Всероссийские съезды по психоневрологии и задача марксистской перестройки психологии

С 10 по 15 января 1923 г. в Москве работал Первый Всероссийский съезд по психоневрологии. После долгого перерыва собрались русские ученые: психолога, психиатры и неврологи; чтобы познакомить друг друга с результатами своей исследовательской деятельности и наметить задачи и пути дальнейшей научной работы. Уже количество прочитанных докладов (свыше 160) говорило, что трудные годы, пережитые Россией, не остановили развития русской науки и, несмотря на тяжелые условия, творческая мысль продолжала напряженно и плодотворно работать. Работа съезда шла в собраниях общих и ряда секций: неврологической (председатель Л.С. Минор), психиатрической (В.А. Гиляровский), психологической (Г.И. Челпанов), педологической (Н.А. Рыбников), физиологии нервной системы (П.П. Лазарев), (физиологии труда и психотехники (Г.X. Кекчеев) и криминальной психологии (С.В. Познышев). Во главе организационного комитета съезда стоял А.П. Нечаев, почетным председателем съезда был избран академик В.М. Бехтерев.

Всероссийский съезд по психоневрологии мыслился ею организаторами (А.П. Нечаевым, В. В. Крамером, Г.И. Челпановым и др.) как прямое продолжение получивших широкую известность дореволюционных всероссийских съездов по педагогической психологии и экспериментальной педагогике. Об этом говорят не только выступления членов организационного комитета, но и структура секций съезда, состав председателей секций, характер отобранных докладов и многое другое. Однако значение, которое приобрел съезд, как очень скоро обнаружилось, не совпало с замыслом его организаторов. Он не остался шестым по счету съездом старой эмпирической психологии, а, напротив, стал первым съездом психологии нового, революционного времени.

С первого дня съезд оказался в поле зрения партийной и советской общественности. «Правда» и «Известия» печатают отчеты о заседаниях съезда. «Известия» в редакционной статье, посвященной съезду, отмечают, подчеркивая научное значение докладов, представленных на съезд, что «съезду при-

54

дется выяснить, оценить и объединить возникающие повсюду очаги новых научных устремлений и открытий» (11 января 1923 г.). «Съезд показал, что, несмотря на блокаду и гражданскую войну, русская научная мысль не ослабела и во время своего, изолированного существования доказала, что она может выдержать экзамен на самостоятельность, не уступая науке западноевропейской» («Известия» 17 января 1923 г.). Нарком Н. А. Семашко в приветствии съезду выражает надежду, что «широкие массы трудящихся найдут научный ответ в трудах съезда на волнующие современность вопросы». «Известия» печатают на своих страницах специально написанные для этой, цели авторефераты центральных докладов съезда (проф. К.Н. Корнилова «Психология и марксизм» и академика В.М. Бехтерева «Субъективное или объективное изучение личности»). Чем же объясняется это внимание Советской власти к психоневрологическому съезду в период, когда партия переживала исключительные трудности в области экономики, с напряжением ликвидировала последствия голода, боролась с оппозиционной деятельностью фракционеров.

Главная причина в том, что Коммунистическая партия, добившаяся победы на фронтах гражданской войны и налаживавшая мирное хозяйство, по инициативе В.И. Ленина начинает борьбу за науку и людей науки, со всей остротой ставя вопрос о материалистических основах естественных и общественных наук.

В статье В.И. Ленина «О значении воинствующего материализма» были разработаны задачи партии в области пропаганды материалистической диалектики. В.И. Ленин подчеркивал, что без «солидного философского обоснования никакие естественные науки, никакой материализм не может выдержать борьбы против натиска буржуазных идей и восстановления буржуазного миросозерцания»[81]. «Никакие естественные науки», – следовательно, и молодая наука «психоневрология», как в то время именовался комплекс наук, изучающих деятельность мозга, и куда входили общая и физиологическая психология, физиология высшей нервной деятельности, рефлексология, детская и педагогическая психология, педология, психотехника, неврология и психиатрия. Именно так был понят – и вполне правильно – этот тезис Ленина. Поэтому одной из важнейших задач, которая стояла перед передовыми «психоневрологами», была задача философского диалектико-материалистического обоснования психологической науки. Отсюда понятны отмеченный выше интерес и внимание, которое обнаруживается к докладам на съезде, и в частности к докладу К.Н. Корнилова «Психология и марксизм» и к полемике последнего с Г.И. Челпановым.

