Путеводитель по сказочной стране

 

Попробуем теперь вкратце обобщить выявленный символический материал, свести его в единую модель «сказочной интерпретации» травматических прегенитальных фиксаций, возникающих у девочек при вхождении в эдипальную ситуацию и определяющих собою впоследствии базовые сценарии отреагирования их либидной энергетики.

Нам поможет в этом «карта сказочной страны», отдельные доминанты которой обозначают обобщенные веками сказкотворчества варианты индивидуального личностного развития ребенка как мужского, так и женского пола. Давайте попробуем продемонстрировать информационные возможности данной «карты», на которой посредством уже расшифрованной сказочной символики Шарля Перро четко обозначены те метаморфозы либидо ребенка, на которые мы не обращаем внимания до тех пор, пока они не породят вулкан неожиданных страстей.

 

ЗАМОК                               ДОМ ЛЕСНОЙ СТАРУХИ

                        Л Е С                   

ДВОРЕЦ                             РОДНОЙ ДОМ

 

Но прежде следует дополнить эту своеобразную «карту» небольшим пояснительным комментарием, вскрыв за каждым символом и знаком целый информационный блок данных о развитии Души ребенка, причем данных не спекулятивных, а чисто описательных (на чем я лично сугубо настаиваю). Краткий Словарик женской сказочной символики, который следует за данным комментарием, также способен ответить на ряд вопросов, возникающих у всех тех, кто желает использовать данную карту для путешествия по сказочной стране.

 

Все нижеизложенное представляет собою краткие тезисы, обоснование которых опущено ввиду их очевидной дедуцированности из посылок, выявленных анализом в предшествующих разделах нашего исследования.

Основные опорные точки Карты – Дворец, Замок, Родной Дом и Лесная избушка (Дом лесной старухи) – имеют по три константных значения в зависимости от того, являются ли они стартом личностного развития, его финалом, либо же – точкой временного регресса. Но при этом следует учесть, что в норме только Дворец и Родной Дом связаны с исходной родительской инстанцией. Все же остальное – суть плод чистой детской фантазии, организуемой и отыгрываемоей сказочными сюжетами.

По своей направленности линии эволюции либидо у девочек прямо противоположны базовому мужскому сценарию, кроме маршрутов героини «Синей Бороды» (итог – идентификация по мужскому типу) и Красной Шапочки, которую императивно посылают на мужскую тропу в качестве отравленной приманки воля мамы и бабушки, т.е. наследуемая схема фемининного развития. Только при взгляде на Карту мы понимаем, что принесение Шапочкой себя в жертву Волку было отнюдь не напрасным (и тем более – не случайным!». Ведь именно в брюхе Волка, затем – Охотника (Обутого Кота), а потом – Принца (маркиза Карабаса) она только и может попасть во Дворец, чтобы завернуться там в Ослиную шкуру и пуститься в обратный путь, уже в режиме женственности вновь проходя все те же стадии развития и решая (но уже самостоятельно) все те же проблемы.

Из Дома Родного девочку гонит исключительно негативизм по отношению к матери и поскольку Дом символизирует фиксацию на той или иной фазе доэдипова развития ребенка, то и основные «упреки» матери концентрируются вокруг соответствующих трав­матических моментов – появление сестер-соперниц и оральный отказ, запреты сексуального инфантильного самоудовлетворения, витальный упрек – зачем ты меня забросила в этот страшный Лес. В Родном Доме нет и не может быть отца, ибо либидо ребенка и его первичная идентификация полностью сконцентрированы на материнской инстанции. В Родном Доме отрабатывается мучительная амбивалентность по отношению к матери, формируются контуры карательной психической инстанции, праматеринского Я-Идеала, возникающего через механизм интроекции в «Я» отторгаемого материнского объекта («злой матери»). Спасаясь от ставшего вдруг неуютным мира материнской любви и защищенности, девочка «бежит» на поиски Отца, т.е. восходит на порог Эдипова комплекса, неся с собой груз материнской любви (ее обычно вывозят на материнской Карете) и материнского негативизма (в качестве отца девочке демонстрируют дикого Волка или же страшного обладателя Синей Бороды).

С любой точки последующего маршрута через горнило Эдиповой ситуации к постэдиповым объективизациям либидо возможно возвращение девочки в Дом Родной в виде психического регресса (в сказках Перро обычно – на различные стадии анальной фазы развития, но в принципе – хоть на пренатальную фазу плацентарной психики). Характерно, что самостоятельно выйти из такого регресса больше шансов у ребенка, который был отброшен назад в развитии коллизиями самого Эдипова комплекса (Ослиная Шкура), чем у того, кто, устранившись, не пошел туда вообще (Золушка).

Фиксация в Замке кастрационного комплекса фатальна и необратима, дороги из Замка во Дворец или Дом Родной просто не существует. Правда, в авторском варианте «Спящей Красавицы» Перро делает подобную попытку: Принц не сразу, но все же перевозит героиню (уже с двумя детьми) во Дворец, где он сам уже стал Королем. Но увы – во Дворце ее ждет Свекровь-Людоед, пытающаяся сожрать и невестку, и внучат[8]. Замок кастрации позволяет Перро продемонстрировать истоки женского отклоняющегося по цели сексуального поведения. В норме же, как показывает нам опыт все той же Ослиной Шкуры, на входе в эдипальную стадию развития следует форсировать идентификацию по женскому типу, что позволит при возникновении непреодолимой аффективной преграды не фиксироваться в ней, не уходить в себя и не обходить ее по «мужской тропе», а легко и пластично регрессировать, накачивать энергией системы защиты и идти на новый штурм.

