Бывал в Устюжне великий князь

Городской голова, купец Яков Андреевич Поздеев заметно нервничал. Расхаживая вдоль городской заставы, он поминутно доставал из жилетного кармана часы в тяжелой серебряной оправе и смотрел на, казалось бы, задремавшие стрелки. Гласные думы и члены городской управы толпились поодаль, переговариваясь вполголоса. Нервное состояние городского головы им было понятно – царственные особы не часто удостаивали своим посещением уездные города. Шестьдесят с лишним лет устюжане вспоминали о приезде в город императора Александра I, а теперь, 8 июня 1884 года, Устюжну решил посетить его правнук –Великий князь Владимир Александрович.

Третий сын императора Александра II, Великий князь Владимир был назначен главнокомандующим войсками гвардии и Петербургского военного округа. Генерал от инфантерии, он лично командовал одним из корпусов во время военной компании 1877-78 годов. За бой у местечка Мечки против турецких войск Великий князь был награжден орденом Святого Георгия III степени и золотой, украшенной бриллиантами шпагой.

Устюжна стала одним из прочих больших и малых городов, которые Его Высочество решил посетить в своем путешествии по Северу России. Свита Великого князя прибыла в город в шесть часов вечера. Истомленные долгим ожиданием городской голова и вся представительская депутация встречали гостей хлебом-солью. Экипажи въехали в город через специально выстроенные и украшенные  ворота с надписью «Добро пожаловать».

Его Высочество изволил путешествовать вместе с супругой – дочерью герцога Мекленбург-Шверинского Великой княгиней Марией Павловной. Царедворцы находились в дороге уже более десяти часов. Все устали. Однако Великий князь Владимир, едва появившись в Устюжне, направился в собор, где отстоял молебен и приложился к чудотворной Смоленской иконе Божьей Матери. Только после этого свита отправилась в дом городского головы. Однако длительный отдых был не в чести у Великого князя. Приняв представителей местных властей, Его Высочество направился к уездному воинскому начальнику, полковнику Александру Парамонову. Делопроизводитель Парамонова сбился с ног, поднося гостю толстые папки с документами. Князя Владимира интересовал очередной призыв новобранцев, и Парамонов поразился, услышав, как толково и со знанием дела царский отпрыск рассуждает о делопроизводстве воинского управления.

Дальше – больше. Великий князь решил посетить казармы в Солдатской слободе. Солдат выстроили на плацу. Осмотрев выправку и внешний вид людей, Его Высочество приказал показать «артикулы». Четкое выполнение команд, хорошее строевое обучение и лихо выполненные гимнастические упражнения заслужили похвалу высокого гостя. Городской голова и уездный воинский начальник были довольны. Великий князь обошел казармы и даже удостоил вниманием солдатский огород, пекарню и кухню, где отведал из общего котла ужин для нижних чинов – суп из снетков, хлеб и квас.

На обратном пути к дому Поздеева гостя провели в местную гимназию, где дети подарили ему собственноручно вытканное полотенце и исполнили «Многая лета».

 Был поздний вечер, когда свита князя, отужинав в доме Поздеевых, направилась в село Михайловское, в усадьбу земского начальника и помещика Николая Коковцева. Именно здесь был назначен ночлег. Когда подъехали к Михайловскому, упал густой туман. Он опустился на ближние поля и залег по дорожкам усадебного парка. Ночь была тихой и светлой.

На следующий день Его Высочество покинул Устюжну. На память о городе он увез с собой «хартию» легендарной рукописи об обороне Устюжны Железопольской от поляков и литовцев в 1608 году. Ценный документ преподнес гостю местный купец, любитель старинных манускриптов Яков Серебренников. А горожане долго вспоминали: «Бывал в Устюжне Великий князь…»

ЭЛИКСИР ЖИЗНИ

Свистуновский помещик сидел в своем любимом кресле у камина и смотрел на догоравшие угли. За окнами усадебной гостиной слышалась капель, была видна старинная липовая аллея, проходившая через весь барский парк. Под деревьями еще лежали слегка подтаявшие сугробы, но дорожки парка уже потемнели, и по ним бродили прилетевшие на днях грачи. Стоял март 1890 года.

