Аланских архитектурных традиций

С учреждением 9 июня 1860 г. «Общество восстановления православного христианства на Кавказе» и новым импульсом развития христианской идеологии среди горских народов Северного Кавказа, ничего особенного не произошло в культовой архитектуре. Впрочем, во второй половине XIX – начале XX веков были построены каменные храмы: крестовидные с куполом на барабане в Верхней Санибе, Хидыкусе, Лисри и зальные с двухскатным покрытием во многих горных поселениях Алагирского, Куртатинского, Тагаурского ущелий. Кроме того, были возведены крестово-купольные монументальные храмы во Владикавказе, Алагире, Моздоке, Ардоне, Дигоре, и каменно-кирпичные мечети с минаретами во Владикавказе, Беслане, Эльхотове и в других населенных пунктах. В этих произведениях, так или иначе, осуществлена творческая переработка и использование уже известных архитектурных мотивов и форм. Это вполне естественно и понятно, поскольку архитектурный процесс второй трети XIX – начала XX веков получил характеристику как период эклектики и стилизаторства, модерна, неоклассицизма и национального романтизма.

С 90-х годов XX века в России, на Украине, в Беларуси, в Молдове, в странах Кавказа и Средней Азии вновь началось строительство объектов культовой архитектуры. В большинстве случаев новые храмы и мечети возводятся в духе эклектики и стилизаторства, т. е. повторяют уже известные сооружения, построенные в эпоху позднего средневековья, или же являются комбинацией нескольких архитектурных стилей предшествующих веков. Тем самым архитекторы-эпигоны повторяют творения своих предшественников, подражают им. Даже не специалисту должно быть заметно, как на рубеже XX–XXI веков в городских и сельских поселениях появляются церкви и храмы, мечети и минареты прошлых архитектурных стилей, никак не свидетельствующие о законах творческой преемственности. Зодчие не учитывают того, что без творческих традиций и их преемственности не может полноценно развиваться архитектурный процесс. Точно так же, как без творческой переработки традиций и их преемственного развития нельзя создать новаторскую архитектуру. Если нельзя строить жилые дома с коммунальными квартирами, малометражные блочные или панельные жилые дома, то почему можно возводить храмы и мечети в традиционных формах? Неужели иссякла творческая мысль у зодчих современности? Вовсе нет. Достаточно взглянуть на новые, в полном смысле этого слова, храмы Еревана и Тбилиси, мечети Ашхабада и Астаны, как взору открываются примечательные, можно смело сказать, этапные культовые сооружения, являющиеся олицетворением великого духа народа и мощи государства, смело вступившего в грядущий XXI век, в новое тысячелетие.

Сквозь призму сказанного обратим критический взгляд на архитектуру храмов и соборов, строящихся и построенных за последние 10-15 лет на территории Северной Осетии и, по возможности, выделим характерные признаки и общую направленность их развития. По нашему мнению основными недостатками архитектуры современных, уже построенных или еще строящихся храмов является следующее:

1) наличие принципов католической архитектуры в распределении наружных масс некоторых храмов, в том числе и общеосетинского собора святого Георгия во Владикавказе, построенного на костях наших предков, т.е. на территории кладбища, где еще в 1970-х годах хоронили усопших. Какая была надобность возводить собор именно в том месте, поверх кладбища? К тому же в нынешней ситуации собор как архитектурный акцент никакой градоформирующей роли не выполняет. Фактически он находится в боковом замкнутом пространстве и обозревается касательно, вскользь только с одной, южной стороны и то кратковременно. А при визуальном восприятии собора с площадки для стоянки автомобилей, человек чувствует себя подавленным, потому что нарушена масштабность, не учтены ракурсы восприятия массивного сооружения культовой архитектуры. Выбор места для строительства весьма важного по социальной значимости объекта осуществлен без учета планировочно-пространственной структуры градостроительного организма и интересов верующего человека. Нарушены элементарные принципы местонахождения знакового культового сооружения: «все дороги ведут к храму!» Увы, как ни печально, ни одна дорога не ведет к осетинскому собору.

