Психическое и физиологическое

Проблема психического и физиологического представляет труднейший раздел нашей темы, относящийся к основному вопросу философии. Не удивительно, что в оживленной дискуссии по этой проблеме, проходившей в последнее время, высказывались противоречивые, а подчас и прямо противоположные взгляды. Краткие ссылки, приводимые ниже, свидетельствуют о той степени противоречий, которая характеризует положение дела.

Одно крайнее крыло представляет авторов, отстаивающих тезис о материальности психического, отождествляющих его с нервными процессами (В. М. Архипов[295] и И. Г. Ерошкин[296], утверждающих, что психическое или мышление представляет специфическую форму движения материи (Н. В. Медведев[297], Б. М. Кедров[298], А. Н. Рякин[299], Ф. Ф. Кальсин[300]). Другие, наоборот, считают такое понимание рецидивом вульгарного материализма (М. П. Лебедев[301], В. Н. Колбановский[302] и др.) и во

---------------------------------------------------------- 379 ----------------------------------------------------------

всяком случае отрицают признание материальности психического (Ф. И. Георгиев[303] и др.).

Мыслить психическое (создание), как самостоятельное движение – это значит оторвать его от материи, это значит – прийти к философскому идеализму, дуализму, – писал Н. А. Хромов[304].

Одни отстаивают качественное своеобразие психического (Н. П. Антонов[305]), другие видят в этом отход от материализма (К. М. Дедов[306]). Первые обвиняют последних в вульгарном материализме (Н. П. Антонов[307]). Другие более решительно заявляют, что мистично понимать сознание, как явление, качественно отличное от материи (И. Е. Рубцов).

Проблему психического и физиологического можно рассматривать в двух аспектах: гносеологическом и онтологическом. Я думаю, что главный повод к возникновению споров и противоположных заключений по поводу материальности или нематериальности психического скрывается в том, что довольно часто не различают или даже путают эти аспекты.

Первой причиной возникновения противоречивых заключений, касающихся отношений психического и физиологического, является неправильное понимание высказываний классиков марксистско-ленинской философии, делавшихся ими в двух аспектах: онтологическом и гносеологическом.

Вторая причина противоречий связана с тем, что авторы этих произведений не задумываются над объектами, относительно которых может идти речь. И здесь сказываются отрицательные последствия неэволюционного подхода. Мы нигде в литературе не видели попыток рассмотреть проблему конкретно на человеке и животных. Лишь у В. Ф. Сержантова имеется ссылка на эволюционно-исторический аспект проблемы. Однако он под этим имеет в виду «место идеального, духовного в общей системе мира»[308]. Правда, далее он пишет, что считает одной из задач этого аспекта уточнение понятий: идеальное, ощущение, мышление, сознание, воля, психика, эмоции, раздражимость, рефлекс, временная связь.

---------------------------------------------------------- 380 ----------------------------------------------------------

В марксистской философской литературе общепринято считать, что сознание появляется у человека. Лишь некоторые авторы допускают элементы сознания у высших животных.

С развитием сознания связаны и высшие уровни мышления (диалектическое, абстрактное, логическое мышление), которых достигает лишь человек. Нервная деятельность высших животных, протекающая на основе первой сигнальной системы (конкретно-чувственные восприятия), позволяет им узнавать явления и предметы, но животные не способны производить, т. е. практически изменять предметы. Теория познания, гносеология, конечно, может рассматривать психику высших -животных как своеобразную предысторию сознания. В свое время с гениальной проницательностью это делал Ламарк, искавший переходы от раздражимости к ощущениям, от ощущений к представлениям, и, наконец, от последних – к мышлению. Однако гносеологический аспект рассмотрения психического может быть отнесен только к человеку. Мышление, его элементарные формы мы допускаем и у высших животных, но было бы неверно рассматривать эти функции в гносеологическом аспекте. Для животных с их чувственно конкретным мышлением остается единственный онтологический аспект рассмотрения их психики. Поэтому для всех случаев будет верным говорить о совпадении движения материи их головного мозга (физиологические процессы) и психических состояний.