55

В.И. Ленин писал: «Надо помнить, что именно из крутой ломки, которую переживает современное естествознание, родятся сплошь да рядом реакционные философские школы и школки, направления и направленьица. Поэтому следить за вопросами,, которые выдвигает новейшая революция в области естествознания... – это задача, без решения которой воинствующий материализм не может быть ни в коем случае ни воинствующим, ни материализмом»[82].

Начиная с 1923 г. не только в журнале «Под знаменем марксизма», но и в других теоретических марксистских журналах («Спутник коммуниста», «Большевик», «Октябрь мысли», «Вестник коммунистической академии») печатаются статьи, посвященные марксистскому обоснованию основных проблем психологии.

Марксистская философия, выполняя заветы В.И. Ленина, начинает борьбу за диалектико-материалистические основы психологии. Первый Всероссийский съезд по психоневрологии не остался в стороне от этой борьбы. Центральным событием съезда явился доклад К.Н. Корнилова «Современная психология и марксизм», где он со всей решительностью потребовал «применить марксизм в области психологии».

Высказанная впервые в 1923 г. К.Н. Корниловым и вызвавшая первоначально столько споров идея «марксистской психологии» на протяжении всех последующих лет оставалась знаменем передовой психологической мысли. К.Н. Корнилов подчеркивал в своем докладе, что психические процессы – не что иное, как свойство высокоорганизованной материи, и что такое понимание определяет решение вопроса о предмете психологии. В его докладе содержалось требование строить на основе диалектического материализма и методы психологии (высказанное тогда в самом общем виде, оно получило развитие в его же докладе на II съезде по психоневрологии в Ленинграде в 1924 г.). Корнилов считал необходимым, чтобы система современной психологии не замыкалась в узкие рамки только индивидуальной психологии, а включала в себя и социальную психологию, основывающуюся на теории исторического материализма.

 

[ Илл. 4 ] Константин Николаевич Корнилов (1879-1957)

 

Скромно названный автором «рекогносцировкой», этот доклад произвел огромное впечатление на слушателей, о чем можно судить по различным отчетам о съезде, опубликованным в периодической печати. Тезисы доклада, как было уже сказано, печатаются «Известиями», полное содержание доклада опубликовано в журнале «Под знаменем марксизма» (1923, № 1), доклад выходит отдельной книгой под тем же названием.

Совершенно очевидно, что выступление проф. Корнилова, поддержанное (по словам обозревателя «Известий») марксистской группой участников съезда, явилось конкретным проявле-

56

нием влияния партийной марксистской идеологии на психологическую науку и многими оценивалось таковым уже тогда. Группа психологов-марксистов во главе с К.Н. Корниловым сделала попытку решить одну из «ближайших практических задач», записанных в резолюции XII Всероссийской конференции  РКП(б) от 4-7 августа 1922 г., где говорилось: «Надо поднять работу научно-коммунистической мысли, дабы иметь возможность организованно вести линию «воинствующего материализма» и всей идеологии революционного марксизма (оживление работы Социалистической академии, научных кафедр коммунистических университетов, работа по завоеванию ученых органов при советских университетах и т.п.)»[83].

Выступление К.Н. Корнилова на съезде и после съезда, критика позиции Г.И. Челпанова в центральной печати («Правда» от 24.Х 1923 г.), а также изменения в руководстве Московского психологического института (конец 1923 г.) и его реорганизация, как и многие другие факты того же порядка, – все это должно рассматриваться в свете приведенных выше документов.

Сам К.Н. Корнилов принадлежал к той плеяде русских ученых (К.А. Тимирязев, А.Н. Северцов, В.М. Бехтерев, Н.Н. Ланге и др.), которые с первых дней революции связали свою жизнь и деятельность с Советской властью. Близкий к социал-демократическим кругам еще в дореволюционные годы, он писал в 1922 г., отвечая на анкету журнала «Голос работника просвещения»: «Мне лично никакого сдвига в своей идеологии (в связи с Октябрьской революцией. – А.П.) переживать не пришлось, так как с 1905 г. я состоял уже в социал-демократической партии, а в настоящую революцию состоял в партии социал-демократов интернационалистов»[84].

