Джон и Джилл вспоминают своё знакомство

Оказавшись дома, Джон тут же упал в кресло и закрыл глаза.

- Ну как дела? – возле него появилась Джиллиан. Она присела рядом на широкий подлокотник.

- Нормально, - выдохнул Джон, тяжело хлопая веками.

- Ты какой-то уставший. Как выжатый лимон. Ничего не случилось?

- Нет, всё хорошо. Просто слишком много событий за один день.

- Как контракт?

- Подпишу. Завтра.

- Тебя всё-таки уговорили сыграть полицейского? – Джиллиан улыбнулась.

- Да, уговорили, - Джон еле выжимал из себя эти слова.

- Я подумала, если ты и правда так не хочешь его играть, то спокойно можешь отказаться. В этом нет ничего такого: не все же роли должны попадать в тебя. Это очень трудно, когда не чувствуешь персонажа; когда понимаешь, что это не твоё.

Сейчас Джону так хотелось рассказать ей обо всём. И пусть даже в глазах талантливой жены он, возможно, увидел бы презрение, всё равно хотелось, чтобы она знала всю правду. Этот секрет, возникший между ними, мучал его. Он разрастался, словно пропасть, увеличивая расстояние, опустошал и осквернял их близость, их родство душ.

- А помнишь, как я готовился к роли Энтони? Там, в павильоне?

- Да, конечно помню. Разве такое можно забыть? Я до сих пор вспоминаю твоё признание. Это было так искренне, Джон.

- Хотела бы там снова оказаться? – Джон обнял её за талию.

- Для меня это одно из самых ярких мгновений нашего с тобой прошлого. Зарождение чувства. Ты мне понравился сразу после нашей первой встречи, поэтому я пришла туда снова. Но я боялась. Боялась вновь испытать это, а потом вдруг потерять. Почему меня это так беспокоило тогда? Ведь всё давно в прошлом. И ты… Ты совсем другой. Ты ведь не грабишь магазины. Что может случиться? Любовь – это то, к чему нужно стремиться всегда и несмотря ни на что, а не отталкивать её.

- Может, как-нибудь сходим туда? Почитаем что-нибудь друг другу? Вспомним приятные моменты, - не успокаивался Джон.

- Знаешь, боюсь, многое изменилось. Мы изменились, Джонни. Ты уже давно не тот начинающий актёр, и я не такая уж наставница для тебя, как раньше. Возможно, это сказочное место, которое сейчас существует в наших головах, покажется нам жутко неинтересным. Может, мы обратим внимание, что оно сильно грязное, что там пыльно и затхло, что там много всякого хлама и неприятно пахнет? Боюсь, это может разрушить тот красивый мир, который мы создали тогда. Я думаю, не стоит проверять реальность нашего воспоминания…

- Думаешь, не стоит? – Джон, притянул Джилл к себе, усадив на колени.

- Нееет, - засмеялась она.

Оказавшись совсем рядом, Джилл стала похожа на маленькую девочку, которая нуждается в защите. Их глаза встретились. Некоторое время они просто молчали, наслаждаясь этим прикосновением взглядами.

- Почему ты вдруг вспомнил об этом? – лёгким шёпотом нарушила молчание Джилл.

- Не знаю, - Джон откинулся назад. - Там было всё так по-настоящему. Та роль. Я действительно работал над ней. Выжимал из себя всё, что можно. Почему я так боялся трудностей? Ведь в преодолении себя столько прекрасного. В некоторых репликах даже коленки тряслись, понимаешь? А сейчас немного не то: деньги, статус, известность. Боишься лишний шаг сделать. Наступишь куда-нибудь не туда, вляпаешься в какое-нибудь дерьмо, и тут же все начнут об этом говорить, обсуждать размер этого дерьма, как оно пахнет, насколько ты в нём испачкался, и один неосторожный шаг моментально превратится в хороший повод для огромного количества насмешек.

- Раньше это тоже было, Джонни. Ты и тогда к этому слишком серьёзно относился. Впрочем, как и я… Такова участь всех публичных людей.

- Знаю. Просто не думал, что это будет мне так мешать. Знаешь, многое могло быть по-другому, если бы не это стремление остаться на плаву.

- Успокойся, Джонни, ты всё равно прекрасно играешь. Последняя роль – это просто шедевр.

Джону вдруг захотелось расплакаться. Только сейчас он осознал, что в этой гениальной роли, за которую его все так боготворят, было слишком мало от него самого. Все эти похвалы и высокие оценки следовало бы адресовать технологии, а не ему. За что он в итоге получил статуэтку? За то, чего не делал? Разве это правильно? Он - лжец. Он не развил таланта, не приумножил его, а просто использовал заменитель. Заменитель дешевле, выгоднее и очень часто во многом превосходит оригинал, но никогда им не станет. Он так и будет всего лишь заменителем, всего лишь имитацией, и рано или поздно в нём будут проявляться какие-то недостатки, которые никак не могли возникнуть в оригинале. И они не заставили себя долго ждать. Добровольно отказываясь проявлять себя в полной мере, развивать свою игру, создавать свой неповторимый образ на экране, Джон отказался ещё от кое-чего, от чего-то очень важного - он отказался от свободы. Протез лишил его возможности быть собой. Единственное, что продолжало его мучать: что будет с ним без этого протеза? Сможет ли он снова ходить? Сможет ли доказать всем, что и сам способен быть гением?

- А если так будет не всегда, Джилл? Что если я когда-нибудь перегорю и вдруг, в один миг, утрачу то, чем все так восхищаются во мне? Что тогда?

- Джонни, ты говоришь глупости, - Джилл рассмеялась, - талант не может просто взять и исчезнуть. Как такое может быть?