Нельзя согласиться, например, с В. П. Петленко, считающим, что «...сознание при онтологическом подходе есть свойство, продукт и функция мозга, т. е. высшая нервная деятельность – процесс материальный от начала до конца»[309].

Я хотел бы обратить внимание на то, что категория сознания может быть отнесена только к человеку, а высшая нервная деятельность имеет место и у собак, и у барана, к которым категория сознания принципиально не приложима. Говоря о высшей нервной деятельности, необходимо следовать эволюционному принципу. Иначе возможны ошибки. Я привел случай, когда функции сознания и высшей нервной деятельности не совпадают. Это соотношение верно, когда сопоставляются человек и животные. Однако было бы принципиально неправильно, когда речь идет о психике человека, утверждать следующее: «Изучение физиологических механизмов поведения человека методом условных рефлексов не дает прямых указаний на психические процессы как активные функции мозга»[310].

М. Р. Могендович и раньше высказывал опасения по поводу

---------------------------------------------------------- 381 ----------------------------------------------------------

возможности подмены психологии физиологией[311]. Признавая справедливость этих опасений, нельзя, вместе с тем, согласиться со столь резко выраженной недооценкой метода условных рефлексов. Пытаться решать вопрос о физиологических основах ощущений и отказываться от объективного метода условных рефлексов значит рисковать еще более затемнить проблему соотношения между ощущением и рефлексом, которая, по свидетельству Могендовича, и так уже запутана.

В новейшее время подобные взгляды были подвергнуты справедливой критике. Касаясь непосредственно высказываний М. Р. Могендовича, Е. В. Шорохова писала, что некоторые, «желая найти специфические закономерности психических явлений, считают условные рефлексы явлением чисто физиологическим»[312]. Она же определила эту точку зрения, следуя учению И. П. Павлова, как принципиально неправильную позицию.

Психическое у человека обязательно требует рассмотрения в двух планах. Один из них связан с изучением деятельности мозга, осуществляемой по принципу первой сигнальной системы, и второй связан с деятельностью мозга, протекающей по принципу второй сигнальной системы (отвлечение и обобщение). Только во втором плане возможны оба аспекта – и онтологический, и гносеологический.

Сказанное надо принимать лишь как схему, ибо речь, язык, развивающиеся у человека, не только необычайно расширили и углубили его умственные, психические возможности, но и усложнили мозговые функции. Первая, вторая сигнальные системы – понятия, пока еще остающиеся схемой, не заполненной каким-либо опытным материалом. Мы не имеем сведений ни о структурах этих систем,»и об их взаимоотношениях, ни об их опосредованиях. Можно лишь для примера указать, что даже относительно социальной обусловленности функций обеих систем нет еще договоренности. Э. А. Асратян, например, считает, что лишь вторая сигнальная система у человека социально детерминирована. Соответственно он критикует тех (Н. В. Медведев, Е. В. Шорохова, С. А. Петрушевский и др.[313]), кто правильно, по моему мнению, утверждает, что даже и первую сигнальную систему человека нельзя отождествлять с сигнальной деятельностью животных.

Самым интересным и самым трудным является вопрос о том, как осуществляется способность человеческого мозга к абстракциям и обобщениям.

---------------------------------------------------------- 382 ----------------------------------------------------------

В этом случае может помочь понятие о «функциональных мозговых системах» или «функциональных органах», выдвигаемое А. Н. Леонтьевым[314], который сам подчеркивает связь его взглядов с высказываниями А. А. Ухтомского о «подвижных физиологических органах нервной системы» и П. К. Анохина о функциональных системах.

Концепция о функциональных мозговых системах А. Н. Леонтьева может быть подкреплена и фактами биологического порядка. Я имею в виду учение А. Н. Северцова об идиоадаптациях или, как он говорит по другому поводу, об «изменении поведения животных без изменения их организации» или о способе «функционального изменения органов, пластичности организма»[315].