Однако ни социал-демократические связи, ни близость к идеям естественнонаучного направления в психологии, ни прошлое

57

народного учителя на далеком Алтае не могли сами по себе поставить его на путь марксизма в психологии. Б.М. Теплов писал: «В 1921 г. Корнилов ^;требовал отделения психологии от философии. В январе 1923 г. он говорил: «С самых давних времен до нашего времени психология всегда рассматривалась как философская дисциплина по преимуществу... А раз это так, то тем с большим правом мы должны применить к переоценке психологии марксизм – это строго научное, или, как говорят, «внутринаучное» философское мировоззрение»[85]. Б.М. Теплов отмечал ту громадную теоретическую работу, которую проделал Корнилов за полтора года.

Июнь 1921 – январь 1923 г. – это как раз те полтора года, на протяжении которых принято упомянутое выше постановление ЦК партии и опубликована статья В.И. Ленина «О значении воинствующего материализма». В своем теоретическом докладе Корнилов пытается дать психологии то философское обоснование, о котором говорил В.И. Ленин и без которого нельзя выдержать борьбы против натиска буржуазных идей.

Нет сомнения, Корнилов искренне стремился, чтобы это философское обоснование было марксистским. Он был «сознательным сторонником» марксистского материализма, но он не был еще его последовательным сторонником в период Первого психоневрологического съезда. В этом заключается суть той драмы идей и отношений, в которую оказались втянутыми многие деятели психологической науки. Им пришлось выбирать между Корниловым с его передовыми установками на диалектико-материалистическое обоснование психологии, но не всегда четкой и во многом непоследовательной системой взглядов на предмет и методы психологической науки, и Челпановым, который, закрывая марксизму дорогу в психологию, вместе с тем стремился подвести под психологию привычный и казавшийся устойчивым фундамент эмпиризма. Полутора лет оказалось достаточно для общей идеологической перестройки взглядов Корнилова на основе марксизма, но этот срок был слишком мал для овладения основами марксистской диалектики.

Несмотря на это, в его теоретических статьях и докладах 1923-1925 гг. на первый план выступает то верное, ценное и новое для психологии, что внес К.Н. Корнилов в развитие нашей науки. Корнилов уже в самом начале своего доклада подчеркивает, что марксизм резко порывает с дуализмом психического и физического и рассматривает психику, ссылаясь на Энгельса, Ленина и Плеханова, как «свойство наиболее организованной материи». Вместе с тем он считает необходимым указать,

58

что психические процессы обладают реальностью, опровергая тем самым челпановские обвинения в вульгарном материализме, основанные на цитатах из книги «Учение о реакциях человека с психологической точки зрения», опубликованной в 1921 г.

Надо сказать, что книга К.Н. Корнилова «Учение о реакциях» действительно давала возможность рассматривать автора как бюхнерианца: «То, что мы называем психикой и психическими явлениями, по своему существу есть не что иное, как процессы чисто энергетического порядка»[86]; «Психология есть не больше, как часть физики, ибо то, что мы именуем психическими процессами, есть не больше, как особый вид физической энергии»[87] (и тому подобные высказывания). В статье «Положение вопроса об отношении научной психологии к философии марксизма» (1926) Челпанов сполна использовал все возможности критики, которые предоставляли ему вульгарно-материалистические формулировки, содержащиеся в «Учении о реакциях». Но, говоря о выступлении (Корнилов а на Первом психоневрологическом съезде, он уже ограничивается голословным обвинением, что Корнилов «за 2 года... не удосужился изучить философию Маркса и, будучи чистокровным бюхнерианцем, остается в наивном убеждении, что он марксист»³. В подтверждение этого обвинения Челпанов не приводит ни одного факта. И это не случайно: в докладе на I съезде Корнилову в значительной степени удалось преодолеть наивно материалистическую концепцию психики, защищаемую им в недавнем прошлом.

