Реактология о предмете и методе психологии

Если в борьбе с идеалистической психологией психологи-марксисты были едины, то в отношении положительной программы между ними никакого единства не существовало. Предложений было много. Все они, казалось, исходили из основных философских положений марксизма, но теоретические выводы их для психологии были многообразны и противоречивы. Споры начинались уже с того, как понимать природу психического. В зависимости от ответа на этот вопрос следовали определенные выводы о предмете и методе психологии.

Наиболее развернутую программу перестройки психологии на новых основах предложили в начале 20-х гг. представители двух направлений – реактологического во главе с К.Н. Корниловым и рефлексологического, которое развивал В.М. Бехтерев и его многочисленная научная школа.

К.Н. Корнилов выделяет как исходное для создаваемой системы марксистской психологии положение о том, что психика есть свойство высокоорганизованной материи; он подчеркивает вместе с тем, что сущность ее состоит в отражении материального мира. «Диалектический материализм говорит о том, что в основе бытия лежит материя, как единственная объективная, независимо от нас существующая реальность, частицей каковой реальности является и сам человек, обладающий психикой, отображающей материальный мир и являющейся по своей сущности не чем иным, как свойством высокоорганизованной материи»[68].

Но как Корнилов понимал это положение? Психика для него была субъективным выражением, переживанием, или отражением протекающих в мозгу физиологических процессов. Соответственно такому пониманию и строилась К.Н. Корниловым теория, которая была названа реактологией, поскольку центральным в ней было объявлено понятие реакции.

Каков же был ход мысли К.Н. Корнилова? Как же произошло расхождение между философским марксистским положением о психике как отражении действительности и пониманием психики реактологией? Корнилов следующим образом формулирует свои исходные позиции. «Для того, чтобы вскрыть, что должна представлять собой психология с марксистской точки зрения, лучше всего, по-моему, воспользоваться основным методом марксизма – диалектическим. А так как диалектика по своему существу есть учение о формах развития реальной действительности, то из этой-то реальной действительности необходимо исходить и в данном вопросе»[69]. Эту реальную действительность, однако, он видит не в изучаемом объекте, а в существующих

 

 

36

психологических теориях. «Ведь не явится же эта система марксистской психологии чем-то неизвестно откуда взявшимся и абсолютно порывающим с прошлым, – продолжает Корнилов, – ясно, что ее исходные корни будут лежать в современной исторической действительности, в тех психологических течениях, которые столь рельефно выступают на первый план в наши дни во всех странах Европы и Америки»[70]. Речь идет о двух главных течениях психологической науки того времени – психологии сознания и поведенческой психологии, или, как их называет Корнилов, эмпирической субъективной и объективной психологии.

Методологические основы эмпирической психологии «не соединяемы с марксизмом», указывал Корнилов, потому что объектом изучения субъективной психологии является отдельный человек, рассматриваемый вне социальной среды, потому что психология эта является индивидуальной, а не социальной, потому что она изучает отдельные явления сознания, а не цельную человеческую личность. Что же тогда удерживает Корнилов из субъективной психологии? «Во-первых, признание не только реальности, но и значимости психических процессов, как таковых... в эмпирической психологии это положение является краеугольным ее камнем»[71]. И, во-вторых, «признание значимости за методом самонаблюдения» [72], что вытекает из признания субъективности психического.

Психология поведения «методологически приемлемее»[73] для марксизма своим стремлением изучить поведение человека и найти законы его регулирования, приемлемее своими объективными методами, но ее отказ от исследования психики никак не соответствует установкам марксизма. И психическое, и деятельность, или поведение, при этом принимаются Корниловым в той характеристике, которая дается, с одной стороны, интроспективной, а с другой – поведенческой психологией. В результате он приходит к выводу, что «грядущая система марксистской психологии будет синтезом двух борющихся сейчас во всех странах течений: наиболее давнего и уже достаточно одряхлевшего, хотя и находящего еще своих адептов, так называемого эмпирического, или субъективного, направления, этого тезиса современной психологии, и второго – более позднего, скорее продукта наших дней, этого антитезиса, каковым является психология поведения, рефлексология, или, как ее еще называют, объективная психология»[74]. Смысл этого синтеза заключался для Корнилова в том, чтобы удержать для психологии психику

37

как предмет изучения и тем самым противодействовать поведенческой психологии, отбрасывающей изучение психики.

Перед Корниловым возникала задача ввести в представление о природе психического, взятое из интроспективной психологии, материалистическое положение о том, что психика есть свойство высокоорганизованной материи – мозга, раскрыть характеристику этого свойства и ввести вместе с тем характеристику психики как свойства отражения. Как же он это совершает? «По отношению к другим свойствам материи (протяженности, непроницаемости, веса, массы и др.), которые можно условно назвать объективными, психика является субъективной стороной их... И вот это-то неразрывное и органическое слияние субъективной и объективной сторон и дает нам тот синтез, который должен лечь в основу построения марксистской психологии»[75], – полагал он. «Психика как свойство материи есть субъективная, но неотъемлемая сторона все той же материи»[76]. Взаимоотношение этих сторон – субъективной и объективной – понимается как взаимодействие, в котором объективная сторона определяет субъективную. И вот тут-то и вводится понятие отражения, толкуемое как отношение психического, субъективного к материальным, объективным процессам мозга. Именно такой смысл Корнилов вкладывает в понимание этого отношения, когда пишет, «объективная сторона всегда определяет субъективную». Так он понимает формулировку «бытие определяет сознание»[77]. Он утверждает, что психические состояния составляют «свойство высокоорганизованной материи и являются субъективным выражением физических и физиологических процессов, происходящих в организме»[78]. «Не что иное, как именно протекание... энергетических процессов, влекущее за собой под влиянием особой структуры нервной системы изменения в смысле быстроты, напряженности и направления разряда энергии вызывает то, что субъективно мы воспринимаем как психические процессы, но что объективно является не чем иным, как особым проявлением все той же физической энергии»[79], – писал К.Н. Корнилов.