Исходя из изложенного выше понимания отношения физиологических процессов к психическим явлениям и памятуя о ленинских указаниях на необходимость различать и даже противопоставлять (в пределах гносеологических) материальное и идеальное, я, понятно, не могу быть сторонником отождествления физиологического и психического.

Приписывать психическому функции самостоятельной формы движения практически означает стать на точку зрения дуалистического понимания проблемы физиологического и психического, души и тела. За последнее время в нашей физиологии вновь появились стремления так и представлять себе основы механизмов поведения, якобы включающих механизмы условных и безусловных рефлексов (сфера нервного) и как самостоятельную категорию – представления (сфера психического). Так, бесспорно, материалистически настроенный И. С. Беритов вследствие методологических затруднений склоняется к дуалистической концепции.

В связи с этим находится и следующее методологически весьма важное обстоятельство. Правильное понимание соотношения физиологического и психического приводит к заключению, что «физиологические процессы в мыслящем мозгу и мышление, сознание – не два параллельных процесса, а один, единый процесс, внутренним состоянием которого и является сознание»[316].

Корнфорт весьма убедительно излагает этот вопрос. «Марксизм, – пишет он, – отрицает идеалистическую теорию, которая считает, что... происходят два независимых процесса – материальная деятельность мозга и психическая деятельность сознания. Марксизм же считает, что происходит только один процесс, а именно материальная деятельность мозга. Психическая

---------------------------------------------------------- 383 ----------------------------------------------------------

деятельности всего-навсего одна из сторон деятельности мозга...»[317].

Если занимать твердую монистическую материалистическую позицию, нельзя представить психическое состояние, возникающее без физиологических реакций, ощущение, сознание – без физиологических процессов. Обязательным является признание незыблемого положения, что без физиологического процесса нет психической функции.

В свое время были высказаны правильные, с моей точки зрения, мысли о том, что выражение «взаимодействие ощущений» (так назывался один из разделов книги Б. М. Теплова «Психология») требует расшифровки. «Ощущения как психические явления суть свойства нервных процессов, – писал критикующий, –...Нельзя понять и объяснить те явления, которые описываются как «взаимодействие ощущений», не открыв законы взаимодействия физиологических процессов, происходящих в нервных клетках коры головного мозга»[318]. Можно отметить излишнюю педантичность автора этих строк В. М. Ковалгина в оценке выражения «взаимодействие ощущений». Практически мы, конечно, встречаемся с воспринимаемыми изменениями суммарных ощущений, однако в этом надо видеть взаимодействие физиологических раздражений органов чувств.

Странно читать в книге В. В. Орлова «о ведущей роли психического по отношению к физиологическому», «о подчинении низшей, физиологической функции материального мозга, его высшей, психической функции». «Вопрос об активной роли психики неразрывно связан, – пишет он, – с вопросом о реальном взаимоотношении психического и физиологического в процессе регуляции деятельности»[319]. Несколько раньше автор ссылается на Ф. Энгельса, который подчеркивал реальную роль «идеальных стремлений» и «идеальных сил». В. В. Орлов явно смешивает гносеологический и онтологический аспекты.

У Энгельса мы, например, на одной и той же странице встречаем суждения о необходимости развития мозга для проявления способности к мышлению и о высшем цвете развивающегося человечества – мыслящем духе[320]. Но вряд ли кто предположит, что Энгельс допускал здесь какие-либо намеки на реальность спиритуалистических категорий.

К сожалению, представления о раздельности психического и физиологического далеко не единичны. Пишут о том, что «первичность физиологического по отношению к психическому не

---------------------------------------------------------- 384 ----------------------------------------------------------

абсолютна. По мере своего развития психическое оказывает на физиологическое столь существенное обратное влияние, что в некотором отношении ряд продуктов физиологического взаимодействия можно и необходимо рассматривать как следствие психического взаимодействия»[321]. Говоря о первичности физиологического, автор производит, таким образом, психическое из физиологического, вероятно, на очень длительных этапах филогенеза. Такие отношения могли иметь место, однако, применительно к индивидуальному человеку. Эта формулировка ошибочна, так как психическое и физиологическое берутся раздельно.