Не носят вульгарно-материалистического характера и утверждения о «пространственности» психических процессов. Пространственное понимание психических процессов – как подчеркивает Корнилов – говорит лишь о том, что эти процессы локально связаны с тем или иным телом, в данном случае с органическим телом, и этого «вполне достаточно, чтобы применить к этим процессам категорию пространственности». Таким образом, мысль Корнилова[88] совпадает с известным пониманием пространственности психики, содержащимся в трудах И.П. Павлова.

Освободившись в значительной степени от вульгарного материализма, энергетизма и эмпиризма, свойственных его ранним воззрениям, К.Н. Корнилов приблизился к марксизму, но далеко еще не овладел им. Психика трактовалась им как свойство «наиболее организованной» материи, но в чем это свойство заключается, он не знал. Ленинская теория отражения не была ему известна, диалектику он воспринял формально, с историческим материализмом был знаком очень бегло и главным

59

образом в бухаринском изложении, – все это, как мы увидим дальше, становится источником серьезных ошибок, допущенных видным представителем советской психологии в рассматриваемый нами период.

В конце 1923 г. директором Московского института психологии (в то время именовавшегося Психологическим институтом при Московском государственном университете) вместо Г.И.Челпанова был назначен К.Н. Корнилов[89]. Это событие выходило за рамки внутри­университетской жизни и знаменовало начало новой эпохи в истории не только Московского психологического института, но и всей психологии. Напрасно белоэмигрант В.В. Зеньковский в своей «Истории русской философии» пытается представить дело таким образом, будто бы Г.И. Челпанов был отставлен от института по каким-то «проискам его же ученика». Объективное рассмотрение событий тех лет показывает, что реорганизация Психологического института и приход к руководству институтом К.Н. Корнилова явился закономерным следствием борьбы Коммунистической партии за марксизм в естествознании. Вопреки мнению буржуазных историков философии и психологии, перестройка науки и изменение ее руководства обусловлены не личными симпатиями или антипатиями ученых, не чьими-то «происками» или просчетами, а имеют причиной последовательную борьбу марксистской философской мысли за науку и людей науки. Все существенные факты истории психологической науки в СССР следует рассматривать в свете борьбы Коммунистической партии за диалектико-материалистические основы советской психологии.

Трудности развития советской психологии, которые отчетливо выявились в период борьбы на два фронта – против идеализма и механистического материализма – и которые усугублялись рядом теоретических ошибок Корнилова и некоторых других психологов, сотрудничавших с ним, ни в коей мере не могут заслонить значения борьбы последних с идеализмом Челпанова, которая была с успехом завершена психологами-марксистами в период Первого Всероссийского съезда по психоневрологии и последовавшей реорганизации Московского психологического института. Начиная с 1923 г. советская психология, освободившись от влияния челпановского эмпиризма и усваивая диалектико-материалистическую методологию, сознательно ставит перед собой задачу построения марксистской психологии.

60

Важнейший итог теоретической борьбы Корнилова, поддержанного его сотрудниками, против воинствующего эмпиризма и скрытого идеализма Челпанова, Нечаева, Португалова и других защитников консервативной позиции, стремившихся сохранить status quo в психологии, – повсеместное признание необходимости марксистского обоснования психологии. Это существеннейшее достижение было вместе с тем итогом успешной борьбы за материализм в психологии, которую вели представители естественнонаучного, объективного направления в психологии, в том числе и те, кто не ставил перед собой задачи соединить психологию и марксизм, но активно выступал против субъективизма эмпирической психологии.

Как бы то ни было, несмотря на ту пестроту взглядов, которая была отмечена нами выше, к 1923 г. вычленяются два методологических принципа, которые принимаются всеми или почти всеми представителями передовой части советской психологии. Первым общим методологическим принципом является материализм, ставший прочным фундаментом научных построений психологов. Второй методологический принцип, безоговорочно принятый подавляющим большинством наших психологов, – принцип детерминированности человеческого поведения (вопреки господствовавшему ранее индетерминизму). При этом детерминизм предполагал учет не столько биологических, сколько социальных и даже классовых факторов.