- Знаешь, как будто высох, как будто что-то… Не знаю, как подобрать правильные слова… Как будто что-то животворящее взяли и… просто изъяли, и внутри осталось пустое, которое нечем заполнить.

- Бывают кризисы. Но это не пустота, а… скорее, сосуд. Ты как будто держал это в себе. Оно наполнялось и зрело, наполнялось и зрело, а потом в один миг сорвало крышку, и оно выплеснулось через край. И возникла новая волна, ещё более стремительная, ещё более захватывающая, бурная и энергичная.

- Я знаю, о чём ты говоришь, Джилл, но это немного не то. Я немного о другом. Не знаю, поймёшь ли ты? Вдруг тебя лишили чего-то такого? И ты… Ты уже не будешь прежним…

- Какие-то странные у тебя разговоры, Джонни. Чего тебя могут лишить? По-моему, ты сейчас болеешь тем же страхом, что и я тогда в павильоне. Не бойся, никто не отнимет нас друг у друга. Никто и никогда, слышишь? Никто и никогда не разрушит нашу любовь, - чувствуя какую-то странную тревогу, Джилл приподнялась и обняла мужа так, будто на долю секунды ощутила всю зыбкость их счастья, будто поняла, что это не навсегда.

Согласие Джона

Джон сидит в кабинете Рейнольда Моргана. Перед ним бумаги. Он берёт ручку и, не читая, подписывает их, решив, что не стоит заниматься буквоедством и изучать подробности контракта: жизнь не раз доказывала, что это бесполезно, а в его случае – практически бессмысленно. Он в ловушке, и нужно искать другие пути, чтобы выбраться из неё. Вряд ли кто-то захочет отпустить его по доброй воле – ни для того ловили. Мысли вились вокруг плана хэшбрейкеров – это был хороший шанс избавиться от оков, которые он сам добровольно надел на себя.

- Отлично, Джонни. Я знал, что ты проявишь благоразумие. Поверь, это хорошее решение. Эта роль, которой ты так стыдишься, принесёт тебе ещё одну статуэтку, я это точно говорю.

- Я делаю это не ради статуэтки, и не очень хочется получать её за такое, - с презрением ответил Джон.

- Понимаю, Джонни. Понимаю твоё недовольство. Ты оказался, вроде бы, в неприятной ситуации. Но задумайся: скольким людям приходится делать то, что им не нравится, то, чего они не хотят делать. Ради денег им приходится поступаться принципами, даже отказываться от собственного достоинства, если придётся, ради того, чтобы им было чем накормить себя и своих детей. Многие из них вообще не видят никаких радостей жизни, вечно пропадая на работе, впахивая по двенадцать часов подряд. Тебе же выпала куда более завидная роль. Несмотря на кое-какие ограничения, ты всё же можешь себе позволить очень многое: хороший отдых, дорогие машины, костюмы, известность, интересная работа. Это же лучше, чем мыть полы или туалеты в какой-нибудь дешёвой забегаловке.

Относись к этому проще. У нас к тебе всего два требования: смирение и запрет.

- Смирение и запрет? – переспросил Джон. В его глазах читалось удивление.

- Да, именно, - мистер Морган подозрительно посмотрел на Вайера, - Вам что, знакомо это словосочетание?

- Нет, не думаю, - замялся Джон. На самом деле словосочетание было ему, конечно же, знакомо: он неоднократно его слышал от Роберта Шаферза, который повторял эту фразу, словно безумный. - Смирение – это принятие, - продолжал лекцию глава компании «Дримс Пикчерз», с важным видом расхаживая по кабинету, - принятие своей роли или, если угодно, своей участи. Ты, Джонни, должен принять своё призвание. А призвание - это что такое?

Джон промолчал, не желая участвовать в этой дискуссии.

- Правильно, призвание – это то, к чему тебя призвали. Мы тебя призвали исполнить миссию, и ты должен принять её и сделать то, о чём тебя просят. А запрет… Ты и сам знаешь, что это такое. Самое главное – не болтай лишнего языком, и всё будет хорошо. Вам понятно, мистер Вайер? – закончил мистер Морган, перейдя на официоз. Он посмотрел на Джона максимально надменно, давая понять, кто сейчас хозяин положения.

- Понятно, - произнёс Джон, понимая, что сейчас бодаться с ними нет никакого смысла.

- Хорошо. Вижу, и смирение Вы уже тоже начали осваивать. Можете быть свободны. Пока…

Джон молча поднялся и покинул кабинет.

Угрозы Майкла Папеджа

В этот же день ему позвонил ещё один из сотрудников «Дримс Пикчерз» - глава технического отдела Майкл Папедж.

«Стервятники слетелись на свежую падаль», - подумал Джон.

- Здравствуйте, мистер Вайер. Хотели предупредить Вас. Вчера мы наблюдали сильную активность Вашей системы безопасности. Это говорит о том, что Вы намеренно пытались её нарушить – рассказать то, о чём не следовало бы говорить.

- Я вчера был сам не свой. Сильно нервничал и поэтому немного сорвался. Просто хотелось выговориться, выпустить пар, так сказать. Понимаете?

- Понимаем, мистер Вайер. И, тем не менее, настоятельно просим не болтать лишнего, иначе мы будем вынуждены установить более жёсткий контроль. Не усложняйте себе жизнь. Помните, соблюдение главного принципа – залог Вашей спокойной жизни. Смирение и запрет.

- Да, помню. Смирение и запрет, - повторил Джон, демонстрируя тем самым видимую готовность соблюдать их требования.

- Отлично, мистер Вайер. До свидания, - в телефоне прозвучали короткие гудки.