Об этом же, по существу, говорит и утверждение некоторых авторов о «переходах от физиологического к психическому»:

Еще резче указанные выше отрицательные последствия сказываются в весьма оживившихся за последнее время рецидивах телепатических построений. Переоценивая достижения современной электроники, кибернетики и электрофизиологии, несмотря на весьма сдерживающие замечания крупнейших авторитетов той же кибернетики (Н. Винер[322], А. И. Берг[323]), многие поддерживают необоснованное в действительности увлечение телепатией или занимают в этом отношении примиренческую позицию.

Показательно, что некоторые из тех философов, которые особенно энергично отстаивают самостоятельное существование психической и физиологической форм движения материи при логическом развитии этих суждений, также приходят к постулированию телепатии. Так, например, Н. В. Медведев первоначально задает вопрос: «Если мышление не есть форма движения, то как оно может активно действовать на физиологические материальные процессы...»? «Без признания, – продолжает он, – относительной самостоятельности и качественного отличия психического процесса от низших физиологических процессов, без признания собственной активности психического регуляторная роль психики не находит объяснения»[324]. Развивая эти ошибочные мысли, автор в конце концов склоняется к телепатии.

В основе всех телепатических построений лежит признание раздельности и самостоятельности психического и физиологического. Телепатия – это область веры, а не науки.

5. Социальное и биологическое

Будучи убежденным в необходимости оценивать в формировании человека факторы социальные и биологические, я всегда

 

---------------------------------------------------------- 385 ----------------------------------------------------------

был сторонником именно такой последовательности в значимости этих факторов. Это подчеркивало примат социального. Моей позиции не изменила формулировка, которую можно встретить в новейшем руководстве по философии: «Человек представляет собой не только биологическое, но и общественное существо»[325].

Тем более я не могу сочувственно отнестись к таким заключениям, которые близки к вульгаризации. Приведу для примера одно из таких заключений: «Человек есть, с одной стороны, живое существо с функционирующими по определенным биологическим законам органами, а с другой, – существо общественное, производящее, обладающее мышлением и речью»[326]. Мне кажется, автор нарушает в своем высказывании главный принцип определения человека как существа социального, но организованного на основе единства в нем социального и биологического.

Признание примата социального в человеке не должно вместе с тем уводить из поля зрения его биологической или физиологической основы. Об этом приходится предупреждать, так как встречаются взгляды, в которых выражена значительная недооценка именно физиологии человека. Например, рассуждая о субъективной форме и объективном содержании человеческих ощущений, что само по себе не вызывает сомнений, Ф. И. Хасхачих далее заключает, что это объективное содержание «не зависит ни от структуры органов чувств и состояния организма, ни от человека вообще»[327].

Надо руководствоваться указанием К. Маркса: «Люди имеют историю потому, что они должны производить свою жизнь, и притом определенным образом. Это обусловлено их физической организацией, так же как и их сознание»[328]. «Людей, – пишет Маркс, – можно отличать от животных по сознанию, по религии – вообще по чему угодно. Сами они начинают отличать себя от животных, как только начинают производить необходимые им средства к жизни, – шаг, который обусловлен их телесной организацией»[329].

Энгельс и Ленин неоднократно предупреждали о двух возможных ошибках, одна из них – сведение социального к биологическому, другая – отрыв социального от биологического.