Однако, несомненно, положительный и исторически прогрессивный факт признания материализма и детерминизма методологической основой психологии не должен быть сам по себе отождествлен с перестройкой психологии на основе марксизма. Материализм в психологии остался бы метафизическим, а детерминизм свелся бы к механическому учету влияний наследственности и среды и вульгарно-социологическому анализу, если бы советская психология не обогатила свой методологический фонд, поставив вопрос о роли диалектического метода в психологии. Проблема использования диалектики в психологии становится центральной методологической проблемой середины 20-х годов. В.И. Ленин в работе «О значении воинствующего материализма» формулирует задачу изучения диалектики Гегеля и отмечает вместе с тем трудности, которые, несомненно, встретятся при ее решении. В марксистской философской печати начиная с 1923 г. начинается публикация статей и материалов по вопросам материалистической диалектики. В 1925 г. в журнале «Большевик» (№ 5-6) был напечатан фрагмент «К вопросу о диалектике». В этой работе Ленин формулирует две концепции развития и указывает на коренную противоположность между диалектикой и метафизикой. «Диалектика, – пишет Ленин, – как живое,многостороннее (при вечно увеличивающемся числе сторон) познание с бездной оттенков всякого подхода, при-

61

ближения к действительности (с философской системой, растущей в целое из каждого оттенка) – вот неизмеримо богатое содержание по сравнению с «метафизическим» материализмом, основная беда коего есть неумение применить диалектики к «Bildertheorie», к процессу и развитию познания»[90].

В трудах основоположников марксизма материалистическая диалектика предстала перед учеными как...целостное мировоззрение, охватывающее и природу и общество. Советские психологи были увлечены величественной перспективой перестройки науки на основе материалистической диалектики, увидев в этой перестройке реальный выход из затяжного методологического кризиса. Психология является научной дисциплиной, стоящей на грани биологии и социологии, и подобно тому как диалектический метод находит свое полное применение и оправдание в области этих дисциплин, он должен найти свое применение и в психологии, – так...рассуждали передовые психологи, и в частности К.Н. Корнилов. Поставленный на I съезде по психоневрологии в самом общем виде вопрос о соединении психологии с марксизмом обретал новые конкретные формы: выдвигается задача приложения диалектики к психологической теории и практике.

В январе 1924 г. (с 3 по 10 января) в Петрограде проходил II Всероссийский съезд по психоневрологии. В работе съезда 4 приняло участие более 1000 человек, на съезд было представлено более 400 докладов, работало 9 секций (психологии, рефлексологии, психотехники, криминальной психологии и др.). Съезд отразил широчайший фронт работ в области психологии, которые развернулись в эти годы по всей стране. Среди докладов, сделанных на съезде и осветивших конкретные научные исследования, большой интерес вызвали следующие: А.А. Ухтомского «Доминанта как рабочий принцип нервных центров», ряд докладов сотрудников павловской лаборатории – К.М. Быкова, И.П. Разенкова, Б.Н. Бирман, Ю.П. Фролова, доклады С.Г. Геллерштейна, К.X. Кекчеева, А.Л. Шнирмана, посвященные проблемам психологии и физиологии труда, и многие другие.

Однако, признавая ценность многих исследований, о которых было сообщено на съезде, следует подчеркнуть, что не в этом многообразии и богатстве сообщений об экспериментальных работах историческое значение съезда. Съезд свидетельствовал о существенном сдвиге, который произошел в умах научных работников, психологов и неврологов, за весьма короткий период- один год, прошедший после Первого Всероссийского съезда по психоневрологии. Как отмечалось в «Правде» (от 10 января 1924 г.), «сдвиг среди работников науки не ограничился областью политики – все глубже и глубже проникает он в сущность

62

науки, как таковой». «...Научная работа съезда стихийно, велением исторической эпохи, идеологически организуется в духе нашей революционной общественности. Центр внимания съезда прикован к основным методологическим принципиальным вопросам психоневрологии, так как революция в первую голову требует новой, немыслимой в прежние времена, постановки задач и методов научной деятельности... Революция завоевала не только ученых, но и науку». Несомненное влияние на участников психоневрологического съезда оказал происходивший незадолго до него в Москве съезд научных деятелей, выявивший возросшие среди интеллигенции симпатии к Советской власти. «Выступления марксистов на съезде происходили в атмосфере насыщенного сочувствия»[91], – свидетельствует один из современников.