Помещик не любил весны. В это время у него сильнее обычного болело сердце и шумело в голове. Кресло, в котором он теперь сидел, кутаясь в теплый халат, было потертым и прогнутым, а его владелец – совершенно седым. В этом году свистуновскому барину исполнилось 69 лет.

У помещика были три взрослые дочери. Все они жили в Петербурге, изредка навещая родовое поместье. Две старшие давно вышли замуж и только младшая Софи – Сонечка, все никак не могла составить себе партии, хотя ей было уже к тридцати. Впрочем, небольшое приданое, неяркая внешность и чересчур экзальтированный характер барышни почти не оставляли ей надежды на возможность тихого семейного счастья. Сонечка обладала удивительной способностью попадать в нелепые ситуации. Она обожала все необычное, таинственное и, несмотря на свою набожность, верила в леших, домовых и русалок. Маленькой девочкой свистуновская барышня с упоением слушала сказки старой няньки о ведьмах и заколдованных «прынцах». Став взрослой, она могла отдать кучу денег любому ловкому заезжему шарлатану за маленькую «ладанку» с якобы волшебной «разрыв-травой», которая на поверку оказывалась мелко искрошенными листьями какого-нибудь чертополоха.

Помещик улыбнулся, вспомнив, как однажды старшие дочери отчитали при нем бедную Сонечку, выяснив, что она ездила из имения к одной купеческой дочери в Устюжну. Там девицы пытались с помощью блюдечка вызвать из небытия дух поэта господина Пушкина. Старый барин тогда хохотал до слез, но, увидев расстроенное лицо Сонечки, вступился за нее перед сестрами. С тех пор она доверяла ему свои маленькие тайны и рассказывала о поразивших ее воображение разных необычных явлениях.

Недавно помещик получил из Петербурга письмо от младшей дочери. Сонечка писала, что у нее все хорошо, но она и сестры очень обеспокоены здоровьем милого «папа». Дочь обещала вскоре навестить отца в Свистунах, а пока высылала ему чудодейственный рецепт удивительного «Эликсира жизни».

«Папочка, - писала барышня, - рецепт сего элексира я записала в доме одной генеральши, где давала уроки музыки ее глупой дочери. Генеральша уверяла меня, что сей рецепт вывезен из Парижа, а туда попал из Скандинавии, где он составлял родовую тайну семьи шведского доктора Перпентия.

Представьте себе, что, как говорит генеральша, сие таинственное лекарство было несколько веков известно в его фамилии. Дядя его жил 130, мать – 107, а отец – 112 лет от ежедневного употребления сего эликсира, которого принимали они от 90 до 100 капель поутру и в вечеру в двойной пропорции красного вина, чаю или бульона. Ежедневное употребление онаго продлевает жизнь, подкрепляет силы, острит чувства, останавливает мокроты, лечит мигрень и ипохондрию, умерщвляет колики в желудке и кишках, мягчит барабаны в глухих ушах, чистит кровь, предохраняет от заразительных болезней и прочее, и прочее.

Сам доктор Перпентий умер на 104 году, но лишь от случившегося удара чрез падение с лошади.

Папочка, извольте составить сей эликсир, предварительно переписав рецепт собственною своей рукою (это очень важное условие). Горного воску – кирьяку я найду Вам в Петербурге, а все прочее Вы можете заказать в Устюжне, в колониальном магазине господина Поздеева, либо даже в земской аптеке.

Я хочу, чтобы Вы жили долго-долго. Целую. Ваша Софи».

К письму прилагался рецепт «эликсира».

