Спектакли «Дон Жуан» Мольера (1982) и «Свиньи Бакулы» Д.Клдиашвили (1979). В июле

Года, на фестивале «Театр и время», театр играл «Наш маленький городок»

Т.Уайлдера—Р.Габриадзе (1983). В 1991 году, на фестивале памяти А.Эфроса, театр

Снова показал «Наш городок». В мае 1996 года театр участвовал во Втором

Международном Чеховском фестивале со спектаклем «Амфитрион» Ж.Жироду. В ян-

Варе 1997 года театр сыграл в Москве спектакли «Наш городок», «Свиньи Бакулы» и

«Сон в летнюю ночь» В.Шекспира (1992).

** Репетиции начались в 1984 году (Раневскую должна была играть К.Долидзе, Лопахина

— З.Кип-шидзе), возобновлялись в 1989 и 1995 годах.

262

Публицистический пафос, к которому с давних пор мы испытываем

Недоверие, и стали подыскивать персонажам Шекспира в интерпретации

Чхеидзе реальные рифмы и имена. То, что пьесу слишком просто было

Вписать в современный контекст Грузии, сыграло с режиссером злую

Шутку и заслонило от многих художественные усилия режиссера.

Для того, кто хорошо знает Стуруа, было ясно, что «Макбет» — даже

Слишком его пьеса. Все лучшие спектакли этого стойкого брехтианца и,

Пожалуй, чуточку мизантропа, начиная с «Кваркваре» и кончая «Королем

Лиром», являли зрителю многоликость зла, циничного, артистичного и

Изобретательного. И для него уж слишком явно лапидарный

Шекспировский сюжет «лег» на современные времена и опрощенные

Нравы. Хотя для него эта рифма казалась привычной, он всегда

Справлялся с ней без пафоса.

С другой стороны, что же делать, если «предчувствие гражданской

Войны» не обмануло ни Стуруа, ни Чхеидзе, если в театре военных

Действий оба они оказались зрителями партера, а война в прямом

Смысле слова ворвалась в их театр-дом. «Макбет» снова, как когда-то,

Когда они вместе ставили «Мачеху Саманиш-вили», соединил эти два

Имени в нашем сознании. Однако спутал их режиссерские карты.

Создавалось ощущение, что они поменялись местами. Чхеидзе выгля-

Дел сумрачнее и судил беспощаднее. Стуруа показался мягче и

Сентиментальнее.

Спектакль Чхеидзе в БДТ был спектаклем о невыносимой легкости

Убийства.

Мир «Макбета» ужаснул режиссера. Перефразируя Шекспира, можно

Было бы сказать, что мир видений расстроил мир его души, и с этим

Наваждением он боролся — не в силах избавиться от мыслей, в которые,

Как советовала леди Макбет, лучше было не углубляться. Сон Стуруа

Тоже был «руками Макбета зарезан». Однако этот мир вызывал в нем не

Ужас, а досаду. Он словно сожалел о людях, которые не ведают, что

Творят. У Стуруа получился спектакль о невыносимой тяжести

Раскаяния, о трех поколениях обреченных (Макбет и его друзья — «дети»

Дункана, у друзей Макбета тоже есть или будут дети) — о трех поколени-

Ях, обреченных в войне и после войны пить варево ведьм, в котором

Плавают пальчики новорожденного ребенка, утопленного шлюхой в

Придорожной канаве.

«Амфитрион» Туманишвили смотрелся репликой мастера в этом

Споре-неспоре его учеников. Не думаю, что учитель видел хотя бы один

Из спектаклей своих учеников, но в принципе иное театральное

Мироощущение заставило его иначе откликнуться на жизнь. Трагедии (а

Президентство З.Гамсахурдия и гражданская война, случившая при нем,

Стали трагедией страны, которую русские всегда обожали и которая для

Них казалась раем на земле) — трагедии в жизни Туманишвили вдруг

Противопоставил комедию в театре, где любовь побеждает смерть,

Человек побеждает бога, свет побеждает тьму, а жизнь — войну. Это

Была божественная печаль по поводу невыносимой легкости бытия.

Спектакль был прозрачен и невесом. Он таял на глазах, как снежинка в

Руке. Когда на белых ширмах взлетали от ветра белые занавески и тихо

Загорался ночник, так и казалось, что такой «Амфитрион» был вымечтан

Двадцатилетним юношей Мишей Туманишвили много лет назад, где-нибудь

В военном госпитале, в окопе или в плену, в тот миг, когда смерть стояла

Рядом, а жизнь выглядела роскошью, одетой в «радужные цвета

Неожиданности». Это был самый пацифистский спектакль из тех, что я