Первое проявление этих новых прогрессивных установок, разделяемых большинством делегатов, знаменовалось решительным неуспехом А.П. Нечаева, который на первом же пленарном заседании попытался утвердить принципы эмпиризма, отвергая всякий философский подход к вопросам психологии. Справедливо увидев в формуле Нечаева следование разоблаченной еще в период I психоневрологического съезда скрыто идеалистической концепции Челпанова, делегаты подвергли резкой критике попытку реставрации субъективистической интроспективной психологии. Без определенной философской концепции нельзя жить и действовать, и беспринципность нашей современной психологии есть не что иное, как «защитный рефлекс» против философия марксизма, – к такому выводу приходят многие участники съезда. Прения по докладу Нечаева и отражение их в печати свидетельствуют, что Первый Всероссийский съезд по психоневрологии явился тем рубежом, дальше которого не шагнула субъективная эмпирическая психология как методологически и организационно оформленное направление развития психологической науки. Характерно, что в тех же номерах «Правды», где печатались отчеты о психоневрологическом съезде, мы встречаем выступления, разоблачающие принципиальное отрицание философии, в том числе и марксистской, философское ликвидаторство. Цитируемые в статье Г. Гоникмана «Против философского ликвидаторства» («Правда» от 10 января 1924 г.) слова В.И. Ленина: «...мы должны понять, что без солидного философского обоснования никакие естественные науки, никакой материализм не может выдержать борьбы против натиска буржуазных идей и восстановления буржуазного миросозерцания»[92] – являлись оружием как для борьбы против Минина, пытавшегося оставить «философскую пустыню» в мировоззрении пролетариата, так

63

и против Челпанова и Нечаева, изгонявших марксистскую философию из психологии.

Отказав в поддержке эмпиризму, декларированному А.П. Нечаевым, съезд горячо поддержал К.Н. Корнилова, выступившего с докладом на тему, которая предельно точно отразила наиболее актуальные потребности психологической науки той эпохи. Доклад Корнилова назывался «Диалектический метод в психологии». Той же теме была посвящена его речь на заключительном заседании (10 января). Корнилов сделал попытку применить диалектический метод к психологии таким образом, чтобы это применение было не только абстрактно мыслимой теоретической предпосылкой, но и конкретным условием анализа реального течения психических процессов. Последовательно рассматривая основные положения диалектического метода (принцип непрерывной изменчивости всего сущего, принцип всеобщей связи явлений, всеобщей закономерности, принцип скачкообразного развития, с переходом от количественных изменений к качественным, принцип прогрессивного развития), Корнилов, стремился показать, что в сфере психологии им подчиняются конкретные явления, факты, законы, что они находят полное применение в психологическом исследовании.

Необходимо различать прогрессивное значение требования применить диалектику к психологическому исследованию, выдвинутого впервые Корниловым и ту пока еще формальную схему «диалектизации» психологического исследования, которую он предлагал в своем докладе. Утверждая необходимость использовать законы диалектики, он вместе с тем не столько пересматривает под углом зрения диалектического метода уже сложившиеся в психологии (в том числе и в эмпирической и даже умозрительной) взгляды и мнения, сколько их пролонгирует, признавая их соответствие законам диалектики. Так «диалектическое» подтверждение в духе гегелевской трихотомии получает «принцип однополюсной траты энергии», выведенный в книге Корнилова «Учение о реакциях человека». «Диалектическая» сущность этого принципа, по Корнилову, сводилась к тому, что энергия в человеческом организме не может быть одновременно интенсивно расходуема и центрально – на умственный труд – и периферически – на физическую работу. Один вид расходования энергия отрицательно действует на другой. А их последовательная смена якобы дает именно тот синтез физической работы и умственного труда, который является «наивысшим и наиплодотворнейшим видом» расходования энергии в организме. Нетрудно понять, что ничего подлинно диалектического в этом принципе не было. Он скорее механистичен, а «диалектизация» здесь носила словесный, формальный характер, весьма свойственный философам деборинского направления, которые повсюду открывали бесчисленные «триады» или «трихотомии».