В физиологическом плане проблема социального и биологического была четко представлена Л. А. Орбели. Он указывал, что и после превращения человека из существа биологического в существо социальное «вся дальнейшая жизнь человека строит-

---------------------------------------------------------- 386 ----------------------------------------------------------

ся на основе функций нервной системы. Речь не идет о какой-то биологизации социальных явлений. Конечно, нет. Но материализм требует признания того, что все взаимопонимания между организмами, лежащие в основе социальной жизни, представляют собой закономерное проявление деятельности нервной системы»[330]. Указанное ставит перед физиологами важные и сложные задачи: «...чтобы понять те физиологические механизмы, которые обеспечили человеку возможность превратиться из биологического существа в существо одновременно биологическое и социальное, понять те физиологические механизмы, которые обеспечили возможность взаимоотношений между людьми...»[331].

Социальное и биологическое – проблема специально человеческая, в этом ее особенная специфика. Как бы ни понимать взаимоотношение социального и биологического, ясно одно, что эти категории неотрывно связаны друг с другом.

В становлении общественного человека отмечается диалектически противоречивый процесс взаимопроникновения и борьбы нового социального начала со старой биологической основой (А. П. Окладников[332]). Конечно, эта борьба в разные этапы формирования современного человека имела различные фазы.

Возникает вопрос: закончилась ли эта борьба? Дает ли основание признание примата социального в современном человеке считать, что биологическое в нем остается неизменным, а значит, и имеющим второстепенное значение? Вопрос надо понимать не в грубом схематическом виде. Мы его ставим, имея в виду спорную проблему биологической эволюции человека.

К возникновению такого вопроса имеются определенные предпосылки. Подчеркивают, что человек теперь развивается в качестве не столько биологического, сколько социального существа (А. П. Быстров[333]). Утверждают, что дальнейшая видовая эволюция человека, т. е. homo sapiens, приостановилась, социальное же развитие прогрессировало с нарастающей силой и убыстряющимися темпами (М. Ф. Нестурх[334]).

Особенно энергично высказался в этом плане А. И. Опарин: «Широкая столбовая дорога человеческого прогресса проходит сейчас не через биологическое развитие индивидуальной человеческой личности, а через совершенствование его общественной жизни, через прогресс социальной формы движения материи.

---------------------------------------------------------- 387 ----------------------------------------------------------

В свете этого такие биологические особенности, как цвет кожи или форма века, не имеют решительно никакого значения в этом прогрессе»[335]. Далее автор предупреждает, что чрезмерное увлечение биологической стороной в оценке врожденных качеств человека может напомнить о расистских теориях.

Я думаю, что в рассуждениях о взаимоотношении социального и биологического допускается существенная ошибка. Все сказанное выше относится к видовой изменчивости. Конечно, надо согласиться с теми, кто считает, что вид homo sapiens завершил свою эволюцию, как и многие другие виды животных. Вместе с тем, вряд ли кто возьмется отрицать выдающееся значение индивидуальной внутривидовой изменчивости, которая имеет самое широкое распространение. Закрепляясь путем наследственной передачи, эта изменчивость может оказывать глубокое влияние на общество в целом. В конце концов, подходя к человеку с наиболее адекватной для него меркой – социальной, – мы интересуемся не столько его видовыми перспективами, сколько социальными. Инфаркт, рак, изменчивость деторождения и т. п. проявляются не в масштабах вида, а в пределах государств, обществ.

То же относится к важнейшим проблемам биологической адаптации человеческих групп к таким факторам, которые открываются для изучения вновь, которые существовали, будучи неизвестными, и пагубная роль которых неизмеримо возрастает по мере того, как эти факторы, будучи открыты, становятся обычно сопровождающими человека на производстве и в быту. Здесь имеется в виду влияние ионизирующей радиации, ультразвуки, радиоволны, ультрафиолетовые и инфракрасные лучи и т. д. Биологическая адаптация в этом случае подтверждает тезис о продолжающейся эволюции человека.

Представляет выдающийся интерес проблема изменчивости микрофлоры нашего тела и соответствующих адаптации организма человека к этим изменениям. Это представляет частный случай огромной проблемы эволюции иммунных качеств организма.

Некоторые из указанных факторов, а особенно выдающийся прогресс в открытии и использовании антибиотиков, внесли в эти отношения самые решительные изменения.

