Развитие функций человека и функций машины

Проблема «человек-машина», занявшая в современной психологии труда центральное место, является не только практической, но также и глубоко теоретической. В своем теоретическом аспекте она выступает как проблема принципиального соотношения между теми процессами, которые осуществляются машиной и деятельностью человека в качестве субъекта труда.

Даже самые современные машины, в том числе и машины, снабженные автоматическими управляющими устройствами, с точки зрения человека, участвующего в процессе производства, представляют собой техническое средство, способ осуществления производственной деятельности. Он передает им огромное число функций, которые по своей совокупной сложности недоступны ему. Эти функции созданы, однако, человеком, и в этом смысле они являются преобразованными и овеществленными человеческими функциями.

Положение это выглядит на первый взгляд парадоксальным, но его парадоксальность является мнимой. Для того, чтобы показать это, мы должны будем вернуться к анализу той единицы человеческой деятельности, которую мы обозначили выше термином «операция».

Как уже было сказано, любые операции, безразлично, внешнедвигательные или умственные, входят в содержание действия в качестве способов его выполнения. По своему происхождению это суть трансформированные действия. Эта трансформация происходит, когда действие включается в состав другого действия, которое является по отношению к нему более сложным и, так сказать, более «высоким». Вследствие этого прежде относительно самостоятельное действие утрачивает свою сознательную целенаправленность, постепенно «алгоритмируется» и «автоматизируется».

Так, например, формирование двигательной операции (двигательного навыка) начинается, как известно, с овладения им в форме сознательно выполняемого действия. Затем данное действие вводится в состав более сложного целостного действия, в

---------------------------------------------------------- 421 ----------------------------------------------------------

котором оно окончательно «отрабатывается» и начинает выполняться уже как бы автоматически. Так же формируются и все умственные операции, с той разницей, что исходное действие при этом еще и интериоризируется.

Образно говоря, формирование операции – это умирание действия, его психологическое обезличивание; от прежде живого действия в операции сохраняются и фиксируются лишь те соотношения его структуры, которые отражают и воспроизводят в себе объективные соотношения предметных условий его выполнения. Эти объективные соотношения, разумеется, не являются психологическими; поэтому-то они и могут воплотиться в объективной же форме, в форме объективных продуктов человеческой деятельности и отделиться от человека, стать для него «внешней средой»; они, таким образом, приобретают свое собственное объективное существование и развитие.

Таковы все человеческие орудия, в которых кристаллизованы трудовые операции; таковы слова языка, которые в своих значениях несут способы их употребления; таковы, наконец, логические и математические законы и формулы.

Составляют ли в этом отношении исключение кибернетические технические устройства?

Они способны выполнять любые, даже наиболее сложные математические и логические операции. Человек может передавать машине самые разнообразные функции своего мозга, однако, при том условии, что они могут быть формализованы; иначе их нельзя технически моделировать. Но функции, которые отвечают этому условию, представляют собой не что иное, как операции – процессы, которые, так сказать, уже формализованы, «технизированы» в самом мозгу. Таким образом, всякая машина, всякое автоматическое устройство выполняет лишь переданный ей человеком комплекс операций.

Часто говорят о деятельности машины, о выполняемых машиной действиях. Описание работы машин в этих терминах является оправданным тем, что осуществляемая ими система процессов кажется полностью совпадающей с действием человека, которое эта система моделирует. Действительно, если в качестве «единицы» анализа действия взять операцию (или, тем более, какую-нибудь единицу, выделяемую более дробным анализом), то в результате мы сможем достичь их полного взаимного покрытия. Операции, как мы уже подчеркивали выше, не прибавляются к составу действия, а образуют его состав. Иначе говоря, мысленно вычитая из действия осуществляющие его операции, мы этим исчерпаем весь его состав; останется лишь сознание цели действия, его мотивация и его смысл для субъекта, который зависит от осуществляемой им деятельности, и, соответственно, «эмоциональный знак» данного действия – все то, что составляет его «психологический остаток» и придает дей-

---------------------------------------------------------- 422 ----------------------------------------------------------

ствию его живой, пристрастный и, если можно так выразиться, субъектный характер.

Итак, машина воспроизводит не действие, а только систему операций, образующую его состав.

Ставит ли это предел возможностям машины?

Мы думаем, что этот вопрос необходимо расчленить. Если речь идет о способности машины сознавать цели и смысл действий, активно выделять эти цели в соответствии с ее потребностями и мотивами, то в рамках неживой материи на этот вопрос нужно ответить отрицательно. Если же речь идет о возможностях машины выполнять все более сложные системы умственных процессов, то следует признать эти возможности беспредельными, распространяющимися и на такие процессы, которые далеко выходят за круг известных нам мыслительных операций.

Этот тезис отнюдь не противоречит положению о том, что технически моделировать можно только операции. Мы уже говорили выше, что операция есть продукт трансформации действия, происходящей в условиях, когда оно включается в состав более сложного, более «.высокого» действия. Значит, то, что сегодня выступает в человеческом мышлении в виде неформализуемого творческого действия, завтра может стать операцией. Поэтому нет и пределов, ограничивающих развитие все более «умных» машин. Следует только отказаться от такого подхода к данной проблеме, который, смело экстраполируя в будущее развитие техники, вместе с тем рассматривает мыслительные возможности человека как неподвижные, не развивающиеся. Это – крупная ошибка. Она основана на одностороннем подходе к взаимосвязи функций человека и машины. Человек, передавая машине выполнение операций, не просто разгружает свой мозг. Машина является средством труда, «проводником» деятельности человека и, как всякое средство труда, вооружает его. Поэтому если, с одной стороны, человек передает свои функции машине, то, с другой стороны, машина как бы передает выполняемые ею функции человеку. Пользуясь, например, для обработки необходимых данных вычислительной машиной, человек не только передает эту функцию машине; используя результаты ее функционирования, он расширяет свои мыслительные возможности, приобретает способность решать такие задачи, которые без участия машины оставались бы для него недоступными.

