греками, ни с болгарами или сербами. Неужели это их утверждение не заслуживает внимания ученых?

     С нашей точки зрения, наши ученые-славяноведы жили в Питере, рылись в архивах, но не посчитали интересным для себя съездить в Македонию! Просмотрели, и только. Между тем, если бы дело касалось германцев, как бы они об этом трубили! Эта ошибка наших историков-славяноведов должна быть исправлена, и все, касающееся македонского прошлого, должно быть изучено.

 

 

Ошибки выводов по мифологии

     Современные мифологи торопятся с выводами, вероятно, думая, что «количество трудов говорит о качестве». Так, например, приводя цитату из Шотта (книга «Walachische Märchen», Stuttgart-Tübingen, 1845, стр. 283 и др.), Краппе говорит: «В современных сказаниях бичом молнии бьет дьявол[826]». Если вспомнить, что для проповедников христианства все старые Божества были «беси бо суть!», то и молния уже с тех пор, в мыслях христианина, не Молонье Древо, не Райское Древо, не Перун-Дуб Молоний, а «бес, бьющий бичом Молоньи!» С

 

226

выводами надо быть крайне осторожным. С обобщениями тоже, а особенно с желанием «подтянуть факты к теме». Илья-Пророк, скачущий «в Железной колеснице, запряженной рыжими коньми» и производящий этой скачкой Гром, конечно, все тот же Перун, и Железная Колесница — Перунова Колесница. В одной версии Солнце — Колесо, видное сбоку человеком, живущим на земле, и Колесо это Телеги Индры-Вёдра, а рыжие Кони — Кони Перуна, Огненные Кони Пророка Ильи. Почему так легко образ Перуна слился с образом Ильи-Пророка? А потому что, сообразно Библии, Пророк Илья не умер, а «был взят на Небо на Огненной Колеснице». По ассоциации, Огненные Кони — Рыжие Кони. Вообще, надо чаще искать чисто зрительных или звуковых ассоциаций, на основании законов психологии, чем искать натянутых или притянутых к теме объяснений: «Почему Лошади? Почему рыжие? Почему бич Молнии? А может это — «бес»?» Молонье Древо или Райское Древо, то есть древообразный разряд Молнии в Небе, сам за себя говорит, ибо у многих проповедников языческие Божества — «беси суть». Если другой сочинитель Гимнов «Риг-Веды» говорит об Ашвинах[827] как о «двух небесных Птицах, являющихся с Неба», то это просто может быть поэтическое сравнение, бывшее сначала «как две небесных Птицы, являющихся с Неба», а затем, по закону трансформации метафоры в утверждение, слово «как» выпало, и остались «две Птицы». После этого можно писать «трактат» об Ашвинах[828]-Птицах. А таких Птиц в мифотворчестве ведийцев не было. Получились они чисто механически, из метафоры (сравнения). Вероятно, очень многие мифы так образовались не у одних ведийцев, а и в Греции, и в других странах, у разных народов. Разобрать, какие из них действительно вышли готовыми из религиозного горнила верующих, а какие получились механически — задача нелегкая.

     То, что при этом священник, «адресуя моления к Ашвинам[829], должен принять позу птицы, готовящейся к полету», еще ничего не доказывает. Ашвины[830] скачут, как если бы летели, а Птица — летает, тут мы полностью в области ассоциаций. Сказать, что это потому, что Ашвины[831] — Птицы, никак нельзя. Мы их знаем Всадниками.