Старый помещик усмехнулся, вспомнив это письмо, потом задумался и, встав с кресла, прошел в кабинет. Усевшись за массивный письменный стол, он взял перо и тщательно переписал своим мелким почерком высланный Сонечкой рецепт: «Сабуру – 7 золотников, цицварного корня – 1, горлавки – 1, копытчатого ревеня – 1, кирьяку – 1, лиственной белой чубы – 1, шафрану – 1. Все оные специи истолочь в порошок, всыпать в штоф вместе с кирьяком и залить хорошею водкою или вином. Закупорив, поставить в теплое место и болтать по 4 раза на день. По прошествии 4 дней отстоявшееся чистое и не мутное слить в другой штоф, закупорив крепко…»

Через несколько дней, в начале апреля, свистуновский барин умер. Хоронили его на погосте соседнего с усадьбой села Парково, недалеко от церкви. В имение на похороны отца приехали дочери. Стоя у гроба, Сонечка горько плакала, прикладывая к распухшим глазам кружевной платочек. Она не могла себе простить, что не поторопилась выслать отцу кирьяку. Иначе он непременно бы успел приготовить себе лекарство от смерти.

 

СЛУЧАЙ В «АЛЕКСАНДРИНКЕ»

… Там за речкой тихоструйной

Есть высокая гора,

В ней глубокая нора;

В той норе, во тьме печальной,

Гроб качается хрустальный…

Катенька лежала в том гробу с замиранием сердца. Нет, конечно, сейчас она была не Катенькой, а царевной из сказки Пушкина, а гроб был не хрустальный и даже не гроб вовсе, а театральный реквизит. И только сердце маленькой актрисы билось по-настоящему, а опущенные веки вздрагивали от волнения, пытаясь приподнять длинные подкрашенные ресницы.

Катеньке Марковой исполнилось 12 лет. Она имела красивый голос, абсолютный слух и драматическое дарование, однако ее родные совсем еще недавно и представить себе не могли, что их Катенька – внучка бывшего крепостного устюженских дворян Батюшковых, будет выступать на сцене прославленного Императорского театра, «Александринки», как его ласково называли в народе. Отец Катеньки Василий Тихонович уехал из Устюжны в Петербург в юношеские годы, обучился портняжному мастерству, женился. Одна за другой родились две дочери. Семье нужны были деньги, и портной-«брючник» Марков работал, не покладая рук. В 32 года от тяжело заболел и «сгорел» в несколько месяцев от скоротечной чахотки.

Шел 1904 год, Катеньке в ту пору было семь лет. Ее мать, пораженная неожиданной смертью мужа, осталась с двумя детьми на руках без всяких средств к существованию. Помогли родные. Катеньку взял к себе брат отца Петр Тихонович. Скромный клерк одной из питерских галантерейных фирм, он был заядлым театралом и самодеятельным актером. Именно дядя привил Катеньке любовь к сцене, устроил девочку в детскую театральную студию. И вот теперь, через пять лет, она исполняла роль царевны в инсценировке сказки А.С.Пушкина «О мертвой царевне и семи богатырях» на сцене самого известного театра столицы.

Императорский Александринский театр для большинства русских актеров являлся венцом славы и успеха. Здесь играли легендарная В.Ф.Комиссаржевская и блистательная М.Г.Савина, колоритный К.А.Варламов и чудный В.Н.Давыдов. Для артиста появление на сцене «Александринки» означало не просто удачу, а необыкновенное счастье. Думала ли об этом юная актриса Катенька Маркова, лежа «царевной» в «хрустальном гробу» на самой престижной сцене столицы?

Зал был полон маленькими зрителями, которых привели на спектакль родители и няньки. Шесть ярусов. Четыреста с лишним кресел. Сто с лишним лож, а в одной из них пятилетний мальчик в настоящем военном мундире, с настоящими знаками отличия – Его Императорское Высочество Наследник Цесаревич и Великий Князь Алексей Николаевич. Когда он изволил войти в ложу в сопровождении сестер, фрейлины и адъютантов, зал встал. Цесаревич чинно поклонился, чинно сел. Дали занавес. Представление началось.

Постепенно театральное действо заставило зрителей забыть о реальности.

…Королевич зарыдал

И пошел к пустому месту

На прекрасную невесту

Посмотреть еще хоть раз.

Вот идет, и поднялась

Перед ним гора крутая:

Вкруг нее страна пустая;

Под горою темный вход.