В результате в этом смысле недостаточно говорить о передаче функций человека машине; скорее следует говорить об «обмене» функциями.

Это тем более верно, что функции, передаваемые человеком машине, не просто повторяются ею, а во много раз ускоряются, комплексируются и расширяют свои границы. Вместе с тем то, что вносит машина своей работой в деятельность человека, вы-

---------------------------------------------------------- 423 ----------------------------------------------------------

зывает к жизни формирование у него новых способностей – новых функциональных систем его мозга, которые являются подвижными физическими органами (Ухтомский) этих способностей[375].

Для психологии трудовой деятельности человека это положение имеет то значение, что оно подчеркивает важность не только проблемы приспособления машины к человеку, но и проблемы активного формирования способностей самого человека в соответствии с теми требованиями, которые к нему предъявляет технический прогресс, и теми возможностями, которые он перед ним открывает.

Развитие техники производства не только изменяет трудовые функции человека. Оно оказывает влияние и на научные представления о человеческом мозге, о его психике. Особенно ясно это влияние сказалось в старых наивных представлениях об устройстве мозга, исходивших из прямых аналогий с механическими и гидравлическими машинами, а позже – в упрощенных схемах, воспроизводящих схемы коммуникационных электротехнических устройств. Вместе с тем накопление конкретных физиологических знаний о работе нервных центров вело к разработке независимых неврофизиологических гипотез и принципов. Решающую роль в этом отношении сыграло развитие павловского учения о деятельности коры больших полушарий головного мозга. Открытие принципа временных (сигнальных) связей, основанных на действии подкрепления, идея саморегулирования и системной организации нервных процессов в мозгу, все это в корне изменило прежнее механистическое понимание рефлекса. Неудовлетворительность этого понимания рефлекса была особенно подчеркнута разработкой идеи регуляции поведения посредством такого синтеза прежнего опыта, который создает «образ действия», подлежащего выполнению. Обратные сигналы, поступающие в мозг в ходе выполнения соответствующего действия, сопоставляются с этими сенсорными образованиями, что позволяет устранять возможные их «рассогласования», обогащает и усовершенствует данную функциональную систему в целом[376]. Это направление в развитии физиологии высшей нервной деятельности, получившее свое выражение на настоящем совещании в докладах П. К. Анохина, Н. А. Бернштейна, Н. И. Гращенкова, Л. П. Латаша и И. М. Фейгенберга, существенно подготовило дальнейшие успехи в разработке принципов технических автоматических устройств и вместе с тем открыло

---------------------------------------------------------- 424 ----------------------------------------------------------

пути для дальнейшего сотрудничества психологии и физиологии в области изучения человека

В условиях, когда границы между функциями человека и машины переместились, как мы об этом говорили выше, на уровень процессов управления, последнее приобретает, на наш взгляд, все возрастающее в перспективе значение. Развивающееся теперь сотрудничество различных наук для решения проблем, относящихся к высшим проявлениям человека, естественно, не может не распространяться и на психологию. При этом речь, разумеется, идет отнюдь не о механическом перенесении методов, принципов и идей из одной науки в другую; на это уже указывалось в нашей литературе[377].

В этой связи проблема психологии и физиологии высшей нервной деятельности человека уже не может стоять сейчас как проблема простого взаимного «перевода» понятий и терминов психологии на физиологический язык. Отказ в психологии от натуралистического, по сути биологизаторского подхода к человеку и утверждение общественно-исторической природы его психики позволили понять высшие психические процессы человека как продукт взаимодействия человека с окружающей его действительностью, взаимодействия, в котором происходит «присвоение» им достижений предшествующих поколений, воплощенных в мире объективных человеческих предметов и явлений. Психологическое исследование этого процесса неизбежно ставит перед физиологией высшей нервной деятельности вопрос о тех, специфических для человеческого мозга функциональных объединениях, формирование которых позволяет осуществляться указанному процессу. Этот вопрос возникает, в частности, и в связи с тем анализом человеческой деятельности, который был бегло очерчен нами выше. Его рассмотрение, однако, уже выходит за рамки настоящего доклада.

 

------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

 

------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

 

Бассин Ф. В. Сознание и «бессознательное» [ с. 425-474 ]

 

Первоисточник:

Бассин Ф. В. Сознание и «бессознательное» // Философские вопросы физиологии высшей нервной деятельности и психологии / Ред. комиссия: П. Н. Федосеев (председатель), П. К. Анохин, Э. А. Асратян, Ф. В. Бассин, Л. Г. Воронин, Н. И. Гращенков, Ф. В. Константинов, П. С. Купалов, А. Н. Леонтьев, М. Б. Митин, С. А. Саркисов, Е. В. Шорохова. – М.: Изд-во Академии наук СССР, 1963. – С. 425-474.

 

---------------------------------------------------------- 425 ----------------------------------------------------------

 

Ф. В. Бассин