Несомненно, что биологическая эволюция человека произошла и здесь и будет происходить и далее. Трудно предвидеть, куда и какими шагами пойдет эволюция условий жизни будущего человека. Полеты в космос свидетельствуют о новых возможностях в этом отношении. Вот поэтому трудно стать сторонником мнения, что биологическая эволюция человека закончена.

---------------------------------------------------------- 388 ----------------------------------------------------------

Наряду с указанными выше взглядами есть мнения и противоположного характера. Биологическая эволюция человека не прекратилась, – свидетельствует, например, М. П. Лебедев[336]. К этому примыкает утверждение о том, что «человеческий организм... вечно меняется...» (А. И. Бетельман[337]). Некоторые даже пытаются представить изменения физического облика будущего человека. Высказываются мнения об изменении цветоощущения у современного человека, воспринимающего некоторые цвета иначе, чем это было, например, у греков античного периода, которые не знали и не различали голубого, определяя и небо и море, как синее.

В заключение я хотел бы остановиться на проблемах экологии нервной деятельности. Механицизм, на методологической основе которого развивалась физиология девятнадцатого столетия, привил последней некоторые пороки. К числу наиболее существенных из них следует отнести игнорирование роли качества раздражителей нервной деятельности. Именно это выхолостило проблему «среда – организм», выдвинутую в физиологии И. М. Сеченовым.

О внешней среде если и говорили, то имели в виду нечто однообразное, монотонное, однозначное для всего живого. Это отражало идеалистические влияния в физиологии закона И. Мюллера о специфической энергии органов чувств. «...Молчаливо допускается, – писал в связи с этим А. А. Ухтомский, – что различения в среде принадлежат, в сущности, исключительно нам и нашим центрам: это мы расцвечиваем нашу среду разнообразием качеств, окрасок, звуков, предметов и лиц, которых в действительности нет»[338].

Объективный метод условных рефлексов в изучении высшей нервной деятельности представил возможность выйти из того тупика, куда заводили физиологию органов чувств взгляды Мюллера и идеалистическая психология. Он позволил проводить исследования, руководствуясь одним из основных требований материалистической диалектики – изучением явления в конкретных условиях, в его многообразных связях и отношениях.

Мы отказались поэтому от традиционной оценки раздражителей внешней среды лишь по физическим и химическим их свойствам и разработали принципы определения качеств биологической, точней, экологической адекватности и значимости для нервной деятельности животных факторов внешней среды. Такой подход необычайно расширил возможности и глубину познания эволюционных закономерностей нервной деятельности животных.

---------------------------------------------------------- 389 ----------------------------------------------------------

Механистической мертвой схеме представлений о внешней среде физиологических идеалистов эколого-физиология противопоставляет живую эволюцию физиологических процессов во всем многообразии красок. Такой подход позволяет в новом свете увидеть многие важные стороны нормальной и патологической деятельности нервной системы.

Наши исследования неминуемо привели к вопросу о том, в какой мере эколого-физиологический подход применим при изучении жизнедеятельности человеческого организма. К этому же толкали и практические запросы и задачи физиологии человека. Часть из них была упомянута выше в связи с проблемой адаптации человека к разным природным физическим факторам воздействия. Другие постоянно возникают, так как человек неограниченно расширяет границы своего обитания (холод, пустыня, космос и др.), попадая подчас в экстремальные условия.

Исходя из этого, мы разделяем правильные взгляды тех, кто считает, что эколого-физиологический подход должен применяться и при решении вопросов физиологии человека. Многие задачи современной биоклиматологии и географии, питания и роста, генетики здоровья и патологии в связи с погодой, качеством воды, почвы и др. представляют собой предмет экологии человека. Само собой разумеется, что это, в первую очередь, касается и его высшей нервной деятельности. Выдвижение экологических проблем физиологии и патологии человека является результатом эволюционного, основанного на диалектико-материалистическом методе, подхода к изучению биологии человека.