Он туда скорей идет…

Зрители замерли. «Королевич Елисей» искал в «темной норе» «хрустальный гроб», где спала мертвым сном его заколдованная «невеста», искал, но по замыслу режиссера, найти должен был не сразу. Напряжение в зале достигло предела. Дети затаили дыхание. И вдруг…

- Да вот она лежит, там! – тонкий детский голосок раздался из императорской ложи. Нетерпеливая реплика маленького наследника российского престола была подхвачена детьми в зале:

- Там, вот там…

Руки зрителей указывали «королевичу» верное направление, и перепуганный актер, который был едва ли старше многих из них, бросился к лежащей в «гробу» Катеньке.

…И о гроб невесты милой

Он ударился всей силой.

Гроб разбился. Дева вдруг

Ожила…

…Когда отгремели аплодисменты, опустился занавес и зал начал пустеть, Его Императорское Высочество прошел за кулисы для того, чтобы лично поблагодарить юных актеров. «Царевна» - Катенька получила от него на память золотую монетку и коробку конфет.

Пройдет несколько лет, и маленький наследник-цесаревич будет расстрелян в Екатеринбурге вместе с другими членами семьи Романовых. Катенька Маркова вырастет, станет женой военного летчика, родит дочь. Петр Тихонович Марков вместе с женой переедет из голодного Петрограда в Устюжну, где станет известен, как ведущий актер Народного театра. Племянница будет часто навещать дядю. Начнется война…

Екатерина Васильевна Маркова (в замужестве Елсукова) не стала профессиональной актрисой, но любовь к театральному искусству сохранила до конца жизни, с гордостью и нежностью вспоминая свое выступление на сцене прославленной «Александринки», золотую монетку цесаревича Алексея и восторженную рецензию на ее игру корреспондента одной из дореволюционных столичных газет: «Родилась новая Комиссаржевская – Катюша Маркова».

КАРТОЧНЫЙ ДОЛГ

Мария Викторовна стояла у окна своей спальни, зябко кутаясь в большую теплую шаль. За окном едва брезжил серенький дождливый рассвет. На Большой Московской не было еще ни души. На противоположной стороне улицы нависал красный каменный особняк купцов Копыльцовых. Тоскливо было на улице – тоскливо на душе у Марии Викторовны. Последние годы она жила в постоянном ожидании беды. «Когда же это началось? – женщина нахмурила лоб, припоминая, - лет пять-шесть назад». Тогда ее муж – дворянин, землевладелец, член городской управы, примерный семьянин, вдруг всерьез увлекся картами. Вначале все выглядело совсем безобидно. Мария Викторовна вспомнила, как ее Антон смеялся и отнекивался, когда его впервые усадили за карточный стол.

На святки в Благородном дворянском собрании давали бал-маскарад с угощением и танцами. Когда-то молоденькой девушкой она любила такие развлечения. Танцевала от души, до упаду. Став солидной замужней дамой, матерью шести дочерей, Мария Викторовна уже нечасто могла позволить себе подобное удовольствие. Антон Владимирович танцевать не любил. Он провел нарядно одетую супругу в бальный зал Собрания и с удовольствием наблюдал, как ее кружил в танце какой-то ловкий кавалер. Потом Мария Викторовна видела, как к мужу подошел господин Нежданов, с которым они вместе заседали в управе. Антон Владимирович, ласково кивнув жене, прошел с ним в курительную комнату.

Бал-маскарад удался на славу. Музыканты были в ударе. Неутомимые пары переходили от степенного полонеза к игривой мазурке, от аристократического вальса к простонародным жмуркам. Наконец, сделали перерыв, и разгоряченная, довольная жизнью Мария Викторовна поспешила, наконец, разыскать супруга. Пора было возвращаться домой. У младшей дочери, годовалой Лидочки, резались зубки. Ребенок капризничал, и Мария Викторовна опасалась оставлять малышку надолго одну с няней.

Антона Владимировича она нашла в соседнем кабинете, где не танцующие господа развлекались игрой в карты. Партия как раз закончилась и он, увидев супругу, поднялся из-за стола:

- Машенька, представь, я выиграл!

