Национальные скрепы региональной политики

Еще задолго до 1991 г. западные советологи предрекали распад СССР по линиям этнических разломов. Предсказания, как известно, сбылись, но вы- вод из случившегося не сделан. Российская Федерация устроена по той же модели, что и Советский Союз. Необходимость коррекций диктуется зада- чей сохранения территориальной целостности России.

Парадоксально, но распад Российской Федерации уже подготовлен за- конодательно и не где-нибудь, а в действующей Конституции. Ст. 5 Консти- туции определяет национальные республики в составе РФ как государства. Получается, что внутри России уже существуют 20 государств. Признание же политического образования в качестве государства предполагает наделе- ние его государственным суверенитетом. Существующее положение феде- рального устройства РФ не имеет аналогов в современной мировой практи- ке. Ни в одной из существующих ныне стран, кроме России, национальные автономии не наделены статусом государств.

Как рецидив советских времен, в 5-й статье Конституции (п. 3) по- прежнему говорится о самоопределении населяющих Российскую Федера- цию народов. За исключением РФ, из современных государств только Эфи- опия имеет в своем законодательстве подобное положение о суверенитете наций, народностей и национальностей. Результат известен — эфиопский сценарий национальной дезинтеграции может служить лишь предупрежде- нием от делегирования этносам права суверенизации¹⁶⁰.

В ст. 66 «статус республики определяется… конституцией республи- ки». Согласно ст. 68, республики вправе устанавливать свои государствен- ные языки. Как говорится, яснее не скажешь на каком уровне Конституция трактует государственность России.

Генезис российского федерализма имеет принципиальные отличия от мировой практики создания федеративных систем. Как правило, историче- ски федерации формировались из бывших суверенных государств или го- сударственных образований. Федеральный статус отражал воспоминание о прежнем независимом существовании. Границы германских земель, вхо- дящих в состав Федеративной Республики, в целом очерчивают территории бывших независимых княжеств. Напротив, советско-российская федера- лизация подразумевала не объединение, а искусственное расщепление пре- жде единого политического пространства. Она была инспирирована сверху и носила надуманный характер. Не субъекты объединялись в федерацию, а федерация волюнтаристски порождала субъекты.

В целом федерализм представляет собой компромиссную историческую модель, как балансировка между векторами центробежных и центростре- мительных сил. В мегаисторической перспективе можно даже говорить о переходном характере федеральных систем. Большевики, учреждая совет- скую федерацию, по-видимому прекрасно осознавали ее значение в каче- стве соединяющего моста. В период работы над проектом Конституции 1918 г. И.В. Сталин выступил с разъяснением в «Правде» о федерации как переходной ступени развития государственности. По его оценке, буржуаз- ные федерации являлись промежуточной стадией от независимости к им- периалистическому унитаризму, в то время как советская мыслилась как переход от царистской унитарности к социалистическому унитаризму. Рас- пад СССР свидетельствует о правильности рассмотрения федерализма как переходной ступени.

Контекстом создания советской федерации было ожидание близкого свершения мировой революции. Поэтому советский федерализм, прово- дящий расщепление на бывшем пространстве Российской империи, в ми- ровом масштабе предполагал объединение. Именно мировая перспектива федеративного синтеза суверенных государств капиталистической эпохи позволяет обнаружить аналогию советского проекта с опытом создания

¹⁶⁰ Комментарий к Конституции Российской Федерации. М., 2005. С. 9–10.

иных федераций, как путь от независимости к единству. Когда перспекти- ва мировой революции утратила актуальность, лишился своего смыслового изначального предназначения и советский федерализм.

Следует иметь в виду, что русская общественная мысль восприняла идею федерации из политического арсенала анархистов. Борьбу за учреждение феде- ративного устройства символизировала прежде всего фигура Прудона. Высту- павшие под знаменем федерации парижские коммунары являлись в большей степени прудонистами, чем марксистами. В то же время классики марксизма относились к идее федерации крайне неодобрительно. Ф. Энгельс в критике Эрфуртской программы призывал к построению «единой и неделимой респу- блики». Правда, применительно к специфическим английским условиям, он считал временное введение федерации необходимым тактическим приемом, а потому «шагом вперед». В.И. Ленин оттачивал аргументацию против феде- рализма в полемике с Бундом. В 1903 г. он выступил с осуждением армянских социал-демократов за отстаивание теми идеи создания Российской федера- тивной республики. Наконец, в 1913–1914 гг. в ряде работ он четко сформули- ровал позицию большевиков, заявив, что марксисты принципиально против федерализации и децентрализации (показательно, что им отождествлялись оба процесса). Но, ссылаясь на Энгельса, Ленин допускал оговорку о приемле- мости федерации при известных особых условиях. В марте 1917 г. И.В. Сталин выступил в «Правде» со статьей с символичным названием «Против федера- лизма». Он писал, что федерализм в России не решит национальный вопрос, а только усложняет его донкихотскими потугами повернуть назад колесо истории. И Энгельс, и Ленин, и Сталин допускали реализацию федеративного устройства лишь по тактическим, конъюнктурным соображениям, которые и сыграли определяющую роль в истории советского строительства. Таким об- разом, по своим истокам российский федерализм был не стратегическим вы- бором оптимальной модели, а тактическим следованием конъюнктуре¹⁶¹.

Из всех возможных вариантов федерального администрирования был избран наихудший принцип национально-территориального строительства. Исторический опыт распада СССР и Югославии позволяет характеризовать его как мину замедленного действия. При реализации модели национально- территориальной федерации этнические группы искусственно противопо- ставляются друг другу. Не будь в свое время провозглашен национальный суверенитет, являвшийся тогда не более чем декларацией, по-видимому, определенные регионы по сей день пребывали бы в рамках российского по- литического поля.

Следствием национально-территориального федерализма является так- же проблема этнических меньшинств. Если в губерниях Российской импе- рии национальная принадлежность человека не имела значения, то в субъ-

¹⁶¹ Карр Э. История Советской России. Кн. 1. Большевистская революция. 1917–1923. М., 1990. С. 325–341.

ектах современной федерации это уже оценивается как определяющий политическое положение признак. Национальный федерализм привносит иерархическое неравенство народов, одни из которых получают статус субъекта, тогда как другим в нем отказывается. Стоит ли придерживаться политической модели, ткань которой соткана из противоречий, угрожаю- щих сохранению территориальной целостности России, или необходимо своеобразное разминирование этой части конституционного поля? Ответ кажется очевидным.