Новая управленческая реальность: технологии контекстного воздействия и борьба государств

Бурное научно техническое развитие эпохи модерна вызвало к жизни че- реду технологических трансформаций. Общий тренд заключался в усложне- нии технологий, выражаясь в их стадиальном (удлинение технологической цепочки) и сетевом расширении (увеличение поля факторной соподчинен- ности). Применение новых технологий далеко не ограничивалось лишь ни- шей материального производства. В равной мере распространялись они и на сферу управления. Вместо прежнего прямого принуждения (директив- ная модель) реализовывалась система опосредованного воздействия. Она отнюдь не означала снижения регулирующей миссии власти. Как раз наобо- рот: достигнутый уровень развития науки и техники позволил расширить и оптимизировать масштабы управленческой регуляции.

Переход к новой модели государственного управления актуализировал- ся далеко не вчера. С начала ее внедрения прошло по меньшей мере треть столетия. К настоящему времени рядом государств (преимущественно за- падного цивилизационного ареала) этот переход в основных чертах уже осуществлен. В принципе, в СССР, судя по тематике общественного дискур- са эпохи перестройки, этот вызов формирования новой управленческой мо- дели был, во всяком случае, воспринят. Однако далее развитие российского государственного управления пошло в совершенно ином направлении.

Обозначенный переход вызван сменой технологических укладов. В историческом смысле он соответствовал утверждению модели постин- дустриального общества. Система государственного управления при этом, безусловно, усложнялась. Однако российские либеральные реформаторы приняли усложняющийся процесс за процесс упразднения. В целом же раз- витие управленческих механизмов в эпоху постиндустриализма соотносит- ся с императивом, сформулированным в отношении государства в одной из последних книг Ф. Фукуямы, — «меньше, но сильнее»⁸.

Общий тренд произошедшей трансформации заключается в переходе от административного распоряжения к мотивационному опосредованному воздействию. Важное значение в управленческом плане приобретает фор- мирование контекстов. То или иное решение теперь транслируется уже не с помощью директивы, а посредством конструирования программирующего поведения экономического субъекта контекстного поля. Человек восприни- мает это решение как собственный выбор, хотя в действительности оно и навязывается ему со стороны.

На Западе переход к модели контекстного управления был связан во многом с выходом из кризиса в начале 1970-х гг. В России эту новую систему

⁸ Фукуяма Ф. Сильное государство: Управление и мировой порядок в XXI веке. М., 2006. C. 197.

восприняли в деформированном виде. Невидимость нитей государственно- го управления была воспринята за их отсутствие. Эта ошибка собственно и предопределила вектор российского реформаторства 1990-х гг.

Во многом реализации принципов контекстно-мотивационного управ- ления в России мешает господство механистической ментальности — как у российского чиновничества, так и у представителей общественных наук. Сила воспринимается исключительно как физическая, проявляемая через прямое воздействие. Восприятие другого измерения силы, да и вообще не- силового поля находится вне пределов чиновничьего понимания⁹.

Мотиваторы не сводимы к платформе рационального выбора. Соответ- ственно, мотивационное управление не исчерпывается рационально опре- деляемой категорией интереса. Как доказал израильский психолог Д. Кане- ман, получивший за свое исследование Нобелевскую премию по экономике (2002 г.), выбор экономических решений человека по сути своей нерацио- нален. В реальной практике он преимущественно интуитивен¹⁰. Поэтому одним из важнейших механизмов мотивационного управления является фактор психологического воздействия. Объектом этого воздействия стано- вится в том числе сфера подсознания. Управленческая практика выходит, таким образом, на уровень управления интуициями. Методики в данном случае преодолевают рамки какой-то одной науки и формируются различ- ными отраслями знаний.

Прежде управление осуществлялось по схеме инстанционного нисхож- дения. Команда доводилась от субъекта управления до объекта через череду иерархически соподчиненных инстанций. Такая система была чревата сбоя- ми при выходе из строя хотя бы одного из управленческих звеньев.