Не понятно, почему нельзя было возвести этот собор немного западнее, в зеленом массиве за существующими зданиями? В естественной, чистой местности построить соборный храм и благоустроить территорию и прилегающее ландшафтное окружение, создать миротворящую среду. Построить его на средокрестии будущих улиц и проспектов этого, нового района города. Создать охранную зону определенного радиуса вокруг национального собора, а за пределами этой зоны обязать архитекторов создать продуманный, с учетом доминирующего культового сооружения, характер застройки нового района города. В таком благодатном месте следовало возводить храм и только на основе творческого осмысления тысячелетних традиций аланского храмостроения. Нужно было создать действительно общенациональный по архитектурному образу и литургическому смыслу соборный храм, который стал бы не только социальным символом духовности осетинского общества, градоформирующей доминантой и композиционным ядром планировочной структуры, но и олицетворением державности и оплотом православного христианства на древней осетинской Земле;

2) повсеместное и чрезмерное использование форм и мотивов культовой архитектуры России эпохи барокко и классицизма в строительстве храмов, колоколен, при оформлении монастырских ворот, находится в полном противоречии с национальным культурным развитием. Если осетины обладают самобытным и своеобразным культовым наследием, то почему оно должно оставаться не востребованным зодчими, проектирующими церкви, храмы и соборы? Что может быть общего между архитектурным решением вновь возведенных и повсеместно строящихся храмов, монастырских комплексов и аланскими архитектурными традициями? До каких пор в Северной Осетии будут создаваться культовые постройки в стиле русского барокко и классицизма? Эти вопросы, вероятно, требуют безотлагательного их творческого истолкования;

3) несовместимость форм, характера и ритмической структуры покрытия горно-кавказских погребальных сооружений в культовой архитектуре XXI в. в городских и сельских поселениях Северной Осетии. Сланцевые плиты, выполняющие роль черепицы, должны ложиться на двухскатную или шатровую поверхность перекрытия храмов, но, ни в коем случае не имитировать пирамидально-ступенчатое перекрытие склеповых сооружений. Потому что культовые и мемориальные сооружения предназначены для совершенно различных функций: если храмы – это дома для молящихся, то склепы – это дома для усопших. Некоторые творцы механически переносят характер покрытий со склеповых сооружений на церковные постройки, тем самым, предполагая, что они создают архитектурное произведение в национальном духе. Это – глубокое заблуждение, такие приемы далеки от истинного опыта творческого освоения национального архитектурного наследия;

4) полное отсутствие нитей творческой преемственности традиций аланского храмостроительства во вновь возводимых церковных сооружениях на территории Северной Осетии объясняется тем, что вовсе не учитываются запросы местного населения, социальная потребность осетинского этноса и поэтому для удовлетворения социального заказа правительство республики по сей день не располагает соответствующей строительной программой. Если бы существовала грамотно разработанная строительная программа по размещению и характеру архитектуры возводимых культовых сооружений, то осетины имели бы теперь возможность молиться в храмах национальных по образу и православных по содержанию. Древний этнос, имеющий свое христианское архитектурное наследие, продолжает строить храмы в навязываемых извне архитектурных стилях. Хоть на миг представьте себе происходящую действительность и подумайте о следующем: еще в XIX веке армянская диаспора Владикавказа в иноэтнической среде построила изумительный храм, являющийся достойным показателем национального самосознания и творческой индивидуальности армянского этноса, торжеством строительного гения армянских зодчих. При взгляде издалека моментально воспринимается художественно-символический образ классической армянской архитектуры. Не так ли должно быть!? Прошу назвать любой современный храм, в котором были бы мотивы и образы аланской культовой архитектуры. Затрудняетесь, да? Ничего удивительного в этом нет, такова наша действительность, таков наш менталитет;