Таким образом, вопрос о природе психического реактология рассматривала вне принятой марксизмом познавательной характеристики психического, а вместе с тем и представление о регуляционной роли психики вовсе исключалось из психологической теории. Как следствие из такого определения психики вытекало отрицание познавательного значения ощущений. Коор-

38

динация раздражения и движения принималась как первичный факт, поскольку полностью отрицалась регуляторная роль психики. Перестав быть отражением объективного мира, ощущения вовсе изгонялись из реактологии на том основании, что они не играют никакой роли в поведении и не даны в непосредственном опыте, состоящем, как утверждали реактологи, только из двигательных реакций. Ощущения, по Корнилову, представляют собой «абстрагированные понятия». Изучение психологии, считал он, должно начинаться не с ощущений или восприятий, а с первично данного нам в непосредственном опыте явления реакции.

Понятие реакции принималось за основное для новой системы психологии, поскольку в каждой реакции живого организма обе стороны – и объективная, и субъективная – являются неотделимыми друг от друга. «Вот такое двустороннее, слитое неразрывно воедино изучение поведения человека я называю реактологическим изучением, поскольку само понятие реакции в отличие от рефлекса включает в себя обе эти стороны» [80], – утверждал Корнилов. По его представлению, акт реакции объединяет в единое целое и физиологические процессы, рефлекторные по своей природе, и психические явления. «Тем-то и отличается акт реакции от рефлекса и психического состояния, что тогда как первое есть лишь узкофизиологическое, а второе – узкопсихологическое понятие, абстрагированные из проявлений живого организма, реакция есть акт биологического порядка, как выявление всех функций организма во всей их целокупности, – где есть и физиологическая сторона и ее «интроспективное выражение»... Совокупность-то этих реакций... и составляет предмет науки о поведении человека, строящейся в полном согласии с методологическими предпосылками диалектического материализма»[81].

Считая предметом реактологии поведение человека, К.Н. Корнилов в отличие от рефлексологов, которые отрицали необходимость изучения собственно психики, полагал обязательным исследование психики с помощью интроспекции. В то же время он настаивал на введении в психологию объективных методов для изучения двигательных реакций человека. В экспериментах предлагалось, во-первых, измерять время двигательных реакций, определять их интенсивность и форму, что давало объективные показатели, и, во-вторых, учитывать данные, полученные субъективным методом – самонаблюдением.

По сути дела, реактологический эксперимент был продолже-

39

нием вундтовского эксперимента по измерению времени реакций на внешнее раздражение. В реактологическом эксперименте к измерению времени реакции прибавлялось лишь изучение интенсивности и формы двигательной реакции. Этот эксперимент сталкивался с теми же трудностями, что и вундтовский, поскольку он методологически ничем не отличался от него. Но вундтовский эксперимент ставил ограниченные цели: во-первых изучению подвергались так называемые низшие процессы – ощущения и, во-вторых, выяснялось лишь соответствие физиологических реакций психологическому самонаблюдению. К высшим процессам Вундт не считал возможным применять такой эксперимент. Реактология же делала попытку на основании указанных реакций дать характеристику всех психических актов, включая мышление.

Реакции классифицировались на семь групп. Наиболее сложной считалась ассоциативная реакция. Ответ испытуемого следовал после того, как предъявленное раздражение вызывало у него по ассоциации любое представление (свободная ассоциация) или же представление, определенным образом связанное с данным впечатлением (ограниченная ассоциация, ассоциация типа логических суждений). Закономерности усматривались в отношении между временным, динамическим и моторными моментами реакции, с одной стороны, и сложностью мыслительного процесса – с другой. С усложнением мыслительного процесса удлиняется время реакции, уменьшается затрачиваемая в движении энергия, а также путь и скорость этого движения: мыслительная деятельность и внешнее проявление движений находятся в обратном отношении друг к другу. Из этого делались далеко идущие выводы об антитезе ума и воли. Такими общими положениями, ни в какой мере не раскрывающими психологические особенности данного процесса, реактология ограничивалась не только в отношении мышления, но и в характеристиках других психических процессов.

Экспериментальные исследования, проводившиеся по этой программе, были мало плодотворны. Когда Корнилов попытался положить полученные результаты в основу новой теории, возникло противоречие между намеченными задачами новой психологии и «скуднейшей программой ее конкретного содержания: изучение скорости и силы ответных движений...»[82]