Формирование феномена информационного общества предполагало распространение через импульсы информации-сигналов системы управ- ления по всей сети общественной организации. Одновременно включалось сразу несколько каналов воздействия. Перекрытие одного из них уже не приводило к технологическому сбою. Именно сетевая топология, вместо простой вертикали, представляет сущность нового управленческого меха- низма. Возможность сорваться с крючка значительно выше возможности высвобождения из сетевого плена (рис. 1.1).

Какова система выстраивания сети? Прежний («удочный») механизм уп- равления выстраивался по прямой субъект-объектной линии. Новая управ- ленческая модель заключается в программировании действий объекта через формирование контекстной среды. Контекстуализированное управление

⁹ Хавина С.А. Основные тенденции развития государственного регулирования экономики за рубежом и в России // Государственное регулирование экономики: Мировой опыт и ре- форма в России (теория и практика). М., 1996.

¹⁰ Канеман Д., Словик П., Тверски А. Принятие решений в неопределенности: Правила и предубеждения. Харьков, 2005.

создает у управляемого (являющегося по сути объектом) иллюзию субъект- ности, позволяя активизировать его личностный потенциал в реализации решаемых управленческих задач. Алгоритм действий и траектория дви- жения объекта контекстно сформатированы. Управляемый, с умноженной энергией решая возложенные на него задачи, рассматривает их не в качестве внешнего принуждения, а как собственный свободный выбор (рис. 1.2).

 

Субъект управления

 

Бюрократические инстанции

Субъект управления

 

 

Объект управления

 

МЕТАФОРА «УДОЧКИ»                                               МЕТАФОРА «СЕТИ»

 

Объект управления

Рис. 1.1. Старая и новая модели управленческих технологий

 

 

Субъект управления

Объект управления

 

 

Прямое субъектно-объектное управление

Опосредованное контекстное управление

Рис. 1.2. Контекстуализационная эволюция управленческих технологий

 

 

Сущность прямой модели управления определялась формулой Наполео- на: «Миром правят батальоны». Применительно к контексту начала XIX в. эта фраза действительно выражала доминирующий принцип организации власти. Однако эпоха правления через «силу батальонов» закончилась. Уже Ш.М. Талейран смотрел на идею батальонного всевластия с большим скеп-

сисом. «Штыки, — говорил он Наполеону, — хороши всем, кроме одного — на них нельзя сидеть»¹¹. Эта талейрановская сентенция может быть в пол- ной мере контекстуально осмыслена только в связи с вышеприведенной фразой Бонапарта. Талейран своим афоризмом констатировал, по сути, на- чало трансформации прежней силовой модели государственности. Финал истории наполеоновских войн — с Ватерлоо и островом Святой Елены — подтвердил правоту именно талейрановской оценки¹².

Окончательно новая модель управления была установлена в последней трети XX столетия. Теория смены индустриальной парадигмы на постинду- стриальную не отражает сущности произошедшей трансформации. Проб- лема здесь заключается не в изменении производственного уклада, а в ин- версии управленческих механизмов. Более корректно было бы говорить о «силовой» и «несиловой» эпохах выстраивания систем управления.

Управленческие задачи государства не замыкаются, как известно, ис- ключительно на функциях внутренней политики. Не меньшей значимостью в целях обеспечения его жизнеспособности обладает внешнее направление государственной деятельности. Соответственно, новые управленческие технологии, будучи реализуемы в одной из сфер политики государства, не могли быть не перенесены и на другую сферу. Использование новых техно- логий управления как средства борьбы в геополитическом плане является естественным реальным состоянием международных отношений. Наиболее технологически продвинутые государства имеют, соответственно, и наи- большие возможности применения их во внешнеполитической практике. Стоит ли удивляться в этой связи тому, что Россия оказывается на данном историческом этапе объектом новотехнологического воздействия, а отнюдь не субъектом его использования.