5) непонятна боязнь архитекторов смело и решительно приступить к созданию новаторской культовой архитектуры, в частности, на основе непременного учета церковно-православ-ных канонов в организации планово-пространственной структуры храмов, выработать совершенно новую архитектурную форму и иной пластический облик, монументальный и эстетически выразительный. Имея самое многочисленное сообщество архитекторов среди национальных республик Северного Кавказа, население Северной Осетии вправе и должно гордиться сугубо новаторскими произведениями культовой архитектуры, как христианской, так и мусульманской. Для того, чтобы представить сущность новаторского направления в области храмовой архитектуры, достаточно ознакомиться с конкурсным произведением ереванского архитектора С.Г. Кюркчяна «Собором св. Григория Просветителя», возведенным в столице Армении в 2001 году в честь знаменательной даты – 1700-летия принятия христианства как официальной религии и государственной идеологии Армении.

В связи с активизацией строительства новых церквей, храмов и соборов в 1990-х годах во многих странах архитекторы приступили к поиску и выбору новых художественных направлений. Ибо настала пора возводить храмы и мечети не заимствуя их из роскошных архитектурных увражей, альбомов и атласов, а создавать культовые произведения в духе современного времени и соответствующего социального заказа. Повторять известные композиции памятников монументальной культовой архитектуры эпохи средневековья и нового времени нет никакого смысла. Ибо человечество значительно продвинулось вперед и развивается ныне ускоренными темпами. Ведь не прекращаются же поиски и суждения относительно создания новых типов жилых домов, новых образов общественных зданий, промышленных предприятий максимально адекватных технологическому процессу, благоустроенных аграрно-индустриальных поселений. Творческие успехи прежних и некоторых нынешних архитекторов Северной и Южной Осетии в области гражданских, промышленных и сельскохозяйственных зданий и сооружений вполне очевидны и существенны. Однако этого нельзя сказать по отношению к культовой архитектуре, которая не в состоянии двигаться вперед без оглядки назад, на известные композиции архитектуры прошлых веков.

В духовном возрождении отдельных народов, обитающих на Северном Кавказе, возвращении их в лоно православной церкви неоценима и значима роль архиепископа Ставропольского и Владикавказского Феофана. Отрадно, что интенсивная деятельность Владыки на Северном Кавказе ознаменована удвоением числа приходов и монастырей, активизацией социального служения Церкви, поддержанием мира и согласия в регионе. Это – несомненный факт.

Раздумья, суждения и поиски ответа на безликий архитектурный образ уже обновленных старых, построенных и строящихся ныне новых приходских церквей и храмов, кафедральных соборов, стал поводом нашего обращения к архиепископу Феофану, которого, вероятно, не столько волнуют национальные интересы горских народностей и качественные аспекты строящихся и освящаемых им православных храмов, сколько количественный. Иначе, как объяснить полное забвение о наличии замечательных традиций сводчатой и купольной архитектуры раннесредневековой Алании? Не понятно, по какой причине не соблюдается принцип преемственного осмысления и творческого освоения аланских архитектурно-художественных традиций в центрально-кавказских приходах Ставропольско-Владикавказ-ской Епархии? Еще во второй половине 1980-х и начале 1990-х годов минувшего века архитектору Епархии следовало грамотно составить такую строительную программу, которая бы всесторонне соответствовала запросам и потребностям местных, национальных обществ, социальному заказу и гарантировала востребованность и творческое воплощение в современном храмостроительстве национальных республик Центрального Кавказа архитектурных традиций Древней Восточной Церкви, и в частности, державной, православной Алании.