Господин Нежданов, галантно поцеловав руку Марии Викторовны, сладко улыбнулся:

- Сударыня, Ваш супруг – хитрец. Нипочем не желал составить партию. Все отнекивался. Да и сам на коне! Извольте видеть – удачлив! Ах, хитрец!

С того памятного дня Антон Владимирович сильно изменился. Редкий вечер он теперь не просиживал в Собрании или у кого-то из знакомых за карточной игрой. Порой удача улыбалась ему, чаще – нет. Постепенно Мария Викторовна стала замечать, что большая сумма их скромных доходов уходила на уплату карточных долгов. Она пыталась говорить с мужем, просила, умоляла. Все было тщетно. Он словно погрязал в какую-то страшную, глубокую трясину, таща за собой туда же ее и детей. От вечных материальных проблем и постоянной тревоги за завтрашний день Мария Викторовна устала, измучилась душой. Она теряла уважение к супругу. Вслед за этим исчезала любовь к нему. И вот тогда…

Женщина вздрогнула, вспомнив, как два года назад, на Масленицу, они вновь были вдвоем в Дворянском собрании. Антон Владимирович, как всегда, прошел к карточному столу, оставив ее беседовать с госпожой Колюбакиной, недавно приехавшей из столицы. Потом начались танцы, и к Марии Викторовне подошел он.

Князь Ухтомский был молод, богат, хорош собой. В свою устюженскую усадьбу он наезжал из Петербурга лишь летом, как на дачу. Приезд князя в уезд в столь неурочное время слухи приписывали каким-то неотложным делам по имению. В Собрание Ухтомский заехал случайно, ради забавы. Ему, столичному щеголю, было любопытно взглянуть на манерных провинциальных дам. И вдруг… Стройный стан, тонкие черты лица, мягкая, какая-то по-детски беззащитная улыбка этой женщины привлекли его внимание. Сосед по имению представил князя Марии Викторовне, и он пригласил ее на вальс. Прочее она помнила смутно. Что было тому виной – бокал шампанского, нежный взгляд князя или вид противно трясущихся рук супруга? Когда она заглянула в «карточный» кабинет, Антон Владимирович нервно перетасовывал колоду и, едва увидев жену, бросил раздраженно:

- Маша, поезжай домой одна. Я скоро буду.

Мария Викторовна вдруг отчетливо вспомнила, какое отвращение и одновременно странное равнодушие испытала она тогда ко всему происходящему. Не возразив, молча вышла в гардеробную. Князь стоял у дверей в своем модном парижском пальто. Он вызвался ее проводить. Она не отказалась. Закутавшись в один тулуп, они долго катались на санях по подмерзшему к ночи снегу. Выехали за город… Домой она вернулась под утро, опустошенная и почти раскаявшаяся в своем падении. Прислуга, открыв ей дверь, сказала, что барин еще не возвращался.

Прошло два с лишним года. С Ухтомским Мария Викторовна больше не виделась, хотя князь однажды писал к ней, пытаясь возобновить приятное знакомство. Она мечтала о нем, но на письмо не ответила. Он гордо замолчал. Ровно через девять месяцев после того «масленичного» бала Мария Викторовна родила мужу давно желанного сына. Малыша назвали Николенькой. Антон Владимирович был счастлив, но карты не бросил. Вчера вечером он вновь уехал в Собрание, привычно поцеловав супругу и посоветовав ей ложиться спать, не дожидаясь его возвращения.

Мария Викторовна проснулась среди ночи с неясным предчувствием беды и тут же услышала бряканье графина в гостиной. Накинув шаль, она вышла к мужу. Он сидел за столом, низко опустив голову и сгорбившись, как старик. Мария Викторовна устало опустилась в кресло:

- Сколько на этот раз?

То, что она услышала, было ужасно. Он проиграл все – их небольшие сбережения, маленький участок земли в Маловосновской волости, городской дом и даже казенные деньги. Мария Викторовна сидела окаменевшая, до боли сжимая на груди заледеневшие руки. Муж что-то долго объяснял ей. То ли каялся, то ли оправдывался. Наконец, она пришла в себя. Молча встала. Пройдя в спальню, достала из секретера свое последнее сокровище – жемчужное ожерелье, свадебный подарок отца. Вернувшись в гостиную, протянула бархатную коробочку с драгоценностью мужу:

- Продай, здесь хватит, чтобы вернуть в управу казенные деньги.