Мотиваторы при целенаправленном управленческом воздействии могут играть как в плюс, так и в минус. Они могут использоваться как в целях раз- вития соответствующей системы, так и для ее разрушения. Соответственно, механизмы мотивационного управления возможно использовать в борьбе с конкурентами. Перспективы их применения обнаруживаются в сферах по- литического и геополитического конфликтов. Сегодня реальность исполь- зования мотивационного управления в конфликтологической плоскос- ти — это реальность сетевых войн. Если перед современными российскими властями стоит задача овладения методикой воздействия на мотиваторы в управленческих целях, то для ее противников и конкурентов, уже освоив- ших этот методический инструментарий, актуальна задача прямо противо- положного содержания — использование указанных механизмов в проти- вовес национальным интересам России.

¹¹ Туган-Барановский Д.М. Наполеон и власть. Балашов, 1993. C. 226.

¹² Манфред А.З. Наполеон Бонапарт. М., 1971.

Таким образом, успех в современной практике государственного управ- ления определяет не силовой формат, а формат, программирующий через сценарные контексты поведение субъектов.

 

Феномен сетевых войн

Новое понимание технологического оснащения борьбы государств в со- временном мире выразилось в концепции «сетевых войн». Значительный вклад в ее разработку был внесен Управлением реформирования ВС США под руководством вице-адмирала Артура Цебровски. Новая технология активно апробировалась во время ведения боевых действий в Югославии, Афганистане и Ираке. В несколько более мягком формате она применялась во время вооруженного конфликта в Южной Осетии¹³.

Принципиальной новацией концепта являлось стирание грани между собственно военной и мирной формами противоборства государств. Фее- рическое применение технологии «сетевой войны» в революциях «оранже- вого типа» указывает на практическое преодоление прежней разделитель- ной грани между мирным и военным состояниями.

Генезисно теория исходит из признания последовательной смены трех технологических эпох в развитии человечества — аграрной, индустриальной и информационной (рис. 1.3). Формирование категории «сети» относится к информационно-постмодернистской стадии. Посредством глобализации

«обмена информацией» создается новое, охватывающее по существу весь мир универсальное пространство. Собственно в нем и через него реализу- ются основные стратегические операции войны. Через подачу информации происходит управление экономическими процессами, движением масс, при- нятием политических решений, проведением боевых операций и т. п.

 

Войны аграрной эпохи                                Войны индустриальной эпохи

Войны информационной эпохи

Рис. 1.3. Историческая эволюция технологий управления войной

¹³ Дугин А.Г. Геополитика постмодерна. Времена новых империй. Очерки геополитики XXI века. СПб., 2007. C. 322–347.

Войны традиционного общества имели локальный характер. Военное искусство отождествлялось с полководческим. Силы, вовлеченные в войну, были представлены прежде всего боевыми единицами. Великие завоевате- ли древности действовали зачастую вне связи с собственным государством, уповая главным образом на силу оружия. Индустриальная эпоха выдвину- ла принцип массового управления в военном конфликте. Война уже пред- ставляла собой не столько противостояние армий, сколько противоборство государственных систем. Слагаемые победы формировались теперь из эко- номических, политических, социальных и других компонентов.

Расширение масштабов управления войной связано с развитием мас- совых коммуникаций. Сетевые войны постиндустриальной эпохи дово- дят омассовление коммуникационно-информационных связей до уровня глобальных пространств. Игравшие прежде подчиненную роль факторы несилового порядка выводятся на первый план в спектре технологий со- временного конфликта. Управление усложняется настолько, что феномено- логически перемещается с поля сражений (эпоха традиционного общества) и из стен генштабов (эпоха индустриального общества) в виртуальную сферу.