 

СВИДЕТЕЛЬСТВА ОБ «ОСАХ» В СОБРАНИИ РУКОПИСЕЙ ЦАРЕВИЧА ИОАННА (ГРУЗИНСКОГО)

Д.С. Бугаев

(Музей антропологии и этнологии РАН им. Петра Великого «Кунсткамера»)

Цель доклада Свидетельства об «осах» в Собрании рукописей царевича Иоанна (Грузинского) - проанализировать рукописные документы из личного архива Ираклия II и определить тот общественно-политический статус, который они давали осетинским общинам в верховьях рек Ксани и Лиахви.

Сам факт именования в официальных документах противоположной стороны как «осов» говорит о правовом признании официальной властью Картли‑Кахетинского царства их в качестве автономного этнического образования, что является важным для исследования.  Актуальность доклада вызвана возрождением конфликта интересов России и Грузии вокруг осетин, предыстория которого относится ко второй половине XVIII века. В настоящее время повторяется ситуация осетин как пограничного расколотого надвое этноса.

De jure Картл‑Кахетинское царство, о котором идет речь в докладе, возникло в 1762 году со смертью Теймураза II (1690-1762), de facto этот государственный организм возник уже в 1744 г., когда при активном вмешательстве Персидской империи царством Картли стал править отец царь Теймураз II (1744-1762), а Кахети – его сын и преемник трона Картли – Ираклий II (1720-1798). Картл‑Кахетинское царство прекратило свое существование в 1801 г. вследствие вхождения в Российскую империю.

В докладе будут рассмотрены документы об отношениях двора Картл‑Кахетии только с официально признанными национальными образованиями «осов», сведения о контактах с которыми до нашего времени сохранились в Фонде 941 Отдела рукописей Российской национальной библиотеки (далее - РНБ) Собрание царевича Иоанна (Грузинского) (далее - Собрание). Выборочный подход к отбору материала призван убрать из поля исследования не всегда объективные в качестве источников рабочие материалы из учебных заведений изучаемого периода, которые активно проникали в национальные архивы советских республик во времена бурного расширения фондов и формирования нового национального самосознания.

Внук Ираклия II царевич Иоанн (Грузинский) продал Императорской публичной библиотеке в 1880 году семейную библиотеку и архив из 76 автографов, 101 печатного издания и 361 рукописи, деньги на приобретение Собрания были выделены казной сверх штата расходов на содержание Императорской публичной библиотеки. В Отдел рукописей РНБ из этой покупки досталась только рукописная часть, в 1924 году ряд документов, преимущественно художественно-литературного содержания, был передан в архивы Грузии, оставшаяся часть единиц хранения и образовала рассматриваемое нами Собрание.

В Описи I Собрания хранятся деловые и личные бумаги членов семьи Багратиони рубежа XVIII и XIX веков, а в Описи II – списки художественных произведений. В оставшейся в городе Санкт‑Петербурге части архива содержится 15 рукописных документов времени правления Ираклия II, непосредственно связанных с вопросами Лиахвского и Ксанского ущелий.[143]

Из упомянутых выше пятнадцати документов осетины напрямую упоминаются только в пяти:

– Ф.941. Собрание рукописей царевича Иоанна (Грузинского). Оп. II. № 10. Жалованная грамота осетинам, проживающим в Ксанском ущелье, освобождающая их от налогов и обязывающая служить Ираклию II. Ерекле (Ираклий) II. 07.06.1788. 1 л.;

– Ф.941. Собрание рукописей царевича Иоанна (Грузинского). Оп. II. №11. Жалованная грамота осетинам, проживающим в Лияховском ущелье. Ерекле (Ираклий) II. 09.06.1788. 1 л.;

– Ф.941. Собрание рукописей царевича Иоанна (Грузинского). Оп. II. № 12. Жалованная грамота осетинам, проживающим в Маграндо. Ерекле (Ираклий) II. 09.06.1788. 1 л.;

– Ф.941. Собрание рукописей царевича Иоанна (Грузинского). Оп. II. № 13. Дарственная грамота осетинам, проживающим в Чуртисхеви. Ерекле (Ираклий) II. 1780-е гг. 1 л.;

– Ф.941. Собрание рукописей царевича Иоанна (Грузинского). Оп. II. № 23. Жалованная грамота сыну Иоанну на Ксани с жителями. 21.06.1798. 1 л.