Замок, как уже отмечалось, выступает прибежищем комплекса кастрации, который у девочек распадается на взрывной шок «фаллической неполноценности» и следующий за ним длительный период перестройки и психики, и физиологии по женскому типу. Эмоциональное отреагирование шока кастрации весьма вариативно, трудно однозначно ответить на вопрос ребенка: «Кто конкретно в этом безобразии виноват?». Можно лишь констатировать, что в Замок девочку может отвести и мать (сказка «Синяя Борода»), и отец (сказка «Кот-в-Сапогах»), и оба родителя вместе (сказка «Спящая Красавица»). Перро, соответственно, позволяет выделить три основные причины фиксации развитии на данном этапе – запугивание матери в борьбе с инфантильной мастурбацией дочери; полная либидная плененность образом отца и идентификация с ним; а также – отрицание собственной женственности как результат полной блокировки объектной загрузки либидный потоков.

Лесная избушка Старой Тетки (лесной старухи, Бабы-Яги) – наиболее архаичный символ на предлагаемой схеме, обозначающий праматеринскую совесть – ту карающую инстанцию, которая мстит (и девочкам, и мальчикам) за вольное или невольное лишение матери статуса либидного объекта (вспомним миф об Оресте и Эриниях). Избушка в Лесу, как и Замок, Дворец и Дом Родной, является выражением определенного комплекса в психике ребенка, но для девочки это – самая интимная и властная сфера бессознательной саморегуляции, зачастую полностью вытесняющая ее собственное «Я» из механизма принятия жизненно важных решений. Интересна градация Старых Теток: от милых и доброжелательных – до коварных и злонамеренных. В одной из них, разъезжающей на огненной колеснице, запряженной драконами, мы легко узнаем незабвенную Медею, которая ради мужчины погубила отца и растерзала родного брата, и что же? Ее обманули и бросили и она мстит за предательство, не только убивая своих сыновей, но и поднимая весь женский род на священную войну (в отличие от своей подруги по несчастью Ариадны, которая в схожей ситуации просто спилась, т.е. «стала любовницей Диониса»). А Медея все воюет, расставляя капканы на «мужской тропе»; ее дичь – тот самый Принц-Охотник, который, успешно отыграв свой матч в «кошки-мышки», сохранил, тем не менее, сексуальную потенцию и не «обулся».

Дворец, выступающий в качестве желанного исхода эротического развития, символизирует некую красочную упаковку заработанного девочкой приза – прекрасного Принца, носителя неодолимой, но социализированной эротической интенции, за которую он и ловится для итогового отреагирования на него всего накопленного резервуара эротической и танатоидальной энергии. Сказочные героини, попавшие во Дворец (отцовский Дом) в результате травматического выталкивания из материнского Дома (например – Золушка) обретают в Принце отца и пытаются решить через псевдоэротические игры с ним свои прегенитальные проблемы, порождая синдром «ложного Эдипа». Им предстоит неизбежный регресс и отреагирование материнского негативизма посредством настоящего отца, либо же – переход в категорию «ложных женщин» (Золушек и Синебородок).

Кстати о последних. Карта сказочной страны наглядно показывает нам причину замыкания героини сказки о Синей бороде в тупике комплекса маскулинности. Ее просто перелюбила родная мама, которая души не чаяла в младшенькой дочурке и полностью растворила ее в себе своей любовью (позволяла ездить по сказочной стране только в своей Карете). При отсутствии же даже малейших оснований для упреков в нелюбви и отвержении материнский объект остается нерасчлененным и в его структуре не выделяется образ злой, фрустрирующей матери. А раз так – у героини сказки не возникает повода для отыгрывания соответствующих фантазий и формирования соответствующих защит (т.е. она так и не попадает в Лесной Дом Старой Тетки). С подобного рода дефектом материнского комплекса ребенок живет, горя не зная, пока реально не сталкивается с материнской депривацией, пока мать не высадит ее из своей Кареты у Замка Синей Бороды (в контексте реального детства этому фантазийному переживанию может соответствовать, к примеру, попытка матери отправить ребенка в детский садик). И тогда потоки реактивной агрессии, не сдерживаемые уроками пассивно-мазохистического поведения, преподаваемыми Бабой-Ягой, лавиной вырываются из обиженной и оскорбленной детской души. Вырываются и имеют перед собой лишь два приемлемых русла: либо их закрепление в маскулинном характере агрессивной личности, компенсирующей нелюбовь матери статусным унижением сверстников; либо – оборачивание агрессии против себя самой и формирование стратегии «бегства в болезнь» как средства возвращения утраченной любви.

Золушка же, добросовестно отрабатывая лишь последний отрезок маршрута развития полноценно эдипальной женственности (т.е. пути Ослиной Шкуры), вообще не имеет права назваться женщиной, даже ложной. У нее нет пола, поскольку она пропустила в своем развитии и Лесной Дом и Замок кастрации, чем лишила себя возможности идентификации и по женскому, и по мужскому типу. Золушка – просто младенец, потерявший маму, выпавший из окна Родного Дома и пытающийся немедленно найти ей замену. Все это напоминает Андрогина-Колобка, носящегося по Лесу и пытающегося запрыгнуть в пасть всему, что шевелится.  

Оптимальным же, схематично наиболее схожим символом древней Мандалы, представляется путь саморазвития Ослиной Шкуры, не ускользающей от отца как любовного объекта, не растворяющейся в нем послушной «вещью», а доводящей до порогового уровня ужас инцестуальных мечтаний и фантазий, уводящий ее в живительный регресс, и с новыми силами прорывающейся в мир пубертатной сексуальности, ставя мать и отца перед свершившимся фактом собственного объектного выбора.

Приложение 2.