По белым камушкам шарля перро

 

Но почему объектом анализа стали сказки именно Шарля Перро? Разве мало интереснейшего материала у других великих сказочников (вспомним, скажем, «Огниво» Ханса Кристиана Андерсена)? Разве свод русских народных сказок, собранный А.Н. Афанасьевым, не является более точным путеводителем по глубинным основаниям психологии наших соотечественниц, чем измышления какого-то там француза?

Во-первых, вспомним, что любая сказка, как отчужденный фрагмент конкретной культуры, имеет свой ареал действенности, культурно-языковой укорененности. Так вот именно сказочный цикл Перро «Сказки моей матушки Гусыни» (1697 г.) демонстрирует рекордные показатели как вертикальной (вплоть до архаичных праматеринских тонических символов европейской мифологии), так и горизонтальной (через сказки всех народов европейской культурной зоны) укорененности. И это не случайно – свои сказки Перро издал лишь после завершения и опубликования четырехтомного трактата «Параллели между древними и новыми в вопросах искусства и наук» (1688-1697), за создание которого был удостоен звания члена французской Академии. Свои Замки и Лесные Избушки он построил исключительно из старых добрых «краеугольных камней» традиционной мифологии и сделал это столь аккуратно, что мы в состоянии реконструировать, снимая слой за слоем, не только первоначальный миф, но и лежащий в основании последнего ритуальный обряд, а порой – даже первобытно-историческую подоплеку самого этого обряда!

Во-вторых, следует отметить, что подавляющее большинство дошедших до нас сказочных историй носят исключительно мужской характер и несут в себе символику более поздних мифов о героях и их бунте против праотца. Чисто женские древнейшие сказки просто редки (в сводах ряда народов, например у англичан, они вообще не сохранились), и тем более удивительно встретить большой и логически стройный цикл исключительно женских сказок. Сам автор объясняет свой выбор тем, что, будучи чрезвычайно неудовлетворен упадком нравов своих современниц, пытается преподать им в назидание некие моральные образцы для подражания (и каждую сказку завершает стихотворной моралью). На странном сочетании у Перро явного женоненавистничества с проникновением в интимнейшие нюансы женской возрастной психологии мы еще остановимся.

В-третьих, Перро удалось столь тщательно отсортировать сказочную символику, отделив женские базовые символы от мужских, что оказалось возможным составить своеобразный «Словарик женской сказочной символики».

В-четвертых, детские варианты разбираемых сказок (а мы, по возможности, будем анализировать именно их) прошли чрезвычайно жесткий отбор в спальне многих поколений детей. С точки зрения широты распространения и глубины проникновения в душу ребенка у них просто нет конкурентов.

И последнее предварительное замечание. Шарль Перро, как нам кажется, далеко не случайно смог продемонстрировать в своем сказочном цикле полный набор разветвлений развития либидной энергетики у девочки, безупречно выписать все нюансы отреагирования ею проблем Эдиповой ситуации и т.д. Дело все в том, что всем своим художественным творчеством Перро обнаруживает тот факт, что основу его личности составляет бессознательная самоидентификация по женскому типу, психогенная скрытая транссексуальность. Нам, затянутым в женскую культуру уже более столетия, (и даже больше, если вспомнить – когда великий Ницше впервые ударил в набат по этому поводу), трудно представить себе нечто подобное аж в 17 веке, но, судя по мемуарным свидетельствам, эпоха Людовика XIV и начала Регентства открывала подобную возможность и тем, как воспитывались дети и как вели себя взрослые при Дворе.

А иначе чем можно объяснить крайнее несоответствие мужской оценочной морали стихотворных послесловий и полного отсутствия «мужского взгляда» в самих сказках? Мужчина в них – голая отрабатываемая функциональность, некая декорация, маска, более или менее адекватно отреагируемый интенциональный объект. А явное женоненавистничество Перро суть лишь рационализация его подспудной зависти к Платьям «сестер»; вспомним тайное nepeoдевание Ослиной Шкуры, мольбу Золушки: «Дайте мне надеть хотя бы желтое домашнее Платье» и т.п.).

Кого же и это не убеждает, тот пусть довольствуется неопровержимой сентенцией о том, что любой творец по своей природе – ЖЕНЩИНА!