Первые четыре документа составлены от имени Ираклия II (1720-1798) и заверены печатью царевича Гиоргия (1746-1800), одной из сторон договора являются осетины, к которым и обращены тексты документов. Рассмотрим теперь более подробно некоторые особенности представленной выборки документов.

Первой из таких особенностей следует признать палеографическую, заключающуюся в отсутствии единообразного формата и качества материала, на котором были бы выполнены все четыре документа. Второй особенностью является стилистическая, выраженная в том, что во всех грамотах обращение ко второй стороне переговоров является вариативным. Так, грамота № 10 адресована к «нашего единодушного единения осетинам Ксанского ущелья», № 11 – к «нашим единодушным лиаховецким осетинам», № 12 – к «нашим единодушным маграндоецким осетинам», а № 13 – к «нашим единодушным осетинам Чуртисхеви», помимо этого в грамоте № 10 используется иная форма множественного числа слова «осетин». Атрибутивной особенностью данной группы документов является то, что они имеют разных авторов, причем грамота из Чуртисхеви (ныне г. Джава) выполнена не в Канцелярии картл-кахетинского двора, а непосредственно в поселении, как следует из содержания самого текста источника.

Отсутствие должного сопровождения со стороны Канцелярии при оформлении вышеупомянутого документа из Чуртисхеви явилось причиной ряда отклонений от общего образца в структуре грамоты из Чуртисхеви. Во-первых, на грамоте не проставлена дата, которая ставилась отличным от остального текста почерком и давала четкую датировку документу, что привело к датированию документа 1780-ми гг., вследствие чего данный документ не может привлекаться для определения даты вхождения Чуртисхеви в состав Картл-Катехинского царства. Во-вторых, несмотря на параллелизм первой половины документа и трех грамот рассмотренной серии расположенные в конце документа заверения в вечной дружбе между народами отчасти искажены и заменены на объяснения обстоятельств написания данной грамоты в Чуртисхеви.

Перечисленные выше грамоты воспринимались архивными работниками как единый корпус документов, отражающих вхождение в состав Картли-Кахетинского царства исконно грузинских земель, в которых осетины появились с XIII века. В пользу этого предположения говорит также факт самого группирования данных четырех документов в описи под смежными номерами по хронологическому принципу.

Последний в списке документ составлен и подписан тем же лицом, но уже в качестве царя Георгия XII (1798-1800), он является правоустанавливающим, упоминание населения идет по этническому («картвелы и осетины») и социально-экономическому признаку («горожане и крестьяне»). Осетины упоминаются в документе в грамматической форме без окончания множественного числа, создается ощущение, что они упоминаются для художественной полноты. В таком ключевом для Картли‑Кахетинского царства документе как Устав войск мориге [144] об отношении осетин в качестве этнической группы к воинской обязанности не упоминается.

Как видно из рассмотренных нами документов, осетины в официальных документах из Собрания царевича Иоанна (Грузинского) упоминались только в касающихся их дипломатических договорах, что говорит об из статусе в качестве политической силы. После вхождения в 1780-е годы в состав Картли‑Кахетинского царства в официальной переписке как этническая составляющая они уже, за редким исключением, не упоминаются. Данный факт свидетельствует о тенденции со стороны тбилисского двора постепенно поглотить в этническом плане осетинское население.