Основная установка перехода к сетевому принципу управления заклю- чается в распространении его помимо собственной иерархии подчиненных на категории нейтральных сил и силы противника. Конечная цель — уста- новление тотального манипуляционного контроля над всеми субъектами нового военного противостояния. Речь, иными словами, идет об установле- нии мирового господства.

В отличие от прежних моделей такого рода под управленческий кон- троль берутся не сами субъекты, а их мотивации. Собственно боевые опе- рации, с традиционными для прежних эпох вводом войск и оккупацией территорий, теряют актуальность. Все решаемые посредством них задачи могут быть достигнуты теперь в ином, несиловом формате. «Цель сетевых войн, — пишет А.Г. Дугин, — абсолютный контроль над всеми участниками исторического процесса в мировом масштабе»¹⁴.

Сетецентричные войны подразделяются в теории сетевых конфликтов на четыре смежные сферы бытия: физическую, информационную, когнитив- ную (рассудочною) и социальную. При этом осуществляется сознательная интеграция всех четырех областей ведения сетевой войны, в результате чего и происходит формирование сети. Достигаемая синергия резко повышает эффект воздействия (в том числе и собственно боевого) на противника, а в отношении союзников и нейтральных государств формирует управляемую модель поведения.

 

¹⁴ Дугин А.Г. Мир охвачен сетевыми войнами // < www. noravank.am/ru/?page =analitics&nid= 159–34k>.

Физическая область — традиционная сфера ведения войны, понимаемой как физическое столкновение боевых единиц во времени и пространстве. В информационную эпоху физический аспект стоит рассматривать как пре- дельную форму применения сетевых технологий, основная часть которых сосредоточена в трех других областях сетевых войн, проецирующих свой эффект в физическую плоскость.

Информационная область — сфера создания, обработки и распределе- ния информации, имеющей системообразующее значение, поскольку свя- зывает все аспекты ведения сетевых войн. Преимущества или недостатки той или иной противоборствующей стороны в информационной области предоставляют стратегическое преимущество в войне более подготовлен- ной в этом отношении стороне.

Когнитивная область — сознание индивидуума, вовлеченного в той или иной степени в сетевую войну. Именно сознание человека является основ- ным объектом сетевого воздействия, и влияние на него в своих интересах (навязывание своей модели мышления) имеет фундаментальное значение для победы в войне нового типа.

Социальная область: поле взаимодействия людей, общественных ин- ститутов, социальных групп любого типа — является контекстом ведения сетевых войн, который необходимо тщательнейшим образом принимать во внимание, а процессы в социальной области необходимо гибко на- правлять в желательное русло для нейтрализации возможного противо- действия устойчивых социальных институтов (религиозных, этнических и прочих объединений) и направления их интегрирующего потенциала в свою пользу.

Советский Союз оказался в свое время совершенно неготовым к новому сетевому противостоянию с Западом. Еще меньшую степень готовности к новым сетецентричным вызовам борьбы в современном мире демонстри- рует постсоветская Россия. Соответствующие российские службы менталь- но не ушли от стратигем эпохи модерна. Соответственно и обеспечение национальной безопасности страны выстраивается на основе устаревших технологий эпохи индустриального общества. В итоге эффективность рос- сийских спецслужб в противостоянии с технологически превосходящим их противником оказывается минимизированной.

Задача спасения России предполагает принятие, во-первых, карди- нальных мер по выводу страны из системы американского сетевого про- странства. Необходимо формирование собственной информационно- технологической сети. Для работы в режиме сетевых войн требуется новое в ментальном отношении кадровое обеспечение структур государственной безопасности. Такие кадры должны быть в срочном порядке подготовле- ны. Это предполагает учреждение ряда закрытых образовательных цен- тров аналитического типа. Академия ФСБ к решению такого рода задач,

по понятным причинам, явно не готова. Переход Академии в 1990-е гг. на обучение по стандартным образовательным программам высшего профес- сионального образования окончательно лишил ее перспективы подготовки профессионалов-сетевиков.