В заключение следует остановиться еще на одном вопросе, имеющем большое значение Мы имеем в виду важную задачу систематизации (в смысле изучения) и классификации форм нервной деятельности, более сложных, чем это нам известно по примеру классических сложных рефлексов, широко изучавшихся в школе Павлова. В основу этой систематизации и классификации должны быть положены принципы детерминизма и рефлекторного подхода наряду с принципом структурности, как это определял еще Павлов.

И. С. Беритов искал возможность расширения наших знаний о механизмах поведения, исходя, по-видимому, из неудовлетворенности фактическим содержанием учения об условных рефлексах. Однако, руководствуясь законным побуждением, он не смог найти для этого эффективные пути, так как сошел с платформы рефлекторной теории.

Подобные расхождения со скептиками или противниками павловского учения всегда в конце концов сводятся к одному:

---------------------------------------------------------- 390 ----------------------------------------------------------

признать или не признать рефлекторный акт единственной основой любой формы поведения и высшей нервной деятельности. Особенно наглядно это проявляется у видных представителей современного этологического направления (Лоренц, Тинберген, Эйбесфельдт и др.).

Я хочу сейчас остановиться на одном важном вопросе, от положительного решения которого в значительной мере зависит и сама судьба учения о высшей нервной деятельности и восстановление авторитета этого учения среди широких масс врачей, учителей, биологов, к сожалению, несколько пошатнувшегося за время, протекшее после Объединенной сессии Академии наук и Академии медицинских наук СССР в 1950 г.

Дело в том, что некоторая декларативность изобиловавших на сессии заявлений о том, что павловское учение обеспечивает всесторонний расцвет всех разделов медицины, не была в последующем подкреплена развитием соответствующих экспериментальных и клинических наблюдений. Поспешные же и не всегда адекватные попытки «внедрения» павловского учения в медицину и педагогику привели к тому, что задачи исследования, как таковые, уступили место стремлению объяснить те или иные положения с позиций павловского учения. Не все поняли, что безграничен по своим возможностям лишь метод условных рефлексов; что же касается фактических, добытых к настоящему времени с его помощью данных, то они недостаточны для объяснения всех видов поведения даже собак. Метод условных рефлексов из принципа исследования превратили постепенно в прием объяснения. В то же время сам Павлов видел в созданном им методе изучения и в том сравнительно ограниченном фактическом материале, который удалось добыть, лишь «программу», как он выражался, дальнейших исследований. Он на склоне своей жизни мужественно признавал, что им отторгнута лишь крупица знаний от горы неизвестного.

Само собой разумеется, что особенную неудовлетворенность переживали те, кто рассчитывал на реализацию прокламированных на сессии обещаний относительно высшей нервной деятельности и патологии ее у человека. Этим, в основном, следует объяснять те разочарования в надеждах, которые возникли у многих. Вскоре стало совершенно очевидным, что формальное использование павловской терминологии для объяснения сложнейших процессов мозговой деятельности, протекающих в связи с психическими явлениями человека, не обещает никакого успеха в познании его нервной деятельности. Это получалось потому, что непосредственным исследованием и действительным развитием павловского учения занимались немногие.

Факты показывают скудность творческих исследований по условным и безусловным рефлексам. Мало кто пытается исследовать более сложные специфически человеческие формы услов-

---------------------------------------------------------- 391 ----------------------------------------------------------

норефлекторной деятельности. Вместе с тем именно И. П. Павлов, а не кто-нибудь иной, подчеркивал, что повторять на людях «собачьи» опыты он считает «пустым делом».

Современное естествознание находит в марксистско-ленинской философии своего верного союзника, свою методологию. Естествознание наших дней развивается столь стремительно, переживает период столь глубокой революционной ломки старых представлений во всех областях, что без философских выводов здесь обойтись нельзя. Поэтому беззаботность естествоиспытателей по отношению к философским проблемам, пренебрежение к общемировоззренческим вопросам противоречат интересам современной науки, жестоко мстят ученым.