 

К ВОПРОСУ О ПРОИСХОЖДЕНИИ
ЭТНОНИМОВ АЛАН И АС

А.Д. Вагапов

(Чеченский государственный университет)

 

Как пишет в своей книге «Происхождение имен рек и озер» известный специалист по топонимии Р.А. Агеева, на древних римских картах река Прут обозначалась как Alanus fluvius «Аланская река» от наименования иранского племени аланы[145]. Упоминание о ней впервые встречается у Геродота в формах Пората, Пюретос. Утверждается, что эти названия иранского происхождения со значениями «широкий», «брод». Сохранилось также осетинское слово форд (фурд) – «большая река, море» от этого же корня.

По названию этой реки Пората иранист В.И. Абаев восстанавливает скифское слово пората «река», но при этом замечает, что «в скифский язык попало, возможно, из какого-то другого языка, так как надежных иранских соответствий не видно»[146].

Mакс Фасмер[147] сравнивает это название с авест. перетхьу [pərəθu] «широкий» и перету [pərətu] «брод», отсюда следует, что внутренняя форма этого гидронима «широкая». Мы не располагаем геофизическими характеристиками реки Прут, но, тем не менее, осмеливаемся заметить, что она не шире Дуная, Днестра, Днепра, Дона, поэтому характеристика «широкая» для этой реки вызвала у нас некоторые сомнения. С целью развеять их мы провели свои поиски, которые привели к следующим результатам: и.-е. * prut «фыркать, прыскать», герман. *frut «пениться, кипеть» (швед. frudo «пена, волны», англ. froth «пена, пениться, кипеть» и т.д.), слав. прудъ «поток, напор, быстрое течение», авест. fraotat-aspa «с фыркающими конями», др.-инд. prothati «фыркает, прыскает (о коне)»[148]. Все это дает нам основание с достаточной долей вероятности предполагать, что река ПРУТ получила свое название по стремительному, быстрому течению. Не случайно ее название в греческом было передано как пюретос «лихорадка, горячка», как не случайно и то, что геродотовское название Пората созвучно с русским порáтый «бойкий, сильный, быстрый»[149]. Если теперь для этнонима «АЛАН», который по свидетельствам многих авторов является собирательным названием горцев Центрального Кавказа, принять мотивирующее значение «горячий, вспыльчивый, необузданный, свирепый», то под первой частью гидронима «аланус флювиус» также можно будет распознать эпитет «бурная, стремительная, кипучая», а не «аланская», и тогда все становится на свои места. В том смысле, что мы не знаем ни одной реки, которая бы получила название по этническому признаку.

Мысль о том, что этноним «алан» означает «горячий, вспыльчивый, борзый» поддерживается не только хетт. allan «вспыльчивый, горячечный, распаляющийся, разгоряченный», готск. alan «гореть», карач.-балк. алыныу ‘ярость, бешенство’, алыннган ‘неистовый’, караим. алангасар «вспыльчивый хазар?» (сопоставлено Баскаковым с именем гуннского князя Чатгасар, Чатын хазр, Читар хазр < чуваш. čatar-xazar ‘вспылчивый хазар’)[150], но и рядом синонимичных образований, приводимых ниже.

1. Этноним «ас/асс («алан»), представленный в др.-русск. ясин, яси, груз. ос, овс «осетин, осетины», груз. рачин. оси // овси ‘карачаец’, осури ‘карачайский язык’, сван. осси ‘карачайский’ (Н.Я. Марр, А.Г. Шанидзе у И.М. Мизиева), дигор. ассон, ирон. асиаг «балкарец». М. Фасмер объясняет его через авест. аsu «быстрый», asu-aspa ‘быстроконный’ (эпитет скифов), сопоставляя с ново-перс. āhu ‘газель’, афган. osai ‘антилопа’ (ср. сюда старочеч. аси ‘теленок, оленёнок’, цова-туш. /бац./ ассе – id., др.-англ. asse ‘осел, осленок’)[151]. К этому же ряду, возможно, относятся араб. I аса «не повиноваться, бунтовать», I асин «восставший, бунтующий, непокорный» (мн.ч. I уса), откуда балкарск. асы «проклятый, иноверец», азерб. ассыи «злой, сердитый», др.-чечен. I āси «языческий, богохульный».