64

К еще более печальным результатам приводила попытка показать, что основные диалектические законы всегда имели место в психологии. Говоря о принципе всеобщей связи явлений, Корнилов утверждал, что он «признается психологами всех направлений, включительно до представителей умозрительной психологии», и что даже сторонники умозрительной психологии и чисто психической причинности (психофизический параллелизм) не мыслят психических процессов ничем не обусловленными. В качестве же проводников диалектического принципа непрерывной изменчивости были отрекомендованы Вундт, – Джемс, Титченер и им подобные. Высказывая эти идеи, Корнилов явно смешивал объективную диалектику психических явлений с ее субъективным, идеологическим отражением в психологических системах и учениях психологии, бесконечно далеких от диалектического материализма.

Корнилов, как и на Первом Всероссийском съезде по психоневрологии, раньше других откликнулся на запросы времени и высказал идеи, в общем своем звучании соответствовавшие той главной методологической задаче, которую начинает решать вся советская психология во второй половине 20-х годов. В этом его серьезная научная заслуга. Однако он тогда не настолько овладел материалистической диалектикой, чтобы дать конкретные образцы применения диалектического метода в психологии. Не удалось ему это сделать и в ближайшие после съезда годы в его «Учебнике психологии, изложенной с точки зрения диалектического материализма» (М., 1925), хотя в этой книге уже появляются очертания диалектических этюдов в сфере психологических проблем.

Известная формула Корнилова: диалектическая психология должна стать органическим синтезом объективной и субъективной психологии – была впервые изложена в период I и II съездов (1923-1924 гг.) и уже затем превратилась в теоретическое credo корниловской школы. Уже в той формально диалектической схеме, которую содержал доклад Корнилова на II съезде, заключались предпосылки принципиальной несостоятельности синтеза «объективизма» и «субъективизма», который он считал органическим и диалектическим. Корнилов не сумел понять, что марксистская психология могла и должна была стать синтезом «объективизма» и «субъективизма» только через диалектическое отрицание обеих, а не через их примирение под флагом гегелевской диалектики. Как раз такого диалектического отрицания, как мы могли видеть, и не содержал доклад Корнилова. В нем определялась линия компромисса между «субъективизмом» и «объективизмом»: и в том и в другом, как он считал, есть диалектика. Этот компромиссный «синтез» наложил отпечаток на реактологию, или «марксистскую психологию» Корнилова, в особенности в период начала дискуссии по реактологической теории.

[ 65 ]

Тот факт, что Корнилов который в глазах большинства участников съезда являл собою марксистское начало в психологии, призвав строить психологию на основе марксистской диалектики, вместе с тем не дал еще никаких конструктивных диалектических решений, привел к тому, что различные направления объективной психологии (Бехтерев, Боровский, Протопопов, Залкинд и др.) в этот период чрезвычайно усиливаются. Это в особенности относится к В.М. Бехтереву и А.Б. Залкинду, которые получили на съезде широкую аудиторию для пропаганды своих взглядов. Как правильно отмечал Б.М. Теплов[93], наибольший внешний успех рефлексологии связан с ленинградским съездом 1924 г. Выдвигая на первый план проблемы генетической рефлексологии, Бехтерев создавал видимость учета требований диалектики развития, не отказавшись вместе с тем ни от одного принципа своей рефлексологической концепции.

Второй съезд по психоневрологии определил в общем и цепом расстановку сил и задачи психологии на ближайшее пятилетие (1924-1929 гг.), явившись прелюдией идейно-теоретической борьбы в психологии тех лет. На нем определились ведущие персонажи этой борьбы (заметим, что на съезде впервые выступил и обратил на себя внимание молодой психолог Л.С. Выготский, которому суждено было сыграть видную роль в психологической науке). На съезде выявились основные направления в развитии психологии последующих лет (реактология Корнилова, рефлексология Бехтерева и др.). Наконец, на съезде были сформулированы главные задачи в области прикладной психологии: педагогической психологии (в особенности в связи с проблемой «моральной дефективности»), судебной психологии. Съезд явился важной вехой в развитии (психологической науки в СССР.

 

 

66

Глава II
Основные черты идейно-теоретической борьбы в психологии во второй половине двадцатых годов