«Реакционные поползновения порождаются самим прогрессом науки», – учил В. И. Ленин[339]. Обнажая типические приемы ревизионизма, Ленин в «Материализме и эмпириокритицизме» писал: «Все более тонкая фальсификация марксизма, все более тонкие подделки антиматериалистических учений под марксизм, – вот чем характеризуется современный ревизионизм и в политической экономии, и в вопросах тактики, и в философии вообще, как в гносеологии, так и в социологии»[340].

Объективное значение новых попыток ревизионизма «исправить», «дополнить» и «развить» марксизм остается таким же, как и 50 лет назад. Их действительная цель состоит в том, чтобы исказить, подорвать марксизм изнутри, засорить сознание трудящихся буржуазными идеалистическими наукообразными теориями, реакционность которых прикрывается псевдо-марксистской фразеологией. Это, в первую очередь, нужно отнести к позитивизму и всем разновидностям современного неопозитивизма.

Выступая под флагом «философии науки» и сохраняя в отличие от грубости прагматизма «очарование интеллектуальной респектабельности», позитивисты подделываются под материализм, пряча за псевдонаучной фразеологией закоснелый идеализм.

Для разоблачения сущности позитивистских и неопозитивистских концепций надо указать, что для них наиболее характерным является отрицание научной значимости основного вопроса философии, отрицание причинности, познаваемости сущности явлений и объективных закономерностей, связывающих их, отрицание качества явлений, приписывание науке задач лишь феноменалистического описания и т. д. и т. п.[341]

Многие из этих вопросов стали предметом обсуждения с материалистических позиций в нашем докладе.

Чтобы делать правильные выводы, не уступить натиску буржуазной идеологии, в наше время уже недостаточно стоять на

---------------------------------------------------------- 392 ----------------------------------------------------------

стихийно материалистических позициях, игнорируя философское обоснование науки. «...Без солидного философского обоснования, – писал В. И. Ленин, – никакие естественные науки, никакой материализм не может выдержать борьбы против натиска буржуазных идей и восстановления буржуазного миросозерцания. Чтобы выдержать эту борьбу и провести ее до конца с полным успехом, естественник должен быть современным материалистом, сознательным сторонником того материализма, который представлен Марксом, то есть должен быть диалектическим материалистом»[342].

В Программе КПСС, принятой XXII съездом партии, имеются замечательные слова: «В век бурного развития науки еще большую актуальность приобретает разработка проблем современного естествознания на основе диалектического материализма, как единственного научного метода познания».

Огромную роль в раскрытии и обобщении творческих возможностей человека призваны сыграть идеи марксистско-ленинского учения, позволяющего видеть мир во всей его сложности, противоречивости и вместе с тем во всем неисчерпаемом богатстве красок. Диалектико-материалистическое мировоззрение делает человека дерзким, смелым в познании и делах своих, уверенным в своей силе, в своей власти над природой.

 

------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

 

 

------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

 

Леонтьев А. Н., Панов Д. Ю. Психология человека и технический прогресс // Философские вопросы физиологии высшей нервной деятельности и психологии [ с. 393-424 ]

 

Первоисточник:

Леонтьев А. Н., Панов Д. Ю. Психология человека и технический прогресс // Философские вопросы физиологии высшей нервной деятельности и психологии / Ред. комиссия: П. Н. Федосеев (председатель), П. К. Анохин, Э. А. Асратян, Ф. В. Бассин, Л. Г. Воронин, Н. И. Гращенков, Ф. В. Константинов, П. С. Купалов, А. Н. Леонтьев, М. Б. Митин, С. А. Саркисов, Е. В. Шорохова. – М.: Изд-во Академии наук СССР, 1963. – С. 393-424.

 

---------------------------------------------------------- 393 ----------------------------------------------------------

 

 

А. Н. Леонтьев, Д. Ю. Панов