2. Ассирийское название скифов «ишкуза», «ашкуза», на наш взгляд, может быть объяснено при помощи семитского (араб.) шакуса «быть своенравным, злостным, раздражительным».

3. Авестийск tura ‘скиф’ восходит к *tura- ‘быстрый’, др.-инд. tura- ‘быстрый’, тюрк. турк ‘тюрк, храбрый, грубый’, скифск. Tύρας Tύρης, Туras название Днестра (Геродот и др.), буквально ‘Быстрая’, ‘Быстрица’[152]. Ср. с последним тюрк. тири ‘быстрый, подвижный’, чеч. т I иера ‘заядлый, страстный, азартный’.

4. Недалеко от реки Прут протекает еще река Тиса, название которой в связи с вышесказанным трудно не сопоставить с тюрк. тис / тиз «быстрый», чеч. тийса/тисса «бросать, швырять, бить струей», к I еж тийса «бурлить, кипеть», чан тийса // тийсийта «выбивать пыль из-под колес от быстрой езды».

Исчезновение этих этнонимов, на наш взгляд, напрямую связано с их пейоративным, т.е. негативным значением типа «язычник, непокорный, буйный» и тем обстоятельством, что они не стали самоназванием какого-либо конкретного народа.

Разве не в пользу этого говорит др.-греч. алэно «странствовать, бродить», греч. алани 1. уличный мальчишка, беспризорник; 2. пустырь», уменьш. аланаки «озорник, сорванец»; аланис // аланарис «1. бродяга, босяк; 2. невежа»? Разве не о том же свидетельствует замечание И.М. Мизиева по поводу этнонима ас: «У балкарцев и чувашей термином ас обозначают шаловливых, проворных, быстрых людей, особенно подростков»[153]?

К значению языческий примыкает и сообщение армянского поэта XII века, который говорит о поклонении солнцу как характернейшей особенности алан («алан, что солнце чтит») [ОЯФ 70]. П.С. Паллас и Ян Потоцкий еще в 1783-1784 гг. пишут о «балкарах», что они «населяют высокие горы, говорят на тюркском языке и являются язычниками»[154]. Скорее в этом смысле, чем в положительном следует понимать и балкарское выражение асдан туугъан ас «ас, рожденный от аса»[155].

Анализ многочисленных письменных исторических источников по алано-асской проблеме приводит нас к выводу о том, что этнонимы «алан» и «ас» – это собирательные названия горцев всего Северного Кавказа, главным образом Центрального.

В настоящее время эти этнонимы больше сохранились за карачаевцами и балкарцами, ср. мегрел. алани «карачаевец», осет. ассон и ассиаг «балкарец», абхаз. ассихо/азихо «карачаевцы и балкарцы»[156]. Грузинское название осетин овси, как не имеющее ни в одном своем варианте корневую гласную а, скорее всего, происходит от другого корня: ср. в качестве направления дальнейшего поиска тюрк. асу «горный переход».

Подавляющее большинство исследователей придерживается мнения об ираноязычности асов и алан, несколько меньше пока сторонников их тюркоязычности. Практически совсем не слышны голоса тех, кто придерживается точки зрения, что собирательные термины «ас» и «алан» могли относиться, в том числе, и к предкам чеченцев и ингушей. В этой связи предлагаю сопоставить оценки алан, данные древними писателями, с оценками чеченцев, данными царскими генералами за последние двести лет. И тогда станет ясно, могли ли предки чеченцев отсиживаться в горах, когда осетины и (или) карачаево-балкарцы в качестве аланов сотрясали вместе с готами границы Римской империи.