Муж попытался что-то робко возразить, но она вдруг впервые за многолетнее их супружество повысила голос:

- Антон, уезжай, прошу тебя. Не позорь меня и детей. Я сама выкуплю дом.

 Он уехал через час, не взяв никаких вещей и не рискнув поцеловать жену на прощание. А еще через полчаса она отправила человека с запиской к князю, который, по слухам, вот уже месяц жил с супругой в своей усадьбе.

…Мария Викторовна отошла от окна и потянула ленту звонка, вызывая прислугу. Пора было одеваться.

Ухтомский приехал во второй половине дня. Прислуга проводила его в гостиную, куда, окинув себя взглядом в зеркало, поспешила и Мария Викторовна. Он стоял посреди комнаты и разглядывал скромную провинциальную обстановку. Мария Викторовна протянула ему руку для поцелуя и усадила в кресло. Щеки ее пылали. Князь, чувствуя смущение хозяйки, повел ни к чему не обязывающий светский разговор, но Мария Викторовна оказалась не в состоянии поддерживать легкую болтовню. Ее обуял неподдельный страх. Ей все мерещилось, что сейчас раздастся звонок, и в дом пожалуют беспощадные кредиторы. Что будет с ней, с дочерьми, с маленьким Николенькой?

- Вы хотели меня видеть? Что случилось?

Князь смотрел на нее с участием. И тут Мария Викторовна не выдержала. Кусая губы от унижения, она рассказала ему о карточном долге мужа и возможном выселении ее семьи из этого дома:

- Поверьте, князь, меня менее всего беспокоит собственная судьба, но дети, мои девочки и… сын.

Мария Викторовна вдруг замолчала. Потом собралась с духом и добавила:

- Николеньке уже год и… восемь месяцев.

Удивленный странным тоном хозяйки, Ухтомский взглянул ей в глаза и в одно мгновение понял все. Лицо его напряглось, губы сложились в презрительную гримасу:

- Что же Вы хотите от меня, сударыня?

- Помогите отсрочить срок платежа. Ваше слово имеет вес в Дворянском собрании. Вас послушают. Я найду деньги позже. Родные не оставят моих детей… моего сына.

Боже мой, такого стыда она не испытывала никогда. Князь медленно встал с кресла, подошел к окну. В комнате повисло тяжелое молчание. Мария Викторовна покорно ждала его приговора. Ухтомскому вдруг стало жаль эту несчастную, загнанную в угол женщину. Он понял, что ей пришлось переступить через себя, чтобы обратиться к нему с такой просьбой. Если к нему, значит больше не к кому. Значит он – ее последняя надежда. Глядя в окно, князь медленно произнес:

- Я помогу Вам, сударыня. Карточный долг – дело чести. Он должен быть уплачен.

К вечеру того же дня управляющий Ухтомских привез Марии Викторовне пакет. Разорвав плотную бумагу, она достала письмо. «Сударыня, - писал князь. – Высылаю Вам некоторую сумму. Это мой подарок на будущие именины Вашего сына. Распорядитесь деньгами ему во благо. Зная Вашу скромность, не хочу упоминать о том, что слухи о сием подарке были бы в уезде весьма нежелательны. Целую Вашу руку». Подпись была неразборчива.

Мария Викторовна взяла надорванный пакет, достала толстую пачку ассигнаций. Ей вдруг снова припомнился тот «масленичный» бал, влюбленные глаза князя, маленький охотничий домик в лесу. Уронив голову на стол, женщина зарыдала в голос, хороня в сердце свою короткую тайную любовь, мимолетное несостоявшееся счастье.

Наплакавшись вдоволь, на много лет вперед, она молча встала и прошла в детскую, где сладко посапывал в своей кроватке маленький Николенька. Нежно глядя на сына, Мария Викторовна только теперь осознала, что все страхи уже позади. Честь ее семьи была спасена. Она уплатит этот проклятый карточный долг.