Всеволод Миллер, при всей любви к осетинам, не решился допустить, что аланы, которые указаны рядом с немцами в Западной Европе, могли быть кавказскими. Если чеченцев не было в составе алан, откуда могли появиться такие совпадения в чеченских и германских глаголах:

1. гот. magan ‘мочь’ – чечен. magan ‘мочь’;

2. гот. wigan ‘вести’ – чечен. vigan ‘вести’;

3. гот. wisan ‘быть, оставаться’ – чечен. visan ‘остаться; оставаться жить’;

4. нем. liegеn, древнеангл. liegаn ‘лежать’ – чечен. liegan ‘падать, ложиться’.

5. древнеангл. tiegan ‘завязывать, пристегивать’ – чечен. tiegan ‘шить, стегать, сшивать’.

6. гот. * tiedan ‘объяснять’, древнеангл. tidan ‘резать, нарезать’ – чечен. tidan ‘толковать, объяснять’ от tiedan ‘резать, анализировать’

7. др.-в.-нем. bitan ‘оставаться’ – чечен. bitan ‘оставить, покинуть’.

8. древнеангл. beatan ‘бить, ударять’– чечен. biettan ‘бить, колотить, ударять’.

9. древнеангл. listan ‘наклоняться, крениться’ – чечен. liestan ‘раскачиваться, колыхаться, колебаться’.

10. др.-в.-нем. muot ‘мнить, думать’ – чечен. muottan ‘cчитать, полагать, думать’.

11. англ. toss ‘бросать, кидать, метать’ – чечен. tasa n ‘бросать, кидать, метать’, tos(u) ‘бросает, швыряет’.

12. англ. jog, joggle ‘трясти; ехать, двигаться, подскакивая’ – чечен. jiegan ‘трястись’, jieguon ‘трясти’ (j - – классный показатель).

13. древнеангл. wecgan ‘трясти, качать’ – чечен. viegan ‘дрожать, трястись’ (v - – классный показатель).

14. древнеангл. biegan ‘гнуть, изгибать’ – чечен. biegan ‘сгибаться, склоняться, падать; сотрясаться, дрожать’, чечен. гора биего ‘повергнуть на колени’ (b - – классный показатель).

15. древнеангл. don ‘делать’ (англ. do, нем. Tun) – чечен. dan ‘делать’ (do ‘делаю’).

16. герман. - jan – каузативный суффикс глаголов со значением ‘делать’ –чечен. jan ‘делать’, классный вариант глагола dan ‘делать’.

17. древнеангл. bugjan ‘сгибать’ – чечен. buogjan ‘cгибать’ (= ‘изогнутым делать’) от буог - ‘изогнутый’ и йан ‘делать’.

18. древнеангл. derjan ‘вредить’ (от teran < * deran ‘рвать’) – чечен. darjan ‘бередить, раздражать’ от d a ran ‘кромсать, раздирать’ + jan ‘делать’.

19. герман. * fulljan ‘делать полным’ – др.-чечен. phuljan ‘скрывать, окунать, погружать’ (= ‘переполненным делать’), чечен. хьулйан от * пхьул - ‘полный, переполненный’ и йан ‘делать’.

20. герман. * tilojan, древнеангл. tilian ‘возделывать, обрабатывать’ – чечен. tilajan // tiluon ‘ощипывать, очищать; сдирать’.

21. древнеангл. tawian ‘готовить’, гот. tewjan ‘приводить в порядок’, taujan ‘делать’ – чечен. t a jan, tawjan > tuojan ‘приводить в порядок, исправлять, чинить’.

22. древнеангл. * tegоn ‘тащиться’ – чечен. tieqon ‘тащить, волочить’, t ieqan ‘тащиться, волочиться, ползти’.

Всё это говорит само за себя…

В заключение хочется сказать, что если в решении вопросов этнической истории Северного Кавказа мы и дальше будем придерживаться метода, когда каждый тянет одеяло на себя, мы ни к чему хорошему не придем. Необходимо объединить усилия не только научных центров региона, но и представителей всех специальностей: лингвистов, историков, археологов, географов, политологов и др.